Страница:
Приговором трибунала установлен и механизм уничтожения военнопленных, «…их должны были убивать выстрелом в затылок». Все это присутствовало и в Катынской трагедии.
Считаю уместным процитировать и еще одну выдержку из приговора трибунала.
Она достаточно убедительно раскрывает причины уничтожения немцами пленных поляков. Кейтель пояснил, что во время его нахождения 12 сентября 1939 года в штабном поезде Гитлера, тот заявил ему, что «…польская интеллигенция, дворянство и евреи должны быть ликвидированы… нельзя допускать, чтобы интеллигенция могла стать руководящим классом, что жизненный уровень должен оставаться низким и что Польша будет использована только как источник принудительного труда». Кейтель признал, что «такая политическая линия существовала…».
Об этом подробные показания трибуналу дал Франк, бывший генерал-губернатор оккупированной польской территории. Еще в октябре 1939 года он, провозглашая основные направления своей политики, заявил: «Польша должна рассматриваться как колония, поляки будут рабами Великой германской мировой империи».
Международным трибуналом виновными по разделу № 3 «Военные преступления» кроме Геринга были признаны Риббентроп, Кейтель, Кальтенбруннер, Розенберг, Франк, Фрик, Функ, Денниц, Редер, Заукель, Йодль, Зейсс-Никварий, Шпеер, фон Нейрат, Борман (заочно).
Справедливое возмездие, суд истории состоялись. Однако достойно сожаления, что итоги Второй мировой войны подрываются не где-нибудь, а здесь, в России. Это не может далее быть терпимым. Отрицание выводов Международного военного трибунала в Нюрнберге, любая попытка пересмотра его решений должны немедленно пресекаться, вплоть до применения мер уголовно-правового характера.
1990 год. ТАСС уполномочен заявить…
1990—2004 годы. Главная военная прокуратура. Дело №159
2010 год. Госдума РФ. «Круглый стол» по Катынскому делу
Считаю уместным процитировать и еще одну выдержку из приговора трибунала.
Она достаточно убедительно раскрывает причины уничтожения немцами пленных поляков. Кейтель пояснил, что во время его нахождения 12 сентября 1939 года в штабном поезде Гитлера, тот заявил ему, что «…польская интеллигенция, дворянство и евреи должны быть ликвидированы… нельзя допускать, чтобы интеллигенция могла стать руководящим классом, что жизненный уровень должен оставаться низким и что Польша будет использована только как источник принудительного труда». Кейтель признал, что «такая политическая линия существовала…».
* * *
К этому остается добавить, что за время оккупации Польши гитлеровцы уничтожили 6 миллионов ее жителей или 22 процента населения страны. Конечная цель геноцида состояла в ликвидации к 1950 году всего польского народа. Поэтому уничтожение немецкими оккупантами в Катынском лесу поляков было закономерным продолжением политики Гитлера по полной ликвидации образованного населения Польши.Об этом подробные показания трибуналу дал Франк, бывший генерал-губернатор оккупированной польской территории. Еще в октябре 1939 года он, провозглашая основные направления своей политики, заявил: «Польша должна рассматриваться как колония, поляки будут рабами Великой германской мировой империи».
Международным трибуналом виновными по разделу № 3 «Военные преступления» кроме Геринга были признаны Риббентроп, Кейтель, Кальтенбруннер, Розенберг, Франк, Фрик, Функ, Денниц, Редер, Заукель, Йодль, Зейсс-Никварий, Шпеер, фон Нейрат, Борман (заочно).
Справедливое возмездие, суд истории состоялись. Однако достойно сожаления, что итоги Второй мировой войны подрываются не где-нибудь, а здесь, в России. Это не может далее быть терпимым. Отрицание выводов Международного военного трибунала в Нюрнберге, любая попытка пересмотра его решений должны немедленно пресекаться, вплоть до применения мер уголовно-правового характера.
1990 год. ТАСС уполномочен заявить…
После Второй мировой войны Европа залечивала раны, восстанавливала разрушенную промышленность, из руин поднимала города. Люди радовались миру, с болью вспоминали о погибших. И только какая-то часть поляков, не пожелавшая вернуться в свою страну, оказавшуюся в зоне территориальных интересов Советского Союза, мечтала об отмщении за расстрелянных НКВД земляках. И немцы, и русские для них были враги. Но к русским ненависть они испытывали больше хотя бы потому, что в СССР хозяйничали коммунисты, что Красная, а потом и Советская армия не позволили им осуществить великую цель, поставленную в начале XX века главой возрожденного польского государства Юзефом Пилсудским – Речи Посполитой от Балтийского до Черного моря. Оттого провокация Геббельса оказалась как нельзя кстати инициаторам холодной войны, а значит и полякам, жаждущим политического реванша. Они были призваны в строй антисоветской коалиции и как наемники брошены в бой. В то время их задача состояла в одном – заставить русских признать свою вину в гибели военнопленных поляков.
На Западе было издано немало книг, в которых утверждалось, что преступления в Катыни совершили сотрудники НКВД. Эту позицию в 1952 году отстаивала специальная комиссия Палаты представителей Конгресса США (комиссия Мэддена). В 1970 году американских конгрессменов поддержала английская Палата лордов.
Надо отметить, что на территории Польской Народной Республики тема Катыни была непопулярна и о ней говорили мало. Тема расстрела военнопленных возникла с рождением профсоюза «Солидарность», когда Лех Валенса развил активную деятельность в целях дискредитации социалистической системы и возрождения капитализма и «демократии». Лучше всего противостоять возрастающему авторитету бывшего электрика корабельной верфи Леха Валенсы удавалось министру обороны Войцеху Ярузельскому. В трудное экономическое время он возглавил ПОРП, стал премьер-министром, затем и первым президентом посткоммунистической Польши. К этому времени это был уже другой Ярузельский…
Весной 1990 года в ходе подготовки официального визита в СССР В. Ярузельский поставил условие, что он приедет в Москву, если будут названы виновники Катынского преступления.
