Страница:
– Не сплю, – подал голос Жермон. – Что случилось?
– Мой генерал, гонец от Ансела.
2
3
Глава 5
1
2
3
Глава 6
1
– Мой генерал, гонец от Ансела.
2
Его величество Хайнрих средь лебедей, сердец и изумрудов выглядел почти Манриком. Савиньяк не сомневался как в том, что весть о низвержении Фридриха уже разнеслась по всей армии, так и в том, что трактирщик, тщательно спрятав золото, бросил полученного в придачу «гусеворона» в печку. Миниатюра работы Зауфа стоила дороже провинциального трактира, но откуда знать об этом бедняге гаунау? И кому бы он продал доставшееся счастье? Не Хайнриху же?
Командующий отхлебнул чего-то, что приходилось считать шадди, зевнул и вновь занялся картой. Шел третий час ночи, а приказа, за которым с рассветом явится Хеллинген, еще не существовало. Армия не сомневалась, что задерет одинокого «медвежонка», Лионель же, хоть и велел готовиться к маршу, думал о другом. Если верить карте, после несомненного разгрома вражеского корпуса у победителя останется только одна дорога. Куда бы он ни пошел. И вперед, и назад – одна, сворачивать некуда.
Невозможность маневра Лионеля раздражала даже во дворце. Лишись граф родового герба, он бы сделал своим новым символом лиса. Золотого лиса на перекрестье дорог: одна дорога – это не дорога! Пускай крупных сил противника рядом не замечено, это не повод лезть в мешок.
Лионель не мог знать наверняка о приближении Хайнриха, только догадываться. Между армиями оставалось не меньше трех дней пути. Это гонцы на сменных конях успевают за сутки, напрямик, по известным лишь местным тропам… Люди Реддинга их не видят, как гаунау не видят людей Реддинга. Обе армии, по большому счету, слепы. Савиньяк слегка передвинул исчерканный лист. Теперь он смотрел на Липпе и городишко Кребсзее в четырех днях пути от столицы, словно бы созданный для сосредоточения королевской армии.
Сюда мог подойти сам король со столичными полками и артиллерией, сюда же сам Леворукий велел стягивать двигавшиеся к южной границе войска. Те, что предназначались в помощь штурмующим бергерские перевалы генералам. Сколько бы у Хайнриха ни оказалось резервов, собирать их придется не один день. Нет, куда ни кинь, Кребсзее не миновать. Король просто обязан там задержаться, и там же он узнает, что талигойцы, заморочив голову приграничному корпусу, повернули на Грогге. Командующий корпуса не Фридрих и, скорее всего, не дурак, да и деваться ему некуда. Придется каяться в грехах. В том, что, будучи введен в заблуждение ложным маневром, свернул на юг и оказался слишком далеко от цели.
Хайнрих же… Хайнрих изучит карту, возможно, точно такую же, прикинет время и прикажет облапошенному форсированным маршем двигаться к Гроггехюгель. Там лесистая равнина переходит в лесистые же холмы, а разделяет их широкая дорога, основной проезжий путь в данной местности. Надо занять позицию на холмах, взять под контроль дорогу и позволить противнику об этом узнать.
Именно так! Жирный не станет тянуть, он попытается поймать гостей сразу же, без долгих маневров. Отвлечь внимание на вспомогательные силы, подкрасться с тыла и навязать бой, зажав с двух сторон.
«Медвежонок» – приманка, уже на месте и ждет. «Медведь» двинулся вчера или позавчера. Не раньше, раньше просто не сползлись бы резервы, и потом, «олень» должен успеть заиграться с «медвежонком». Получится – прекрасно. «Гости» сумеют ускользнуть? Ничего страшного, далеко не убегут, зато по маневрам станет ясно, с кем имеешь дело. От пересказов толку мало: не поймешь, где случайность, где собственная глупость, где хитрый вражеский умысел.
– Увы, свидания не будет, – негромко подвел итог Проэмперадор Севера и свернул карту. – Утром 24-го дня месяца Весенних Волн вверенная маршалу Савиньяку армия покинет Грогге, чтобы, скрывшись из глаз неприятеля, повернуть назад, туда же, откуда она явилась.
До рассвета оставалось часа три, и маршал собирался их проспать, но лишь дописав приказ, который удивит всех, но своих удивит сильнее.
Завтра к вечеру егеря проверят дорогу, ведущую на юг, и узнают от местных, что фрошеры здесь не проходили. И в самом городе их тоже уже нет. Куда делись – неизвестно. Получив подобное донесение, Хайнрих хмыкнет, недовольно оглядит генералов и велит идти прямо в Грогге: раз на полпути перехватить врага не получилось, встанем в городе и начнем поиски. Восточная провинция не такая уж и большая, найдем, а потом и раздавим.
Пропавшая же армия через день объявится у Мрма, городишки, главным достоинством которого является кошачье имечко и то, что из него ведут сразу три дороги, а одна из них вскоре еще и разветвляется. Там можно еще раз оглядеться и попробовать угадать, чего же хотят гаунау на сей раз.
Почти сгоревшая свеча замерцала, Лионель ее заменил и принялся оттачивать перо. Самые важные приказы маршал писал собственноручно, а этот был важным. Игра в «догонялки», которая замысливалась еще в Кадане, началась, и никто не мог сказать, чем и когда она закончится.
Командующий отхлебнул чего-то, что приходилось считать шадди, зевнул и вновь занялся картой. Шел третий час ночи, а приказа, за которым с рассветом явится Хеллинген, еще не существовало. Армия не сомневалась, что задерет одинокого «медвежонка», Лионель же, хоть и велел готовиться к маршу, думал о другом. Если верить карте, после несомненного разгрома вражеского корпуса у победителя останется только одна дорога. Куда бы он ни пошел. И вперед, и назад – одна, сворачивать некуда.
Невозможность маневра Лионеля раздражала даже во дворце. Лишись граф родового герба, он бы сделал своим новым символом лиса. Золотого лиса на перекрестье дорог: одна дорога – это не дорога! Пускай крупных сил противника рядом не замечено, это не повод лезть в мешок.
Лионель не мог знать наверняка о приближении Хайнриха, только догадываться. Между армиями оставалось не меньше трех дней пути. Это гонцы на сменных конях успевают за сутки, напрямик, по известным лишь местным тропам… Люди Реддинга их не видят, как гаунау не видят людей Реддинга. Обе армии, по большому счету, слепы. Савиньяк слегка передвинул исчерканный лист. Теперь он смотрел на Липпе и городишко Кребсзее в четырех днях пути от столицы, словно бы созданный для сосредоточения королевской армии.
