Страница:
– Выполняй свою работу, – тон Дамира исключал возражения. – И не мешай мне делать мою. Жди нас здесь.
– Выдвигаемся, что ли? – Зармис скорее констатировал факт, чем спрашивал, Дамир кивнул.
Об этом подвале знали только самые близкие, Дамир использовал его как тайник – заброшенный дом на краю города, ни единого признака жизни.
На столе, в стеклянной банке, оплывала свеча. Огненные блики танцевали на стенах с пятнами плесени. Пахло гнилью и несвежим бельем, да и одежда, в которую собрался облачиться Дамир, выглядела как с помойки. Поношенный серый плащ с заплатками на локтях, мешковатые штаны, бесформенные войлочные боты. Мягкое железо, тонкий, но заметный доспех, придется снять и остаться беззащитным, практически голым.
Дамир может рисковать жизнью, но не Забвением.
«Кто бы подумал, – размышлял Дамир, отстёгивая кожаные наплечники, – что пеоны, жалкие тру́сы, создадут нечто, способное нарушить Великое Предопределение. Чем бы ни было Забвение, ему не место в лапах трясущихся псов».
А слухи ходили разные: «Забвение – воплощенный гнев Бурзбароса». «Забвение – великое избавление угнетенных». Забвение способно разрушить реальность, поработить кого угодно, просто стереть целый мир, изменить личность любого человека, даровать память и отнять ее… Предтечи умели делать оружие. А пеон Омний смог его воссоздать.
Напяливая застиранную до дыр рубаху, Дамир примерял на себя звание командера, мысленно рисовал на родовом гербу пометку – серебристое кольцо. Затягивая пояс, представлял себя в Ставке, на Ангулеме, а не здесь, на всеми забытой холодной и негостеприимной Териане. Старший брат, Максар Бер’Грон, сверкнет доблестью на Земле, а Дамир найдет себе применение и тут. Максар, конечно, станет бер’Ханом, возглавит берсеров, а Дамир будет его правой рукой.
Рядом пыхтел и ругался сквозь зубы Зармис – ему, франту, не по душе тряпье.
Они закончили одеваться одновременно. Дамир пристегнул к поясу пару ножен с короткими мечами для ближнего боя, приладил к предплечьям браслеты с выкидными лезвиями. Осталась последняя деталь – плащ, поношенный, как и у большинства повстанцев.
Зармис потянулся к разряднику, но Дамир перехватил его руку:
– Мы – мирные пеоны и не должны привлекать внимания. Терианский пёс обещал машину, там должно быть оружие.
– Мирные – так мирные… Как бы только пёс нас не покусал, брат. Ладно, идем уже. – Зармис накинул капюшон.
Младший, Ильмар, уже ждал братьев в центре Радужной площади. Раньше он был выше Дамира, но после того, как ему порядком укоротили простреленную ногу, Ильмар начал сутулиться, позвоночник его искривился, и братья сравнялись по росту. Женщины все равно любили Ильмара. Взять хотя бы последнюю его сожительницу, Агайру, – огонь, а не женщина. Высокая, яркая. Губы алые, волосы густые, черные, будто смоль, блестящие, словно зеркало. Дамир хотел её заполучить по праву старшего, но наткнулся на такое сопротивление и с её стороны, и со стороны Ильмара, что заподозрил брата в слабости, которую пеоны называют любовью, и отступил. Ни одна баба не стоит дружбы.
– Наступление ровно через четыре часа, – отчитался Ильмар.
– Место встречи – то же, – на ходу, кланяясь Ильмару в пояс, как и полагается терианцу при встрече с берсером, прошептал Дамир, направился к машущему рукой Камачеку и прошипел: – Попробуешь предать – твоих детей кинут на растерзание зверям, а из жен сделают манкуратов.
Камачек втянул голову в плечи.
– Я не подведу, вот… – Он очертил перед лицом овал, символизирующий Бурзбароса, мирового змея, поцеловал пальцы, собранные щепотью. – Во-о-от, священный круг мне на уста!
За это следовало отрезать язык и отрубить руку – нечестивый осквернял веру варханов, ведь для терианца и пеона свята лишь собственная шкура! – но Дамир сдержался. Демон ярости всегда овладевает не вовремя, но Дамир умеет отгонять его. Зармис наблюдал за сценой, склонив голову к плечу. Дамир мог бы поклясться, что брат улыбается по обыкновению иронично. Глубоко вдохнув, Дамир приказал Камачеку:
– Веди.
– Очень удачная погода! Обожаю такую погоду!
Дамир ответил:
– Благоволение погоды – добрый знак.
Глянул на Зармиса, потом на Камачека – обрюзгшего, с лиловым носом и отвратительным пузом, выпирающим из-под плаща, и поджал губы. Да, варханы отличаются от пеонов и терианцев, распущенность позволяют себе разве что бер’Махи. Клан бер’Гронов испокон веков на несколько ступеней ближе к совершенству.
Соответственно легенде путь начали на окраине Наргелиса и узкими переулками, зажатыми между кособокими домишками, двигались до самой реки. Под ногами чавкала грязь – снег не лежал на земле, таял. Растительности почти не было – чахлые, искривленные вечными ветрами деревца, пучки прошлогодней почерневшей травы.
Непогода разошлась на полную: завывала в подворотнях, гнала вдоль стен труху, смешанную с градом. Горожане попрятались в своих норах, по пути не встретились даже варханские патрули. Дамир пообещал себе по возвращении разобраться с этим, потому что в ненастные дни и происходит больше всего преступлений.
Обитаемая часть Нарлегиса заканчивалась забранной в гранит и мрамор набережной, внизу бежала мутная река, образуя маленькие водовороты у каменистых островов. Из-за града на воде вздувались пузыри, будто она кипела. Видимость была скверная – другого берега не разглядишь, не то что официальную переправу выше по течению.
Дамир с Зармисом шли за Камачеком вдоль берега. Здесь ветру не было преград, плащи хлопали как крылья, облепляли ноги.
О навесном мосту повстанцев Дамир знал уже почти год и, затаившись, выжидал. У него имелся список причастных, на многих Дамир завел досье. Он ждал момента, когда осведомленность сыграет на руку, и вот момент настал.
Не зря он два года торчал на Териане! Пришла пора больших перемен!
У самой узкой части реки стояли два столба. От них на другой берег, к таким же столбам, уходили канаты – два внизу и два наверху. Дамир заметил систему блоков. И всё, и никаких тебе перекладин. Не перелезть. Они что, это называют мостом?
Камачек вытер покрытое каплями дождя и пота лицо, вытащил из кармана маленькую трубочку и переливчато свистнул, подавая сигнал. Сложный тонкий звук отразился от стен домов.