Президент Советского Союза, между прочим, одной из крупнейших и могучих держав мира, легко идет на поводу бывшего политического союзника и тут же дает распоряжение готовить прием на высшем уровне, включив в программу переговоров Катынский вопрос.
Кто-то из аппарата А. Яковлева вспомнил о необходимости показать международной общественности логику поступков руководителя нашей страны. И вскоре она проявилась. В чем?
22 марта 1990 года, фактически за 20 дней до исторической встречи двух президентов, прокуратура Харьковской области «по собственной инициативе» возбудила уголовное дело по факту обнаружения на территории лесопарковой зоны отдыха Управления КГБ по Харьковской области массовых захоронений, заметьте, советских граждан. В ходе расследования «были выявлены свидетели», нашедшие в могилах отдельные предметы польской военной атрибутики. Проницательные следователи сделали далеко идущие выводы – наверняка здесь захоронены и польские военнопленные. Чем не повод для Заявления ТАСС? Оно не заставило себя ждать и было сделано вовремя – 13 апреля 1990 года, в день приезда главы польского государства:
«На встречах между представителями советского и польского руководства, в широких кругах общественности длительное время поднимается вопрос о выяснении обстоятельств гибели польских офицеров, интернированных в сентябре 1939 года. Историками двух стран были проведены тщательные исследования Катынской трагедии, включая и поиск документов.
В самое последнее время советскими архивистами и историками обнаружены некоторые документы о польских военнослужащих, которые содержались в Козельском, Старобельском, Осташковском лагерях НКВД СССР. Из них вытекает, что в апреле – мае 1940 года из примерно 15 тысяч польских офицеров, содержавшихся в этих трех лагерях, 394 человека были переведены в Грязовецкий лагерь. Основная же часть «передана в распоряжение» управлений НКВД соответственно по Смоленской, Ворошиловградской и Калининской областям и нигде больше в статистических отчетах НКВД не упоминается.
Выявленные архивные материалы в своей совокупности позволяют сделать вывод о непосредственной ответственности за злодеяния в Катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных.
Советская сторона, выражая глубокое сожаление в связи с Катынской трагедией, заявляет, что она представляет одно из тяжких преступлений сталинизма.
Копии найденных документов переданы польской стороне. Поиск архивных материалов продолжается».
И тут же М. Горбачев «с негодованием» признал вину в расстреле польских офицеров Сталина, Берии и их подручных из НКВД.
Все, машинка закрутилась. Прокуратура СССР взяла тему в разработку. Генпрокурор А. Сухарев поручил провести проверку Главному военному прокурору А. Катусеву совместно с КГБ и Министерством обороны. Тот, в свою очередь, курировать проблему назначил начальника Управления ГВП генерал-майора юстиции А. Борискина.
Надо отметить, что и А. Сухарев, и военные прокуроры хорошо осознавали всю коварность этого дела и опасались быть затянутыми в «зловонное политическое болото». Они всячески искали возможность пойти на попятную, передать следствие в другие правоохранительные органы, но на них нажали «сверху», и А. Борискин, формально пытаясь дистанцироваться от непосредственного участия в разработке Катынской темы, перепоручил создание следственной группы начальнику отдела Управления ГВП полковнику юстиции Н. Анисимову. А тот в свою очередь и подобрал людей, отличавшихся высокой дисциплиной и хорошим пониманием сути политического запроса руководства страны.
Бригаду возглавил подполковник юстиции А. Третецкий. Вошли в нее подполковник юстиции А. Яблоков и майор юстиции С. Шаламаев. В результате 27 сентября 1990 года началось следствие уголовного дела № 159 «О расстреле польских военнопленных из Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей НКВД СССР в апреле – мае 1940 года». А чтобы военные юристы не вздумали пустить дело на самотек, сразу по завершении визита министра иностранных дел Польши К. Скубишевского в ноябре 1990 года вышло распоряжение президента. В нем Прокуратуре СССР было предложено с учетом складывающихся на тот момент советско-польских отношений ускорить следствие по делу о судьбе польских офицеров и совместно с Комитетом госбезопасности и Министерством внутренних дел «обеспечить поиск и изучение архивных материалов, связанных с репрессиями в отношении польского населения, оказавшегося на территории СССР в 1939 году, и представить соответствующее заключение».
Участники расследования были совершенно четко сориентированы на конкретный результат – найти свидетельства вины НКВД. Военные прокуроры подчинились. Вот что позже, на заседании «круглого стола» по Катынской теме, скажет о своих бывших сослуживцах генерал-майор юстиции, помощник заместителя Генерального прокурора – Главного военного прокурора с 1992 по 1999 год В. Крук: «Под выполнение этой задачи и осуществлялся соответствующий подбор следственной группы. В аппарате ГВП было немало толковых, профессионально грамотных и морально порядочных следователей. Но ни один из них в следственную группу не вошел. В нее вошли те, в ком были уверены, что они без колебания выполнят поставленную задачу».
