Страница:
– Какой в них тогда смысл?
– Получаешь эстетическое удовлетворение. Читаешь, читаешь – а загадка так до конца и не разгадана. Это приятно.
– Таким психам, как ты, приятно. – Буханкин плюнул. – А нормальным людям тяжело. Нормальные люди вроде меня любят, чтобы все было просто. Полицейский детектив, говоришь?
– Угу. Типичный полицейский детектив. Мы идем по следу, преступник нам неизвестен, в конце мы его вычислим и начистим морду. Видишь стадо?
Я указал пальцем. Стадо паслось недалеко от реки.
– Вижу…
– Пройдем это стадо и будем сворачивать в лес. Оттуда уже недалеко. И вообще, идти надо поскорее, а то солнце сядет, а мы не на месте. Ты быстрее потянешь?
Буханкин потянул, и мы пошли поскорее и скоро дошли до стада. Стадо было козьим. Много-много коз, все белой масти, ну и черной тоже. Пастух имелся тож.
– Что-то странно. – Буханкин кивнул на полорогих. – Обычно коз не тут пасут, а рядом с Пустынью.
– Ты, я гляжу, спец…
– У нас две козы, – ответил Буханкин. – У мамки язва, она козье молоко все время пьет. А пасут коз все по очереди, правило такое. Вот Радий раз в месяц и пасет. Они все время к Пустыни гоняют, а теперь вот… Надо к этому волопасу подойти, побеседовать хорошенько.
Мы подошли.
Мальчишка-пастух сидел у костра, жевал вялое прошлогоднее яблоко и ворочал палкой в котле какую-то красную бурду, судя по запаху, неправильно приготовляемый килечный суп.
– Привет, – сказал Буханкин.
– Привет, – лениво ответил парень и так же лениво подтащил к себе кнут.
Тоже мне, мастер кнута, Мистер На Всякий Случай.
– Чего здесь пасете? – спросил Буханкин. – Раньше же вроде за Пустынью пасли?
– А теперь тут пасем, – ответил парень. – Так правлением велено…
Разговаривать он явно не хотел, пришлось воздействовать на пищевую систему. Я достал из рюкзака термос с горячим шоколадом. Спросил, нет ли кружек? Кружки нашлись, шоколад, как всегда, позволил растопить холод непонимания.
И буквально через десять минут пастушок жизнерадостно выдавал мне информацию, на всякий случай я записывал ее на диктофон. Для коллекции фактов.
– …Шли они, значит, вдоль реки. Мы всегда вдоль реки их гоняем. Там трава зеленая растет, козы туда лезут. И на пляже они любят болтаться – песок блох из шерсти выводит. Вот стадо тогда на пляже лежало, лопухи жевало. Тогда не я пас, а моя бабушка. И вдруг все козы ни с того ни с сего как шарахнутся в реку. Все вскочили и дернули в воду. А там мелкое место, река виляет, и отмель создается, солнцем прогреваемая. Все они на эту отмель и забежали. И назад выбежали почти сразу, туда-обратно. Бабушка стала потом их считать – оказалось, что двух коз нет. Куда-то пропали. Растворились будто…
Мы с Буханкиным понимающе переглянулись.
– А ты сам что про это думаешь? – спросил Буханкин. – Есть идеи какие-нибудь?
– Ну, это же понятно. – Парень допил шоколад и сразу попробовал свой суп, не опасаясь дисбаланса во вкусовых ощущениях.
– И что тебе понятно? – Буханкин вгрызся в вялое яблоко.
– Замечали тут кое-кого… – Парень выплюнул в костер белый килькин глаз и перешел на шепот. – Ходит тут…
– Кто ходит? – насторожился я.
Буханкин тоже насторожился, расправил уфологические фибры души своей.
– Леший тут ходит, – сказал он. – Там, вернее… Да и тут тоже ходит. Везде ходит.
– А ты его видел? – Я даже поближе подсел.
– Я не видел. А вот через два дня Кукин пасет, он видел. Это утром было, мы с утра начинаем пасти. Тут туман очень густой бывает, а тогда он вообще еще не разошелся. Он шагал по полю и вдруг на самой опушке увидел его…
Пастух поглядел на лес, затем поглядел на реку.
– Такая фигура, весь какой-то треугольный… Короче, ясно кто.
– Никаких леших нет, друг, – сказал Буханкин. – Поверь нашему совместному опыту. Леший – это йети, он же снежный человек. А снежных людей здесь совсем не водится. Это я точно знаю.
– Это леший. – Пастух поковырял палкой в углях. – И собака у него есть. Собаку я видел…
Мы снова переглянулись.
– Какая еще собака? – Буханкин перешел в крайний градус вкрадчивости. – Сторожевая? Охотничья? Порода какая?
– Порода… Порода простая – адская собака, вот и вся порода. Такая страшная и лохматая…
– Глаза горят? – спросил я. – Огонь из пасти брызжет?
– Глаза горят, да, горят. А огня не заметил, не знаю, был огонь или нет…
– Был, – заверил Буханкин. – Так всем и рассказывай теперь. И глаза горели, и огонь был. И клыки вот такие! Здоровенные, с молодую морковку. И слюна розовая течет.
– Слюна? – переспросил пастушок.
– Ну да, слюна. Но непростая… Ну-ка, погоди…
Буханкин достал из рюкзака электронный вантуз.
– Это что?
– Детектор, – объяснил Буханкин. – Он реагирует на чуждое биополе. Сейчас…
Буханкин щелкнул своим вантузом.
– Вы что, меня проверяете? – испугался пастух.
Буханкин молча навел на него агрегат. Лампочка не мигнула.
– Буханкин, – усмехнулся я, – наивный ты человек. Разве может носитель чуждого биополя пасти коз и питаться килечным супом?
– Может. – Буханкин еще раз провел вантузом по пастуху. – Может, они как раз больше всего и любят кильку и коз?
– Я не люблю коз, – жалобно сказал пастух. – Меня бабушка заставляет их пасти…
– Ладно, – милостиво согласился Буханкин. – Нет в тебе чуждого элемента.
– Ты еще возьми коз проверь, – усмехнулся я. – А вдруг пришельцы среди них?
Буханкин навел вантуз на стадо.
Вдруг все козы вскочили, пробежали через поле, сбились в большую пеструю кучу и разом уставились на лес.
– Это не я… – растерянно сказал Буханкин.
– Они на лес опять смотрят… – прошептал пастух.
Мы тоже поглядели на лес. Лес как лес.
И вдруг что-то произошло. Ни звука не было, ничего. Только разом из деревьев всплеском поднялась стая толстенных черных ворон. Поднялась, поколыхалась чуть над деревьями и поперла куда-то через все небо.