– Ждем! – Камачек тяжело дышал. – Сейчас.
На том берегу показались размытые из-за непрекращающегося дождя с градом силуэты, засуетились у блоков. Поползла, распрямляясь, гармошка моста – дощечки, нанизанные на веревки. Нижние канаты, оказывается, служили опорой, а верхние – перилами.
Камачек, снова очертив круг перед лицом, ухватился за переплетенные канаты, долго перебирал ногами, чтобы залезть, наконец взобрался. Дамир подтянулся и поднялся. Мост напоминал живое существо – дрожал, покачивался, его скрип походил на стон. Внизу с грохотом мчалась свинцово-пепельная, под цвет неба река, разделявшая город на обитаемую и брошенную части. Камачек то и дело протяжно вздыхал и побелевшими пальцами хватался за ненадежные перила из верёвок. Дамир уверенно шагал вперед; когда мост начинал раскачиваться под порывами ветра, останавливался, широко расставив ноги. Позади бесшумно двигался Зармис.
Очередной порыв ветра вскинул подол плаща Камачека, забросил на спину, явив миру толстый зад, обтянутый потертыми штанами. Информатор вскрикнул, плюхнулся на четвереньки. Дамир с трудом подавил желание дать пинка – настоящий берсер должен сдерживать ярость и оставаться бесстрастным, это – первая ступень на пороге к совершенству. Пусть пеонов раздирают демоны, именно поэтому они – слуги. Варханы будут всегда на вершине, они – основа мироздания.
Сообразив, что поддержки не дождется, Камачек кряхтя поднялся и приставным шажком преодолел остатки пути. Ступил на твердую землю и вытер пот с одутловатой рожи. От встречного ветра его глаза слезились.
Люди, подавшие мост, куда-то пропали.
Дамир все сильнее подозревал, что это заплывшее жиром существо приведет его в засаду. Уж слишком он труслив, мелочен и падок до наживы.
– Теперь лучше сделать вот так, – Камачек обвязал лицо бурым платком, – ледяная крупа по щекам бьет, никто не заподозрит неладное, а иначе… – Он виновато пожал плечами: – Уж больно внешность у вас выразительная.
Дамир признал его правоту. Иногда встречались пеоны и терианцы, похожие на варханов – узколицые, с высокими скулами и слегка раскосыми глазами, но чаще они были рыхлыми, с топорными чертами массивных лиц, лупоглазыми. Так что лучше не рисковать и повязать косынку.
На набережной сразу перед мостом высился трех-этажный дом, на прогнившей крыше уже укоренился куст. У стен валялась отошедшая штукатурка вперемешку с разбитыми стеклами и почерневшими останками оконных рам.
– Идите за мной, – Камачек махнул рукой и, поплотнее запахнув плащ, направился вдоль фасада.
Дамир шагал следом и вглядывался в оконные проемы. Он кожей чувствовал: кто-то следит за ними, прячась в темноте. Правильнее было взять ещё несколько бойцов, но таким отрядом заинтересовались бы на переправе и донесли повстанцам. Слишком высоки ставки.
За спиной раздался скрип. Дамир обернулся и увидел двоих терианцев, сворачивающих мост.
Обогнули дом, перебрались через груду камней – разрушенную стену – и двинулись по выбитой в грязи тропинке. Впереди высились развалины, на первый взгляд необитаемые, но Дамир знал, что там, в темноте и сырости, копошатся бунтовщики, которым помойка милее порядка.
– А ну стоять! – крикнули из подворотни на терианском наречии.
Дамир скрестил руки на груди, напрягся, готовый принять бой. Камачек замер, силясь разглядеть, кто скрывается за стеной сыплющегося с неба льда.
– Кто такие? – навстречу шагнули трое закутанных с головы до ног мужчин, вооруженных скорчами – короткими помповыми ружьями.
Камачека держали под прицелом, значит, не предательство.
– Камачек, кто с тобой? Ты должен быть один.
– Не твоего ума дело, Нагиль, – проворчал Камачек. Держался он агрессивно и нагло.
Дамир понял, какую линию поведения выбрать, открыл лицо и проговорил на чистом терианском с ленивой сварливостью:
– Нагиль, много знать будешь – скорее помрешь. Советую обо мне забыть. Моя информация не для твоих ушей.
Второй и третий охранники переправы оказались более сговорчивыми, один молча освободил проход, другой прокричал:
– Идите за мной, машина на месте!
За рядом домов начинался пустырь. По щиколотки увязая в грязи, прочвакали до небольшого холма, присыпанного снежной крупой. Охранник нагнулся, нащупал что-то в грязи, потянул. И никакой это не холм! Коричневая, под цвет земли, ткань с хрустом сползла с уродливой трехколесной колымаги, сваренной из подручных материалов. Нос машины – две плотно подогнанные пластины с бойницами окон, на жестяной крыше – пулемет, за щитами на боках – поршни, сзади – огромный бак, увенчанный закопченной трубой.
Паромобиль, догадался Дамир. Залез по железной лестнице вслед за Камачеком, устроился на деревянном стуле рядом с Зармисом. Брат стянул с лица отсыревшую тряпку и проговорил:
– Ну что, пока нам везет! Дамир, улыбнись, твоя хмурая рожа удачу спугнет!
Дамир промолчал. Действительно, все, на что они могли рассчитывать, – жадность Камачека и удача. Если разоблачат себя, повстанцы разорвут их на клочки.
Камачек распахнул ржавую дверцу печи, сунул внутрь сухую бумагу, поджег и, краснея, принялся раздувать огонь. Пламя затрещало, раскидывая языки по мелким веткам, в железной кабине запахло жизнью. Заухало, заклокотало сердце машины. Камачек шлепнул себя по ляжкам и воскликнул:
– Еще немного, и поедем!
Зармис притянул сверток, лежащий у стены, развернул брезент, разложил на полу разрядники, выбрал один. Дамир, не в силах побороть нетерпение, сел на высокое кресло рядом с Камачеком и выглянул в окно-бойницу.
Машина с грохотом врезалась в завалы и волочила ржавые прутья арматуры, разбрызгивая грязь. Следом за ней бежали, помогая себе руками, человекоподобные, заросшие густой темной шерстью магулы. Одна тварь остановилась, ударила себя в грудь кулачищем, – стая рассыпалась по развалинам, и тотчас в машину полетели камни.
– Только бы не завязнуть, только бы… – бормотал под нос Камачек.
