Страница:
Алексей подал сообщице руку, и они двинулись к карете. Однако на повороте аллеи перед ними возникли три человека. Один из них, смеясь, пускал мыльные пузыри, а остальные обменивались шутками. Троица была в блестящих темных полумасках.
Проходя мимо, Алексей слегка задел локтем одного из шутников. Тот живо обернулся и смерил Каверина надменным взглядом.
– Сударь, вы невежа! – высокомерно заявил он. – Кто дал вам право толкать людей?
– Я не толкал вас, – сухо ответствовал Алексей, которому было неприятно, что все это происходило на глазах у Полины.
– О! Так вы отрицаете очевидное? Вы нарочно меня толкнули, сударь! У меня есть свидетели!
Каверин и в спокойном-то состоянии не отличался терпеливостью, а тут он просто взорвался.
– Да кто вы такой, сударь, чтобы я вас толкал? – язвительно осведомился офицер. – Не стоит и трудиться!
Шутник опешил.
– Алексей Константинович, – тревожно шепнула Полина, – не стоит, мы уже уходим!
– Э, да месье нарывается на ссору! – заметил спутник того, которого Алексей будто бы нарочно задел.
– И немалую, – добавил худощавый юноша с длинными золотистыми волосами, пускавший мыльные пузыри.
– Сударь, – заявил незнакомец, – я не из тех людей, что сносят оскорбления. Вот моя карточка.
– Не смейте принимать ее! – прошипела Полина. – Вы не имеете права! Вспомните, кто вы, Алексей Константинович!
Однако Каверин принял карточку, не глядя. Такой уж это был неудачный день.
– К вашим услугам, сударь, – проговорил он, холодно поклонившись. – Когда и где?
– Сегодня же, – заявил незнакомец в маске, – на закате в Булонском лесу. Завтра у меня достаточно своих дел.
– Сегодня – так сегодня, – согласился Алексей. – На шпагах или на пистолетах?
– Я предпочитаю благородное оружие.
– Иными словами, вы предпочитаете быть заколотым, чем застреленным? Хорошо. Вы будете довольны.
– Хвастун! – пробормотал юноша, пускавший пузыри.
– И не забудьте привести с собой секунданта, – сказал противник Каверина.
– Обязательно, – кивнул Алексей. – Надеюсь, вы не забудете прийти.
– Не забуду, можете не беспокоиться.
– И приведите доктора, он может вам понадобиться.
– А вам медики уже не потребуются. С вас хватит одного священника.
Алексей сделал вид, что не заметил прозвучавшей в этих словах угрозы.
– Кто доставит оружие – вы или я?
– Можете не трудиться, – насмешливо заметил юноша с мыльными пузырями, – у нас есть две одинаковые шпаги – как раз для подобных случаев.
– Тогда до скорого! – бросил Алексей и повернулся, собираясь уйти.
– Вы не дали мне свою карточку, – заметил дуэлянт.
Каверин вздернул плечи.
– Меня зовут Алексей Каверин, я офицер, и меня хорошо знают в русском посольстве. Думаю, такой рекомендации вполне достаточно:
– Что за фамилии у этих русских, язык сломаешь! – посетовал юноша с мыльными пузырями.
– Вряд ли она ему еще понадобится, – подхватил спутник задиры, – разве что для надписи на могильном камне.
– Пф, сударь! – насмешливо отозвался Алексей. – Как говорят у вас во Франции, rira bien qui rira le dernier[4].
И, сухо наклонив голову, Каверин увлек Полину за собой, говоря на ходу:
– Вы возвращаетесь домой…
– Что вы себе позволяете!
– А я пойду искать себе секунданта.
Алексей поморщился. Отчего-то ему до страсти не хотелось посвящать Сержа Новосильцева в это дело. Тогда кто, кто сможет ему помочь?
– Я вас не оставлю! – вскинулась Полина. – Боже мой, вы даже не знаете своего будущего противника!
– И не хочу знать, заметьте.
– Нет, ну просто варварство какое-то! Дуэли – пережиток Средних веков!
– Я так не считаю. Задолго до Средних веков люди выходили в поединках один на один и не видели в том ничего особенного.
– Вы не имеете права рисковать собой! Боже мой, он же нарочно задел вас, я уверена!
– Это ничего не меняет, сударыня, – ответил Алексей, которому теперь море было по колено. – Поверьте, вам лучше уехать и ждать моего возвращения. И не пытайтесь меня отговорить, прошу вас. Я уже все решил.
И тем не менее Полина продолжала атаку в надежде убедить спутника не поступать столь опрометчиво. Но на сей раз ее упорство натолкнулось на не невиданное прежде препятствие. Алексей замкнулся в себе и ничего не отвечал.
– Вы невозможный упрямец! – наконец воскликнула мадемуазель Серова. На глазах ее выступили слезы.
– О, тут мне далеко до вас, – усмехнулся спутник и, оглядевшись, удивился: – Но где же наша карета?
Экипажа, в котором они приехали, на месте не оказалось. Более того, Матвей тоже исчез.
Глава 6
Глава 7
Проходя мимо, Алексей слегка задел локтем одного из шутников. Тот живо обернулся и смерил Каверина надменным взглядом.
– Сударь, вы невежа! – высокомерно заявил он. – Кто дал вам право толкать людей?
– Я не толкал вас, – сухо ответствовал Алексей, которому было неприятно, что все это происходило на глазах у Полины.
– О! Так вы отрицаете очевидное? Вы нарочно меня толкнули, сударь! У меня есть свидетели!
Каверин и в спокойном-то состоянии не отличался терпеливостью, а тут он просто взорвался.
– Да кто вы такой, сударь, чтобы я вас толкал? – язвительно осведомился офицер. – Не стоит и трудиться!
Шутник опешил.
– Алексей Константинович, – тревожно шепнула Полина, – не стоит, мы уже уходим!
– Э, да месье нарывается на ссору! – заметил спутник того, которого Алексей будто бы нарочно задел.
– И немалую, – добавил худощавый юноша с длинными золотистыми волосами, пускавший мыльные пузыри.
– Сударь, – заявил незнакомец, – я не из тех людей, что сносят оскорбления. Вот моя карточка.
– Не смейте принимать ее! – прошипела Полина. – Вы не имеете права! Вспомните, кто вы, Алексей Константинович!