Уже в апреле 1991 года новый Генпрокурор СССР Н. Трубин докладывал М. Горбачеву:
«В соответствии с Вашим распоряжением № РП-979 от 5 ноября 1990 года Главной военной прокуратурой проводится расследование уголовного дела о судьбе 15 тысяч польских военнопленных из числа высшего командного состава, офицеров и других лиц, содержавшихся в 1939—1940 гг. в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях бывшего НКВД… Собранные материалы позволяют сделать предварительный вывод о том, что польские военнопленные могли быть расстреляны на основании решения Особого совещания при НКВД СССР в течение апреля – мая 1940 года в УНКВД Смоленской, Харьковской и Калининской областей и захоронены соответственно в Катынском лесу под Смоленском, в районе Медное в 32 км от г. Твери и в 6-м квартале лесопарковой зоны г. Харькова. Однако пока не удалось отыскать следственные дела на расстрелянных военнопленных и протоколы Особого совещания при НКВД СССР, хотя на их наличие в то время (апрель – май 1940 г.) указывают многочисленные косвенные доказательства…».
Что видно из этого документа? Кто-то разглядит фактологические ошибки – ОСО получило право выносить смертную казнь только с ноября 1941 года. Кто-то поставит под сомнение число польских военнопленных, содержавшихся в лагерях. Я заострю внимание читателей на другом. Сквозь строки проглядывает желание исполнить политический заказ М. Горбачева любой ценой.
В свою очередь, позицию В. Ярузельского по Катыни сформировала политическая борьба за власть и страх понести ответственность за принадлежность к руководству ПНР. Ему пришлось разделить взгляды Валенсы и политиков, лезущих по ступеням реваншизма, иначе бы старый генерал оказался не просто на задворках истории, а, возможно, и того хуже. Ему могли не простить жесткое обращение с членами «Солидарности», интернирование руководства профсоюза, преследование его активистов. Поэтому, демонстрируя собственным гражданам небывалую смелость, В. Ярузельский начал диктовать условия М. Горбачеву. И тот, подбадриваемый международной «общественностью», своими собственными идеологами и «историками-архивистами», чутко улавливающими настроение руководителя, наконец сформировал собственное «твердое» убеждение: расстрел военнопленных в Катыни – дело рук советского НКВД. Отсюда появилось на свет это поспешное, ничем не подкрепленное, голословное Заявление ТАСС. Именно оно и показало направление, в котором должны в дальнейшем двигаться чиновники, волевыми усилиями проводя линию руководства государства.
Да что чиновники, все остальные президенты России разделили навязанную Горбачеву точку зрения Запада, в основе которой лежала провокация фашистского министра пропаганды!
На Западе было издано немало книг, в которых утверждалось, что преступления в Катыни совершили сотрудники НКВД. Эту позицию в 1952 году отстаивала специальная комиссия Палаты представителей Конгресса США (комиссия Мэддена). В 1970 году американских конгрессменов поддержала английская Палата лордов.
Надо отметить, что на территории Польской Народной Республики тема Катыни была непопулярна и о ней говорили мало. Тема расстрела военнопленных возникла с рождением профсоюза «Солидарность», когда Лех Валенса развил активную деятельность в целях дискредитации социалистической системы и возрождения капитализма и «демократии». Лучше всего противостоять возрастающему авторитету бывшего электрика корабельной верфи Леха Валенсы удавалось министру обороны Войцеху Ярузельскому. В трудное экономическое время он возглавил ПОРП, стал премьер-министром, затем и первым президентом посткоммунистической Польши. К этому времени это был уже другой Ярузельский…
Весной 1990 года в ходе подготовки официального визита в СССР В. Ярузельский поставил условие, что он приедет в Москву, если будут названы виновники Катынского преступления.
Президент Советского Союза, между прочим, одной из крупнейших и могучих держав мира, легко идет на поводу бывшего политического союзника и тут же дает распоряжение готовить прием на высшем уровне, включив в программу переговоров Катынский вопрос.
Кто-то из аппарата А. Яковлева вспомнил о необходимости показать международной общественности логику поступков руководителя нашей страны. И вскоре она проявилась. В чем?
22 марта 1990 года, фактически за 20 дней до исторической встречи двух президентов, прокуратура Харьковской области «по собственной инициативе» возбудила уголовное дело по факту обнаружения на территории лесопарковой зоны отдыха Управления КГБ по Харьковской области массовых захоронений, заметьте, советских граждан. В ходе расследования «были выявлены свидетели», нашедшие в могилах отдельные предметы польской военной атрибутики. Проницательные следователи сделали далеко идущие выводы – наверняка здесь захоронены и польские военнопленные. Чем не повод для Заявления ТАСС? Оно не заставило себя ждать и было сделано вовремя – 13 апреля 1990 года, в день приезда главы польского государства:
«На встречах между представителями советского и польского руководства, в широких кругах общественности длительное время поднимается вопрос о выяснении обстоятельств гибели польских офицеров, интернированных в сентябре 1939 года. Историками двух стран были проведены тщательные исследования Катынской трагедии, включая и поиск документов.
В самое последнее время советскими архивистами и историками обнаружены некоторые документы о польских военнослужащих, которые содержались в Козельском, Старобельском, Осташковском лагерях НКВД СССР. Из них вытекает, что в апреле – мае 1940 года из примерно 15 тысяч польских офицеров, содержавшихся в этих трех лагерях, 394 человека были переведены в Грязовецкий лагерь. Основная же часть «передана в распоряжение» управлений НКВД соответственно по Смоленской, Ворошиловградской и Калининской областям и нигде больше в статистических отчетах НКВД не упоминается.
Выявленные архивные материалы в своей совокупности позволяют сделать вывод о непосредственной ответственности за злодеяния в Катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных.
Советская сторона, выражая глубокое сожаление в связи с Катынской трагедией, заявляет, что она представляет одно из тяжких преступлений сталинизма.
Копии найденных документов переданы польской стороне. Поиск архивных материалов продолжается».
