Виан Борис. Мертвые все одного цвета

Борис ВИАН

МЕРТВЫЕ ВСЕ ОДНОГО ЦВЕТА

I

   В этот вечер клиентов было немного и оркестр, как всегда в таких случаях, играл слабовато. А мне-то было до лампочки. Чем меньше народу, тем лучше. Выставлять, да еще с церемониями, по пол-дюжине пьянчуг каждый вечер в конце концов порядком надоело. А поначалу мне даже нравилось.
   Еще как нравилось, нравилось врезать этим свиньям по морде. Но через пять лет такого спорта я был сыт по горло. Целых пять лет никто из них и не подозревал, что рожу им каждый вечер чистит метис, черномазый. Конечно, сперва это меня возбуждало. Да еще эти мерзостные бабы, накачанные виски! Я засовывал их в их тачки вместе со шмотьем и спиртягой в кишках. И так каждый вечер, неделя за неделей. Пять лет подряд.
   Ник очень неплохо платил мне за эту работенку, потому как я выгляжу прилично, да к тому же умею в два счета их оглоушить — ни разговоров тебе лишних, ни скандалов. Свои сто долларов в неделю я имел.
   Все они сидели спокойно. Правда, двое, там в углу, чего-то раскричались. Но не слишком. Там, наверху, тоже не шумели. Джим дремал за стойкой.
   Там, наверху у Ника, играли. Игра подонков, само собой. Можно было и девок найти, кому охота. Там и пили тоже, но кого попало туда не пускают. Двое в углу, худощавый парень и потрепанная блондинка, встали потанцевать. Пока их только двое, можно было не беспокоиться. Вот когда начинают бить друг другу морду, натыкаясь на столы, дело серьезное. Тут-то я спокойненько усаживаю их обратно.
   Я потянулся. Джим дрых вовсю. Троим музыкантам на это было наплевать. Я машинально поглаживал отворот смокинга.
   Не больно-то мне нравилось бить им морду, вот в чем дело. Но я привык. Я был белым.
   Я подскочил, уразумев то, что только что подумал.
   — Налей мне стаканчик, Джим.
   — Виски? — пробормотал Джим, еще не проснувшись,
   — Виски. Но чуть-чуть.
   Я белый. Я женился на белой. У меня белый ребенок. Отец моей матери работал докером в Сент-Луисе. Уж до того черный был докер, разве что во сне приснится. Всю мою жизнь я ненавидел белых. Я прятался от них, убегал. Я был похож на них, но тогда они меня пугали. А теперь я про то больше не вспоминаю, потому как мир я теперь вижу не глазами. Потихоньку переменился, сам того не замечая, и в этот вечер я чувствовал себя преображенным, изменившимся, ассимилировавшимся.
   — Уходили бы уж.., — сказал я Джиму. Я это сказал, чтобы лишь что-нибудь сказать, чтобы собственный голос услышать.
   — Угу, — произнес Джим усталым тоном. Он посмотрел на часы.
   — Рановато еще.
   — Ничего, — сказал я. — Разок можно было бы и пораньше закрыть. Много их там, наверху?
   — Да и не знаю, — сказал Джим. — С той стороны тоже заходят.
   Танцующая пара зацепилась за кресло и с грохотом повалилась. Женщина села и ухватилась рукой за нос, вся растрепанная и вконец отупевшая. А ее мужик так и валялся и беззаботно смеялся.
   — Выставь их, — сказал Джим. — Избавь нас от этой рвани. Выбрось их на улицу.
   — О! — пробормотал я. — Другие-то все равно останутся.
   Я подошел к ним и помог женщине подняться. Потом я подхватил парня под мышки, поставил его прямо. Ничего, нетяжелый. Еще один чемпион по бейсболу в койке.
   — Спасибо, милашка, — сказал он мне. Женщина заплакала.
   — Не называй его милашкой, — сказала она. — Это я милашка.
   — Конечно же, милашка, — сказал мужчина.
   — Не пора ли по домам? — предложил я.
   — Ага. — сказал парень. — Я не против.
   — Доведу вас до машины, — сказал я. — Какого она цвета?
