Страница:
— Да-да, у меня тоже был сон. Я изготовил огненную колесницу. Взобрался на нее и пылающие кони понесли меня к солнцу. Нужно было пересечь кольца огня, чтобы добраться до звезд, и чем дальше я углублялся в эти самые кольца, тем больше у меня возникало чувство, что я понимаю суть вещей.
Уже позднее я осознал, что вовсе не случайно Рауля интересовала смерть. Как-то вечером, вернувшись из школы, он прямиком направился в туалет и там нашел своего отца, висящего над унитазом. Френсис Разорбак был профессором философии при лицее Жан-Жоре, что в Париже.
Неужели Френсис Разорбак обнаружил нечто настолько интересное про тот свет, что пожелал покинуть этот?
Именно так и считал Рауль. Его отец умер вовсе не от горя или кому-то назло. Он умер, чтобы лучше понять тайну. К тому же, мой друг был в этом тем более убежден, раз в течение многих месяцев его отец работал над диссертацией, озаглавленной "Эта неизвестная смерть".
Он без сомнения обнаружил что-то очень важное, так как прямо перед тем как повеситься, бросил свою книгу в огонь. Обугленные листы еще витали в печной трубе, когда Рауль нашел его тело. Уцелело только порядка сотни страниц. Они касались античной мифологии и культа мертвых.
После таких событий Рауль ни на минуту не переставал обо всем этом думать. Что же такое важное раскопал его отец? Что вообще собирался он отыскать в смерти?
В день похорон Рауль не плакал. Но как раз ему-то никто не сделал замечаний. Ни малейшего упрека. Слышно было только: «Этот бедняжка настолько травмирован самоубийством своего отца, что не способен даже плакать». Кабы я знал это раньше, то полегче налегал бы на свой рецепт из телячьих мозгов с вареным шпинатом и последовал его примеру.
Едва только похоронили его отца, как отношение матери к Раулю полностью переменилось. Она исполняла все его капризы. Она покупала ему любые игрушки, любые книги и газеты, какие он только требовал. Он был полным хозяином своего времени. Мать убеждала меня, что Рауль всего лишь избалованный мальчишка, потому что, во-первых, он вообще единственный ребенок в семье, а во-вторых, остался без отца. Я сам захотел стать избалованным мальчишкой, даже если для этого придется отказаться от семьи.
Мне же вообще ничего не разрешали.
— Так ты что, все еще водишься с этим Разорбаком? — как-то спросил отец, зажигая очередную свою сигару, распространявшую зловоние метров на тридцать в округе.
Я горячо запротестовал.
— Да он мой лучший друг!
— Ну-ну, оно и видно, что ты не умеешь себе друзей выбирать, — заметил отец. — Ясно же, что этот парень психический.
— Это почему?
— Не делай невинного лица. Евойный папаша довел себя до того, что повесился. С этакой наследственностью ему только и остается, что с катушек поехать. Да к тому же мать не работает и знай себе довольна пенсией. Это все не то. Тебе надо нормальных людей держаться.
— Рауль нормальный, — усиленно убеждал я.
Тут вечный предатель, мой братец Конрад, решил, что настал удобный момент подсыпать соли в рану.
— Самоубийство — болезнь наследственная. Дети самоубийц сами к этому склонны, навроде детей из разведенных семей, которые потом сами же устраивают так, чтобы и их брак оказался с гнильцой.
Все прикинулись, что пропустили мимо ушей замечания моего братца-кретина. Тем не менее эстафету приняла мать.
— Ты считаешь, это нормально часами проводить время на кладбище, как Рауль?
— Мам, ну послушай, это же его личное время, что хочет, то и делает. Никому не мешает…
— Он его еще и защищает! Один другого лучше! Да он же тебя за собой таскает, чтоб разглагольствовать посреди надгробий, прости господи!
— Да хотя бы и так, ну и что?
— А вот что! Беспокоить мертвых — значит навлекать на себя несчастья. Их надо оставить с миром, — безапелляционно заявил Конрад, всегда охотно готовый помочь утопить ближнего своего.
— Конрад — кретин! Конрад — кретин! — заорал я и врезал ему по кумполу.
Мы покатились по полу. Отец решил подождать, пока Конрад мне не ответит, а уж потом нас разнять. Ждал он, однако, не так долго, чтобы дать мне время для реванша.
— А ну тихо, сорванцы, а то я сам начну раздавать по ушам. Конрад прав. Таскаться по кладбищам — значит навлекать несчастья.
Он выпустил бесформенное облако сигарного дыма, сопровождая его утробным кашлем, и затем добавил:
— Для разговоров есть и другие места. Кафетерии там, парки, спортивные клубы. Кладбища сделаны для мертвых, а не для живых.
— Но пап…
— Мишель, ты меня уже довел до ручки. Или прекратишь корчить из себя умника, или ты у меня получишь.
Мне только что досталась пара оплеух, так что я немедленно стал ныть, чтоб избежать новой затрещины.
— Ну вот видишь, оказывается, умеешь плакать, когда захочешь, — саркастически заметил отец.
Конрад сиял. Мать приказала мне отправляться в свою комнату.
Вот так я начал понимать, как именно работает мир. Надо оплакивать мертвых. Надо слушаться родителей. Надо соглашаться с Конрадом. Нельзя строить из себя умника. Нельзя слоняться по кладбищам. Надо выбирать своих друзей из числа нормальных. Самоубийство — болезнь наследственная и, быть может, заразная.
В полумраке своей комнаты, с соленым привкусом горьких слез во рту, я вдруг ощутил себя совсем одиноким. В тот вечер, с еще не остывшей отметиной на пылающей щеке, я пожалел, что не родился во Вселенной, где бы не было стольких ограничений.
