Веркин Эдуард. Герда

   Восьмой причиной было то, что я…
   Сплошное вранье, никогда такого со мной не происходило. Во всяком случае, с третьего класса точно. А мало ли что с людьми случается в третьем классе? Что ж, их теперь всю жизнь за это упрекать?
   Говорить же о том, кто скрывался под ником ubermomm74, наверное, излишне. Кстати, пост Убермамы прочитала и Аделина. И не только прочитала, но и творчески переосмыслила, выложив у себя в блоге раздумья на тему «Брат как недоразумение: 10 причин, почему нужно бычить младших братьев».
   Ну да отвлекся. Вот это я о чем. Этой весной я стал и еще злобнее. Поэтому, увидев Громова, я совсем не обрадовался старому приятелю. Впрочем, Громову, насколько я понимал, вообще никто особо не радовался. Радуется человек, вляпавшись в коровью лепешку? Во-во.
   Хотя Громов был вроде как неординарной личностью.
   А может, и нет, сейчас ведь сложно понять. Бывает, что самые отмороженные фрики в повседневной жизни скучны и заурядны. Вообще, сейчас ни в чем нельзя быть уверенным. Громов выглядел вроде оригинально, а как там на самом деле…
   Он никогда не смотрел никому в глаза, взгляд его как бы ощупывал по контуру, не цепляясь, не задерживаясь, описывая вокруг тебя эллипсы и восьмерки. Поэтому людям, с Громовым не знакомым, немедленно начинало казаться, что именно Громов на прошлой неделе украл у них в автобусе мобильник. Что именно он, проходя мимо столика, плюнул в молочный коктейль, когда они отвернулись. Что именно он приклеил им на спину объявление «Бей меня ногами». Каждый, кто видел Громова, начинал его подозревать. И небезосновательно. Нет, Громов не крал, не плевал и не писал, ни на спине, ни на заборе, он противостоял натиску действительности другими способами.
   Громов был системным борцом с системой. Причем, судя по всему, с младых ногтей. С детского садика или даже с пеленок, наверняка он не терпел пеленаться, свободолюбиво брыкал ногами, а в садике отказывался есть суп, ну и так далее. И противостояние «Мир vs Громов» наложило на Громова отпечаток. В виде чуть кривоватого рта, маленьких юрких глазок и пухленьких ладошек, короче, девушки таких не любят. Что усугубляло. Что пробуждало фантазию.
   Себя Громов называл лайф-хакером, сталкером бетонных джунглей, барракудой, рассекающей жирный планктон экзистенции, идейным троллем бытия, Зорро пыльных окраин и еще как-то. И столь высокие идейные установки Громов относительно успешно претворял в жизнь.
   Например, забирал утром в подъезде бесплатные газеты, а потом умудрялся продавать их по офисам. А в офисах отщипывал от редких цветов листочки и выращивал из них цветы, которые потом продавал в эти же офисы. Громов вообще любил работать с офисами, именно там, по его уверениям, обитали самые незамутненные люди.
   Громов посещал все дегустации, от печенья, до колбасы и кетчупов, и умудрялся на этих дегустациях наедаться на два дня.
   Нашел в недалекой и вымершей деревне Рыжово столб с рабочим междугородным телефоном, который забыли поменять на карточный. Обычный человек равнодушно прошел бы мимо, обычный да, но не Громов. Громов не поленился, отыскал в Интернете схему особой звонилки, согнул ее из проволоки и испытал. Вполне успешно. После чего Громов периодически в Рыжово наведывался, чтобы бесплатно позвонить. Во Владивосток — оскорбить бухгалтера в логистической фирме или заказать пиццу в школу олимпийского резерва по гребле. В Калининград, в Дом дружбы народов, чтобы проклясть на немецком языке оккупантов и сказать, что Кёниг вернется законным хозяевам. В Хатангу, в Кемерово, в… Особой выгоды это не приносило, но Громова пьянил аромат халявы.
