Страница:
– Я ж говорю, Русь большая. Может, ты какой городишко и проглядел.
– Деревеньку мелкую еще могу проглядеть, но город… И много в этом городе жителей?
– Согласно последней переписи населения полтора миллиона.
– Издеваешься? – разозлился Гордон. – Да во всем моем государстве столько народу не наберется. Малюта, тебе сегодня повезло. Готовь испанские сапоги.
– Слушай, царь, – поморщился Виталий, – не помогут тут ни сапоги, ни дыба, ни каленое железо. Ничего не поможет.
– Это еще почему?
– Потому что, как бы складно я ни врал, ты все равно не поверишь, а если правду расскажу, и подавно. Я и сейчас вишу тут на цепях и не могу понять, во сне я или наяву? Такого со мной еще никогда не было. Рассказать кому – бред! Никто не поверит. Не, все равно ничего не получится.
Гордон взял видеокамеру, задумчиво повертел ее в руках.
– А ты попробуй, – предложил он, – может, и получится. Эй, табуретку сюда!
Палач тут же поставил перед державным табуретку с дыркой посередине. Царь заглянул в отверстие, увидел торчащий оттуда кол и кротко дал палачу в ухо.
– Идиот! Табуретку для меня, а не для узника!
Стрельцы поспешили подсунуть под седалище царю-батюшке кресло, он примостился на нем напротив Виталия и приготовился слушать.
Терять юноше все равно было нечего, и он начал рассказывать. Все без утайки. Все, что произошло с ним за эти сумасшедшие дни. И что интересно, Виталий видел по глазам державного, что он ему верит. А как только юноша дошел в своем рассказе до Вани Лешего, Гордон тут же приказал всем стрельцам, кроме сотника, покинуть камеру. Писарь едва успевал строчить, конспектируя исповедь корреспондента. Из-под гусиного пера во все стороны летели чернильные брызги.
– Да, забавную историю ты мне рассказал, Лексеич. Не все, правда, понял. Как, например, понять терем в русском стиле? Ну я про тот терем, где ты с чертями встретился? Что, есть еще какой-то стиль?
– Конечно. Ренессанс, готический, ампир…
– Да, вампиры нас достали. Много в последнее время здесь развелось нечисти поганой, иноземной. Жалобы на них уже не раз поступали. Ну с чертями все ясно. На чертову мельницу тебя занесло. Редко кому оттуда живым уйти удавалось. Знатный ты витязь, раз сумел отбиться.
– Так я до академии воином был. В армии служил. Спецназ. Много чему научили.
– Парашка твоя тоже девица странная. Непростая девка, ой непростая. Околдовала тебя, видать, потому и в драку с моей стражей ты с дуру ума полез. Все равно многое непонятно мне. Ясно только, что какая-то неправильная у тебя Русь… ну та, в которой Рамодановск. Как ты сказал? «Доведет тебя дорожка дальняя до места заветного»?
– Ага. Так эта мадам и сказала.
– И с этим понятно. А вот из того, что ты мне тут про Рамодановск рассказывал, многое не понял, – честно признался царь.
– А ты спрашивай, объясню, – предложил Виталий.
– Что такое редакция, в которой ты служил?
– Ну средство массовой информации. Газету мы там выпускаем.
– Что такое газета?
– Буковки на листке. Все последние новости туда заносятся, люди читают и узнают, что в мире вокруг интересного происходит.
– Так ты все-таки писарь, выходит?
– Ну типа того. Я ж говорю, криминальную хронику в нашем еженедельнике веду. Вот, – скосил Виталик глаза на наручные часы, вместе с рукой прикованные к стенке, – наградили недавно за разоблачение группы опасных преступников.
– Так, опять не понял. Тогда ты, выходит, из стражников, а не из писарей.
– С чего вы взяли?
– У нас преступников стражники из Разбойного приказа ловят, ну и стрельцы им порой помогают.
– А у нас милиция. Ты неправильно понял, царь. Я их не ловлю. Я их изобличаю. Журналистское расследование провожу. А когда преступник изобличен, остальное уже дело техники. Стражникам их тогда только взять за жабры остается. Мне главное – все это потом красиво в печати подать, чтобы народу интересно было.
– Это ж какое расточительство, – не выдержал писарь, – бумагу на сплетни всякие переводить. На ней только слово Божие да указы царские писать надобно. А они сплетни, – сокрушенно покачал головой писарь, – тут донос порой настрочить не на чем…
– Тебе слова не давали, помолчи, – рыкнул на него Гордон и задумался. – А что, Лексеич, у меня, в моем царстве-государстве, такое дело наладить сможешь?
– Не простое это дело, – честно признался Виталий. – Одному трудно поднять, но попробовать можно.
– Зачем одному. Я тебе в помощь летописцев дам. Штук пять.
Юноша усмехнулся. Царь намек понял.
– Мало? Ладно, десять. Ты говорить будешь, они писать. Потом перепишут, размножат.
– И какой получится тираж? – нейтральным тоном спросил юноша.
– Не понял.
– Сколько копий после переписи получится?
– Ты что, и впрямь больной? – насторожился царь. – Копья у нас кузнецы да столяры мастерят.
– Прошу прощения, неправильно выразился. Сколько этих газет получится? В штуках сколько? Меня количество интересует, – уточнил Виталий.
– Сейчас узнаем. Слышь, Прошка, сколько можешь за день листов переписать?
– Так это смотря чего. Ежели слово Божие, Библию каллиграфическим почерком переписывать, то страницы три, а то и четыре за день осилю.
– А если не каллиграфическим почерком?
– Корявым? Так непонятно ж будет.
– Неважно. Отвечай.
– Корявым листов десять, а то и больше смогу.
– Угу. Значит, десять писцов за день… ого! Сто листов настрочить могут! – обрадовался царь. – Чем тебе не газета? Хороший тираж? – с удовольствием просмаковал новое слово Гордон.
– Ну как вам сказать… – дипломатично хмыкнул юноша.
– А у вашей газеты какой был тираж? – насторожился царь.
– Сто тысяч, – коротко ответил Виталий.
– Сколько? – дружно ахнули царь и писарь.
– Сто тысяч. Причем газета была из сорока листов формата… вот почти такого размера, как у меня руки сейчас раскинуты, – юноша опять покосился на свои прикованные к стене руки, – и на каждой странице цветные картинки.
– С ума сойти… Так, а где ж я тебе столько писцов найду? – оторопел царь, затем посмотрел на измученное лицо Виталия и коротко приказал: – Расковать его быстро!
На палача было больно смотреть, пока он снимал цепи со своей жертвы. Как только последняя цепь была сбита, Виталий обессиленно сполз по стене на каменный пол. Рубашка на теле юноши при этом задралась, обнажив синюшное от кровоподтеков тело.
