– В Академии мы говорили о Контрмере, Овин. Вам действительно была оказана особая помощь. В конечном счете именно Контрмера… – с участием Фама и Старика, – преградила путь Погибели.
– Да, сударыня, – ответил Овин. – Но это и показывает, как мало мы знаем и о героях, и о злодеях. Мы застряли Здесь. И мы – те, кто старше других, – чувствуем, что потеряли все. А по официальной истории вполне можно было бы героев и злодеев поменять местами.
– Да? И кто же распространяет такую чушь?
Равна не сдержалась, слова выскочили сами. Вот тебе и бархатное руководство.
Овин как-то сжался.
– Да никто конкретно.
– Да? А те трое, с которыми я сейчас разминулась на лестнице?
Джефри заерзал на табуретке:
– На лестнице ты и меня встретила, Равна. А эти трое просто повторяли сплетни. С тем же успехом можно обвинить нас всех.
– Если это «просто каждый», то кто придумал название «Группа изучения катастрофы»? Кто-то за этим стоит, и я хочу знать…
Она почувствовала прикосновение к рукаву. Джоанна подержала руку секунду – достаточно, чтобы прервать поток гневных слов. Потом девушка сказала:
– Такого типа сомнения существовали всегда.
– Ты имеешь в виду – сомнения в угрозе со стороны Погибели?
– Да, в разной степени, – кивнула Джоанна. – Я знаю, что ты и сама сомневалась. Например, сейчас, когда флот Погибели остановлен Контрмерой, останется у него дальнейший интерес губить мир Стальных Когтей?
– У нас нет иного выбора, как верить, что остатки флота желают нас уничтожить.
Мой сон…
– Ладно, но даже тогда остается вопрос, насколько они опасны. Флот от нас в тридцати световых годах, вряд ли способный передвигаться быстрее светового года за сто лет. У нас на подготовку тысячелетия, даже если они желают нам зла.
– Какая-то часть флота может оказаться быстрее.
– Тогда у нас «всего» несколько веков. Технические цивилизации строились и быстрее.
Равна закатила глаза:
– Отстраивались они быстрее. И у нас может и этого времени не быть. Вполне возможно, что флот может построить малые рамскупы. Может быть, снова подвинутся Зоны… – Она заставила себя перевести дыхание и продолжала уже чуть спокойнее: – Весь смысл, вся цель того, чему мы учим в Академии, что мы должны быть готовы как можно скорее, ничего не жалея для этого. От нас требуются жертвы.
Вокруг заговорил детский голос – Амди:
– Я думаю, именно это и обсуждает «Группа изучения катастрофы». Ее участники отрицают, что Погибель когда-либо была угрозой людям или Стальным Когтям. А если она действительно угроза, говорят они, то такой ее сделала Контрмера.
Молчание. И даже музыкальный фон бармена стих. Очевидно, Равна последней должна была понять чудовищный смысл утверждения. И наконец она тихо сказала:
– Амди, не может быть, чтобы ты серьезно.
По Амди пробежало странное выражение: смущенное раскаяние. Каждый из его элементов был четырнадцати лет от роду, вполне взрослая особь, но разум его был моложе, чем у любой известной Равне стае. При всей своей гениальности, Амди был существом стеснительным и очень подобным ребенку.
Джефри на той стороне стола успокаивающе потрепал по холке одного из Амди.
– Конечно, он не хочет сказать, что он так считает, Равна. Но он говорит правду. ГИК исходит из положения, что мы не знаем ни что произошло в Верхней Лаборатории, ни как нам удалось сбежать. Исходя из того, что нам известно, они утверждают, что можно поменять местами хороших и плохих. В таком случае действия Контрмеры десять лет назад были бойней галактического масштаба – и никакие страшные монстры нам сейчас не угрожают.
– Ты сам тоже так думаешь?
Джефри возмущенно взметнул руки:
– Да нет, конечно! Я только озвучиваю то, что другим мешает сказать вслух… назовем это «дипломатичность». И сразу говорю: ручаюсь, что никто из присутствующих в это тоже не верит. Но для ребят в целом…
– Особенно некоторых старших, – вставил Овин.
– …такая точка зрения весьма привлекательна. – Джефри секунду пристально смотрел на нее, словно ждал возражений. – Привлекательна – поскольку получается, что наши родители не создавали этой чудовищной «погибели». Не были полными дураками. И еще она привлекательна тем, что жертвы, нами приносимые, оказываются… излишними.
Равна постаралась ничем не выдать волнения:
– Какие именно жертвы? Изучение программирования низкого уровня? Изучение счета без машин?
– В частности, то, что нами командуют другие и говорят, что делать! – влезла в разговор Хейда.
Эти ребята даже названий не знали дотехнологических методов построения консенсуса. Пропуск этой стадии был одним из выбранных Равной упрощений. Она надеялась, что доверие, взаимная преданность и общие цели будут достаточны, пока эти ребята не станут более технологичными… и более людьми.
– Что нами командуют – это тоже часть вопроса, – согласился Овин, – но для некоторых более важный вопрос – медицинская ситуация. – Он посмотрел на Равну в упор: – Идут годы, ты правишь, и ты все еще выглядишь молодой, такой вот, как Джоанна сейчас.
– Овин, мне всего тридцать пять лет! – Речь шла о человеческом стандартном тридцатимегасекундном годе, который был принят и на Страуме. – Неудивительно, что я молодо выгляжу. У себя на Сьяндре Кей я была бы еще среди самых младших специалистов.
– Да, и через тысячи лет ты будешь выглядеть так же молодо. А мы все – даже старшие – уже будем сотни лет как мертвы. На некоторых из нас уже виден процесс распада – ну, волосы теряют, как будто после радиационного поражения, жиреют. Самые молодые едва прошли начальные процедуры продления жизни. А наши дети будут вымирать как мухи, на десятки лет раньше нас.
Равна подумала о седеющих волосах Венды Ларсндот.
Но это не значит, что я не права!
– Послушай, Овин. В конце концов мы усилим и ускорим медицинские исследования. Но нет смысла ставить их в начало. Я тебе могу показать схемы развития, которые генерирует «Внеполосный». На пути эффективной медицины – миллионы ловушек. Какой метод лечения окажется удачным – и для кого, – мы никак не можем знать заранее. А крах медицинской программы задержит нас как трясина. У нас не менее двадцати рабочих гибернационных камер, и я не сомневаюсь, что расходные материалы мы для них создадим. Если нужно будет, заморозим любого, кому будет грозить смерть от старости, умирать не придется никому.