Сюда мог подойти сам король со столичными полками и артиллерией, сюда же сам Леворукий велел стягивать двигавшиеся к южной границе войска. Те, что предназначались в помощь штурмующим бергерские перевалы генералам. Сколько бы у Хайнриха ни оказалось резервов, собирать их придется не один день. Нет, куда ни кинь, Кребсзее не миновать. Король просто обязан там задержаться, и там же он узнает, что талигойцы, заморочив голову приграничному корпусу, повернули на Грогге. Командующий корпуса не Фридрих и, скорее всего, не дурак, да и деваться ему некуда. Придется каяться в грехах. В том, что, будучи введен в заблуждение ложным маневром, свернул на юг и оказался слишком далеко от цели.
Хайнрих же… Хайнрих изучит карту, возможно, точно такую же, прикинет время и прикажет облапошенному форсированным маршем двигаться к Гроггехюгель. Там лесистая равнина переходит в лесистые же холмы, а разделяет их широкая дорога, основной проезжий путь в данной местности. Надо занять позицию на холмах, взять под контроль дорогу и позволить противнику об этом узнать.
Именно так! Жирный не станет тянуть, он попытается поймать гостей сразу же, без долгих маневров. Отвлечь внимание на вспомогательные силы, подкрасться с тыла и навязать бой, зажав с двух сторон.
«Медвежонок» – приманка, уже на месте и ждет. «Медведь» двинулся вчера или позавчера. Не раньше, раньше просто не сползлись бы резервы, и потом, «олень» должен успеть заиграться с «медвежонком». Получится – прекрасно. «Гости» сумеют ускользнуть? Ничего страшного, далеко не убегут, зато по маневрам станет ясно, с кем имеешь дело. От пересказов толку мало: не поймешь, где случайность, где собственная глупость, где хитрый вражеский умысел.
– Увы, свидания не будет, – негромко подвел итог Проэмперадор Севера и свернул карту. – Утром 24-го дня месяца Весенних Волн вверенная маршалу Савиньяку армия покинет Грогге, чтобы, скрывшись из глаз неприятеля, повернуть назад, туда же, откуда она явилась.
До рассвета оставалось часа три, и маршал собирался их проспать, но лишь дописав приказ, который удивит всех, но своих удивит сильнее.
Завтра к вечеру егеря проверят дорогу, ведущую на юг, и узнают от местных, что фрошеры здесь не проходили. И в самом городе их тоже уже нет. Куда делись – неизвестно. Получив подобное донесение, Хайнрих хмыкнет, недовольно оглядит генералов и велит идти прямо в Грогге: раз на полпути перехватить врага не получилось, встанем в городе и начнем поиски. Восточная провинция не такая уж и большая, найдем, а потом и раздавим.
Пропавшая же армия через день объявится у Мрма, городишки, главным достоинством которого является кошачье имечко и то, что из него ведут сразу три дороги, а одна из них вскоре еще и разветвляется. Там можно еще раз оглядеться и попробовать угадать, чего же хотят гаунау на сей раз.
Почти сгоревшая свеча замерцала, Лионель ее заменил и принялся оттачивать перо. Самые важные приказы маршал писал собственноручно, а этот был важным. Игра в «догонялки», которая замысливалась еще в Кадане, началась, и никто не мог сказать, чем и когда она закончится.
3
Повозку, удостоившуюся чести везти генерала Ариго, постарались обустроить как можно удобней, но матрасы и одеяла помогали мало. С самого начала марша все неровности, кочки и ямы немедленно отдавались в раненой ноге, но к боли Жермон притерпелся, а вот оставленный форт было жаль едва ли не до слез. Печальный Язык еще мог защищаться, он хотел защищаться. Старый, заброшенный, он на несколько недель стал нужным и важным, за него были готовы умереть, он поверил, он принял защитников и полюбил, а те ночью ушли. Тихо, воровато, прикрыв обман полусотней конных, которые при первых выстрелах тоже сбегут. Останутся разбитые стены и заклепанные, изуродованные пушки, которым за верность намертво забили горло… Мерзко… Вдвойне мерзко, потому что избитым стенам и реке не объяснишь, что Бруно обыграл старого Вольфганга, Ансел встретил на талигойском берегу дриксов, а защищать камни ради самих камней люди не станут никогда. Форту не объяснишь… Не объяснишь…
Лекарь ныл, что генерала растрясло, у него жар и надо остановиться. Жермон не давал. Он не для того бросил Печальный Язык, чтобы валяться в палатке под охраной двух тысяч человек. Скрипели колеса, жаловалось на жизнь бедро, морозило и тошнило. Ариго понимал, что врач прав, но гнал людей от больше не защищавшей Талиг Хербсте туда, где им самим придется стать и рекой, и бастионами… Два полка – это немного. Два вовремя подошедших полка могут решить исход сражения, но для этого нужно подгадать… Подгадать и успеть…
Жермон поежился и украдкой, под плащом, нащупал пульс. За несколько дней он выучился его находить и даже проверять. Пульс частил, по спине бегали мурашки, но признаваться и просить помощи не хотелось, а лекарь, как назло, обернулся. Ариго резко выдернул из-под одеяла руку, подкрутил усы и окликнул ехавшего рядом с телегой Придда:
– Вы мне нужны.
Придд молча спрыгнул со светло-серого, почти серебряного мориска и зацепил поводья за луку седла. На таких лошадях редко воюют, уж слишком они… гвардейские.
– Мой генерал? – Валентин ловко вскочил в ползущую телегу. Серый спокойно шагал рядом, словно какая-нибудь торская лохматка.
– Вам не жаль Печальный Язык? – Откровенничать с мальчишкой, похоже, входило в привычку. – У меня жар, я понимаю…
– Я здоров, но мне тоже жаль. Оставлять то, что еще можно защищать, всегда неприятно.
– Вы удивительно умеете… подбирать слова.
– Меня этому учили, к тому же я оставил собственный дом. Мне казалось, он смотрит мне в спину, я едва не обернулся… Мой генерал, слышите? Впереди колонны. Разрешите?