И тут же М. Горбачев «с негодованием» признал вину в расстреле польских офицеров Сталина, Берии и их подручных из НКВД.
* * *
У нас говорят – куй железо, пока горячо. 6 июня того же года прокуратурой Калининской, а ныне Тверской области, и также «по собственной инициативе», было возбуждено еще одно уголовное дело о судьбе польских военнопленных, содержавшихся с октября – ноября 1939 года в Осташковском лагере НКВД СССР и бесследно исчезнувших в мае 1940 года.Все, машинка закрутилась. Прокуратура СССР взяла тему в разработку. Генпрокурор А. Сухарев поручил провести проверку Главному военному прокурору А. Катусеву совместно с КГБ и Министерством обороны. Тот, в свою очередь, курировать проблему назначил начальника Управления ГВП генерал-майора юстиции А. Борискина.
Надо отметить, что и А. Сухарев, и военные прокуроры хорошо осознавали всю коварность этого дела и опасались быть затянутыми в «зловонное политическое болото». Они всячески искали возможность пойти на попятную, передать следствие в другие правоохранительные органы, но на них нажали «сверху», и А. Борискин, формально пытаясь дистанцироваться от непосредственного участия в разработке Катынской темы, перепоручил создание следственной группы начальнику отдела Управления ГВП полковнику юстиции Н. Анисимову. А тот в свою очередь и подобрал людей, отличавшихся высокой дисциплиной и хорошим пониманием сути политического запроса руководства страны.
Бригаду возглавил подполковник юстиции А. Третецкий. Вошли в нее подполковник юстиции А. Яблоков и майор юстиции С. Шаламаев. В результате 27 сентября 1990 года началось следствие уголовного дела № 159 «О расстреле польских военнопленных из Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей НКВД СССР в апреле – мае 1940 года». А чтобы военные юристы не вздумали пустить дело на самотек, сразу по завершении визита министра иностранных дел Польши К. Скубишевского в ноябре 1990 года вышло распоряжение президента. В нем Прокуратуре СССР было предложено с учетом складывающихся на тот момент советско-польских отношений ускорить следствие по делу о судьбе польских офицеров и совместно с Комитетом госбезопасности и Министерством внутренних дел «обеспечить поиск и изучение архивных материалов, связанных с репрессиями в отношении польского населения, оказавшегося на территории СССР в 1939 году, и представить соответствующее заключение».
Участники расследования были совершенно четко сориентированы на конкретный результат – найти свидетельства вины НКВД. Военные прокуроры подчинились. Вот что позже, на заседании «круглого стола» по Катынской теме, скажет о своих бывших сослуживцах генерал-майор юстиции, помощник заместителя Генерального прокурора – Главного военного прокурора с 1992 по 1999 год В. Крук: «Под выполнение этой задачи и осуществлялся соответствующий подбор следственной группы. В аппарате ГВП было немало толковых, профессионально грамотных и морально порядочных следователей. Но ни один из них в следственную группу не вошел. В нее вошли те, в ком были уверены, что они без колебания выполнят поставленную задачу».
Уже в апреле 1991 года новый Генпрокурор СССР Н. Трубин докладывал М. Горбачеву:
«В соответствии с Вашим распоряжением № РП-979 от 5 ноября 1990 года Главной военной прокуратурой проводится расследование уголовного дела о судьбе 15 тысяч польских военнопленных из числа высшего командного состава, офицеров и других лиц, содержавшихся в 1939—1940 гг. в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях бывшего НКВД… Собранные материалы позволяют сделать предварительный вывод о том, что польские военнопленные могли быть расстреляны на основании решения Особого совещания при НКВД СССР в течение апреля – мая 1940 года в УНКВД Смоленской, Харьковской и Калининской областей и захоронены соответственно в Катынском лесу под Смоленском, в районе Медное в 32 км от г. Твери и в 6-м квартале лесопарковой зоны г. Харькова. Однако пока не удалось отыскать следственные дела на расстрелянных военнопленных и протоколы Особого совещания при НКВД СССР, хотя на их наличие в то время (апрель – май 1940 г.) указывают многочисленные косвенные доказательства…».
Что видно из этого документа? Кто-то разглядит фактологические ошибки – ОСО получило право выносить смертную казнь только с ноября 1941 года. Кто-то поставит под сомнение число польских военнопленных, содержавшихся в лагерях. Я заострю внимание читателей на другом. Сквозь строки проглядывает желание исполнить политический заказ М. Горбачева любой ценой.
* * *
Совершенно очевидно, что М. Горбачев хотел быть хорошим для всех. Ему нужно было показать миру себя как президента СССР нового формата – миролюбивого, неопасного, открытого для диалога на любые темы, готового разделять чужое мнение, публично отвергающего советское тоталитарное прошлое. Поэтому он с добродушной улыбкой еще в 1989 году в ходе визита в Польшу передал В. Ярузельскому поименные списки 14 589 пленных офицеров, содержавшихся в лагерях в Козельске, Старобельске и Осташкове, не подозревая, что поляки сразу запишут этих людей в расстрельный список НКВД. Да если бы и знал, то вряд ли изменил себе в удовольствии выслушивать похвалы Запада. Как оказалось, это было выше его сил.В свою очередь, позицию В. Ярузельского по Катыни сформировала политическая борьба за власть и страх понести ответственность за принадлежность к руководству ПНР. Ему пришлось разделить взгляды Валенсы и политиков, лезущих по ступеням реваншизма, иначе бы старый генерал оказался не просто на задворках истории, а, возможно, и того хуже. Ему могли не простить жесткое обращение с членами «Солидарности», интернирование руководства профсоюза, преследование его активистов. Поэтому, демонстрируя собственным гражданам небывалую смелость, В. Ярузельский начал диктовать условия М. Горбачеву. И тот, подбадриваемый международной «общественностью», своими собственными идеологами и «историками-архивистами», чутко улавливающими настроение руководителя, наконец сформировал собственное «твердое» убеждение: расстрел военнопленных в Катыни – дело рук советского НКВД. Отсюда появилось на свет это поспешное, ничем не подкрепленное, голословное Заявление ТАСС. Именно оно и показало направление, в котором должны в дальнейшем двигаться чиновники, волевыми усилиями проводя линию руководства государства.
