Страница:
Вера Ковалёва
Все о феях
САМЫМ ЛУЧШИМ РОДИТЕЛЯМ НА СВЕТЕ
Сказка о шоколадной фее
Осчастливив одну фею, я достала свою красную записную книжечку, в которой есть имена всех моих знакомых фей, строго по алфавиту. «Раз уж я осчастливила одну фею, – подумала я, – то почему бы мне не написать сказку для следующей?» За второй сказкой последовала третья, за ней четвёртая, а поскольку знакомых фей у меня множество, мне пришлось писать всю осень и всю зиму до самой весны. Ранней весной, как только расцвела мимоза, я сложила все сказки в пухлую стопку – и получилась книжка. Но скажу вам по секрету, что я до сих пор переживаю, не пропустила ли я какую-то из знакомых фей. Если вдруг это случилось, вы ведь всегда позволите мне написать ещё одну сказку, правда?
Зачем дарить фее сказку, спросите вы, ведь она сама может наколдовать (тут правильнее будет сказать «наволшебствовать») себе всё, что душе угодно? Взмахнёт волшебной палочкой, и кухонный передник превратится в платье с кринолином, а подгоревшие ватрушки – в свежайшие вафельные трубочки с заварным кремом, точь-в-точь как из лучшей венской кондитерской. А пожелает – выберет себе самую шуструю амбарную мышь и превратит её в поварёнка – пусть он возится на кухне. Сама же фея тем временем лёгкой походкой пойдёт в соседний парк плавать на лодочке и читать вслух сонеты Петрарки. И если, скажем, в парке назло фее пойдёт дождь, то разве она неуклюже побежит к дому, прикрывая голову тем самым томиком Петрарки, как это сделали бы мы с вами? Что ей стоит наколдовать (точнее, наволшебствовать, запомнили?) себе зонтик, в самом деле.
Э-э-э, отвечу я вам голосом настоящего сказочника, так вы не знаете фей!
Во-первых, для настоящего волшебства необходимы исходный материал и фантазия. С фантазией у фей обычно всё в порядке, а вот исходный материал попадается разного качества. Я, например, знала одну фею, которая превращала новости в утренних газетах в истории любви. С счастливым или грустным концом – в зависимости от того, какая на улице была погода. А потом громко и с выражением читала эти истории одиноким старушкам в парке. Во-вторых, феи вовсе не волшебствуют направо и налево и как попало. Юных фей, стоит у них открыться таланту, обучают хорошим манерам и безмерной щедрости и только после этого вручают им волшебные палочки. Недавно к этой программе добавили Аристотелеву логику и законы физики, после того как одна юная, но весьма шустрая фея придумала превращать пчёл в полосатых котят. Скажите на милость, кому нужна сразу сотня полосатых котят и кто после этого будет опылять цветы и делать мёд? Скандал замяли, извинились перед соседями и раздали котят в хорошие руки, но палочку у той феи всё-таки отобрали – на целый месяц. И в-третьих, феям чертовски трудно дарить подарки, ведь у них и так есть всё, чего им хочется. Есть лишь две вещи, перед которыми не устоит ни одна фея: свежемолотый кофе и сказки о феях.