– Плохой знак, – сказал я.
– Почему?
– Поверь моему опыту. Знак прескверный.
– Леший…
– Сам же говорил, леших не бывает.
Глава 7
Глава 8
– Получаешь эстетическое удовлетворение. Читаешь, читаешь – а загадка так до конца и не разгадана. Это приятно.
– Таким психам, как ты, приятно. – Буханкин плюнул. – А нормальным людям тяжело. Нормальные люди вроде меня любят, чтобы все было просто. Полицейский детектив, говоришь?
– Угу. Типичный полицейский детектив. Мы идем по следу, преступник нам неизвестен, в конце мы его вычислим и начистим морду. Видишь стадо?
Я указал пальцем. Стадо паслось недалеко от реки.
– Вижу…
– Пройдем это стадо и будем сворачивать в лес. Оттуда уже недалеко. И вообще, идти надо поскорее, а то солнце сядет, а мы не на месте. Ты быстрее потянешь?
Буханкин потянул, и мы пошли поскорее и скоро дошли до стада. Стадо было козьим. Много-много коз, все белой масти, ну и черной тоже. Пастух имелся тож.
– Что-то странно. – Буханкин кивнул на полорогих. – Обычно коз не тут пасут, а рядом с Пустынью.
– Ты, я гляжу, спец…
– У нас две козы, – ответил Буханкин. – У мамки язва, она козье молоко все время пьет. А пасут коз все по очереди, правило такое. Вот Радий раз в месяц и пасет. Они все время к Пустыни гоняют, а теперь вот… Надо к этому волопасу подойти, побеседовать хорошенько.
Мы подошли.
Мальчишка-пастух сидел у костра, жевал вялое прошлогоднее яблоко и ворочал палкой в котле какую-то красную бурду, судя по запаху, неправильно приготовляемый килечный суп.
– Привет, – сказал Буханкин.
– Привет, – лениво ответил парень и так же лениво подтащил к себе кнут.
Тоже мне, мастер кнута, Мистер На Всякий Случай.
– Чего здесь пасете? – спросил Буханкин. – Раньше же вроде за Пустынью пасли?
– А теперь тут пасем, – ответил парень. – Так правлением велено…
Разговаривать он явно не хотел, пришлось воздействовать на пищевую систему. Я достал из рюкзака термос с горячим шоколадом. Спросил, нет ли кружек? Кружки нашлись, шоколад, как всегда, позволил растопить холод непонимания.
И буквально через десять минут пастушок жизнерадостно выдавал мне информацию, на всякий случай я записывал ее на диктофон. Для коллекции фактов.
– …Шли они, значит, вдоль реки. Мы всегда вдоль реки их гоняем. Там трава зеленая растет, козы туда лезут. И на пляже они любят болтаться – песок блох из шерсти выводит. Вот стадо тогда на пляже лежало, лопухи жевало. Тогда не я пас, а моя бабушка. И вдруг все козы ни с того ни с сего как шарахнутся в реку. Все вскочили и дернули в воду. А там мелкое место, река виляет, и отмель создается, солнцем прогреваемая. Все они на эту отмель и забежали. И назад выбежали почти сразу, туда-обратно. Бабушка стала потом их считать – оказалось, что двух коз нет. Куда-то пропали. Растворились будто…
Мы с Буханкиным понимающе переглянулись.
– А ты сам что про это думаешь? – спросил Буханкин. – Есть идеи какие-нибудь?
– Ну, это же понятно. – Парень допил шоколад и сразу попробовал свой суп, не опасаясь дисбаланса во вкусовых ощущениях.
– И что тебе понятно? – Буханкин вгрызся в вялое яблоко.
– Замечали тут кое-кого… – Парень выплюнул в костер белый килькин глаз и перешел на шепот. – Ходит тут…
– Кто ходит? – насторожился я.
Буханкин тоже насторожился, расправил уфологические фибры души своей.
– Леший тут ходит, – сказал он. – Там, вернее… Да и тут тоже ходит. Везде ходит.
– А ты его видел? – Я даже поближе подсел.
– Я не видел. А вот через два дня Кукин пасет, он видел. Это утром было, мы с утра начинаем пасти. Тут туман очень густой бывает, а тогда он вообще еще не разошелся. Он шагал по полю и вдруг на самой опушке увидел его…
Пастух поглядел на лес, затем поглядел на реку.
– Такая фигура, весь какой-то треугольный… Короче, ясно кто.
– Никаких леших нет, друг, – сказал Буханкин. – Поверь нашему совместному опыту. Леший – это йети, он же снежный человек. А снежных людей здесь совсем не водится. Это я точно знаю.
– Это леший. – Пастух поковырял палкой в углях. – И собака у него есть. Собаку я видел…
Мы снова переглянулись.
– Какая еще собака? – Буханкин перешел в крайний градус вкрадчивости. – Сторожевая? Охотничья? Порода какая?
– Порода… Порода простая – адская собака, вот и вся порода. Такая страшная и лохматая…
– Глаза горят? – спросил я. – Огонь из пасти брызжет?
– Глаза горят, да, горят. А огня не заметил, не знаю, был огонь или нет…
– Был, – заверил Буханкин. – Так всем и рассказывай теперь. И глаза горели, и огонь был. И клыки вот такие! Здоровенные, с молодую морковку. И слюна розовая течет.
– Слюна? – переспросил пастушок.
– Ну да, слюна. Но непростая… Ну-ка, погоди…
Буханкин достал из рюкзака электронный вантуз.
– Это что?
– Детектор, – объяснил Буханкин. – Он реагирует на чуждое биополе. Сейчас…
Буханкин щелкнул своим вантузом.
– Вы что, меня проверяете? – испугался пастух.
Буханкин молча навел на него агрегат. Лампочка не мигнула.
– Буханкин, – усмехнулся я, – наивный ты человек. Разве может носитель чуждого биополя пасти коз и питаться килечным супом?
– Может. – Буханкин еще раз провел вантузом по пастуху. – Может, они как раз больше всего и любят кильку и коз?
– Я не люблю коз, – жалобно сказал пастух. – Меня бабушка заставляет их пасти…
– Ладно, – милостиво согласился Буханкин. – Нет в тебе чуждого элемента.
– Ты еще возьми коз проверь, – усмехнулся я. – А вдруг пришельцы среди них?
Буханкин навел вантуз на стадо.
Вдруг все козы вскочили, пробежали через поле, сбились в большую пеструю кучу и разом уставились на лес.
– Это не я… – растерянно сказал Буханкин.
– Они на лес опять смотрят… – прошептал пастух.
Мы тоже поглядели на лес. Лес как лес.