Подобно любому из берсер, Дамир презирал никчемных терианцев, а терианцев-предателей – и подавно. Подлец – существо заведомо ненадежное. Продал своих – и варханов подставит. С расчетом на это Дамир сливал Камачеку выгодную информацию, тот передавал повстанцам, оказывался правым, и ему верили.
Город кончился – сквозь вьюгу проступили очертания скал, закрывавших долину Нарлегиса. Клокоча и выпуская клубы пара, машина катилась в их сторону.
– Вот, вроде бы, и все. – Камачек остановил паромобиль, развернулся вместе с креслом и жалобно посмотрел на Дамира. – Я вас проведу до места, а дальше вы сами, хорошо? Я ж… ну, поймите сами!
– Там видно будет, – кивнул Дамир, надел тряпку-маску, выглянул в бойницу: никого, лишь ветер хлопает дверями, свистит в брошенных жилищах да гоняет хлам по замусоренным улицам.
Это место и раньше было трущобами, а теперь – и подавно.
Перед тем как двинуться в путь, Камачек нарисовал схему подземелья, где скрывается Горан, объяснил расстановку сил.
После теплой кабины ветер пробирал до костей. Дамир пригнулся и, переступая через лужи и мусор, последовал за Камачеком, Зармис замыкал шествие. Брели минут пять, Дамир зорко осматривался, чтобы запомнить местность, и отметил два поворота направо.
– Все. Дальше я не пойду, – проскулил Камачек. – Теперь вам по этой улице прямо, возле пятнадцатого дома повернуть налево. Там будет двор, в центре – дом-свечка, с дозорным. Обычно у входа дежурят двое, но сегодня может не быть никого. Или они там же, где и первый охранник. Или… увидите справа двухэтажки, почти целые… Охрана, вероятно, там.
Я буду ждать в машине.
Дамир кивнул и проверил оружие. Камачек потоптался рядом и потрусил к паромобилю.
Глава 3
– Выдвигаемся, что ли? – Зармис скорее констатировал факт, чем спрашивал, Дамир кивнул.
* * *
Камачек остался ждать на площади, к схрону Дамир и Зармис подошли вдвоем: ни к чему терианцу сюда соваться.Об этом подвале знали только самые близкие, Дамир использовал его как тайник – заброшенный дом на краю города, ни единого признака жизни.
На столе, в стеклянной банке, оплывала свеча. Огненные блики танцевали на стенах с пятнами плесени. Пахло гнилью и несвежим бельем, да и одежда, в которую собрался облачиться Дамир, выглядела как с помойки. Поношенный серый плащ с заплатками на локтях, мешковатые штаны, бесформенные войлочные боты. Мягкое железо, тонкий, но заметный доспех, придется снять и остаться беззащитным, практически голым.
Дамир может рисковать жизнью, но не Забвением.
«Кто бы подумал, – размышлял Дамир, отстёгивая кожаные наплечники, – что пеоны, жалкие тру́сы, создадут нечто, способное нарушить Великое Предопределение. Чем бы ни было Забвение, ему не место в лапах трясущихся псов».
А слухи ходили разные: «Забвение – воплощенный гнев Бурзбароса». «Забвение – великое избавление угнетенных». Забвение способно разрушить реальность, поработить кого угодно, просто стереть целый мир, изменить личность любого человека, даровать память и отнять ее… Предтечи умели делать оружие. А пеон Омний смог его воссоздать.
Напяливая застиранную до дыр рубаху, Дамир примерял на себя звание командера, мысленно рисовал на родовом гербу пометку – серебристое кольцо. Затягивая пояс, представлял себя в Ставке, на Ангулеме, а не здесь, на всеми забытой холодной и негостеприимной Териане. Старший брат, Максар Бер’Грон, сверкнет доблестью на Земле, а Дамир найдет себе применение и тут. Максар, конечно, станет бер’Ханом, возглавит берсеров, а Дамир будет его правой рукой.
Рядом пыхтел и ругался сквозь зубы Зармис – ему, франту, не по душе тряпье.
Они закончили одеваться одновременно. Дамир пристегнул к поясу пару ножен с короткими мечами для ближнего боя, приладил к предплечьям браслеты с выкидными лезвиями. Осталась последняя деталь – плащ, поношенный, как и у большинства повстанцев.
Зармис потянулся к разряднику, но Дамир перехватил его руку:
– Мы – мирные пеоны и не должны привлекать внимания. Терианский пёс обещал машину, там должно быть оружие.
– Мирные – так мирные… Как бы только пёс нас не покусал, брат. Ладно, идем уже. – Зармис накинул капюшон.
Младший, Ильмар, уже ждал братьев в центре Радужной площади. Раньше он был выше Дамира, но после того, как ему порядком укоротили простреленную ногу, Ильмар начал сутулиться, позвоночник его искривился, и братья сравнялись по росту. Женщины все равно любили Ильмара. Взять хотя бы последнюю его сожительницу, Агайру, – огонь, а не женщина. Высокая, яркая. Губы алые, волосы густые, черные, будто смоль, блестящие, словно зеркало. Дамир хотел её заполучить по праву старшего, но наткнулся на такое сопротивление и с её стороны, и со стороны Ильмара, что заподозрил брата в слабости, которую пеоны называют любовью, и отступил. Ни одна баба не стоит дружбы.
– Наступление ровно через четыре часа, – отчитался Ильмар.
– Место встречи – то же, – на ходу, кланяясь Ильмару в пояс, как и полагается терианцу при встрече с берсером, прошептал Дамир, направился к машущему рукой Камачеку и прошипел: – Попробуешь предать – твоих детей кинут на растерзание зверям, а из жен сделают манкуратов.
Камачек втянул голову в плечи.
– Я не подведу, вот… – Он очертил перед лицом овал, символизирующий Бурзбароса, мирового змея, поцеловал пальцы, собранные щепотью. – Во-о-от, священный круг мне на уста!
За это следовало отрезать язык и отрубить руку – нечестивый осквернял веру варханов, ведь для терианца и пеона свята лишь собственная шкура! – но Дамир сдержался. Демон ярости всегда овладевает не вовремя, но Дамир умеет отгонять его. Зармис наблюдал за сценой, склонив голову к плечу. Дамир мог бы поклясться, что брат улыбается по обыкновению иронично. Глубоко вдохнув, Дамир приказал Камачеку:
– Веди.
* * *
Зармис скользил по брусчатке, будто не касаясь ее, – змея, исполняющая смертельный танец. Налетел ветер, сорвал с него капюшон, плеснули на ветру длинные иссиня-черные волосы. Зармис прищурил глаза цвета стали и крикнул на терианском совершенно без акцента:– Очень удачная погода! Обожаю такую погоду!
