Сержант прикинул направление, прикинул расстояние, что можно покрыть за день пути… Город (что бы ни понимал Иван под этим словом) находился в южных предгорьях Бырранги, в местах холмистых, возвышенных.
   – Убить всех можешь, да? Злой город. Нельзя никого оставлять.
   Лихо… Перебить в одиночку или вдвоем население целого города, даже если на деле это поселок… А Иван-то хорош… На вид тихий-мирный житель тундры, а сам натуральный геноцид затеял устроить. Да еще чужими руками.
   – Можешь, да? – допытывался Иван.
   Сержант не стал ему морочить голову. Все-таки спаситель, и кто знает, какие старые счеты здесь между жителями города и тундры. Может быть, потому и живет Иван в одиночестве, что всех родных и близких перебили городские. Но он, сержант Багиров, в местных разборках сторона нейтральная. Как говорится, свои дерутся, чужой не встревай… И если его не тронут, затевать бойню он не станет. Особенно с двумя неполными магазинами.
   Примерно так он Ивану и объяснил свою гражданскую позицию.
   Иван долго молчал, размышлял о чем-то. Может, придумывал какие-то новые доводы, способные убедить Багирова. Или сожалел о времени и усилиях, зря потраченных на сержанта, не оправдавшего надежд.
   – Пойдем, – сказал Иван и пошагал к чуму.
   – Куда и зачем? – настороженно спросил сержант.
   – Узнаем, что будет, – Иван откинул полог, пригнулся, нырнул внутрь чума, сделав Багирову приглашающий жест.
   …Все-таки он здесь бывал… Или нет? Сержант не мог понять – вроде похож чум, а вроде и не совсем, вроде прошлый раз больше показался. Хотя ему в том состоянии могло что угодно показаться и примерещиться.
   В прошлый раз (если он действительно был, тот прошлый раз) в чуме пылал небольшой костер – и пламя, и угли были неестественного зеленого цвета. Иван сидел неподвижно у огня, лицом к Багирову. Сержант лежал напротив, сидеть он не мог, на Ивана смотрел сквозь языки зеленого пламени, – и виделось ему, что происходят с лицом аборигена вещи странные: оно плыло, изменялись черты и пропорции, порой перед Багировым мелькал на мгновение лик ангельской красоты, чтобы тут же смениться уродливой страшноватой гримасой.
   Даже этого хватало, чтобы придать наблюдаемой картине сверхъестественный оттенок.
   Но Иван еще и пел, причем казалось, что на самом деле он лишь раскрывает рот под фонограмму. Высокий и чистый мужской голос – ничего общего не имеющий с надтреснутым тенорком Ивана, – выводил странные мелодичные трели.
   Пение завораживало сержанта. Гипнотизировало. И почудилось, что на песню накладываются далекие голоса, подпевающие в унисон… По наклонным стенкам чума метались тени – черные, резкие, сплетаясь не то в схватке, не то в пляске. Что за тени? Откуда? Ведь оба, и гость, и хозяин, оставались неподвижны…
   Что было потом, как он покинул чум, сержант не помнил. Позже, поразмыслив, решил: или все привиделось от начала до конца, или видения начались уже в чуме: швырнул Иван в огонь какую-то наркоту, зелье шаманское, и поползли глюки.
   Так что сейчас держался Багиров настороже. Правоверным с такими штучками лучше не связываться, сам не заметишь, как вместо гурий в раю заработаешь огненную бездну Джиханнама… В чум он сунулся, любопытство одолевало, но решил: начнется что-нибудь подозрительное, тут же уйдет.
   Но на сей раз все происходило буднично. Очаг в чуме не горел, освещалось жилище лишь сквозь отверстие дымохода. Не слишком ярко освещалось, и сержант толком не заметил, откуда хозяин выудил круглый и плоский металлический предмет, блестящий, надраенный, – не то щит, не то поднос. Разместил его горизонтально возле очага, на хорошо освещенном месте, тщательно выровнял.
   Багиров присмотрелся и понял: не поднос, крышка от какого-то агрегата, приспособленная Иваном для своих надобностей, вон и следы от креплений остались…
   А Иван уже достал второй предмет – небольшой кожаный мешочек, распустил тесемку, встряхнул несколько раз. В мешочке что-то глухо побрякивало. Быстрое движение – и содержимое посыпалось на металл. Фигурки, небольшие, цилиндрические, с фалангу пальца размером, вырезанные не то из кости, не то из моржового клыка.
   Иван молча и внимательно изучал хаотичную на первый взгляд россыпь фигурок. Гадание, понял сержант. Местный эквивалент карт Таро и кофейной гущи. Проку от таких штук мало, но и вреда особого нет.