И вдруг что-то произошло. Ни звука не было, ничего. Только разом из деревьев всплеском поднялась стая толстенных черных ворон. Поднялась, поколыхалась чуть над деревьями и поперла куда-то через все небо.
– Плохой знак, – сказал я.
– Почему?
– Поверь моему опыту. Знак прескверный.
– Леший…
– Сам же говорил, леших не бывает.
Глава 7
Засада
Озеро Смерти меня не особо впечатлило. Старый глиняный карьер. Не очень длинный, с полкилометра, наверное, похожий на багет. Не очень широкий водоем, по берегам стрелолист и осот. И пляжик имелся небольшой, впрочем пустой, запущенный, видимо, по причине неблагозвучного названия самого водоема.
Я ввиду жары хотел подойти и попробовать воду, но Буханкин меня не пустил.
– Вода там холодная, – заверил он. – Даже очень холодная. Это потому что все-таки карстовый разлом. Не стоит туда выходить, мало ли что…
Тут он был прав. Светиться нечего, напротив, надо было вести себя как можно тише и незаметнее.
– У нас тут целая серия таких озер, – сказал Буханкин. – Бездонных. Поверь, я в этих озерах разбираюсь…
Ну по бездонным озерам я и сам был большой спец. А вода холодная, ну так что же такого? Просто раньше копали глину и докопались до ключей. Теперь они бьют со дна, вот отсюда и общая студеность. А так спокойно.
Немножко не нравилось мне, что на противоположном берегу было кладбище. Древнее, давно заросшее лесом кладбище, я уже говорил. Пару раз я его посещал с познавательными целями, для расширения общего кругозора. Самих могил давно уже не осталось, остались кресты. Классические – обросшие жирным мхом, черные, покосившиеся кресты. Ни фамилий, ни оградок, ни фотографий каких. Одни кресты. Кладбище, особенно старое, это не то место, где мечтается провести ночь. Скорее, наоборот. Вообще, не стоит по ночам сидеть на кладбищах. Мало ли чего?
Вампиры, пиштако, чупакабры.
К тому же мне совершенно не улыбалось сидеть с Буханкиным в засаде. Буханкин мне за день надоел как-то… Хотя не то чтобы уж надоел, просто находиться с ним в одном объеме пространства было мне тяжело. Он из меня энергию тянул, вот оно что. Но делать было нечего. Ночная стража, увы, увы…
Сначала мы собирались обойти Озеро Смерти по периметру. Посмотреть, как да что, нет ли каких строений или других скрытых мест. Но потом передумали. Нечего раньше времени себя демаскировать. На северном берегу отыскали небольшую впадину, что-то вроде старой землянки, устроились в ней. С относительным комфортом устроились. Достали всякую надувную экипировку – матрацы и подушки, достали оптику. Я – уже известный бинокль, а Буханкин извлек из рюкзака очки ночного видения.
Основательно подготовился.
Время тянулось медленно. Дежурили мы по очереди. Когда не дежурил, я лежал. Но не просто лежал, я слушал лес. Поскольку в лесу иногда вернее полагаться на слух, а не на зрение. Чего в лесу можно увидеть? Елки-березки…
Когда я не слушал лес, я смотрел на озеро. Там тоже ничего не происходило. Скука. Солнце опускается, час тревожный, час закатный…
Потом дежурил я. Впрочем, Буханкин, не мог успокоиться и тоже периодически прикладывался к своему найтвизору и ругался на незнакомом мне, наверное, альдебаранском языке.
А так все было тихо.
– Нет никого, – сказал я часов в девять. – Все спокойно. Странно даже…
– Это естественно, – ответил Буханкин. – Какое ж уважающее себя НЛО будет днем летать? Они летают по ночам. Или ближе к утру. НЛО очень любят летать в утренний час…
– Да при чем здесь НЛО?
– Я думал над нашей темой и пришел к выводу, что пираньи – это все-таки неспроста. Вполне может быть, они специально скрестили обычных пираний с необычными пираньями…
– Кто они? – осведомился я.
– Как – кто они? Они.
Буханкин недвусмысленно кивнул головой в небо.
Понятно. Гуманоиды.
– Они запустили в наши реки своих мутантов с измененным генетическим кодом. И в назначенный час пираньи выйдут на берег…
Буханкина в очередной раз поперло.
– Они будут пожирать биомассу с чудовищной скоростью, – рассказывал он. – И расти. Потом у них будут прорастать ножки. Достигнув размера барана, они станут набрасываться…
Дальше я не очень внимательно слушал, дальше шел обычный ксенофобский бред. Сонмы неуязвимых пришельцев входят в города, захватывают почты, мосты, телеграфы, армия бессильна перед лицом стремительного и беспощадного врага. Правительства рушатся, экология загублена, человеческая раса на грани уничтожения. Но в самый критический момент небеса разверзаются и на землю в огненных колесницах опускаются ребята с планеты Зюйст…
Ждать было довольно скучно, но я привык. Буханкин, видимо, тоже. Я грыз миндальные орехи и изредка поглядывал в свой морской бинокль.
– Ты заметил? – спросил Буханкин таинственным голосом где-то через час. – Заметил?
– Что заметил?
– Комаров нет, – прошептал Буханкин. – Это верный признак. Верный признак того, что место здесь непростое. Комары не любят энергетическую активность.
Почему тут так мало комаров, я сказать не мог, возможно, в озеро высыпали каких-нибудь хитрых дефолиантов. А может, просто на самом деле есть такие места, где комары почему-то не держатся.
Постепенно стемнело. Потом окончательно стемнело. Я потеплее закутался в куртку, хлебал шоколад и прикидывал, что же может случиться сегодня ночью. Придет ли тот, кого мы ищем? Должен прийти. А то что, зря мы сюда приперлись, что ли?
Буханкин был доволен. Сиял, практически светился в темноте. Еще бы! Человек занимался любимым делом! Ловил пришельцев! Грел руки настоящим астронавтским термопакетом, попивал кофе (у него тоже оказался термос!), меня, гаденыш, не угощал. Разглагольствовал шепотом:
– Давно хотели до этого места добраться, да руки не доходили. Финансирования никакого, живем на энтузиазме да на пожертвованиях. А столько еще предстоит сделать! Аппаратуру купить, организовать мониторинг, передатчик поставить…
– Какой передатчик? – не понял я.
– Космический, само собой. Организуется глобальная рассредоточенная сеть поиска внеземных цивилизаций…
Со стороны озера послышался протяжный скрипучий звук. Неприятный такой. Я вспомнил, что на той стороне как раз находится кладбище, и мне стало совсем немного страшно.
– Что это? – я достал томагавк.