Однако Каверин принял карточку, не глядя. Такой уж это был неудачный день.
– К вашим услугам, сударь, – проговорил он, холодно поклонившись. – Когда и где?
– Сегодня же, – заявил незнакомец в маске, – на закате в Булонском лесу. Завтра у меня достаточно своих дел.
– Сегодня – так сегодня, – согласился Алексей. – На шпагах или на пистолетах?
– Я предпочитаю благородное оружие.
– Иными словами, вы предпочитаете быть заколотым, чем застреленным? Хорошо. Вы будете довольны.
– Хвастун! – пробормотал юноша, пускавший пузыри.
– И не забудьте привести с собой секунданта, – сказал противник Каверина.
– Обязательно, – кивнул Алексей. – Надеюсь, вы не забудете прийти.
– Не забуду, можете не беспокоиться.
– И приведите доктора, он может вам понадобиться.
– А вам медики уже не потребуются. С вас хватит одного священника.
Алексей сделал вид, что не заметил прозвучавшей в этих словах угрозы.
– Кто доставит оружие – вы или я?
– Можете не трудиться, – насмешливо заметил юноша с мыльными пузырями, – у нас есть две одинаковые шпаги – как раз для подобных случаев.
– Тогда до скорого! – бросил Алексей и повернулся, собираясь уйти.
– Вы не дали мне свою карточку, – заметил дуэлянт.
Каверин вздернул плечи.
– Меня зовут Алексей Каверин, я офицер, и меня хорошо знают в русском посольстве. Думаю, такой рекомендации вполне достаточно:
– Что за фамилии у этих русских, язык сломаешь! – посетовал юноша с мыльными пузырями.
– Вряд ли она ему еще понадобится, – подхватил спутник задиры, – разве что для надписи на могильном камне.
– Пф, сударь! – насмешливо отозвался Алексей. – Как говорят у вас во Франции, rira bien qui rira le dernier[4].
И, сухо наклонив голову, Каверин увлек Полину за собой, говоря на ходу:
– Вы возвращаетесь домой…
– Что вы себе позволяете!
– А я пойду искать себе секунданта.
Алексей поморщился. Отчего-то ему до страсти не хотелось посвящать Сержа Новосильцева в это дело. Тогда кто, кто сможет ему помочь?
– Я вас не оставлю! – вскинулась Полина. – Боже мой, вы даже не знаете своего будущего противника!
– И не хочу знать, заметьте.
– Нет, ну просто варварство какое-то! Дуэли – пережиток Средних веков!
– Я так не считаю. Задолго до Средних веков люди выходили в поединках один на один и не видели в том ничего особенного.
– Вы не имеете права рисковать собой! Боже мой, он же нарочно задел вас, я уверена!
– Это ничего не меняет, сударыня, – ответил Алексей, которому теперь море было по колено. – Поверьте, вам лучше уехать и ждать моего возвращения. И не пытайтесь меня отговорить, прошу вас. Я уже все решил.
И тем не менее Полина продолжала атаку в надежде убедить спутника не поступать столь опрометчиво. Но на сей раз ее упорство натолкнулось на не невиданное прежде препятствие. Алексей замкнулся в себе и ничего не отвечал.
– Вы невозможный упрямец! – наконец воскликнула мадемуазель Серова. На глазах ее выступили слезы.
– О, тут мне далеко до вас, – усмехнулся спутник и, оглядевшись, удивился: – Но где же наша карета?
Экипажа, в котором они приехали, на месте не оказалось. Более того, Матвей тоже исчез.
Глава 6
Король, королева и визирь. – Имя на визитной карточке. – Дуэлянты. – Издержки второй молодости и громкое разоблачение
– Так… – произнесла Полина, сразу же обретая спокойствие духа. – Предлагаю немедленно взять фиакр и ехать в посольство. Там вы объясните все, что случилось, и господин Новосильцев вместе с бароном наверняка подскажут, как нам выпутаться из сложившейся ситуации.
– Вы вольны ехать куда угодно, Полина Степановна, – возразил Алексей, не обратив никакого внимания на многозначительное «нам», – а лично я еду в Булонский лес.
– Алексей Константинович, но это же просто глупо! – вскинулась его собеседница. – Вы разве не видите, что происходит? Ведь все одно к одному: мы не выполнили задания, Эпине-Брокар убит, по совершенно пустячной причине вас вызвали на дуэль, а теперь еще и Матвей, и карета исчезли. Кто-то явно решил сделать нас частью своей игры, что мне очень не нравится!
– Мне тоже, поверьте, – усмехнулся Каверин. – Но если тот самый «кто-то» думает, что имеет дело с пешкой, он ошибается.
– О да, вы куда больше похожи на короля, от которого в шахматах никакого проку, – съязвила Полина.
– А вы, конечно, считаете себя королевой, – поддел «невесту» Алексей.
– Между прочим, ферзь – никакая не королева, – сухо заметила Полина. – Ферзь – визирь, первый министр.
– Я вижу, вы разбираетесь в шахматах.
– Да, я часто играла в них с папенькой, когда он был жив, – с гордостью сказала Полина. – Куда вы меня ведете?
В самом деле, Алексей, взяв ее под руку, повел прочь от особняка, где проходил бал.
– Поскольку в доме произошло преступление, – пояснил офицер вполголоса, – нам лучше убираться отсюда, и как можно скорее. На набережной я посажу вас в фиакр.
– Я уже сказала: я вас не оставлю!
– Полина Степановна, женщина не может присутствовать на дуэли, это исключено.
Полина вздохнула и спросила:
– Вы хотя бы знаете, с кем деретесь?
Вспомнив, что и в самом деле не удосужился прочесть имя своего противника, Алексей залез в карман и вытащил визитную карточку.
– Граф Максим-Шарль-Луи-Антонен де Шевран, – прочел он вслух. – Судя по имени, прохвост, каких поискать.
– Почему вы так решили? – полюбопытствовала Полина.
Алексей мог бы честно ответить: потому, что граф ему сразу же не понравился. Но ограничился тем, что по-королевски пожал плечами. Мол, понимай, как хочешь: то ли вмешалась всеведущая интуиция, то ли ему известно о графе что-то такое, чего он не может сказать Полине.