Дамир ответил:
– Благоволение погоды – добрый знак.
Глянул на Зармиса, потом на Камачека – обрюзгшего, с лиловым носом и отвратительным пузом, выпирающим из-под плаща, и поджал губы. Да, варханы отличаются от пеонов и терианцев, распущенность позволяют себе разве что бер’Махи. Клан бер’Гронов испокон веков на несколько ступеней ближе к совершенству.
Соответственно легенде путь начали на окраине Наргелиса и узкими переулками, зажатыми между кособокими домишками, двигались до самой реки. Под ногами чавкала грязь – снег не лежал на земле, таял. Растительности почти не было – чахлые, искривленные вечными ветрами деревца, пучки прошлогодней почерневшей травы.
Непогода разошлась на полную: завывала в подворотнях, гнала вдоль стен труху, смешанную с градом. Горожане попрятались в своих норах, по пути не встретились даже варханские патрули. Дамир пообещал себе по возвращении разобраться с этим, потому что в ненастные дни и происходит больше всего преступлений.
Обитаемая часть Нарлегиса заканчивалась забранной в гранит и мрамор набережной, внизу бежала мутная река, образуя маленькие водовороты у каменистых островов. Из-за града на воде вздувались пузыри, будто она кипела. Видимость была скверная – другого берега не разглядишь, не то что официальную переправу выше по течению.
Дамир с Зармисом шли за Камачеком вдоль берега. Здесь ветру не было преград, плащи хлопали как крылья, облепляли ноги.
О навесном мосту повстанцев Дамир знал уже почти год и, затаившись, выжидал. У него имелся список причастных, на многих Дамир завел досье. Он ждал момента, когда осведомленность сыграет на руку, и вот момент настал.
Не зря он два года торчал на Териане! Пришла пора больших перемен!
У самой узкой части реки стояли два столба. От них на другой берег, к таким же столбам, уходили канаты – два внизу и два наверху. Дамир заметил систему блоков. И всё, и никаких тебе перекладин. Не перелезть. Они что, это называют мостом?
Камачек вытер покрытое каплями дождя и пота лицо, вытащил из кармана маленькую трубочку и переливчато свистнул, подавая сигнал. Сложный тонкий звук отразился от стен домов.
– Ждем! – Камачек тяжело дышал. – Сейчас.
На том берегу показались размытые из-за непрекращающегося дождя с градом силуэты, засуетились у блоков. Поползла, распрямляясь, гармошка моста – дощечки, нанизанные на веревки. Нижние канаты, оказывается, служили опорой, а верхние – перилами.
Камачек, снова очертив круг перед лицом, ухватился за переплетенные канаты, долго перебирал ногами, чтобы залезть, наконец взобрался. Дамир подтянулся и поднялся. Мост напоминал живое существо – дрожал, покачивался, его скрип походил на стон. Внизу с грохотом мчалась свинцово-пепельная, под цвет неба река, разделявшая город на обитаемую и брошенную части. Камачек то и дело протяжно вздыхал и побелевшими пальцами хватался за ненадежные перила из верёвок. Дамир уверенно шагал вперед; когда мост начинал раскачиваться под порывами ветра, останавливался, широко расставив ноги. Позади бесшумно двигался Зармис.
Очередной порыв ветра вскинул подол плаща Камачека, забросил на спину, явив миру толстый зад, обтянутый потертыми штанами. Информатор вскрикнул, плюхнулся на четвереньки. Дамир с трудом подавил желание дать пинка – настоящий берсер должен сдерживать ярость и оставаться бесстрастным, это – первая ступень на пороге к совершенству. Пусть пеонов раздирают демоны, именно поэтому они – слуги. Варханы будут всегда на вершине, они – основа мироздания.
Сообразив, что поддержки не дождется, Камачек кряхтя поднялся и приставным шажком преодолел остатки пути. Ступил на твердую землю и вытер пот с одутловатой рожи. От встречного ветра его глаза слезились.
Люди, подавшие мост, куда-то пропали.
Дамир все сильнее подозревал, что это заплывшее жиром существо приведет его в засаду. Уж слишком он труслив, мелочен и падок до наживы.
– Теперь лучше сделать вот так, – Камачек обвязал лицо бурым платком, – ледяная крупа по щекам бьет, никто не заподозрит неладное, а иначе… – Он виновато пожал плечами: – Уж больно внешность у вас выразительная.
Дамир признал его правоту. Иногда встречались пеоны и терианцы, похожие на варханов – узколицые, с высокими скулами и слегка раскосыми глазами, но чаще они были рыхлыми, с топорными чертами массивных лиц, лупоглазыми. Так что лучше не рисковать и повязать косынку.
На набережной сразу перед мостом высился трех-этажный дом, на прогнившей крыше уже укоренился куст. У стен валялась отошедшая штукатурка вперемешку с разбитыми стеклами и почерневшими останками оконных рам.
– Идите за мной, – Камачек махнул рукой и, поплотнее запахнув плащ, направился вдоль фасада.
Дамир шагал следом и вглядывался в оконные проемы. Он кожей чувствовал: кто-то следит за ними, прячась в темноте. Правильнее было взять ещё несколько бойцов, но таким отрядом заинтересовались бы на переправе и донесли повстанцам. Слишком высоки ставки.
За спиной раздался скрип. Дамир обернулся и увидел двоих терианцев, сворачивающих мост.
Обогнули дом, перебрались через груду камней – разрушенную стену – и двинулись по выбитой в грязи тропинке. Впереди высились развалины, на первый взгляд необитаемые, но Дамир знал, что там, в темноте и сырости, копошатся бунтовщики, которым помойка милее порядка.
– А ну стоять! – крикнули из подворотни на терианском наречии.
Дамир скрестил руки на груди, напрягся, готовый принять бой. Камачек замер, силясь разглядеть, кто скрывается за стеной сыплющегося с неба льда.
– Кто такие? – навстречу шагнули трое закутанных с головы до ног мужчин, вооруженных скорчами – короткими помповыми ружьями.
Камачека держали под прицелом, значит, не предательство.
– Камачек, кто с тобой? Ты должен быть один.
– Не твоего ума дело, Нагиль, – проворчал Камачек. Держался он агрессивно и нагло.
Дамир понял, какую линию поведения выбрать, открыл лицо и проговорил на чистом терианском с ленивой сварливостью:
– Нагиль, много знать будешь – скорее помрешь. Советую обо мне забыть. Моя информация не для твоих ушей.
Второй и третий охранники переправы оказались более сговорчивыми, один молча освободил проход, другой прокричал:
– Идите за мной, машина на месте!