– Эк тебя… – сочувственно сморщился царь. – Сто тысяч… и что, все это читают?
– Конечно, – кивнул журналист. – Раскупают и читают. И редакция неплохие денежки на этом имеет. Это дело прибыльное, если за него возьмется хороший профессионал.
– А ты хороший профессионал?
Виталий уже понял, к чему клонит царь.
– Хороший. Но предупреждаю сразу, такой тираж, как в «Рамодановском Вестнике», я обеспечить не смогу.
– А мне такой и не нужен, – успокоил его царь. – У меня во всем государстве столько грамотеев не наберется. Тысяч пять в неделю осилишь?
– Сразу нет. Такое дело враз не одолеешь. На раскачку время нужно. Но через полгода и десять тысяч в неделю выдавать буду.
– Заметано. Что тебе для этого потребуется?
– Деньги. На первые закупки инструмента и материала.
– Сколько?
– Местных цен не знаю. Потом скажу. Далее, помещение под типографию найти надо…
– Типографию?
– Мастерскую, где газету делать буду, – пояснил Виталий. – Ну и еще денежки лично мне. Я, понимаете ли, имею странную привычку ежедневно кушать, причем делаю это не менее трех раз в день. Опять же мне еще на постой определяться, а даром меня вряд ли кто пустит.
– С золотишком нет проблем. Отсыплю. С постоем тоже разберемся. Жить у меня будешь.
– Это как? – нахмурился Виталий.
– В палатах царских.
– Ну не-э-эт… – замотал головой юноша, – так не пойдет.
– Это почему?
– Да если я у тебя под боком жить буду, мне сразу все в три пояса кланяться начнут. Ни из кого слова лишнего не вытянешь. А наш брат корреспондент нос по ветру держать должен. Нет, не так… против ветра. По ветру много не учуешь. Кто что слышал, кто что знает. Все сплетни нужно собрать, выудить оттуда рациональное зерно и красиво это подать на страницах газеты или журнала. Скажем, боярин Хрюшкин или боярин Брюшкин ляпнул что-то не то про царя-батюшку али родное государство охаял, а мы его тут и пропечатаем в газете, заклеймим позором! Пусть попробует потом отвертеться!
– То, что надо! – восхитился царь. – Ах, какая замечательная вещь эта твоя газета!
– Но теперь-то ты видишь, царь, что мне просто необходимо жить отдельно? Иначе, считай, полная дисквалификация, а на это я пойти не могу.
– По рукам. Назначаю тебя царским сплетником! Но смотри, Лексеич, ежели через полгода ты мне пять тысяч тиражу не дашь…
– Да ты дай мне сначала из тюряги выйти, а потом уже спрашивай, – возмутился Виталий.
Царь отрывисто рассмеялся:
– А ты, Лексеич, боевой. Думаю, мы с тобой поладим.
Юноша криво улыбнулся в ответ разбитыми губами, попытался оторваться от стены и подняться, но вместо этого со стоном завалился на бок. Избитое тело отказалось слушаться.
– Неплохо над тобой стрельцы поработали, – озаботился Гордон.
– Может, лекаря иноземного позвать? – виновато вздохнул Федот.
– Еще чего! Лексеич у нас теперь ценный человек. Этим коновалам его жизнь доверять нельзя. Я нашим ведуньям больше верю. К травнице его на постой определим. Негоже бабе одной в пустом доме без защиты жить, а Лексеич – витязь знатный. И ей будет на кого, в случае чего, опереться, и подлечит, и за постой много не возьмет, – удовлетворенно хмыкнул рачительный Гордон. – Мужик в доме дорогого стоит.
– Э! Вы что, меня к старой карге подселить решили? – заволновался Виталий.
– А я тебя что, в ее постель пинками загоняю? – удивился царь. – И вообще, нечего привередничать. Стерпится – слюбится. Но ежели ты мне Янку Вдовицу обидеть посмеешь…
Перед лицом Виталика нарисовался державный кулак.
– Понял. Серьезные отношения с бабулькой только после свадьбы, – клятвенно заверил Виталик царя.
Очередной приступ слабости волной прокатился по его измученному телу, а потому он не заметил, как по лицу царя Гордона скользнула мимолетная улыбка. Юноша опять начал терять сознание. Рука царя легла на его лоб.
– Э, да у тебя, парень, жар. Так, быстро к лекарке его! – рявкнул Гордон. – И все отсюда вон. А ты куда? Нет, Прошка, ты останься. Дело одно есть. Придется тебе, писарь, малость пострадать за отечество…
Глава 3
– Деревеньку мелкую еще могу проглядеть, но город… И много в этом городе жителей?
– Согласно последней переписи населения полтора миллиона.
– Издеваешься? – разозлился Гордон. – Да во всем моем государстве столько народу не наберется. Малюта, тебе сегодня повезло. Готовь испанские сапоги.
– Слушай, царь, – поморщился Виталий, – не помогут тут ни сапоги, ни дыба, ни каленое железо. Ничего не поможет.
– Это еще почему?
– Потому что, как бы складно я ни врал, ты все равно не поверишь, а если правду расскажу, и подавно. Я и сейчас вишу тут на цепях и не могу понять, во сне я или наяву? Такого со мной еще никогда не было. Рассказать кому – бред! Никто не поверит. Не, все равно ничего не получится.
Гордон взял видеокамеру, задумчиво повертел ее в руках.
– А ты попробуй, – предложил он, – может, и получится. Эй, табуретку сюда!
Палач тут же поставил перед державным табуретку с дыркой посередине. Царь заглянул в отверстие, увидел торчащий оттуда кол и кротко дал палачу в ухо.
– Идиот! Табуретку для меня, а не для узника!
Стрельцы поспешили подсунуть под седалище царю-батюшке кресло, он примостился на нем напротив Виталия и приготовился слушать.
Терять юноше все равно было нечего, и он начал рассказывать. Все без утайки. Все, что произошло с ним за эти сумасшедшие дни. И что интересно, Виталий видел по глазам державного, что он ему верит. А как только юноша дошел в своем рассказе до Вани Лешего, Гордон тут же приказал всем стрельцам, кроме сотника, покинуть камеру. Писарь едва успевал строчить, конспектируя исповедь корреспондента. Из-под гусиного пера во все стороны летели чернильные брызги.
– Да, забавную историю ты мне рассказал, Лексеич. Не все, правда, понял. Как, например, понять терем в русском стиле? Ну я про тот терем, где ты с чертями встретился? Что, есть еще какой-то стиль?
– Конечно. Ренессанс, готический, ампир…
– Да, вампиры нас достали. Много в последнее время здесь развелось нечисти поганой, иноземной. Жалобы на них уже не раз поступали. Ну с чертями все ясно. На чертову мельницу тебя занесло. Редко кому оттуда живым уйти удавалось. Знатный ты витязь, раз сумел отбиться.