Прыжок наземь, прыжок в седло. Топот. То, что молодой полковник трется возле командующего, никого не удивляет и не злит. Оставшийся в осажденном форте и дважды ходивший на тот берег Зараза мог позволить себе и не такое. Именно Валентин, не удовлетворенный тем, что видел Кроунер, пошел за ответом и нашел его. Герцог даже не пытался считать стоявших напротив форта «гусей»; переплыв вместе с конем Хербсте выше по течению, он отправился туда, где, окажись Жермон прав, должен был пройти обоз. Отправился и отыскал следы, как старые, так и совсем свежие. Лагерь у Печального Языка был перевалочным на пути к двойной переправе: через заболоченную Штарбах и Хербсте. Переправе, которой воспользовался Бруно. Валентин вернулся средь бела дня и доложил об открытии. Именно тогда у Баваара и вырвалось восхищенное «зар-р-раза!». И прилипло к Придду намертво, став его первым орденом. Такие прозвища стоят дорого. Король, подписывая орденский патент, может ошибиться, рота, полк, армия – никогда.
Лекарь ныл, что генерала растрясло, у него жар и надо остановиться. Жермон не давал. Он не для того бросил Печальный Язык, чтобы валяться в палатке под охраной двух тысяч человек. Скрипели колеса, жаловалось на жизнь бедро, морозило и тошнило. Ариго понимал, что врач прав, но гнал людей от больше не защищавшей Талиг Хербсте туда, где им самим придется стать и рекой, и бастионами… Два полка – это немного. Два вовремя подошедших полка могут решить исход сражения, но для этого нужно подгадать… Подгадать и успеть…
Жермон поежился и украдкой, под плащом, нащупал пульс. За несколько дней он выучился его находить и даже проверять. Пульс частил, по спине бегали мурашки, но признаваться и просить помощи не хотелось, а лекарь, как назло, обернулся. Ариго резко выдернул из-под одеяла руку, подкрутил усы и окликнул ехавшего рядом с телегой Придда:
– Вы мне нужны.
Придд молча спрыгнул со светло-серого, почти серебряного мориска и зацепил поводья за луку седла. На таких лошадях редко воюют, уж слишком они… гвардейские.
– Мой генерал? – Валентин ловко вскочил в ползущую телегу. Серый спокойно шагал рядом, словно какая-нибудь торская лохматка.
– Вам не жаль Печальный Язык? – Откровенничать с мальчишкой, похоже, входило в привычку. – У меня жар, я понимаю…
– Я здоров, но мне тоже жаль. Оставлять то, что еще можно защищать, всегда неприятно.
– Вы удивительно умеете… подбирать слова.
– Меня этому учили, к тому же я оставил собственный дом. Мне казалось, он смотрит мне в спину, я едва не обернулся… Мой генерал, слышите? Впереди колонны. Разрешите?
Прыжок наземь, прыжок в седло. Топот. То, что молодой полковник трется возле командующего, никого не удивляет и не злит. Оставшийся в осажденном форте и дважды ходивший на тот берег Зараза мог позволить себе и не такое. Именно Валентин, не удовлетворенный тем, что видел Кроунер, пошел за ответом и нашел его. Герцог даже не пытался считать стоявших напротив форта «гусей»; переплыв вместе с конем Хербсте выше по течению, он отправился туда, где, окажись Жермон прав, должен был пройти обоз. Отправился и отыскал следы, как старые, так и совсем свежие. Лагерь у Печального Языка был перевалочным на пути к двойной переправе: через заболоченную Штарбах и Хербсте. Переправе, которой воспользовался Бруно. Валентин вернулся средь бела дня и доложил об открытии. Именно тогда у Баваара и вырвалось восхищенное «зар-р-раза!». И прилипло к Придду намертво, став его первым орденом. Такие прозвища стоят дорого. Король, подписывая орденский патент, может ошибиться, рота, полк, армия – никогда.
Глава 5
Талиг. Придда
400 год К.С. 1-й день Весенних Молний
1
– Мой генерал, передовой дозор обстрелян противником в полухорне от нас. Полковник Берк остановил колонну и выслал вперед один эскадрон для прикрытия. Пехота готовится к бою.
– Вы уверены, что бой будет? Сколько дриксов видели дозорные?
– Стреляли из рощи. Вряд ли их там много, роща слишком маленькая, но Берк не хочет рисковать. Дальше, за ручьем, варитские курганные кольца. Это место вполне подходит для засады.
– Подробнее.
Подробности не радовали. Дозорные не смогли первыми увидеть «гусей», уж слишком хорошо те притаились в лесочке на берегу полноводного по весне ручья. Но добросовестный сержант-драгун с парой солдат решил пошарить под деревьями – за свое старание он поплатился жизнью, еще один драгун получил пулю в бок, но о присутствии дриксов узнали вовремя.
– Закатные твари… – Жермон, сжав зубы в предчувствии боли, ухватился за край повозки. Предчувствие оправдалось в полной мере, но он все равно смог сесть! А скоро сможет и встать. – Валентин, распорядитесь насчет носилок. Пусть меня тащат к Берку.
– Мой генерал! Вам не… – вылез коновал.
– Вас не спрашивают. Валентин!
– Сейчас, мой генерал.
Берк от их появления в восторг не пришел, но сдержался и даже не напомнил о ране. Жермон выслушал доклад, в котором не было ничего нового, и потребовал трубу. Накатившее возбуждение глушило боль, позволяя сосредоточиться на деле. Ариго внимательно, стараясь не упустить ни единой подробности, разглядывал место возможного боя. Ровное поле, ручей, рощица… Она действительно маленькая, и сотни всадников не спрятать. Слева и справа равнина, оттуда сюрпризов ждать не приходится. А вот и курганы… От них до ручья минут пять хорошей скачки.
– Валентин, что вы знаете об этих кольцах? Что там внутри?
– Должно быть просто ровное место.
Ровное место… Где вполне поместятся и две, и три сотни легкоконных, состязаться с которыми могут люди Баваара, но никак не драгуны. Ладно, вначале надо убедиться, что там вообще кто-то есть.
Берк тоже так думал. Помолчали, пока от командира эскадрона, отправленного прочесать коварную рощицу, не прискакал гонец: полтора десятка конных ушли на ту сторону ручья и дальше, к холмам. Подковы – дриксенские, размер небольшой. Явно не тяжелая кавалерия и вряд ли драгуны, у тех лошади тоже покрупнее будут.