– Вы не хотите отдать какие-нибудь распоряжения? – спросила барышня Серова через несколько шагов.
– Что за распоряжения? – рассеянно спросил Алексей.
– На случай, если ваша встреча закончится плохо для вас, – пояснила его спутница.
– Вы очень добры, – заметил Алексей, улыбаясь краем рта, – но никаких особых распоряжений я оставлять не собираюсь.
– Однако у вас же наверняка есть родственники, друзья, знакомые…
– Будь у меня друзья, я бы не оказался здесь, – отрезал Каверин, и Полина надулась.
На бульваре Сен-Жермен Каверин остановил фиакр, заплатил кучеру и попросил доставить мадемуазель, куда она попросит. Теперь, когда тень особняка с окровавленным трупом в одной из комнат больше не маячила за ними, молодой человек почувствовал себя значительно лучше. Он отлично понимал, что события вышли из-под контроля, и теперь можно сделать только одно – следовать им. Тем более что у него была назначена встреча, пропустить которую не может ни один уважающий себя человек.
Попрощавшись с Полиной, Алексей быстрым шагом двинулся к набережной Тюильри. В голову ему пришла дерзкая мысль – взять в качестве секунданта любого подходящего прохожего.
Увы, все прохожие, как назло, шествовали либо с дамами, либо с подружками, а те, кто шагал сам по себе, были либо слишком молоды, либо по иным причинам не подходили на роль секунданта. Алексей весьма щепетильно относился к вопросам чести и не мог брать в секунданты рабочего или юнца, у которого молоко на губах не обсохло.
Читателю известно, каким образом он наконец сделал свой выбор. Господин с бакенбардами подвернулся весьма кстати, и сейчас фиакр, запряженный на редкость резвой лошадкой, мчал их обоих в Булонский лес.
– Только бы он не опоздал, – заметил Алексей, поглядывая за окно.
– Не беспокойтесь, – важно заверил его господин. – Он не опоздает.
И действительно, в первой же аллее их нагнала карета с веселой троицей.
– Эй! – весело закричал задира-граф, высунувшись в окно. – А я уж думал, вы струсите и не придете!
Он снял маску, и Каверин смог как следует разглядеть лицо будущего противника. Максиму де Шеврану, судя по всему, было около тридцати. У него были каштановые волосы и небольшие усики, оттенявшие красиво очерченный рот. Когда граф улыбался, светлые его глаза оставались холодными, как лед, и выражение их Алексею сильно не понравилось. Такие скучающие, ничего не выражающие глаза бывают у людей, которые ни во что не ставят человеческую жизнь, у уверенных в себе головорезов, для которых отправить ближнего на тот свет – пара пустяков. Бог весть отчего, но женщины, как правило, без ума от подобных опасных, расчетливых убийц, а Максим де Шевран был к тому же еще и весьма недурен собой. Он прокричал еще что-то задиристое и насмешливое в адрес Каверина, и спутники графа засмеялись.
– Не отвечайте, – шепнул старик офицеру. – Это его манера раззадорить противника перед схваткой, чтобы тот утратил контроль над собой.
Кареты остановились возле небольшой поляны, словно самой судьбой предназначенной для того, чтобы молодые люди, слишком близко к сердцу воспринимающие законы чести, резали на ней друг другу глотки. Она была тениста, тиха и достаточно удалена от возможных нескромных глаз.
– Это мой секундант, Луи Робер, – заявил Максим де Шевран, кладя руку на плечо юноше, который уже не пускал мыльные пузыри, а стоял, ухмыляясь во весь рот. – А рядом с вами, я полагаю, ваш? Месье…
– Франсуа Перрен, – представился господин в бакенбардах. Склонив голову и глядя себе под ноги, он вышел из кареты.
– Рад познакомиться с вами, сударь. За доктора у нас – Ксавье Марке, мой товарищ. Надеюсь, вы не будете против?
Доктором, как оказалось, был тот, кто посулил Алексею, что его фамилия потребуется ему лишь для эпитафии на надгробном камне. У Ксавье Марке было молодое открытое лицо, располагающее к себе. В уголках его губ затаились смешинки, и вообще доктор производил впечатление человека, который не прочь пошутить и повеселиться. Вот и сейчас он сорвал с головы цилиндр и отвесил преувеличенно низкий поклон Каверину и его секунданту.
– Шпаги, господа, – сказал секундант Максима, поднося длинный футляр, обитый изнутри бархатом, на котором покоились два смертоносных клинка.
Граф выбрал шпагу, Алексей взял вторую. Пробуя лезвие, Максим де Шевран несколько раз со свистом рассек клинком воздух, а затем сделал неожиданный выпад, словно метил в невидимого противника. На губах у него играла нехорошая улыбка. Алексей же ограничился тем, что повертел кистью так и эдак, прилаживаясь к рукояти и тяжести оружия.
– Луна светит, – как бы зачарованно произнес Ксавье Марке, глядя на бледный диск, поднявшийся над деревьями.
Франсуа Перрен сурово кашлянул.
– Драться до первой крови или всерьез? – раздумчиво и словно про себя спросил граф, глядя на Алексея.
– Я не дерусь до первой крови, – был спокойный ответ.
– Ах, тогда до последней? Прекрасно!
– Ответ, достойный героя, – продекламировал доктор.
Максим де Шевран с помощью секунданта снял сюртук. Алексей сделал то же самое без посторонней помощи. Противники сбросили и жилеты, чтобы те не мешали движению. Наконец разошлись.
– У меня сердце разрывается при мысли, что я должен буду вас убить, – заявил Максим, выходя на позицию.
– А у меня – нет.
– Помните: он очень хорошо владеет левой, – вполголоса сказал Перрен Каверину. – Многие уже поплатились за то, что неосмотрительно забыли об этом.
Алексей только улыбнулся.
– En garde![5] – звучно провозгласил юноша по имени Луи Робер.
Противники отсалютовали друг другу.
По траве прошелестел вечерний ветер. Клинки шпаг скрестились с негромким стуком… а в следующее мгновение Максим де Шевран, как-то неловко взмахнув рукой, боком повалился на траву.
– Что случилось? – ошеломленно спросил доктор.
– Ничего особенного, – хладнокровно отозвался Алексей, отходя назад. – Дуэль окончена.
Первым опомнился Перрен.