Да что чиновники, все остальные президенты России разделили навязанную Горбачеву точку зрения Запада, в основе которой лежала провокация фашистского министра пропаганды!
1990—2004 годы. Главная военная прокуратура. Дело №159
Что происходило в связи с Катынским делом после визита Ярузельского в СССР и в начале 1990-х годов в России? А вот что. Польская сторона реально обеспечивала следственную группу множительной техникой, бумагой. Поляки фактически самостоятельно проводили вскрытие могил, забирали с согласия, а то и без согласия российских следователей вещественные доказательства. Польским следователям в обход Генерального прокурора РФ передавались процессуальные документы. Список «отступлений» длинный.
Можно ли в таком случае вести речь о беспристрастности следствия? Очень сомневаюсь. Были и фуршеты, угощения в польском посольстве, Доме российско-польской дружбы, длительные поездки следователей в Польшу. Сам факт их награждения польскими государственными наградами тоже, согласитесь, о чем-то говорит.
Может быть, не все знают, но польское правительство на Катынское дело ежегодно выделяло до 70 миллионов долларов. Деньги немалые. Хватало, видимо, и на «поддержку» российских ученых, чиновников, следователей…
Не исключаю, может встать вопрос о необходимости возбуждать уголовные дела по самим следователям. Правда, по некоторым обстоятельствам уже истекли сроки давности. Но имена все известны. Надо проверять… Однако не могу не сказать, что встречающихся нечистоплотных ученых и следователей я просто называю людьми без стыда и совести, предателями российских интересов…
Дальше события развивались так. Уже при Б. Ельцине 24 сентября 1992 года был «случайно» обнаружен «Закрытый пакет № 1»(он же «Особая папка») в Архиве президента РФ комиссией в составе руководителя президентской администрации Ю. Петрова, советника президента Д. Волкогонова, главного архивиста РФ Р. Пихоя и директора архива А. Короткова. Напомню, что М. Горбачев еще недавно просматривал эти документы при свидетелях, о чем потом сообщил российской общественности, и ничего предосудительного не нашел. А при Б. Ельцине в этом пакете «вдруг» обнаружилось то, что в тот момент очень требовалось для доказательства вины СССР, НКВД и Компартии.
14 октября 1992 года Р. Пихоя, по поручению Ельцина, вручил в Варшаве президенту Польши заверенные ксерокопии всех обнаруженных документов. Второй комплект ксерокопий А. Макаров и С. Шахрай в тот же день представили в Конституционный Суд РФ. В то время Конституционный Суд рассматривал известное «дело КПСС». Документы из «Закрытого пакета № 1» стали преподноситься сторонниками Ельцина как главное доказательство «бесчеловечной сущности» коммунистического режима.
Я еще тогда обратил внимание на бездоказательность обвинений КПСС, да и всего СССР в расстреле польских военнопленных. На руки документы «Особой папки» нашей стороне не выдавали, и мы вели речь, опираясь на материалы Нюрнбергского процесса над нацистскими преступниками. Противная сторона, особенно господин Макаров, в выражениях не стеснялась, тем самым преследуя цель оказывать давление на судей. Однако последние, к их чести, аргументацию ельцинистов не приняли, было видно – все доказательства шиты белыми нитками.
А позже судья Конституционного Суда В. Лучин на историческом заседании «круглого стола» по поводу «неожиданно» возникшей секретной папки скажет: «Представители президента Ельцина – эти неистовые, оголтелые антисоветчики и антикоммунисты… пытались всеми силами использовать Катынскую трагедию в качестве основания для усиления своего обвинения против Компартии. И все, что они могли достать руками (либо своими, либо руками Ельцина) из сейфов, из архивов – документы и лжедокументы, они пытались использовать… Все-таки возобладал разум в Конституционном Суде, и мы отказались поддержать вот эти требования».
Как же двигалась совместная работа? Если учесть, что само следствие Главной военной прокуратурой велось 14 лет, то можно сделать вывод – оно не просто затягивалось, а шло в русле различных политических веяний. Когда было кому-то из президентов выгодно – ускорялось и выдавало «нужные факты», а когда контроль со стороны власти притуплялся, работа следователей переходила в стадию «укрепления дружбы российско-польских следственных органов». С. Габовский, полковник юстиции в отставке, который сам на определенном этапе короткое время находился в группе следователей, на уже упомянутом заседании «круглого стола» скажет следующее: «К сожалению, работники военной прокуратуры передавали часть материалов польской стороне, не согласовывая это с руководством – из чисто дружеских таких расположений, но опять-таки как бы идя по курсу политической окраски, как бы чувствуя, угадывая, что нужно. И поляки этим, безусловно, пользовались.
Только по разговорам было известно, что следователи и прокуроры военной прокуратуры, которые участвовали в деле, выезжали на отдых в Польшу, получали там различную оргтехнику, чтобы множить эти документы – служебные, секретные. Они посещали польское посольство, Общество польско-советской дружбы, находились в приятельских отношениях с отдельными чиновниками польского государства».