   Он придвинулся поближе, присмотрелся. Фигурки напоминали шахматные, только у тех одно основание, а у этих две плоские закругленные поверхности, сверху и снизу. Между основаниями были вырезаны условно-стилизованные изображения людей и животных. Слишком уж стилизованные, по мнению сержанта. Оленя он кое-как опознал, в основном по ветвистым рогам, углядел пузатую рыбу, и вроде как зайца или кролика, в общем, кого-то ушастого.
   Остальные персонажи остались неузнанными. Впрочем, не всех можно было хорошо разглядеть – одни фигурки встали на основания правильно, другие – вверх тормашками, третьи лежали на боку, полностью или частично прикрытые своими костяными собратьями. Багиров отметил, что костяшки разнятся не только изображениями, но и цветом – одни белые, словно вчера вырезанные, другие пожелтели в большей или меньшей степени. Некоторые, наверное, самые древние, приобрели почти коричневый оттенок.
   – Тихо сиди, – предупредил Иван; руки его быстро-быстро замелькали, раскладывая и сортируя фигурки.
   Одни он складывал обратно в мешочек, другие выстраивал рядами на двух противоположных краях крышки, как будто вознамерился сыграть в шахматы на круглой доске без клеток. Пальцы Ивана работали удивительно ловко, словно каждым из них управлял микропроцессор, рассчитывающий движение до микрона: ни разу, забирая из кучки фигурку, он не зацепил, не стронул с места соседнюю.
   Вскоре сержант понял принцип сортировки: те фигурки, что встали правильно, оставались на месте, на край отправлялись перевернутые, в мешок – упавшие боком. Центральная россыпь постепенно уменьшилась в размерах, но порядка в ее расстановке, естественно, не добавилось.
   Иван закончил переборку и теперь рассматривал ее результат так и этак, склоняя голову то к правому плечу, то к левому. Багиров, ничего не понимавший, больше поглядывал на хозяина. Оказалось, что он впервые видит Ивана с непокрытой головой, ни разу до сих пор тот не стягивал с головы меховой капюшон… Или все же стягивал – тогда, во время пения у зеленого костра? Багиров не помнил, да и не поручился бы за точность тех воспоминаний…
   Сейчас Иван откинул капюшон, распустил волосы, – оказалось, что они у него длинные, будто у женщины, и чем-то скреплены на затылке. Среди черных как смоль прядей резко выделялась одна, седая до снежной белизны, свисавшая за левым ухом. Едва ли это был признак солидного возраста, сержант знал: и у молодых изредка случается такая частичная седина, иногда после ранения в голову, иногда вообще не пойми от чего.
   – Смотри, – негромко велел Иван, кивнув на получившуюся композицию. – Тихо сиди и смотри.
   Багиров уставился на фигурки. Что тут можно высмотреть? Да что угодно, как на тестах у психологов, где хоть тресни, но разгляди в идиотских кляксах что-нибудь осмысленное.
   Затем внимание Бага привлекла одна фигурка, стоявшая наособицу от остальных. Беленькая, совсем свежая, – и застывшая в неустойчивом равновесии. Наклонилась, словно собираясь упасть, да так и не упала. Соседние фигурки наклонившуюся не подпирали. Чуднó… «Магнитик какой-то?» – подумал сержант и тут же отмел неуместную мысль. Скорее у резчика (у Ивана?) дрогнула рука и появилась у фигурки лишняя грань, маленькая, наклонная, – на ней-то и стоит.
   – Ты, – негромко сказал Иван, взглядом показав на фигурку. – Человек снизу.
   Багиров аккуратненько, стараясь даже не дышать слишком глубоко, наклонился и рассмотрел костяшку получше. Хотел возмутиться: да разве я такой?! Но не стал… Художники по-своему видят мир, понятное дело. Данный конкретный художник видел данного конкретного сержанта как голову с неимоверно щекастой физиономией, словно разнесенной флюсом сразу с двух сторон.
   – И что? – шепотом спросил Баг.
   – Не видно, что будет. Про тебя не видно. Две дороги, вниз и вверх. По какой пойдешь, не видно.
   – Так что делать? Как дорогу выбирать? – спросил Баг, не то чтобы он уверовал во всю эту хреномуть, но поневоле заинтересовался.
   – Не спрашивай, – сказал Иван, немного помолчал и добавил совершенно нелогично: – Спрашивай.
   Последнее слово он произнес изменившимся голосом, – низким, чуть ли не басом.
   Сержант спросил:
   – Дороги вверх и вниз – это в горы и к морю?
   – Нет. В Верхний мир и в Нижний мир. В Рай и в Ад, если по-вашему.
   Голос звучал по-прежнему низко, утробно. Сержант всмотрелся в лицо своего собеседника: глаза прикрыты, веки опущены, а рот полуоткрыт. Губы едва шевелятся, почти незаметно… Чревовещание натуральное.
   – Я, пожалуй, Рай выберу, – сообщил Багиров.
   – Не ошибись. Средний Мир сдвинулся и перепутались дороги. Ад может оказаться на месте Рая.
   – Разберусь, – пообещал Баг. – А с городом-то что? Прояснилось дело?