Сердечно-сосудистые заболевания 98 392
Рак 93 834
Поражения сосудов головного мозга 62 746
Дорожно-транспортные происшествия 32 723
Цирроз печени 16 325
Респираторные заболевания 16 274
Пневмония 11 274
Грипп 9 008
Диабет 8 118
Суицид 7 156
Жертвы преступлений и заказных убийств 361
Причины неизвестны 87 201
Учебник истории, вводный курс для 2-го класса
Уже позднее я осознал, что вовсе не случайно Рауля интересовала смерть. Как-то вечером, вернувшись из школы, он прямиком направился в туалет и там нашел своего отца, висящего над унитазом. Френсис Разорбак был профессором философии при лицее Жан-Жоре, что в Париже.
Неужели Френсис Разорбак обнаружил нечто настолько интересное про тот свет, что пожелал покинуть этот?
Именно так и считал Рауль. Его отец умер вовсе не от горя или кому-то назло. Он умер, чтобы лучше понять тайну. К тому же, мой друг был в этом тем более убежден, раз в течение многих месяцев его отец работал над диссертацией, озаглавленной "Эта неизвестная смерть".
Он без сомнения обнаружил что-то очень важное, так как прямо перед тем как повеситься, бросил свою книгу в огонь. Обугленные листы еще витали в печной трубе, когда Рауль нашел его тело. Уцелело только порядка сотни страниц. Они касались античной мифологии и культа мертвых.
После таких событий Рауль ни на минуту не переставал обо всем этом думать. Что же такое важное раскопал его отец? Что вообще собирался он отыскать в смерти?
В день похорон Рауль не плакал. Но как раз ему-то никто не сделал замечаний. Ни малейшего упрека. Слышно было только: «Этот бедняжка настолько травмирован самоубийством своего отца, что не способен даже плакать». Кабы я знал это раньше, то полегче налегал бы на свой рецепт из телячьих мозгов с вареным шпинатом и последовал его примеру.
Едва только похоронили его отца, как отношение матери к Раулю полностью переменилось. Она исполняла все его капризы. Она покупала ему любые игрушки, любые книги и газеты, какие он только требовал. Он был полным хозяином своего времени. Мать убеждала меня, что Рауль всего лишь избалованный мальчишка, потому что, во-первых, он вообще единственный ребенок в семье, а во-вторых, остался без отца. Я сам захотел стать избалованным мальчишкой, даже если для этого придется отказаться от семьи.
Мне же вообще ничего не разрешали.
— Так ты что, все еще водишься с этим Разорбаком? — как-то спросил отец, зажигая очередную свою сигару, распространявшую зловоние метров на тридцать в округе.
Я горячо запротестовал.
— Да он мой лучший друг!
— Ну-ну, оно и видно, что ты не умеешь себе друзей выбирать, — заметил отец. — Ясно же, что этот парень психический.
— Это почему?
— Не делай невинного лица. Евойный папаша довел себя до того, что повесился. С этакой наследственностью ему только и остается, что с катушек поехать. Да к тому же мать не работает и знай себе довольна пенсией. Это все не то. Тебе надо нормальных людей держаться.
— Рауль нормальный, — усиленно убеждал я.
Тут вечный предатель, мой братец Конрад, решил, что настал удобный момент подсыпать соли в рану.
— Самоубийство — болезнь наследственная. Дети самоубийц сами к этому склонны, навроде детей из разведенных семей, которые потом сами же устраивают так, чтобы и их брак оказался с гнильцой.
Все прикинулись, что пропустили мимо ушей замечания моего братца-кретина. Тем не менее эстафету приняла мать.
— Ты считаешь, это нормально часами проводить время на кладбище, как Рауль?
— Мам, ну послушай, это же его личное время, что хочет, то и делает. Никому не мешает…
— Он его еще и защищает! Один другого лучше! Да он же тебя за собой таскает, чтоб разглагольствовать посреди надгробий, прости господи!
— Да хотя бы и так, ну и что?
— А вот что! Беспокоить мертвых — значит навлекать на себя несчастья. Их надо оставить с миром, — безапелляционно заявил Конрад, всегда охотно готовый помочь утопить ближнего своего.
— Конрад — кретин! Конрад — кретин! — заорал я и врезал ему по кумполу.
Мы покатились по полу. Отец решил подождать, пока Конрад мне не ответит, а уж потом нас разнять. Ждал он, однако, не так долго, чтобы дать мне время для реванша.
— А ну тихо, сорванцы, а то я сам начну раздавать по ушам. Конрад прав. Таскаться по кладбищам — значит навлекать несчастья.
Он выпустил бесформенное облако сигарного дыма, сопровождая его утробным кашлем, и затем добавил:
— Для разговоров есть и другие места. Кафетерии там, парки, спортивные клубы. Кладбища сделаны для мертвых, а не для живых.
— Но пап…
— Мишель, ты меня уже довел до ручки. Или прекратишь корчить из себя умника, или ты у меня получишь.
Мне только что досталась пара оплеух, так что я немедленно стал ныть, чтоб избежать новой затрещины.
— Ну вот видишь, оказывается, умеешь плакать, когда захочешь, — саркастически заметил отец.
Конрад сиял. Мать приказала мне отправляться в свою комнату.
Вот так я начал понимать, как именно работает мир. Надо оплакивать мертвых. Надо слушаться родителей. Надо соглашаться с Конрадом. Нельзя строить из себя умника. Нельзя слоняться по кладбищам. Надо выбирать своих друзей из числа нормальных. Самоубийство — болезнь наследственная и, быть может, заразная.
В полумраке своей комнаты, с соленым привкусом горьких слез во рту, я вдруг ощутил себя совсем одиноким. В тот вечер, с еще не остывшей отметиной на пылающей щеке, я пожалел, что не родился во Вселенной, где бы не было стольких ограничений.
