Страница:
Виктор Поротников
Русь против Орды. Крах монгольского Ига
Часть первая
Глава первая
Раздумья хана Ахмата
Был год 1480-й…
В узкие окна, забранные резными деревянными решетками, проливался утренний солнечный свет, разгоняя по углам душный полумрак обширного зала с высокими закругленными сводами. Мозаичный пол зала, выложенный из разноцветных речных камешков, во многих местах истрескался и просел в связи с оседанием почвы. В трещинах были и стены покоя, особенно заметные на фоне осыпавшейся штукатурки.
Зал был перегорожен ширмами из раскрашенного тростника высотой в человеческий рост. Благодаря ширмам внутреннее пространство зала было разделено на четыре примерно одинаковые комнаты. В одной из комнат стояла широкая кровать, в другой находились столы на низких ножках и возвышение для тех, кто здесь трапезничал, сидя на ковре по восточному обычаю. В двух других комнатах стояли скамьи, стулья, сундуки и много сосудов из серебра и позолоченной меди.
В древнем дворце золотоордынских ханов имелись помещения поопрятнее этого довольно запущенного покоя. Однако хан Ахмат облюбовал для себя именно этот зал, поскольку отсюда можно было быстро добраться до конюшни и до дворцовой башни. Захватив власть в Орде путем переворота, хан Ахмат не слишком-то доверял своему ближайшему окружению.
Смелость и удачное стечение обстоятельств позволили темнику Ахмату утвердиться на ханском троне. Татары из кочевых родов Среднего Поволжья пошли за Ахматом и сделали его ханом, желая пограбить оседлую татарскую знать и живущих в Сарае купцов. Всем сторонникам Ахмата с самого начала было ясно, что у того нет никаких прав на ханский трон. Если свергнутый Ахматом Кичи-Мухаммад доводился дальним родственником знаменитому хану Тохтамышу, то есть являлся чингизидом, то в жилах Ахмата не было ни капли царственной крови.
Желая хоть как-то возвыситься над своими приверженцами из Степи и над оседлой татарской знатью, Ахмат стал просить себе в жены любых родственниц из золотого рода чингизидов, которые еще оставались в Казани и Ас-Тархане. Посылал Ахмат послов за царственной невестой и в далекий улус Шейбанидов, что на реке Иртыш. Однако всюду Ахмат получил отказ. Тамошние татарские ханы смотрели на Ахмата свысока, считая его безродным выскочкой и надеясь, что рано или поздно трон Большой Орды займет истинный чингизид.
Многие степные беки обиделись на Ахмата за то, что он не позволил им дочиста разграбить Сарай, и оставили его, уйдя в свои кочевья. С некоторыми из них Ахмату даже пришлось несколько лет воевать, дабы силой оружия доказать всем и каждому, что в Сарае сидит могучий и воинственный хан, который не потерпит открытого неповиновения в своем улусе.
В это утро хан Ахмат ломал голову над тем, где ему раздобыть злата-серебра на содержание своего буйного войска, которое без военной добычи и постоянного ханского жалованья становилось похожим на голодного тигра. Войско является единственной опорой для царствующего в Орде Ахмата, но в то же время военачальники этого войска могут запросто убить Ахмата, если почувствуют его слабину и останутся без ханских подарков.
Ахмату было уже за пятьдесят, это был кривоногий узкоглазый степняк невысокого роста, жилистый и желтолицый. Он крепко сидел в седле, превосходно стрелял из лука и бросал аркан. Ахмат происходил из монгольского рода джуркин, в котором никогда не бывало своих ханов. Род джуркин находился в вассальной зависимости от монгольского племени унгиратов. После победоносного похода войска Бату-хана на Запад и образования на Волге Золотой Орды унгираты вернулись на коренные земли монголов, а род джуркин остался в донских степях вместе с прочими родами, входившими в улус Бату-хана и его сыновей.
После двухсотлетнего существования бок о бок с племенами половцев на берегах Дона монголы из рода джуркин не только позабыли свой родной язык, но и весьма существенно изменились внешне. Среди них появилось много стройных, статных, желтоволосых и светлоглазых. Половцами русичи называли живущих в степях кипчаков за цвет их волос. (Половый означает по-древнерусски «желтый».)
Пока слуги, шаркая по полу грубыми башмаками, накрывали на стол, хан Ахмат бродил по своей неуютной спальне, одолеваемый невеселыми мыслями. Вся его казна находится рядом за тонкой тростниковой перегородкой, однако почти все сундуки уже пусты. Звонкой монеты хватит едва ли на пару месяцев на содержание чиновников, слуг, гарема и телохранителей. Подходит срок для выплаты жалованья войску, а платить нечем. Правда, можно пустить в переплавку серебряную посуду, чтобы затем отчеканить деньги для выплаты войску.
Ахмат дорожил своими сокровищами, поэтому решиться на такой шаг было для него настоящим мучением.
Когда пожаловал заспанный визирь Карамурза, удостоенный чести трапезничать с ханом за одним столом, Ахмат первым делом заговорил с ним о последних поступлениях в казну и о мерах, предпринятых для выколачивания недоимок.
Карамурза с печальным вздохом принялся сетовать на то, что торговые пошлины уже не дают большого дохода в казну, как было когда-то. Обычные налоги, коими обложены ремесленники Сарая, приходится выколачивать палками.
– Качество ремесленных изделий сильно упало, так как после всех последних переворотов самых искусных мастеров либо перебили, либо угнали в рабство куда-нибудь в Казань или Крым, – молвил Карамурза, налегая на горячий плов. – По этой причине упал и спрос на ремесленные изделия. Ремесленники сидят в нужде, не имея денег для уплаты подушной подати. Земледельцев в ближней округе Сарая почти не осталось, поэтому и оброк собирать не с кого. Кочевники еще выплачивают худо-бедно налог-копчур с пасущихся стад, но это сущие крохи, поскольку истинного поголовья овец, лошадей и верблюдов никто в ханском диване не знает. Для контроля за численностью крупного и мелкого скота нужен целый штат чиновников, а где взять деньги на его содержание?
– А что же наши даньщики? – спросил Ахмат. – От ясачных людей идут какие-нибудь поступления в казну?
– Мордва больше тяготеет к Казанскому ханству и нам дань уже не платит, – невесело пояснил Карамурза. – Чувашские князья тоже находятся под покровительством Казани, как и черемисы, и камские татары. От русских князей дань не поступает с той поры, как в Москве вокняжился Иван Васильевич, сын Василия Темного.