   Вообще, по уверениям Громова, однажды он прожил целый месяц, не потратив ни рубля, напротив, совершил приращения к своему капиталу, размещая на сайте анорексиков видеорепортаж собственного похудения. Родители не заметили, потому что плотно занимались разводом, а потом наоборот, сводом. Врал, наверное. Хотя с Громова может статься, Громов совершил еще много деяний разной степени бестолковости, от отращивания на продажу волос до разведения шиншилл для шуб.
   Кстати, периодически Громов вовлекал в свои приключения и посторонних, меня, например. Не потому, что мне хотелось наесться дармовой колбасы или обругать маникюршу в Хабаровске, просто иногда Громов придумывал и забавное. Например, собирал подписи в поддержку переименования улицы Станционной в Волдемортовскую или от имени городской администрации производил благотворительную приемку ногтей. Якобы по последним исследованиям британских ученых из ногтей можно было выделять ценный фермент, способствующий омоложению, весь сбор от реализованных ногтей Громов собирался передать в пользу приюта для бездомных животных «Муму». Что характерно, ногтей мы собрали почти два килограмма, полную трехлитровую банку, сначала эти ногти омерзительно стояли у Громова на подоконнике, а когда они окончательно засохли и скрючились, Гром залил их эпоксидной смолой. Получилась янтарная банка, заполненная черными ногтями, все это безобразие Громов наименовал «Valgalla Rising» и выставил на аукцион современного искусства.
   И какой-то идиот купил. Если Громов не врал. А мог и врать.
   После этого случая Громов серьезно подумывал податься в художники, но потом решил, что актуальное искусство сильно обуржуазилось, не к лицу ему, практически уже Че Геваре, думать о мелком и подлом.
   — Сегодня новенькое, камрад, — ухмыльнулся Громов. — Тебе понравится. Все лучшее — детям.
   В прошлый раз все лучшее детям мне не очень понравилось. Громов предложил нарядиться менонитами и отправиться с миссионерской миссией в эМСи «Псы Сталинграда». А я, дурак, согласился, думал, что эМСи — это музыкальное кафе. Реальность оказалась суровее. эМСи если и имели отношение к музыке, то весьма отдаленное, только на подходе к эМСи, увидев нескольких пузатых мужиков на мотоциклах, я осознал, что эМСи есть мотоклуб. И Гром собирается нести свет истины не кому-нибудь, а тру байкерам. Впрочем, обошлось. Нас уже почти собрались вывалять в перьях и забросить на крышу нужника, но, к счастью, в клуб заглянул Юрыч из «Plios Corcodiles», знакомый мне по благотворительным рейдам. Он нас и спас, объяснил товарищам, что это такая шутка, добрый флешмоб неразумных недорослей, ну и все такое, в результате отделались малой кровью, приняли участие в конкурсе поедания тушенки, вот и все. Ну, еще поклялись на ПТС М-72 по совершеннолетии вступить в байкеры.
   Так что уверениям Грома, что мне понравится, я не очень верил. Собственно, я мог послать его, Гром не был моим другом, а приключений мне в последнее время хватало. Но если действительно приезжали «Анаболики», то пропустить их не хотелось. Дремучая группа. Настоящая.
   — Ладно, — сказал я. — Пойдем.
   — Нужен третий, — ухмыльнулся Гром. — То есть третья. Сегодня, камрад, я склонен к французской классике, хочу устроить вечер с придурком. То есть с дурой, конечно, какой нам смысл с придурком, правда? С дурой интереснее.
   Я пожал плечами. Особого энтузиазма по поводу дур я не испытывал, что такое вечер с дурой, представлял плохо.
   — Короче, это реальный тренд, — сообщил Гром. — Из Европы к нам пришел, там вечер с придурком самое но. Сейчас все так прикалываются, особенно в Москве, в Питере. Находят болвана, дружатся с ним, приглашают в кафе или в клуб, ну а там над этим бараном глумятся по полной. Но надо глумиться так, чтобы он не догадался, в этом фишка. Как?
   Гром ухмыльнулся.
   Я задумался. Дураков я не любил. Дур, надо признаться, тоже. И потом, где на ровном месте добыть дуру?