– Собака воет. – Буханкин зашарил руками по груди, затем извлек свою круглую латунную блямбу. – Собака… Или волк? Откуда здесь собака? А волк…
– Они на кладбища приходят, – сказал я. – За костями. Кости любят грызть.
– Кто?
– Оборотни, кто еще…
– Какие оборотни, это просто волк.
Но я услышал, что Буханкин испугался.
– Он на кладбище, – прошептал я. – Повоет немного и уйдет. Может, тут его хозяин закопан…
– Какой хозяин? Кладбищу сто лет… Слушай, а ведь пастух говорил же про эту собаку. Про страшную…
Вой послышался из другого места.
– Вокруг бродит. – Буханкин уронил термос. – Зачем…
– Да какая разница. – Я перевернулся на спину, сунул руки в рукава. – Повоет и успокоится.
Меня воем пронять было нельзя. Я этих разных воев видел, вернее, слышал целую кучу. Такие вои, сякие вои. Но этот чертов зверь никак не успокаивался. Бродил по округе, выл, ныл, не успокаивался, короче. Так что даже Буханкин успокоился.
А потом вой стих. И стало даже как-то нехорошо. Мы сидели в этой тишине и ждали. И я уже знал, что скоро что-то случится.
Случилось.
На берегу озера, метрах в двухстах от нас, крякнуло. Потом зажегся свет. Свет горел над водой, невысоко, наверное, на высоте второго этажа. Свет был белый.
Буханкин задрожал мелкой дрожью.
– Это они! – застонал Буханкин. – Прилетели!
– Брось, – я схватил Буханкина за плечи. – Это ловушка.
– Не могу! – прошептал Буханкин. – Извини, я должен это видеть. И снять…
Буханкин вытащил из рюкзака фотоаппарат. Я схватил Буханкина за ногу, но остановить его не смог, Буханкин был неостановим. Он повесил на шею большой фонарь, выполз из укрытия и скрылся между деревьями.
Я снова подумал, что Буханкин все-таки человек примечательный. Во всяком случае, не трус.
Я подобрал инфраочки, нацепил. Бесполезно, в них ничего толком не было видно.
Оставалось ждать.
Свет горел, Буханкина не было. Я уже думал было пойти и посмотреть самому, что там случилось, но вдруг свет погас. Темнота сгустилась, глаза не могли подстроиться, но почти сразу свет загорелся вновь. Только не большой и в воздухе, а маленький и на земле.
Это Буханкин зажег фонарь. Фонарь был направлен вверх, шарил по ночному небу, Буханкин искал НЛО.
И снова завыла собака. Фонарь перенаправился с неба на землю и заметался в горизонтальной плоскости. Я выскочил из ямы и побежал на свет. Вернее, пошел на свет, выставив перед собой томагавк.
Потом произошла интересная штука. Фонарь светил, затем погас. И почти сразу зажегся снова. Только уже не на земле. Фонарь будто висел над ней метрах в двух.
Снова крякнуло. Фонарь рывком подтянулся еще метров, наверное, на пять, поболтался на этой высоте и грохнулся на землю.
Звякнул.
Я ввиду жары хотел подойти и попробовать воду, но Буханкин меня не пустил.
– Вода там холодная, – заверил он. – Даже очень холодная. Это потому что все-таки карстовый разлом. Не стоит туда выходить, мало ли что…
Тут он был прав. Светиться нечего, напротив, надо было вести себя как можно тише и незаметнее.
– У нас тут целая серия таких озер, – сказал Буханкин. – Бездонных. Поверь, я в этих озерах разбираюсь…
Ну по бездонным озерам я и сам был большой спец. А вода холодная, ну так что же такого? Просто раньше копали глину и докопались до ключей. Теперь они бьют со дна, вот отсюда и общая студеность. А так спокойно.
Немножко не нравилось мне, что на противоположном берегу было кладбище. Древнее, давно заросшее лесом кладбище, я уже говорил. Пару раз я его посещал с познавательными целями, для расширения общего кругозора. Самих могил давно уже не осталось, остались кресты. Классические – обросшие жирным мхом, черные, покосившиеся кресты. Ни фамилий, ни оградок, ни фотографий каких. Одни кресты. Кладбище, особенно старое, это не то место, где мечтается провести ночь. Скорее, наоборот. Вообще, не стоит по ночам сидеть на кладбищах. Мало ли чего?
Вампиры, пиштако, чупакабры.
К тому же мне совершенно не улыбалось сидеть с Буханкиным в засаде. Буханкин мне за день надоел как-то… Хотя не то чтобы уж надоел, просто находиться с ним в одном объеме пространства было мне тяжело. Он из меня энергию тянул, вот оно что. Но делать было нечего. Ночная стража, увы, увы…
Сначала мы собирались обойти Озеро Смерти по периметру. Посмотреть, как да что, нет ли каких строений или других скрытых мест. Но потом передумали. Нечего раньше времени себя демаскировать. На северном берегу отыскали небольшую впадину, что-то вроде старой землянки, устроились в ней. С относительным комфортом устроились. Достали всякую надувную экипировку – матрацы и подушки, достали оптику. Я – уже известный бинокль, а Буханкин извлек из рюкзака очки ночного видения.
Основательно подготовился.
Время тянулось медленно. Дежурили мы по очереди. Когда не дежурил, я лежал. Но не просто лежал, я слушал лес. Поскольку в лесу иногда вернее полагаться на слух, а не на зрение. Чего в лесу можно увидеть? Елки-березки…
Когда я не слушал лес, я смотрел на озеро. Там тоже ничего не происходило. Скука. Солнце опускается, час тревожный, час закатный…
Потом дежурил я. Впрочем, Буханкин, не мог успокоиться и тоже периодически прикладывался к своему найтвизору и ругался на незнакомом мне, наверное, альдебаранском языке.
А так все было тихо.
– Нет никого, – сказал я часов в девять. – Все спокойно. Странно даже…
– Это естественно, – ответил Буханкин. – Какое ж уважающее себя НЛО будет днем летать? Они летают по ночам. Или ближе к утру. НЛО очень любят летать в утренний час…
– Да при чем здесь НЛО?
– Я думал над нашей темой и пришел к выводу, что пираньи – это все-таки неспроста. Вполне может быть, они специально скрестили обычных пираний с необычными пираньями…
– Кто они? – осведомился я.
– Как – кто они? Они.
Буханкин недвусмысленно кивнул головой в небо.
Понятно. Гуманоиды.
– Они запустили в наши реки своих мутантов с измененным генетическим кодом. И в назначенный час пираньи выйдут на берег…
Буханкина в очередной раз поперло.