За рядом домов начинался пустырь. По щиколотки увязая в грязи, прочвакали до небольшого холма, присыпанного снежной крупой. Охранник нагнулся, нащупал что-то в грязи, потянул. И никакой это не холм! Коричневая, под цвет земли, ткань с хрустом сползла с уродливой трехколесной колымаги, сваренной из подручных материалов. Нос машины – две плотно подогнанные пластины с бойницами окон, на жестяной крыше – пулемет, за щитами на боках – поршни, сзади – огромный бак, увенчанный закопченной трубой.
Паромобиль, догадался Дамир. Залез по железной лестнице вслед за Камачеком, устроился на деревянном стуле рядом с Зармисом. Брат стянул с лица отсыревшую тряпку и проговорил:
– Ну что, пока нам везет! Дамир, улыбнись, твоя хмурая рожа удачу спугнет!
Дамир промолчал. Действительно, все, на что они могли рассчитывать, – жадность Камачека и удача. Если разоблачат себя, повстанцы разорвут их на клочки.
Камачек распахнул ржавую дверцу печи, сунул внутрь сухую бумагу, поджег и, краснея, принялся раздувать огонь. Пламя затрещало, раскидывая языки по мелким веткам, в железной кабине запахло жизнью. Заухало, заклокотало сердце машины. Камачек шлепнул себя по ляжкам и воскликнул:
– Еще немного, и поедем!
Зармис притянул сверток, лежащий у стены, развернул брезент, разложил на полу разрядники, выбрал один. Дамир, не в силах побороть нетерпение, сел на высокое кресло рядом с Камачеком и выглянул в окно-бойницу.
Машина с грохотом врезалась в завалы и волочила ржавые прутья арматуры, разбрызгивая грязь. Следом за ней бежали, помогая себе руками, человекоподобные, заросшие густой темной шерстью магулы. Одна тварь остановилась, ударила себя в грудь кулачищем, – стая рассыпалась по развалинам, и тотчас в машину полетели камни.
– Только бы не завязнуть, только бы… – бормотал под нос Камачек.
Подобно любому из берсер, Дамир презирал никчемных терианцев, а терианцев-предателей – и подавно. Подлец – существо заведомо ненадежное. Продал своих – и варханов подставит. С расчетом на это Дамир сливал Камачеку выгодную информацию, тот передавал повстанцам, оказывался правым, и ему верили.
Город кончился – сквозь вьюгу проступили очертания скал, закрывавших долину Нарлегиса. Клокоча и выпуская клубы пара, машина катилась в их сторону.
– Вот, вроде бы, и все. – Камачек остановил паромобиль, развернулся вместе с креслом и жалобно посмотрел на Дамира. – Я вас проведу до места, а дальше вы сами, хорошо? Я ж… ну, поймите сами!
– Там видно будет, – кивнул Дамир, надел тряпку-маску, выглянул в бойницу: никого, лишь ветер хлопает дверями, свистит в брошенных жилищах да гоняет хлам по замусоренным улицам.
Это место и раньше было трущобами, а теперь – и подавно.
Перед тем как двинуться в путь, Камачек нарисовал схему подземелья, где скрывается Горан, объяснил расстановку сил.
После теплой кабины ветер пробирал до костей. Дамир пригнулся и, переступая через лужи и мусор, последовал за Камачеком, Зармис замыкал шествие. Брели минут пять, Дамир зорко осматривался, чтобы запомнить местность, и отметил два поворота направо.
– Все. Дальше я не пойду, – проскулил Камачек. – Теперь вам по этой улице прямо, возле пятнадцатого дома повернуть налево. Там будет двор, в центре – дом-свечка, с дозорным. Обычно у входа дежурят двое, но сегодня может не быть никого. Или они там же, где и первый охранник. Или… увидите справа двухэтажки, почти целые… Охрана, вероятно, там.
Я буду ждать в машине.
Дамир кивнул и проверил оружие. Камачек потоптался рядом и потрусил к паромобилю.
Глава 3
Портал в другой мир
Процессия напоминала «этап» каторжан века этак девятнадцатого: кандалы на руках и ногах, ошейники, прицепленные к слеге[6] за короткие, на каждом шагу звякающие цепи. Саня шаркал, покачиваясь в общем строю. Он отупел от боли в затылке и не сводил взгляда со спины впереди идущего, лишь бы не видеть зеленое небо, конвоиров – говорящих на чужом языке людей в кожаных плащах, – трёхгорбых коров и шатров в центре Москвы.
– Что же это, – бубнил идущий следом, – что же это? Кто они? Американцы, да?
Сане очень хотелось бы, чтобы захватчики оказались американцами, но он не верил в теорию заговора. Вот в общее раздолбайство – запросто, а во всяких масонов и желание США поработить мир – ни на минуту.
Тип в плаще, обходящий строй, прищелкнул бичом, и болтун заткнулся. Саня не помнил, как его заковали. Очнулся он, когда пленников поднимали. Встал и поплелся неизвестно куда, оказалось – в центр, к Кремлю.
Была ночь. Москва, подсвеченная огнями пожаров, костров, вспышками зеленых молний, походила на компьютерную игру, мрачный квест или шутер… Если бы голова не болела, Саня убедил бы себя, что спит.
– Куда вы нас ведете? – снова завелся болтун.
Насколько мог судить Саня, конвоиры не ответят. Даже вопроса не поймут – они не говорят по-русски. Саня попытался брести с закрытыми глазами – не получалось. Им овладело спокойствие животного на бойне: уже всё, ты невластен над своей судьбой. Строй внезапно остановился. Саня не знал, что происходит впереди.
Ко всем пленникам по очереди приходили конвоиры, отстегивали ошейники от слеги. Когда освободили Саню, он тупо сел на брусчатку. Вокруг опускались на камни такие же уставшие пленники. Саня наконец-то осмотрелся: Красную площадь превратили в дикий лагерь, помесь стойбища Чингисхана с военной ставкой времен Первой мировой. Раздавались хриплые, резкие команды, сновали люди, одни в газовых масках, другие – со странно застывшими лицами, в самой разной одежде, от кожаных галифе до растаманских рубах.
К Сане приблизился человек в плаще с двумя красными полосками на рукаве, стянул респиратор на шею. Лицо худое, со впалыми щеками, глаза темные, чуть раскосые. Что-то среднее между семитом и монголоидом, волосы – очень прямые, черные. Остальные чужаки походили на него, как братья, – все черноволосые, и типаж тот же.
Двухполосочный пролаял непонятную Сане команду.