– Действительно легкоконные, – пробурчал Жермон.
Берк пожал плечами. Дескать, раз тут генерал, его дело полковничье – исполнять. Стоявший тут же Рёдер угрюмо разглядывал варитскую древность, похоже, вспоминал об оставленном, несмотря на все комендантские возражения, форте.
– Рёдер, что скажете?
– Надо проверить. Если они там и впрямь засели, мы их выбьем. Это им не Печальный Язык.
Хочет отыграться, бедняга. А кто не хочет?
– Взглянуть, конечно, надо, но очень не хочется задерживаться.
– Дриксы могут быть просто дозором, – предположил Берк. – Обнаружили врага и несутся к своим с докладом.
– Вполне возможно. Что ж, господа… Терять время и топтаться на месте не будем. Всех драгун немедленно к ручью. Берк, подтягивайте пехоту туда же. До темноты далеко. Нужно и с курганами выяснить, и успеть убраться.
– Вы уверены, что бой будет? Сколько дриксов видели дозорные?
– Стреляли из рощи. Вряд ли их там много, роща слишком маленькая, но Берк не хочет рисковать. Дальше, за ручьем, варитские курганные кольца. Это место вполне подходит для засады.
– Подробнее.
Подробности не радовали. Дозорные не смогли первыми увидеть «гусей», уж слишком хорошо те притаились в лесочке на берегу полноводного по весне ручья. Но добросовестный сержант-драгун с парой солдат решил пошарить под деревьями – за свое старание он поплатился жизнью, еще один драгун получил пулю в бок, но о присутствии дриксов узнали вовремя.
– Закатные твари… – Жермон, сжав зубы в предчувствии боли, ухватился за край повозки. Предчувствие оправдалось в полной мере, но он все равно смог сесть! А скоро сможет и встать. – Валентин, распорядитесь насчет носилок. Пусть меня тащат к Берку.
– Мой генерал! Вам не… – вылез коновал.
– Вас не спрашивают. Валентин!
– Сейчас, мой генерал.
Берк от их появления в восторг не пришел, но сдержался и даже не напомнил о ране. Жермон выслушал доклад, в котором не было ничего нового, и потребовал трубу. Накатившее возбуждение глушило боль, позволяя сосредоточиться на деле. Ариго внимательно, стараясь не упустить ни единой подробности, разглядывал место возможного боя. Ровное поле, ручей, рощица… Она действительно маленькая, и сотни всадников не спрятать. Слева и справа равнина, оттуда сюрпризов ждать не приходится. А вот и курганы… От них до ручья минут пять хорошей скачки.
– Валентин, что вы знаете об этих кольцах? Что там внутри?
– Должно быть просто ровное место.
Ровное место… Где вполне поместятся и две, и три сотни легкоконных, состязаться с которыми могут люди Баваара, но никак не драгуны. Ладно, вначале надо убедиться, что там вообще кто-то есть.
Берк тоже так думал. Помолчали, пока от командира эскадрона, отправленного прочесать коварную рощицу, не прискакал гонец: полтора десятка конных ушли на ту сторону ручья и дальше, к холмам. Подковы – дриксенские, размер небольшой. Явно не тяжелая кавалерия и вряд ли драгуны, у тех лошади тоже покрупнее будут.
– Действительно легкоконные, – пробурчал Жермон.
Берк пожал плечами. Дескать, раз тут генерал, его дело полковничье – исполнять. Стоявший тут же Рёдер угрюмо разглядывал варитскую древность, похоже, вспоминал об оставленном, несмотря на все комендантские возражения, форте.
– Рёдер, что скажете?
– Надо проверить. Если они там и впрямь засели, мы их выбьем. Это им не Печальный Язык.
Хочет отыграться, бедняга. А кто не хочет?
– Взглянуть, конечно, надо, но очень не хочется задерживаться.
– Дриксы могут быть просто дозором, – предположил Берк. – Обнаружили врага и несутся к своим с докладом.
– Вполне возможно. Что ж, господа… Терять время и топтаться на месте не будем. Всех драгун немедленно к ручью. Берк, подтягивайте пехоту туда же. До темноты далеко. Нужно и с курганами выяснить, и успеть убраться.
2
Едва первый батальон пехоты дошел до ручья, Жермон отправил на тот берег все три эскадрона. Драгуны развернулись в боевой порядок, прикрывая переправу, разведчики Баваара выдвинулись дальше, в сторону курганов. Неторопливо и осмотрительно, как капитан и обещал. Через полчаса к ручью подтянулись все, включая маленький обоз и теперь немногочисленную артиллерию. Жермон еще раз огляделся – залитая желтым вечерним светом равнина была пуста, никаких подозрительных движений, никаких точек и пятен на горизонте. Если враг и есть, то он рядом, за древними насыпями. Посылать Баваара под возможные выстрелы не хотелось, людей и так немного, а разведчики сейчас ценны вдвойне, если не втройне.
– Берк, переводите пехоту. Всем приготовиться к бою. Валентин, останетесь со мной.
– Слушаюсь.
Арно стал бы спорить и рваться вперед, этот же только шляпу поправил. Мы начальству не перечим, просто все выворачиваем по-своему.
– Валентин, где вы видели такие могильники?
– На гравюре в одной книге, но там они выглядели только что насыпанными.
– Это, часом, был не Павсаний?
– Нет, Фелипе Рафиано. Он писал, что курганные кольца остались от древних варитов, но их предназначение в точности не известно. Это в равной степени могут быть могильники, насыпи, сделанные в память тех, кто погиб на чужбине, или что-то связанное с еще седоземельскими верованиями. Курганные кольца всегда насыпали недалеко от реки или хотя бы ручья. В Дриксен и Гаунау таких мест довольно много, хотя после принятия эсператизма насыпи одно время срывали, но на южном берегу Хербсте они – редкость. К своему стыду, про это кольцо я даже не слышал.
– А я и не про это не слышал, – рассмеялся Ариго и вновь с наслаждением выздоравливающего прижал к глазу трубу.