   Видимо, Гром прочитал на моем лице этот вопрос, и, видимо, он имел заготовленный ответ, поэтому сказал сразу:
   — Да их хоть соли. Хоть маринуй. Их девать некуда. Они кишат, как на барбосе блохи!
   Я огляделся. Пожалуй. Не то чтобы кишели, но парочку я сразу приметил, ничего такие, вполне, качественные, хоть на выставку отправляй. А может, и нет, я в людях не очень.
   — Только здесь не будем искать, — скептически помотал головой Громов. — Это слишком просто, а я не приемлю легких путей. Поедем в город.
   — За дурами?
   — Ага. Все равно «Анаболики» на Кукуе выступают, так что лучше там найти, неподалеку, чем отсюда тащить. И потом здесь…
   Громов презрительно поглядел в сторону атриума.
   — Здесь дуры не той системы. Поехали! Сейчас бесплатная маршрутка приедет и отвезет нас в царство кристальной незамутненности. Да здравствуют «Анаболики».
   И Громов быстро пошагал в сторону выхода, к остановке.
   Громов оказался прав — едва мы подошли к остановке, как прибыл челнок торгового центра, в него ринулся было люд, но Громов раздвинул его широкой спиной и вошел в маршрутку первым, занял место возле окна и принялся рассказывать свою теорию.
   — Вообще правильно говорить, конечно, не дуры — это нетолерантно, — рассуждал Громов. — Правильно говорить альтернативно-одаренные. Сокращенно АО. АО неистребимы, как звезды. Они есть везде. Но особенно их много в нашем городе. Чего уж там, практически каждая вторая предъявляет повышенный уровень АО…
   Пассажиры смотрели на него без интереса, мало ли какая рвань в маршрутках катается, а вот красивая девушка напротив поглядывала с вызовом и раздражением. Это подзадоривало Громова, он рассказывал про то, что по результатам независимого исследования самый большой процент АО встречается среди студенток гуманитарных вузов, что же касается нашего города, то наибольшие показатели АО дает юридическая академия и институт управления, что опять же неудивительно…
   — Это совсем неудивительно. Раньше в нашей губернии было очень много женских тюрем, — рассуждал Гром. — Еще до революции, нам на краеведении рассказывали. Мужиков на каторгу на Сахалин отправляли, а женщин сюда. И все эти женщины были самого четвертого сорта: приземистые, злые, неграмотные и социально опасные. Вот они свою десятку отбывали, а потом, конечно, у нас в губернии оставались. И шли работать в текстильную промышленность. А потом, уже в советское время, на стройку каскада ГЭС. Само собой, бестолковость с каждым годом увеличивалась количественно и росла качественно, и вот теперь…
   Девушка закашлялась.
   — Вот и девушка подтверждает, — указал Гром на студентку. — Правда, девушка? Вы, наверное, студентка?
   Студентка отвернулась.
   — Девушка, пойдемте с нами на «Анаболиков», — продолжал приставать Гром. — Там можно кидаться помидорами и ковыряться в носу. Вам понравится, я же вижу.
   Девушка терпела.
   — Это бесплатно, не переживайте. Вы стихи любите? Мой камрад Мондрыкин… — Гром кивнул на меня. — Тоже стихи сочиняет. Буря густо мглою кроет и все такое…
   Девушка терпела.
   — Он купит вам эскимо.
   Перед остановкой «Теплоуниверситет» девушка поднялась с места и стала продвигаться к выходу, Громов немедленно выставил ноги и руки, ноги, чтобы девушка запнулась, руки, чтобы девушку поймать. Девушка с трудом пробиралась между конечностями Громова, но все-таки смогла удержаться на ногах и не попасть в громовские объятия.
   — Уроды, — сказала она перед тем, как захлопнуть дверь. — Школота поганая…
   — Лечись зеленкой, — успел ответствовать ей Громов.
   — Не хлопайте дверью, — с ненавистью рыкнул водитель.