– Они будут пожирать биомассу с чудовищной скоростью, – рассказывал он. – И расти. Потом у них будут прорастать ножки. Достигнув размера барана, они станут набрасываться…
Дальше я не очень внимательно слушал, дальше шел обычный ксенофобский бред. Сонмы неуязвимых пришельцев входят в города, захватывают почты, мосты, телеграфы, армия бессильна перед лицом стремительного и беспощадного врага. Правительства рушатся, экология загублена, человеческая раса на грани уничтожения. Но в самый критический момент небеса разверзаются и на землю в огненных колесницах опускаются ребята с планеты Зюйст…
Ждать было довольно скучно, но я привык. Буханкин, видимо, тоже. Я грыз миндальные орехи и изредка поглядывал в свой морской бинокль.
– Ты заметил? – спросил Буханкин таинственным голосом где-то через час. – Заметил?
– Что заметил?
– Комаров нет, – прошептал Буханкин. – Это верный признак. Верный признак того, что место здесь непростое. Комары не любят энергетическую активность.
Почему тут так мало комаров, я сказать не мог, возможно, в озеро высыпали каких-нибудь хитрых дефолиантов. А может, просто на самом деле есть такие места, где комары почему-то не держатся.
Постепенно стемнело. Потом окончательно стемнело. Я потеплее закутался в куртку, хлебал шоколад и прикидывал, что же может случиться сегодня ночью. Придет ли тот, кого мы ищем? Должен прийти. А то что, зря мы сюда приперлись, что ли?
Буханкин был доволен. Сиял, практически светился в темноте. Еще бы! Человек занимался любимым делом! Ловил пришельцев! Грел руки настоящим астронавтским термопакетом, попивал кофе (у него тоже оказался термос!), меня, гаденыш, не угощал. Разглагольствовал шепотом:
– Давно хотели до этого места добраться, да руки не доходили. Финансирования никакого, живем на энтузиазме да на пожертвованиях. А столько еще предстоит сделать! Аппаратуру купить, организовать мониторинг, передатчик поставить…
– Какой передатчик? – не понял я.
– Космический, само собой. Организуется глобальная рассредоточенная сеть поиска внеземных цивилизаций…
Со стороны озера послышался протяжный скрипучий звук. Неприятный такой. Я вспомнил, что на той стороне как раз находится кладбище, и мне стало совсем немного страшно.
– Что это? – я достал томагавк.
– Собака воет. – Буханкин зашарил руками по груди, затем извлек свою круглую латунную блямбу. – Собака… Или волк? Откуда здесь собака? А волк…
– Они на кладбища приходят, – сказал я. – За костями. Кости любят грызть.
– Кто?
– Оборотни, кто еще…
– Какие оборотни, это просто волк.
Но я услышал, что Буханкин испугался.
– Он на кладбище, – прошептал я. – Повоет немного и уйдет. Может, тут его хозяин закопан…
– Какой хозяин? Кладбищу сто лет… Слушай, а ведь пастух говорил же про эту собаку. Про страшную…
Вой послышался из другого места.
– Вокруг бродит. – Буханкин уронил термос. – Зачем…
– Да какая разница. – Я перевернулся на спину, сунул руки в рукава. – Повоет и успокоится.
Меня воем пронять было нельзя. Я этих разных воев видел, вернее, слышал целую кучу. Такие вои, сякие вои. Но этот чертов зверь никак не успокаивался. Бродил по округе, выл, ныл, не успокаивался, короче. Так что даже Буханкин успокоился.
А потом вой стих. И стало даже как-то нехорошо. Мы сидели в этой тишине и ждали. И я уже знал, что скоро что-то случится.
Случилось.
На берегу озера, метрах в двухстах от нас, крякнуло. Потом зажегся свет. Свет горел над водой, невысоко, наверное, на высоте второго этажа. Свет был белый.
Буханкин задрожал мелкой дрожью.
– Это они! – застонал Буханкин. – Прилетели!
– Брось, – я схватил Буханкина за плечи. – Это ловушка.
– Не могу! – прошептал Буханкин. – Извини, я должен это видеть. И снять…
Буханкин вытащил из рюкзака фотоаппарат. Я схватил Буханкина за ногу, но остановить его не смог, Буханкин был неостановим. Он повесил на шею большой фонарь, выполз из укрытия и скрылся между деревьями.
Я снова подумал, что Буханкин все-таки человек примечательный. Во всяком случае, не трус.
Я подобрал инфраочки, нацепил. Бесполезно, в них ничего толком не было видно.
Оставалось ждать.
Свет горел, Буханкина не было. Я уже думал было пойти и посмотреть самому, что там случилось, но вдруг свет погас. Темнота сгустилась, глаза не могли подстроиться, но почти сразу свет загорелся вновь. Только не большой и в воздухе, а маленький и на земле.
Это Буханкин зажег фонарь. Фонарь был направлен вверх, шарил по ночному небу, Буханкин искал НЛО.
И снова завыла собака. Фонарь перенаправился с неба на землю и заметался в горизонтальной плоскости. Я выскочил из ямы и побежал на свет. Вернее, пошел на свет, выставив перед собой томагавк.
Потом произошла интересная штука. Фонарь светил, затем погас. И почти сразу зажегся снова. Только уже не на земле. Фонарь будто висел над ней метрах в двух.
Снова крякнуло. Фонарь рывком подтянулся еще метров, наверное, на пять, поболтался на этой высоте и грохнулся на землю.
Звякнул.
Глава 8
Гиперброд
Дверь открылась, и вошел Буханкин.
По меткому выражению самого Буханкина, Астарта зашла за кусты. Я был удивлен. Я был ого как удивлен, я ожидал, что Буханкин заглянет часам к восьми вечера, но он заглянул раньше.
Буханкин продолжал меня радовать.
Сам я вернулся домой в семь утра. И сразу на диван. Надо было выспаться. Искать человека в лесу в одиночку – весьма и весьма опасное занятие. Заблудишься и сам с концами. Я решил, что отосплюсь, позову Тоску, и мы обследуем окрестности вокруг Озера Смерти уже более подробно.
При свете дня.
Когда на землю со звоном бухнулся буханкинский фонарь, я сразу понял, что искать уфолога не буду. И этому было несколько причин.
Человек – существо иррациональное. Самый закоренелый материалист, не верящий в духов, не верящий ни в черта ни в бога, ночью, да еще в лесу, робеет. Я не материалист, я просто очень быстро думаю. В темноте ориентация теряется мгновенно. Можно заблудиться, можно в волчью яму провалиться, да можно просто на пень наскочить и конечности поломать, будешь потом год лежать на вытяжке.
Поэтому я решил подождать до утра. Не скажу, что это были приятные часы. Вокруг все бродили, хрустели сучьями, ухали и выли. Так что часы до рассвета я провел в обнимку с томагавком.