Подскочили помощники, принялись пинками сортировать пленных. Саню вместе с десятком молодых плечистых парней отогнали в сторону, заставили построиться. Саня косился на вооруженных конвоиров и прикидывал, не попробовать ли удрать? Вспоминались фильмы про концлагерь, где одних ждали каторжные работы и медленная смерть, а других – газовые камеры: смерть быстрая, и неизвестно еще, что хуже.
Казалось бы, элементарно: вот этот здоровяк, бритый налысо, с короткими черными усиками и шрамом на левой щеке, может вскочить, раскидать конвоиров и зигзагами кинуться прочь, уводя их. «Танчить»[7] будет. Саня рванет следом, отберет, например, странную пушку у ближайшего, а потом… М-да. И как объяснить другим пленным порядок действий? Метки не расставишь, кинутся кто на кого, а нужно скопом наваливаться на одного врага, пока лысый уводит остальных.
Впрочем, здоровяка застрелят в спину. Это – не игра, напомнил себе Саня, конвоиры – не мобы.
Самое разумное – дождаться развития событий. Если сразу не прикончили, наверное, и дальше не убьют.
Конвоиры снова засуетились, «двухполосочный» отдал приказ, прибежал монах – не монах, но кто-то в просторной черной рясе, заспорил с командиром. Саня пытался уловить смысл разговора и злился на себя: совсем чужой язык. Тюркский? Вроде, нет. Латынь? Эсперанто? Нет. В словах угадывались славянские корни.
– Что они собираются делать? – давешний болтун попал в одну группу с Саней.
Саня обернулся и посмотрел на него: неприметный мужичок лет тридцати пяти, роста среднего, прическа «стригусь дешево в ближайшей парикмахерской». На подбородке – раздражение от бритья. Глаза выпучил, дышит часто, поверхностно. Подобных неадекватов Саня навидался в игре: врубит «эмо-мод» на полную, ноет, ноет, ноет, а потом на режим паники переключится и удерет, обязательно врубившись в кучу мобов и подохнув бесславным образом. В Санином клане таких не отхиливали и не поднимали[8].
– Они не имеют права, так ведь? Женевская конвенция… – Лупоглазый сделал жест, будто поправлял несуществующие очки.
Ах ты ботаник! Конвенция ему. Саня сжалился, объяснил:
– Да никто эту конвенцию не соблюдает! Ты еще «Декларацию прав человека» вспомни!
Лупоглазый дернул головой, будто Саня ему по морде дал, и пролепетал:
– Мы с вами на «ты» не переходили!
Бритоголовый заржал. Ботаник заткнулся. За диалогом с неодобрением наблюдал вооруженный конвоир – в маске, неотличимый от других. Саня счел за лучшее отвернуться от собеседника. Не хочет слушать – не нужно. Пусть себе дальше причитает и дергается.
«Монах» в черном, наконец, договорился с командиром. Саня вытянул шею – посмотреть, что они будут делать, но конвоиру надоело любопытство пленника, и он шагнул к Сане, закрывая обзор. Саня сделал вид, будто ему неинтересно.
Где сейчас Юлька? У тещи прячется? Лишь бы хватило мозгов не выходить на улицу. При воспоминании о жене голова заболела сильнее. Не успел, не отыскал ее! А теперь неизвестно, когда найдет, сможет ли выбраться.
Повинуясь резкому выкрику, конвоир шагнул вперед и принялся лупить пленников, заставляя лечь ничком на брусчатку. Саня послушно уткнулся носом в камень, успев заметить, что захватчики тоже падают. Что-то хлопнуло на грани слышимости, затрещало – такое чувство, что рвется материя мира, – и Саню будто начало затягивать в водоворот. Саня заметил, что зеленое свечение стало ярче. Приподнял голову: сильным ветром его тащило к изумрудному овалу «портала». Пятно расширялось и, достигнув метров двух в диаметре, стабилизировалось. Внутри воронки переливались зеленые тени.
Поднимаясь, конвоир рявкнул какую-то команду. Саня догадался, что от него хотят, встал. Ветер прекратился. Подгоняемый конвоиром Саня вместе с ботаником, лысым и другими людьми шагнул в зеленое пятно.
Конвоиры подогнали пленников ближе к цветку, и Саня увидел следующий портал – теперь понятно, что это он и есть. Как в игре. Шагаешь – и оказываешься в другом месте. Несколько метров до портала одолели почти бегом, бряцая цепями.
Снова – шаг в пустоту.
На этот раз переход дался Сане тяжело. Такое чувство, что резко сменилась погода: давило на голову, руки-ноги не слушались. Ботаник, до этого испуганно молчавший, застонал.
Вроде бы они остались в прежнем зале: та же гулкая пустота, потолка не видно… От «энергетического цветка» к пленникам и конвоирам спешил «монах» в черном, размахивал руками и кричал по-своему. Саня попытался уловить смысл, но понял лишь: жрец взволнован. Засуетились конвоиры. Ботаника рывком поставили на ноги. Пленников погнали к выходу: створки дверей распахнулись, впуская в зал солнечные лучи.
А ведь только что была ночь!
Саня задержался на пороге, получил тычок в спину и выскочил наружу.
Солнце ослепило его.
Под ногами шуршал очень мелкий светло-желтый песок. Метрах в двадцати синела полоска воды, довольно широкая, то ли река, то ли бухта. Пахло хвоей. Жужжали насекомые.
У Сани зазвенело в ушах, зачастило, сорвалось на бег сердце. Дышать стало трудно, ладони вспотели, зазнобило. Он пытался сделать хоть шаг – и не мог. Постарался сориентироваться – и это оказалось выше его сил. Все чувства схлынули, мысли ворочались вяло, цепляясь одна за другую: я – не в Москве. Похоже, не на Земле. Значит, захватчики – инопланетяне?!
Руки задрожали сильнее, колени подогнулись, Саня еле удерживался, чтобы не рухнуть на песок.
Рядом – Саня с трудом повернул голову – упал ботаник. Обморок.
– Что… Что за… – бормотал бритый усач.
Саня пытался ответить, но язык не повиновался. Плохо. Реакция на стресс. Возьми себя в руки. Дыши ровнее. Все нормально, это – выброс адреналина. Успокойся. Думай. Не теряй себя. Сейчас все наладится.
Конвоир за ноги волок ботаника к воде. Бритый, не переставая бормотать, двинул следом, и Сане ничего не оставалось, как в группе других брести за ними. Инопланетянин затащил ботаника в рощу туи и бросил там. Остальные стадом баранов столпились рядом.
Охранник что-то рявкнул и повелительно махнул рукой.