Самую первую сказку в этой книжке я подарила маленькой фее по имени Яра. Маленькой не в смысле возраста, просто роста она была такого, что ездила в общественном транспорте без билета, представляете? Тем лучше для неё, потому что фея Яра была шоколадной феей и жила в домике, стены которого были сделаны из белого шоколада. Совсем не потому, что Яра предпочитала белый шоколад остальным сортам, просто жить круглый год в доме с тёмно-шоколадными стенами довольно грустно, даже если в этих стенах можно каждый день прогрызать новые окошки. Согласитесь, что будь Яра нормального роста, её шоколадная вилла привлекала бы излишнее внимание, а так стоило ей повесить на забор табличку: «Шоколадная фабрика Нойхауз», – и всё решилось само собой. Туристы иногда приходили посмотреть на «шоколадный-дом-почти-как-настоящий» и хвалили мастерство кондитеров фабрики «Нойхауз», кондитеры и радовались заказам, и ворчали, потому что заказов было так много, что работать им приходилось без выходных, а мэр города даже предложил внести домик Яры в городской путеводитель, на что фея ответила тихим, но решительным «нет». Как и все феи, она была дружелюбна, но избегала излишнего внимания и волшебствовала больше украдкой. Надо сказать, что для фей нет большей радости, чем тайком наволшебствовать чудо, а потом наблюдать за реакцией окружающих. Иногда они даже устраивают соревнования – собираются компанией в городском парке и наперебой творят чудеса: пускают мыльные пузыри в человеческий рост, уговаривают лебедей брать хлеб из рук, а бабочек садиться на плечи прохожим, раздают детям блины с шоколадным кремом и катают их на осликах, а родителей угощают ароматным кофе со сливками. А главное, чертят в небе особую загогулину, которая удаётся только феям: они становятся в круг, одновременно поднимают волшебные палочки, рисуют ими в воздухе дугу – и в округе разливается аромат счастья. Тогда жители всех окрестных домов устремляются в парк, забывая о ссорах, налогах и субботней стирке и испытывая непреодолимое желание смеяться, любить и держаться за руки. И чем больше фей начертят загогулину одновременно, тем сильнее будет аромат счастья. Я бы дорого дала за то, чтобы оказаться неподалёку в такой день…
Впрочем, я отвлеклась. Фея Яра старалась хранить инкогнито. Иногда она приходила на фабрику «Нойхауз» и помогала кондитерам выполнять непростые заказы, а самым сложным из них был «сделайте такой же домик, как тот, что мы видели в переулке у городского сада». Для таких случаев Яра заказала себе маленький поварской камзол с кармашком в рукаве – как раз для волшебной палочки. Кармашек этот оказался таким удобным изобретением, что Яра нашила похожие в правых рукавах всей своей одежды. Она даже репетировала перед зеркалом, особенно хорошо получался жест с платочком: достаёшь из кармана батистовый платочек, подносишь к лицу, словно хочешь вытереть нос и – рррраз! – перед тобой накрыт столик на двоих, и в чашках плещется густой и восхитительный горячий шоколад. Шоколад был со сливками или без, в зависимости от того, к какой ноздре Яра подносила платочек. Если же она тёрла кончик носа, то на столе возникал самый настоящий пражский торт! Конечно, некоторые другие волшебства требовали большей концентрации и подготовки, и Яра предпочитала совершать их вдали от посторонних глаз. Например, чтобы спрятать в кустах городского парка полторы тысячи шоколадных пасхальных яиц, ей пришлось пробраться в парк ночью – через забор. В тот раз вся слава досталась фабрике «Нойхауз», на что Яра совершенно не обиделась – инкогнито так инкогнито.
Но больше всего Яра любила маленькие частные чудеса. Работа шоколадной феи (каждая фея выбирает себе один вид более или менее регулярной волшебной деятельности и ни в коем случае не называет его работой) начиналась в Голый Понедельник. Голый Понедельник – это, безусловно, самый трудный день года, обычно он выпадает на ноябрь, но бывают и исключения. Это день, когда листья с деревьев уже облетели, а первый снег всё никак не выпадет, будильник звонит в полной темноте, батареи скупо, по крохе, дают тепло, и вставать, а уж тем более одеваться, натянув тёплые колготки, два свитера и намотав шарф в несколько слоёв, – истинное мучение. Накануне этого важного дня фея Яра совсем не ложилась спать, боясь пропустить первого пешехода, надевала любимое шерстяное пальто шоколадного цвета с удобным маленьким кармашком в правом рукаве и со всех ног бежала на соседнюю улицу. В каждом городе есть такие неприметные улицы, названия которых не знают даже почтальоны. Они такие узкие и тёмные, что птицы, залетая в них, перестают петь, а дети, которые там играют, болеют так часто, что заканчивают школу почти стариками. На этих улицах множество дверей – туда выходят чёрные входы домов и магазинов, двери дворницких и даже тайные проходы между домами. На этих неприглядных улицах чаще всего и появляются первые пешеходы: дворники возвращаются к своим мётлам, бакалейщик следит, чтобы из деревни вовремя привезли молоко и жёлтый сыр, а помощник пекаря спешит растопить печь и отправить в неё ровные ряды круглых утренних булочек с изюмом. Его-то фея Яра и поджидала, устроившись на перевёрнутом ящике из-под муки у чёрного хода пекарни. С её помоста даже в темноте было видно, как неохотно волочит ноги помощник пекаря, как покраснели его уши от холода, как он ёжится от ветра и прячет свой длинный нос в красном шарфе. «Надо бы попросить кого-то из фей связать ему настоящий волшебный шарф», – думала фея Яра. Она делала лёгкий жест в его сторону, как будто хотела погладить его по щеке, – и в воздухе разливался еле уловимый аромат какао и корицы. Помощник пекаря высвобождал нос из шарфа и ускорял шаг, а на лице его появлялась широкая улыбка. С вами ведь так бывает, вы идёте по улице, и вдруг откуда-то из соседнего дома доносится аромат вашего детства и на мгновение вам кажется, нет, вы чувствуете, что снова сидите на бабушкином диване и терзаете книжку-раскраску, а в духовке допекается грушевый пирог – и начинает щипать в носу, а вы всё-таки идёте дальше, чуть улыбаясь самому себе, совсем незаметно, чтобы не вызвать осуждения других прохожих.