– Что же, у ордынского хана нет даньщиков? – сердито воскликнул Ахмат, отодвинув от себя тарелку с пловом.
– Из ясачных людей у нас остались лишь донские колена кипчаков да саксины, расселившиеся вдоль реки Ахтубы, – ответил Карамурза. – И те и другие давно прозябают в бедности, так как их пастбища и зимовки находятся в ленном владении у кочевой татарской знати. Кочевые беки забирают себе львиную долю податей, поступающих от ясачных людей. Тут уж ничего не поделаешь. – Толстяк Карамурза пожал плечами, вытирая жирные пальцы льняной салфеткой.
Хан Ахмат нахмурился еще больше, понимая смысл последней реплики визиря. Такое положение сложилось в Большой Орде еще до хана Кичи-Мухаммада, свергнутого Ахматом. При сыновьях и внуках Тохтамыша, боровшихся за ханский трон с потомками Едигея и Бердибека, вошло в практику превращать ханские временные земельные дарения татарской знати в наследственные владения. Таким образом, ханы, рвавшие друг у друга ордынский трон, стремились перетянуть на свою сторону кочевую татарскую знать.
Хан Ахмат понимал, что отнимать у кочевых беков их ленные владения чревато для него потерей трона. Именно кочевые беки и зависимые от них кипчаки и саксины составляют основное ядро его войска.
– Можно увеличить чеканку медной монеты и выдать, скажем, половину жалованья войску медными деньгами, – сказал Карамурза. – Другую половину жалованья можно выдать маленькими серебряными монетами, которых очень много в обращении на рынках Сарая.
Полновесная серебряная монета называлась теньге и высоко ценилась среди купцов и ростовщиков. В пору смут, когда всякая торговля была нарушена, ордынские ханы стали чеканить в огромных количествах мелкие серебряные деньги, которые по весу были втрое легче теньге. Называлась маленькая серебряная монета – теньгача, но чаще – акча, то есть «беленькая».
Иноземные купцы очень неохотно брали за свои привезенные в Сарай товары мелкие серебряные деньги и тем более медные деньги, которыми власти Сарая пытались покрыть огромную нехватку в золоте и серебре.
– Мне, как хану, недостойно расплачиваться с войском медными деньгами! – с видом оскорбленного достоинства промолвил Ахмат. – Нужно где-нибудь раздобыть побольше серебра, Карамурза. Это не просьба, а приказ!
Визирь покинул ханскую трапезную с унылым лицом.
«Зачем честолюбцы рвутся к власти, если, сидя на троне, они не могут не то что довести государство до процветания, но даже не в состоянии свести концы с концами!» – думал он, направляясь по пыльным коридорам и залам в ханскую канцелярию.
Повозки проезжают только по главной улице Гулистана, ведущей от Южных ворот до базарной площади. Ширина этой улицы такова, что по ней могут проехать в ряд двадцать всадников.
В Гулистане проживает оседлая татарская знать, а также купцы и ростовщики.
Вокруг Гулистана раскинулись, утопающие в зелени деревьев, ремесленные кварталы, пыльные и грязные. Дома здесь в основном одноэтажные, рядом соседствуют жалкие лачуги из жердей и прутьев, шалаши из досок и неглубокие землянки.
В лучшие времена в Сарае проживало около ста тысяч человек, не считая приезжих торговцев. Ныне в столице Большой Орды население не превышало тридцати тысяч жителей. Отсюда давно разъехались почти все иудеи и армяне, некогда главные воротилы здешней торговли. Разбежались из неспокойного Сарая греки и фряги, обосновавшись в Крыму. Когда-то богатые подворья греческих и генуэзских купцов ныне пребывали в полнейшем запустении, здесь обитали лишь бездомные собаки и нищие.
Весна только началась. В необъятной небесной синеве с юга на север тянулись стаи диких гусей и журавлиные клинья.
Задрав голову, хан Ахмат, как мальчишка, загляделся на далекие птичьи косяки. Давно ему не доводилось охотиться с соколом на перелетных птиц, нескончаемые заботы совсем задавили его!
Неожиданно на вершину башни прибежал ханский нукер, сообщивший хану Ахмату, что в Сарае объявился мурза Тулунбек со множеством своих людей. Тулунбек ушел из Казани, разругавшись с тамошним ханом.
– Тулунбек готов припасть к твоим ногам, повелитель, – сказал нукер, прижав ладонь к груди.
Заинтригованный Ахмат чуть ли не бегом устремился в зал приемов.
Облачаясь с помощью услужливых слуг в расшитый золотом чапан, навешивая на шею золотые ожерелья, Ахмат пребывал в радостном волнении. Такого прежде не бывало, чтобы к нему в обедневший Сарай бежали, ища здесь покровительства, знатные вельможи из процветающей Казани. Обычно приближенные Ахмата уходили от него в Казань и Ас-Тархан.
По внешнему виду мурзы Тулунбека было видно, что этот вельможа весьма богат и привык повелевать. Тулунбек был лет на десять моложе хана Ахмата. Он был статен и крепок. Видимо, среди его предков было немало кипчаков и славянских наложниц, так как небольшая борода и волосы Тулунбека имели светло-желтый цвет, а его раскосые очи были серо-голубого оттенка.
Поклонившись сидящему на троне хану Ахмату, Тулунбек прижал к груди ладони обеих рук. Произнося цветистое длинное приветствие, Тулунбек стоял перед ханом прямо, но руки по-прежнему держал прижатыми к груди, как того требовал дворцовый этикет.
Хану Ахмату это понравилось, поскольку многие из его приближенных, выросшие в степных кочевьях, совершенно не умели соблюдать этикет и выказывать внешнее почтение своему повелителю. Зная гордыню и заносчивость степных беков, хан Ахмат предпочитал встречаться с ними не в сарайском дворце, а где-нибудь за городом – на своих летних стоянках.
На Тулунбеке был надет халат из дорогой ширванской ткани, на ногах у него были сафьяновые сапоги с загнутыми носками, а на голове круглая парчовая шапочка-тафья со свисающей сбоку золотой кистью.
Советники хана Ахмата, сидящие на скамьях с двух сторон от трона, с затаенным любопытством разглядывали знатного казанского перебежчика.
– Что привело тебя в наши края, друг мой? – вежливо осведомился у нежданного просителя хан Ахмат.
Ему уже доложили, что в обозе у мурзы Тулунбека находятся его жена, дети, слуги и рабы. Всего около сорока человек. Обоз казанского мурзы охраняет отряд конников числом в четыреста воинов.
