Все три триумвира: Мадзини, Саффи и Армеллини - немедленно подали в отставку. Их примеру последовало и правительство. Гарибальди не колебался ни секунды - он уйдет в Апеннины и, если сумеет, прорвется к Венеции; она одна во всей Италии еще держится, сражаясь против осадивших ее австрийцев. Как ни ненавистны ему французы Удино, но главным врагом Италии была и остается Австро-Венгрия. А с фельдмаршалом Радецким у него, Гарибальди, особые счеты. Он не забыл слов этого вояки: "В Италии три кровавых дня обеспечат нам тридцать лет спокойствия и мира. Снисхождение к ним неуместно".
Ему снисхождения и не надо - оно для слабых духом. А он будет сражаться до конца, пока хватит сил.
Сбор всем, кто хочет вместе с ним уйти в Апеннины, Гарибальди назначил на пять вечера 2 июля на площади Святого Петра. У него в распоряжении был всего один день, и потому дорога была каждая минута. Вечером 1 июля он созвал на совещание офицеров штаба.
- Что нам нужно в дорогу? - спросил он и сам же ответил: - Оружие, боеприпасы...
- И деньги! - добавил Векки. - Крестьяне совсем обнищали и без денег и куска хлеба не дадут. Силой ведь отбирать не будем.
- Тех, кто попытается, расстреляю на месте! - вскипел Гарибальди. От мародеров вреда больше, чем от врага. - Помолчал, успокаиваясь. - О деньгах я подумал. Вот тридцать скуди. Больше у меня ничего нет.
Правда, у Аниты осталось еще золотое обручальное кольцо, но рука не поднимется его продать. Анита! Мысль о ней не давала Гарибальди покоя. Ее надо отправить назад, в Ниццу, она и так стала похожа на тень. Но попробуй уговори! Он тяжело вздохнул.
- Ну а как с оружием? - снова обратился он к Векки. - Хоть одну батарею Розелли по доброте своей редкостной нам передаст? Все лучше, чем французам.
- Уже отказал! Даже довод привел - вы, мол, ее до гор не дотащите, из сил выбьетесь.
- Пожалел волк овечку! - с усмешкой промолвил Гарибальди. - Что ж, потащим в горы нашу единственную пушку... А патронов надолго хватит?
- На два-три дня боев, - ответил Сакки, ставший у Гарибальди помощником начальника штаба. Весь штаб состоял теперь из четырех офицеров. Им Гарибальди и поручил собрать всех, кто готов вместе с ним уйти в горы.
Таких набралось четыре с половиной тысячи. Но когда Гарибальди на своем Уругвае подъехал к обелиску в центре площади Святого Петра, он увидел многотысячную толпу римлян. В серых куртках, в белых рубахах, в темных плащах, почти все с трехцветными шарфами на шее. И в этом мире серого, зеленого и белого цветов алыми пятнами виднелись его легионеры в красных рубахах.
Вдруг возле самой церкви он увидел Аниту. В мужских широченных штанах, - где она их только раздобыла, - в красной рубахе она казалась крупнее и выше. О, да она коротко остригла волосы, свои чудесные черные волосы! Надеется, глупая, что он ее не заметит. Да он ее и в тысячной толпе узнает! До чего же упряма! Ведь он же просил, умолял ее остаться в Риме у надежных людей. Потом ее переправят в Ниццу. Ну как она не понимает, нельзя ей в поход! Не выдержит.
Но знал заранее - уговорить ее не удастся. Будет с ним до конца.
На площади стоял невообразимый шум, но стоило Гарибальди поднять руку, как толпа смолкла. Все ждали от Гарибальди каких-то необыкновенных, полных надежды слов, точно он был волшебником, и больше всех ждали этого его легионеры. Только где взять такие слова? Да и нужны ли сейчас слова утешения? Нет, он скажет им правду, одну неприглядную правду.
- Я покидаю Рим... чтобы сражаться против австрийцев, Фердинанда, Пия. - В первом ряду кто-то громко ахнул, и Гарибальди услышал. - Что, многовато врагов? Да, многовато. Но разве не лучше сражаться и, если придется, умереть свободным, чем увидеть, как в Риме снова начнут хозяйничать палачи, доносчики, иезуиты?! Кто хочет продолжать борьбу, того я зову с собой. Не обещаю вам ни наград, ни почестей, ни денег. Одни лишения. Лишь хлеб и воду, ночные переходы и короткие привалы на сырой земле. Бои и, может, даже смерть. - Толпа растерянно молчала. - Я никого не неволю, - продолжал Гарибальди, повысив голос, - зову тех, у кого имя Италии не только на устах, но и в сердце. И я верю, судьба изменила нам сегодня, но улыбнется завтра. Она - друг отважных. Мы еще вернемся в Рим с победой. Кто любит Италию и свободу, за мной! Вива Италия!
Толпа ответила восторженным "Ур-ра!", "Слава Гарибальди!", точно перед ней был не побежденный, а победитель. Старик оружейник в первом ряду громко крикнул: "Рим или смерть! Мы дождемся тебя, Гарибальди!" Многие не таясь плакали. А он подумал: "Ради такой минуты стоило жить и умереть не жалко". И сразу же следом мысль: "Но не раньше, чем над Квириналом взовьется наше национальное знамя!"