Фея Яра дожидалась такой улыбки и спешила дальше, стараясь встретить по дороге как можно больше прохожих. Она повторяла свой почти незаметный жест, нащупывая подушечками пальцев кончик волшебной палочки – самым наблюдательным прохожим казалось, что девочка забыла перчатки и прячет замёрзшие пальцы в рукав шерстяного пальто. За Ярой шлейфом тянулись ароматы какао, корицы и ирландского сливочного ликёра и смешивались с густым запахом свежеиспечённого хлеба и утренних булочек, доносящимся из дверей пекарни, – от такой смеси губы ранних прохожих невольно растягивались в улыбке, а ноги несли их быстрее и легче, как будто на дворе был первый день весны.
Сказка об удачливой фее
– Удачливой? – насупитесь вы. – Зачем же фее удача, если она может наколдовать всё, что пожелает! А может, эта Анни вовсе и не была феей?
– Во-первых, не наколдовать, а наволшебствовать, – поправлю я вас. – А во-вторых, уверяю, Анни была самой настоящей феей, но удачливость имеет мало общего с волшебством. Удачливыми подчас рождаются совершенно обычные, не волшебные девочки, которые не умеют превратить простое яйцо в омлет, куда уж им чудесами заниматься. А талантливые волшебницы подчас бывают удивительно невезучими. Я лично знавала одну фею, не выходившую из дома без волшебного зонтика. А всё потому, что ей постоянно падали на голову всевозможные предметы. Прогулявшись с ней по ничем не примечательной городской улице, вы бы обнаружили, как много странных вещей роняется, вываливается и даже выпрыгивает из окон. В зонтик этой фее попадали запонки и заколки, мячи и скакалки, чашки китайского фарфора и вязальные спицы, коты и детские автомобильчики, один раз упал даже телевизор и регулярно проливались чай и апельсиновый джем. Вы же понимаете, что при таком фантастическом невезении обычным зонтиком фее было бы не обойтись. Другая моя знакомая фея билась над рецептом волшебного бутерброда, который падал бы маслом вверх. Уж как она ни старалась, ни аккуратничала, стоило ей намазать бутерброд к полднику, как он тут же оставлял жирный масляный след на до блеска натёртом кухонном полу. В порыве особой вредности бутерброды шлёпались маслом в свежезаваренный кофе с сахаром и портили фее настроение до самого вечера.
У рыжеволосой Анни всё было наоборот, ей во всём везло, и всё получалось даже лучше, чем она задумала. Стоило ей замёрзнуть или загрустить в маленькой квартирке под самой крышей (во Франции такие квартирки до сих пор называют «комнатой служанки»), как под дверью раздавались жалобное мяуканье и скрёб подброшенного кем-то котёнка. Стоило захотеть домашнего печенья, как на пороге рисовались нежданные гости, а если уж Анни покупала билет на поезд, то поезд этот частенько ломался на полдороге, обязательно в каком-то красивом и радостном месте, где хотелось немедленно расстелить на траве клетчатую скатерть и устроить пикник. Такое у неё было везение. К волшебству везучая Анни относилась легкомысленно и вовсе не кичилась тем, что она фея. У неё даже не было толковой волшебной палочки – волшебствовала всем, что попадётся под руку. Чаще всего ей под руку попадались кисти для рисования, и надо сказать, что чудеса с их помощью получались совершенно недурственные. Однажды, рассеянно накручивая на кончик кисточки рыжую прядь, Анни случайно наволшебствовала санки и бутылку шампанского к Новому году.