   — Ммм… Она там…— сказал этот тип, неуверенно махнув рукой.
   — Отлично, — сказал я. — Найдем. Пошли, птенчики.
   Женщина вцепилась мне в руку.
   — Сильный вы, а? — сказала она.
   — Я его сильнее…— сказал мужчина.
   И — я и не смекнул, что к чему — врезал мне кулаком прямо в живот. У этого болвана и мяса-то на костях не было, а все равно дыхание у меня перехватило.
   — Ну, ты полегче, — сказал я. Я схватил их каждого за руку и слегка сжал запястье самца. Он позеленел.
   — Пошли, — повторил я. — Будьте паиньками, идите по домам.
   — Не хочу быть паинькой, — сказал мужчина. Я сжал его запястье еще чуть крепче. Он попытался высвободиться, но какое там.
   — Ну, ну, тихонько, — сказал я. — Знаете, я уже раз сломал одному руку вот таким точно захватом.
   Я дотащил их до двери, которую распахнул ударом ноги.
   — Какая машина ваша? — спросил я.
   — Третья…— сказала женщина. — Там… И указала на одну из тачек на стоянке, а была она не трезвее своего мужа, так что пойди разбери какую. Я сосчитал три, начиная с первой попавшейся, и затолкал их внутрь.
   — Кто за руль сядет? — спросил я.
   — Она, — ответил мужчина.
   Так я и знал. Я захлопнул дверцу.
   — Спокойной ночи, — сказал я. — Добрых вам снов.
   — До свиданья, — сказал мужчина, махнув мне рукой.
   Я вернулся к стойке. Все по-старому. Двое клиентов поднялись, вроде уходить собрались. Я зевнул. Джим тоже зевал.
   — Работенка не из легких! — сказал он.
   — Скорей бы Ник спустился, — сказал я. Когда Ник спустится, можно, значит, закрывать.
   — Скорей бы…— сказал Джим.
   Я говорил как он. Я был как он. Он говорил, даже не смотря на меня.
   А потом я услышал тихий звоночек под стойкой. Два раза. Меня вызывали наверх.
   — Давай, иди, — шепнул Джим. — Гони их всех.
   Я отодвинул бархатную штору, закрывавшую лестницу, и, чертыхаясь, полез наверх. Черт побери, неужто эти сучьи дети не дадут мне вернуться домой спокойно?
   Моя жена, наверно, спит… Скорей бы в теплую пружинящую кровать.

II

   Железная лестница глухо постанывала под моими шагами. Я поднимался без натуги. Я никогда не упускал случая размять свои здоровые бицепсы. Они того заслуживают. Наверху опять висела бархатная штора. Ник любил бархат. Бархат и жирных баб. И монету…
   На втором этаже потолок был низкий, а стены обиты темно-красной материей. С десяток мужиков играли, расставаясь с бабками ради прекрасных глаз Ника. Вдоль стен Ник устроил отдельные четырехместные кабинки со столиками, где разгорячившиеся могли успокоить нервы в компании одной из девок, которых всегда было вдоволь. Не знаю, платил ли им Ник процент, или же наоборот, но поскольку эти девки без работы не скучали, они всегда прекрасно договаривались с хозяином.
   Меня побеспокоили как раз из-за одной из этих пресловутых кабинок. Когда я вошел в зал, пятеро типов стояли, перегнувшись через низкую загородку, и глядели внутрь. Ник увидел меня и жестом приказал мне оторвать их от совместного созерцания, Две девки попытались оттянуть их за рукав, но безуспешно. Дело испортилось, когда я взял за плечо того, кто был поближе. Максиме, довольно аппетитной блондиночке, досталась оплеуха, предназначавшаяся, понятное дело, мне — прямо в рожу. Я не смог сдержать улыбку, глядя на ее физиономию, Типчик был не в состоянии бить сильно, но она от него только что отцепилась после безуспешных попыток, и это вывело ее из себя.
   — Сукин сын!..
   Голос у нее был колючий, точно ерш. Этим она не ограничилась и выдала ему пару таких затрещин, которые забыть невозможно, даже если ты мертвецки пьян, Я стоял прямо за ней и схватил его руку как раз тогда, когда он собирался дать ей сдачи. Тут я все повернул на свой манер. Сработал я неплохо, хотя ему можно было и посочувствовать.