Первая битва за Рим была закончена, война за свободу Италии продолжалась.
СУДЬБА ПОЛКОВОДЦА
(вместо послесловия)
В 1982 году исполнилось сто лет со дня смерти Джузеппе Гарибальди, народного героя Италии, образ которого неизменно привлекает и волнует молодое поколение нашей страны. Но в последнее время книги о Гарибальди стали редкостью, и повесть Л. Вершинина "Рим или смерть" удачно восполняет этот пробел.
В повести описаны в основном всего несколько месяцев из жизни Гарибальди - оборона Римской республики в 1848 - 1849 годах. Все же, несмотря на краткость, достаточно яркое представление о Гарибальди книга дает. Автор смог показать его прямой и открытый характер, смелость, простоту, сумел передать напряжение последних дней обороны Рима, героизм его защитников.
Однако оборона Рима - это было только начало, только первый этап долгой и трудной борьбы Гарибальди за освобождение Италии. Борьбы, увенчанной победами, но знавшей и поражения, и потери многих близких ему людей.
Четыре тысячи человек выступили во главе с Гарибальди из Рима. И рядом с ним - его верная Анита. Верхом, как и он, коротко остриженная, в мужской одежде, чтобы не вызывать ненужного внимания. Отступление было нелегким. Вражеские войска - австрийские, неаполитанские, испанские окружили Гарибальди со всех сторон. Но он сумел избежать бесчисленных западней, преодолеть немыслимые трудности. Вот только людской слабости преодолеть не смог. Некоторые не выдержали тягот отступления дезертировали. Отряд таял на глазах.
В конце концов Гарибальди все же удалось привести недавних защитников Рима в надежное место - в маленькую горную республику Сан-Марино. Здесь, на нейтральной территории, они были в безопасности. Сам же генерал с несколькими ближайшими друзьями решил пробираться в Венецию - последний город, который еще сопротивлялся иноземцам. Снова - изнуряющие ночные переходы. Их не перенесла Анита, ведь она ждала ребенка, до рождения которого оставались считанные недели. И не дождалась, умерла на руках мужа. А потом во вражескую засаду попали и соратники Гарибальди по обороне Рима - Басси и Чичеруаккьо с двумя малолетними сыновьями. Все они были расстреляны по приказу австрийцев. Через много лет, когда Гарибальди уже победителем окажется в этих местах, ему передадут принадлежавшие Уго Басси четки со следами запекшейся крови: священники не простили Басси "измены" ведь он прежде был монахом, - его дружбы с "красным дьяволом" и перед расстрелом содрали кожу с его рук.
Тем временем пала осажденная австрийцами Венеция, и Гарибальди вернулся в Пьемонт. Но и там он не нашел убежища. Трусливое королевское правительство сначала арестовало героя, а потом выслало из страны. Поражение революции и победа реакции закрыли Гарибальди на пять лет доступ в Италию, да и вообще в Европу. Снова скитания: Гибралтар, Мальта, Тунис, Нью-Йорк. Здесь революционный генерал, слава о котором гремела по всему миру, работает на свечном заводе, чтобы не умереть с голоду.
Судьба его изменилась к лучшему, лишь когда в Нью-Йорк приехал старый его друг Карпането, ставший зажиточным негоциантом. Плавая на его корабле, Гарибальди побывал в Никарагуа, Перу, Панаме. Мог ли он предвидеть, что в наше время эти страны станут очагами революционных, освободительных движений!
Уже капитаном корабля Гарибальди совершил плавания и в Китай, Японию, Англию. Но только в 1854 году он смог вернуться в Италию и обнять своих детей. Поселился на маленьком каменистом островке Капрера, севернее Сардинии. Построил дом, развел сад, читал, писал мемуары, которые и сегодня воспринимаются как увлекательный роман. Не случайно их обработал и перевел на французский язык замечательный романист Дюма-отец. Автор "Трех мушкетеров", "Графа Монте-Кристо" прекрасно понимал, что ни Д'Артаньяну, ни Эдмону Дантесу Гарибальди не уступит богатством биографии, а по цели и сути жизни он неизмеримо выше их.
В 1859 году премьер королевского правительства Пьемонта граф Кавур вызвал Гарибальди с Капреры. Король и правительство под давлением народа собирались вновь начать войну с Австрией. С корыстной, однако, целью объединить Италию под пьемонтской короной. Это было нестерпимо для бескомпромиссного вождя республиканцев Мадзини. Он не знал, да и не хотел знать, - в отличие от Гарибальди, - что итальянский народ в своем большинстве был настроен монархически, и республика была тогда попросту нереальна. Гарибальди же, подлинный сын народа, как его называли, проявил и политическую мудрость: он считал неправомерным предлагать стране строй, для которого та еще не созрела. Главное для него - изгнать из Италии иноземцев и добиться ее объединения. Этой цели он подчинил все свои помыслы и действия.