– Как тебе известно, о светлейший, год назад в Казани умер хан Ибрагим, – сказал Тулунбек. – За время своего правления хан Ибрагим несколько раз воевал с рязанцами и московитами. Войско хана Ибрагима разорило Муром, стояло у стен Нижнего Новгорода, доходило до Костромы и Ярославля. Рынки Казани при Ибрагиме были полны русских невольников. Со смертью Ибрагима наступили плохие времена, ибо Али-хан, нынешний правитель Казани, страшится московского князя Ивана, как огня. Стыдно сказать, Али-хан шлет князю Ивану подарки со своими заверениями в вечной дружбе с московитами.
После этих слов Тулунбека среди советников хана Ахмата прокатился осуждающий ропот. В Сарае были наслышаны о воинственном хане Ибрагиме, который причинил немало хлопот русским князьям. Кто бы мог подумать, что у храброго Ибрагима окажется столь малодушный наследник!
– Я не желаю служить хану, который сгибает спину перед князем Иваном, – продолжил Тулунбек и вновь поклонился хану Ахмату. – О светлейший, позволь мне и моим людям поселиться в Сарае. Мне ведомо, что ты единственный из татарских ханов, кто не страшится русичей и готов вести войну с ними. Астраханский хан Касим желает торговать с Русью, а не воевать. Крымский хан Менгли-Гирей заключил союз с князем Иваном против Литвы и Польши.
– Союз Менгли-Гирея с князем Иваном прежде всего направлен против Большой Орды, – не сдержавшись, заметил хан Ахмат. – Крымские татары сильно досаждают нам, грабя наши караваны на переволоке с Дона на Волгу. Крымцы захватили наши пастбища у Северского Донца и в низовьях Дона. Мне приходится постоянно отражать набеги крымской конницы.
– Повелитель, если сокрушить Москву, то это неизбежно ослабит и крымского хана, – промолвил Тулунбек. – По-моему, московский князь слишком возгордился, завоевав Новгород. Пора бы осадить князя Ивана, принудить его снова платить дань.
Хан Ахмат с огромной охотой взял к себе на службу мурзу Тулунбека, сразу же зачислив его в свой ханский совет-диван. Таким образом, вельможа Тулунбек стал дворцовым эмиром. Ахмат доверил Тулунбеку ведомство, занимающееся сношениями с иноземными государствами.
В конце дня судьба преподнесла хану Ахмату еще один приятный сюрприз. В Сарай прибежал из Москвы знатный татарин Кутеп, который в свое время ушел из Казани, желая служить московскому князю. Теперь вот Кутеп поссорился с князем Иваном и бежал от него в Большую Орду вместе с семьей и слугами.
С Кутепом хан Ахмат беседовал с глазу на глаз, желая подробно расспросить его о житье-бытье московского князя и о военной силе московитов. В причины ссоры Кутепа с князем Иваном Ахмат не вдавался, видя, что у того нет особого желания говорить об этом. Со слов Кутепа выходило, что князь Иван задолжал ему немало денег, но вместо расплаты оштрафовал его за какой-то незначительный проступок в размере суммы своего долга.
«Такие грязные делишки впору проворачивать ростовщикам-иудеям, но не великому князю! – возмущался Кутеп. – Князь Иван заявил, что поступает по закону, на деле же он занимается откровенным грабежом!»
Кутеп сразу не понравился Ахмату. Это был человек со статью воина, но с душою мстительного и алчного негодяя, который не разбежится делать добро кому-либо, зато никогда не забудет малейшее зло, причиненное ему кем-то. В своей мстительности Кутеп мог дойти до любой дерзости и жестокости, желая отомстить своему обидчику. Желание расквитаться с московским князем так сильно распирало Кутепа, что при всяком упоминании о князе Иване его пальцы сжимались в кулаки, а узкие темные глаза загорались ненавистью.
После разговора с Кутепом хан Ахмат призвал к себе беклербека Темир-Газу, который считался главой всех дворцовых эмиров и верховным военачальником ордынского войска.
Коротко рассказав беклербеку о двух знатных перебежчиках, хан Ахмат, потирая руки, добавил, что пришла пора большого похода на Русь.
Темир-Газа осмелился напомнить Ахмату, что войско не получило жалованье за прошедший месяц, что кое-кто из степных беков начинает роптать.
– Со времени нашего последнего большого похода на Русь минуло семь лет, повелитель, – сказал прямодушный Темир-Газа. – За это время наше войско не стало сильнее, а вот военные силы князя Ивана заметно возросли после присоединения новгородских владений к московскому княжеству.
– Знаю, знаю! – недовольно скривился Ахмат. – Однако могущество московского князя ныне дало трещину. Кутеп поведал мне, что младшие братья князя Ивана, Андрей Большой и Борис Волоцкий, затеяли смуту против него. Оба ушли со своими семьями и дружинами в Великие Луки, это недалеко от Новгорода и литовской границы. Если литовцы окажут поддержку мятежным братьям, тогда князь Иван увязнет в междоусобице со своей родней. Еще Кутеп сообщил мне, что среди новгородских бояр зреют заговоры против московского князя. Новгородцы тоже хотят с помощью литовцев избавиться от власти князя Ивана. Этой зимой князь Иван снова приходил в Новгород с войском, усмирял недовольных и карал провинившихся.
Хан Ахмат приказал Темир-Газе разослать гонцов по всем степным кочевьям, дабы кочевые беки приступили к подготовке летнего похода на Русь.
– Войску объяви, что все недоимки по жалованью будут с лихвой возмещены в ходе нашествия на Москву, – добавил в конце Ахмат.
Темир-Газа удалился, отвесив хану низкий поклон.
Услышав через растворенное окно заунывный призыв муэдзина для всех правоверных к вечерней молитве, хан Ахмат кликнул слуг, чтобы ему принесли более скромный наряд для посещения дворцовой мечети.
Но и стоя на коленях на маленьком коврике в высоком гулком помещении мечети, хан Ахмат вполуха внимал мулле, нараспев читающему Коран, занятый своими мыслями. Рядом с ханом расположились на других ковриках его сыновья, племянники, двоюродные братья, советники из свиты…
Темир-Газа прав, размышлял Ахмат, Москва становится сильнее год от года, а Большая Орда все слабеет и слабеет. Вот уже и Казань, и Крымское ханство Ахмату не по зубам. Во время последнего похода на Москву семилетней давности конница Ахмата дошла до Оки, спалив дотла город Алексин на правом берегу реки. Переправиться на левобережье Оки татарам тогда не удалось, их не пропустили русские полки, стоявшие у бродов. Порыскав вдоль Оки и не найдя удобной переправы, конные тумены Ахмата повернули обратно в степи, удовольствовавшись весьма скромной добычей. Это была не просто неудача, а самый настоящий позор! Русские безнаказанно расстреливали татар из пушек с левого берега Оки, находясь в недосягаемости для татарских стрел.