Пехотинцы уже переходили ручей по колено, а то и по пояс в воде, выбирались на тот берег, строились по обеим сторонам от места переправы. До заката переберутся все. Любопытно будет взглянуть с насыпи на заходящее солнце, да и место для лагеря лучше не придумать. Если, конечно, его не успели занять…
Как оказалось, успели. Почему командир «гусей» решил атаковать именно сейчас, почему он вообще решил атаковать, Жермон так и не понял, но это произошло. Сначала стало видно, как спешно разворачивают коней люди Баваара, потом из ложбин между курганами выплеснулись всадники. Несколько десятков. Это было лишь началом, из-за крайнего холма выскочили еще с пару сотен дриксов и с гиком погнали коней на изготовившихся к стрельбе драгун.
– Эх, – не выдержал Рёдер, – если б успели переправить пушки!..
– И так обойдутся. – Берк принялся нашаривать несуществующую трубу, вспомнил, где она, и немедленно сделал вид, что ищет что-то в кармане. Жермон усмехнулся, но трубу не отдал, все и так шло неплохо. Так неплохо, что старшие воинские начальники могли просто смотреть и получать удовольствие.
Капитан Зантола, командовавший первым батальоном, соображал быстро, его мушкетеры бегом кинулись вперед, подпирая драгунский строй. Громыхнул слитный, мощный залп. Рановато, еще бы шагов тридцать, но помогло и это. Вражеская конница раздалась в обе стороны и отвернула, тут же с дриксенской стороны затрещали ответные выстрелы.
Жермон повел присвоенной трубой. Темных тел на яркой, испятнанной цветами траве осталось гораздо больше, чем он ожидал, правда, большинство конских. Оставшиеся без лошадей всадники, кто был в состоянии, поднимались, им на помощь спешили товарищи, подхватывали к себе и увозили. На знакомых темных мундирах мелькало что-то оранжевое и белое… «Забияки»… Легкоконные. Встречаться с ними Жермону еще не доводилось, но Людвиг отзывался о них неплохо. Вот и познакомились.
Второй залп. Теперь вперед пошли драгуны. «Забияки» боя не приняли, дали несколько выстрелов и унеслись в обход курганов. Догонять никто не пытался, но разведчики тут же отправились следом, стараясь не упускать отбывающих из вида.
– Ну и зачем все это представление? – недовольно буркнул Берк. – Потеряли где-то… С десяток, не меньше. У нас хорошо если половину от того. Чего хотели-то?
– А кошки их знают! – отмахнулся Ариго. – Пусть Зантола проверит тела… Может, второпях кого из раненых оставили. Хотелось бы поговорить.
– Проверим… Мой генерал, пехота переправилась полностью. Нам тоже пора, но для носилок вода стоит слишком высоко.
Леворукий, как же неохота возвращаться в эту несчастную повозку… Ничего, завтра он попробует встать, и пусть этот коновал вякнет хоть слово!
– Высоко так высоко. Я топиться не собираюсь.
– Берк, переводите пехоту. Всем приготовиться к бою. Валентин, останетесь со мной.
– Слушаюсь.
Арно стал бы спорить и рваться вперед, этот же только шляпу поправил. Мы начальству не перечим, просто все выворачиваем по-своему.
– Валентин, где вы видели такие могильники?
– На гравюре в одной книге, но там они выглядели только что насыпанными.
– Это, часом, был не Павсаний?
– Нет, Фелипе Рафиано. Он писал, что курганные кольца остались от древних варитов, но их предназначение в точности не известно. Это в равной степени могут быть могильники, насыпи, сделанные в память тех, кто погиб на чужбине, или что-то связанное с еще седоземельскими верованиями. Курганные кольца всегда насыпали недалеко от реки или хотя бы ручья. В Дриксен и Гаунау таких мест довольно много, хотя после принятия эсператизма насыпи одно время срывали, но на южном берегу Хербсте они – редкость. К своему стыду, про это кольцо я даже не слышал.
– А я и не про это не слышал, – рассмеялся Ариго и вновь с наслаждением выздоравливающего прижал к глазу трубу.
Пехотинцы уже переходили ручей по колено, а то и по пояс в воде, выбирались на тот берег, строились по обеим сторонам от места переправы. До заката переберутся все. Любопытно будет взглянуть с насыпи на заходящее солнце, да и место для лагеря лучше не придумать. Если, конечно, его не успели занять…
Как оказалось, успели. Почему командир «гусей» решил атаковать именно сейчас, почему он вообще решил атаковать, Жермон так и не понял, но это произошло. Сначала стало видно, как спешно разворачивают коней люди Баваара, потом из ложбин между курганами выплеснулись всадники. Несколько десятков. Это было лишь началом, из-за крайнего холма выскочили еще с пару сотен дриксов и с гиком погнали коней на изготовившихся к стрельбе драгун.
– Эх, – не выдержал Рёдер, – если б успели переправить пушки!..
– И так обойдутся. – Берк принялся нашаривать несуществующую трубу, вспомнил, где она, и немедленно сделал вид, что ищет что-то в кармане. Жермон усмехнулся, но трубу не отдал, все и так шло неплохо. Так неплохо, что старшие воинские начальники могли просто смотреть и получать удовольствие.
Капитан Зантола, командовавший первым батальоном, соображал быстро, его мушкетеры бегом кинулись вперед, подпирая драгунский строй. Громыхнул слитный, мощный залп. Рановато, еще бы шагов тридцать, но помогло и это. Вражеская конница раздалась в обе стороны и отвернула, тут же с дриксенской стороны затрещали ответные выстрелы.
Жермон повел присвоенной трубой. Темных тел на яркой, испятнанной цветами траве осталось гораздо больше, чем он ожидал, правда, большинство конских. Оставшиеся без лошадей всадники, кто был в состоянии, поднимались, им на помощь спешили товарищи, подхватывали к себе и увозили. На знакомых темных мундирах мелькало что-то оранжевое и белое… «Забияки»… Легкоконные. Встречаться с ними Жермону еще не доводилось, но Людвиг отзывался о них неплохо. Вот и познакомились.
Второй залп. Теперь вперед пошли драгуны. «Забияки» боя не приняли, дали несколько выстрелов и унеслись в обход курганов. Догонять никто не пытался, но разведчики тут же отправились следом, стараясь не упускать отбывающих из вида.
– Ну и зачем все это представление? – недовольно буркнул Берк. – Потеряли где-то… С десяток, не меньше. У нас хорошо если половину от того. Чего хотели-то?
– А кошки их знают! – отмахнулся Ариго. – Пусть Зантола проверит тела… Может, второпях кого из раненых оставили. Хотелось бы поговорить.
– Проверим… Мой генерал, пехота переправилась полностью. Нам тоже пора, но для носилок вода стоит слишком высоко.