– Так я до академии воином был. В армии служил. Спецназ. Много чему научили.
– Парашка твоя тоже девица странная. Непростая девка, ой непростая. Околдовала тебя, видать, потому и в драку с моей стражей ты с дуру ума полез. Все равно многое непонятно мне. Ясно только, что какая-то неправильная у тебя Русь… ну та, в которой Рамодановск. Как ты сказал? «Доведет тебя дорожка дальняя до места заветного»?
– Ага. Так эта мадам и сказала.
– И с этим понятно. А вот из того, что ты мне тут про Рамодановск рассказывал, многое не понял, – честно признался царь.
– А ты спрашивай, объясню, – предложил Виталий.
– Что такое редакция, в которой ты служил?
– Ну средство массовой информации. Газету мы там выпускаем.
– Что такое газета?
– Буковки на листке. Все последние новости туда заносятся, люди читают и узнают, что в мире вокруг интересного происходит.
– Так ты все-таки писарь, выходит?
– Ну типа того. Я ж говорю, криминальную хронику в нашем еженедельнике веду. Вот, – скосил Виталик глаза на наручные часы, вместе с рукой прикованные к стенке, – наградили недавно за разоблачение группы опасных преступников.
– Так, опять не понял. Тогда ты, выходит, из стражников, а не из писарей.
– С чего вы взяли?
– У нас преступников стражники из Разбойного приказа ловят, ну и стрельцы им порой помогают.
– А у нас милиция. Ты неправильно понял, царь. Я их не ловлю. Я их изобличаю. Журналистское расследование провожу. А когда преступник изобличен, остальное уже дело техники. Стражникам их тогда только взять за жабры остается. Мне главное – все это потом красиво в печати подать, чтобы народу интересно было.
– Это ж какое расточительство, – не выдержал писарь, – бумагу на сплетни всякие переводить. На ней только слово Божие да указы царские писать надобно. А они сплетни, – сокрушенно покачал головой писарь, – тут донос порой настрочить не на чем…
– Тебе слова не давали, помолчи, – рыкнул на него Гордон и задумался. – А что, Лексеич, у меня, в моем царстве-государстве, такое дело наладить сможешь?
– Не простое это дело, – честно признался Виталий. – Одному трудно поднять, но попробовать можно.
– Зачем одному. Я тебе в помощь летописцев дам. Штук пять.
Юноша усмехнулся. Царь намек понял.
– Мало? Ладно, десять. Ты говорить будешь, они писать. Потом перепишут, размножат.
– И какой получится тираж? – нейтральным тоном спросил юноша.
– Не понял.
– Сколько копий после переписи получится?
– Ты что, и впрямь больной? – насторожился царь. – Копья у нас кузнецы да столяры мастерят.
– Прошу прощения, неправильно выразился. Сколько этих газет получится? В штуках сколько? Меня количество интересует, – уточнил Виталий.
– Сейчас узнаем. Слышь, Прошка, сколько можешь за день листов переписать?
– Так это смотря чего. Ежели слово Божие, Библию каллиграфическим почерком переписывать, то страницы три, а то и четыре за день осилю.
– А если не каллиграфическим почерком?
– Корявым? Так непонятно ж будет.
– Неважно. Отвечай.
– Корявым листов десять, а то и больше смогу.
– Угу. Значит, десять писцов за день… ого! Сто листов настрочить могут! – обрадовался царь. – Чем тебе не газета? Хороший тираж? – с удовольствием просмаковал новое слово Гордон.
– Ну как вам сказать… – дипломатично хмыкнул юноша.
– А у вашей газеты какой был тираж? – насторожился царь.
– Сто тысяч, – коротко ответил Виталий.
– Сколько? – дружно ахнули царь и писарь.
– Сто тысяч. Причем газета была из сорока листов формата… вот почти такого размера, как у меня руки сейчас раскинуты, – юноша опять покосился на свои прикованные к стене руки, – и на каждой странице цветные картинки.
– С ума сойти… Так, а где ж я тебе столько писцов найду? – оторопел царь, затем посмотрел на измученное лицо Виталия и коротко приказал: – Расковать его быстро!
На палача было больно смотреть, пока он снимал цепи со своей жертвы. Как только последняя цепь была сбита, Виталий обессиленно сполз по стене на каменный пол. Рубашка на теле юноши при этом задралась, обнажив синюшное от кровоподтеков тело.
– Эк тебя… – сочувственно сморщился царь. – Сто тысяч… и что, все это читают?
– Конечно, – кивнул журналист. – Раскупают и читают. И редакция неплохие денежки на этом имеет. Это дело прибыльное, если за него возьмется хороший профессионал.
– А ты хороший профессионал?
Виталий уже понял, к чему клонит царь.
– Хороший. Но предупреждаю сразу, такой тираж, как в «Рамодановском Вестнике», я обеспечить не смогу.
– А мне такой и не нужен, – успокоил его царь. – У меня во всем государстве столько грамотеев не наберется. Тысяч пять в неделю осилишь?
– Сразу нет. Такое дело враз не одолеешь. На раскачку время нужно. Но через полгода и десять тысяч в неделю выдавать буду.
– Заметано. Что тебе для этого потребуется?
– Деньги. На первые закупки инструмента и материала.
– Сколько?
– Местных цен не знаю. Потом скажу. Далее, помещение под типографию найти надо…
– Типографию?
– Мастерскую, где газету делать буду, – пояснил Виталий. – Ну и еще денежки лично мне. Я, понимаете ли, имею странную привычку ежедневно кушать, причем делаю это не менее трех раз в день. Опять же мне еще на постой определяться, а даром меня вряд ли кто пустит.
– С золотишком нет проблем. Отсыплю. С постоем тоже разберемся. Жить у меня будешь.
– Это как? – нахмурился Виталий.
– В палатах царских.
– Ну не-э-эт… – замотал головой юноша, – так не пойдет.
– Это почему?
– Да если я у тебя под боком жить буду, мне сразу все в три пояса кланяться начнут. Ни из кого слова лишнего не вытянешь. А наш брат корреспондент нос по ветру держать должен. Нет, не так… против ветра. По ветру много не учуешь. Кто что слышал, кто что знает. Все сплетни нужно собрать, выудить оттуда рациональное зерно и красиво это подать на страницах газеты или журнала. Скажем, боярин Хрюшкин или боярин Брюшкин ляпнул что-то не то про царя-батюшку али родное государство охаял, а мы его тут и пропечатаем в газете, заклеймим позором! Пусть попробует потом отвертеться!
– То, что надо! – восхитился царь. – Ах, какая замечательная вещь эта твоя газета!
– Но теперь-то ты видишь, царь, что мне просто необходимо жить отдельно? Иначе, считай, полная дисквалификация, а на это я пойти не могу.