Правда, два года спустя князь Иван прислал в Сарай посольство с дарами, дабы замириться с Ахматом и обговорить размер дани, которую Русь была готова выплачивать Орде. Ахмат принял московские дары и заключил мир с князем Иваном, не догадываясь о тайных намерениях хитрого московского князя. Умасливая Ахмата подарками и ведя с ним долгие переговоры о размере ясака, князь Иван просто-напросто тем самым выиграл время для завоевания Новгорода. Одновременно московиты вели переговоры с крымским ханом, подталкивая его к войне с Большой Ордой. Вскоре Менгли-Гирей напал на владения Ахмата, которому стало уже не до Руси. Татарские ханы растрачивали силы в грызне друг с другом, а в выигрыше в результате оказался московский князь.
«Что ж, с Менгли-Гиреем у меня теперь мир, поэтому он не ударит мне в спину, когда я двинусь на Москву, – думал Ахмат, совершая низкие поклоны и касаясь лбом холодного каменного пола. – Князь Иван долго водил меня за нос, лживо обещая начать выплачивать дань, но так и не прислав в Сарай ни шкурки, ни монеты. Я взыщу с князя Ивана весь долг сполна, когда разорю Москву и окрестные города! Аллах свидетель, на этот раз меня ничто не остановит!»
В узкие окна, забранные резными деревянными решетками, проливался утренний солнечный свет, разгоняя по углам душный полумрак обширного зала с высокими закругленными сводами. Мозаичный пол зала, выложенный из разноцветных речных камешков, во многих местах истрескался и просел в связи с оседанием почвы. В трещинах были и стены покоя, особенно заметные на фоне осыпавшейся штукатурки.
Зал был перегорожен ширмами из раскрашенного тростника высотой в человеческий рост. Благодаря ширмам внутреннее пространство зала было разделено на четыре примерно одинаковые комнаты. В одной из комнат стояла широкая кровать, в другой находились столы на низких ножках и возвышение для тех, кто здесь трапезничал, сидя на ковре по восточному обычаю. В двух других комнатах стояли скамьи, стулья, сундуки и много сосудов из серебра и позолоченной меди.
В древнем дворце золотоордынских ханов имелись помещения поопрятнее этого довольно запущенного покоя. Однако хан Ахмат облюбовал для себя именно этот зал, поскольку отсюда можно было быстро добраться до конюшни и до дворцовой башни. Захватив власть в Орде путем переворота, хан Ахмат не слишком-то доверял своему ближайшему окружению.
Смелость и удачное стечение обстоятельств позволили темнику Ахмату утвердиться на ханском троне. Татары из кочевых родов Среднего Поволжья пошли за Ахматом и сделали его ханом, желая пограбить оседлую татарскую знать и живущих в Сарае купцов. Всем сторонникам Ахмата с самого начала было ясно, что у того нет никаких прав на ханский трон. Если свергнутый Ахматом Кичи-Мухаммад доводился дальним родственником знаменитому хану Тохтамышу, то есть являлся чингизидом, то в жилах Ахмата не было ни капли царственной крови.
Желая хоть как-то возвыситься над своими приверженцами из Степи и над оседлой татарской знатью, Ахмат стал просить себе в жены любых родственниц из золотого рода чингизидов, которые еще оставались в Казани и Ас-Тархане. Посылал Ахмат послов за царственной невестой и в далекий улус Шейбанидов, что на реке Иртыш. Однако всюду Ахмат получил отказ. Тамошние татарские ханы смотрели на Ахмата свысока, считая его безродным выскочкой и надеясь, что рано или поздно трон Большой Орды займет истинный чингизид.
Многие степные беки обиделись на Ахмата за то, что он не позволил им дочиста разграбить Сарай, и оставили его, уйдя в свои кочевья. С некоторыми из них Ахмату даже пришлось несколько лет воевать, дабы силой оружия доказать всем и каждому, что в Сарае сидит могучий и воинственный хан, который не потерпит открытого неповиновения в своем улусе.
В это утро хан Ахмат ломал голову над тем, где ему раздобыть злата-серебра на содержание своего буйного войска, которое без военной добычи и постоянного ханского жалованья становилось похожим на голодного тигра. Войско является единственной опорой для царствующего в Орде Ахмата, но в то же время военачальники этого войска могут запросто убить Ахмата, если почувствуют его слабину и останутся без ханских подарков.
Ахмату было уже за пятьдесят, это был кривоногий узкоглазый степняк невысокого роста, жилистый и желтолицый. Он крепко сидел в седле, превосходно стрелял из лука и бросал аркан. Ахмат происходил из монгольского рода джуркин, в котором никогда не бывало своих ханов. Род джуркин находился в вассальной зависимости от монгольского племени унгиратов. После победоносного похода войска Бату-хана на Запад и образования на Волге Золотой Орды унгираты вернулись на коренные земли монголов, а род джуркин остался в донских степях вместе с прочими родами, входившими в улус Бату-хана и его сыновей.
После двухсотлетнего существования бок о бок с племенами половцев на берегах Дона монголы из рода джуркин не только позабыли свой родной язык, но и весьма существенно изменились внешне. Среди них появилось много стройных, статных, желтоволосых и светлоглазых. Половцами русичи называли живущих в степях кипчаков за цвет их волос. (Половый означает по-древнерусски «желтый».)
Пока слуги, шаркая по полу грубыми башмаками, накрывали на стол, хан Ахмат бродил по своей неуютной спальне, одолеваемый невеселыми мыслями. Вся его казна находится рядом за тонкой тростниковой перегородкой, однако почти все сундуки уже пусты. Звонкой монеты хватит едва ли на пару месяцев на содержание чиновников, слуг, гарема и телохранителей. Подходит срок для выплаты жалованья войску, а платить нечем. Правда, можно пустить в переплавку серебряную посуду, чтобы затем отчеканить деньги для выплаты войску.
Ахмат дорожил своими сокровищами, поэтому решиться на такой шаг было для него настоящим мучением.