Саня опустился на горячий песок. В голове прояснилось. Местность напоминала одновременно Комаровский берег Финского залива под Питером и Черноморское побережье Северного Крыма: тепло, даже жарко, очень влажно. Эфирными маслами пахнет. Здание, из которого их вывели, – здоровенная пирамида, выстроенная из гранита и светлых блоков песчаника. Вокруг – всякие голосеменные: Саня узнал родственников лиственницы, кипариса, туи, сосны…
Он осторожно поднялся. Конвоиры оставили пленных в покое, совещались у пирамиды. Кандалы нагрелись на солнце, под них уже успел набиться песок, и теперь запястья натирало.
С высоты своего роста Саня разглядел на той стороне реки деревянные домики с крышами, крытыми соломой. Деревня походит на негритянскую. Тихо: ни шума двигателей, ни тарахтения моторных лодок, ни голосов. Ласковый ветер.
Дрожь в конечностях прошла, сердцебиение выровнялось. Нужно действовать, пока конвоиры не вернулись. Если удрать сейчас, найти укрытие, сбить кандалы – можно ночью пробраться в это здание, войти в портал и попасть обратно, на Землю.
Логика подсказывала, что план выполнимый. Саня огляделся: никто не обращал на него внимания, спутники до сих пор были словно пришиблены, даже бритый. Медленно, стараясь не звенеть цепями, Саня сместился так, чтобы туя заслонила его от конвоиров.
Куда бежать? Саня плавно двигался вдоль кромки берега, но цепи все равно бряцали. В соседней роще раздавались голоса. Саня замер, прислушался: женщины. Русские.
– Где мы? – хныкала какая-то девчонка. – Где мы? Где мы?..
– Прекрати ныть! – Эту интонацию, злую, на грани слез, этот голос Саня узнал бы из миллионов.
Юлька! Забыв обо всем на свете, Саня рванулся к ней. Упал. Юлька! Юлька тоже здесь! Ползти, раз встать не получается!
Над ним, заслоняя свет, вырос силуэт. Саня поднял голову. Захватчик в плаще смотрел на него, и ухмылка на худом лице не предвещала ничего доброго. Охранник поднял оружие. Направил на Саню. Последнее, что увидел пленник, – алая молния.
– Что же это, – бубнил идущий следом, – что же это? Кто они? Американцы, да?
Сане очень хотелось бы, чтобы захватчики оказались американцами, но он не верил в теорию заговора. Вот в общее раздолбайство – запросто, а во всяких масонов и желание США поработить мир – ни на минуту.
Тип в плаще, обходящий строй, прищелкнул бичом, и болтун заткнулся. Саня не помнил, как его заковали. Очнулся он, когда пленников поднимали. Встал и поплелся неизвестно куда, оказалось – в центр, к Кремлю.
Была ночь. Москва, подсвеченная огнями пожаров, костров, вспышками зеленых молний, походила на компьютерную игру, мрачный квест или шутер… Если бы голова не болела, Саня убедил бы себя, что спит.
– Куда вы нас ведете? – снова завелся болтун.
Насколько мог судить Саня, конвоиры не ответят. Даже вопроса не поймут – они не говорят по-русски. Саня попытался брести с закрытыми глазами – не получалось. Им овладело спокойствие животного на бойне: уже всё, ты невластен над своей судьбой. Строй внезапно остановился. Саня не знал, что происходит впереди.
Ко всем пленникам по очереди приходили конвоиры, отстегивали ошейники от слеги. Когда освободили Саню, он тупо сел на брусчатку. Вокруг опускались на камни такие же уставшие пленники. Саня наконец-то осмотрелся: Красную площадь превратили в дикий лагерь, помесь стойбища Чингисхана с военной ставкой времен Первой мировой. Раздавались хриплые, резкие команды, сновали люди, одни в газовых масках, другие – со странно застывшими лицами, в самой разной одежде, от кожаных галифе до растаманских рубах.
К Сане приблизился человек в плаще с двумя красными полосками на рукаве, стянул респиратор на шею. Лицо худое, со впалыми щеками, глаза темные, чуть раскосые. Что-то среднее между семитом и монголоидом, волосы – очень прямые, черные. Остальные чужаки походили на него, как братья, – все черноволосые, и типаж тот же.
Двухполосочный пролаял непонятную Сане команду.
Подскочили помощники, принялись пинками сортировать пленных. Саню вместе с десятком молодых плечистых парней отогнали в сторону, заставили построиться. Саня косился на вооруженных конвоиров и прикидывал, не попробовать ли удрать? Вспоминались фильмы про концлагерь, где одних ждали каторжные работы и медленная смерть, а других – газовые камеры: смерть быстрая, и неизвестно еще, что хуже.
Казалось бы, элементарно: вот этот здоровяк, бритый налысо, с короткими черными усиками и шрамом на левой щеке, может вскочить, раскидать конвоиров и зигзагами кинуться прочь, уводя их. «Танчить»[7] будет. Саня рванет следом, отберет, например, странную пушку у ближайшего, а потом… М-да. И как объяснить другим пленным порядок действий? Метки не расставишь, кинутся кто на кого, а нужно скопом наваливаться на одного врага, пока лысый уводит остальных.
Впрочем, здоровяка застрелят в спину. Это – не игра, напомнил себе Саня, конвоиры – не мобы.
Самое разумное – дождаться развития событий. Если сразу не прикончили, наверное, и дальше не убьют.
Конвоиры снова засуетились, «двухполосочный» отдал приказ, прибежал монах – не монах, но кто-то в просторной черной рясе, заспорил с командиром. Саня пытался уловить смысл разговора и злился на себя: совсем чужой язык. Тюркский? Вроде, нет. Латынь? Эсперанто? Нет. В словах угадывались славянские корни.
– Что они собираются делать? – давешний болтун попал в одну группу с Саней.
Саня обернулся и посмотрел на него: неприметный мужичок лет тридцати пяти, роста среднего, прическа «стригусь дешево в ближайшей парикмахерской». На подбородке – раздражение от бритья. Глаза выпучил, дышит часто, поверхностно. Подобных неадекватов Саня навидался в игре: врубит «эмо-мод» на полную, ноет, ноет, ноет, а потом на режим паники переключится и удерет, обязательно врубившись в кучу мобов и подохнув бесславным образом. В Санином клане таких не отхиливали и не поднимали[8].
– Они не имеют права, так ведь? Женевская конвенция… – Лупоглазый сделал жест, будто поправлял несуществующие очки.
Ах ты ботаник! Конвенция ему. Саня сжалился, объяснил:
– Да никто эту конвенцию не соблюдает! Ты еще «Декларацию прав человека» вспомни!
Лупоглазый дернул головой, будто Саня ему по морде дал, и пролепетал:
– Мы с вами на «ты» не переходили!