Ночные нападения – самые опасные из нападений.
Я планировал поискать Буханкина утром, но тоже не получилось. Поскольку утром из озера выполз необыкновенно густой, даже какой-то маслянистый туман. Едва я вышел из своего укрытия, как сразу потерялся в этом тумане. И с трудом вернулся на место.
Туман растворил последнюю надежду отыскать Буханкина по горячим следам. Я определил по компасу азимут и двинул по нему. Через два часа был дома.
Сообщать что-то родителям Буханкина я, конечно, не стал. Во-первых, было нечего сообщать, а во-вторых, буханкинские предки были привычны к довольно регулярным пропаданиям своего сына. К тому же на крайний случай у них был Радий.
Я принял кефирный коктейль и лег спать. Разбудила меня Тоска, по своему обыкновению, нагло завалилась в мою квартиру, хамская девчонка, что и говорить. Однако я даже не успел прийти в себя, как на меня обрушился еще и Буханкин.
Выглядел он совершенно как обычно. Озабоченно. Только, пожалуй, теперь к этой озабоченности примешивалось еще так и прыгающее из буханкинских глаз счастье. Сначала я не понял, почему так, но потом догадался.
Буханкин сиял так потому, что его наконец-то похитили. И теперь он с полной долей ответственности мог сказать своим братьям по псевдонауке, что он контактер первого уровня. Не исключено, что ему даже сделают подобающую татуировку под мышкой. Типа «Гелий Буханкин, похищен…», нет, «похищен» слишком попсово, лучше «изъят». Итак, «Гелий Буханкин, изъят такого-то, возвращен такого-то». Сильно. И наверняка авторитета в два раза прибавится.
– Приветствую, – сказал Буханкин. – Вижу, вы в сборе, и это хорошо.
Буханкин перешагнул порог и проник в квартиру. Распространяя вокруг себя запах тины, стряхивая с одежды ряску и засохших плавунцов.
– Домой не пошел, позвонил просто, – сообщил он. – Сразу к вам, поскольку неотложность. Есть хочу…
Я кивнул в сторону кухни. Буханкин молча устремился туда. Я предложил ему разогреть казацкие щи, узбекский плов, но от нормальной еды Гелий Буханкин уклонился. С решительным видом он направился к холодильнику, препятствовать я не стал.
– Я слышал, ты, Куропяткин, гурман, – сказал он, разглядывая запасы провианта. – Именно в этом кроется причина твоих несчастий. Ты слишком много времени уделяешь питанию, а жизнь между тем коротка. Тратить ее на ублажение желудка просто возмутительно!
Я был совершенно счастлив, но спорить с уфологом не стал по причине лености.
– Настоящий ученый питается быстро, вкусно и калорийно, – изрек Буханкин и приступил к приготовлению своего скромного завтрака.
По мне, это было не приготовление, а сплошное варварство, но я молчал. Тоска же немножко посмеивалась. Минут через десять кушанье было готово, и это был бутерброд.
– Гиперброд, – уточнил Буханкин. – Мое личное изобретение.
Я в этом ничуть не сомневался. Гиперброд выглядел так. Городская булка, разрезанная вдоль. На нее выложены три расчлененных вдоль сосиски. Межсосисочное пространство заполнено баварской горчицей. На сосиски Буханкин водрузил сантиметровый ломоть адыгейского сыра. На сыр аккуратными шеренгами поместил деликатесные сардинки, поперек сардинок нарубил маринованных корнишончиков. На корнишоны ничуть не смутившийся Буханкин выложил нашинкованные сырые шампиньоны. Залил кетчупом, залил майонезом, придавил второй частью булки.
Вишневый джем. В верхней половине булки Буханкин проковырял неглубокие канавки и заполнил их вишневым джемом. За что я Буханкина даже зауважал – вишневый джем выдавал в нем художника, это был фьюжн, это было в чем-то искусство.
Этот последний штрих удовлетворил Буханкина, он аллигаторски распялил пасть и вгрызся в свое творение. Мне даже завидно стало. А Тоска вообще отвернулась. На то, чтобы расправиться с гипербродом, Буханкин потратил пять минут. Покончив с ним, Буханкин приготовил в блендере кофе с бананом, залпом выпил, отдохнул минуту, после чего сказал, что он готов.
– Я готов и готов поведать вам о своих приключениях, – сказал Буханкин. – Дело было так. Оно висело надо мной…
– Ты его видел? – Я попытался сразу снизить градус безумия, только не получилось.
– Конечно, я его не видел, объект ослепил меня энергетическими потоками. Но я видел свет. Потом свет погас. И тут же меня схватило за ноги и выдернуло вверх. И почти сразу я потерял сознание.
– Ничего не запомнил?
Буханкин отрицательно помотал головой:
– Они отключили меня мазером.
– Чем? – не расслышал я.
– Мазером. И переместили меня в пространстве. А очнулся я уже в…
Буханкин замялся.
– Не знаю, кажется, это был… – Буханкин замолчал. – Это был такой… избушка…
Он машинально посмотрел в сторону виднеющегося из кухни раздельного санузла, и безжалостная Тоска сразу обо всем догадалась.
– Ты хочешь сказать, что это был сортир, – сказала она.
– Им давно никто не пользовался, – огрызнулся Буханкин. – Лет, наверное, двадцать. В конце концов, это неважно…
Фантазия моя немедленно заработала. Я тут же представил предводителя уфологов, старшего офицера, держателя, контактера с высшим разумом и кого-то еще там по списку Гелия Буханкина, связанного грубой земной веревкой в скучном сельском сортире.
Наверное, это было мучительно.
Буханкин покосился на меня с подозрением, наверное, прочитал мои мысли.
– Я очнулся в этом узилище, – продолжил он свою повесть, – и сразу понял, что эти стены меня не удержат…
Буханкин сразу понял, что эти стены его не удержат. В конце концов, что такое стены сортира по сравнению с мощной буханкинской волей? Он мог разрушить эти стены одним мысленным усилием, но не стал этого делать – нечего палить из пушки по воробьям! Буханкин мгновенно проанализировал обстановку, успокоился… то есть он даже не волновался, просто нормализовал дыхание и погрузился в легкую медитацию. С целью восстановления поврежденного энергетического кокона.
Когда кокон восстановился, Буханкин открыл глаза. Сквозь щели в стенах пробивался неверный солнечный свет. А как же иначе? Только неверный солнечный свет. Руки Буханкина были свободны, зато туловище в два слоя перемотано крепким шпагатом.
Буханкин уже хотел было…
Но послышались шаги.