16 — СКОЛЬКО ВЕСИТ ПЕРЫШКО
— Покойник должен пройти сквозь врата Ада, избежать водяных чудовищ, уберечься от летучих демонов. Если он все это сумеет, то вновь предстанет перед Озирисом, высшем судией, а также перед трибуналом, составленным из сорока двух божественных заседателей. Там ему надо будет доказать незапятнанность своей души в ходе исповеди, в которой он объявляет, что никогда не совершал греха или проступков в течение всей своей жизни, которую только что покинул. При этом он говорит вот как:
— Да. У него есть право лгать. Боги задают ему вопросы, а он их обманывает. Однако задача не очень проста, потому как боги много чего знают. Это вообще для них обычное дело.
— А потом?
— Если он пройдет это испытание, то наступит второе судилище, на этот раз с участием новых богов.
Тут Рауль умолк на минуту, чтоб я немножко помучался в нетерпении.
— Там есть такая Маат, богиня правосудия, а еще есть Тот, бог мудрости и учения, с головой ибиса. Он записывает признания усопшего на табличке. Потом приходит Анубис, бог с головой шакала, а в руке у него огромные весы, чтобы взвесить душу.
— Как же можно взвесить душу?
Рауль проигнорировал этот достаточно очевидный вопрос, нахмурил брови, перевернул страницу и продолжил:
— На одну чашу весов Анубис кладет сердце покойника, а на вторую — перышко. Если сердце легче, чем перышко, то мертвеца признают невиновным. Если же тяжелее, то покойника скармливают богу с телом льва и головой крокодила, которому поручено пожирать все души, недостойные Вечности.
— И что же ожидает… как его… победителя?
— Освобожденный от веса своей жизни, он вливается в свет солнца.
— Вот это да!
— … Там его поджидает Хепри, бог с головой жука-скарабея, из чистого золота. И там он завершает свой путь. Засим оправданная душа познает вечные радости. Ей поют гимн победителей, преуспевших на дорогах земли и на том свете. Вот послушай этот гимн.
Рауль взобрался на могильный камень, задрал лицо к щербатой луне и ясным голосом принялся декламировать древние слова:
— Вот так история! — воскликнул я. — И ты веришь, что для мертвых все так и происходит?
— Да не знаю я! Это ж аллегория. Судя по всему, египтяне обладали огромными знаниями в этом деле, но так как они не могли раскрывать тайны кому ни попадя, то им пришлось прибегнуть к метафорам и поэтическим гиперболам. Ну не мог какой-то там писатель все это придумать в порыве вдохновения. Эти мифы могут проистекать из своего рода вселенского здравого смысла. Если уж на то пошло, то все религии излагают более-менее ту же историю, используя, правда, разные термины. Все религии утверждают, что есть какой-то мир за краем смерти. Что есть какие-то испытания, а в конце — реинкарнация или высвобождение. Более двух третий человечества верит в реинкарнацию.
— Но ты правда думаешь, что есть барка с богами и что…
Рауль знаком приказал мне замолчать.
— Тихо! Тут кто-то есть.
Уже наступило девять вечера и ворота кладбища, естественно, были закрыты. Кто же мог придти в такой час нарушать покой? И как, помимо всего прочего, они проникли сквозь запертую решетку? Мы-то всегда забирались по веткам платана, росшего возле северо-восточного угла кладбищенской стены. Мы были уверены, что помимо нас никто не знал этой дороги.
Крадучись, мы направились на приглушенный звук голосов.
И увидали, как группа в черных кепках проходила через ворота, решетка которых только на первый взгляд была закрыта.
— А он может говорить что хочет, даже врать? — спросил я Рауля.
Я не творил беззаконий.
Я не причинял горя людям.
Я не утаивал правды.
Я не кощунствовал пред Богом.
Я не притеснял бедняков.
Я не совершал богопротивных деяний.
Я не очернял раба в глазах его хозяина.
Я не прелюбодействовал посреди священных мест.
Я не страдал от голода.
Я не причинял слез.
Я не убивал.
Я не приказывал убивать.
— Да. У него есть право лгать. Боги задают ему вопросы, а он их обманывает. Однако задача не очень проста, потому как боги много чего знают. Это вообще для них обычное дело.
— А потом?
— Если он пройдет это испытание, то наступит второе судилище, на этот раз с участием новых богов.
Тут Рауль умолк на минуту, чтоб я немножко помучался в нетерпении.
— Там есть такая Маат, богиня правосудия, а еще есть Тот, бог мудрости и учения, с головой ибиса. Он записывает признания усопшего на табличке. Потом приходит Анубис, бог с головой шакала, а в руке у него огромные весы, чтобы взвесить душу.
— Как же можно взвесить душу?
Рауль проигнорировал этот достаточно очевидный вопрос, нахмурил брови, перевернул страницу и продолжил:
— На одну чашу весов Анубис кладет сердце покойника, а на вторую — перышко. Если сердце легче, чем перышко, то мертвеца признают невиновным. Если же тяжелее, то покойника скармливают богу с телом льва и головой крокодила, которому поручено пожирать все души, недостойные Вечности.
— И что же ожидает… как его… победителя?
— Освобожденный от веса своей жизни, он вливается в свет солнца.
— Вот это да!
— … Там его поджидает Хепри, бог с головой жука-скарабея, из чистого золота. И там он завершает свой путь. Засим оправданная душа познает вечные радости. Ей поют гимн победителей, преуспевших на дорогах земли и на том свете. Вот послушай этот гимн.
Рауль взобрался на могильный камень, задрал лицо к щербатой луне и ясным голосом принялся декламировать древние слова:
На этом Рауль покончил с лекцией о великой книге по античной мифологии. Свершился подвиг и на его лбу мерцали капли пота. Он улыбался, словно Анубис только что объявил его победителем в собственной жизни.
Оборваны путы. Бросаю на землю
Все зло, что во мне обреталось,
Могучий Озирис! Узри мя, молю!
Лишь только сейчас я рождаюсь!
— Вот так история! — воскликнул я. — И ты веришь, что для мертвых все так и происходит?