Овин Верринг поднял руку.
– Я понимаю, госпожа Равна. Думаю, что все мы понимаем – в том числе Шелковинт, Гибкарь и Кошк, которые нас молча слушают. – На верхних этажах таверны послышалось смущенное шевеление. А бармен сказал с другого конца зала:
– Это чисто ваше дело, двуногие.
– Потому что вы, стаи, на самом-то деле и не умираете! – не удержалась Хейда.
Овин слегка улыбнулся, но жестом попросил Хейду помолчать.
– Но тем не менее видна привлекательность «Группы изучения катастрофы». Она отрицает, что наши родители напутали. Отрицает, что есть необходимость в жертвах. Мы, беженцы, не можем на самом деле знать, что случилось или же кто виноват в том, что мы попали Сюда. Экстремисты – и я не думаю, что кто-нибудь из нас говорил с ними, зная, кто это; о них всегда информация из третьих рук, – экстремисты говорят: мы не можем сомневаться, что наши родители играли на стороне добра. Значит, Погибель вовсе не монстр, и все приготовления и жертвы играют на руку… ну, чему-то, что на стороне зла.
Джоанна резко встряхнула головой:
– Да? Овин, это же не логика, это мусор!
– Может быть, именно потому мы никого не можем найти, кто сказал бы это от своего имени, Джо.
Равна слушала этот разговор.
Что я могу на это сказать такого, чего еще не говорила?
Но и промолчать она тоже не могла.
– Когда эти отрицатели говорят: «мы не можем знать», – они врут. Я знаю. Я была на Ретрансляторе, работала на Вриними. Погибель творила зло почти полгода до старта «Внеполосного». Она расползлась от вашей Верхней Лаборатории – вероятно, в течение нескольких часов после вашего бегства. Она захватила Верхний Край. Разрушила Ретранслятор. Она гналась сюда за Фамом, мной и наездниками, и кильватерная волна этой погони уничтожила Сьяндру Кей и большинство живущих в Крае людей. – Но это она им уже рассказывала и повторяла, повторяла, повторяла. – Защита от Погибели началась, лишь когда мы прибыли сюда. Да, то, что сделали Фам и Контрмера, было ужасно – в большей степени, чем мы можем измерить. Контрмера оставила нас на мели. Но она остановила Погибель и оставила нам шанс. Вот это те факты, которые отвергаются. И нельзя сказать, что они за пределами познаваемого. Я там была.
И все сидящие вокруг стола ныне выросшие Дети уважительно склонили головы.
Глава 06
– Да, сударыня, – ответил Овин. – Но это и показывает, как мало мы знаем и о героях, и о злодеях. Мы застряли Здесь. И мы – те, кто старше других, – чувствуем, что потеряли все. А по официальной истории вполне можно было бы героев и злодеев поменять местами.
– Да? И кто же распространяет такую чушь?
Равна не сдержалась, слова выскочили сами. Вот тебе и бархатное руководство.
Овин как-то сжался.
– Да никто конкретно.
– Да? А те трое, с которыми я сейчас разминулась на лестнице?
Джефри заерзал на табуретке:
– На лестнице ты и меня встретила, Равна. А эти трое просто повторяли сплетни. С тем же успехом можно обвинить нас всех.
– Если это «просто каждый», то кто придумал название «Группа изучения катастрофы»? Кто-то за этим стоит, и я хочу знать…
Она почувствовала прикосновение к рукаву. Джоанна подержала руку секунду – достаточно, чтобы прервать поток гневных слов. Потом девушка сказала:
– Такого типа сомнения существовали всегда.
– Ты имеешь в виду – сомнения в угрозе со стороны Погибели?
– Да, в разной степени, – кивнула Джоанна. – Я знаю, что ты и сама сомневалась. Например, сейчас, когда флот Погибели остановлен Контрмерой, останется у него дальнейший интерес губить мир Стальных Когтей?
– У нас нет иного выбора, как верить, что остатки флота желают нас уничтожить.
Мой сон…
– Ладно, но даже тогда остается вопрос, насколько они опасны. Флот от нас в тридцати световых годах, вряд ли способный передвигаться быстрее светового года за сто лет. У нас на подготовку тысячелетия, даже если они желают нам зла.
– Какая-то часть флота может оказаться быстрее.
– Тогда у нас «всего» несколько веков. Технические цивилизации строились и быстрее.
Равна закатила глаза:
– Отстраивались они быстрее. И у нас может и этого времени не быть. Вполне возможно, что флот может построить малые рамскупы. Может быть, снова подвинутся Зоны… – Она заставила себя перевести дыхание и продолжала уже чуть спокойнее: – Весь смысл, вся цель того, чему мы учим в Академии, что мы должны быть готовы как можно скорее, ничего не жалея для этого. От нас требуются жертвы.
Вокруг заговорил детский голос – Амди:
– Я думаю, именно это и обсуждает «Группа изучения катастрофы». Ее участники отрицают, что Погибель когда-либо была угрозой людям или Стальным Когтям. А если она действительно угроза, говорят они, то такой ее сделала Контрмера.
Молчание. И даже музыкальный фон бармена стих. Очевидно, Равна последней должна была понять чудовищный смысл утверждения. И наконец она тихо сказала:
– Амди, не может быть, чтобы ты серьезно.
По Амди пробежало странное выражение: смущенное раскаяние. Каждый из его элементов был четырнадцати лет от роду, вполне взрослая особь, но разум его был моложе, чем у любой известной Равне стае. При всей своей гениальности, Амди был существом стеснительным и очень подобным ребенку.
Джефри на той стороне стола успокаивающе потрепал по холке одного из Амди.
– Конечно, он не хочет сказать, что он так считает, Равна. Но он говорит правду. ГИК исходит из положения, что мы не знаем ни что произошло в Верхней Лаборатории, ни как нам удалось сбежать. Исходя из того, что нам известно, они утверждают, что можно поменять местами хороших и плохих. В таком случае действия Контрмеры десять лет назад были бойней галактического масштаба – и никакие страшные монстры нам сейчас не угрожают.
– Ты сам тоже так думаешь?
Джефри возмущенно взметнул руки:
– Да нет, конечно! Я только озвучиваю то, что другим мешает сказать вслух… назовем это «дипломатичность». И сразу говорю: ручаюсь, что никто из присутствующих в это тоже не верит. Но для ребят в целом…
– Особенно некоторых старших, – вставил Овин.