– Это были не простые шаги, – сказал Буханкин. – Очень непростые шаги…
– И чего же в них было непростого? – спросил я.
– Это были тройные шаги. Как будто шел кто-то не на двух, а на трех ногах. Я приник к щели и увидел его. Это было существо. Оно было ростом в два метра или, наверное, выше. У него была треугольная голова.
– Опять пришельцы… – вздохнул я.
– Я ни разу не произнес этого слова, – сказал Буханкин. – Я серьезный человек, признающий сугубо научный подход. Я что вам сказал? Что существо имело массивную треугольную голову и странную походку…
– Ладно, сдаюсь. Продолжай дальше.
– Существо приблизилось, и тогда я услышал голос, – совершенно спокойно сказал Буханкин.
Если человек начинает слышать голос, это становится опасно.
– Голос… – протянула Тоска. – А запах ты не слышал случайно?
– Я же говорю, избушкой никто давно не пользовался! – прорычал Буханкин.
– Я не про избушку говорю и совсем про другой запах. Запах лавандового масла или там селитры…
– Ты что, думаешь, я дурак?! – Буханкин начал злиться. – Что, я шутки тут шучу? Я ясно ощущал враждебное присутствие, я видел существо с треугольной головой!
Тоска пожала плечами.
– Знаешь, – сказала она. – В уборных частенько вешают зеркала…
Буханкин грохнул стакан о стол. Буханкин вскочил. Собрался обрушиться на Тоску всей мощью своего язвительного интеллекта. Пришлось вмешаться:
– Оставим ненужные споры. Что сказал тебе голос? Или это был просто голос, без слов?
– Почему же без слов? Со словами…
– И что же он все-таки тебе сказал?
– Он сказал: «Не надо».
Я предполагал, что голос скажет что-то более значительное. «Если тебе дорога жизнь и твой ненаглядный менингит, держись подальше…» Но голос сказал всего лишь «не надо».
– И что бы это значило? – Тоска вздохнула.
– Это значит, мы наткнулись на что-то… – начал было рассказывать я.
Тут Буханкин не удержался, тут Буханкина прорвало:
– Я так и знал, что это они! Я так и знал!
Минут пять мы снова выслушивали буйнопомешанного, затем Буханкин все-таки смог взять себя в руки. Он утер набежавшую слезу и сказал:
– Теперь они не будут надо мной смеяться!
– Буханкин, ты давай к делу возвращайся. Рассказывай дальше.
– А дальше ничего особо интересного не было. Он ушел, а я остался в этом… в этой будке.
– И что же ты сделал? – спросила Тоска. – Разорвал путы одним напряжением всех групп мышц?
Буханкин презрительно поморщился.
– Мы не в индийском кино, дорогуша, – снисходительно сказал он. – Все было совсем не так.
По меткому выражению самого Буханкина, Астарта зашла за кусты. Я был удивлен. Я был ого как удивлен, я ожидал, что Буханкин заглянет часам к восьми вечера, но он заглянул раньше.
Буханкин продолжал меня радовать.
Сам я вернулся домой в семь утра. И сразу на диван. Надо было выспаться. Искать человека в лесу в одиночку – весьма и весьма опасное занятие. Заблудишься и сам с концами. Я решил, что отосплюсь, позову Тоску, и мы обследуем окрестности вокруг Озера Смерти уже более подробно.
При свете дня.
Когда на землю со звоном бухнулся буханкинский фонарь, я сразу понял, что искать уфолога не буду. И этому было несколько причин.
Человек – существо иррациональное. Самый закоренелый материалист, не верящий в духов, не верящий ни в черта ни в бога, ночью, да еще в лесу, робеет. Я не материалист, я просто очень быстро думаю. В темноте ориентация теряется мгновенно. Можно заблудиться, можно в волчью яму провалиться, да можно просто на пень наскочить и конечности поломать, будешь потом год лежать на вытяжке.
Поэтому я решил подождать до утра. Не скажу, что это были приятные часы. Вокруг все бродили, хрустели сучьями, ухали и выли. Так что часы до рассвета я провел в обнимку с томагавком.
Ночные нападения – самые опасные из нападений.
Я планировал поискать Буханкина утром, но тоже не получилось. Поскольку утром из озера выполз необыкновенно густой, даже какой-то маслянистый туман. Едва я вышел из своего укрытия, как сразу потерялся в этом тумане. И с трудом вернулся на место.
Туман растворил последнюю надежду отыскать Буханкина по горячим следам. Я определил по компасу азимут и двинул по нему. Через два часа был дома.
Сообщать что-то родителям Буханкина я, конечно, не стал. Во-первых, было нечего сообщать, а во-вторых, буханкинские предки были привычны к довольно регулярным пропаданиям своего сына. К тому же на крайний случай у них был Радий.
Я принял кефирный коктейль и лег спать. Разбудила меня Тоска, по своему обыкновению, нагло завалилась в мою квартиру, хамская девчонка, что и говорить. Однако я даже не успел прийти в себя, как на меня обрушился еще и Буханкин.
Выглядел он совершенно как обычно. Озабоченно. Только, пожалуй, теперь к этой озабоченности примешивалось еще так и прыгающее из буханкинских глаз счастье. Сначала я не понял, почему так, но потом догадался.
Буханкин сиял так потому, что его наконец-то похитили. И теперь он с полной долей ответственности мог сказать своим братьям по псевдонауке, что он контактер первого уровня. Не исключено, что ему даже сделают подобающую татуировку под мышкой. Типа «Гелий Буханкин, похищен…», нет, «похищен» слишком попсово, лучше «изъят». Итак, «Гелий Буханкин, изъят такого-то, возвращен такого-то». Сильно. И наверняка авторитета в два раза прибавится.
– Приветствую, – сказал Буханкин. – Вижу, вы в сборе, и это хорошо.
Буханкин перешагнул порог и проник в квартиру. Распространяя вокруг себя запах тины, стряхивая с одежды ряску и засохших плавунцов.
– Домой не пошел, позвонил просто, – сообщил он. – Сразу к вам, поскольку неотложность. Есть хочу…
Я кивнул в сторону кухни. Буханкин молча устремился туда. Я предложил ему разогреть казацкие щи, узбекский плов, но от нормальной еды Гелий Буханкин уклонился. С решительным видом он направился к холодильнику, препятствовать я не стал.
– Я слышал, ты, Куропяткин, гурман, – сказал он, разглядывая запасы провианта. – Именно в этом кроется причина твоих несчастий. Ты слишком много времени уделяешь питанию, а жизнь между тем коротка. Тратить ее на ублажение желудка просто возмутительно!
Я был совершенно счастлив, но спорить с уфологом не стал по причине лености.