Кавур предложил Гарибальди сформировать добровольческие отряды против австрийцев, но одновременно всеми силами мешал генералу начать подлинно народную войну. Гарибальди назначили командовать трехтысячным добровольческим корпусом, но снабжали негодным оружием, почти не давали боеприпасов и при этом посылали на самые опасные участки. А гарибальдийцы творили в боях чудеса. Вопреки всему, Гарибальди нанес австрийской армии целый ряд крупных поражений, очистил от нее почти всю Ломбардию. Крестьяне, которых он освободил от тяжких налогов, готовы были встать под его знамена, однако Кавур не разрешал увеличивать численность гарибальдийского корпуса.
Под влиянием побед гарибальдийцев народ Италии поднялся на борьбу уже не только против австрийцев, оккупировавших северо-восток страны, но и против марионеток Австрии, жестоких монархов Центральной Италии - герцогов Тосканы, Модены и Пармы. Народные собрания этих областей объявили о присоединении к Пьемонту.
Наконец восстал юг - Неаполитанское королевство, где правила самая реакционная, к тому же чужеземная династия испанских Бурбонов. И Гарибальди ринулся на помощь южанам во главе тысячи добровольцев. Гарибальдийская "тысяча" - а ее составили вчерашние рабочие, ремесленники, учителя, студенты из разных городов Италии, в большинстве своем не имевшие боевого опыта, - выступила против многотысячной регулярной армии и на удивление всему миру довольно быстро одержала полную победу. Это был самый славный поход Джузеппе Гарибальди. В Палермо и Неаполе, как раньше в Риме, население массами переходило на сторону освободителей. Начавшись с кровопролитных сражений, поход "тысячи" меньше чем через месяц превратился в триумфальное шествие.
Гарибальди был избран революционным диктатором освобожденных территорий. За короткое время он сделал немало полезного - освободил политических заключенных, раздал крестьянам земли Бурбонов, оказал помощь беднякам, открыл школы и приюты для беспризорных детей. Но вскоре после победы советники Гарибальди, в большинстве своем монархисты, убедили его не вступать в открытую борьбу с Виктором Эммануилом и передать ему власть. И Гарибальди уступил - во имя сохранения единства Италии, как он сам объяснил друзьям. Теперь Виктор Эммануил стал королем уже всей Италии. Его правительство тут же отменило декреты Гарибальди и выпроводило генерала на Капреру. Но оно не смогло перечеркнуть главного - общепризнанной его роли как подлинного освободителя и объединителя Италии.
В те 60-е годы прошлого века вне единого государства еще оставались Венеция, принадлежавшая Австрии, и Папская область. Гарибальди и их попытался освободить, но ему помешало прямое предательство королевского правительства. Боясь, как всегда, революционной гарибальдийской "заразы", Виктор Эммануил направил против генерала целое войско. В горах Аспромонте произошла их встреча, которая окончилась для Гарибальди трагически. Он приказал своим добровольцам не стрелять в "итальянских братьев". А вот королевский генерал отдал приказ открыть огонь по "бунтовщикам", и мушкетной пулей Гарибальди был тяжело ранен в ногу. Усилиями врачей и прежде всего нашего великого хирурга Пирогова итальянский герой избежал ампутации. Но не тюрьмы. По воле короля Гарибальди сначала арестовали, заключили в крепость Вариньяно, а затем выслали на Капреру.
Во всем мире развернулась кампания солидарности с Гарибальди. А он, израненный, больной, но сохранивший прежнюю неукротимость духа и упорство, тем временем готовил поход на Рим. Туманной октябрьской ночью 1867 года он тайно отплыл с острова Капрера на утлой лодчонке, лег на дно и, правя одним веслом - этому он научился на индейских каноэ, в Южной Америке, ускользнул от сторожившей его в проливе королевской эскадры и добрался до острова Ла Маддалена. Оттуда с тремя верными помощниками он переправился на материк. Собрал отряд добровольцев - ветеранов прежних боев и молодежь - и возглавил поход на Рим, где сидел папа под охраной своей гвардии. Папских гвардейцев Гарибальди в бою под Монтеротондо разбил, но им на помощь пришли французские интервенты - войска императора Наполеона III. Снова, как и в 1849 году, в дни Римской республики, французы спасли папскую власть. Гарибальди пришлось отступить. Рим был избавлен от власти папы Пия IX лишь в 1870 году. В штурме Рима приняли участие и гарибальдийцы под командованием Инно Биксио. Самому же Гарибальди король не дал возможности осуществить мечту всей его жизни освободить Рим.
Всего год спустя, в 1871 году, когда в Париже восставший народ Франции сверг деспотический режим Наполеона III и пруссаки напали на Францию, Гарибальди благородно пришел на помощь французам. А ведь они еще недавно были его ярыми врагами. Он умел различать королевскую власть и власть восставшего народа. 63-летний герой приехал во Францию и включился в борьбу против пруссаков. Он оказался единственным "французским" полководцем, который в этой войне одерживал победы. Рядом с ним воевали его сыновья Менотти и Риччотти, также ставшие к тому времени генералами.
Вернувшись уже в освобожденный Рим, Гарибальди попытался заняться сугубо мирным делом - осушением болотистой Римской области. Увы, проекты Гарибальди натолкнулись на бюрократизм и взяточничество королевских чиновников. Разгул лихоимства и буржуазного стяжательства в освобожденной им Италии наполняли горечью душу Гарибальди в последние годы его жизни. Он умер на Капрере в 1882 году в кругу своей семьи.