   А в кабинке было на что поглазеть. Та парочка сил не пожалела. Платье у девки было задрано до сисек, сразу видать, что палаша ее был из ирландцев, весь в рыжих веснушках и с красивыми голубыми глазами. Тип лежал на ней и слюнявил ей живот. Наверное, клиент он был хороший: так помещение загадить, не всякий сумеет.
   Они буквально купались в виски, и тип еще был ничего, получше девки, да и то лишь потому, что лежал сверху.
   Я отбросил того парня, которого продолжал держать, прямо в стену. Он в нее так и влип. У меня создалось впечатление, что одна его рука не больно-то слушается. Во всяком случае, он тряс другой рукой и ему как раз ее хватало, чтобы удержаться. Остальные четверо, кажется, ничего и не заметили, а Ник жестом приказал Максине заткнуться; он знал, как это делать.
   — Не пора ли вам по домам?
   Я бросил это прямо в рожу первому из четырех оставшихся. Он даже и не шевельнулся. Я оглянулся и поймал взгляд Ника. Все в порядке. Можно начинать.
   — А ну, валите отсюда, все четверо!
   Я схватил сразу двоих, каждого под мышку, и дотащил их до лестницы. Ник взялся сам спустить их вниз. Он прекрасно умеет обращаться с дубинкой. Даже если ты наполовину оглушен, то по лестнице всегда можно спуститься без малейшего риска. Я думаю, что ноги двигаются в силу рефлекса, или из-за привычки получать по кумполу,
   Я передал Нику двух следующих. За столами продолжали играть, как ни в чем не бывало. Как только я начинал действовать, клиенты Ника становились хорошо воспитанными. Очень сдержанными и неболтливыми. Только эти два идиота в кабинке продолжали вовсю разыгрывать комедию.
   Ладно, теперь их очередь.
   Я вошел в кабинку, перешагнув через них. Самец не особо трепыхался. Я схватил его, посадил на стул и застегнул ему пиджак. А что еще было делать? Я хотел поступить точно также с девкой, но это оказалось далеко не так просто. Как только я к ней прикоснулся, она стала извиваться как червяк, тыкаться мне в ноги и пытаться повалить меня на себя. Девка была что надо. К Нику она захаживала нечасто, но довольно аккуратно. Не знаю как ее звали.
   — Ну, ну, — сказал я. — Будь паинькой, детка.
   — Да брось ты…
   Она отчаянно смеялась, цеплялась за меня, трясла меня, как грушу. Устоять было трудно, потому что, не совру, было на что посмотреть, но мне удалось одернуть ей юбку и прикрыть ляжки.
   — В постельку, красавица, спатки.
   — Ага. Отвези меня домой.
   — Этот господин тебя и отвезет.
   — Нет, не он… Он ни на что не годен, В дупель пьян…
   Я поднял ее с полу и усадил на стул рядом с тем типом. Но он-то был, как мертвый, кроме шуток.
   Вот и Ник появился.
   — Те четверо на улице. — сказал он. — Теперь выкидывай этих,
   — Она еще ничего… но мужик не очень стоит на ногах.
   — Выводи, — приказал Ник. Я подхватил типа под мышки, а девица вцепилась мне в плечо. И давай мне бицепсы щупать.
   — Его тачка на улице. Идем, покажу.
   — Давай вперед, — сказал я ей.
   Двоих сразу тащить — это вам не хаханьки. Хорошо еще, что она могла идти, хотя и не очень.
   Я спустился с ними по лестнице и прошел в коридор за стойкой бара: оттуда тоже можно было выйти.
   — Ну, где эта тачка?
   Несколько минут она искала ее взглядом.
   — Вон та, синяя.
   На этот раз точно, та самая. Но клиенту моему свежий воздух не шибко помог. Девка открыла переднюю дверцу.
   — Сажай его сюда.
   Я втолкнул его, как мог, и он растянулся на сидении.
   — Не довезет он тебя.
   Она еще сильнее вцепилась в меня.
   — И что теперь делать?
   — Да он очухается.
   Я был настроен оптимистически.