– Ну и дела! – вскричал он, всплеснув руками. – С первого же выпада, черт возьми!
Секундант Максима бросился к своему другу, распростертому на траве. Лучший фехтовальщик Парижа не двигался.
– Вы… Вы убили его! – дрожащим голосом вскричал юноша, заламывая руки.
К поверженному противнику кинулся доктор, уронив от волнения цилиндр. Перрен меж тем тряс руку Каверину.
– Не думал я, что мне доведется увидеть такой удар! Черт возьми, как славно вы прикололи ему бутоньерку!
– Простите? – удивился Алексей.
– То есть продырявили его, я хотел сказать, – поправился собеседник. И тут же насторожился: – Однако мне кажется, сюда кто-то идет!
Каверин ни капли не удивился, когда из-за деревьев выступила Полина. Особая агентесса нумер два была бледна, но силилась улыбнуться.
– Я велела кучеру ехать за вами, – объяснила барышня. – Он мертв?
– Полагаю, да, что меня нисколько не волнует, – ответил Алексей спокойно.
Месье Перрен пристально оглядел Полину и, подняв бровь, обернулся к дуэлянту.
– Прошу прощения, – необычайно вежливо осведомился старик, – это ваша супруга?
Собственно говоря, на такой вопрос, по легенде, полагалось отвечать «невеста», но Каверин отчего-то замешкался с ответом.
– А кто такая та женщина? – спросила Полина, подходя к нему и кивая на людей возле распростертого на земле тела.
– Женщина? – поразился Алексей.
– Мужчина никогда не станет так заламывать руки, в каком бы отчаянии он ни был, – объяснила Полина своим невыносимым назидательным тоном. – Впрочем, еще когда спутник графа шел рядом, выдувая мыльные пузыри, я сразу же подумала: что-то тут не так. Так кто она?
Алексей пожал плечами и, обернувшись к Перрену, спросил у него, верно ли, что Луи Робер на самом деле – не Луи, а некоторым образом наоборот.
– Э… – в смущении проговорил Перрен, – вы совершенно правы, мадам…
– Мадемуазель, – подсказала Полина, милостиво улыбнувшись.
– Это, кхм, любовница покойного, Анжелика де Вильбуа. Она иногда сопровождала его в мужском платье.
Алексей вздохнул. Париж – город, находящийся выше его разумения. О всяком ему доводилось слышать, но чтобы любовница повсюду следовала за предметом своей страсти, переодевшись мужчиной… Положительно, мир менялся только к худшему!
– И вы не сказали мне, что второй секундант – женщина? – возмутился офицер.
– Я решил, что ни к чему отвлекать вас несущественными деталями, – объяснил Перрен, ухмыляясь.
К ним подошел мрачный Ксавье Марке, который подобрал свой цилиндр и теперь отряхивал его от грязи.
– Я надеюсь, вы засвидетельствуете, что все было по правилам? – спросил Перрен у доктора.
– Нет, это было убийство! – крикнула Анжелика. Ее хорошенькое личико было залито слезами.
– Ваш друг очень силен в фехтовании, – пробормотал смущенный доктор. – Разумеется, все было по правилам.
Анжелика упала на труп своего любовника и разразилась рыданиями. Перрен повернулся к офицеру.
– Если сегодня у вас еще с кем-нибудь назначена дуэль, – промолвил старик, поклонившись, – я сочту за честь снова побывать вашим секундантом.
– Нет, месье Видок, второй дуэли у нас не запланировано, – сладким голосом «пропела» Полина. – Более того, мой жених чрезвычайно сожалеет, что ему пришлось вас побеспокоить, наверняка оторвав от каких-нибудь важных дел.
– Месье Видок? – переспросил озадаченный Алексей.
Доктор, услышавший прозвучавшее имя, повернулся и пристальнее всмотрелся в лицо старика-секунданта.
– Боже мой! – пробормотал Ксавье. – Это вы! Это и впрямь вы! Так вот почему вы так низко опустили голову, когда выходили из фиакра…
– Та-та-та, месье Марке, – перебил его старик. – У каждого свои секреты, согласитесь! К примеру, я же не кричу на всех углах, как вы с вашим дядюшкой-аптекарем стряпаете пилюли для продления молодости, а между прочим, на днях как раз умер один из ваших пациентов! Что, еще одна молодость оказалась ему не по силам?
Ксавье позеленел, отшатнулся и удалился быстрым шагом.
– Что все это значит? – требовательно спросил Алексей. – Ваше имя не Перрен? Что за шутки, в конце концов?
Его собеседник приосанился и распрямил плечи.
– Это вовсе не шутки, сударь. Да, я не Франсуа Перрен. Мое имя – Эжен Франсуа Видок.
– Вы вольны ехать куда угодно, Полина Степановна, – возразил Алексей, не обратив никакого внимания на многозначительное «нам», – а лично я еду в Булонский лес.
– Алексей Константинович, но это же просто глупо! – вскинулась его собеседница. – Вы разве не видите, что происходит? Ведь все одно к одному: мы не выполнили задания, Эпине-Брокар убит, по совершенно пустячной причине вас вызвали на дуэль, а теперь еще и Матвей, и карета исчезли. Кто-то явно решил сделать нас частью своей игры, что мне очень не нравится!
– Мне тоже, поверьте, – усмехнулся Каверин. – Но если тот самый «кто-то» думает, что имеет дело с пешкой, он ошибается.
– О да, вы куда больше похожи на короля, от которого в шахматах никакого проку, – съязвила Полина.
– А вы, конечно, считаете себя королевой, – поддел «невесту» Алексей.
– Между прочим, ферзь – никакая не королева, – сухо заметила Полина. – Ферзь – визирь, первый министр.
– Я вижу, вы разбираетесь в шахматах.
– Да, я часто играла в них с папенькой, когда он был жив, – с гордостью сказала Полина. – Куда вы меня ведете?
В самом деле, Алексей, взяв ее под руку, повел прочь от особняка, где проходил бал.
– Поскольку в доме произошло преступление, – пояснил офицер вполголоса, – нам лучше убираться отсюда, и как можно скорее. На набережной я посажу вас в фиакр.
– Я уже сказала: я вас не оставлю!
– Полина Степановна, женщина не может присутствовать на дуэли, это исключено.