В те времена не было в Италии, да и во всей Европе более популярного человека, чем Джузеппе Гарибальди. Ибо всю свою неуемную энергию, могучий талант вождя и полководца он отдавал делу освобождения угнетенных. "Единственная, великая, народная личность нашего века" - так сказал близко его знавший А. И. Герцен, горячо, с искренней любовью написавший о нем в "Былом и думах" и "Письмах из Франции и Италии".
Действительно, победы Гарибальди, величие его бурной жизни объяснялись глубочайшей связью этого удивительного в своей простоте человека с народом, и не случайно он уже при жизни стал героем фольклора. Во многом еще и потому, что, бесстрашный, решительный в боях, он был бесконечно добр и отзывчив к людям. О его бескорыстии и самоотверженности ходили легенды. Товарищам он в прямом смысле слова готов был отдать последнюю рубашку и не раздумывая бросался на помощь, подвергая себя смертельной опасности. Великодушный с поверженным врагом, он был суров к себе самому во имя великого дела и не умалчивал ни о промахах ближайших соратников, ни о своих собственных, презрев самолюбие. "Лев с сердцем малого ребенка", - говорил о нем Герцен. Словом, Гарибальди, изображенный в повести, которую вы прочли, предстает не придуманной автором фигурой, а реальной, живой личностью.
Гарибальди привлекал современников, особенно молодежь, изнывавшую под гнетом самодержавия, прежде всего как человек действия. Он был не просто выдающимся полководцем, а новатором в военном деле. Часто в разгар боя он поднимал в штыковую атаку своих воинов и наносил поражение превосходящим его по численности и лучше вооруженным иностранным войскам. Он добивался побед, на первый взгляд странных, необъяснимых, еще и потому, что до конца использовал такой недооцененный тогда фактор, как моральный дух армии, воля ее к победе. Энгельс видел в Гарибальди "человека необычайного военного таланта, выдающегося бесстрашия и весьма находчивого", "героя античного склада, способного творить чудеса и творившего чудеса".
Гарибальди, жизнь которого проходила в постоянных сражениях, то и дело повторял, что ненавидит войну. "Это слезы угнетенных, - говорил он, заставили меня взяться за оружие".
Он не причислял себя к социалистам, но откровенно симпатизировал им. В I Интернационале, созданном Марксом и Энгельсом, Гарибальди, по его собственному выражению, видел "солнце будущего". А когда реакционеры всех мастей стали поносить Парижскую коммуну, уже павшую, он смело встал на защиту ее действий.
Не удивительно, что именно в России Гарибальди стал примером для нескольких поколений революционеров. Кроме Герцена, им восхищались народовольцы, а один из них, талантливый писатель Степняк-Кравчинский, написал первую русскую биографию Гарибальди.
В Италии в гарибальдийских отрядах сражались и русские революционеры-добровольцы. Вместе с Гарибальди в 1862 году прошел весь славный путь "тысячи" Лев Мечников, географ и публицист, брат знаменитого ученого Ильи Мечникова. В 1868 году после трагической битвы под Римом самоотверженно ухаживала за ранеными гарибальдийцами замечательная русская женщина Александра Николаевна Толиверова, оставившая интересные воспоминания о Гарибальди. Итальянским героем восторгались многие славные наши соотечественники - Чернышевский и Добролюбов, Писарев и Тимирязев, Лев Толстой и Горький. А позже этой личностью увлекались Свердлов и Фрунзе, Чапаев и Николай Островский.
Можно сказать, что завет Гарибальди грядущим поколениям - бороться за освобождение народа от рабства - претворен в жизнь прежде всего в России. И вот что символично: путь Гарибальди-революционера начался в Таганроге, куда в 1833 году зашла за грузом зерна бригантина "Ностра синьора делле Грацие". Там на берегу молодой помощник капитана бригантины Джузеппе Гарибальди встретился с другим моряком - Джан Баттиста Кунео. Незадолго до того Кунео вступил в созданное Мадзини тайное общество "Молодая Италия", поставившее целью освободить Италию от чужеземцев. Он-то и привлек Гарибальди, давно искавшего пути к революционерам, к освободительной борьбе.
И разве не знаменательно, что много лет спустя Гарибальди в гостях у Герцена в Лондоне, где Герцен жил в эмиграции, провозгласил тост "за ю н у ю Россию, которая страдает и борется, за н о в у ю Россию, которая, раз одолев Россию царскую, будет, очевидно, в своем развитии иметь огромное значение в судьбе мира"!
В конце 30-х годов нашего века, во время гражданской войны в Испании, одна из интернациональных бригад, сформированных главным образом из итальянских антифашистов, носила боевое имя Гарибальди. Комиссаром ее был Луиджи Лонго, впоследствии ставший руководителем Итальянской компартии. Когда же в ходе антифашистского движения Сопротивления, борьбы с нацистами и собственными фашистами в самой Италии были созданы партизанские отряды, то многие из них тоже получили наименование гарибальдийских.
В одном из красивейших мест Рима, на холме Джаниколо, воздвигнуты два величественных конных памятника. Это Гарибальди и его верная Анита. Вечным и зорким стражем стоят они там, где держали оборону Рима против французов, о чем рассказано в этой повести.