– По рукам. Назначаю тебя царским сплетником! Но смотри, Лексеич, ежели через полгода ты мне пять тысяч тиражу не дашь…
– Да ты дай мне сначала из тюряги выйти, а потом уже спрашивай, – возмутился Виталий.
Царь отрывисто рассмеялся:
– А ты, Лексеич, боевой. Думаю, мы с тобой поладим.
Юноша криво улыбнулся в ответ разбитыми губами, попытался оторваться от стены и подняться, но вместо этого со стоном завалился на бок. Избитое тело отказалось слушаться.
– Неплохо над тобой стрельцы поработали, – озаботился Гордон.
– Может, лекаря иноземного позвать? – виновато вздохнул Федот.
– Еще чего! Лексеич у нас теперь ценный человек. Этим коновалам его жизнь доверять нельзя. Я нашим ведуньям больше верю. К травнице его на постой определим. Негоже бабе одной в пустом доме без защиты жить, а Лексеич – витязь знатный. И ей будет на кого, в случае чего, опереться, и подлечит, и за постой много не возьмет, – удовлетворенно хмыкнул рачительный Гордон. – Мужик в доме дорогого стоит.
– Э! Вы что, меня к старой карге подселить решили? – заволновался Виталий.
– А я тебя что, в ее постель пинками загоняю? – удивился царь. – И вообще, нечего привередничать. Стерпится – слюбится. Но ежели ты мне Янку Вдовицу обидеть посмеешь…
Перед лицом Виталика нарисовался державный кулак.
– Понял. Серьезные отношения с бабулькой только после свадьбы, – клятвенно заверил Виталик царя.
Очередной приступ слабости волной прокатился по его измученному телу, а потому он не заметил, как по лицу царя Гордона скользнула мимолетная улыбка. Юноша опять начал терять сознание. Рука царя легла на его лоб.
– Э, да у тебя, парень, жар. Так, быстро к лекарке его! – рявкнул Гордон. – И все отсюда вон. А ты куда? Нет, Прошка, ты останься. Дело одно есть. Придется тебе, писарь, малость пострадать за отечество…
Глава 3
Виталия мучили кошмары. В горячечном бреду он воевал с лешими, дрался с чертями. Черти почему-то были одеты в натовскую форму сил быстрого реагирования, словно сошли в его бред из американских боевиков. Только на головах у них почему-то сидели немецкие каски с рогами, на которые сверху еще нахлобучены тюбетейки. Он с ними бился не на жизнь, а на смерть. Иногда враги временно отступали, и Виталий начинал слышать около себя нежный девичий голосок, напевно шепчущий непонятные слова. В этот напев порой вторгались еще два голоса погрубее, и Виталию очень хотелось попросить эти голоса заткнуться, так как от девичьего напева ему становилось легче, но из пересохшего горла слышалось лишь тихое нечленораздельное сипенье, и неизвестные продолжали назойливо бубнить, доводя обессиленного юношу до белого каления. Однако всему когда-нибудь приходит конец.
Окончательно он очнулся оттого, что чьи-то тонкие пальчики нежно поглаживали его грудь в районе сердца. Вот пальцы скользнули выше, зачем-то отодвинули в сторону цепочку, на которой висел крестик, затем опять опустились вниз. Виталий осторожно приоткрыл глаза. На этот раз он лежал в просторной горнице под одеялом на пышной пуховой перине и на резной деревянной кровати. Рядом с ним на стуле сидела девушка в голубом сарафане, отделанном спереди яркой золотой тесьмой. Сарафан плотно облегал ее стройную талию, расширяясь затем в просторную юбку, и так выгодно подчеркивал грудь юной красавицы, что у новоиспеченного царского сплетника тут же заиграли гормоны. Что интересно, девушка, ласкавшая его тело, на предмет своих ласк почему-то не смотрела. Задумчивый взор ее устремлялся куда-то вдаль, и было ощущение, что она то ли к чему-то прислушивается, то ли что-то усиленно пытается понять, но это «что-то» постоянно от нее ускользает.
Пальцы девушки ненароком коснулись соска на его груди, и Виталику стало настолько невмоготу, что ноги начали мерзнуть. Царский сплетник поспешил взбрыкнуть ногами, поправляя одеяло, запустил под него руку и понял, что на нем ничего нет. Даже трусов. Он лежал абсолютно голый!
– Оу-у-у…
Девушка очнулась от своих дум.
– Пришел в себя, касатик, – удовлетворенно сказала она, – давно пора. А что это ты такой красный? Неужто опять жар? – Ее прохладная рука легла на лоб юноши. – Голова не кружится?
– Еще как, – томно простонал Виталик. – В присутствии такой красавицы у любого нормального мужика голова закружится.
Девушка звонко рассмеялась:
– О-о-о… вижу, на поправку пошел. Я за тебя рада.
– А я-то как рад, что у Янки Вдовицы такая симпатичная внучка. – Виталий положил руку на колено девушки и, увидев, как округлились ее глаза, поправился: – Кажется, не угадал, не внучки, а дочки.
Девушка деликатно стряхнула с себя руку ловеласа.
– А что, царь-батюшка тебя не предупреждал?
– Насчет чего?
– Насчет того, чтобы ты кое-кого не обидел?
– Уговор только Янки Вдовицы касался. А насчет ее дочки уговора не было. И потом, чтобы я обидел девушку?!! Да ни в жисть! Я к девушкам завсегда со всей душой. Они всегда мной довольны были.
Виталий повернулся на бок, попытался сграбастать красавицу в охапку и тут же довольно чувствительно получил по рукам. Не ограничившись этим, девица добавила ему до кучи еще и по лбу.
– Э! Жестокое обращение с больными – это уже уголовная статья? – возмутился Виталик, откинувшись обратно на подушки. – Больного лелеять, холить надо, всячески ублажать, все его прихоти выполнять. Я ведь тебе не хухры-мухры. Я теперь человек государственный. Царский сплетник! Вот царю-батюшке пожалуюсь…
– И он тебе еще скипетром добавит. А скипетр у него тяжё-о-олый.
– Понял. Не с того боку начал.
– Думаешь, если я к тебе другим боком повернусь, что-то изменится? – Глаза девушки смеялись.
– А ты попробуй… Хотя нет. Думаю, результат тот же будет. А-а-а… вспомнил. Как же это я… Прежде чем тащить девушку в постель, надо было сначала представиться. Давай знакомиться. Виталий Алексеевич Войко.
– Янка Вдовица. В народе еще кличут Янка Лекарка.
– Вот это облом! – расстроился Виталий. – А я думал, насчет бабульки обещание даю. Надул меня Гордон. Стоп! Он меня надул, и я его надую.