Для настоящего, серьёзного волшебства Анни выходила из дома рано утром. Вы уже заметили, что феи особенно любят волшебствовать тайком, в час, когда самые занятые взрослые только продирают глаза, а дети отчаянно не хотят просыпаться и собираться в школу? Именно в этот час Анни выбирала улицу, где в окнах домов только-только гасли ночники, и раскрашивала её. Да-да, в этом и было её волшебное призвание – Анни разрисовывала фасады домов, иногда мостовые, а заодно и крыши. Каждый день она выбирала новую улицу и новый сюжет. Иногда Анни рисовала море: синее море на мостовой и стены красила в цвет песка и перламутровых раковин; первый же прохожий, появившийся на улице, чувствовал на губах солёный ветер и с удивлением замечал, что на крышах домов гнездятся самые настоящие чайки с жёлтыми клювами – и это за тысячу километров от моря!
Иногда Анни рисовала целый луг диких июньских цветов, иногда – сбор лаванды на холмах Прованса; знали бы вы, какой аромат разливался утром на лавандовой улице! Иногда она рисовала жёлтую пустыню, эта картина особенно подходила для дождливых ноябрьских дней. В такие дни дождь падал на жёлтую мостовую, стекал по жёлтым стенам и в нарисованной пустыне расцветали диковинные растения, названия которых не отыскать даже в самой толстой энциклопедии. Хотя Анни с её волшебными кисточками ничего не стоило раскрасить за ночь весь город, она это сделала всего два раза – по очень уважительным причинам. В первый день школьных каникул она превратила все улицы города в гигантские классики, а одним зимним утром, когда весь город страдал от эпидемии ангины, перекрасила все фасады в цвет берлинской лазури, чтобы больным было весело смотреть из окна.
Вы задумывались, чем любят заниматься феи, когда не волшебствуют? Кроме заваривания самого лучшего в мире кофе, конечно. Анни, например, любила напечь целый противень лимонных меренг и сидеть на подоконнике, наблюдая за прохожими и собаками, благо жила она высоко над самой оживлённой улицей города. Иногда после обеда к ней приходили Марк и Мэри, и меренги исчезали с противня во мгновение ока, а на подоконнике втроём было тесно и весело. Мэри – это маленькая кошечка цвета молочной пенки на капучино, с розовыми подушечками на лапках и кисточкой на хвосте. Она приезжала к Анни в гости, гордо восседая в корзинке, прикреплённой к велосипеду её хозяина – голубоглазого десятилетнего мальчика Марка.
Вы ведь помните, что поезда, на которых ездила Анни, частенько останавливались в самых неожиданных и радостных местах? В одном из таких поездов Анни и познакомилась с Марком. Она ехала в четвёртом купе четвёртого вагона, рядом с ней сидел серьёзный господин в шляпе «Борсалино» и в сером костюме, из кармашка которого торчал сложенный вчетверо носовой платок, а из-под мышки, разумеется, толстая финансовая газета. Шляпу господин снял при входе в купе и аккуратно повесил на крючок. Под шляпой обнаружились блестящая розовая лысина и два красных мясистых уха. Господин аккуратно протёр носовым платком капельки пота на лысине, затем встряхнул платочек, сложил вчетверо и снова запрятал в карман. Потом сел, расстегнул пиджак, расправил свою газету и, послюнив палец, раскрыл её на странице биржевых сводок. Проделал он это с таким торжественным выражением лица, что Марк не удержался и прыснул в кулак. Вы уже наверняка догадались, что Марк ехал в том же самом четвёртом купе четвёртого вагона, как раз напротив рыжеволосой феи. Фею-то он поначалу принял за обычную тётеньку, только очень красивую, и наблюдал украдкой, как она рассеянно наматывает на палец рыжую прядь и постукивает каблуком в такт колёсам поезда.