– …такая точка зрения весьма привлекательна. – Джефри секунду пристально смотрел на нее, словно ждал возражений. – Привлекательна – поскольку получается, что наши родители не создавали этой чудовищной «погибели». Не были полными дураками. И еще она привлекательна тем, что жертвы, нами приносимые, оказываются… излишними.
Равна постаралась ничем не выдать волнения:
– Какие именно жертвы? Изучение программирования низкого уровня? Изучение счета без машин?
– В частности, то, что нами командуют другие и говорят, что делать! – влезла в разговор Хейда.
Эти ребята даже названий не знали дотехнологических методов построения консенсуса. Пропуск этой стадии был одним из выбранных Равной упрощений. Она надеялась, что доверие, взаимная преданность и общие цели будут достаточны, пока эти ребята не станут более технологичными… и более людьми.
– Что нами командуют – это тоже часть вопроса, – согласился Овин, – но для некоторых более важный вопрос – медицинская ситуация. – Он посмотрел на Равну в упор: – Идут годы, ты правишь, и ты все еще выглядишь молодой, такой вот, как Джоанна сейчас.
– Овин, мне всего тридцать пять лет! – Речь шла о человеческом стандартном тридцатимегасекундном годе, который был принят и на Страуме. – Неудивительно, что я молодо выгляжу. У себя на Сьяндре Кей я была бы еще среди самых младших специалистов.
– Да, и через тысячи лет ты будешь выглядеть так же молодо. А мы все – даже старшие – уже будем сотни лет как мертвы. На некоторых из нас уже виден процесс распада – ну, волосы теряют, как будто после радиационного поражения, жиреют. Самые молодые едва прошли начальные процедуры продления жизни. А наши дети будут вымирать как мухи, на десятки лет раньше нас.
Равна подумала о седеющих волосах Венды Ларсндот.
Но это не значит, что я не права!
– Послушай, Овин. В конце концов мы усилим и ускорим медицинские исследования. Но нет смысла ставить их в начало. Я тебе могу показать схемы развития, которые генерирует «Внеполосный». На пути эффективной медицины – миллионы ловушек. Какой метод лечения окажется удачным – и для кого, – мы никак не можем знать заранее. А крах медицинской программы задержит нас как трясина. У нас не менее двадцати рабочих гибернационных камер, и я не сомневаюсь, что расходные материалы мы для них создадим. Если нужно будет, заморозим любого, кому будет грозить смерть от старости, умирать не придется никому.
Овин Верринг поднял руку.
– Я понимаю, госпожа Равна. Думаю, что все мы понимаем – в том числе Шелковинт, Гибкарь и Кошк, которые нас молча слушают. – На верхних этажах таверны послышалось смущенное шевеление. А бармен сказал с другого конца зала:
– Это чисто ваше дело, двуногие.
– Потому что вы, стаи, на самом-то деле и не умираете! – не удержалась Хейда.
Овин слегка улыбнулся, но жестом попросил Хейду помолчать.
– Но тем не менее видна привлекательность «Группы изучения катастрофы». Она отрицает, что наши родители напутали. Отрицает, что есть необходимость в жертвах. Мы, беженцы, не можем на самом деле знать, что случилось или же кто виноват в том, что мы попали Сюда. Экстремисты – и я не думаю, что кто-нибудь из нас говорил с ними, зная, кто это; о них всегда информация из третьих рук, – экстремисты говорят: мы не можем сомневаться, что наши родители играли на стороне добра. Значит, Погибель вовсе не монстр, и все приготовления и жертвы играют на руку… ну, чему-то, что на стороне зла.
Джоанна резко встряхнула головой:
– Да? Овин, это же не логика, это мусор!
– Может быть, именно потому мы никого не можем найти, кто сказал бы это от своего имени, Джо.
Равна слушала этот разговор.
Что я могу на это сказать такого, чего еще не говорила?
Но и промолчать она тоже не могла.
– Когда эти отрицатели говорят: «мы не можем знать», – они врут. Я знаю. Я была на Ретрансляторе, работала на Вриними. Погибель творила зло почти полгода до старта «Внеполосного». Она расползлась от вашей Верхней Лаборатории – вероятно, в течение нескольких часов после вашего бегства. Она захватила Верхний Край. Разрушила Ретранслятор. Она гналась сюда за Фамом, мной и наездниками, и кильватерная волна этой погони уничтожила Сьяндру Кей и большинство живущих в Крае людей. – Но это она им уже рассказывала и повторяла, повторяла, повторяла. – Защита от Погибели началась, лишь когда мы прибыли сюда. Да, то, что сделали Фам и Контрмера, было ужасно – в большей степени, чем мы можем измерить. Контрмера оставила нас на мели. Но она остановила Погибель и оставила нам шанс. Вот это те факты, которые отвергаются. И нельзя сказать, что они за пределами познаваемого. Я там была.
И все сидящие вокруг стола ныне выросшие Дети уважительно склонили головы.
Глава 06
У Равны было достаточно времени обдумывать этот страшный сюрприз, полученный в «Знаке богомола». Точнее, она просто ни о чем другом думать не могла. Все, что она говорила и делала раньше, выглядело совсем по-иному, если смотреть глазами отрицателей.
Вначале все Дети жили в Новом замке на Холме Звездолета, всего в ста метрах от академии. Младшие все еще там жили со старшими братьями и сестрами или стаями Лучших Друзей. Почти все остальные – выросшие и создающие семьи – жили на Скрытом Острове или в особняках, выстроившихся улицей к югу от Нового замка.
Но Равна продолжала жить на звездолете «Внеполосный-II» – тридцать тысяч тонн нелетающего мусора, но с технологией со звезд.
Наверное, она казалась сумасшедшей или не от мира сего, раз скрывалась на борту непревзойденной в этом мире мощи.
Но я обязана здесь быть!
Потому что «Внеполосный» – это маленькая библиотека, а Равна – профессиональный библиотекарь. Миниатюрный архив на борту содержал технологические приемы мириадов рас Медленной Зоны. Человечеству Земли понадобилось четыре тысячи лет, чтобы от выплавки металлов пройти путь к звездным путешествиям, и это было более или менее случайное блуждание. В войнах и следующих за ними катастрофах люди вели себя как большинство рас. Они много раз отбрасывали себя в средневековье, иногда даже в неолит, а на некоторых мирах доходили до вымирания. Но зато – по крайней мере там, где человечество вообще выживало, – обратный путь к технологии случайным блужданием не был. Как только археологи раскапывали библиотеки, ренессанс становился делом нескольких столетий. Имея в распоряжении «Внеполосный», Равна может уменьшить это время меньше чем до ста лет. Даже до тридцати, если не будет невезения!