— Да не знаю я! Это ж аллегория. Судя по всему, египтяне обладали огромными знаниями в этом деле, но так как они не могли раскрывать тайны кому ни попадя, то им пришлось прибегнуть к метафорам и поэтическим гиперболам. Ну не мог какой-то там писатель все это придумать в порыве вдохновения. Эти мифы могут проистекать из своего рода вселенского здравого смысла. Если уж на то пошло, то все религии излагают более-менее ту же историю, используя, правда, разные термины. Все религии утверждают, что есть какой-то мир за краем смерти. Что есть какие-то испытания, а в конце — реинкарнация или высвобождение. Более двух третий человечества верит в реинкарнацию.
— Но ты правда думаешь, что есть барка с богами и что…
Рауль знаком приказал мне замолчать.
— Тихо! Тут кто-то есть.
Уже наступило девять вечера и ворота кладбища, естественно, были закрыты. Кто же мог придти в такой час нарушать покой? И как, помимо всего прочего, они проникли сквозь запертую решетку? Мы-то всегда забирались по веткам платана, росшего возле северо-восточного угла кладбищенской стены. Мы были уверены, что помимо нас никто не знал этой дороги.
Крадучись, мы направились на приглушенный звук голосов.
И увидали, как группа в черных кепках проходила через ворота, решетка которых только на первый взгляд была закрыта.
17 — УЧЕБНИК ИСТОРИИ
«Наши предки верили, что смерть — это переход от состояния всего в состояние ничего. Для лучшего обоснования этой идеи они изобрели разные религии (сборники ритуалов, основанных на мифах). Большинство из них утверждало, что существует потусторонний мир, но в него никто по-настоящему не верил. Религии прежде всего играли роль знамен в интересах конкретных этнических групп».
Учебник истории, вводный курс для 2-го класса
18 — СТЫЧКА СО СЛАБОУМНЫМИ
Эта банда замерла перед могилой, освещенной факелами, и принялась выкладывать на надгробие всякую всячину. Я сумел заметить фотографии, книги и даже статуэтки.
Мы с Раулем укрылись за камнем на могиле актера-рокера-плейбоя, жертвы застрявшей рыбьей кости. Попутно замечу, что звезда сцены выкашливала ее более часа, корчась в попытке избавиться от сего странного объекта, вставшего поперек глотки. И никто не пришел ему на помощь, хоть ресторан и был битком набит. Все полагали, что рок-идол переживает минуту дикарского вдохновения, изобретая новые танцы и оригинальную манеру пения. Грома оваций удостоился последний прыжок его агонии.
Как бы то ни было, с нашего места мы так и так намеревались проследить за всем происходящим. Типы в кепках напялили на себя черные балахоны и принялись распевать псалмы, хоть и на странный манер.
— Они молитвы говорят наоборот, — прошептал мне Рауль.
Тут-то я и понял, что "Segna sed erem, eiram eulas suov ej " на самом деле означает "JevoussalueMarie,Mиredesanges " [3].
— Конечно же, секта сатанистов, — присовокупил мой друг.
Последующая литания подтвердила его правоту.
После добавочных молебнов и инкантаций они зажгли свечи, расставленные в форме пятиконечной звезды, и стали жечь истертые в порошок кости, сгоравшие облаками розовато-лилового дыма. И наконец, из какого-то мешка они вытащили черного петуха, который трепыхался изо всех сил, хотя и остался без единого пера.
— Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сего черного петуха. Душу петуха за душу дурака!
И хором все повторили:
— Душу петуха за душу дурака!
Птичке перерезали горло и разбрызгали кровь по пяти лучам звезды.
Затем была извлечена белая курица.
— Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сию белоснежную курицу. Душу курочки за душу дурочки!
В унисон:
— Душу курочки за душу дурочки! Душу цыплячью за душу палачью!
— Тебе страшно? — прошептал мне на ухо Рауль.
Я старался быть на его высоте, но уже не мог сдерживать дрожь, охватившую мои члены. Важнее всего было избежать стука зубов. Это привлекло бы внимание любителей черной мессы.
— Когда испытываешь в жизни страх, это оттого, что не знаешь, какое решение принять, — хладнокровно сообщил мой юный компаньон.
Я затряс головой в недоумении.
Рауль вытащил монетку в два франка.
— В жизни, — продолжил он, — всегда есть выбор. Действуй или убегай. Прощай или мсти. Люби или ненавидь.
Это что, удобная минутка пофилософствовать? Он оставался невозмутим.
— Мы боимся, когда не знаем, что выбрать, потому что об элементах, входящих в наши расчеты, мы знаем столь же мало, как и о том, что действительно происходит вокруг нас. Как выбирать, когда мир такой сложный? Как? А монеткой. Ничто не может повлиять на монетку. Она не подвержена иллюзиям, она не слышит фальшивых аргументов, ее ничто не пугает. Вот почему она может придать ту смелость, которой тебе недостает.
Высказав все это, он подбросил монетку высоко в небо. Она выпала орлом.
— Орел! Орел — это значит «да», «пошли», «вперед». Орел — это значит «зеленый свет». Ну же, давай. Ты и я против слабоумных, — объявил он мне.
Между тем, зловещая церемония неподалеку от нас продолжалась.
Из большого мешка сатанисты вытащили печально блеющего белого козленка, ослепленного блеском свечей.
— Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сего белого агнца, чтоб ты открыл нам окно в страну мертвых. Душу козлиную за …
Загробный голос эхом прокатился по кладбищу.
— Душу козлиную за банду сопливую.
Здоровенный кухонный тесак, уже готовый отрубить козленку голову, замер в воздухе.
В голосе вскочившего на ноги Рауля звучала полная уверенность благодаря выпавшей орлом монетки.
— Прочь с глаз моих, слуги Вельзевуловы! Вельзевул уж давно как помер. Да будут прокляты те, кто посвятил себя его культу. Я — Астарот, новый принц Тьмы, проклинаю вас! Не ходите сюда, не оскверняйте нечистой кровью животных эти священные камни. Вы будите мертвых и раздражаете богов!