   — Побудь со мной, мне страшно. А может, ты меня отвезешь?
   — Это как же?
   — Да на его тачке.
   Мне уже надоело. Я хотел спать. Я хотел вернуться к жене. Проклятая работенка!.. Она терлась об меня, как сучка во время течки.
   — Отстань, — сказал я.
   — Поехали.
   Она влезла в машину, не отпуская моей руки. От нее разило виски и духами, но мне ее уже почти хотелось. Совсем захотелось, когда она опрокинулась на сиденье и одним жестом оторвала подол своего платья. В проволоке и набивке на грудях она отнюдь не нуждалась.
   — Постои, — сказал я. — Давай отыщем местечко поспокойней.
   — Иди сюда… Сейчас иди. Я больше не могу ждать.
   — Пять минут подождешь.
   Она засмеялась легким низким смехом, столь возбуждающим, что мои руки дрожали, когда я открывал переднюю дверцу… Я выжал газ и мы домчались до Центрального парка. Так было проще всего. Мы даже не захлопнули дверцу, когда вылезли из колымаги. Я овладел ею на земле в первом же попавшемся темном уголке.
   Было не слишком жарко, но мы настолько прижимались друг к другу, что я видел, как ее кожа дымится в холодном воздухе. Ее ногти впивались мне в спину сквозь сукно пиджака. Она совсем не предохранялась. Мне это нравилось.

III

   На этом дело и кончилось в тот вечер. Я вернулся к Нику на тачке того типа. Он все еще дрых, а девка тоже на ногах не держалась. От меня несло виски и бабой. Я оставил их перед дверью и поднялся наверх, для очистки совести. Все спокойно. Я спустился вниз. Там уже никого не было. Можно отправляться спать.
   Джим зевал, натягивая пиджак.
   — Неслабый вечерок, — сказал я.
   — Ничего особенного, — подвел итог Джим.
   — Ничего, — повторил я.
   Ничего. Ничего, если не считать, что сегодня исполнилось как раз пять лет. Пять лет, как никто меня не расколол. Пять лет, как я бью им морду и трахаю их баб. Я машинально ударил кулаком в стену. Но удар получился сильный и я, чертыхаясь, затряс рукой. Они одержали верх.
   Я был больше белый, чем они, потому что теперь мне нравилось быть белым. Хотя, в общем-то, что такого?
   Плевать мне на все это. Просто плевать. Не так уж плохо быть белым. Иметь белую женщину в своей постели. Белого ребенка, который преуспеет в жизни.
   Чего это Джим продолжает зевать?
   — Спокойной ночи…— сказал я ему.
   Я толкнул дверь, потянулся и вышел. Станция метро была недалеко.
   Жена тоже была недалеко. Побаливала поясница… Ее ногти в моей спине… Нет, я был еще в форме.
   Весной, в Нью-Йорке — как нигде.
   Метро. Четверть часа. Опять люди. Моя улица. Мой дом. Тихий и спокойный. Запах виски висит там на вешалке вместе с моим смокингом. Но на моих руках еще остался запах женщины. Запах дочери голубоглазого ирландца. Я поднялся на три этажа, не поднимая шума. Как всегда одним махом. Я был в полной спортивной форме. Ключи звякали в кармане. Три моих ключа. Нужный я распознал по толщине. Вот этот.
   Дверь открылась… Сама собой,
   Я закрыл толстую дверь и, не зажигая света, направился на ощупь в ванную. А потом я споткнулся в темноте о растянувшееся тело и упал. Прямо на него.
   Я высвободился в одну секунду и бросился к выключателю. Вспыхнул свет. Я застыл на месте, как приклеенный. Он и не проснулся, но стал храпеть. Пьяный, вне всякого сомнения. Грязный черномазый. Ричард. Он был в перепачканном костюме и исхудавший. Я чувствовал его запах оттуда, где стоял. Сердце неравномерно билось в груди, прыгало, как затравленный зверь, и я не смел сделать ни шагу, не решался приблизиться. Я не смел пойти выяснить, знает ли уже Шейла правду. За мной был шкаф. Я открыл его, не сводя глаз с Ричарда, и ощупью ухватил бутылку ирландского виски. Я выпил… четыре, пять глотков. Ричард валялся передо мной, а из спальни не доносилось никакого шума, хотя дверь была закрыта. Все было мертво, все спало вокруг меня, Я посмотрел на свои руки. Потрогал лицо. Посмотрел на Ричарда и засмеялся, потому что это был мой брат, и он разыскал меня. Он зашевелился, и я подошел к нему. Я поднял его одной рукой. Он еще наполовину спал, и я его встряхнул как следует.