Но сегодня в «Знаке богомола» стало ясно, что ее преследовало невезение. Как же вышло, что я этого в упор не видела? – спрашивала себя Равна снова и снова. У детей всегда были вопросы. Много раз за эти годы она и Стальные Когти им рассказывали о Битве на Холме Звездолета и о том, что ей предшествовало. Они все ходили на Луга Резни, видели землю, где Булат перебил половину Детей. Но о другой стороне этой битвы, о том, как Фам остановил флот Погибели, и о заплаченной за это цене они знали только со слов Равны. Об этом у Детей всегда было много вопросов, и еще о том, что случилось с их родителями в начале катастрофы. Дети прибыли из мира, где у них были родители и друзья, и проснулись в окружении Стальных Когтей и единственного взрослого человека. О том, почему так вышло, они знали только от нее. Глупая Равна, ты думала, что этого будет достаточно?
Сейчас у них было уже что-то большее, нежели сомнения. Нечто, названное ими «Группой изучения катастрофы».
Через несколько часов после беседы в «Богомоле» между Равной, Джоанной и Джефри (и Амди, разумеется) произошел еще один разговор. Они были первыми Детьми, которых Равна встретила Здесь. Десять лет назад им пришлось вместе пережить несколько страшных часов. С тех самых пор отношения у Равны с ними были особыми – даже когда Джефри стал подростком и вообще всякое соображение потерял.
Сейчас Джоанна бушевала по поводу «Группы изучения катастрофы» – но еще больше она злилась на Джефри, потому что он не рассказал ей о самой большой лжи этой группы.
Джефри огрызнулся в ответ:
– Ты хочешь устроить охоту на ведьм, Джо? Выжечь каленым железом всех, кто верит во что-нибудь из заявлений ГИК? Так это окажется почти каждый. – Он замолчал, покосился нерешительно в сторону Равны. – Я не про худшее из всего, Равна. Мы знаем, что вы с Фамом – не на стороне зла.
Равна кивнула, стараясь выглядеть спокойно.
– Я знаю. Я понимаю, насколько естественны некоторые из этих сомнений. – Ага, понимает. Задним умом. – Жаль только, что я не знала этого раньше.
Джоанна наклонила голову.
– Я сожалею, что раньше тебе не сказала. ГИК говорит совершенно омерзительные вещи, но мы с Невилом думали, что это так глупо, что само по себе сдохнет. А сейчас это как-то куда больше организовано. – Она глянула на Джефри. Разговор происходил на мостике «Внеполосного» – подходящее место для очень небольшого и очень тайного совещания. Амди не было видно – он прятался вокруг под мебелью. – Вы с Амди наверняка знали, что ГИК оказалась куда хуже, чем мы думали.
Джефри хотел было огрызнуться, но передумал и неохотно кивнул. На самом деле, вдруг поняла Равна, ему было стыдно. Джефри был упрям не меньше сестры и сейчас злился в бесцельной досаде. Их родителей можно было бы в прискорбном хаосе Верхней Лаборатории даже назвать героями. Они чудо совершили, чтобы доставить сюда детей.
Когда Джефри заговорил, голос его звучал мирно:
– Ну да. Но как Овин сказал, худшие заявления идут просто из третьих рук… а дураки вроде Ганнона Йоркенруда их повторяют.
Джоанна покачала головой:
– Ты все еще водишься с этим неудачником?
– Поаккуратней. Ганнон был моим другом еще в Лаборатории, ясно? Я с ним мог говорить о таком, чего даже учителя не понимали. Может, теперь он и стал неудачником, но…
Злость на лице Джоанны сменилась откровенной тревогой.
– Это уже слишком, Джеф. Эта самая ГИК вдруг оказывается реальной угрозой.
Джефри пожал плечами:
– Не знаю, Джо. Последнее только что вроде бы как выскочило. Сперва два-три человека из экспедиции Мери, потом больше, когда я сюда вернулся. Но даже если есть какой-то заговор, давить на Ганнона или ему подобных – это значит выставлять членов Исполнительного Совета солдафонами, подавляющими любую мысль, и Ганнон сможет обвинить Совет в том, в чем сам грешен. С него станется.
Равна кивнула.
– А что ты думаешь, Джефри, вот по какому поводу: допустим, у этого недовольства есть законные основания – о которых, кстати, я собираюсь говорить. Но не может ли быть, что это все – действия клики старших Детей, задумавших какое-то безобразие и ради собственных целей раздувающих существующие проблемы? Вот ты как раз и мог бы выяснить, что тут что. Все знают, что ты… гм…
Джефри глянул на Джоанну и улыбнулся – улыбка у него всегда была хорошей.
– Да говори прямо, – сказал он. – Все знают, что я был жутким геморроем и иногда еще бываю время от времени. Проявление подростково-беженского страха, сами понимаете.
– Как бы там ни было, – сказала Равна, – а ты очень располагаешь к доверию. Если ты отнесешься к этой злобной чуши сочувственно, а заговор отрицателей существует на самом деле, я не сомневаюсь, что они на тебя выйдут непосредственно. Это та роль, которая… которую ты…
– Хочешь сказать, что я могу вынюхать, кто из моих друзей за этим стоит, и сдать их с потрохами? – Яда в голосе Джефри не было, но вид у него был не слишком довольный. К счастью, Джоанна промолчала, все сестринские нотации оставив при себе. В конце концов Джефри покачал головой: – Да. Я это сделаю. Все равно не думаю, что существует какой-то реальный заговор, но если он есть, я его найду.
Равна только сейчас заметила, что задержала дыхание.
– Спасибо, Джефри.
Если такие, как Джефри Олсндот, на ее стороне, то с ситуацией вполне можно справиться.
Джоанна улыбалась – видно было, что она тоже испытывает облегчение. Она что-то попыталась сказать брату, а потом мудро промолчала. Вместо этого она огляделась вокруг стола.
– Амди, ты же все слышал? Есть проблемы?
Молчание, и ни одна голова не показалась. С Амди бывало так, что его отвлекала какая-нибудь математическая задача, вечно торчащая у него в головах, и он уходил в свои мысли так, что ни Архимеду, ни Накамору не снилось. А иногда – особенно в ранние годы – он просто засыпал.
– Амди?
– Я тут. – Детский голосок Амди шел с уровня ковра. Звучал он то ли вяло, то ли слегка сонно. – Мы с Джефри пока еще одна команда.
Эта беседа Равны с Джо, Джефом и Амди оказалась лишь первым из нескольких личных разговоров. Так как Странника в городе не было, следующей оказалась Резчица.