Такая плодотворная работа не могла не принести заметных результатов, о которых «не стыдно» было доложить наверх. Поэтому 2 августа 1993 года родилось историческое «Заключение комиссии экспертов Главной военной прокуратуры по уголовному делу № 159 о расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского спецлагерей НКВД в апреле – мае 1940 г.», которое подписали Б. Топорнин, А. Яковлев, И. Яжборовская, В. Парсаданова, Ю. Зоря, Л. Беляев. Все ученые. Все авторитетные специалисты. И как им не поверить, если они делают, к примеру, даже такой сногсшибательный вывод:
«Сообщение Специальной комиссии под руководством H.H. Бурденко, выводы комиссии под руководством В.И. Прозоровского, проигнорировавшие результаты предыдущей эксгумации и являвшиеся орудием НКВД для манипулирования общественным мнением, в связи с необъективностью, фальсификацией вещественных доказательств и документов, а также свидетельских показаний, следует признать не соответствующими требованиям науки, постановления – не соответствующими истине и поэтому ложными».
Но главное, что как бы подвело черту и не оставило никакой возможности для научных споров и дальнейшего поиска истины, это следующее основное заключение:
«Материалы следственного дела содержат убедительные доказательства наличия события преступления – массового убийства органами НКВД весной 1940 г. содержавшихся в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях НКВД 14.522 польских военнопленных, которые 3 апреля – 19 мая направлялись партиями к месту расстрела и были расстреляны (выстрелами в затылок) в Катынском лесу, в тюрьмах УНКВД Смоленской, Ворошиловградской и Калининской областей и захоронены в коллективных могилах в Козьих горах, с. Медное Калининской области и в лесопарковой зоне г. Харькова. Это было установлено в ходе проводимых Главной военной прокуратурой летом 1991 г. эксгумаций».
Совершенно очевидно, что и это Заключение, как когда-то Заявление ТАСС, готовилось к важному мероприятию – посещению в августе 1993 года Б. Ельциным Польши. Там он извинялся за страну и российский народ, признавая всю тяжесть ответственности за расстрел военнопленных. Передал им и упомянутый мною документ за подписью авторитетных ученых. Все западные страны дружно аплодировали…
Чисто по-человечески мне кажется, что российское руководство во многом пошло на поводу у коллег из Польши, пытаясь задобрить их. Зачем? Да и получится ли?.. Трудно объяснить также, что некоторые наши уважаемые руководители по инерции, видимо, не считают советский период жизни государства неотъемлемой и достойной частью российской истории, пренебрежительно относятся к нему. Мол, кто там был? Какие-то большевики, Сталин, всякая голь перекатная. Пусть они-де и отвечают. В том числе за Катынь. Если бы еще быть в полной уверенности, что отвечаешь, как говорится, по делу…
Что же это такое? «Нашли» «Особую папку» с обвиняющими НКВД документами и тут же засекретили, не забыв при этом ее копии передать полякам. Заключение комиссии экспертов Главной военной прокуратуры по уголовному делу № 159 Б. Ельцин передал президенту Польши, который его опубликовал во всех средствах массовой информации, а для русских людей оно тоже «осталось в секрете».
Закрыли уголовное дело, материалы снова спрятали от народа. Почему? Пренебрежение к собственным гражданам или боязнь, что народ начнет возмущаться, будет сам разбираться в проблемах Катыни? Наверное, и то и другое.
Можно ли в таком случае вести речь о беспристрастности следствия? Очень сомневаюсь. Были и фуршеты, угощения в польском посольстве, Доме российско-польской дружбы, длительные поездки следователей в Польшу. Сам факт их награждения польскими государственными наградами тоже, согласитесь, о чем-то говорит.
Может быть, не все знают, но польское правительство на Катынское дело ежегодно выделяло до 70 миллионов долларов. Деньги немалые. Хватало, видимо, и на «поддержку» российских ученых, чиновников, следователей…
Не исключаю, может встать вопрос о необходимости возбуждать уголовные дела по самим следователям. Правда, по некоторым обстоятельствам уже истекли сроки давности. Но имена все известны. Надо проверять… Однако не могу не сказать, что встречающихся нечистоплотных ученых и следователей я просто называю людьми без стыда и совести, предателями российских интересов…
Дальше события развивались так. Уже при Б. Ельцине 24 сентября 1992 года был «случайно» обнаружен «Закрытый пакет № 1»(он же «Особая папка») в Архиве президента РФ комиссией в составе руководителя президентской администрации Ю. Петрова, советника президента Д. Волкогонова, главного архивиста РФ Р. Пихоя и директора архива А. Короткова. Напомню, что М. Горбачев еще недавно просматривал эти документы при свидетелях, о чем потом сообщил российской общественности, и ничего предосудительного не нашел. А при Б. Ельцине в этом пакете «вдруг» обнаружилось то, что в тот момент очень требовалось для доказательства вины СССР, НКВД и Компартии.
14 октября 1992 года Р. Пихоя, по поручению Ельцина, вручил в Варшаве президенту Польши заверенные ксерокопии всех обнаруженных документов. Второй комплект ксерокопий А. Макаров и С. Шахрай в тот же день представили в Конституционный Суд РФ. В то время Конституционный Суд рассматривал известное «дело КПСС». Документы из «Закрытого пакета № 1» стали преподноситься сторонниками Ельцина как главное доказательство «бесчеловечной сущности» коммунистического режима.
Я еще тогда обратил внимание на бездоказательность обвинений КПСС, да и всего СССР в расстреле польских военнопленных. На руки документы «Особой папки» нашей стороне не выдавали, и мы вели речь, опираясь на материалы Нюрнбергского процесса над нацистскими преступниками. Противная сторона, особенно господин Макаров, в выражениях не стеснялась, тем самым преследуя цель оказывать давление на судей. Однако последние, к их чести, аргументацию ельцинистов не приняли, было видно – все доказательства шиты белыми нитками.