Полина вздохнула и спросила:
– Вы хотя бы знаете, с кем деретесь?
Вспомнив, что и в самом деле не удосужился прочесть имя своего противника, Алексей залез в карман и вытащил визитную карточку.
– Граф Максим-Шарль-Луи-Антонен де Шевран, – прочел он вслух. – Судя по имени, прохвост, каких поискать.
– Почему вы так решили? – полюбопытствовала Полина.
Алексей мог бы честно ответить: потому, что граф ему сразу же не понравился. Но ограничился тем, что по-королевски пожал плечами. Мол, понимай, как хочешь: то ли вмешалась всеведущая интуиция, то ли ему известно о графе что-то такое, чего он не может сказать Полине.
– Вы не хотите отдать какие-нибудь распоряжения? – спросила барышня Серова через несколько шагов.
– Что за распоряжения? – рассеянно спросил Алексей.
– На случай, если ваша встреча закончится плохо для вас, – пояснила его спутница.
– Вы очень добры, – заметил Алексей, улыбаясь краем рта, – но никаких особых распоряжений я оставлять не собираюсь.
– Однако у вас же наверняка есть родственники, друзья, знакомые…
– Будь у меня друзья, я бы не оказался здесь, – отрезал Каверин, и Полина надулась.
На бульваре Сен-Жермен Каверин остановил фиакр, заплатил кучеру и попросил доставить мадемуазель, куда она попросит. Теперь, когда тень особняка с окровавленным трупом в одной из комнат больше не маячила за ними, молодой человек почувствовал себя значительно лучше. Он отлично понимал, что события вышли из-под контроля, и теперь можно сделать только одно – следовать им. Тем более что у него была назначена встреча, пропустить которую не может ни один уважающий себя человек.
Попрощавшись с Полиной, Алексей быстрым шагом двинулся к набережной Тюильри. В голову ему пришла дерзкая мысль – взять в качестве секунданта любого подходящего прохожего.
Увы, все прохожие, как назло, шествовали либо с дамами, либо с подружками, а те, кто шагал сам по себе, были либо слишком молоды, либо по иным причинам не подходили на роль секунданта. Алексей весьма щепетильно относился к вопросам чести и не мог брать в секунданты рабочего или юнца, у которого молоко на губах не обсохло.
Читателю известно, каким образом он наконец сделал свой выбор. Господин с бакенбардами подвернулся весьма кстати, и сейчас фиакр, запряженный на редкость резвой лошадкой, мчал их обоих в Булонский лес.
– Только бы он не опоздал, – заметил Алексей, поглядывая за окно.
– Не беспокойтесь, – важно заверил его господин. – Он не опоздает.
И действительно, в первой же аллее их нагнала карета с веселой троицей.
– Эй! – весело закричал задира-граф, высунувшись в окно. – А я уж думал, вы струсите и не придете!
Он снял маску, и Каверин смог как следует разглядеть лицо будущего противника. Максиму де Шеврану, судя по всему, было около тридцати. У него были каштановые волосы и небольшие усики, оттенявшие красиво очерченный рот. Когда граф улыбался, светлые его глаза оставались холодными, как лед, и выражение их Алексею сильно не понравилось. Такие скучающие, ничего не выражающие глаза бывают у людей, которые ни во что не ставят человеческую жизнь, у уверенных в себе головорезов, для которых отправить ближнего на тот свет – пара пустяков. Бог весть отчего, но женщины, как правило, без ума от подобных опасных, расчетливых убийц, а Максим де Шевран был к тому же еще и весьма недурен собой. Он прокричал еще что-то задиристое и насмешливое в адрес Каверина, и спутники графа засмеялись.
– Не отвечайте, – шепнул старик офицеру. – Это его манера раззадорить противника перед схваткой, чтобы тот утратил контроль над собой.
Кареты остановились возле небольшой поляны, словно самой судьбой предназначенной для того, чтобы молодые люди, слишком близко к сердцу воспринимающие законы чести, резали на ней друг другу глотки. Она была тениста, тиха и достаточно удалена от возможных нескромных глаз.
– Это мой секундант, Луи Робер, – заявил Максим де Шевран, кладя руку на плечо юноше, который уже не пускал мыльные пузыри, а стоял, ухмыляясь во весь рот. – А рядом с вами, я полагаю, ваш? Месье…
– Франсуа Перрен, – представился господин в бакенбардах. Склонив голову и глядя себе под ноги, он вышел из кареты.
– Рад познакомиться с вами, сударь. За доктора у нас – Ксавье Марке, мой товарищ. Надеюсь, вы не будете против?
Доктором, как оказалось, был тот, кто посулил Алексею, что его фамилия потребуется ему лишь для эпитафии на надгробном камне. У Ксавье Марке было молодое открытое лицо, располагающее к себе. В уголках его губ затаились смешинки, и вообще доктор производил впечатление человека, который не прочь пошутить и повеселиться. Вот и сейчас он сорвал с головы цилиндр и отвесил преувеличенно низкий поклон Каверину и его секунданту.
– Шпаги, господа, – сказал секундант Максима, поднося длинный футляр, обитый изнутри бархатом, на котором покоились два смертоносных клинка.
Граф выбрал шпагу, Алексей взял вторую. Пробуя лезвие, Максим де Шевран несколько раз со свистом рассек клинком воздух, а затем сделал неожиданный выпад, словно метил в невидимого противника. На губах у него играла нехорошая улыбка. Алексей же ограничился тем, что повертел кистью так и эдак, прилаживаясь к рукояти и тяжести оружия.
– Луна светит, – как бы зачарованно произнес Ксавье Марке, глядя на бледный диск, поднявшийся над деревьями.
Франсуа Перрен сурово кашлянул.
– Драться до первой крови или всерьез? – раздумчиво и словно про себя спросил граф, глядя на Алексея.
– Я не дерусь до первой крови, – был спокойный ответ.
– Ах, тогда до последней? Прекрасно!
– Ответ, достойный героя, – продекламировал доктор.
Максим де Шевран с помощью секунданта снял сюртук. Алексей сделал то же самое без посторонней помощи. Противники сбросили и жилеты, чтобы те не мешали движению. Наконец разошлись.
– У меня сердце разрывается при мысли, что я должен буду вас убить, – заявил Максим, выходя на позицию.