Бритоголовый заржал. Ботаник заткнулся. За диалогом с неодобрением наблюдал вооруженный конвоир – в маске, неотличимый от других. Саня счел за лучшее отвернуться от собеседника. Не хочет слушать – не нужно. Пусть себе дальше причитает и дергается.
«Монах» в черном, наконец, договорился с командиром. Саня вытянул шею – посмотреть, что они будут делать, но конвоиру надоело любопытство пленника, и он шагнул к Сане, закрывая обзор. Саня сделал вид, будто ему неинтересно.
Где сейчас Юлька? У тещи прячется? Лишь бы хватило мозгов не выходить на улицу. При воспоминании о жене голова заболела сильнее. Не успел, не отыскал ее! А теперь неизвестно, когда найдет, сможет ли выбраться.
Повинуясь резкому выкрику, конвоир шагнул вперед и принялся лупить пленников, заставляя лечь ничком на брусчатку. Саня послушно уткнулся носом в камень, успев заметить, что захватчики тоже падают. Что-то хлопнуло на грани слышимости, затрещало – такое чувство, что рвется материя мира, – и Саню будто начало затягивать в водоворот. Саня заметил, что зеленое свечение стало ярче. Приподнял голову: сильным ветром его тащило к изумрудному овалу «портала». Пятно расширялось и, достигнув метров двух в диаметре, стабилизировалось. Внутри воронки переливались зеленые тени.
Поднимаясь, конвоир рявкнул какую-то команду. Саня догадался, что от него хотят, встал. Ветер прекратился. Подгоняемый конвоиром Саня вместе с ботаником, лысым и другими людьми шагнул в зеленое пятно.
* * *
В первые минуты Саня ничего не понял: кружилась голова. Они стояли в полутемном огромном зале, гулком и пустом, и перед ним переливался поразительной красоты энергетический цветок. По-другому описать это сплетение синих плазменных нитей Саня не мог.Конвоиры подогнали пленников ближе к цветку, и Саня увидел следующий портал – теперь понятно, что это он и есть. Как в игре. Шагаешь – и оказываешься в другом месте. Несколько метров до портала одолели почти бегом, бряцая цепями.
Снова – шаг в пустоту.
На этот раз переход дался Сане тяжело. Такое чувство, что резко сменилась погода: давило на голову, руки-ноги не слушались. Ботаник, до этого испуганно молчавший, застонал.
Вроде бы они остались в прежнем зале: та же гулкая пустота, потолка не видно… От «энергетического цветка» к пленникам и конвоирам спешил «монах» в черном, размахивал руками и кричал по-своему. Саня попытался уловить смысл, но понял лишь: жрец взволнован. Засуетились конвоиры. Ботаника рывком поставили на ноги. Пленников погнали к выходу: створки дверей распахнулись, впуская в зал солнечные лучи.
А ведь только что была ночь!
Саня задержался на пороге, получил тычок в спину и выскочил наружу.
Солнце ослепило его.
Под ногами шуршал очень мелкий светло-желтый песок. Метрах в двадцати синела полоска воды, довольно широкая, то ли река, то ли бухта. Пахло хвоей. Жужжали насекомые.
У Сани зазвенело в ушах, зачастило, сорвалось на бег сердце. Дышать стало трудно, ладони вспотели, зазнобило. Он пытался сделать хоть шаг – и не мог. Постарался сориентироваться – и это оказалось выше его сил. Все чувства схлынули, мысли ворочались вяло, цепляясь одна за другую: я – не в Москве. Похоже, не на Земле. Значит, захватчики – инопланетяне?!
Руки задрожали сильнее, колени подогнулись, Саня еле удерживался, чтобы не рухнуть на песок.
Рядом – Саня с трудом повернул голову – упал ботаник. Обморок.
– Что… Что за… – бормотал бритый усач.
Саня пытался ответить, но язык не повиновался. Плохо. Реакция на стресс. Возьми себя в руки. Дыши ровнее. Все нормально, это – выброс адреналина. Успокойся. Думай. Не теряй себя. Сейчас все наладится.
Конвоир за ноги волок ботаника к воде. Бритый, не переставая бормотать, двинул следом, и Сане ничего не оставалось, как в группе других брести за ними. Инопланетянин затащил ботаника в рощу туи и бросил там. Остальные стадом баранов столпились рядом.
Охранник что-то рявкнул и повелительно махнул рукой.
Саня опустился на горячий песок. В голове прояснилось. Местность напоминала одновременно Комаровский берег Финского залива под Питером и Черноморское побережье Северного Крыма: тепло, даже жарко, очень влажно. Эфирными маслами пахнет. Здание, из которого их вывели, – здоровенная пирамида, выстроенная из гранита и светлых блоков песчаника. Вокруг – всякие голосеменные: Саня узнал родственников лиственницы, кипариса, туи, сосны…
Он осторожно поднялся. Конвоиры оставили пленных в покое, совещались у пирамиды. Кандалы нагрелись на солнце, под них уже успел набиться песок, и теперь запястья натирало.
С высоты своего роста Саня разглядел на той стороне реки деревянные домики с крышами, крытыми соломой. Деревня походит на негритянскую. Тихо: ни шума двигателей, ни тарахтения моторных лодок, ни голосов. Ласковый ветер.
Дрожь в конечностях прошла, сердцебиение выровнялось. Нужно действовать, пока конвоиры не вернулись. Если удрать сейчас, найти укрытие, сбить кандалы – можно ночью пробраться в это здание, войти в портал и попасть обратно, на Землю.
Логика подсказывала, что план выполнимый. Саня огляделся: никто не обращал на него внимания, спутники до сих пор были словно пришиблены, даже бритый. Медленно, стараясь не звенеть цепями, Саня сместился так, чтобы туя заслонила его от конвоиров.
Куда бежать? Саня плавно двигался вдоль кромки берега, но цепи все равно бряцали. В соседней роще раздавались голоса. Саня замер, прислушался: женщины. Русские.
– Где мы? – хныкала какая-то девчонка. – Где мы? Где мы?..
– Прекрати ныть! – Эту интонацию, злую, на грани слез, этот голос Саня узнал бы из миллионов.
Юлька! Забыв обо всем на свете, Саня рванулся к ней. Упал. Юлька! Юлька тоже здесь! Ползти, раз встать не получается!
Над ним, заслоняя свет, вырос силуэт. Саня поднял голову. Захватчик в плаще смотрел на него, и ухмылка на худом лице не предвещала ничего доброго. Охранник поднял оружие. Направил на Саню. Последнее, что увидел пленник, – алая молния.