– Слушай, – вздохнула Янка, – вот смотрю я на тебя и не пойму: ты маньяк или тебе просто делать нечего?
Виталий понял, что перегнул палку, и тут же пошел на попятный:
– Делать нечего!
– Я так и думала. Вася!
«Ну вот, – еще больше расстроился юноша. – Тут еще и Вася какой-то живет».
– Зачем нам Вася? – обиженно протянул он. – Нам Вася не нужен. Ты еще кузнеца сюда пригласи.
– Голова у тебя, похоже, чугунная, но кузнец ей вряд ли поможет, а вот Вася мозги быстро вправит. Вася, где ты там?
Скрипнула дверь, и в комнату вальяжной походкой вошел огромный черный кот.
– Это кто? – ахнул Виталий.
– Котик мой, Васенька.
– Ни хрена себе котик. У него в роду уссурийских тигров не было?
– Нет, – успокоила его Янка, – тигры, они полосатые, а мой Васенька черненький.
– А пантер? – на всякий случай уточнил царский сплетник.
– Не было у нас в роду ни пантер, ни тигров уссурийских, ни прочей нечисти, – хмуро буркнул кот. – Местные мы, баюнской породы. Хочешь, песенку спою?
Как ни странно, говорящему коту Виталий не удивился. После чертовой мельницы и царя Гордона он морально был готов уже ко всему.
– Рано, Васенька, рано, – тормознула кота Янка, – пока не усыпляй. Он и так трое суток в беспамятстве лежал. А мне бы очень хотелось, чтоб наш царский сплетник на один вопрос мне ответил.
– Какой? – настороженно спросил Виталик.
– Откуда у тебя на груди такая любопытная картинка?
Девушка протянула руку и вновь коснулась груди корреспондента. Юноша скосил глаза и ахнул, увидев, что ее пальцы поглаживают лепестки цветка, искусно нарисованного на его коричневой от загара коже.
– Провалиться! Янка, признавайся, ты меня использовала в качестве холста, пока я тут в отрубе лежал? – Виталий, послюнявив пальцы, попытался стереть с груди рисунок, но сразу понял, что это бесполезно. На груди его красовалась татуировка. Тут перед его мысленным взором мелькнул цветок в руке девушки, которую он пытался спасти на чертовой мельнице. – Парашка! Вот зараза! Ну удружила! Нет, ну кто ее просил мое тело татуировками поганить? – разобиделся он.
– Какая Парашка? – насторожилась Янка.
– Правила хорошего тона запрещают мне обсуждать одну девушку в присутствии другой, – сердито пробурчал Виталий. – Тем более в таких выражениях, какие у меня сейчас на языке вертятся.
– А ты про правила хорошего тона временно забудь. Мне просто любопытно. Ты же знаешь, мы, девушки, любим посплетничать.
– Я не девушка.
– Зато я девушка. Так что там за Парашка?
– В упор не знаю. Дурацкая история. Я царю ее уже рассказывал. Понимаешь, меня тут недавно вроде как околдовали или типа того… Ну короче, занесло меня на чертову мельницу. Вот там я на нее и наткнулся…
Чесать языком корреспондент умел. Баталию на чертовой мельнице он расписывал так красочно, что Янка только успевала восторженно ахать. При этом юноша особо подчеркивал, что если б не эта странная девица, впоследствии назвавшаяся Парашкой, то слинял бы оттуда тихо-мирно, а тут вот на тебе! Пришлось ввязываться в драку с какими-то ненормальными рогатыми чурками в тюбетейках. Когда его рассказ дошел до описания Парашки, он вдруг сообразил, что в чертах ее лица было что-то нерусское. Да и одета она была на индийский манер. Эта розовая тряпка на ней выглядела как натуральное сари!
– А все-таки здорово меня приголубили тогда табуреткой, – вздохнул он, закончив повествование. – Это ж надо было так затупить, чтоб не понять, что это не наша Парашка. Это индусская Парашка с цветочком. Точно, лотос у нее был в руках, зуб даю. Опять же пятнышко на лбу. Это ж как печать в паспорте! Ну я идиот!
– Это точно, – еле слышно пробормотала Янка. – Так вот, значит, как ты оттуда выбрался… Ладно. Ты тут лежи пока, отдыхай, а мне пора травки лечебные собирать. А ты, Васенька, за постояльцем нашим пригляди. Развлеки его чем-нибудь, чтоб не скучал. А то уж больно он шустрый. Пока в беспамятстве лежал, только ручками-ножками дрыгал, а сейчас, смотрю, и другие части тела заработали.
Виталий при этих словах вновь залился краской.
– Иди, хозяйка, иди, – плотоядно облизнулся кот. – Я его развлеку, будь спокойна.
– Э, киса, не балуй! – заволновался Виталик. – Янка, не оставляй меня с этим зверем наедине!
– Что, испугался, герой? – рассмеялась Янка, поднимаясь со стула.
– Конечно! Я же по его усатой наглой морде вижу, что он хочет со мной в кошки-мышки поиграть.
– Физические упражнения пойдут тебе на пользу, – хихикнула девица, исчезая за дверью.
– Ну что, поиграем? – Кот сел на хвост около кровати, и голова его оказалась прямо напротив лица юноши.
– Э-э-э… – Глаза Виталия лихорадочно искали около себя что-нибудь потяжелее, но под рукой, кроме одеяла и подушки, ничего весомого не обнаруживалось.
– Что – э? Хозяйка приказала тебя развлечь. Так как развлекаться будем?
– Ну я даже не знаю, – робко ответил юноша. – А как ты обычно развлекаешься?
– Я обычно мышковать люблю.
– А я нет! Предпочитаю интеллектуальные игры.
– Жаль. Ладно, давай в интеллектуальные.
Кот поднялся, встал на задние лапы, пододвинул к кровати стоявший у стены столик, сел на стул, на котором только что сидела его хозяйка, и уставился на юношу.
– Во что играем? В шахматы, лото, нарды?
– Можно и то и другое. Но я вообще-то больше картишки предпочитаю, – оживился царский сплетник.
Васька извлек из ящика стола колоду замасленных карт и начал тасовать их одной лапой. Карты мелькали с неуловимой для глаз скоростью меж его когтей.
– Можно и в картишки. Во что играем? В буру, очко аль дурачка?
Так как дам в помещении больше не наблюдалось, Виталий рискнул спустить ноги на пол. Голова сразу закружилась, опять накатилась слабость, но юноша быстро справился с недомоганием, что говорило о том, что он действительно пошел на поправку.
– В очко. Только, чур, я первый банкую.
– Банкуй, – выложил перед ним колоду кот. – Но учти, я на щелбаны не играю.
– Я в принципе тоже, но в данный момент слегка стеснен в средствах. Нет, это слишком мягко сказано. В данный момент я гол как сокол. – Виталий демонстративно почесал голую грудь.