Когда пожаловал заспанный визирь Карамурза, удостоенный чести трапезничать с ханом за одним столом, Ахмат первым делом заговорил с ним о последних поступлениях в казну и о мерах, предпринятых для выколачивания недоимок.
Карамурза с печальным вздохом принялся сетовать на то, что торговые пошлины уже не дают большого дохода в казну, как было когда-то. Обычные налоги, коими обложены ремесленники Сарая, приходится выколачивать палками.
– Качество ремесленных изделий сильно упало, так как после всех последних переворотов самых искусных мастеров либо перебили, либо угнали в рабство куда-нибудь в Казань или Крым, – молвил Карамурза, налегая на горячий плов. – По этой причине упал и спрос на ремесленные изделия. Ремесленники сидят в нужде, не имея денег для уплаты подушной подати. Земледельцев в ближней округе Сарая почти не осталось, поэтому и оброк собирать не с кого. Кочевники еще выплачивают худо-бедно налог-копчур с пасущихся стад, но это сущие крохи, поскольку истинного поголовья овец, лошадей и верблюдов никто в ханском диване не знает. Для контроля за численностью крупного и мелкого скота нужен целый штат чиновников, а где взять деньги на его содержание?
– А что же наши даньщики? – спросил Ахмат. – От ясачных людей идут какие-нибудь поступления в казну?
– Мордва больше тяготеет к Казанскому ханству и нам дань уже не платит, – невесело пояснил Карамурза. – Чувашские князья тоже находятся под покровительством Казани, как и черемисы, и камские татары. От русских князей дань не поступает с той поры, как в Москве вокняжился Иван Васильевич, сын Василия Темного.
– Что же, у ордынского хана нет даньщиков? – сердито воскликнул Ахмат, отодвинув от себя тарелку с пловом.
– Из ясачных людей у нас остались лишь донские колена кипчаков да саксины, расселившиеся вдоль реки Ахтубы, – ответил Карамурза. – И те и другие давно прозябают в бедности, так как их пастбища и зимовки находятся в ленном владении у кочевой татарской знати. Кочевые беки забирают себе львиную долю податей, поступающих от ясачных людей. Тут уж ничего не поделаешь. – Толстяк Карамурза пожал плечами, вытирая жирные пальцы льняной салфеткой.
Хан Ахмат нахмурился еще больше, понимая смысл последней реплики визиря. Такое положение сложилось в Большой Орде еще до хана Кичи-Мухаммада, свергнутого Ахматом. При сыновьях и внуках Тохтамыша, боровшихся за ханский трон с потомками Едигея и Бердибека, вошло в практику превращать ханские временные земельные дарения татарской знати в наследственные владения. Таким образом, ханы, рвавшие друг у друга ордынский трон, стремились перетянуть на свою сторону кочевую татарскую знать.
Хан Ахмат понимал, что отнимать у кочевых беков их ленные владения чревато для него потерей трона. Именно кочевые беки и зависимые от них кипчаки и саксины составляют основное ядро его войска.
– Можно увеличить чеканку медной монеты и выдать, скажем, половину жалованья войску медными деньгами, – сказал Карамурза. – Другую половину жалованья можно выдать маленькими серебряными монетами, которых очень много в обращении на рынках Сарая.
Полновесная серебряная монета называлась теньге и высоко ценилась среди купцов и ростовщиков. В пору смут, когда всякая торговля была нарушена, ордынские ханы стали чеканить в огромных количествах мелкие серебряные деньги, которые по весу были втрое легче теньге. Называлась маленькая серебряная монета – теньгача, но чаще – акча, то есть «беленькая».
Иноземные купцы очень неохотно брали за свои привезенные в Сарай товары мелкие серебряные деньги и тем более медные деньги, которыми власти Сарая пытались покрыть огромную нехватку в золоте и серебре.
– Мне, как хану, недостойно расплачиваться с войском медными деньгами! – с видом оскорбленного достоинства промолвил Ахмат. – Нужно где-нибудь раздобыть побольше серебра, Карамурза. Это не просьба, а приказ!
Визирь покинул ханскую трапезную с унылым лицом.
«Зачем честолюбцы рвутся к власти, если, сидя на троне, они не могут не то что довести государство до процветания, но даже не в состоянии свести концы с концами!» – думал он, направляясь по пыльным коридорам и залам в ханскую канцелярию.
* * *
Чтобы отвлечься от тягостных дум, хан Ахмат поднялся по винтовой каменной лестнице на верхнюю площадку круглой дворцовой башни. С высоты тридцати локтей взору хана открылся Гулистан, центральный квартал Сарая, обнесенный высокой желтой стеной из сырцового кирпича. Среди стройных кипарисов и пирамидальных серебристых тополей теснятся одна к другой плоские черепичные и глинобитные крыши домов, иные из которых имеют два и три этажа. Узкие тенистые улочки, стиснутые высокими дувалами, напоминают извилистые ущелья, по ним можно было ходить пешком и проехать верхом, но повозка здесь нигде не проедет.Повозки проезжают только по главной улице Гулистана, ведущей от Южных ворот до базарной площади. Ширина этой улицы такова, что по ней могут проехать в ряд двадцать всадников.
В Гулистане проживает оседлая татарская знать, а также купцы и ростовщики.
Вокруг Гулистана раскинулись, утопающие в зелени деревьев, ремесленные кварталы, пыльные и грязные. Дома здесь в основном одноэтажные, рядом соседствуют жалкие лачуги из жердей и прутьев, шалаши из досок и неглубокие землянки.
В лучшие времена в Сарае проживало около ста тысяч человек, не считая приезжих торговцев. Ныне в столице Большой Орды население не превышало тридцати тысяч жителей. Отсюда давно разъехались почти все иудеи и армяне, некогда главные воротилы здешней торговли. Разбежались из неспокойного Сарая греки и фряги, обосновавшись в Крыму. Когда-то богатые подворья греческих и генуэзских купцов ныне пребывали в полнейшем запустении, здесь обитали лишь бездомные собаки и нищие.
Весна только началась. В необъятной небесной синеве с юга на север тянулись стаи диких гусей и журавлиные клинья.
Задрав голову, хан Ахмат, как мальчишка, загляделся на далекие птичьи косяки. Давно ему не доводилось охотиться с соколом на перелетных птиц, нескончаемые заботы совсем задавили его!
Неожиданно на вершину башни прибежал ханский нукер, сообщивший хану Ахмату, что в Сарае объявился мурза Тулунбек со множеством своих людей. Тулунбек ушел из Казани, разругавшись с тамошним ханом.