– Вы не могли бы не топать? – раздражённо бросил лысый господин, не отрывая глаз от газеты. – Мешаете сосредоточиться!
Тётенька притихла, и с ней притихли колёса поезда, зашипели, закряхтели и совсем остановились. Лысый господин был так занят своими сводками, что даже не заметил этого, зато другие пассажиры зашевелились, зашуршали и прилипли к окнам.
– Смотри! – сказала рыжеволосая тётенька Марку, хотя он и так уже смотрел во все глаза.
За окнами поезда небо было высоким и густо-синим, без единого облака, а направо и налево от колеи до самого горизонта расстилалось ярко-маково-красное поле. Пассажиры заохали, заахали и высыпали из вагонов, чтобы рассмотреть маковое чудо поближе. Марк даже немного испугался, он такие поля видел только на картинках в книжке и не представлял себе, что так бывает по-настоящему.
– Ты идёшь? – спросила тётенька и протянула ему руку.
При солнечном свете выяснилось, что ботинки и шарф у Анни были точь-в-точь того же цвета, что и маки, что в поле росло множество других цветов, издали незаметных, а пассажиры поезда, совсем забыв, куда они ехали и по каким делам, разбрелись по полю, нюхали цветы и собирали букеты.
– Ты не хочешь нарвать букет для мамы? – предложила тётенька. – Только не трогай маки, они быстро вянут, собери лучше ромашки, по ним можно гадать. На любовь, – добавила она, смеясь.
Марк собирался было спросить, откуда она знает его маму и как гадать на любовь, но тут из вагона появился лысый господин. Они ведь совсем забыли, что оставили его в одиночестве за чтением биржевых сводок. Господин снова вытирал платочком лысину и возмущался вслух. Сначала он ругал железные дороги, затем машиниста, после премьер-министра и министра железных дорог, а там и своих попутчиков. Он так разошёлся, что начал топать ногами и с каждым разом втаптывал в землю новый цветок. Этого Марк не смог стерпеть. Он решительно подошёл к господину и сказал громко, словно отвечал у доски:
– Как вам не стыдно! Разве можно так кричать из-за ерунды, когда вокруг волшебство? И перестаньте топтать цветы! – добавил он уже тише, потому что увидел, как лысина господина побагровела от злости.
Господин раскричался о том, что современные мальчишки совсем отбились от рук, не уважают взрослых и что учителям следует взяться за розги. Он, наверное, кричал бы ещё долго и, как знать, возможно, вытоптал бы целое поле, если бы не рыжая фея.
– Смотрите! – сказала она, в этот раз указывая на поезд. Поезд, очевидно, успели починить, и он пыхтел, собираясь тронуться с места.
Пассажиры вдруг вспомнили, что торопятся, взглянули на часы и засеменили к вагонам, забыв про маковое поле. Нет людей забывчивей пассажиров поездов. Анни зашла в вагон последней и положила на колени мальчика букет полевых ромашек, перевязанный красной ленточкой. Тут Марк не удержался и спросил шёпотом, покосившись на лысого господина, снова занятого газетой:
– Вы фея? – Он не очень-то верил в фей, но если они вдруг существовали, то наверняка были похожи на его попутчицу. – Это вы нарочно устроили?
К его удивлению тётенька ответила ему очень серьёзно и тоже шёпотом:
– Никому об этом не рассказывай. Я ничего не делаю нарочно – всё получается само собой.
«Конечно, она фея», – решил Марк после того, как Анни угостила его горячим шоколадом в вагоне-ресторане и нарисовала его портрет на салфетке – просто так.
– Раз уж вы фея, – решился Марк, – то не могли бы вы подарить мне котёнка?
– Зачем тебе котёнок? – удивилась в свою очередь Анни. – Обычно мальчики просят в подарок велосипеды, рогатки, которые стреляют без промаха, и фильмы про войну.
– У меня уже есть велосипед, – пояснил Марк, – очень хороший, с тремя скоростями. Мне его купила мама на день рождения. Мама не будет возражать, – поспешил заверить он, – она никогда меня не ругает. Только с тех пор, как папа собрал большой чемодан и уехал, она часто сидит на кухне одна и пьёт чай. И ещё просит, чтобы я рос ответственным, а я и так стараюсь. А раньше они часто ходили по гостям и оставляли меня с Кларой. Клара – это наша соседка, – добавил он совсем тихо.