– Настоящий ученый питается быстро, вкусно и калорийно, – изрек Буханкин и приступил к приготовлению своего скромного завтрака.
По мне, это было не приготовление, а сплошное варварство, но я молчал. Тоска же немножко посмеивалась. Минут через десять кушанье было готово, и это был бутерброд.
– Гиперброд, – уточнил Буханкин. – Мое личное изобретение.
Я в этом ничуть не сомневался. Гиперброд выглядел так. Городская булка, разрезанная вдоль. На нее выложены три расчлененных вдоль сосиски. Межсосисочное пространство заполнено баварской горчицей. На сосиски Буханкин водрузил сантиметровый ломоть адыгейского сыра. На сыр аккуратными шеренгами поместил деликатесные сардинки, поперек сардинок нарубил маринованных корнишончиков. На корнишоны ничуть не смутившийся Буханкин выложил нашинкованные сырые шампиньоны. Залил кетчупом, залил майонезом, придавил второй частью булки.
Вишневый джем. В верхней половине булки Буханкин проковырял неглубокие канавки и заполнил их вишневым джемом. За что я Буханкина даже зауважал – вишневый джем выдавал в нем художника, это был фьюжн, это было в чем-то искусство.
Этот последний штрих удовлетворил Буханкина, он аллигаторски распялил пасть и вгрызся в свое творение. Мне даже завидно стало. А Тоска вообще отвернулась. На то, чтобы расправиться с гипербродом, Буханкин потратил пять минут. Покончив с ним, Буханкин приготовил в блендере кофе с бананом, залпом выпил, отдохнул минуту, после чего сказал, что он готов.
– Я готов и готов поведать вам о своих приключениях, – сказал Буханкин. – Дело было так. Оно висело надо мной…
– Ты его видел? – Я попытался сразу снизить градус безумия, только не получилось.
– Конечно, я его не видел, объект ослепил меня энергетическими потоками. Но я видел свет. Потом свет погас. И тут же меня схватило за ноги и выдернуло вверх. И почти сразу я потерял сознание.
– Ничего не запомнил?
Буханкин отрицательно помотал головой:
– Они отключили меня мазером.
– Чем? – не расслышал я.
– Мазером. И переместили меня в пространстве. А очнулся я уже в…
Буханкин замялся.
– Не знаю, кажется, это был… – Буханкин замолчал. – Это был такой… избушка…
Он машинально посмотрел в сторону виднеющегося из кухни раздельного санузла, и безжалостная Тоска сразу обо всем догадалась.
– Ты хочешь сказать, что это был сортир, – сказала она.
– Им давно никто не пользовался, – огрызнулся Буханкин. – Лет, наверное, двадцать. В конце концов, это неважно…
Фантазия моя немедленно заработала. Я тут же представил предводителя уфологов, старшего офицера, держателя, контактера с высшим разумом и кого-то еще там по списку Гелия Буханкина, связанного грубой земной веревкой в скучном сельском сортире.
Наверное, это было мучительно.
Буханкин покосился на меня с подозрением, наверное, прочитал мои мысли.
– Я очнулся в этом узилище, – продолжил он свою повесть, – и сразу понял, что эти стены меня не удержат…
Буханкин сразу понял, что эти стены его не удержат. В конце концов, что такое стены сортира по сравнению с мощной буханкинской волей? Он мог разрушить эти стены одним мысленным усилием, но не стал этого делать – нечего палить из пушки по воробьям! Буханкин мгновенно проанализировал обстановку, успокоился… то есть он даже не волновался, просто нормализовал дыхание и погрузился в легкую медитацию. С целью восстановления поврежденного энергетического кокона.
Когда кокон восстановился, Буханкин открыл глаза. Сквозь щели в стенах пробивался неверный солнечный свет. А как же иначе? Только неверный солнечный свет. Руки Буханкина были свободны, зато туловище в два слоя перемотано крепким шпагатом.
Буханкин уже хотел было…
Но послышались шаги.
– Это были не простые шаги, – сказал Буханкин. – Очень непростые шаги…
– И чего же в них было непростого? – спросил я.
– Это были тройные шаги. Как будто шел кто-то не на двух, а на трех ногах. Я приник к щели и увидел его. Это было существо. Оно было ростом в два метра или, наверное, выше. У него была треугольная голова.
– Опять пришельцы… – вздохнул я.
– Я ни разу не произнес этого слова, – сказал Буханкин. – Я серьезный человек, признающий сугубо научный подход. Я что вам сказал? Что существо имело массивную треугольную голову и странную походку…
– Ладно, сдаюсь. Продолжай дальше.
– Существо приблизилось, и тогда я услышал голос, – совершенно спокойно сказал Буханкин.
Если человек начинает слышать голос, это становится опасно.
– Голос… – протянула Тоска. – А запах ты не слышал случайно?
– Я же говорю, избушкой никто давно не пользовался! – прорычал Буханкин.
– Я не про избушку говорю и совсем про другой запах. Запах лавандового масла или там селитры…
– Ты что, думаешь, я дурак?! – Буханкин начал злиться. – Что, я шутки тут шучу? Я ясно ощущал враждебное присутствие, я видел существо с треугольной головой!
Тоска пожала плечами.
– Знаешь, – сказала она. – В уборных частенько вешают зеркала…
Буханкин грохнул стакан о стол. Буханкин вскочил. Собрался обрушиться на Тоску всей мощью своего язвительного интеллекта. Пришлось вмешаться:
– Оставим ненужные споры. Что сказал тебе голос? Или это был просто голос, без слов?
– Почему же без слов? Со словами…
– И что же он все-таки тебе сказал?
– Он сказал: «Не надо».
Я предполагал, что голос скажет что-то более значительное. «Если тебе дорога жизнь и твой ненаглядный менингит, держись подальше…» Но голос сказал всего лишь «не надо».
– И что бы это значило? – Тоска вздохнула.
– Это значит, мы наткнулись на что-то… – начал было рассказывать я.
Тут Буханкин не удержался, тут Буханкина прорвало:
– Я так и знал, что это они! Я так и знал!
Минут пять мы снова выслушивали буйнопомешанного, затем Буханкин все-таки смог взять себя в руки. Он утер набежавшую слезу и сказал:
– Теперь они не будут надо мной смеяться!
– Буханкин, ты давай к делу возвращайся. Рассказывай дальше.
– А дальше ничего особо интересного не было. Он ушел, а я остался в этом… в этой будке.
– И что же ты сделал? – спросила Тоска. – Разорвал путы одним напряжением всех групп мышц?
Буханкин презрительно поморщился.
– Мы не в индийском кино, дорогуша, – снисходительно сказал он. – Все было совсем не так.