Соправительница Равны правила Северо-Западом уже более трех столетий. Никто из ее отдельных элементов не был, конечно, настолько стар, но она очень тщательно следила за собственной цельностью и память стаи хранила все еще с тех времен, как она была простой художницей в хижине у моря. Для самой Резчицы империя выросла из ее искусства, из желания строить, плавить и гравировать. Она, Резчица, была истинным средневековым властителем. Учитывая, что она еще была достойной личностью (хотя иногда и чертовски упрямой), ее власть оказалась невероятной удачей для Равны и беженцев.
В настоящее время королевы-соправительницы делили между собой Холм Звездолета – Равна на звездолете «Внеполосный», Резчица – в Новом замке, куполе посадочного модуля Детей.
Идя к воротам замка, Равна всегда поражалась символам равновесия властей, которого они с Резчицей достигли. У Равны были технологии, но она жила по холму ниже. Чуть выше и между ними располагалась Академия людей и Их стай (или стай и Их людей), где каждый изучал то, что требовало от него будущее. И наконец на самом верху – Резчица в Новом замке. Глубоко под куполом замка попадались случайные изделия технологий, пришедшие вместе с Детьми. Здесь стояли камеры гибернации и посадочный модуль с остатками своей автоматики. В модуле было место, где погиб Фам Нювен, и слизь кремниеподобной плесени, которая была когда-то Контрмерой.
Сегодня Равна шла в верхние коридоры, освещенные солнцем из десятков узких окон. Но камеры, плесень и страшный сон были все время где-то рядом.
Равна говорила с Резчицей в Зале Тронов. Вначале Новый замок был всего лишь оболочкой, ловушкой, которую властитель Булат поставил на Фама и Равну. Интерьеры сделала Резчица, закончив строительство. Зал Тронов был самым заметным дополнением – просторный и многоуровневый. В дни аудиенций тут могли поместиться все Дети плюс немалое количество стай.
Сегодня здесь было пусто, если не считать одной стаи и одного человека.
Стражники закрыли двери за Равной, и она пошла по длинной ковровой дорожке к тронам и алтарю. Из теней по обе стороны дорожки возникла Резчица, сопровождая ее.
Равна кивнула стае: королевы-соправительницы соблюдали тщательно выработанный неформальный стиль общения.
– Насколько я понимаю, твой агент-бармен уже сообщил тебе о том очаровательном сюрпризе, что ждал меня в «Знаке богомола».
Резчица слегка засмеялась. Многие годы она пробовала различные голоса и манеры, наблюдая за реакцией людей. И говорила она по-самнорски совершенно свободно и казалась полностью человеком – даже когда Равна глядела на семерку странных созданий, составляющих вместе ее соправительницу.
– Бармен? – переспросила Резчица. – Шелковинт? Он из свежевательских психов. Мой агент на платформе сидел, он мне все и рассказал, в том числе и что имел сказать Ганнон Йоркенруд перед твоим приходом.
Я бы про Шелковинта в жизни не догадалась.
Странные людские слова были весьма популярны в качестве имен у местных стай. Миньоны Свежевателя любили более сатанинские их вариации.
Соправительница жестом предложила Равне сесть. В промежутках между большими аудиенциями Резчица рассматривала этот зал как свою личную берлогу. Вокруг алтаря стояли подбитые мехом скамьи и беспорядочные груды одеял. От потертой мебели пахло телами Стальных Когтей, пролитой выпивкой и недогрызенными костями. У Резчицы одной из немногих была собственная радиосвязь с оракулом, которым и был «Внеполосный». «Алтарь» имел весьма практическое назначение.
Равна плюхнулась на ближайший человеческий стул.
– Как мы такое событие прохлопали, Резчица? Эта самая «Группа изучения катастрофы» орудовала под самым нашим носом!
Резчица устроилась поудобнее вокруг алтаря, частично на насестах возле Равны, и по очереди пожала плечами:
– Это чисто человеческое дело.
– Мы всегда знали, что есть разумные разногласия насчет того, что осталось от флота Погибели, – сказала Равна, – но я не понимала, как же это связано с нашей тяжелой медицинской ситуацией. И никогда не думала, что Дети усомнятся в причине катастрофы, которая их сюда привела.
Резчица минуту помолчала, потом что-то смущенное появилось в ее внешности. Равна обвела стаю подозрительным взглядом:
– А что? Ты знала?
Резчица сделала неопределенный жест.
– Что-то знала. Ты же понимаешь, что даже Джоанна кое-что из этих историй слышала.
– Да! И не могу поверить, что ни ты, ни она не выносили этого на Совет!
– Гх-м. Я слышала только блуждающие подспудно слухи. Хороший руководитель далеко не на все реагирует, что слышит. Если не можешь использовать шпионов, то надо больше тереться среди Детей. Оставаясь мудрецом-отшельником на далеком звездолете, будешь получать неприятные сюрпризы.
Равна подавила желание спрятать лицо в ладонях и завыть.
Я же не лидер!
– Послушай, Резчица, меня все это очень тревожит. Наплевать, что это «сюрприз». Плевать, что этот неприятный факт означает, что многие из моих ребят презирают меня. Но не видишь ли ты угрозы в организованной неприязни?
Соправительница слегка сгорбилась – аналог вдумчиво наморщенного лба.
– Прости, я думала, ты с таким уже встречалась, Равна. Да, я получаю доклады от стай – Лучших Друзей: то, что тебе сообщили Овин Верринг и компания, верно. Все это слухи, преувеличенные при пересказе. Я не встречала твердого ядра верующих – хотя… может быть, твердое ядро состоит из людей, не имеющих среди Стальных Когтей тесных контактов.
– …Да. – Эта точка зрения открывала целый мир возможностей. – Ты слыхала когда-нибудь о «Группе изучения катастрофы»?
– Только уже когда Ганнон начал о ней шуметь.
– И о действительно крайних заявлениях, что Погибель – не зло, что на самом деле зло творил Фам? Я полагаю, это тоже нечто новое.
Резчица минуту помолчала.
– Да. Это тоже новое, хотя версии послабее бывали. – И она добавила почти агрессивно: – Но среди Стальных Когтей очень трудно бывает отследить слухи, особенно когда есть межстайный секс. Переходные личности выдвигают понятия, которые в иных условиях невообразимы. А потом и показать не на кого.
Этот аспект вдохновения Стальных Когтей вызвал у Равны короткий смех.
– У нас, людей, тоже есть поговорка, что слухи живут своей жизнью, но у вас это получается по-настоящему.