– Ты мне ваньку-то не валяй! – прикрикнул на него кот. – А жалованье царское?
– Так когда оно еще будет? – пожал плечами юноша, взял со стола колоду карт и начал ее тасовать.
Это у него получилось гораздо лучше, чем у Васьки. Как-то один катала обучил его азам этого искусства в благодарность за то, что Виталик помог ему выпутаться из неприятной истории, и теперь это искусство очень ему пригодилось. Юноша шустро тасовал карты одной рукой, вроде бы не глядя на них, и при этом демонстративно выкидывал на стол очковые пары рубашками вниз. Туз, десятка, туз, десятка…
– Ага… – Кот внимательно посмотрел на татуировку Виталика. – Давно в бегах?
– В каких бегах? – опешил юноша.
– Ты это хозяйке про индусских Парашек заливать можешь, она по младости лет, может, и поверит, а меня не проведешь. Я знаю, какую парашу ты имел в виду. Судя по татуировочке, не простой сиделец. Из авторитетов. Во франкских землях только маститых уголовников таким клеймом метят. А наплел-то, наплел! Лотос, Индия… Лилия это, а не лотос! Что, откинулся с зоны и в Русь сиволапую приехал деньжат по-легкому срубить? Давай уж, колись. Я пойму. Вашего брата здесь теперь пруд пруди. Царь-батюшка всех привечает. Наслушался, на нашу голову, послов иноземных про державы европейские, вот оттуда дрянь всякая с купцами сюда и понаехала.
– Да ты что, котяра, – возмутился Виталий, – припух?
– Это я припух? – зашипел кот. – Это ваша братия иноземная припухла. На каждом шагу, куда ни плюнь, либо в китайца, либо в свея, либо в голландца попадешь. Немчура поганая одолела, аглицкие купцы цены несусветные ломят. Простому русскому татю… тьфу! …люду податься некуда!
– Да успокойся ты! Русский я!
– Рассказывай, – усмехнулся кот в усы. – Ладно, проехали. Но ты смотри, на нашу хозяйку губу не раскатывай. – Васька своим длинным острым коготком поковырялся в зубах. – Она девчонка в авторитете. Ее вся великореченская братва уважает. Она ведь всех лечит. После делов всяких к ней с поклоном все идут.
Виталий не любил наездов и пресекал их всегда на корню.
– Ты меня на понт не бери, хвостатый! – распустил он пальцы веером. – Я таких, как ты, в свое время как тузик грелку рвал. Ты меня понял?
Кот заржал, не по-кошачьи повизгивая.
– Повелся, как пацан! А еще говорил: я не из этих, я человек государственный! Быстренько я тебя расколол. Эх, жаль, Жучары нет, а то бы мы сейчас сообразили на троих.
– Что за жучара?
– Собачка хозяйская. Личный телохранитель, так сказать.
– Да я никак на натуральную малину попал. Вот тебе и Янка Вдовица. Одинокая старушка! Хотя нет, – почесал затылок Виталий, – Гордон про старушку не говорил. Это я просто на Вдовицу повелся. Слышь, Васька, а твоя хозяйка случайно не ведьма? Сверху девица-красавица, а внутри старая карга. Был, знаешь ли, в одном… скажем так, мире соответствующий прецедент с одной панночкой…
– Я тебе дам «старая карга»! – зло прошипел Васька. – Восемнадцать годков ей недавно стукнуло.
– Фу-у-у… – с облегчением выдохнул юноша. – Если б ты знал, котяра, как меня сейчас утешил! Кстати, а Великореченск – это что?
– То, где ты сейчас находишься. Столица Руси-матушки, – хмыкнул кот. – Ты что, не знал или опять дурака валяешь?
Виталий неопределенно пожал плечами и поспешил задать встречный вопрос:
– Ну мы играть-то будем?
– Будем… – Кот покосился на колоду карт и извлек из ящика стола шахматную доску.
– Правильно, – одобрил Виталий, – здесь хотя бы не смухлюешь.
Как же, размечтался. Васька уже на восьмом ходу, чуя, что проигрывает, начал мухлевать по-черному. С доски непостижимым образом стали исчезать фигуры противника.
– Здесь только что стоял мой конь! – возмутился юноша.
– Чем докажешь?
– Ах так…
Разозлившись, Виталий решил бить наглого котяру его же оружием и на пятнадцатом ходу умудрился незаметно спереть его ферзя.
– Здесь только что стоял мой ферзь! – пришла очередь возмущаться Ваське.
– Чем докажешь? – радостно спросил царский сплетник.
Партия закончилась вничью, после того как они одновременно свистнули друг у друга королей.
– Дурацкая игра, – вздохнул кот.
– Дурацкая, – кивнул Виталий. – Слушай, а где моя одежда?
– Тебе зачем?
– Ничего себе вопросик. Удобства посетить надо. Я что, до нужника нагишом побегу?
Окончательно он очнулся оттого, что чьи-то тонкие пальчики нежно поглаживали его грудь в районе сердца. Вот пальцы скользнули выше, зачем-то отодвинули в сторону цепочку, на которой висел крестик, затем опять опустились вниз. Виталий осторожно приоткрыл глаза. На этот раз он лежал в просторной горнице под одеялом на пышной пуховой перине и на резной деревянной кровати. Рядом с ним на стуле сидела девушка в голубом сарафане, отделанном спереди яркой золотой тесьмой. Сарафан плотно облегал ее стройную талию, расширяясь затем в просторную юбку, и так выгодно подчеркивал грудь юной красавицы, что у новоиспеченного царского сплетника тут же заиграли гормоны. Что интересно, девушка, ласкавшая его тело, на предмет своих ласк почему-то не смотрела. Задумчивый взор ее устремлялся куда-то вдаль, и было ощущение, что она то ли к чему-то прислушивается, то ли что-то усиленно пытается понять, но это «что-то» постоянно от нее ускользает.
Пальцы девушки ненароком коснулись соска на его груди, и Виталику стало настолько невмоготу, что ноги начали мерзнуть. Царский сплетник поспешил взбрыкнуть ногами, поправляя одеяло, запустил под него руку и понял, что на нем ничего нет. Даже трусов. Он лежал абсолютно голый!
– Оу-у-у…
Девушка очнулась от своих дум.
– Пришел в себя, касатик, – удовлетворенно сказала она, – давно пора. А что это ты такой красный? Неужто опять жар? – Ее прохладная рука легла на лоб юноши. – Голова не кружится?
– Еще как, – томно простонал Виталик. – В присутствии такой красавицы у любого нормального мужика голова закружится.
Девушка звонко рассмеялась:
– О-о-о… вижу, на поправку пошел. Я за тебя рада.