Гарибальди всегда, даже в самые трудные минуты, верил в светлое будущее Италии и особые надежды возлагал на молодое поколение. И оно оправдало его надежды, продолжив в славные и трудные годы Сопротивления дело Гарибальди, сохранив верность его идеалам республиканца и великого патриота.
Кандидат исторических наук Е. АМБАРЦУМОВ
Ему снисхождения и не надо - оно для слабых духом. А он будет сражаться до конца, пока хватит сил.
Сбор всем, кто хочет вместе с ним уйти в Апеннины, Гарибальди назначил на пять вечера 2 июля на площади Святого Петра. У него в распоряжении был всего один день, и потому дорога была каждая минута. Вечером 1 июля он созвал на совещание офицеров штаба.
- Что нам нужно в дорогу? - спросил он и сам же ответил: - Оружие, боеприпасы...
- И деньги! - добавил Векки. - Крестьяне совсем обнищали и без денег и куска хлеба не дадут. Силой ведь отбирать не будем.
- Тех, кто попытается, расстреляю на месте! - вскипел Гарибальди. От мародеров вреда больше, чем от врага. - Помолчал, успокаиваясь. - О деньгах я подумал. Вот тридцать скуди. Больше у меня ничего нет.
Правда, у Аниты осталось еще золотое обручальное кольцо, но рука не поднимется его продать. Анита! Мысль о ней не давала Гарибальди покоя. Ее надо отправить назад, в Ниццу, она и так стала похожа на тень. Но попробуй уговори! Он тяжело вздохнул.
- Ну а как с оружием? - снова обратился он к Векки. - Хоть одну батарею Розелли по доброте своей редкостной нам передаст? Все лучше, чем французам.
- Уже отказал! Даже довод привел - вы, мол, ее до гор не дотащите, из сил выбьетесь.
- Пожалел волк овечку! - с усмешкой промолвил Гарибальди. - Что ж, потащим в горы нашу единственную пушку... А патронов надолго хватит?
- На два-три дня боев, - ответил Сакки, ставший у Гарибальди помощником начальника штаба. Весь штаб состоял теперь из четырех офицеров. Им Гарибальди и поручил собрать всех, кто готов вместе с ним уйти в горы.
Таких набралось четыре с половиной тысячи. Но когда Гарибальди на своем Уругвае подъехал к обелиску в центре площади Святого Петра, он увидел многотысячную толпу римлян. В серых куртках, в белых рубахах, в темных плащах, почти все с трехцветными шарфами на шее. И в этом мире серого, зеленого и белого цветов алыми пятнами виднелись его легионеры в красных рубахах.
Вдруг возле самой церкви он увидел Аниту. В мужских широченных штанах, - где она их только раздобыла, - в красной рубахе она казалась крупнее и выше. О, да она коротко остригла волосы, свои чудесные черные волосы! Надеется, глупая, что он ее не заметит. Да он ее и в тысячной толпе узнает! До чего же упряма! Ведь он же просил, умолял ее остаться в Риме у надежных людей. Потом ее переправят в Ниццу. Ну как она не понимает, нельзя ей в поход! Не выдержит.
Но знал заранее - уговорить ее не удастся. Будет с ним до конца.
На площади стоял невообразимый шум, но стоило Гарибальди поднять руку, как толпа смолкла. Все ждали от Гарибальди каких-то необыкновенных, полных надежды слов, точно он был волшебником, и больше всех ждали этого его легионеры. Только где взять такие слова? Да и нужны ли сейчас слова утешения? Нет, он скажет им правду, одну неприглядную правду.
- Я покидаю Рим... чтобы сражаться против австрийцев, Фердинанда, Пия. - В первом ряду кто-то громко ахнул, и Гарибальди услышал. - Что, многовато врагов? Да, многовато. Но разве не лучше сражаться и, если придется, умереть свободным, чем увидеть, как в Риме снова начнут хозяйничать палачи, доносчики, иезуиты?! Кто хочет продолжать борьбу, того я зову с собой. Не обещаю вам ни наград, ни почестей, ни денег. Одни лишения. Лишь хлеб и воду, ночные переходы и короткие привалы на сырой земле. Бои и, может, даже смерть. - Толпа растерянно молчала. - Я никого не неволю, - продолжал Гарибальди, повысив голос, - зову тех, у кого имя Италии не только на устах, но и в сердце. И я верю, судьба изменила нам сегодня, но улыбнется завтра. Она - друг отважных. Мы еще вернемся в Рим с победой. Кто любит Италию и свободу, за мной! Вива Италия!
Толпа ответила восторженным "Ур-ра!", "Слава Гарибальди!", точно перед ней был не побежденный, а победитель. Старик оружейник в первом ряду громко крикнул: "Рим или смерть! Мы дождемся тебя, Гарибальди!" Многие не таясь плакали. А он подумал: "Ради такой минуты стоило жить и умереть не жалко". И сразу же следом мысль: "Но не раньше, чем над Квириналом взовьется наше национальное знамя!"
Первая битва за Рим была закончена, война за свободу Италии продолжалась.