– Тулунбек готов припасть к твоим ногам, повелитель, – сказал нукер, прижав ладонь к груди.
Заинтригованный Ахмат чуть ли не бегом устремился в зал приемов.
Облачаясь с помощью услужливых слуг в расшитый золотом чапан, навешивая на шею золотые ожерелья, Ахмат пребывал в радостном волнении. Такого прежде не бывало, чтобы к нему в обедневший Сарай бежали, ища здесь покровительства, знатные вельможи из процветающей Казани. Обычно приближенные Ахмата уходили от него в Казань и Ас-Тархан.
По внешнему виду мурзы Тулунбека было видно, что этот вельможа весьма богат и привык повелевать. Тулунбек был лет на десять моложе хана Ахмата. Он был статен и крепок. Видимо, среди его предков было немало кипчаков и славянских наложниц, так как небольшая борода и волосы Тулунбека имели светло-желтый цвет, а его раскосые очи были серо-голубого оттенка.
Поклонившись сидящему на троне хану Ахмату, Тулунбек прижал к груди ладони обеих рук. Произнося цветистое длинное приветствие, Тулунбек стоял перед ханом прямо, но руки по-прежнему держал прижатыми к груди, как того требовал дворцовый этикет.
Хану Ахмату это понравилось, поскольку многие из его приближенных, выросшие в степных кочевьях, совершенно не умели соблюдать этикет и выказывать внешнее почтение своему повелителю. Зная гордыню и заносчивость степных беков, хан Ахмат предпочитал встречаться с ними не в сарайском дворце, а где-нибудь за городом – на своих летних стоянках.
На Тулунбеке был надет халат из дорогой ширванской ткани, на ногах у него были сафьяновые сапоги с загнутыми носками, а на голове круглая парчовая шапочка-тафья со свисающей сбоку золотой кистью.
Советники хана Ахмата, сидящие на скамьях с двух сторон от трона, с затаенным любопытством разглядывали знатного казанского перебежчика.
– Что привело тебя в наши края, друг мой? – вежливо осведомился у нежданного просителя хан Ахмат.
Ему уже доложили, что в обозе у мурзы Тулунбека находятся его жена, дети, слуги и рабы. Всего около сорока человек. Обоз казанского мурзы охраняет отряд конников числом в четыреста воинов.
– Как тебе известно, о светлейший, год назад в Казани умер хан Ибрагим, – сказал Тулунбек. – За время своего правления хан Ибрагим несколько раз воевал с рязанцами и московитами. Войско хана Ибрагима разорило Муром, стояло у стен Нижнего Новгорода, доходило до Костромы и Ярославля. Рынки Казани при Ибрагиме были полны русских невольников. Со смертью Ибрагима наступили плохие времена, ибо Али-хан, нынешний правитель Казани, страшится московского князя Ивана, как огня. Стыдно сказать, Али-хан шлет князю Ивану подарки со своими заверениями в вечной дружбе с московитами.
После этих слов Тулунбека среди советников хана Ахмата прокатился осуждающий ропот. В Сарае были наслышаны о воинственном хане Ибрагиме, который причинил немало хлопот русским князьям. Кто бы мог подумать, что у храброго Ибрагима окажется столь малодушный наследник!
– Я не желаю служить хану, который сгибает спину перед князем Иваном, – продолжил Тулунбек и вновь поклонился хану Ахмату. – О светлейший, позволь мне и моим людям поселиться в Сарае. Мне ведомо, что ты единственный из татарских ханов, кто не страшится русичей и готов вести войну с ними. Астраханский хан Касим желает торговать с Русью, а не воевать. Крымский хан Менгли-Гирей заключил союз с князем Иваном против Литвы и Польши.
– Союз Менгли-Гирея с князем Иваном прежде всего направлен против Большой Орды, – не сдержавшись, заметил хан Ахмат. – Крымские татары сильно досаждают нам, грабя наши караваны на переволоке с Дона на Волгу. Крымцы захватили наши пастбища у Северского Донца и в низовьях Дона. Мне приходится постоянно отражать набеги крымской конницы.
– Повелитель, если сокрушить Москву, то это неизбежно ослабит и крымского хана, – промолвил Тулунбек. – По-моему, московский князь слишком возгордился, завоевав Новгород. Пора бы осадить князя Ивана, принудить его снова платить дань.
Хан Ахмат с огромной охотой взял к себе на службу мурзу Тулунбека, сразу же зачислив его в свой ханский совет-диван. Таким образом, вельможа Тулунбек стал дворцовым эмиром. Ахмат доверил Тулунбеку ведомство, занимающееся сношениями с иноземными государствами.
В конце дня судьба преподнесла хану Ахмату еще один приятный сюрприз. В Сарай прибежал из Москвы знатный татарин Кутеп, который в свое время ушел из Казани, желая служить московскому князю. Теперь вот Кутеп поссорился с князем Иваном и бежал от него в Большую Орду вместе с семьей и слугами.
С Кутепом хан Ахмат беседовал с глазу на глаз, желая подробно расспросить его о житье-бытье московского князя и о военной силе московитов. В причины ссоры Кутепа с князем Иваном Ахмат не вдавался, видя, что у того нет особого желания говорить об этом. Со слов Кутепа выходило, что князь Иван задолжал ему немало денег, но вместо расплаты оштрафовал его за какой-то незначительный проступок в размере суммы своего долга.
«Такие грязные делишки впору проворачивать ростовщикам-иудеям, но не великому князю! – возмущался Кутеп. – Князь Иван заявил, что поступает по закону, на деле же он занимается откровенным грабежом!»
Кутеп сразу не понравился Ахмату. Это был человек со статью воина, но с душою мстительного и алчного негодяя, который не разбежится делать добро кому-либо, зато никогда не забудет малейшее зло, причиненное ему кем-то. В своей мстительности Кутеп мог дойти до любой дерзости и жестокости, желая отомстить своему обидчику. Желание расквитаться с московским князем так сильно распирало Кутепа, что при всяком упоминании о князе Иване его пальцы сжимались в кулаки, а узкие темные глаза загорались ненавистью.
После разговора с Кутепом хан Ахмат призвал к себе беклербека Темир-Газу, который считался главой всех дворцовых эмиров и верховным военачальником ордынского войска.
Коротко рассказав беклербеку о двух знатных перебежчиках, хан Ахмат, потирая руки, добавил, что пришла пора большого похода на Русь.