– А у меня – нет.
– Помните: он очень хорошо владеет левой, – вполголоса сказал Перрен Каверину. – Многие уже поплатились за то, что неосмотрительно забыли об этом.
Алексей только улыбнулся.
– En garde![5] – звучно провозгласил юноша по имени Луи Робер.
Противники отсалютовали друг другу.
По траве прошелестел вечерний ветер. Клинки шпаг скрестились с негромким стуком… а в следующее мгновение Максим де Шевран, как-то неловко взмахнув рукой, боком повалился на траву.
– Что случилось? – ошеломленно спросил доктор.
– Ничего особенного, – хладнокровно отозвался Алексей, отходя назад. – Дуэль окончена.
Первым опомнился Перрен.
– Ну и дела! – вскричал он, всплеснув руками. – С первого же выпада, черт возьми!
Секундант Максима бросился к своему другу, распростертому на траве. Лучший фехтовальщик Парижа не двигался.
– Вы… Вы убили его! – дрожащим голосом вскричал юноша, заламывая руки.
К поверженному противнику кинулся доктор, уронив от волнения цилиндр. Перрен меж тем тряс руку Каверину.
– Не думал я, что мне доведется увидеть такой удар! Черт возьми, как славно вы прикололи ему бутоньерку!
– Простите? – удивился Алексей.
– То есть продырявили его, я хотел сказать, – поправился собеседник. И тут же насторожился: – Однако мне кажется, сюда кто-то идет!
Каверин ни капли не удивился, когда из-за деревьев выступила Полина. Особая агентесса нумер два была бледна, но силилась улыбнуться.
– Я велела кучеру ехать за вами, – объяснила барышня. – Он мертв?
– Полагаю, да, что меня нисколько не волнует, – ответил Алексей спокойно.
Месье Перрен пристально оглядел Полину и, подняв бровь, обернулся к дуэлянту.
– Прошу прощения, – необычайно вежливо осведомился старик, – это ваша супруга?
Собственно говоря, на такой вопрос, по легенде, полагалось отвечать «невеста», но Каверин отчего-то замешкался с ответом.
– А кто такая та женщина? – спросила Полина, подходя к нему и кивая на людей возле распростертого на земле тела.
– Женщина? – поразился Алексей.
– Мужчина никогда не станет так заламывать руки, в каком бы отчаянии он ни был, – объяснила Полина своим невыносимым назидательным тоном. – Впрочем, еще когда спутник графа шел рядом, выдувая мыльные пузыри, я сразу же подумала: что-то тут не так. Так кто она?
Алексей пожал плечами и, обернувшись к Перрену, спросил у него, верно ли, что Луи Робер на самом деле – не Луи, а некоторым образом наоборот.
– Э… – в смущении проговорил Перрен, – вы совершенно правы, мадам…
– Мадемуазель, – подсказала Полина, милостиво улыбнувшись.
– Это, кхм, любовница покойного, Анжелика де Вильбуа. Она иногда сопровождала его в мужском платье.
Алексей вздохнул. Париж – город, находящийся выше его разумения. О всяком ему доводилось слышать, но чтобы любовница повсюду следовала за предметом своей страсти, переодевшись мужчиной… Положительно, мир менялся только к худшему!
– И вы не сказали мне, что второй секундант – женщина? – возмутился офицер.
– Я решил, что ни к чему отвлекать вас несущественными деталями, – объяснил Перрен, ухмыляясь.
К ним подошел мрачный Ксавье Марке, который подобрал свой цилиндр и теперь отряхивал его от грязи.
– Я надеюсь, вы засвидетельствуете, что все было по правилам? – спросил Перрен у доктора.
– Нет, это было убийство! – крикнула Анжелика. Ее хорошенькое личико было залито слезами.
– Ваш друг очень силен в фехтовании, – пробормотал смущенный доктор. – Разумеется, все было по правилам.
Анжелика упала на труп своего любовника и разразилась рыданиями. Перрен повернулся к офицеру.
– Если сегодня у вас еще с кем-нибудь назначена дуэль, – промолвил старик, поклонившись, – я сочту за честь снова побывать вашим секундантом.
– Нет, месье Видок, второй дуэли у нас не запланировано, – сладким голосом «пропела» Полина. – Более того, мой жених чрезвычайно сожалеет, что ему пришлось вас побеспокоить, наверняка оторвав от каких-нибудь важных дел.
– Месье Видок? – переспросил озадаченный Алексей.
Доктор, услышавший прозвучавшее имя, повернулся и пристальнее всмотрелся в лицо старика-секунданта.
– Боже мой! – пробормотал Ксавье. – Это вы! Это и впрямь вы! Так вот почему вы так низко опустили голову, когда выходили из фиакра…
– Та-та-та, месье Марке, – перебил его старик. – У каждого свои секреты, согласитесь! К примеру, я же не кричу на всех углах, как вы с вашим дядюшкой-аптекарем стряпаете пилюли для продления молодости, а между прочим, на днях как раз умер один из ваших пациентов! Что, еще одна молодость оказалась ему не по силам?
Ксавье позеленел, отшатнулся и удалился быстрым шагом.
– Что все это значит? – требовательно спросил Алексей. – Ваше имя не Перрен? Что за шутки, в конце концов?
Его собеседник приосанился и распрямил плечи.
– Это вовсе не шутки, сударь. Да, я не Франсуа Перрен. Мое имя – Эжен Франсуа Видок.