   — Проснись, скотина.
   — Что такое? — сказал он. Он раскрыл глаза и увидел меня. Его лицо сохраняло прежнее выражение.
   — Какого черта тебе здесь понадобилось?
   — Я нашел тебя. Дан. Видишь, я тебя нашел. Господу было угодно, чтобы я тебя нашел.
   — Где Шейла?
   — Кто такая Шейла? — спросил он.
   — Кто тебе открыл?
   — Я вошел… никого не было.
   Я бросил его и побежал в спальню. На комоде, на обычном месте, лежала записка от Шейлы: «Мы с беби у мамы. Целую».
   Пришлось уцепиться за комод. С головой еще было куда ни шло, а ноги совсем не держали. Я медленно вернулся в прихожую.
   — Убирайся отсюда!
   — Но, Дан…
   — Давай, проваливай. Вали отсюда. Я тебя знать не знаю.
   — Но, Дан, Господь дал мне найти тебя.
   — Вали отсюда, тебе сказано!
   — Я совсем без денег.
   — На, возьми.
   Я порылся в кармане и протянул ему десятидолларовую бумажку. Он посмотрел на нее, пощупал, засунул в карман и сразу же утратил свой дурацкий вид.
   — Знаешь, что неграм не очень-то рекомендуется приходить к белым?
   — Я твой брат, Дан. У меня и бумаги есть. Тут я на него мгновенно кинулся. Я схватил его
   за шкирку и стал сквозь зубы выплевывать угрозы
   и проклятия.
   — Бумаги, говоришь? Какие еще бумаги? Сволочь!..
   — Я ношу ту же фамилию, что и ты, Дан. Господь сказал, что нельзя отрекаться от отца с матерью.
   Мне лишь одно оставалось, это я и сделал. Мой кулак сжался и расплющил его нижнюю губу. Я почувствовал, как крошатся его зубы, и волна стыда нахлынула на меня, А Ричард и глазом не моргнул. Его глаза уставились на меня, и я увидел в них… Нет, что я, с ума сошел? В глазах никогда ничего увидеть нельзя. Я попытался образумить себя. Попытался, но безуспешно. А Ричард молчал и смотрел на меня, и мне стало страшно.
   — Где ты работаешь. Дан?
   Разбитая губа исказила его голос, а по подбородку стекала струйка крови. Он стер ее тыльной стороной руки.
   — Убирайся отсюда, Ричард. И, если жизнь дорога, чтобы больше твоей ноги здесь не было.
   — Где я смогу тебя увидеть. Дан?
   — Я и не собираюсь с тобой встречаться. — Ну, может, Шейле захочется…— задумчиво произнес он.
   Я вновь подавил в себе желание убить его, пронзившее меня, точно острый нож.
   Он двинулся к двери, осторожно ощупывая свою разбитую губу.
   — Пошел вон.
   — Десять-то долларов не слишком дорогая цена. Это был мой брат, а мне хотелось, чтобы он сдох. Все во мне сжалось от ужасной тревоги. Я боялся, что он вернется. Мне хотелось знать…
   — Постой. Кто дал тебе мой адрес?
   — Да никто…— сказал он. — Так, приятели… Я ухожу. До свиданья. Дан. Я зайду к тебе на работу.
   — Ты не знаешь, где я работаю…— сказал я.
   — Ничего, Дан. Это не страшно.
   — Как ты открыл дверь?
   — Я умею открывать двери. Господь тому свидетель. До свиданья. Дан. До скорого.
   Я отупело смотрел, как он уходит. Часы мои показывали полшестого утра. Светало. На улице послышались голоса разносчиков молока. Шейла с ребенком спала у своей матери.