Темир-Газа осмелился напомнить Ахмату, что войско не получило жалованье за прошедший месяц, что кое-кто из степных беков начинает роптать.
– Со времени нашего последнего большого похода на Русь минуло семь лет, повелитель, – сказал прямодушный Темир-Газа. – За это время наше войско не стало сильнее, а вот военные силы князя Ивана заметно возросли после присоединения новгородских владений к московскому княжеству.
– Знаю, знаю! – недовольно скривился Ахмат. – Однако могущество московского князя ныне дало трещину. Кутеп поведал мне, что младшие братья князя Ивана, Андрей Большой и Борис Волоцкий, затеяли смуту против него. Оба ушли со своими семьями и дружинами в Великие Луки, это недалеко от Новгорода и литовской границы. Если литовцы окажут поддержку мятежным братьям, тогда князь Иван увязнет в междоусобице со своей родней. Еще Кутеп сообщил мне, что среди новгородских бояр зреют заговоры против московского князя. Новгородцы тоже хотят с помощью литовцев избавиться от власти князя Ивана. Этой зимой князь Иван снова приходил в Новгород с войском, усмирял недовольных и карал провинившихся.
Хан Ахмат приказал Темир-Газе разослать гонцов по всем степным кочевьям, дабы кочевые беки приступили к подготовке летнего похода на Русь.
– Войску объяви, что все недоимки по жалованью будут с лихвой возмещены в ходе нашествия на Москву, – добавил в конце Ахмат.
Темир-Газа удалился, отвесив хану низкий поклон.
Услышав через растворенное окно заунывный призыв муэдзина для всех правоверных к вечерней молитве, хан Ахмат кликнул слуг, чтобы ему принесли более скромный наряд для посещения дворцовой мечети.
Но и стоя на коленях на маленьком коврике в высоком гулком помещении мечети, хан Ахмат вполуха внимал мулле, нараспев читающему Коран, занятый своими мыслями. Рядом с ханом расположились на других ковриках его сыновья, племянники, двоюродные братья, советники из свиты…
Темир-Газа прав, размышлял Ахмат, Москва становится сильнее год от года, а Большая Орда все слабеет и слабеет. Вот уже и Казань, и Крымское ханство Ахмату не по зубам. Во время последнего похода на Москву семилетней давности конница Ахмата дошла до Оки, спалив дотла город Алексин на правом берегу реки. Переправиться на левобережье Оки татарам тогда не удалось, их не пропустили русские полки, стоявшие у бродов. Порыскав вдоль Оки и не найдя удобной переправы, конные тумены Ахмата повернули обратно в степи, удовольствовавшись весьма скромной добычей. Это была не просто неудача, а самый настоящий позор! Русские безнаказанно расстреливали татар из пушек с левого берега Оки, находясь в недосягаемости для татарских стрел.
Правда, два года спустя князь Иван прислал в Сарай посольство с дарами, дабы замириться с Ахматом и обговорить размер дани, которую Русь была готова выплачивать Орде. Ахмат принял московские дары и заключил мир с князем Иваном, не догадываясь о тайных намерениях хитрого московского князя. Умасливая Ахмата подарками и ведя с ним долгие переговоры о размере ясака, князь Иван просто-напросто тем самым выиграл время для завоевания Новгорода. Одновременно московиты вели переговоры с крымским ханом, подталкивая его к войне с Большой Ордой. Вскоре Менгли-Гирей напал на владения Ахмата, которому стало уже не до Руси. Татарские ханы растрачивали силы в грызне друг с другом, а в выигрыше в результате оказался московский князь.
«Что ж, с Менгли-Гиреем у меня теперь мир, поэтому он не ударит мне в спину, когда я двинусь на Москву, – думал Ахмат, совершая низкие поклоны и касаясь лбом холодного каменного пола. – Князь Иван долго водил меня за нос, лживо обещая начать выплачивать дань, но так и не прислав в Сарай ни шкурки, ни монеты. Я взыщу с князя Ивана весь долг сполна, когда разорю Москву и окрестные города! Аллах свидетель, на этот раз меня ничто не остановит!»
Глава вторая
Ногайская родня
Когда-то поиски достойной невесты привели хана Ахмата в Ногайскую Орду, владения которой простирались от левобережья Волги до реки Яик. Свое название ногайские татары получили от темника Ногая, который обладал большим могуществом в пору расцвета Золотой Орды.
Ногай вел свой род от седьмого сына Джучи Мувала. Он принадлежал к числу тех потомков Джучи, отцы которых в прошлом никогда не занимали ханского трона. Отец Ногая, Тутар, посланный Батыем в Иран к хану Хулагу как представитель улуса Джучи, был обвинен в попытке заговора на жизнь Хулагу и казнен вместе с другими Батыевыми послами. Когда началась война с Хулагу, Ногай был поставлен ханом Берке во главе золотоордынского войска. Ногай разбил Хулагу, и с той поры началось его возвышение. Поставленный над несколькими туменами монгольских войск на юго-западных окраинах Джучиева улуса, Ногай занял в Орде почти равное с ханами положение.
Владения Ногая простирались от Дуная до Днепра, ему же принадлежал Крым.
Могущество Ногая вселяло опасения в хана Тохту, которому Ногай помог завладеть троном в Орде, выдав ему на расправу хана Туля-Бугу. Тохта приблизил к себе недругов Ногая, с помощью которых пытался ограничить влияние последнего на ордынских эмиров. С переходом большинства монгольской знати на сторону Тохты Ногай мог опереться только на половцев и на алан. Начавшиеся распри между сыновьями Ногая еще больше ухудшили его положение.
Тохта собрал большое войско и на Куканлыке разбил конницу Ногая. В том сражении Ногай, уже дряхлый старик, был убит русским воином из войска Тохты. Это случилось в 1300 году. Сыновья Ногая с тысячей верных всадников успели бежать.
Потомки Ногая обосновались в степях к востоку от реки Яик, где впоследствии образовалась Синяя Орда, с распадом которой выделился Ногайский улус. Костяк Ногайского улуса составляли монголы из племени мангыт, поэтому сами ногаи чаще всего называли себя мангытами.
Ханы Ногайской Орды не принадлежали к чингизидам, а потому их хоть и называли ханами, но относились к ним как к вождям разбойничьего кочевого сообщества. Все преступники и отщепенцы из соседних татарских ханств находили пристанище не где-нибудь, а у ногаев. Помимо перегонного скотоводства ногаи совершали грабительские налеты на купеческие караваны, на аилы и курени соседних кочевых племен.