СУДЬБА ПОЛКОВОДЦА
(вместо послесловия)
В 1982 году исполнилось сто лет со дня смерти Джузеппе Гарибальди, народного героя Италии, образ которого неизменно привлекает и волнует молодое поколение нашей страны. Но в последнее время книги о Гарибальди стали редкостью, и повесть Л. Вершинина "Рим или смерть" удачно восполняет этот пробел.
В повести описаны в основном всего несколько месяцев из жизни Гарибальди - оборона Римской республики в 1848 - 1849 годах. Все же, несмотря на краткость, достаточно яркое представление о Гарибальди книга дает. Автор смог показать его прямой и открытый характер, смелость, простоту, сумел передать напряжение последних дней обороны Рима, героизм его защитников.
Однако оборона Рима - это было только начало, только первый этап долгой и трудной борьбы Гарибальди за освобождение Италии. Борьбы, увенчанной победами, но знавшей и поражения, и потери многих близких ему людей.
Четыре тысячи человек выступили во главе с Гарибальди из Рима. И рядом с ним - его верная Анита. Верхом, как и он, коротко остриженная, в мужской одежде, чтобы не вызывать ненужного внимания. Отступление было нелегким. Вражеские войска - австрийские, неаполитанские, испанские окружили Гарибальди со всех сторон. Но он сумел избежать бесчисленных западней, преодолеть немыслимые трудности. Вот только людской слабости преодолеть не смог. Некоторые не выдержали тягот отступления дезертировали. Отряд таял на глазах.
В конце концов Гарибальди все же удалось привести недавних защитников Рима в надежное место - в маленькую горную республику Сан-Марино. Здесь, на нейтральной территории, они были в безопасности. Сам же генерал с несколькими ближайшими друзьями решил пробираться в Венецию - последний город, который еще сопротивлялся иноземцам. Снова - изнуряющие ночные переходы. Их не перенесла Анита, ведь она ждала ребенка, до рождения которого оставались считанные недели. И не дождалась, умерла на руках мужа. А потом во вражескую засаду попали и соратники Гарибальди по обороне Рима - Басси и Чичеруаккьо с двумя малолетними сыновьями. Все они были расстреляны по приказу австрийцев. Через много лет, когда Гарибальди уже победителем окажется в этих местах, ему передадут принадлежавшие Уго Басси четки со следами запекшейся крови: священники не простили Басси "измены" ведь он прежде был монахом, - его дружбы с "красным дьяволом" и перед расстрелом содрали кожу с его рук.
Тем временем пала осажденная австрийцами Венеция, и Гарибальди вернулся в Пьемонт. Но и там он не нашел убежища. Трусливое королевское правительство сначала арестовало героя, а потом выслало из страны. Поражение революции и победа реакции закрыли Гарибальди на пять лет доступ в Италию, да и вообще в Европу. Снова скитания: Гибралтар, Мальта, Тунис, Нью-Йорк. Здесь революционный генерал, слава о котором гремела по всему миру, работает на свечном заводе, чтобы не умереть с голоду.
Судьба его изменилась к лучшему, лишь когда в Нью-Йорк приехал старый его друг Карпането, ставший зажиточным негоциантом. Плавая на его корабле, Гарибальди побывал в Никарагуа, Перу, Панаме. Мог ли он предвидеть, что в наше время эти страны станут очагами революционных, освободительных движений!
Уже капитаном корабля Гарибальди совершил плавания и в Китай, Японию, Англию. Но только в 1854 году он смог вернуться в Италию и обнять своих детей. Поселился на маленьком каменистом островке Капрера, севернее Сардинии. Построил дом, развел сад, читал, писал мемуары, которые и сегодня воспринимаются как увлекательный роман. Не случайно их обработал и перевел на французский язык замечательный романист Дюма-отец. Автор "Трех мушкетеров", "Графа Монте-Кристо" прекрасно понимал, что ни Д'Артаньяну, ни Эдмону Дантесу Гарибальди не уступит богатством биографии, а по цели и сути жизни он неизмеримо выше их.
В 1859 году премьер королевского правительства Пьемонта граф Кавур вызвал Гарибальди с Капреры. Король и правительство под давлением народа собирались вновь начать войну с Австрией. С корыстной, однако, целью объединить Италию под пьемонтской короной. Это было нестерпимо для бескомпромиссного вождя республиканцев Мадзини. Он не знал, да и не хотел знать, - в отличие от Гарибальди, - что итальянский народ в своем большинстве был настроен монархически, и республика была тогда попросту нереальна. Гарибальди же, подлинный сын народа, как его называли, проявил и политическую мудрость: он считал неправомерным предлагать стране строй, для которого та еще не созрела. Главное для него - изгнать из Италии иноземцев и добиться ее объединения. Этой цели он подчинил все свои помыслы и действия.
Кавур предложил Гарибальди сформировать добровольческие отряды против австрийцев, но одновременно всеми силами мешал генералу начать подлинно народную войну. Гарибальди назначили командовать трехтысячным добровольческим корпусом, но снабжали негодным оружием, почти не давали боеприпасов и при этом посылали на самые опасные участки. А гарибальдийцы творили в боях чудеса. Вопреки всему, Гарибальди нанес австрийской армии целый ряд крупных поражений, очистил от нее почти всю Ломбардию. Крестьяне, которых он освободил от тяжких налогов, готовы были встать под его знамена, однако Кавур не разрешал увеличивать численность гарибальдийского корпуса.