   Маршрутка покатила дальше. Девушка сошла, приставать было не к кому, Гром грустил и рассказывал мне о своем брате, живущем в Новой Зеландии, брат поехал на экскурсию по местам «Властелина Колец» и заразился рожей, но не простой, а земляной, какой только хоббиты болеют…
   Вышли за две остановки до Кукуя, чтобы подыскать спутницу на концерт. Девушек вокруг было мало, Гром предложил подкарауливать их возле бочки с квасом, попробовали, но нарвались на ос. Пытались знакомиться возле остановки — тоже безуспешно. После чего Гром решил познакомиться с девчонками, рекламирующими золото со скидками, погнала охрана. Гром отчаялся и думал уже вручить третий флаер первой попавшейся прелестнице, но тут мы услышали странные звуки. Что-то такое… Спортивное. Похоже на рев футбольных дудок.
   Мы вышли из-за угла и увидели странное. То ли пикет, то ли… Короче, две девчонки расположились напротив магазина «Ручеек» и вовсю дудели в длинные зеленые трубы. Кажется, пластмассовые. Девчонки были непохожие, одна сильно повыше и потоньше, а другая, та, что пониже, обычная такая. Та, что повыше, при дудении в трубы стучала в колокол, а та, что обычная, била в цыганский бубен. Вместе они издавали так много шума, что умудрялись даже перекрывать гул дорожного движения. А еще вокруг девчонок стояли плакаты, которые из-за дальности я прочитать не смог.
   — Это что? — спросил я.
   — Это песня, — ответил Гром зажмурившись. — Пиршество духа, честное слово. Я имею в виду этих красавиц.
   Мы остановились под липами, смотрели на представление. Девицы гремели и гудели громко, обращали на себя внимание.
   — Смотри, какие, — указал Громов. — Не, просто супер, отборные, лакшери!
   Я поглядел на девчонок. Какой-то особой отборности я не заметил, ну, стоят с трубами, ну, дудят иногда зачем-то.
   — Вувузельщицы, — сказал с каким-то удовлетворением Громов.
   — Кто? — не понял я.
   — Вувузельщицы, — повторил Гром. — Эти дудки — вувузелы, в них на футболе дуют. А девки из «Булата», у них тут акция.
   — Из «Булата»? — не понял я.
   — Ну да, из «Булата», это банда такая при губернаторе. «Булат-Бушлат». Молодежь с активной жизненной позицией, спортсмены-омбудсмены. Короче, пионэры, Тимур, его команда и вурдалаки. Слышал про таких?
   — Читал в детстве. Старушек через дорогу переводят?
   — И старушек, и молодушек, и вообще. Отпетые ребята. Борются с безнравственностью. Какую выберем?
   — Ты что, их хочешь пригласить?!
   Я удивился.
   — Ага, — ухмыльнулся Гром. — Ну, не обеих, конечно, одну. Давай, выбирай. Какая тебе больше нравится?
   Я посмотрел на девчонок с дудками. В комплекте с этими дурацкими зелеными трубами, в которые они то и дело дудели, красавицы выглядели… пригородно, так бы я сказал. Та, что была в клетчатой рубахе, казалась… как-то побезопаснее, и я выбрал ее.
   — Клетчатую выбираю, — сказал я.
   Гром прищурился.
   — Клетчатая не пойдет, — сказал он. — Лучше мелкую.
   — Почему мелкую? — удивился я.
   — Длинной на концерте будет все хорошо видно, а тебе нет. Будешь мучиться. А с низенькой наоборот. Купишь ей в спорттоварах табуреточку, поставишь…
   Гром гадко засмеялся.
   — Вообще, лучше бы, конечно, чтобы она еще хромоногая была, но нельзя желать сразу всего. В нашей жизни частенько приходится довольствоваться малым. Короче, берем невысокую.
   — А если она не согласится?
   — Согласится, — заверил Гром. — Ты бы отказался от «Анаболиков»?
   Я-то нет, но вот девушки с вувузелами… У них в голове своя атмосфера, кто его знает, что ожидать можно?
   — Понимаю твои сомнения, — сказал Гром. — Конечно, если ты пойдешь, то, скорее всего, они тебя отвувузелят. А вот если я… Короче, камрад, смотри и учись.