У ногайского хана Ивака Ахмат высватал себе в жены его племянницу Чичек-хатын. В ту пору враги теснили Ахмата со всех сторон, поэтому он лихорадочно искал себе союзников. Хан Ивак охотно отдал Ахмату свою племянницу, дав ей в приданое, кроме лошадей, верблюдов и овец, также три тысячи всадников. Во главе этого отряда стоял родной брат Чичек-хатын, Чалмай.
Со временем в Сарае обосновался другой брат Чичек-хатын, мурза Ямгурчи. Если простоватый Чалмай, падкий на вино и женщин, не досаждал Ахмату своими советами, то Ямгурчи имел привычку всюду совать свой нос и по любому поводу высказывать свое мнение. Ахмат был вынужден включить Ямгурчи в число своих ближайших советников, как своего родственника и доверенное лицо ногайского хана.
К Чичек-хатын хан Ахмат не испытывал никаких чувств, поскольку она была худа, нескладна и угловата. У нее была желтая кожа, черные жесткие волосы, кривые тонкие ноги, плоская грудь. Лицо Чичек-хатын имело форму треугольника благодаря узкому подбородку, широким зауженным книзу скулам и низкому лбу, завешанному неровно подрезанной челкой до самых бровей, густых и черных. Приплюснутый нос юной ханши был явно маловат для такого широкого лица, а ее узкие очи напоминали две белые щели, в которых синхронно перекатывались два темных зрачка. От взгляда редко улыбающейся Чичек-хатын так и веяло холодностью и мрачной настороженностью. Единственным украшением этого девичьего лица были красиво очерченные уста, улыбка которых вряд ли украсила бы Чичек-хатын из-за ее кривых зубов.
Под стать неказистой внешности Чичек-хатын был и ее нрав, в котором было столько мстительной злобы и ревнивой подозрительности, что хан Ахмат про себя называл свою ногайскую жену «чудовищем в женском обличье». От частых приступов ярости Чичек-хатын страдали все в ее окружении. Своих рабынь Чичек-хатын избивала собственноручно, доставалось от нее и слугам-мужчинам, которых она могла облить кипятком или вонзить иглу кому-нибудь в лицо.
Ногай вел свой род от седьмого сына Джучи Мувала. Он принадлежал к числу тех потомков Джучи, отцы которых в прошлом никогда не занимали ханского трона. Отец Ногая, Тутар, посланный Батыем в Иран к хану Хулагу как представитель улуса Джучи, был обвинен в попытке заговора на жизнь Хулагу и казнен вместе с другими Батыевыми послами. Когда началась война с Хулагу, Ногай был поставлен ханом Берке во главе золотоордынского войска. Ногай разбил Хулагу, и с той поры началось его возвышение. Поставленный над несколькими туменами монгольских войск на юго-западных окраинах Джучиева улуса, Ногай занял в Орде почти равное с ханами положение.
Владения Ногая простирались от Дуная до Днепра, ему же принадлежал Крым.
Могущество Ногая вселяло опасения в хана Тохту, которому Ногай помог завладеть троном в Орде, выдав ему на расправу хана Туля-Бугу. Тохта приблизил к себе недругов Ногая, с помощью которых пытался ограничить влияние последнего на ордынских эмиров. С переходом большинства монгольской знати на сторону Тохты Ногай мог опереться только на половцев и на алан. Начавшиеся распри между сыновьями Ногая еще больше ухудшили его положение.
Тохта собрал большое войско и на Куканлыке разбил конницу Ногая. В том сражении Ногай, уже дряхлый старик, был убит русским воином из войска Тохты. Это случилось в 1300 году. Сыновья Ногая с тысячей верных всадников успели бежать.
Потомки Ногая обосновались в степях к востоку от реки Яик, где впоследствии образовалась Синяя Орда, с распадом которой выделился Ногайский улус. Костяк Ногайского улуса составляли монголы из племени мангыт, поэтому сами ногаи чаще всего называли себя мангытами.
Ханы Ногайской Орды не принадлежали к чингизидам, а потому их хоть и называли ханами, но относились к ним как к вождям разбойничьего кочевого сообщества. Все преступники и отщепенцы из соседних татарских ханств находили пристанище не где-нибудь, а у ногаев. Помимо перегонного скотоводства ногаи совершали грабительские налеты на купеческие караваны, на аилы и курени соседних кочевых племен.
У ногайского хана Ивака Ахмат высватал себе в жены его племянницу Чичек-хатын. В ту пору враги теснили Ахмата со всех сторон, поэтому он лихорадочно искал себе союзников. Хан Ивак охотно отдал Ахмату свою племянницу, дав ей в приданое, кроме лошадей, верблюдов и овец, также три тысячи всадников. Во главе этого отряда стоял родной брат Чичек-хатын, Чалмай.
Со временем в Сарае обосновался другой брат Чичек-хатын, мурза Ямгурчи. Если простоватый Чалмай, падкий на вино и женщин, не досаждал Ахмату своими советами, то Ямгурчи имел привычку всюду совать свой нос и по любому поводу высказывать свое мнение. Ахмат был вынужден включить Ямгурчи в число своих ближайших советников, как своего родственника и доверенное лицо ногайского хана.
К Чичек-хатын хан Ахмат не испытывал никаких чувств, поскольку она была худа, нескладна и угловата. У нее была желтая кожа, черные жесткие волосы, кривые тонкие ноги, плоская грудь. Лицо Чичек-хатын имело форму треугольника благодаря узкому подбородку, широким зауженным книзу скулам и низкому лбу, завешанному неровно подрезанной челкой до самых бровей, густых и черных. Приплюснутый нос юной ханши был явно маловат для такого широкого лица, а ее узкие очи напоминали две белые щели, в которых синхронно перекатывались два темных зрачка. От взгляда редко улыбающейся Чичек-хатын так и веяло холодностью и мрачной настороженностью. Единственным украшением этого девичьего лица были красиво очерченные уста, улыбка которых вряд ли украсила бы Чичек-хатын из-за ее кривых зубов.
Под стать неказистой внешности Чичек-хатын был и ее нрав, в котором было столько мстительной злобы и ревнивой подозрительности, что хан Ахмат про себя называл свою ногайскую жену «чудовищем в женском обличье». От частых приступов ярости Чичек-хатын страдали все в ее окружении. Своих рабынь Чичек-хатын избивала собственноручно, доставалось от нее и слугам-мужчинам, которых она могла облить кипятком или вонзить иглу кому-нибудь в лицо.