Под влиянием побед гарибальдийцев народ Италии поднялся на борьбу уже не только против австрийцев, оккупировавших северо-восток страны, но и против марионеток Австрии, жестоких монархов Центральной Италии - герцогов Тосканы, Модены и Пармы. Народные собрания этих областей объявили о присоединении к Пьемонту.
Наконец восстал юг - Неаполитанское королевство, где правила самая реакционная, к тому же чужеземная династия испанских Бурбонов. И Гарибальди ринулся на помощь южанам во главе тысячи добровольцев. Гарибальдийская "тысяча" - а ее составили вчерашние рабочие, ремесленники, учителя, студенты из разных городов Италии, в большинстве своем не имевшие боевого опыта, - выступила против многотысячной регулярной армии и на удивление всему миру довольно быстро одержала полную победу. Это был самый славный поход Джузеппе Гарибальди. В Палермо и Неаполе, как раньше в Риме, население массами переходило на сторону освободителей. Начавшись с кровопролитных сражений, поход "тысячи" меньше чем через месяц превратился в триумфальное шествие.
Гарибальди был избран революционным диктатором освобожденных территорий. За короткое время он сделал немало полезного - освободил политических заключенных, раздал крестьянам земли Бурбонов, оказал помощь беднякам, открыл школы и приюты для беспризорных детей. Но вскоре после победы советники Гарибальди, в большинстве своем монархисты, убедили его не вступать в открытую борьбу с Виктором Эммануилом и передать ему власть. И Гарибальди уступил - во имя сохранения единства Италии, как он сам объяснил друзьям. Теперь Виктор Эммануил стал королем уже всей Италии. Его правительство тут же отменило декреты Гарибальди и выпроводило генерала на Капреру. Но оно не смогло перечеркнуть главного - общепризнанной его роли как подлинного освободителя и объединителя Италии.
В те 60-е годы прошлого века вне единого государства еще оставались Венеция, принадлежавшая Австрии, и Папская область. Гарибальди и их попытался освободить, но ему помешало прямое предательство королевского правительства. Боясь, как всегда, революционной гарибальдийской "заразы", Виктор Эммануил направил против генерала целое войско. В горах Аспромонте произошла их встреча, которая окончилась для Гарибальди трагически. Он приказал своим добровольцам не стрелять в "итальянских братьев". А вот королевский генерал отдал приказ открыть огонь по "бунтовщикам", и мушкетной пулей Гарибальди был тяжело ранен в ногу. Усилиями врачей и прежде всего нашего великого хирурга Пирогова итальянский герой избежал ампутации. Но не тюрьмы. По воле короля Гарибальди сначала арестовали, заключили в крепость Вариньяно, а затем выслали на Капреру.
Во всем мире развернулась кампания солидарности с Гарибальди. А он, израненный, больной, но сохранивший прежнюю неукротимость духа и упорство, тем временем готовил поход на Рим. Туманной октябрьской ночью 1867 года он тайно отплыл с острова Капрера на утлой лодчонке, лег на дно и, правя одним веслом - этому он научился на индейских каноэ, в Южной Америке, ускользнул от сторожившей его в проливе королевской эскадры и добрался до острова Ла Маддалена. Оттуда с тремя верными помощниками он переправился на материк. Собрал отряд добровольцев - ветеранов прежних боев и молодежь - и возглавил поход на Рим, где сидел папа под охраной своей гвардии. Папских гвардейцев Гарибальди в бою под Монтеротондо разбил, но им на помощь пришли французские интервенты - войска императора Наполеона III. Снова, как и в 1849 году, в дни Римской республики, французы спасли папскую власть. Гарибальди пришлось отступить. Рим был избавлен от власти папы Пия IX лишь в 1870 году. В штурме Рима приняли участие и гарибальдийцы под командованием Инно Биксио. Самому же Гарибальди король не дал возможности осуществить мечту всей его жизни освободить Рим.
Всего год спустя, в 1871 году, когда в Париже восставший народ Франции сверг деспотический режим Наполеона III и пруссаки напали на Францию, Гарибальди благородно пришел на помощь французам. А ведь они еще недавно были его ярыми врагами. Он умел различать королевскую власть и власть восставшего народа. 63-летний герой приехал во Францию и включился в борьбу против пруссаков. Он оказался единственным "французским" полководцем, который в этой войне одерживал победы. Рядом с ним воевали его сыновья Менотти и Риччотти, также ставшие к тому времени генералами.
Вернувшись уже в освобожденный Рим, Гарибальди попытался заняться сугубо мирным делом - осушением болотистой Римской области. Увы, проекты Гарибальди натолкнулись на бюрократизм и взяточничество королевских чиновников. Разгул лихоимства и буржуазного стяжательства в освобожденной им Италии наполняли горечью душу Гарибальди в последние годы его жизни. Он умер на Капрере в 1882 году в кругу своей семьи.
В те времена не было в Италии, да и во всей Европе более популярного человека, чем Джузеппе Гарибальди. Ибо всю свою неуемную энергию, могучий талант вождя и полководца он отдавал делу освобождения угнетенных. "Единственная, великая, народная личность нашего века" - так сказал близко его знавший А. И. Герцен, горячо, с искренней любовью написавший о нем в "Былом и думах" и "Письмах из Франции и Италии".