   Гром расправил плечи и направился в сторону девчонок чуть расхлябанной дрыгающейся походкой, как в телевизоре, когда про рил пациков кажут. Девицы себе гремели и вувузелили, Громов поравнялся с ними и завязал разговор, указывая то на меня, то на небо, то на припаркованный недалеко «уазик». Закончилось все просто, невысокая девица расхохоталась, потом от души треснула Громова зеленой дудкой.
   Дудка сломалась пополам. Девчонки захохотали громче. А дудок у них много, две вязанки запасных, для таких, наверно, случаев. Громов потер лоб, после вернулся ко мне. Походка у него была уже совсем не такая уверенная, Громов шагал ссутулившись и чуть приволакивая ноги. Как обычно.
   — Ну что? — спросил я. — «Анаболики» с дурой, значит?
   — Да они вообще шибанутые, — Гром потер лоб. — Терминальные. В том смысле, что кидаются на человека с выпученными глазами.
   — А что ты ей сказал?
   — Что-что, что обычно. Девушка, не хотите ли пройти на концерт, музыку послушать, бутерброд покушать. Говорю, интересный ансамбль приехал, пойдем, красавица, пойдем.
   — А она?
   — А она меня дудкой по башке.
   — Вот так просто?
   — Тут сложности и не надо, — вздохнул Гром. — Ладно, отваливаем, это бесполезно.
   — Просто ты не умеешь, — усмехнулся я.
   Конечно, не умеет. Недаром низенькую выбрал, думал, что она на него клюнет, низенькие вниманием не избалованы. Но даже низенькая, видимо, не позарилась. Какой удар по величию.
   — Да, Гром, был о тебе лучшего мнения, — сказал я с разочарованием. — Все бубнишь, лайф-хакинг, транссерфинг, нейропрограммирование, а на самом деле… Ничего ты, Громик, не умеешь. Камрад.
   — Это я не умею?! Да просто она…
   — Давай поспорим. Вот я сейчас пойду и приглашу. Влегкую.
   Гром рассмеялся.
   — Коротышку? — уточнил он.
   — Коротышку.
   — На что спорим? — В Громове проснулся азарт старого халявщика.
   Я зевнул.
   — Ну, давай…
   — На телефон, — опередил меня Гром. — Если ты выигрываешь, ты мне телефон. А если я, то я тебе свой.
   Гром продемонстрировал трубку. Не последняя модель, но и не паршивый, тысяч пятнадцать даже подержанный стоит.
   — Идет, — согласился я. — Телефон на телефон. Стой тут, я сейчас.
   — Если она согласится, пусть рукой мне помашет, — велел Гром.
   — Помашет-помашет.
   — Ага, помашет, — усмехнулся Гром. — Будь осторожен, у этой козявки мощный удар. Береги голову смолоду, держи ноги в тепле.
   — Поберегу.
   Я направился к девчонкам.
   Они снова вовсю вувузелили. Гремели, дудели, в бубен били. Кроме того, на поясе у невысокой висел мегафон, но им она почему-то не пользовалась.
   Я приблизился, прочитал плакаты.
   «Гражданин! Бойкотируй магазин «Щедрый Ручеек»! Здесь продают спиртное несовершеннолетним». «Позор». «Будь трезвым. Будь готовым». «Пьянство — удел рабов». Кроме того, имелись увеличенные фотографии пьяных недорослей в разных, порой весьма отвратительных, позах. Наглядная агитация.
   «Сбор подписей в поддержку антиалкогольного законопроекта». И стрелка в виде булатного меча.
   Поглядел в сторону стрелки и обнаружил табуретку, на ней альбом с привязанной ручкой.
   — Где тут подписаться? — спросил я.
   Невысокая указала на альбом.
   — Только надо с адресом, — сказала она.
   — Зачем?
   — Если без адреса, то не считается. А ты что, боишься?
   — Нет, — сказал я.
   После чего вписал в соответствующую графу адрес, фамилию и расписался. Пятьсот восемьдесят девятый. Неплохо набрали. Каждый сотый житель, получается, подписался.