– А я-то как рад, что у Янки Вдовицы такая симпатичная внучка. – Виталий положил руку на колено девушки и, увидев, как округлились ее глаза, поправился: – Кажется, не угадал, не внучки, а дочки.
Девушка деликатно стряхнула с себя руку ловеласа.
– А что, царь-батюшка тебя не предупреждал?
– Насчет чего?
– Насчет того, чтобы ты кое-кого не обидел?
– Уговор только Янки Вдовицы касался. А насчет ее дочки уговора не было. И потом, чтобы я обидел девушку?!! Да ни в жисть! Я к девушкам завсегда со всей душой. Они всегда мной довольны были.
Виталий повернулся на бок, попытался сграбастать красавицу в охапку и тут же довольно чувствительно получил по рукам. Не ограничившись этим, девица добавила ему до кучи еще и по лбу.
– Э! Жестокое обращение с больными – это уже уголовная статья? – возмутился Виталик, откинувшись обратно на подушки. – Больного лелеять, холить надо, всячески ублажать, все его прихоти выполнять. Я ведь тебе не хухры-мухры. Я теперь человек государственный. Царский сплетник! Вот царю-батюшке пожалуюсь…
– И он тебе еще скипетром добавит. А скипетр у него тяжё-о-олый.
– Понял. Не с того боку начал.
– Думаешь, если я к тебе другим боком повернусь, что-то изменится? – Глаза девушки смеялись.
– А ты попробуй… Хотя нет. Думаю, результат тот же будет. А-а-а… вспомнил. Как же это я… Прежде чем тащить девушку в постель, надо было сначала представиться. Давай знакомиться. Виталий Алексеевич Войко.
– Янка Вдовица. В народе еще кличут Янка Лекарка.
– Вот это облом! – расстроился Виталий. – А я думал, насчет бабульки обещание даю. Надул меня Гордон. Стоп! Он меня надул, и я его надую.
– Слушай, – вздохнула Янка, – вот смотрю я на тебя и не пойму: ты маньяк или тебе просто делать нечего?
Виталий понял, что перегнул палку, и тут же пошел на попятный:
– Делать нечего!
– Я так и думала. Вася!
«Ну вот, – еще больше расстроился юноша. – Тут еще и Вася какой-то живет».
– Зачем нам Вася? – обиженно протянул он. – Нам Вася не нужен. Ты еще кузнеца сюда пригласи.
– Голова у тебя, похоже, чугунная, но кузнец ей вряд ли поможет, а вот Вася мозги быстро вправит. Вася, где ты там?
Скрипнула дверь, и в комнату вальяжной походкой вошел огромный черный кот.
– Это кто? – ахнул Виталий.
– Котик мой, Васенька.
– Ни хрена себе котик. У него в роду уссурийских тигров не было?
– Нет, – успокоила его Янка, – тигры, они полосатые, а мой Васенька черненький.
– А пантер? – на всякий случай уточнил царский сплетник.
– Не было у нас в роду ни пантер, ни тигров уссурийских, ни прочей нечисти, – хмуро буркнул кот. – Местные мы, баюнской породы. Хочешь, песенку спою?
Как ни странно, говорящему коту Виталий не удивился. После чертовой мельницы и царя Гордона он морально был готов уже ко всему.
– Рано, Васенька, рано, – тормознула кота Янка, – пока не усыпляй. Он и так трое суток в беспамятстве лежал. А мне бы очень хотелось, чтоб наш царский сплетник на один вопрос мне ответил.
– Какой? – настороженно спросил Виталик.
– Откуда у тебя на груди такая любопытная картинка?
Девушка протянула руку и вновь коснулась груди корреспондента. Юноша скосил глаза и ахнул, увидев, что ее пальцы поглаживают лепестки цветка, искусно нарисованного на его коричневой от загара коже.
– Провалиться! Янка, признавайся, ты меня использовала в качестве холста, пока я тут в отрубе лежал? – Виталий, послюнявив пальцы, попытался стереть с груди рисунок, но сразу понял, что это бесполезно. На груди его красовалась татуировка. Тут перед его мысленным взором мелькнул цветок в руке девушки, которую он пытался спасти на чертовой мельнице. – Парашка! Вот зараза! Ну удружила! Нет, ну кто ее просил мое тело татуировками поганить? – разобиделся он.
– Какая Парашка? – насторожилась Янка.
– Правила хорошего тона запрещают мне обсуждать одну девушку в присутствии другой, – сердито пробурчал Виталий. – Тем более в таких выражениях, какие у меня сейчас на языке вертятся.
– А ты про правила хорошего тона временно забудь. Мне просто любопытно. Ты же знаешь, мы, девушки, любим посплетничать.
– Я не девушка.
– Зато я девушка. Так что там за Парашка?
– В упор не знаю. Дурацкая история. Я царю ее уже рассказывал. Понимаешь, меня тут недавно вроде как околдовали или типа того… Ну короче, занесло меня на чертову мельницу. Вот там я на нее и наткнулся…
Чесать языком корреспондент умел. Баталию на чертовой мельнице он расписывал так красочно, что Янка только успевала восторженно ахать. При этом юноша особо подчеркивал, что если б не эта странная девица, впоследствии назвавшаяся Парашкой, то слинял бы оттуда тихо-мирно, а тут вот на тебе! Пришлось ввязываться в драку с какими-то ненормальными рогатыми чурками в тюбетейках. Когда его рассказ дошел до описания Парашки, он вдруг сообразил, что в чертах ее лица было что-то нерусское. Да и одета она была на индийский манер. Эта розовая тряпка на ней выглядела как натуральное сари!
– А все-таки здорово меня приголубили тогда табуреткой, – вздохнул он, закончив повествование. – Это ж надо было так затупить, чтоб не понять, что это не наша Парашка. Это индусская Парашка с цветочком. Точно, лотос у нее был в руках, зуб даю. Опять же пятнышко на лбу. Это ж как печать в паспорте! Ну я идиот!
– Это точно, – еле слышно пробормотала Янка. – Так вот, значит, как ты оттуда выбрался… Ладно. Ты тут лежи пока, отдыхай, а мне пора травки лечебные собирать. А ты, Васенька, за постояльцем нашим пригляди. Развлеки его чем-нибудь, чтоб не скучал. А то уж больно он шустрый. Пока в беспамятстве лежал, только ручками-ножками дрыгал, а сейчас, смотрю, и другие части тела заработали.
Виталий при этих словах вновь залился краской.
– Иди, хозяйка, иди, – плотоядно облизнулся кот. – Я его развлеку, будь спокойна.
– Э, киса, не балуй! – заволновался Виталик. – Янка, не оставляй меня с этим зверем наедине!
– Что, испугался, герой? – рассмеялась Янка, поднимаясь со стула.