Сатанисты сбились в кучку и замерли в остолбенении, тщетно пытаясь понять, откуда исходят эти слова, но так ничего и не увидали. Рауль владел Голосом. Он владел им потому, что монетка указала, что предпринять. Все стало ясно. И для него, и для меня, и для них. Рауль обладал властью. Они же являлись досадной помехой. Рауль был всего лишь ребенком, но он был их повелителем. Перед лицом такого пугающего взрыва эмоций люди в масках предпочли ретироваться. Козленок же помчался в противоположном направлении.
Подведение итогов баталии было делом несложным. Орел — и я становлюсь более сильным. Решка — и я превращаюсь в труса. Вместо меня за мое же поведение решает монетка.
Рауль хлопнул меня по плечу и вручил два франка.
— Дарю. Отныне ты не будешь бояться и сможешь делать лучший выбор. Ты обрел друга, который тебя никогда не подведет.
В моей раскрытой ладони монета сверкала.
Мы с Раулем укрылись за камнем на могиле актера-рокера-плейбоя, жертвы застрявшей рыбьей кости. Попутно замечу, что звезда сцены выкашливала ее более часа, корчась в попытке избавиться от сего странного объекта, вставшего поперек глотки. И никто не пришел ему на помощь, хоть ресторан и был битком набит. Все полагали, что рок-идол переживает минуту дикарского вдохновения, изобретая новые танцы и оригинальную манеру пения. Грома оваций удостоился последний прыжок его агонии.
Как бы то ни было, с нашего места мы так и так намеревались проследить за всем происходящим. Типы в кепках напялили на себя черные балахоны и принялись распевать псалмы, хоть и на странный манер.
— Они молитвы говорят наоборот, — прошептал мне Рауль.
Тут-то я и понял, что "Segna sed erem, eiram eulas suov ej " на самом деле означает "JevoussalueMarie,Mиredesanges " [3].
— Конечно же, секта сатанистов, — присовокупил мой друг.
Последующая литания подтвердила его правоту.
Я-то перепугался, а вот Рауль остался невозмутим. Его спокойствие и храбрость были заразительны. Мы приблизились к группе. Вблизи адепты Сатаны оказались еще более впечатляющими. У некоторых на лбу были татуировки с символами зла: ухмыляющиеся козлы, вертлявые черти, жалящие свой собственный хвост змеи.
О Великий Вельзевул, одари нас толикой своей силы.
О Великий Вельзевул, позволь нам взглянуть на твой мир.
О Великий Вельзевул, научи нас быть невидимками.
О Великий Вельзевул, научи нас быть быстрыми, как ветер.
О Великий Вельзевул, научи нас оживлять мертвых.
После добавочных молебнов и инкантаций они зажгли свечи, расставленные в форме пятиконечной звезды, и стали жечь истертые в порошок кости, сгоравшие облаками розовато-лилового дыма. И наконец, из какого-то мешка они вытащили черного петуха, который трепыхался изо всех сил, хотя и остался без единого пера.
— Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сего черного петуха. Душу петуха за душу дурака!
И хором все повторили:
— Душу петуха за душу дурака!
Птичке перерезали горло и разбрызгали кровь по пяти лучам звезды.
Затем была извлечена белая курица.
— Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сию белоснежную курицу. Душу курочки за душу дурочки!
В унисон:
— Душу курочки за душу дурочки! Душу цыплячью за душу палачью!
— Тебе страшно? — прошептал мне на ухо Рауль.
Я старался быть на его высоте, но уже не мог сдерживать дрожь, охватившую мои члены. Важнее всего было избежать стука зубов. Это привлекло бы внимание любителей черной мессы.
— Когда испытываешь в жизни страх, это оттого, что не знаешь, какое решение принять, — хладнокровно сообщил мой юный компаньон.
Я затряс головой в недоумении.
Рауль вытащил монетку в два франка.
— В жизни, — продолжил он, — всегда есть выбор. Действуй или убегай. Прощай или мсти. Люби или ненавидь.
Это что, удобная минутка пофилософствовать? Он оставался невозмутим.
— Мы боимся, когда не знаем, что выбрать, потому что об элементах, входящих в наши расчеты, мы знаем столь же мало, как и о том, что действительно происходит вокруг нас. Как выбирать, когда мир такой сложный? Как? А монеткой. Ничто не может повлиять на монетку. Она не подвержена иллюзиям, она не слышит фальшивых аргументов, ее ничто не пугает. Вот почему она может придать ту смелость, которой тебе недостает.
Высказав все это, он подбросил монетку высоко в небо. Она выпала орлом.
— Орел! Орел — это значит «да», «пошли», «вперед». Орел — это значит «зеленый свет». Ну же, давай. Ты и я против слабоумных, — объявил он мне.
Между тем, зловещая церемония неподалеку от нас продолжалась.
Из большого мешка сатанисты вытащили печально блеющего белого козленка, ослепленного блеском свечей.
— Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сего белого агнца, чтоб ты открыл нам окно в страну мертвых. Душу козлиную за …
Загробный голос эхом прокатился по кладбищу.
— Душу козлиную за банду сопливую.
Здоровенный кухонный тесак, уже готовый отрубить козленку голову, замер в воздухе.
В голосе вскочившего на ноги Рауля звучала полная уверенность благодаря выпавшей орлом монетки.
— Прочь с глаз моих, слуги Вельзевуловы! Вельзевул уж давно как помер. Да будут прокляты те, кто посвятил себя его культу. Я — Астарот, новый принц Тьмы, проклинаю вас! Не ходите сюда, не оскверняйте нечистой кровью животных эти священные камни. Вы будите мертвых и раздражаете богов!
Сатанисты сбились в кучку и замерли в остолбенении, тщетно пытаясь понять, откуда исходят эти слова, но так ничего и не увидали. Рауль владел Голосом. Он владел им потому, что монетка указала, что предпринять. Все стало ясно. И для него, и для меня, и для них. Рауль обладал властью. Они же являлись досадной помехой. Рауль был всего лишь ребенком, но он был их повелителем. Перед лицом такого пугающего взрыва эмоций люди в масках предпочли ретироваться. Козленок же помчался в противоположном направлении.