– Ты считаешь, что есть заговорщики?
Равна кивнула:
– Боюсь, что могут быть. В этом мире ты считаешься очень современным правителем, но твоя концепция «шпионы повсюду» – она, как бы сказать…
– Ага, я знаю. По цивилизованным меркам мое наблюдение до жалости слабо. – Резчица ткнула одним носом в сторону радиоалтаря, своей частной линии к архиву «Внеполосного». Зимой она питала ее от тренажера – беговой дорожки, летом энергию давало солнце, проникающее в высокие окна. Так или иначе, Резчица практически жила вокруг своей рации, изучая все подряд.
Резчица была не единственной стаей, имеющей аппарат шпионов. Равна попыталась поставить вопрос дипломатично.
– Здесь тот случай, когда любая информация была бы полезна. Не могла бы ты, быть может, проконсультироваться со Свежевателем-Тиратект…
– Нет! – отрезала Резчица, издав звук щелкающих челюстей. Она не оставила подозрений, что Свежеватель готовит переворот. Потом она добавила: – Что нам нужно на самом деле – это пара дюжин беспроводных камер. Камеры и сети – вот основа повсеместного наблюдения. – Звучало так, будто она изучала какой-то очень старый текст. – Так как у нас еще нет нужных сетей, я бы остановилась на увеличении числа шпионских глаз.
Равна покачала головой:
– У нас всего-то в целом дюжина свободных камер.
Конечно, многие элементы «Внеполосного» могли бы работать как камеры и дисплеи. К сожалению, если взять лом и выковырять куски из программируемых стен, очень много функций будет загублено. Те двенадцать камер, что имелись в наличии, были из низкотехнологичных резервов. Равна узнала раздраженное выражение, пробежавшее по Резчице.
– Придет день, когда мы сможем делать цифровую электронику, и все это поменяется, Резчица.
– Да. Придет день. – Стая стала насвистывать мелодию, похожую на заупокойную службу. У нее у самой было три камеры, но она явно не собиралась их предлагать. Вместо этого королева сказала: – А ты знаешь, что мой знаменитый советник по науке сидит на девяти камерах?
Тщательник изо всех сил старался создать сети, хотя ему не хватало распределенных вычислительных мощностей. Камеры передавали информацию из его лабораторий на логические схемы на борту «Внеполосного». И этот фокус ускорял оценку материалов десятикратно. Каждый раз, когда удавалось использовать логическую мощь звездолета, получался выигрыш. Эти лаборатории были самым большим успехом последних лет.
Вначале все Дети жили в Новом замке на Холме Звездолета, всего в ста метрах от академии. Младшие все еще там жили со старшими братьями и сестрами или стаями Лучших Друзей. Почти все остальные – выросшие и создающие семьи – жили на Скрытом Острове или в особняках, выстроившихся улицей к югу от Нового замка.
Но Равна продолжала жить на звездолете «Внеполосный-II» – тридцать тысяч тонн нелетающего мусора, но с технологией со звезд.
Наверное, она казалась сумасшедшей или не от мира сего, раз скрывалась на борту непревзойденной в этом мире мощи.
Но я обязана здесь быть!
Потому что «Внеполосный» – это маленькая библиотека, а Равна – профессиональный библиотекарь. Миниатюрный архив на борту содержал технологические приемы мириадов рас Медленной Зоны. Человечеству Земли понадобилось четыре тысячи лет, чтобы от выплавки металлов пройти путь к звездным путешествиям, и это было более или менее случайное блуждание. В войнах и следующих за ними катастрофах люди вели себя как большинство рас. Они много раз отбрасывали себя в средневековье, иногда даже в неолит, а на некоторых мирах доходили до вымирания. Но зато – по крайней мере там, где человечество вообще выживало, – обратный путь к технологии случайным блужданием не был. Как только археологи раскапывали библиотеки, ренессанс становился делом нескольких столетий. Имея в распоряжении «Внеполосный», Равна может уменьшить это время меньше чем до ста лет. Даже до тридцати, если не будет невезения!
Но сегодня в «Знаке богомола» стало ясно, что ее преследовало невезение. Как же вышло, что я этого в упор не видела? – спрашивала себя Равна снова и снова. У детей всегда были вопросы. Много раз за эти годы она и Стальные Когти им рассказывали о Битве на Холме Звездолета и о том, что ей предшествовало. Они все ходили на Луга Резни, видели землю, где Булат перебил половину Детей. Но о другой стороне этой битвы, о том, как Фам остановил флот Погибели, и о заплаченной за это цене они знали только со слов Равны. Об этом у Детей всегда было много вопросов, и еще о том, что случилось с их родителями в начале катастрофы. Дети прибыли из мира, где у них были родители и друзья, и проснулись в окружении Стальных Когтей и единственного взрослого человека. О том, почему так вышло, они знали только от нее. Глупая Равна, ты думала, что этого будет достаточно?
Сейчас у них было уже что-то большее, нежели сомнения. Нечто, названное ими «Группой изучения катастрофы».
Через несколько часов после беседы в «Богомоле» между Равной, Джоанной и Джефри (и Амди, разумеется) произошел еще один разговор. Они были первыми Детьми, которых Равна встретила Здесь. Десять лет назад им пришлось вместе пережить несколько страшных часов. С тех самых пор отношения у Равны с ними были особыми – даже когда Джефри стал подростком и вообще всякое соображение потерял.
Сейчас Джоанна бушевала по поводу «Группы изучения катастрофы» – но еще больше она злилась на Джефри, потому что он не рассказал ей о самой большой лжи этой группы.
Джефри огрызнулся в ответ:
– Ты хочешь устроить охоту на ведьм, Джо? Выжечь каленым железом всех, кто верит во что-нибудь из заявлений ГИК? Так это окажется почти каждый. – Он замолчал, покосился нерешительно в сторону Равны. – Я не про худшее из всего, Равна. Мы знаем, что вы с Фамом – не на стороне зла.
Равна кивнула, стараясь выглядеть спокойно.
– Я знаю. Я понимаю, насколько естественны некоторые из этих сомнений. – Ага, понимает. Задним умом. – Жаль только, что я не знала этого раньше.
Джоанна наклонила голову.
– Я сожалею, что раньше тебе не сказала. ГИК говорит совершенно омерзительные вещи, но мы с Невилом думали, что это так глупо, что само по себе сдохнет. А сейчас это как-то куда больше организовано. – Она глянула на Джефри. Разговор происходил на мостике «Внеполосного» – подходящее место для очень небольшого и очень тайного совещания. Амди не было видно – он прятался вокруг под мебелью. – Вы с Амди наверняка знали, что ГИК оказалась куда хуже, чем мы думали.