А позже судья Конституционного Суда В. Лучин на историческом заседании «круглого стола» по поводу «неожиданно» возникшей секретной папки скажет: «Представители президента Ельцина – эти неистовые, оголтелые антисоветчики и антикоммунисты… пытались всеми силами использовать Катынскую трагедию в качестве основания для усиления своего обвинения против Компартии. И все, что они могли достать руками (либо своими, либо руками Ельцина) из сейфов, из архивов – документы и лжедокументы, они пытались использовать… Все-таки возобладал разум в Конституционном Суде, и мы отказались поддержать вот эти требования».
* * *
Политическая борьба вокруг Катыни продолжала нарастать. Окружение Б. Ельцина активно включилось в пропаганду материалов «Закрытого пакета № 1», но почему-то не в России, а на Западе. Для жителей нашей страны материалы кремлевских сейфов и государственных архивов оставались секретными. Зато поляки размахивали документами по всему миру. Их даже допустили в Катынь вместе со следователями и экспертами Главной военной прокуратуры «искать» доказательства вины НКВД.Как же двигалась совместная работа? Если учесть, что само следствие Главной военной прокуратурой велось 14 лет, то можно сделать вывод – оно не просто затягивалось, а шло в русле различных политических веяний. Когда было кому-то из президентов выгодно – ускорялось и выдавало «нужные факты», а когда контроль со стороны власти притуплялся, работа следователей переходила в стадию «укрепления дружбы российско-польских следственных органов». С. Габовский, полковник юстиции в отставке, который сам на определенном этапе короткое время находился в группе следователей, на уже упомянутом заседании «круглого стола» скажет следующее: «К сожалению, работники военной прокуратуры передавали часть материалов польской стороне, не согласовывая это с руководством – из чисто дружеских таких расположений, но опять-таки как бы идя по курсу политической окраски, как бы чувствуя, угадывая, что нужно. И поляки этим, безусловно, пользовались.
Только по разговорам было известно, что следователи и прокуроры военной прокуратуры, которые участвовали в деле, выезжали на отдых в Польшу, получали там различную оргтехнику, чтобы множить эти документы – служебные, секретные. Они посещали польское посольство, Общество польско-советской дружбы, находились в приятельских отношениях с отдельными чиновниками польского государства».
Такая плодотворная работа не могла не принести заметных результатов, о которых «не стыдно» было доложить наверх. Поэтому 2 августа 1993 года родилось историческое «Заключение комиссии экспертов Главной военной прокуратуры по уголовному делу № 159 о расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского спецлагерей НКВД в апреле – мае 1940 г.», которое подписали Б. Топорнин, А. Яковлев, И. Яжборовская, В. Парсаданова, Ю. Зоря, Л. Беляев. Все ученые. Все авторитетные специалисты. И как им не поверить, если они делают, к примеру, даже такой сногсшибательный вывод:
«Сообщение Специальной комиссии под руководством H.H. Бурденко, выводы комиссии под руководством В.И. Прозоровского, проигнорировавшие результаты предыдущей эксгумации и являвшиеся орудием НКВД для манипулирования общественным мнением, в связи с необъективностью, фальсификацией вещественных доказательств и документов, а также свидетельских показаний, следует признать не соответствующими требованиям науки, постановления – не соответствующими истине и поэтому ложными».
Но главное, что как бы подвело черту и не оставило никакой возможности для научных споров и дальнейшего поиска истины, это следующее основное заключение:
«Материалы следственного дела содержат убедительные доказательства наличия события преступления – массового убийства органами НКВД весной 1940 г. содержавшихся в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях НКВД 14.522 польских военнопленных, которые 3 апреля – 19 мая направлялись партиями к месту расстрела и были расстреляны (выстрелами в затылок) в Катынском лесу, в тюрьмах УНКВД Смоленской, Ворошиловградской и Калининской областей и захоронены в коллективных могилах в Козьих горах, с. Медное Калининской области и в лесопарковой зоне г. Харькова. Это было установлено в ходе проводимых Главной военной прокуратурой летом 1991 г. эксгумаций».
Совершенно очевидно, что и это Заключение, как когда-то Заявление ТАСС, готовилось к важному мероприятию – посещению в августе 1993 года Б. Ельциным Польши. Там он извинялся за страну и российский народ, признавая всю тяжесть ответственности за расстрел военнопленных. Передал им и упомянутый мною документ за подписью авторитетных ученых. Все западные страны дружно аплодировали…
Чисто по-человечески мне кажется, что российское руководство во многом пошло на поводу у коллег из Польши, пытаясь задобрить их. Зачем? Да и получится ли?.. Трудно объяснить также, что некоторые наши уважаемые руководители по инерции, видимо, не считают советский период жизни государства неотъемлемой и достойной частью российской истории, пренебрежительно относятся к нему. Мол, кто там был? Какие-то большевики, Сталин, всякая голь перекатная. Пусть они-де и отвечают. В том числе за Катынь. Если бы еще быть в полной уверенности, что отвечаешь, как говорится, по делу…
* * *
Чтобы соблюсти хронологию и показать завершенность непомерно продолжительного следствия, отмечу, что 21 сентября 2004 года ГВП РФ прекратила уголовное дело № 159 на основании пункта 4 части 1 статьи 24 Уголовно-процессуального кодекса РФ (за смертью виновных). Сообщив об этом общественности лишь через несколько месяцев, Главный военный прокурор А. Савенков на своей пресс-конференции 11 марта 2005 года объявил секретными не только большинство материалов расследования, но и само постановление о прекращении «Катынского дела».Что же это такое? «Нашли» «Особую папку» с обвиняющими НКВД документами и тут же засекретили, не забыв при этом ее копии передать полякам. Заключение комиссии экспертов Главной военной прокуратуры по уголовному делу № 159 Б. Ельцин передал президенту Польши, который его опубликовал во всех средствах массовой информации, а для русских людей оно тоже «осталось в секрете».