Подведение итогов баталии было делом несложным. Орел — и я становлюсь более сильным. Решка — и я превращаюсь в труса. Вместо меня за мое же поведение решает монетка.
Рауль хлопнул меня по плечу и вручил два франка.
— Дарю. Отныне ты не будешь бояться и сможешь делать лучший выбор. Ты обрел друга, который тебя никогда не подведет.
В моей раскрытой ладони монета сверкала.
19 — ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
На запрос по поводу психологического профиля Рауля Разорбака
По всей видимости ребенок, именуемый Рауль Разорбак, страдает психическими расстройствами. Уже неоднократно он проявлял бурные вспышки гнева и подвергал опасности жизнь окружающих. Тем не менее мать ребенка отказывается поместить его в психиатрическую клинику, заявляя, что на ее сына сильно повлияла смерть отца. «Ему просто нужна отдушина», — утверждает она.
Поскольку на данный момент юный Разорбак не совершил каких-либо действий, квалифицируемых как правонарушение, Служба считает преждевременным принимать активные меры.
По всей видимости ребенок, именуемый Рауль Разорбак, страдает психическими расстройствами. Уже неоднократно он проявлял бурные вспышки гнева и подвергал опасности жизнь окружающих. Тем не менее мать ребенка отказывается поместить его в психиатрическую клинику, заявляя, что на ее сына сильно повлияла смерть отца. «Ему просто нужна отдушина», — утверждает она.
Поскольку на данный момент юный Разорбак не совершил каких-либо действий, квалифицируемых как правонарушение, Служба считает преждевременным принимать активные меры.
20 — УЧЕБНИК ИСТОРИИ
О СМЕРТИ НАШИХ ПРАДЕДОВ
«Основные причины смертей, зарегистрированных во Франции в 1965 г. (конец второго тысячелетия) даны с разбивкой в порядке важности по числу умерших. Отметьте, что определенные заболевания той эпохи в наше время уже искоренены».Сердечно-сосудистые заболевания 98 392
Рак 93 834
Поражения сосудов головного мозга 62 746
Дорожно-транспортные происшествия 32 723
Цирроз печени 16 325
Респираторные заболевания 16 274
Пневмония 11 274
Грипп 9 008
Диабет 8 118
Суицид 7 156
Жертвы преступлений и заказных убийств 361
Причины неизвестны 87 201
Учебник истории, вводный курс для 2-го класса
21 — ГОСПОДИН ВСЕЗНАЙКА
За годы, прошедшие с момента моей первой встречи с Раулем на кладбище Пер-Лашез, наша дружба все более и более крепла. Рауль научил меня стольким вещам!
— Какой же ты наивный, Мишель! Ты думаешь, что мир добр и, стало быть, лучший способ в него вписаться — это самому быть добрым. Ты заблуждаешься. Пошевели мозгами хоть чуть-чуть. Будущее творят не добрые люди, а новаторы, дерзкие, ничего не боящиеся.
— А ты сам, ты ничего не боишься?
— Ничего.
— Даже физических страданий?
— Имей достаточно силы воли и ничего не будешь чувствовать.
Чтобы лучше мне это доказать, он вынул свою зажигалку и подержал в пламени указательный палец, пока в воздухе не распространился запах горелой плоти. Я боролся с тошнотой и был заворожен одновременно
— Как это ты делаешь?!
— Сначала я убираю все мысли, а потом говорю себе, что кто-то другой испытывает эту боль и что меня она ничуть не касается.
— Ты не боишься огня?
— Ни огня, ни земли, ни метала. Всемогущ тот, кто не боится, ибо ни в чем не будет ему отказано. Это моя лекция номер два. Первая была про то, что монета в два франка будет твоим лучшим советником. Вторая лекция о том, что страха нет, если только ты сам не позволишь ему существовать.
— Тебя этому отец научил?
— Он говорил, что нельзя оглядываться назад, когда взбираешься на гору. Если обернешься, то может закружиться голова, возникнет паника и ты упадешь. И наоборот, если лезть прямиком на вершину, то всегда будешь в безопасности.
— Да, но если ты ничего не боишься, что тебя туда толкает?
— Тайна. Потребность раскрыть тайну смерти моего отца и смерти вообще.
Пока он произносил эти слова, его правая ладонь словно паук кралась по лбу, будто борясь с неведомым страданием. Глаза вылезли из орбит, как если бы что-то глодало ему голову изнутри.
Я встревожился:
— Тебе что, плохо?
Он ответил не сразу. Потом, словно вспомнив как дышать и мыслить:
— Ерунда, просто мигрень. Это пройдет, — хрипло сказал он.
Это был один-единственный раз, когда я видел его страдающим. Для меня Рауль всегда оставался сверхчеловеком. Учителем.
Рауль меня впечатлял. Так как он был старше на год, то я вылез из кожи, чтобы перепрыгнуть на класс вперед и оказаться с ним на одной школьной скамье. Потом все стало проще. Он позволял мне списывать домашние задания, а после уроков продолжал рассказывать разные чудесные истории.
Никто в нашем классе не разделял мое восхищение. Учитель французской словесности дал ученику Разорбаку прозвище «Господин всезнайка».
— Хватайтесь крепче за стулья. Сегодня «Господин всезнайка» сдал свое сочинение. Обхохочитесь. Тему я вам уже называл, но все равно. Итак, «Мои идеальные каникулы». Ну и дела! Господин всезнайка ну никак не хочет прогуляться по берегу Тукета, Сан-Тропеза, Ла-Бауля [4], посмотреть Барселону или там Лондон. Нет, он жаждет проникнуть в страну мертвых. И вот… он шлет нам оттуда почтовые открытки.
Всеобщее оживление.