Леворукий, как же неохота возвращаться в эту несчастную повозку… Ничего, завтра он попробует встать, и пусть этот коновал вякнет хоть слово!
– Высоко так высоко. Я топиться не собираюсь.
3
Одного из дриксов, получившего пулю в бок и при падении сломавшего спину, добил Баваар, не забыв при этом прикончить и покалеченных коней. Еще один «забияка» отделался вывихнутой ногой и разбитым лицом. Говорить он мог и отнюдь не стремился принять смерть за кесаря и великую Дриксен. Правда, сам оказался каданцем. Таких наемников в легкоконных полках кесарии хватало: почему-то сами дриксы были мало расположены к подобной службе.
Жермон смотрел на опухшую физиономию и понимал, что нужно поручить пленного Берку и попросить помощи если не у лекаря, то у Валентина, но отчего-то хрипло велел пленнику назваться. Тот не понял, Валентин повторил вопрос на дриксен, и Жермон почувствовал себя дураком. Пленник смотрел на генерала словно из-под воды. Начни он запираться, Ариго отдал бы его Берку с Бавааром, но каданец заговорил.
– Капрал Медоуз, – довольно бодро сообщил он и по собственному почину добавил: – Три года в Южной армии его величества Готфрида… Еще бы год, и домой!
– Что тут делали «Забияки»? – В другую войну и в другом состоянии Жермон каданцу даже посочувствовал бы, но сейчас пошли другие ставки.
– На разведку ходили, – не стал скрытничать Медоуз. – Тому четыре дня, как фрошеры… то есть ваши, с тыла врезали по корпусу фок Ахтентаннена… Он вроде как в сторону намылился, чтобы фро… обойти ваших. Ну, ему похлебку-то и расплескали, и тут такое началось… Холку-то всем «сам» мылил, вот они и заскакали. Наш аж целый полк во все стороны разогнал, чтоб ненароком на кого не нарваться.
– Кто «ваш»? – Жермон спросил на дриксен, и капрал от удивления выпучил заплывающий глаз.
– Генерал наш… Фок Бингауэр.
– Чем закончился прорыв?
Неподдельное восхищение в глазах Берка и Рёдера. Не прошло и недели, как полковники поверили, что Бруно с основными силами перешел-таки Хербсте. Приятно, Леворукий побери, но лучше было бы, торчи дриксы у Печального Языка и поныне.
– Берк, Баваар, дальше сами. Я устал.
– Мой ген…
– Я просил вас вести допрос, а не подменять лекаря!
Теперь пленный смотрел не просто из-под воды, а из-под воды, в которую раз за разом бросали камни, и Жермон, откинувшись на подушку, прикрыл глаза. Пришел вечер, а с ним и жар, но капрал отвечал, а генерал слушал. Как ни странно, все понимая.
Талигойцы? Медоуз в том бою не участвовал, но вроде бы они прорвались и ушли на соединение со своими основными силами. Там как раз должно было состояться сражение, чем оно кончилось, неизвестно. «Забияки» уже три дня по полям болтаются и новостей не знают. Вообще-то пора было возвращаться, припасы кончались, но решили заночевать, уж больно место хорошее, а вернешься раньше времени, опять куда-нибудь погонят. С Бингауэра станется, любит, чтоб все бегали, даже если без толку…
Зачем вообще атаковали? Нет, конечно, они видели, что тут ничего не светит, но уйти просто так? Да капитан Штурриш скорей на себе своего коня повезет, чем совсем без драки уйдет. Хоть пару выстрелов, а сделать надо, иначе никак… А что не повезло кой-кому, и ему тоже – так дело обычное. Они ж не пивовары и не ткачи. Жаль, конечно, что он так не вовремя башкой приложился, вот ребята и бросили, посчитали дохлым. Теперь в его память вечером выпьют и деньги разделят. Денег жалко, но когда за живого пьют, как за мертвого, хорошая примета… Главное, до вечера дожить.
Это начинало надоедать, и Жермон заставил себя поднять тяжеленную руку и махнуть – уводите. Разумеется, каданское трепло доживет до вечера. И до встречи с фок Варзов доживет… Проклятье, успел ли Ансел к Вольфгангу и чем оно вообще там закончилось, это сражение?
– Уснул? – Берк искренне полагал, что шепчет.
– Нет, – откликнулся от изголовья Валентин. – Пусть согреют вина…
– Пусть согреют всем, – уточнил Жермон и понял, что Придд не просто сидит на телеге, а подпирает готовую свалиться подушку. – Час на ужин, и вперед… Нечего ждать, когда эти «забияки» наведут на нас целый корпус.
Жермон смотрел на опухшую физиономию и понимал, что нужно поручить пленного Берку и попросить помощи если не у лекаря, то у Валентина, но отчего-то хрипло велел пленнику назваться. Тот не понял, Валентин повторил вопрос на дриксен, и Жермон почувствовал себя дураком. Пленник смотрел на генерала словно из-под воды. Начни он запираться, Ариго отдал бы его Берку с Бавааром, но каданец заговорил.
– Капрал Медоуз, – довольно бодро сообщил он и по собственному почину добавил: – Три года в Южной армии его величества Готфрида… Еще бы год, и домой!
– Что тут делали «Забияки»? – В другую войну и в другом состоянии Жермон каданцу даже посочувствовал бы, но сейчас пошли другие ставки.
– На разведку ходили, – не стал скрытничать Медоуз. – Тому четыре дня, как фрошеры… то есть ваши, с тыла врезали по корпусу фок Ахтентаннена… Он вроде как в сторону намылился, чтобы фро… обойти ваших. Ну, ему похлебку-то и расплескали, и тут такое началось… Холку-то всем «сам» мылил, вот они и заскакали. Наш аж целый полк во все стороны разогнал, чтоб ненароком на кого не нарваться.
– Кто «ваш»? – Жермон спросил на дриксен, и капрал от удивления выпучил заплывающий глаз.
– Генерал наш… Фок Бингауэр.
– Чем закончился прорыв?
Неподдельное восхищение в глазах Берка и Рёдера. Не прошло и недели, как полковники поверили, что Бруно с основными силами перешел-таки Хербсте. Приятно, Леворукий побери, но лучше было бы, торчи дриксы у Печального Языка и поныне.
– Берк, Баваар, дальше сами. Я устал.