Действительно, победы Гарибальди, величие его бурной жизни объяснялись глубочайшей связью этого удивительного в своей простоте человека с народом, и не случайно он уже при жизни стал героем фольклора. Во многом еще и потому, что, бесстрашный, решительный в боях, он был бесконечно добр и отзывчив к людям. О его бескорыстии и самоотверженности ходили легенды. Товарищам он в прямом смысле слова готов был отдать последнюю рубашку и не раздумывая бросался на помощь, подвергая себя смертельной опасности. Великодушный с поверженным врагом, он был суров к себе самому во имя великого дела и не умалчивал ни о промахах ближайших соратников, ни о своих собственных, презрев самолюбие. "Лев с сердцем малого ребенка", - говорил о нем Герцен. Словом, Гарибальди, изображенный в повести, которую вы прочли, предстает не придуманной автором фигурой, а реальной, живой личностью.
Гарибальди привлекал современников, особенно молодежь, изнывавшую под гнетом самодержавия, прежде всего как человек действия. Он был не просто выдающимся полководцем, а новатором в военном деле. Часто в разгар боя он поднимал в штыковую атаку своих воинов и наносил поражение превосходящим его по численности и лучше вооруженным иностранным войскам. Он добивался побед, на первый взгляд странных, необъяснимых, еще и потому, что до конца использовал такой недооцененный тогда фактор, как моральный дух армии, воля ее к победе. Энгельс видел в Гарибальди "человека необычайного военного таланта, выдающегося бесстрашия и весьма находчивого", "героя античного склада, способного творить чудеса и творившего чудеса".
Гарибальди, жизнь которого проходила в постоянных сражениях, то и дело повторял, что ненавидит войну. "Это слезы угнетенных, - говорил он, заставили меня взяться за оружие".
Он не причислял себя к социалистам, но откровенно симпатизировал им. В I Интернационале, созданном Марксом и Энгельсом, Гарибальди, по его собственному выражению, видел "солнце будущего". А когда реакционеры всех мастей стали поносить Парижскую коммуну, уже павшую, он смело встал на защиту ее действий.
Не удивительно, что именно в России Гарибальди стал примером для нескольких поколений революционеров. Кроме Герцена, им восхищались народовольцы, а один из них, талантливый писатель Степняк-Кравчинский, написал первую русскую биографию Гарибальди.
В Италии в гарибальдийских отрядах сражались и русские революционеры-добровольцы. Вместе с Гарибальди в 1862 году прошел весь славный путь "тысячи" Лев Мечников, географ и публицист, брат знаменитого ученого Ильи Мечникова. В 1868 году после трагической битвы под Римом самоотверженно ухаживала за ранеными гарибальдийцами замечательная русская женщина Александра Николаевна Толиверова, оставившая интересные воспоминания о Гарибальди. Итальянским героем восторгались многие славные наши соотечественники - Чернышевский и Добролюбов, Писарев и Тимирязев, Лев Толстой и Горький. А позже этой личностью увлекались Свердлов и Фрунзе, Чапаев и Николай Островский.
Можно сказать, что завет Гарибальди грядущим поколениям - бороться за освобождение народа от рабства - претворен в жизнь прежде всего в России. И вот что символично: путь Гарибальди-революционера начался в Таганроге, куда в 1833 году зашла за грузом зерна бригантина "Ностра синьора делле Грацие". Там на берегу молодой помощник капитана бригантины Джузеппе Гарибальди встретился с другим моряком - Джан Баттиста Кунео. Незадолго до того Кунео вступил в созданное Мадзини тайное общество "Молодая Италия", поставившее целью освободить Италию от чужеземцев. Он-то и привлек Гарибальди, давно искавшего пути к революционерам, к освободительной борьбе.
И разве не знаменательно, что много лет спустя Гарибальди в гостях у Герцена в Лондоне, где Герцен жил в эмиграции, провозгласил тост "за ю н у ю Россию, которая страдает и борется, за н о в у ю Россию, которая, раз одолев Россию царскую, будет, очевидно, в своем развитии иметь огромное значение в судьбе мира"!
В конце 30-х годов нашего века, во время гражданской войны в Испании, одна из интернациональных бригад, сформированных главным образом из итальянских антифашистов, носила боевое имя Гарибальди. Комиссаром ее был Луиджи Лонго, впоследствии ставший руководителем Итальянской компартии. Когда же в ходе антифашистского движения Сопротивления, борьбы с нацистами и собственными фашистами в самой Италии были созданы партизанские отряды, то многие из них тоже получили наименование гарибальдийских.
В одном из красивейших мест Рима, на холме Джаниколо, воздвигнуты два величественных конных памятника. Это Гарибальди и его верная Анита. Вечным и зорким стражем стоят они там, где держали оборону Рима против французов, о чем рассказано в этой повести.
Гарибальди всегда, даже в самые трудные минуты, верил в светлое будущее Италии и особые надежды возлагал на молодое поколение. И оно оправдало его надежды, продолжив в славные и трудные годы Сопротивления дело Гарибальди, сохранив верность его идеалам республиканца и великого патриота.
Кандидат исторических наук Е. АМБАРЦУМОВ