   — А дальше что? — спросил я. — Ну, подписи, и что?
   — Прикроем магазинчик, — пояснила низенькая. — Или штраф в три миллиона. Одним словом, пожалеют.
   — Понятно. Правильное дело. Слушайте, девчонки, у меня к вам предложение.
   Худая и длинная девушка насупилась, невысокая, напротив, ухмыльнулась. Кстати, не такая она уж и невысокая, выше моего плеча, а я длинный для своего возраста. Просто худенькая. Наверное, даже худее своей подружки.
   — Ну, предложи, — сказала она. — Только я одному предлагателю только что по башке треснула. Твой дружок, кажется?
   Кивнула в сторону Громова, который после позорного отступления прятался в тени дерев.
   — Этот? — Я поглядел на Громова. — Да не, он мне не друг. Брат. Приехал из Заречья от синусита лечиться.
   — От синусита… — захихикала длинная.
   — В Заречье что, все такие бараны? — спросила низенькая.
   А она ничего, подумал вдруг я. Лицо такое… Необычное.
   — Все, — вздохнул я. — Я там был на прошлой неделе — дремучее местечко. Народ дикий, сплошное животноводство, знаете ли…
   Другая девчонка опять хохотнула. С чего-то. Наверное, действительно АО.
   — Дикие, значит? — уточнила невысокая. — Животноводство?
   — Ага… — сказал я. — Овес колосится, озимые там, туда-сюда…
   Но уже не очень уверенно сказал.
   — Сашка сама, между прочим, из Заречья, — сказала высокая и синяя. — А я с Монтажного. В Монтажном тоже все дикие? И овес?
   — Нет… — неуверенно сказал я. — Там зябь, наверное… Я просто…
   — Просто, значит…
   Приготовился. Ну, что сейчас эта Сашка-вувузельщица треснет меня по башке своей трубой, и пойду я к Громову, потерпевший, как и он, неудачу, весь в осколках самолюбия.
   Но Сашка почему-то не стукнула меня зеленой пластиковой дудкой, я так думаю, просто сломать боялась.
   — Иди отсюда, — сказала она. — Животновод. Достали уже сегодня…
   — Иди-иди, — поддакнула длинная. — А то у нас патруль скоро меняется, пацаны придут, они тоже из Заречья. Навешают.
   Посмотрела на часы и дунула в трубу. И Сашка тоже дунула, и стали они дудеть, и бренчать, и громыхать, и продолжалось это довольно долго, наверное, минуты три. Все эти три минуты я упрямо стоял посреди этой дикарской музыки и думал о том, что телефон мне терять не хочется.
   Поэтому, когда Сашка с подружкой закончили звуковую атаку на магазин «Ручеек», я решил действовать иначе.
   — Ладно, девчонки, он мне не брат, — признался я. — Учимся вместе. Короче, мы с ним поспорили, сумеем ли мы вас пригласить на концерт. Хороший концерт, «Анаболики» приезжают, там можно в певцов помидорами кидать. А? Соглашайтесь. В четыре часа на Кукуе.
   — И что ты выигрываешь? — сощурилась Сашка. — Если мы согласимся?
   — Пиццу, — соврал я. — Давайте вы ему скажете, что согласны? Сходим на концерт, а потом на пиццу еще. А? Бесплатно совсем.
   Девчонки переглянулись.
   — В «Наполи» отличную гавайскую пиццу делают, — продолжал уговаривать я. — С ананасами, с курицей, с креветками и с кокосовым молоком, просто ап. Каждому по большой пицце и по молочному коктейлю за счет этого лошпаноида.
   Я кивнул в сторону Грома.
   — Ну, не знаю, — поморщилась Сашка. — У меня зачеты…
   — Я люблю гавайскую, — сказала длинная. — И «Дьябло». И «Четыре сыра».
   — У меня зачеты, — сказала Сашка.
   — Я же не предлагаю всю ночь гулять, — успокоил я. — Концерт в четыре начнется, в шесть закончится. Слопаем пиццу — и все, в полседьмого уже свободны. Как?