Глава 7
Бывший глава уголовной полиции. – Кое-что о пользе чтения. – Самолюбие оскорбленного литератора
Представьте, что вы пошли погулять по лесу, скажем, нарвать ягод или пособирать грибы, и вдруг встретили Бабу-ягу, или спящую красавицу, или Змея Горыныча, – и вы поймете потрясение, которое испытал молодой офицер, узнав, кем на самом деле был его секундант. Разумеется, господин Видок отнюдь не принадлежал к числу сказочных персонажей. Это был человек из плоти и крови, который, однако, еще при жизни сумел сделаться легендой. Бывший вор, бывший каторжник, человек с самого дна общества волею обстоятельств – и своей собственной – сделался сыщиком, ловцом преступников, а затем и главой Сюрте, французской уголовной полиции. Вынужденный спустя годы уйти в отставку, он открыл свое собственное частное бюро и между делом написал мемуары в четырех томах, которые были изданы в 1829 году. Сей труд поразил – и до сих пор продолжает поражать! – воображение множества людей, ведь Видок не просто изложил историю своих приключений – он создал своеобразную энциклопедию дна, его нравов, его привычек, быта, жаргона и приемов, какими обитатели дна зарабатывают себе на жизнь. И, поскольку он досконально изучил среду, которую описал, нет ничего удивительного, что и сыщиком он был блестящим. Его называли хамелеоном, человеком с тысячью лиц. Видок мастерски владел искусством переодевания – еще с юности, когда ему пришлось странствовать по Франции, разоренной гражданской войной, в годы, когда человеческая жизнь значила менее, чем горсть пыли. Он блестяще фехтовал и в свое время именно поэтому не сумел сделать карьеру в армии, ибо был слишком независим и по любому поводу дрался на дуэли, а помимо фехтования освоил и савату – тип народной борьбы, который часто его выручал. Впрочем, все умения были бы ничем, если бы их обладатель не являлся к тому же и замечательным психологом. В человеческом сердце для него не было тайн. Вначале это пригодилось ему, когда он был предоставлен самому себе и промышлял не слишком честными методами, позже – когда Видок решил вернуться в лоно общества и занялся искоренением преступности.
Несомненно, он был умен. Несомненно, он был изворотлив. И, само собой разумеется, его более чем богатое прошлое и уловки, с помощью которых он раскрывал самые запутанные дела, заставляли морщиться людей, кичащихся своей порядочностью. А так как никто и никогда не бывает порядочен до конца, то неудивительно, что Видока не любили – ведь он был осведомлен практически обо всех делах, которые творились в Париже, и в том числе о делах так называемых порядочных людей, которые почему-то предпочитали не выносить на суд общественности. Случалось, его клеймили предателем, шантажистом, бесчестным мерзавцем. У него было несколько громких судебных процессов, которые стоили бы репутации кому угодно, но Видок неизменно выходил сухим из воды. Сам он, конечно, прекрасно отдавал себе отчет в том, что его терпят только за его знания, которые могут понадобиться в любую минуту, – ведь случись громкая кража или какое-нибудь другое экстраординарное преступление, раскрыть его сумеет только он. Но с людьми Видок считался лишь настолько, насколько те считались с ним, и, что бы ни происходило в его жизни, умудрялся жить на полную катушку. Он был богат, независим и занимался делом, которое было ему по вкусу, а все остальное его не интересовало. Слава сего господина была неслыханна, правда, со скандальным привкусом, но это все равно была слава. В сущности, Видок достиг всего, чего хотел, а бульшим не может похвастаться ни один человек на свете. Единственное, чего ему не удалось – стать таким, как все, но, в конце концов, не столь уж и велика потеря.
В первое мгновение, разумеется, Алексей был поражен и не мог скрыть своего замешательства. Но, заметив торжествующие искорки в глазах собеседника, офицер опомнился и принял безразличный вид. Такой уж у него был характер: Алексей терпеть не мог, когда его пытались застать врасплох.
– Значит, вы Видок, да? – спросил молодой человек. – Признаться, я слышал о вас.
Такое сдержанное начало немало обидело секунданта, ведь Видок был не прочь произвести впечатление.
– Слышали? – воскликнул он громовым голосом. – Да обо мне слышал весь мир! Скажу вам, не хвастая, сударь: мое имя известно даже в таких местах, где я сам отродясь не бывал. Но даже там оно наводит трепет!
«А ты, оказывается, тщеславен, – подумал Алексей. – Но, с другой стороны, почему бы и нет?» Каверин молча натянул жилет и фрак, которые ему протягивал «месье Перрен».
– Вы читали мои мемуары? – внезапно спросил Видок, хитро прищурясь.
– Нет, – признался бретер.
– А я – да, – подала голос Полина. – И узнала вас по портрету на фронтисписе… еще когда мой спутник разговаривал с вами на набережной.
– Говорят, мои мемуары заткнут за пояс любой роман. – Видок напыжился и пригладил галстук на груди. – Но, заметьте, я ничего не выдумывал. Даже наоборот: когда я принес рукопись в издательство, ее пришлось сокращать. Мой издатель сказал мне, что там есть места, гм… совершенно излишние, которые читателям будут неинтересны. Вообще сколько я тогда натерпелся! Ни одна моя фраза не пришлась издателю по вкусу. Он вымарывал, зачеркивал, переделывал, так что я даже сам не узнавал порой текст, который вышел из-под моего пера. Кроме того, он почему-то был уверен, что воришки должны выражаться благозвучным академическим языком. Это же просто смешно!
Алексею казалось, что он грезит наяву. Уж не ослышался ли он? Неужели этот самовлюбленный павлин, жалующийся на придирки издателя, и есть тот самый Видок? По крайней мере, о своей книге пожилой господин говорил с горячностью начинающего литератора.
Полина с любопытством покосилась на Видока. Мадемуазель Серова отлично помнила толки в обществе, мол, автор не писал свои мемуары, а только надиктовал материал для литературных обработчиков и, как говорили, был не слишком доволен тем, что вышло в итоге.
– Вам бы следовало стать писателем, – заметила она. – Вы столько видели в своей жизни, что ни один из них с вами уже не сравнится.
– Конечно, писателем быть приятно, – согласился Видок, задумчиво крутя трость. – Плетешь себе небылицы, потом помрешь, а твои книги все равно останутся. Здорово, черт возьми! Только мне никогда особо не нравилось описывать жизнь. Жить куда интереснее! Хотя у меня много знакомых писателей. Господин де Бальзак вывел меня в своей повести[6]. Вы знаете господина де Бальзака?
– Да, – кивнула Полина.
– Нет, – ответил Алексей. – А что, он знаменитый писатель?
– Разумеется! Неужели вы думаете, что я позволил бы писать о себе кому попало?
Каверина немало позабавила подобная разборчивость, и молодой человек усмехнулся:
– Вам повезло – большинство людей проживает свою жизнь, ни разу не попав даже в газетную хронику.