Закрыли уголовное дело, материалы снова спрятали от народа. Почему? Пренебрежение к собственным гражданам или боязнь, что народ начнет возмущаться, будет сам разбираться в проблемах Катыни? Наверное, и то и другое.
2010 год. Госдума РФ. «Круглый стол» по Катынскому делу
После «царя Бориса» о Катыни заговорил и В. Путин. С одной стороны, он напомнил о 600 тысячах советских солдат и офицеров, погибших при освобождении Польши от фашистов, а с другой – пошел на поводу Варшавы и принял на СССР вину за расстрел военнопленных поляков. Позже мы от него услышали и рассуждения о мести Сталина за оккупацию Западной Белоруссии и Западной Украины, и очередные извинения Путина от имени российского народа. За ним с повинной головой пришел и Д. Медведев.
Неудивительно, что после этого польский Сейм заявил, что «вторжение» Красной Армии открыло очередной трагический раздел истории Польши и всей Центральной и Восточной Европы. Они потребовали восстановления исторической правды и покаяния.
Более того, начинаются экономические претензии. Пошли обращения в Европейский Суд с требованиями материальной компенсации за каждого убитого. И ведь добьются своего. Россию заставят платить миллиарды долларов. А главное, с каким чувством вины перед всем миром будут расти поколения наших граждан? Какими глазами на них станут смотреть в Европе?..
Вот тогда мы с коллегами по фракции КПРФ в Государственной Думе взвесили – что, собственно, имеют в руках правительственные оппоненты? С одной стороны, вроде бы немало: объемное «Заключение комиссии экспертов Главной военной прокуратуры по уголовному делу № 159 о расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского спецлагерей НКВД в апреле – мае 1940 г.», которое напрочь опровергает выводы комиссии Н. Бурденко. Еще у них в руках уже упоминавшиеся и зачем-то засекреченные от россиян материалы так называемой «Особой папки», или «Закрытого пакета № 1». Причем за рубежом их цветные копии ходят по рукам и вывешены в Интернете. Что еще? Разновременные заявления президентов и расплывчатые словесные «доказательства» ученых и архивистов, спонсируемых польской стороной.
По большому счету, все это может быть опровергнуто, если к делу подойти по-научному, системно, привлекая независимых от Кремля и поляков экспертов.
Первое направление, которое было нами определено, – это анализ документов «Особой папки». Той, которую, напомню, вскрывал в свое время М. Горбачев и ничего предосудительного там не нашел. Об этом он сам говорил, не задумываясь, что его слова окажут следующему президенту медвежью услугу. Причем и с М. Горбачевым, и с Б. Ельциным в момент ознакомления с содержимым пакета находился А. Яковлев, человек, который в перестройку изменил своим прежним политическим убеждениям и люто возненавидел Компартию, Советский Союз и все, что было с ними связано. Чудесное появление в «Особой папке» бумаг, указывающих на расстрел военнопленных поляков руками НКВД, никто ни разу не потрудился объяснить.
Неудивительно, что после этого польский Сейм заявил, что «вторжение» Красной Армии открыло очередной трагический раздел истории Польши и всей Центральной и Восточной Европы. Они потребовали восстановления исторической правды и покаяния.
Более того, начинаются экономические претензии. Пошли обращения в Европейский Суд с требованиями материальной компенсации за каждого убитого. И ведь добьются своего. Россию заставят платить миллиарды долларов. А главное, с каким чувством вины перед всем миром будут расти поколения наших граждан? Какими глазами на них станут смотреть в Европе?..
Вот тогда мы с коллегами по фракции КПРФ в Государственной Думе взвесили – что, собственно, имеют в руках правительственные оппоненты? С одной стороны, вроде бы немало: объемное «Заключение комиссии экспертов Главной военной прокуратуры по уголовному делу № 159 о расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского спецлагерей НКВД в апреле – мае 1940 г.», которое напрочь опровергает выводы комиссии Н. Бурденко. Еще у них в руках уже упоминавшиеся и зачем-то засекреченные от россиян материалы так называемой «Особой папки», или «Закрытого пакета № 1». Причем за рубежом их цветные копии ходят по рукам и вывешены в Интернете. Что еще? Разновременные заявления президентов и расплывчатые словесные «доказательства» ученых и архивистов, спонсируемых польской стороной.
По большому счету, все это может быть опровергнуто, если к делу подойти по-научному, системно, привлекая независимых от Кремля и поляков экспертов.
Первое направление, которое было нами определено, – это анализ документов «Особой папки». Той, которую, напомню, вскрывал в свое время М. Горбачев и ничего предосудительного там не нашел. Об этом он сам говорил, не задумываясь, что его слова окажут следующему президенту медвежью услугу. Причем и с М. Горбачевым, и с Б. Ельциным в момент ознакомления с содержимым пакета находился А. Яковлев, человек, который в перестройку изменил своим прежним политическим убеждениям и люто возненавидел Компартию, Советский Союз и все, что было с ними связано. Чудесное появление в «Особой папке» бумаг, указывающих на расстрел военнопленных поляков руками НКВД, никто ни разу не потрудился объяснить.