Джефри хотел было огрызнуться, но передумал и неохотно кивнул. На самом деле, вдруг поняла Равна, ему было стыдно. Джефри был упрям не меньше сестры и сейчас злился в бесцельной досаде. Их родителей можно было бы в прискорбном хаосе Верхней Лаборатории даже назвать героями. Они чудо совершили, чтобы доставить сюда детей.
Когда Джефри заговорил, голос его звучал мирно:
– Ну да. Но как Овин сказал, худшие заявления идут просто из третьих рук… а дураки вроде Ганнона Йоркенруда их повторяют.
Джоанна покачала головой:
– Ты все еще водишься с этим неудачником?
– Поаккуратней. Ганнон был моим другом еще в Лаборатории, ясно? Я с ним мог говорить о таком, чего даже учителя не понимали. Может, теперь он и стал неудачником, но…
Злость на лице Джоанны сменилась откровенной тревогой.
– Это уже слишком, Джеф. Эта самая ГИК вдруг оказывается реальной угрозой.
Джефри пожал плечами:
– Не знаю, Джо. Последнее только что вроде бы как выскочило. Сперва два-три человека из экспедиции Мери, потом больше, когда я сюда вернулся. Но даже если есть какой-то заговор, давить на Ганнона или ему подобных – это значит выставлять членов Исполнительного Совета солдафонами, подавляющими любую мысль, и Ганнон сможет обвинить Совет в том, в чем сам грешен. С него станется.
Равна кивнула.
– А что ты думаешь, Джефри, вот по какому поводу: допустим, у этого недовольства есть законные основания – о которых, кстати, я собираюсь говорить. Но не может ли быть, что это все – действия клики старших Детей, задумавших какое-то безобразие и ради собственных целей раздувающих существующие проблемы? Вот ты как раз и мог бы выяснить, что тут что. Все знают, что ты… гм…
Джефри глянул на Джоанну и улыбнулся – улыбка у него всегда была хорошей.
– Да говори прямо, – сказал он. – Все знают, что я был жутким геморроем и иногда еще бываю время от времени. Проявление подростково-беженского страха, сами понимаете.
– Как бы там ни было, – сказала Равна, – а ты очень располагаешь к доверию. Если ты отнесешься к этой злобной чуши сочувственно, а заговор отрицателей существует на самом деле, я не сомневаюсь, что они на тебя выйдут непосредственно. Это та роль, которая… которую ты…
– Хочешь сказать, что я могу вынюхать, кто из моих друзей за этим стоит, и сдать их с потрохами? – Яда в голосе Джефри не было, но вид у него был не слишком довольный. К счастью, Джоанна промолчала, все сестринские нотации оставив при себе. В конце концов Джефри покачал головой: – Да. Я это сделаю. Все равно не думаю, что существует какой-то реальный заговор, но если он есть, я его найду.
Равна только сейчас заметила, что задержала дыхание.
– Спасибо, Джефри.
Если такие, как Джефри Олсндот, на ее стороне, то с ситуацией вполне можно справиться.
Джоанна улыбалась – видно было, что она тоже испытывает облегчение. Она что-то попыталась сказать брату, а потом мудро промолчала. Вместо этого она огляделась вокруг стола.
– Амди, ты же все слышал? Есть проблемы?
Молчание, и ни одна голова не показалась. С Амди бывало так, что его отвлекала какая-нибудь математическая задача, вечно торчащая у него в головах, и он уходил в свои мысли так, что ни Архимеду, ни Накамору не снилось. А иногда – особенно в ранние годы – он просто засыпал.
– Амди?
– Я тут. – Детский голосок Амди шел с уровня ковра. Звучал он то ли вяло, то ли слегка сонно. – Мы с Джефри пока еще одна команда.
Эта беседа Равны с Джо, Джефом и Амди оказалась лишь первым из нескольких личных разговоров. Так как Странника в городе не было, следующей оказалась Резчица.
Соправительница Равны правила Северо-Западом уже более трех столетий. Никто из ее отдельных элементов не был, конечно, настолько стар, но она очень тщательно следила за собственной цельностью и память стаи хранила все еще с тех времен, как она была простой художницей в хижине у моря. Для самой Резчицы империя выросла из ее искусства, из желания строить, плавить и гравировать. Она, Резчица, была истинным средневековым властителем. Учитывая, что она еще была достойной личностью (хотя иногда и чертовски упрямой), ее власть оказалась невероятной удачей для Равны и беженцев.
В настоящее время королевы-соправительницы делили между собой Холм Звездолета – Равна на звездолете «Внеполосный», Резчица – в Новом замке, куполе посадочного модуля Детей.
Идя к воротам замка, Равна всегда поражалась символам равновесия властей, которого они с Резчицей достигли. У Равны были технологии, но она жила по холму ниже. Чуть выше и между ними располагалась Академия людей и Их стай (или стай и Их людей), где каждый изучал то, что требовало от него будущее. И наконец на самом верху – Резчица в Новом замке. Глубоко под куполом замка попадались случайные изделия технологий, пришедшие вместе с Детьми. Здесь стояли камеры гибернации и посадочный модуль с остатками своей автоматики. В модуле было место, где погиб Фам Нювен, и слизь кремниеподобной плесени, которая была когда-то Контрмерой.
Сегодня Равна шла в верхние коридоры, освещенные солнцем из десятков узких окон. Но камеры, плесень и страшный сон были все время где-то рядом.
Равна говорила с Резчицей в Зале Тронов. Вначале Новый замок был всего лишь оболочкой, ловушкой, которую властитель Булат поставил на Фама и Равну. Интерьеры сделала Резчица, закончив строительство. Зал Тронов был самым заметным дополнением – просторный и многоуровневый. В дни аудиенций тут могли поместиться все Дети плюс немалое количество стай.
Сегодня здесь было пусто, если не считать одной стаи и одного человека.
Стражники закрыли двери за Равной, и она пошла по длинной ковровой дорожке к тронам и алтарю. Из теней по обе стороны дорожки возникла Резчица, сопровождая ее.
Равна кивнула стае: королевы-соправительницы соблюдали тщательно выработанный неформальный стиль общения.
– Насколько я понимаю, твой агент-бармен уже сообщил тебе о том очаровательном сюрпризе, что ждал меня в «Знаке богомола».