– Однако вы язва, дорогой месье! Но все равно я рад, что мне довелось познакомиться с вами. И, конечно, с вами, мадемуазель. – Видок отвесил собеседнице элегантный поклон и повернулся к дуэлянту. – Я бы никогда себе не простил, если бы не увидел, как вы уложили этого мерзавца. Каков удар, а? – Старик повторил тростью все движения Алексея. – Где вы ему научились, если не секрет?
– У меня были хорошие учителя, – коротко ответил Каверин.
Видок понял, что молодой человек не расположен к откровениям, и не стал настаивать.
– В любом случае удар прекрасный, и я рад, что проходимец де Шевран отправился ужинать к ангелам, если не к чертям. – Он покосился на Полину, которая, судя по всему, сильно его занимала. – Полагаю, мадемуазель тоже не была против такого поворота событий.
Несомненно, он был умен. Несомненно, он был изворотлив. И, само собой разумеется, его более чем богатое прошлое и уловки, с помощью которых он раскрывал самые запутанные дела, заставляли морщиться людей, кичащихся своей порядочностью. А так как никто и никогда не бывает порядочен до конца, то неудивительно, что Видока не любили – ведь он был осведомлен практически обо всех делах, которые творились в Париже, и в том числе о делах так называемых порядочных людей, которые почему-то предпочитали не выносить на суд общественности. Случалось, его клеймили предателем, шантажистом, бесчестным мерзавцем. У него было несколько громких судебных процессов, которые стоили бы репутации кому угодно, но Видок неизменно выходил сухим из воды. Сам он, конечно, прекрасно отдавал себе отчет в том, что его терпят только за его знания, которые могут понадобиться в любую минуту, – ведь случись громкая кража или какое-нибудь другое экстраординарное преступление, раскрыть его сумеет только он. Но с людьми Видок считался лишь настолько, насколько те считались с ним, и, что бы ни происходило в его жизни, умудрялся жить на полную катушку. Он был богат, независим и занимался делом, которое было ему по вкусу, а все остальное его не интересовало. Слава сего господина была неслыханна, правда, со скандальным привкусом, но это все равно была слава. В сущности, Видок достиг всего, чего хотел, а бульшим не может похвастаться ни один человек на свете. Единственное, чего ему не удалось – стать таким, как все, но, в конце концов, не столь уж и велика потеря.
В первое мгновение, разумеется, Алексей был поражен и не мог скрыть своего замешательства. Но, заметив торжествующие искорки в глазах собеседника, офицер опомнился и принял безразличный вид. Такой уж у него был характер: Алексей терпеть не мог, когда его пытались застать врасплох.
– Значит, вы Видок, да? – спросил молодой человек. – Признаться, я слышал о вас.
Такое сдержанное начало немало обидело секунданта, ведь Видок был не прочь произвести впечатление.
– Слышали? – воскликнул он громовым голосом. – Да обо мне слышал весь мир! Скажу вам, не хвастая, сударь: мое имя известно даже в таких местах, где я сам отродясь не бывал. Но даже там оно наводит трепет!
«А ты, оказывается, тщеславен, – подумал Алексей. – Но, с другой стороны, почему бы и нет?» Каверин молча натянул жилет и фрак, которые ему протягивал «месье Перрен».
– Вы читали мои мемуары? – внезапно спросил Видок, хитро прищурясь.
– Нет, – признался бретер.
– А я – да, – подала голос Полина. – И узнала вас по портрету на фронтисписе… еще когда мой спутник разговаривал с вами на набережной.
– Говорят, мои мемуары заткнут за пояс любой роман. – Видок напыжился и пригладил галстук на груди. – Но, заметьте, я ничего не выдумывал. Даже наоборот: когда я принес рукопись в издательство, ее пришлось сокращать. Мой издатель сказал мне, что там есть места, гм… совершенно излишние, которые читателям будут неинтересны. Вообще сколько я тогда натерпелся! Ни одна моя фраза не пришлась издателю по вкусу. Он вымарывал, зачеркивал, переделывал, так что я даже сам не узнавал порой текст, который вышел из-под моего пера. Кроме того, он почему-то был уверен, что воришки должны выражаться благозвучным академическим языком. Это же просто смешно!
Алексею казалось, что он грезит наяву. Уж не ослышался ли он? Неужели этот самовлюбленный павлин, жалующийся на придирки издателя, и есть тот самый Видок? По крайней мере, о своей книге пожилой господин говорил с горячностью начинающего литератора.
Полина с любопытством покосилась на Видока. Мадемуазель Серова отлично помнила толки в обществе, мол, автор не писал свои мемуары, а только надиктовал материал для литературных обработчиков и, как говорили, был не слишком доволен тем, что вышло в итоге.
– Вам бы следовало стать писателем, – заметила она. – Вы столько видели в своей жизни, что ни один из них с вами уже не сравнится.
– Конечно, писателем быть приятно, – согласился Видок, задумчиво крутя трость. – Плетешь себе небылицы, потом помрешь, а твои книги все равно останутся. Здорово, черт возьми! Только мне никогда особо не нравилось описывать жизнь. Жить куда интереснее! Хотя у меня много знакомых писателей. Господин де Бальзак вывел меня в своей повести[6]. Вы знаете господина де Бальзака?
– Да, – кивнула Полина.
– Нет, – ответил Алексей. – А что, он знаменитый писатель?
– Разумеется! Неужели вы думаете, что я позволил бы писать о себе кому попало?
Каверина немало позабавила подобная разборчивость, и молодой человек усмехнулся:
– Вам повезло – большинство людей проживает свою жизнь, ни разу не попав даже в газетную хронику.
– Однако вы язва, дорогой месье! Но все равно я рад, что мне довелось познакомиться с вами. И, конечно, с вами, мадемуазель. – Видок отвесил собеседнице элегантный поклон и повернулся к дуэлянту. – Я бы никогда себе не простил, если бы не увидел, как вы уложили этого мерзавца. Каков удар, а? – Старик повторил тростью все движения Алексея. – Где вы ему научились, если не секрет?
– У меня были хорошие учителя, – коротко ответил Каверин.
Видок понял, что молодой человек не расположен к откровениям, и не стал настаивать.
– В любом случае удар прекрасный, и я рад, что проходимец де Шевран отправился ужинать к ангелам, если не к чертям. – Он покосился на Полину, которая, судя по всему, сильно его занимала. – Полагаю, мадемуазель тоже не была против такого поворота событий.