   Ричард был негр, У него была черная кожа. И пахло от него негром.
   Я закрыл входную дверь и начал раздеваться. Я сам не понимал, что делаю, и осматривался вокруг. Потом я пошел в спальню, но остановился на пороге. Передумал и пошел в ванную. Я стоял перед зеркалом. На меня смотрел крепкий парень лет тридцати пяти, широкоплечий и дышащий здоровьем. О таком парне и сказать нечего. Самый настоящий белый… только мне не нравилось выражение его глаз.
   Глаз человека, который только что увидел призрак.

IV

   Прямо назавтра я стал подыскивать другую квартиру, но это было трудновато и предстояло выложить кругленькую сумму. Шейле я об этом ничего не сказал. Я знал, что она очень любит нашу квартиру, а потому боялся ей говорить. Какой бы предлог выдумать? На улице я бесконечно оборачивался, смотрел, не идут ли за мной, искал взглядом худощавую фигуру Ричарда, его кожу полукровки, курчавые волосы, мятый костюм и длинные руки. Сохраненные в памяти детские воспоминания, связывавшие меня с этим самым Ричардом, обладали одним тревожащим и тягостным оттенком, хотя я и не мог установить, в какой именно момент появился в них этот оттенок, ведь это были такие же точно воспоминания, как и у всех детей. Ричард был наиболее темнокожим из нас троих, и этого обстоятельства было, вне сомнения, достаточно, чтобы частично объяснить мое беспокойство.
   Я добирался к Нику окольными путями, то проезжая лишнюю станцию, то недоезжая, а затем возвращался к бару кружным путем, как бы по лабиринту, который я бесконечно сплетал из соседних улиц, достигая этой изнурительной игрой —мысленно, хочу я сказать, — подобия отсрочки, мнимую безопасность, обманчивая решетка которой защищала меня от возможного нападения.
   Но в конечном счете всегда приходилось входить к Нику, отбросив предосторожности, как ни в чем не бывало, стараясь не оглядываться. Что я и сделал в этот день, как делал во все остальные.
   Джим просматривал вечернюю газету, разложив ее на стойке, и, заметив меня, оторвал от нее глаза.
   — Привет…— сказал он.
   — Привет.
   — Тут к тебе один тип приходил.
   Я так и застыл. А потом, вспомнив о посетителях, прошел за стойку прежде чем идти переодеваться.
   — Какой тип?
   — Черт его знает. Хотел тебя видеть.
   — Зачем?
   — Откуда мне знать?
   — Обычный тип?
   — Ага, обычный. Да что с тобой такое?
   — Ничего.
   — А… Ну, ладно, — сказал Джим. Он вновь уткнулся в свое чтиво, но почти тотчас же поднял голову.
   — Он вернется через час.
   — Сюда?
   — Ага, сюда. Я ему сказал, что ты будешь.
   — Ладно.
   — Тебя это что, смущает? — спросил Джим. С полной безучастностью в голосе. Простое любопытство,
   — А почему это должно меня смущать? Я его ведь вовсе не знаю.
   — Ты никого не ждешь?
   — Никого!
   — Ну, пусть…— сказал Джим.
   Я пошел в гардеробную и стал раздеваться. Через час, значит.
   Это не Ричард. Джим бы сказал, если бы заходил негр.
   Так кто же тогда?
   Надо просто подождать часок. Я кончил одеваться и вернулся в бар.
   — Сделай мне виски со льдом, Джим.
   — Не слишком виски? — сказал Джим.
   — Не слишком воды.
   Он посмотрел на меня, воздержался от комментариев и наполнил стакан. Я залпом выпил холодную и терпкую жидкость и попросил еще, Не люблю спиртного. Я почувствовал словно уксус в желудке, но остался спокойным, совсем спокойным и напряженным.
   Я уселся на краю стойки, откуда я мог наблюдать за всеми входящими и выходящими.
   Я ждал.
   Вошли две девицы. Завсегдатаи. Они мне улыбнулись. Когда они проходили мимо меня, я похлопал их по задику сквозь тесные платья, подчеркивающие развитые формы. Они сели за столик рядом со стойкой. Хорошие клиентки. Вот на таких-то девках Ник и подрабатывал во второй половине дня.