– Конечно! Я же по его усатой наглой морде вижу, что он хочет со мной в кошки-мышки поиграть.
– Физические упражнения пойдут тебе на пользу, – хихикнула девица, исчезая за дверью.
– Ну что, поиграем? – Кот сел на хвост около кровати, и голова его оказалась прямо напротив лица юноши.
– Э-э-э… – Глаза Виталия лихорадочно искали около себя что-нибудь потяжелее, но под рукой, кроме одеяла и подушки, ничего весомого не обнаруживалось.
– Что – э? Хозяйка приказала тебя развлечь. Так как развлекаться будем?
– Ну я даже не знаю, – робко ответил юноша. – А как ты обычно развлекаешься?
– Я обычно мышковать люблю.
– А я нет! Предпочитаю интеллектуальные игры.
– Жаль. Ладно, давай в интеллектуальные.
Кот поднялся, встал на задние лапы, пододвинул к кровати стоявший у стены столик, сел на стул, на котором только что сидела его хозяйка, и уставился на юношу.
– Во что играем? В шахматы, лото, нарды?
– Можно и то и другое. Но я вообще-то больше картишки предпочитаю, – оживился царский сплетник.
Васька извлек из ящика стола колоду замасленных карт и начал тасовать их одной лапой. Карты мелькали с неуловимой для глаз скоростью меж его когтей.
– Можно и в картишки. Во что играем? В буру, очко аль дурачка?
Так как дам в помещении больше не наблюдалось, Виталий рискнул спустить ноги на пол. Голова сразу закружилась, опять накатилась слабость, но юноша быстро справился с недомоганием, что говорило о том, что он действительно пошел на поправку.
– В очко. Только, чур, я первый банкую.
– Банкуй, – выложил перед ним колоду кот. – Но учти, я на щелбаны не играю.
– Я в принципе тоже, но в данный момент слегка стеснен в средствах. Нет, это слишком мягко сказано. В данный момент я гол как сокол. – Виталий демонстративно почесал голую грудь.
– Ты мне ваньку-то не валяй! – прикрикнул на него кот. – А жалованье царское?
– Так когда оно еще будет? – пожал плечами юноша, взял со стола колоду карт и начал ее тасовать.
Это у него получилось гораздо лучше, чем у Васьки. Как-то один катала обучил его азам этого искусства в благодарность за то, что Виталик помог ему выпутаться из неприятной истории, и теперь это искусство очень ему пригодилось. Юноша шустро тасовал карты одной рукой, вроде бы не глядя на них, и при этом демонстративно выкидывал на стол очковые пары рубашками вниз. Туз, десятка, туз, десятка…
– Ага… – Кот внимательно посмотрел на татуировку Виталика. – Давно в бегах?
– В каких бегах? – опешил юноша.
– Ты это хозяйке про индусских Парашек заливать можешь, она по младости лет, может, и поверит, а меня не проведешь. Я знаю, какую парашу ты имел в виду. Судя по татуировочке, не простой сиделец. Из авторитетов. Во франкских землях только маститых уголовников таким клеймом метят. А наплел-то, наплел! Лотос, Индия… Лилия это, а не лотос! Что, откинулся с зоны и в Русь сиволапую приехал деньжат по-легкому срубить? Давай уж, колись. Я пойму. Вашего брата здесь теперь пруд пруди. Царь-батюшка всех привечает. Наслушался, на нашу голову, послов иноземных про державы европейские, вот оттуда дрянь всякая с купцами сюда и понаехала.
– Да ты что, котяра, – возмутился Виталий, – припух?
– Это я припух? – зашипел кот. – Это ваша братия иноземная припухла. На каждом шагу, куда ни плюнь, либо в китайца, либо в свея, либо в голландца попадешь. Немчура поганая одолела, аглицкие купцы цены несусветные ломят. Простому русскому татю… тьфу! …люду податься некуда!
– Да успокойся ты! Русский я!
– Рассказывай, – усмехнулся кот в усы. – Ладно, проехали. Но ты смотри, на нашу хозяйку губу не раскатывай. – Васька своим длинным острым коготком поковырялся в зубах. – Она девчонка в авторитете. Ее вся великореченская братва уважает. Она ведь всех лечит. После делов всяких к ней с поклоном все идут.
Виталий не любил наездов и пресекал их всегда на корню.
– Ты меня на понт не бери, хвостатый! – распустил он пальцы веером. – Я таких, как ты, в свое время как тузик грелку рвал. Ты меня понял?
Кот заржал, не по-кошачьи повизгивая.
– Повелся, как пацан! А еще говорил: я не из этих, я человек государственный! Быстренько я тебя расколол. Эх, жаль, Жучары нет, а то бы мы сейчас сообразили на троих.
– Что за жучара?
– Собачка хозяйская. Личный телохранитель, так сказать.
– Да я никак на натуральную малину попал. Вот тебе и Янка Вдовица. Одинокая старушка! Хотя нет, – почесал затылок Виталий, – Гордон про старушку не говорил. Это я просто на Вдовицу повелся. Слышь, Васька, а твоя хозяйка случайно не ведьма? Сверху девица-красавица, а внутри старая карга. Был, знаешь ли, в одном… скажем так, мире соответствующий прецедент с одной панночкой…
– Я тебе дам «старая карга»! – зло прошипел Васька. – Восемнадцать годков ей недавно стукнуло.
– Фу-у-у… – с облегчением выдохнул юноша. – Если б ты знал, котяра, как меня сейчас утешил! Кстати, а Великореченск – это что?
– То, где ты сейчас находишься. Столица Руси-матушки, – хмыкнул кот. – Ты что, не знал или опять дурака валяешь?
Виталий неопределенно пожал плечами и поспешил задать встречный вопрос:
– Ну мы играть-то будем?
– Будем… – Кот покосился на колоду карт и извлек из ящика стола шахматную доску.
– Правильно, – одобрил Виталий, – здесь хотя бы не смухлюешь.
Как же, размечтался. Васька уже на восьмом ходу, чуя, что проигрывает, начал мухлевать по-черному. С доски непостижимым образом стали исчезать фигуры противника.
– Здесь только что стоял мой конь! – возмутился юноша.
– Чем докажешь?
– Ах так…
Разозлившись, Виталий решил бить наглого котяру его же оружием и на пятнадцатом ходу умудрился незаметно спереть его ферзя.
– Здесь только что стоял мой ферзь! – пришла очередь возмущаться Ваське.
– Чем докажешь? – радостно спросил царский сплетник.
Партия закончилась вничью, после того как они одновременно свистнули друг у друга королей.
– Дурацкая игра, – вздохнул кот.
– Дурацкая, – кивнул Виталий. – Слушай, а где моя одежда?
– Тебе зачем?
– Ничего себе вопросик. Удобства посетить надо. Я что, до нужника нагишом побегу?