— Цитирую: «Пока мою барку влечет к свету, я цепляюсь за удава, потому что огненный серпент уже прыгает перед носом моего суденышка. Богиня Нефти советует мне не терять головы и придерживать берет. Принцесса Изида протягивает мне крест с овалом, чтоб отвадить монстра».
Ученики гогочут, пихают друг дружку локтями, а педагог заканчивает сухим учительским тоном:
— Господин всезнайка, мне остается только посоветовать вам просить помощи хорошего психоаналитика. И вообще, сходите-ка вы к психиатру. А тем временем имейте в виду, что за сочинение ноль-таки я вам не поставил. У вас 1 балл из 20, да и то лишь потому, что вы заставили меня смеяться, читая вот эту писанину. Между прочим, ваши сочинения я всегда стараюсь прочесть в первую очередь, потому как знаю, что с вами не соскучишься. Продолжайте в том же духе, мсье Разорбак, и я еще долго буду веселиться, так как вы без сомнения останетесь на второй год.
Рауль и глазом не моргнул. Он не реагировал на подобные замечания, особенно исходившие от людей типа нашего французского учителя, к которому Рауль не питал никакого уважения. Проблемы, однако же, были. И с этим же самым классом.
Как и в большинстве школ, ученики нашего лицея были жестокими подростками и стоило только показать на кого-то пальцем и сказать «вот белая ворона», как его жизнь тут же превращалась в пытку. В нашем классе заводилой был один наглый тип по имени Мартинес. Вместе со своими приспешниками он подкараулил нас у выхода и мы очутились в кольце.
— Принцесса Изида, принцесса Изида, — скандировали они. — Хочешь овальным крестом по морде?
Я перепугался. Чтобы преодолеть страх, я сильно пнул Мартинеса в ногу, а он засветил мне кулаком по носу. Лицо тут же залила кровь. Нас было двое против шести, но самая большая проблема оказалась в том, что Рауль — хотя и был намного выше и сильнее меня, — похоже, и не собирался защищаться. Он не дрался. Он получал удар за ударом и даже не пробовал отвечать.
Я заорал:
— Давай, Рауль! Мы их погоним, как тех на кладбище! Ты и я против слабоумных, Рауль!
Он не двинулся с места. Мы не замедлили повалиться наземь под градом ударов кулаками и ногами. Видя такое отсутствие сопротивления, банда верзилы Мартинеса оставила нас лежать и удалилась, помахивая растопыренными пальцами-рогатками. Я принялся массировать свои шишки.
— Ты испугался? — спросил я.
— Нет, — сказал он.
— Чего ж ты не дрался, а?
— А зачем? Я не могу расходовать свою энергию на всякую ерунду. В любом случае, я не знаю как бороться с дикарями, — добавил он, подбирая кусочки разбитых очков.
— Но ты же обратил в бегство сатанистов!
— То была игра. И потом, может они и жалкие люди, но намного тоньше, чем эта бестолочь. Перед пещерным человеком я бессилен.
Мы помогли друг дружке встать на ноги.
— Ты ж говорил, ты и я против слабоумных.
— Боюсь тебя разочаровать. Надо еще, чтобы эти идиоты обладали хоть минимальным умом, чтобы я мог вступить с ними в войну.
Я был в шоке.
— Но послушай, эти типы вроде Мартинеса нас все время будут бить в морду!
— Возможно, — скромно сказал он. — Но они раньше меня устанут.
— А если они тебя убьют до смерти?
Он пожал плечами.
— Ба! Жизнь — всего лишь краткий миг.
Меня охватило темное предчувствие. Слабоумные были способны его побить. Рауль не всегда бывает самым сильным. Он только что оказался даже полон слабости.
Я вздохнул.
— Что бы не случилось, ты всегда сможешь, как и раньше, рассчитывать на меня в трудный час.
В ту же ночь мне вновь приснилось, что я лечу в облаках на встречу с женщиной в белом атласном платье и с маской скелета.
— Какой же ты наивный, Мишель! Ты думаешь, что мир добр и, стало быть, лучший способ в него вписаться — это самому быть добрым. Ты заблуждаешься. Пошевели мозгами хоть чуть-чуть. Будущее творят не добрые люди, а новаторы, дерзкие, ничего не боящиеся.
— А ты сам, ты ничего не боишься?
— Ничего.
— Даже физических страданий?
— Имей достаточно силы воли и ничего не будешь чувствовать.
Чтобы лучше мне это доказать, он вынул свою зажигалку и подержал в пламени указательный палец, пока в воздухе не распространился запах горелой плоти. Я боролся с тошнотой и был заворожен одновременно
— Как это ты делаешь?!
— Сначала я убираю все мысли, а потом говорю себе, что кто-то другой испытывает эту боль и что меня она ничуть не касается.
— Ты не боишься огня?
— Ни огня, ни земли, ни метала. Всемогущ тот, кто не боится, ибо ни в чем не будет ему отказано. Это моя лекция номер два. Первая была про то, что монета в два франка будет твоим лучшим советником. Вторая лекция о том, что страха нет, если только ты сам не позволишь ему существовать.
— Тебя этому отец научил?
— Он говорил, что нельзя оглядываться назад, когда взбираешься на гору. Если обернешься, то может закружиться голова, возникнет паника и ты упадешь. И наоборот, если лезть прямиком на вершину, то всегда будешь в безопасности.
— Да, но если ты ничего не боишься, что тебя туда толкает?
— Тайна. Потребность раскрыть тайну смерти моего отца и смерти вообще.
Пока он произносил эти слова, его правая ладонь словно паук кралась по лбу, будто борясь с неведомым страданием. Глаза вылезли из орбит, как если бы что-то глодало ему голову изнутри.
Я встревожился:
— Тебе что, плохо?
Он ответил не сразу. Потом, словно вспомнив как дышать и мыслить:
— Ерунда, просто мигрень. Это пройдет, — хрипло сказал он.