   — Ну… — Сашка поглядела на подружку. — Юль, ну как?
   — Нормально вроде, — ответила Юля.
   — И прекрасно, — улыбнулся я. — Значит, в четыре часа на Кукуе. Так?
   — Так, — кивнули девчонки.
   — Саш, еще такое дело. Надо этому… — Я указал на Громова. — Надо ему рукой помахать. Ну, чтобы показать, что вы согласны пойти. Помаши, а, Саша?
   — Ладно.
   Сашка помахала рукой в сторону Грома.
   — Все, встречаемся на Кукуе.
   Я повернулся и собрался уже было уйти, но Сашка сказала:
   — Погоди, Игорек.
   Я остановился. Откуда, интересно, она мое имя знает? Дурак, я, конечно, сам же в альбоме расписался, а теперь удивляюсь. Адрес еще сообщил, молодец. АО во всем блеске, одним словом.
   — Игорек, только ты сам тоже приходи, — сказала Сашка. — А если не придешь, я у тебя под окнами такой концерт устрою… Пожалеешь, короче.
   — Пожалеешь-пожалеешь, — добавила Юля.
   — Да я и не думал…
   — Ага.
   Сказала Саша и стала дудеть в трубу. И Юля стала дудеть в трубу. Особенно злобно, так что я от этого звукового удара поспешил к Громову.
   Громов вертел мобильник меж пальцев и грустнел.
   — Гони мобилку, — улыбнулся я.
   — Да ладно… — сказал он. — Мы ж прикалывались.
   — Разве? А мне показалось, что нет. Ты что, Громов, задний ход даешь?
   Я недобро сощурился.
   — Да это…
   Громов экстренно придумывал отмазку, глаза бегали по мордочке быстро-быстро и как-то по-хамелеоньи независимо, каждый сам по себе.
   — Давай я его тебе в следующий раз отдам? — предложил Громов.
   Я расхохотался. Чтобы Громов понял, что никакого следующего раза не будет.
   — Гони сейчас, — потребовал я.
   Громов огляделся. Я вдруг подумал, что сейчас он бежать кинется. Но Громов только плюнул и стал доставать телефон из чехла. Медленно-медленно.
   Вообще-то лучше, конечно, чтобы Громов оставался должен, подумал я. Он человек талантливый во многих областях, вдруг пригодится?
   — Ладно, — смилостивился я. — Прощаю в честь Дня Заполярника. Можешь телефон себе оставить.
   Громов быстро убрал мобильник в карман.
   — Но гони тогда три тысячи, — потребовал я. — В качестве отступного — это раз. Гони флаеры на «Анаболиков» — это два.
   — Все три? — грустно спросил Гром.
   — Ага. Иду с девчонками, — я кивнул в сторону Сашки и Юльки.
   — Ты что, больной? — усмехнулся Громов. — Зачем тебе эти… каракатицы?
   — Не твое дело. Гони флаеры.
   — Да ладно, — Гром, обрадованный, что отделался малой кровью, вручил мне флаеры и деньги. — Трех у меня только нет, тут две пятьсот…
   Пришлось взглянуть на него строго.
   В результате нашлось две семьсот двенадцать, Громов вывернул даже позорную мелочь, а я взял ее, чтобы он пешком домой перся, ему через весь город, пусть потеет. Хотя он же лайф-хакер, вскочит в троллейбус, проедет бесплатно, его проблемы. Оставалось еще триста рублей, Громов побожился их перевести на карту, я не стал настаивать.
   — Слушай, Гош, скажи все-таки, ты чего придумал? — спросил Громов. — Зачем тебе эти сколопендры? Или ты сам в «Бушлат» вступить думаешь? Новость дня: Гоша Орлов, сын Орлова, сын Орловой, вступил в «Бушлат»! Я как в школе расскажу…
   — Давай телефон, — протянул я руку.
   — Ладно, Гоша, все, молчу, как центрифуга.
   — Молчи. — Я похлопал Грома по плечу. — Молчи и обрящешь… Что-нибудь большое. Вечную любовь.