– Я, кажется, знакома с Кларой, – так же тихо ответила Анни, но Марк её перебил, он боялся, что сейчас она сменит тему, как все взрослые, когда не хотят делать то, о чём их просят.
– Я сам буду заботиться о котёнке, – заверил он, – и отучу его царапаться. Он будет спать у мамы на коленях, чтобы ей не было скучно, когда я в школе или когда папа забирает меня на выходные. Я, может быть, даже научу его… – тут Марк прервался, увидев, что Анни черкает что-то на очередной салфетке.
– Вот, – протянула она, – это мой адрес, хотя ты и так не заблудишься. Приходи завтра в дом с маками на фасаде, на главной улице, запомнишь? Приходи в гости, познакомишься с Мэри.
На следующий день Анни испекла лимонные меренги и сварила горячий какао. Потому что феи, как ни крути, очень любят печь печенье для гостей и дарить котят десятилетним мальчикам и их мамам.
Сказка о фее, которая хотела в Париж
Другие маленькие девочки живут не просто в больших, а в очень больших домах с шумной улицей, начинающейся у самой двери. Кто в этих домах только не живёт: мамы, папы, ленивые студенты, кошки, собаки, рыбки-гуппи, даже – о ужас! – ящерицы и пауки, школьные учителя, хулиганы, водители такси, детские врачи и феи. Да-да, даже феи. Дома эти похожи на огромные неуклюжие корабли, особенно в сумерках. Вечером в кораблях зажигается сотня окошек, по крайней мере каждое четвёртое, и за каждым на подоконнике сидит по маленькой девочке, а то и двум – все они ожидают мам, возвращающихся с работы. И в зависимости от того, на каком этаже окошко, разным девочкам видны разные вещи.
Некоторые девочки видят, как мамы выходят из метро, поправляют береты и натягивают перчатки. Другие девочки наблюдают, как мамы заходят в магазин рядом с домом и появляются из дверей с тяжёлыми сумками с картошкой, молоком и шоколадными вафлями на десерт. Нашей маленькой девочке из окна шестого этажа были видны кусочек улицы, газетный киоск и уголок детской площадки с горкой. Маму она замечала издали – это была самая красивая, самая изящная и добрая мама, с длинными русыми волосами и в красных осенних башмачках. Кэти, так звали нашу девочку, ещё издали могла узнать, хорошее ли у мамы настроение. Когда маме было хорошо, она подходила к газетному киоску и покупала Кэти разноцветные жевательные резинки, а в булочной – слоёные пирожные, а когда плохо, то шла домой, уныло опустив голову, останавливалась на полдороге, бормотала: «Чёрт, масло закончилось», – и возвращалась к магазину. За окном, конечно, не было слышно, как она бормочет, но всё равно всё понятно. А иногда мама сворачивала на детскую площадку и долго не поднималась на шестой этаж. Кэти не видела её, но знала, что мама сидит, поджав ноги, на старых качелях и мечтает. Тогда она соскальзывала с подоконника, брала мамину любимую жёлтую чашку и понарошку заваривала в ней чёрный чай с лимоном. Понарошку, потому что спички ей мама не давала.
У маленькой Кэти были свои маленькие секреты. Когда я называю Кэти маленькой, я, конечно, имею в виду её возраст, по росту она была выше всех девочек в своем первом классе, а по сообразительности не уступала прыщавым восьмиклассникам. Да и секреты её, если присмотреться, были не такими уж маленькими. Ведь не каждая девочка умеет превращать полезную рисовую кашу во вкусное пюре из печёных яблок с мёдом, а пожухшие листья – в бабочек, самых настоящих живых осенних бабочек. Кроме того, Кэти умела разговаривать с фонарными столбами и даже учила их танцевать – и всё это она ухитрялась делать втайне от взрослых и задолго до того, как ей вручили настоящую волшебную палочку. Одним словом, Кэти была многообещающей юной волшебницей. Но главному её таланту позавидовала бы любая фея, если бы феи были способны завидовать. Кэти воображала. Ей нужно было только хорошенько зажмуриться и представить себе что-то желаемое во всех подробностях – и это что-то непременно сбывалось.