   Я развлекался тем, что смотрел на них. Хорошо накрашенные, чистюли, воистину аппетитные. Безупречные белокожие куклы. Я вспомнил о Ричарде так сильно, что даже сделал защитное движение. Чтобы хоть как-то объяснить его, я сделал еще одно такое же.
   Джим возился с кассой, но я вдруг почувствовал, что он странно на меня смотрит. Как только он понял, что я это вижу, он сразу же отвел глаза. Мне чертовски надоело вот так ждать. Я попытался развлечься тем, что стал оглядывать пол, стены, потолок, неоновые лампы, бутылки в сверкающих металлических ячейках, снова посетителей, посетительниц. Я сидел слишком высоко и мой взгляд недостаточно проникал меж ляжек той брюнетки. Я слез со своего насеста, подтянул стул и уселся прямо напротив нее. Она прекрасно поняла, чего мне надо, и слегка раздвинула ноги, чтобы я мог усладить взор. Свет был слабоват, но у меня сложилось впечатление, что мои взгляд не встречает никакого препятствия. Мне это нравилось, я чувствовал себя хорошо и уютно.
   Она сделала мне знак и поднялась, чтобы пойти в туалет. Я потянулся.
   Может быть, это даже неплохой способ убить время до прихода того типа.
   Я пошел не тем же путем, что она, а к лестнице, ведущей в игральный зал. За бархатной шторой можно было пройти в коридор, выходящий на улицу, а оттуда спуститься в туалет с другой стороны.
   У Ника так хитро все устроено, что телефонные будки превратились в удобные кабинки. Тесноватые, конечно, но, как правило, никто не жаловался,
   Она ждала меня в первой из них. Она знала, чего мне хочется.
   Я тоже знал и потому вошел без обиняков. Она курила, ничуть не смутившись, что меня даже малость обозлило. Ведь можно же как-нибудь сделать так, чтобы они хоть что-нибудь чувствовали. Она же ведь пришла сюда не только для того, чтобы доставить мне удовольствие.
   Тут она бросила сигарету, и ее полные холодные губы впились в мои. Я тихонько покусывал ее нежную надушенную кожу. Я был счастлив. Мной, точно в ватном тумане, овладело белое и округлое блаженное состояние. Ее шелковая кожа с завитками волос приближалась навстречу моей руке, и она помогла мне овладеть ею тут же в будке, по-быстрому, стоя. Она закрыла глаза и вся дрожала, потом понемногу расслабилась и опять закурила, даже не высвобождаясь. Я держал ее за ягодицы, и руки мои проходили под ее изогнутыми ляжками. Мне было хорошо.
   Мы молча отделились друг от друга, и я стал приводить себя в порядок: одежда моя была поистине в огромном беспорядке. Она открыла сумочку и вытащила губную помаду. Я бесшумно закрыл дверь будки и вернулся к лестнице.
   Я очень быстро поднялся наверх. На некоторое время развеявшаяся тревога тотчас же охватила меня.
   Джим так и не двинулся со своего места. Никого нового не было. Я жадно оглядел стойку, столики.
   — Налей мне виски, Джим.
   Он налил. Я выпил, поставил стакан и тут застыл. Какой-то тип толкнул входную дверь. Он был один, обычный, нормальный.
   Джин указал на него подбородком.
   — Вот и твой клиент, — сказал он.
   — Ладно, — сказал я.
   Но не двинулся с места.
   По-видимому, он меня не знал и пошел к Джиму.
   — Пришел Дан? — спросил он.
   — Вот он, — сказал Джим, указав на меня.
   — Здравствуйте, — сказал тип.
   И внимательно посмотрел на меня.
   — Хотите выпить?
   — Виски, — сказал я.
   Он заказал два виски. Невысокий такой, но здорово широкоплечий.
   — Вы хотели меня видеть?
   — Да, — сказал он. — По поводу вашего брата, Ричарда.
   — Вы один из его друзей?
   — Нет, — сказал тип. — Я не держу черномазых в друзьях.
   Говоря это, он посмотрел на меня. Я и вида не подал.
   — И я тоже, — сказал я.