– Мой ген…
– Я просил вас вести допрос, а не подменять лекаря!
Теперь пленный смотрел не просто из-под воды, а из-под воды, в которую раз за разом бросали камни, и Жермон, откинувшись на подушку, прикрыл глаза. Пришел вечер, а с ним и жар, но капрал отвечал, а генерал слушал. Как ни странно, все понимая.
Талигойцы? Медоуз в том бою не участвовал, но вроде бы они прорвались и ушли на соединение со своими основными силами. Там как раз должно было состояться сражение, чем оно кончилось, неизвестно. «Забияки» уже три дня по полям болтаются и новостей не знают. Вообще-то пора было возвращаться, припасы кончались, но решили заночевать, уж больно место хорошее, а вернешься раньше времени, опять куда-нибудь погонят. С Бингауэра станется, любит, чтоб все бегали, даже если без толку…
Зачем вообще атаковали? Нет, конечно, они видели, что тут ничего не светит, но уйти просто так? Да капитан Штурриш скорей на себе своего коня повезет, чем совсем без драки уйдет. Хоть пару выстрелов, а сделать надо, иначе никак… А что не повезло кой-кому, и ему тоже – так дело обычное. Они ж не пивовары и не ткачи. Жаль, конечно, что он так не вовремя башкой приложился, вот ребята и бросили, посчитали дохлым. Теперь в его память вечером выпьют и деньги разделят. Денег жалко, но когда за живого пьют, как за мертвого, хорошая примета… Главное, до вечера дожить.
Это начинало надоедать, и Жермон заставил себя поднять тяжеленную руку и махнуть – уводите. Разумеется, каданское трепло доживет до вечера. И до встречи с фок Варзов доживет… Проклятье, успел ли Ансел к Вольфгангу и чем оно вообще там закончилось, это сражение?
– Уснул? – Берк искренне полагал, что шепчет.
– Нет, – откликнулся от изголовья Валентин. – Пусть согреют вина…
– Пусть согреют всем, – уточнил Жермон и понял, что Придд не просто сидит на телеге, а подпирает готовую свалиться подушку. – Час на ужин, и вперед… Нечего ждать, когда эти «забияки» наведут на нас целый корпус.
Глава 6
Талиг. Оллария. Кольцо Эрнани
400 год К.С. 2-й день Весенних Молний
1
– Подумать только, – Левий задумчиво поворошил щипцами раскаленный песок, – я могу готовить шадди с морисскими специями и не озираться по сторонам. На меня больше некуда доносить, но это словно бы отбивает часть аромата. Неужели вне запретов наша жизнь блекнет? Или мне жаль тех, кого я всю жизнь считал, нет, не врагами, враг – это слишком личное… Я полагал «Истину» и «Чистоту» дурной болезнью, поразившей Церковь и через нее паству, но лекарство оказалось слишком сильным. Однако получилось недурно! Я о шадди. Пейте.
Робер отпил. Отчего-то вспомнилось, как почти пять месяцев назад он пил налитое Альдо кэналлийское. В тот день окончательно прояснилось с Надором и Роксли. С Айрис и Реджинальдом. До этого еще оставалась надежда, но Катари подметила верно: в Талиге слухи до безобразия правдивы.
– До сих пор не верится, – пробормотал Эпинэ. Не об Агарисе – об Айри.
– А вот я поверил сразу. – Левий смотрел в чашечку, словно читал по шадди будущее.
– Сразу? – переспросил Робер, вспоминая высокие колокольни и крики торговок. Города́ как люди, не видишь мертвыми – остаются живыми.
– Сразу. Для вас это не довод, но конклав переполнил чашу терпения Создателя уже давно. Не знаю, что стало последней каплей – подмена святой воды отравой или погромы, но расплата не могла не прийти. Другое дело, что новость перестала быть первостепенной, прежде чем достигла Кольца Эрнани. Мы не могли ничего изменить в судьбе уже сожженного Агариса, а его сожжение ничего не меняет для нас. Разумеется, оставайся на троне Альдо Ракан, нам пришлось бы туго…
Кардинал не договорил. Он сожалел, не мог не сожалеть о тех, кто столько лет был его собратьями. Даже если ненавидел, они слишком долго были рядом. Страшная все-таки вещь этот Шар Судеб! Катится себе и катится, то в одну сторону, то в другую, и путь его неисповедим. Увязавшиеся за Альдо дураки думали, что бегут к корыту, а бежали от одной смерти к другой. Из Агариса в Дору.
– Чудовищно… – Иноходец отвернулся к окну: на подоконнике сидела кошка и смотрела на жизнь. У судьбы кошачий взгляд, никто другой не смотрит так всезнающе и так равнодушно.
– Чудовищно? – переспросил кардинал, помешивая шадди. – Что именно?
– Ошибиться… Особенно если выбираешь не за себя.
– Несомненно, – согласился Левий, – но едва ли не всякий выбор, свершившись, кажется ошибкой.
Клирик улыбнулся, Робер не смог – вспоминал Хогберда. Умный барон не двигался с места и прожил на зиму дольше «Каглиона» и Кавендиша. Впрочем, с пегобородого проныры сталось бы почуять неладное и убраться, а вот гоганы с их трактирами и складами не послушали Енниоля. Если тот, конечно, добрался… Что сделали мориски с пережившими погромы? Дорезали или ничего, то есть ничего, кроме обычного грабежа?
– Потомки станут сожалеть о храмах и статуях, но вряд ли о людях. – Кардинал поставил чашечку с прошлым на поднос. – Агарис был по-настоящему красив, хотя не думаю, что вы это заметили. Вы не любили этот город, и не заставляйте себя о нем сожалеть. Не знаю, что вело морисков, но разрушать ради разрушения они никогда не стремились. Это в большей степени свойственно нам.
Робер вспомнил усыпальницу Франциска и промолчал. Кардинал разлил остававшееся в варочном сосуде и привычно поправил орденский знак.
– Не будь войны, нам следовало бы собраться… Я имею в виду уцелевших князей церкви. Увы, избрать Эсперадора сейчас невозможно. Оставшись без Агариса, мои собратья окончательно вцепятся в правителей земных и станут их тенью. Даже если мы встретимся, это ничего не даст: говорить станут не слуги Создателя, но Гайифа, Дриксен, Агария, Талиг… Такой разговор обретет смысл лишь после чьей-нибудь победы или хотя бы наступления определенности. Без этого Золотого Договора не возродить и нового Эсперадора не избрать. О чем вы задумались?