Резчица слегка засмеялась. Многие годы она пробовала различные голоса и манеры, наблюдая за реакцией людей. И говорила она по-самнорски совершенно свободно и казалась полностью человеком – даже когда Равна глядела на семерку странных созданий, составляющих вместе ее соправительницу.
– Бармен? – переспросила Резчица. – Шелковинт? Он из свежевательских психов. Мой агент на платформе сидел, он мне все и рассказал, в том числе и что имел сказать Ганнон Йоркенруд перед твоим приходом.
Я бы про Шелковинта в жизни не догадалась.
Странные людские слова были весьма популярны в качестве имен у местных стай. Миньоны Свежевателя любили более сатанинские их вариации.
Соправительница жестом предложила Равне сесть. В промежутках между большими аудиенциями Резчица рассматривала этот зал как свою личную берлогу. Вокруг алтаря стояли подбитые мехом скамьи и беспорядочные груды одеял. От потертой мебели пахло телами Стальных Когтей, пролитой выпивкой и недогрызенными костями. У Резчицы одной из немногих была собственная радиосвязь с оракулом, которым и был «Внеполосный». «Алтарь» имел весьма практическое назначение.
Равна плюхнулась на ближайший человеческий стул.
– Как мы такое событие прохлопали, Резчица? Эта самая «Группа изучения катастрофы» орудовала под самым нашим носом!
Резчица устроилась поудобнее вокруг алтаря, частично на насестах возле Равны, и по очереди пожала плечами:
– Это чисто человеческое дело.
– Мы всегда знали, что есть разумные разногласия насчет того, что осталось от флота Погибели, – сказала Равна, – но я не понимала, как же это связано с нашей тяжелой медицинской ситуацией. И никогда не думала, что Дети усомнятся в причине катастрофы, которая их сюда привела.
Резчица минуту помолчала, потом что-то смущенное появилось в ее внешности. Равна обвела стаю подозрительным взглядом:
– А что? Ты знала?
Резчица сделала неопределенный жест.
– Что-то знала. Ты же понимаешь, что даже Джоанна кое-что из этих историй слышала.
– Да! И не могу поверить, что ни ты, ни она не выносили этого на Совет!
– Гх-м. Я слышала только блуждающие подспудно слухи. Хороший руководитель далеко не на все реагирует, что слышит. Если не можешь использовать шпионов, то надо больше тереться среди Детей. Оставаясь мудрецом-отшельником на далеком звездолете, будешь получать неприятные сюрпризы.
Равна подавила желание спрятать лицо в ладонях и завыть.
Я же не лидер!
– Послушай, Резчица, меня все это очень тревожит. Наплевать, что это «сюрприз». Плевать, что этот неприятный факт означает, что многие из моих ребят презирают меня. Но не видишь ли ты угрозы в организованной неприязни?
Соправительница слегка сгорбилась – аналог вдумчиво наморщенного лба.
– Прости, я думала, ты с таким уже встречалась, Равна. Да, я получаю доклады от стай – Лучших Друзей: то, что тебе сообщили Овин Верринг и компания, верно. Все это слухи, преувеличенные при пересказе. Я не встречала твердого ядра верующих – хотя… может быть, твердое ядро состоит из людей, не имеющих среди Стальных Когтей тесных контактов.
– …Да. – Эта точка зрения открывала целый мир возможностей. – Ты слыхала когда-нибудь о «Группе изучения катастрофы»?
– Только уже когда Ганнон начал о ней шуметь.
– И о действительно крайних заявлениях, что Погибель – не зло, что на самом деле зло творил Фам? Я полагаю, это тоже нечто новое.
Резчица минуту помолчала.
– Да. Это тоже новое, хотя версии послабее бывали. – И она добавила почти агрессивно: – Но среди Стальных Когтей очень трудно бывает отследить слухи, особенно когда есть межстайный секс. Переходные личности выдвигают понятия, которые в иных условиях невообразимы. А потом и показать не на кого.
Этот аспект вдохновения Стальных Когтей вызвал у Равны короткий смех.
– У нас, людей, тоже есть поговорка, что слухи живут своей жизнью, но у вас это получается по-настоящему.
– Ты считаешь, что есть заговорщики?
Равна кивнула:
– Боюсь, что могут быть. В этом мире ты считаешься очень современным правителем, но твоя концепция «шпионы повсюду» – она, как бы сказать…
– Ага, я знаю. По цивилизованным меркам мое наблюдение до жалости слабо. – Резчица ткнула одним носом в сторону радиоалтаря, своей частной линии к архиву «Внеполосного». Зимой она питала ее от тренажера – беговой дорожки, летом энергию давало солнце, проникающее в высокие окна. Так или иначе, Резчица практически жила вокруг своей рации, изучая все подряд.
Резчица была не единственной стаей, имеющей аппарат шпионов. Равна попыталась поставить вопрос дипломатично.
– Здесь тот случай, когда любая информация была бы полезна. Не могла бы ты, быть может, проконсультироваться со Свежевателем-Тиратект…
– Нет! – отрезала Резчица, издав звук щелкающих челюстей. Она не оставила подозрений, что Свежеватель готовит переворот. Потом она добавила: – Что нам нужно на самом деле – это пара дюжин беспроводных камер. Камеры и сети – вот основа повсеместного наблюдения. – Звучало так, будто она изучала какой-то очень старый текст. – Так как у нас еще нет нужных сетей, я бы остановилась на увеличении числа шпионских глаз.
Равна покачала головой:
– У нас всего-то в целом дюжина свободных камер.
Конечно, многие элементы «Внеполосного» могли бы работать как камеры и дисплеи. К сожалению, если взять лом и выковырять куски из программируемых стен, очень много функций будет загублено. Те двенадцать камер, что имелись в наличии, были из низкотехнологичных резервов. Равна узнала раздраженное выражение, пробежавшее по Резчице.
– Придет день, когда мы сможем делать цифровую электронику, и все это поменяется, Резчица.
– Да. Придет день. – Стая стала насвистывать мелодию, похожую на заупокойную службу. У нее у самой было три камеры, но она явно не собиралась их предлагать. Вместо этого королева сказала: – А ты знаешь, что мой знаменитый советник по науке сидит на девяти камерах?
Тщательник изо всех сил старался создать сети, хотя ему не хватало распределенных вычислительных мощностей. Камеры передавали информацию из его лабораторий на логические схемы на борту «Внеполосного». И этот фокус ускорял оценку материалов десятикратно. Каждый раз, когда удавалось использовать логическую мощь звездолета, получался выигрыш. Эти лаборатории были самым большим успехом последних лет.