Это был один-единственный раз, когда я видел его страдающим. Для меня Рауль всегда оставался сверхчеловеком. Учителем.
Рауль меня впечатлял. Так как он был старше на год, то я вылез из кожи, чтобы перепрыгнуть на класс вперед и оказаться с ним на одной школьной скамье. Потом все стало проще. Он позволял мне списывать домашние задания, а после уроков продолжал рассказывать разные чудесные истории.
Никто в нашем классе не разделял мое восхищение. Учитель французской словесности дал ученику Разорбаку прозвище «Господин всезнайка».
— Хватайтесь крепче за стулья. Сегодня «Господин всезнайка» сдал свое сочинение. Обхохочитесь. Тему я вам уже называл, но все равно. Итак, «Мои идеальные каникулы». Ну и дела! Господин всезнайка ну никак не хочет прогуляться по берегу Тукета, Сан-Тропеза, Ла-Бауля [4], посмотреть Барселону или там Лондон. Нет, он жаждет проникнуть в страну мертвых. И вот… он шлет нам оттуда почтовые открытки.
Всеобщее оживление.
— Цитирую: «Пока мою барку влечет к свету, я цепляюсь за удава, потому что огненный серпент уже прыгает перед носом моего суденышка. Богиня Нефти советует мне не терять головы и придерживать берет. Принцесса Изида протягивает мне крест с овалом, чтоб отвадить монстра».
Ученики гогочут, пихают друг дружку локтями, а педагог заканчивает сухим учительским тоном:
— Господин всезнайка, мне остается только посоветовать вам просить помощи хорошего психоаналитика. И вообще, сходите-ка вы к психиатру. А тем временем имейте в виду, что за сочинение ноль-таки я вам не поставил. У вас 1 балл из 20, да и то лишь потому, что вы заставили меня смеяться, читая вот эту писанину. Между прочим, ваши сочинения я всегда стараюсь прочесть в первую очередь, потому как знаю, что с вами не соскучишься. Продолжайте в том же духе, мсье Разорбак, и я еще долго буду веселиться, так как вы без сомнения останетесь на второй год.
Рауль и глазом не моргнул. Он не реагировал на подобные замечания, особенно исходившие от людей типа нашего французского учителя, к которому Рауль не питал никакого уважения. Проблемы, однако же, были. И с этим же самым классом.
Как и в большинстве школ, ученики нашего лицея были жестокими подростками и стоило только показать на кого-то пальцем и сказать «вот белая ворона», как его жизнь тут же превращалась в пытку. В нашем классе заводилой был один наглый тип по имени Мартинес. Вместе со своими приспешниками он подкараулил нас у выхода и мы очутились в кольце.
— Принцесса Изида, принцесса Изида, — скандировали они. — Хочешь овальным крестом по морде?
Я перепугался. Чтобы преодолеть страх, я сильно пнул Мартинеса в ногу, а он засветил мне кулаком по носу. Лицо тут же залила кровь. Нас было двое против шести, но самая большая проблема оказалась в том, что Рауль — хотя и был намного выше и сильнее меня, — похоже, и не собирался защищаться. Он не дрался. Он получал удар за ударом и даже не пробовал отвечать.
Я заорал:
— Давай, Рауль! Мы их погоним, как тех на кладбище! Ты и я против слабоумных, Рауль!
Он не двинулся с места. Мы не замедлили повалиться наземь под градом ударов кулаками и ногами. Видя такое отсутствие сопротивления, банда верзилы Мартинеса оставила нас лежать и удалилась, помахивая растопыренными пальцами-рогатками. Я принялся массировать свои шишки.
— Ты испугался? — спросил я.
— Нет, — сказал он.
— Чего ж ты не дрался, а?
— А зачем? Я не могу расходовать свою энергию на всякую ерунду. В любом случае, я не знаю как бороться с дикарями, — добавил он, подбирая кусочки разбитых очков.
— Но ты же обратил в бегство сатанистов!
— То была игра. И потом, может они и жалкие люди, но намного тоньше, чем эта бестолочь. Перед пещерным человеком я бессилен.
Мы помогли друг дружке встать на ноги.
— Ты ж говорил, ты и я против слабоумных.
— Боюсь тебя разочаровать. Надо еще, чтобы эти идиоты обладали хоть минимальным умом, чтобы я мог вступить с ними в войну.
Я был в шоке.
— Но послушай, эти типы вроде Мартинеса нас все время будут бить в морду!
— Возможно, — скромно сказал он. — Но они раньше меня устанут.
— А если они тебя убьют до смерти?
Он пожал плечами.
— Ба! Жизнь — всего лишь краткий миг.
Меня охватило темное предчувствие. Слабоумные были способны его побить. Рауль не всегда бывает самым сильным. Он только что оказался даже полон слабости.
Я вздохнул.
— Что бы не случилось, ты всегда сможешь, как и раньше, рассчитывать на меня в трудный час.
В ту же ночь мне вновь приснилось, что я лечу в облаках на встречу с женщиной в белом атласном платье и с маской скелета.
22 — ФИЛОСОФИЯ ПАСКАЛЯ
"Бессмертие души влечет нас столь сильно, задевает столь глубоко, что надо позабыть все эмоции и стать беспристрастным, чтобы понять, что же это такое.
Наш первейший интерес и наша первейшая задача состоят в том, чтобы пролить свет на эту тему, от которой зависит все наше поведение.
Именно поэтому среди людей, не верящих в бессмертие души, я провожу резкую границу между теми, кто работает изо всех сил, чтобы узнать об этом больше, и теми, кто живет, не беспокоясь и не размышляя над этим вообще.
Этакое безразличие к вопросу, который касается их самих, их личности, всего, что в них есть, меня скорее раздражает, чем печалит. Это меня изумляет и пугает: это для меня чудовищно. Я говорю об этом не из благочестивого рвения и духовной набожности. Я слышу противоположное мнение, что такое отношение необходимо в интересах человечества".
Блез Паскаль (Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»)