– Наверное, о судьбе. Альдо и Борны погибли. Матильда с Дугласом исчезли, я – жив и все еще здесь… Что бы было, останься мы все в Агарисе?
– Я советовал бы вам думать о том, что происходит теперь. Знаете притчу о двух купцах?
– Нет.
– Они собирались… Ну, допустим, из Агариса в Нухут. Первый настаивал на сухопутной дороге, опасаясь корсаров, второй, дорожа временем, предпочитал плавание. С соответствующей охраной, разумеется. Дело кончилось ссорой, и каждый поступил по-своему. Тот, кто опасался морисков, отправился посуху, но в Кагете началась междоусобица, и многие казароны сочли ее прекрасным поводом для грабежа. Осторожный попал в засаду и был смертельно ранен. Его последней мыслью стало сожаление о том, что он не послушал друга. Другу же повезло избежать встречи с корсарами, зато началась буря, и корабль был разбит. Идя на дно, нетерпеливый думал о том, что следовало бы отправиться посуху. Ах да, я забыл про третьего, осудившего как первого, так и второго. Этот остался в Агарисе, и вскоре ему тоже стало о чем сожалеть… О недеянии. Мы все о чем-то сожалеем, но это худшее из сожалений. Вы говорили, что подобрали вашу крысу в ночь, когда ушли ее сородичи?
Робер отпил. Отчего-то вспомнилось, как почти пять месяцев назад он пил налитое Альдо кэналлийское. В тот день окончательно прояснилось с Надором и Роксли. С Айрис и Реджинальдом. До этого еще оставалась надежда, но Катари подметила верно: в Талиге слухи до безобразия правдивы.
– До сих пор не верится, – пробормотал Эпинэ. Не об Агарисе – об Айри.
– А вот я поверил сразу. – Левий смотрел в чашечку, словно читал по шадди будущее.
– Сразу? – переспросил Робер, вспоминая высокие колокольни и крики торговок. Города́ как люди, не видишь мертвыми – остаются живыми.
– Сразу. Для вас это не довод, но конклав переполнил чашу терпения Создателя уже давно. Не знаю, что стало последней каплей – подмена святой воды отравой или погромы, но расплата не могла не прийти. Другое дело, что новость перестала быть первостепенной, прежде чем достигла Кольца Эрнани. Мы не могли ничего изменить в судьбе уже сожженного Агариса, а его сожжение ничего не меняет для нас. Разумеется, оставайся на троне Альдо Ракан, нам пришлось бы туго…
Кардинал не договорил. Он сожалел, не мог не сожалеть о тех, кто столько лет был его собратьями. Даже если ненавидел, они слишком долго были рядом. Страшная все-таки вещь этот Шар Судеб! Катится себе и катится, то в одну сторону, то в другую, и путь его неисповедим. Увязавшиеся за Альдо дураки думали, что бегут к корыту, а бежали от одной смерти к другой. Из Агариса в Дору.
– Чудовищно… – Иноходец отвернулся к окну: на подоконнике сидела кошка и смотрела на жизнь. У судьбы кошачий взгляд, никто другой не смотрит так всезнающе и так равнодушно.
– Чудовищно? – переспросил кардинал, помешивая шадди. – Что именно?
– Ошибиться… Особенно если выбираешь не за себя.
– Несомненно, – согласился Левий, – но едва ли не всякий выбор, свершившись, кажется ошибкой.
Клирик улыбнулся, Робер не смог – вспоминал Хогберда. Умный барон не двигался с места и прожил на зиму дольше «Каглиона» и Кавендиша. Впрочем, с пегобородого проныры сталось бы почуять неладное и убраться, а вот гоганы с их трактирами и складами не послушали Енниоля. Если тот, конечно, добрался… Что сделали мориски с пережившими погромы? Дорезали или ничего, то есть ничего, кроме обычного грабежа?
– Потомки станут сожалеть о храмах и статуях, но вряд ли о людях. – Кардинал поставил чашечку с прошлым на поднос. – Агарис был по-настоящему красив, хотя не думаю, что вы это заметили. Вы не любили этот город, и не заставляйте себя о нем сожалеть. Не знаю, что вело морисков, но разрушать ради разрушения они никогда не стремились. Это в большей степени свойственно нам.
Робер вспомнил усыпальницу Франциска и промолчал. Кардинал разлил остававшееся в варочном сосуде и привычно поправил орденский знак.
– Не будь войны, нам следовало бы собраться… Я имею в виду уцелевших князей церкви. Увы, избрать Эсперадора сейчас невозможно. Оставшись без Агариса, мои собратья окончательно вцепятся в правителей земных и станут их тенью. Даже если мы встретимся, это ничего не даст: говорить станут не слуги Создателя, но Гайифа, Дриксен, Агария, Талиг… Такой разговор обретет смысл лишь после чьей-нибудь победы или хотя бы наступления определенности. Без этого Золотого Договора не возродить и нового Эсперадора не избрать. О чем вы задумались?
– Наверное, о судьбе. Альдо и Борны погибли. Матильда с Дугласом исчезли, я – жив и все еще здесь… Что бы было, останься мы все в Агарисе?
– Я советовал бы вам думать о том, что происходит теперь. Знаете притчу о двух купцах?
– Нет.
– Они собирались… Ну, допустим, из Агариса в Нухут. Первый настаивал на сухопутной дороге, опасаясь корсаров, второй, дорожа временем, предпочитал плавание. С соответствующей охраной, разумеется. Дело кончилось ссорой, и каждый поступил по-своему. Тот, кто опасался морисков, отправился посуху, но в Кагете началась междоусобица, и многие казароны сочли ее прекрасным поводом для грабежа. Осторожный попал в засаду и был смертельно ранен. Его последней мыслью стало сожаление о том, что он не послушал друга. Другу же повезло избежать встречи с корсарами, зато началась буря, и корабль был разбит. Идя на дно, нетерпеливый думал о том, что следовало бы отправиться посуху. Ах да, я забыл про третьего, осудившего как первого, так и второго. Этот остался в Агарисе, и вскоре ему тоже стало о чем сожалеть… О недеянии. Мы все о чем-то сожалеем, но это худшее из сожалений. Вы говорили, что подобрали вашу крысу в ночь, когда ушли ее сородичи?