   – В городе смотри вперед и назад. Не ешь, не пей и не спи. И помни, что четыре глаза лучше, чем три, а железный человек опаснее железной птицы.
   – Что, что ты там про глаза? – заинтересовался Багиров,
   – Четырехглазого не убивай, он поможет убить трехглазого, – пробасил Иван.
   – Сморчок ты тундряной… – возмутился Багиров. – А твердил, что слыхом о трехглазом не слыхивал!
   От возмущения он подался вперед, невзначай задел коленом край гадательной крышки. Две или три фигурки упали, и та, щекастая, тоже. Иван тут же открыл глаза.
   – Так что ты про трехглазого говорил? – допытывался сержант.
   – Ничего не говорил, – произнес Иван обычным своим тенорком. – Другой тебе говорил. А теперь спать иди. Завтра рано встаем.
   – Нет, ты мне сначала…
   – Иди!!! – рявкнул Иван, аж стены чума задрожали.
   Сержант пошагал к палатке, недовольный и раздосадованный. Другой… Ищи дураков, глядишь, и поверят… Все предсказатели жулики, и этот не лучше. Ладно хоть пророчил бесплатно…
   Завалился в палатку, думал еще поточить нож, время было не позднее. Но едва оказался внутри, в сон потянуло со страшной силой… Приснилось сержанту четырехглазое чудище – гналось за ним по ночной тундре, но все никак не настигало. Здоровенное, но бесформенное какое-то, очертаний не разглядеть в сумраке, лишь четыре глаза светились, словно фары мобиля, – два слева, два справа, широко разнесенные.
   Чудище что-то кричало вслед убегающему Багу, причем голосом Ивана, но ни слова было не понять, язык незнакомый… Не то действительно хотело помочь одолеть трехглазого монстра, не то сожрать наладилось.
   Дурной сон. Хотя, если разобраться, явь здешняя ничуть не лучше…

4. Яволь, герр экселенц!

   Глупо было рассчитывать, что глава ОКР и фактический диктатор России генерал-полковник Кравцов заявится домой к отставному майору Дашкевичу, откроет отмычкой дверь и засядет в квартире, попивая чаек и терпеливо дожидаясь хозяина.
   Я и не рассчитывал. И примерно представлял, что увижу, когда войду в гостиную.
   Не ошибся… В гостях у меня кто-то побывал, сомнений нет, – пришел и ушел. Но, в отличие от большинства непрошеных и тайных визитов, хозяйского добра после этого посещения не убавилось. Напротив, меня можно было поздравить с прибытком – на столе появилось устройство, внешне напоминавшее минивизор седьмого поколения. Хотя я подозревал, что электронная начинка в штуковине куда сложнее, чем в стандартном минивизоре.
   В любом случае именно этот прибор приветствовал меня голосом генерала Кравцова. На экране, соответственно, красовалось генеральское изображение анфас, – а на заднем плане виднелась обстановка генеральского кабинета.
   – Не стой столбом, подключайся, – поторапливал генерал. – Кабель слева.
   Тоненький и полупрозрачный проводок мудрено было заметить сразу, гостиную освещал лишь мерцающий экран. Я подключился – подсоединил провод к разъему «балалайки» – закрыл глаза и оказался в виртуальной реальности.
   Для разговора генерал мог выбрать любую обстановку, хоть амазонскую сельву, хоть лунный кратер. Однако предпочел мою собственную гостиную, скопированную в точности, только не стоял на здешнем столе якобы минивизор, но в качестве компенсации мне был предложен виртуальный двойник генерала, удобно расположившийся в кресле. А еще комната оказалась хорошо освещена и идеально убрана, – нигде ни соринки, ни пылинки.
   Интересно, остальные помещения квартиры тоже отсканированы? Смогу я, не покидая виртуальность, прогуляться на кухню? Я протянул левую руку, коснулся виртуальной спинки стула – пальцы ощутили реальную спинку в ожидаемой точке. На ощупь передвинул реальный стул – виртуальный тоже сместился, но с крохотной задержкой. В пространстве обе гостиных совпадали идеально, но во времени были несколько рассогласованы…
   – Хватит баловаться, присаживайся и поговорим, – хмуро произнес виртуальный генерал.
   Я присел. Генерал сидел напротив. Казалось, сейчас он достанет из кармана колоду и предложит перекинуться в картишки. Чем еще заняться главе ОКР под конец рабочего дня?
   – Конечностями, как я понял, ты владеть научился, – заявил Кравцов полуутвердительно. – Чужие руки ломаешь, как спички.
   Вот оно что… Может, зря я грешил на наводчиков, окопавшихся в собесе или соцбанке? Может, наводчик сидел в другой конторе?
   – А руку, например, не сломать, а пожать без членовредительства сможешь?
   Вместо ответа я открыл глаза и вновь оказался в своей реальной темной гостиной. Протянул руку, нащупал два ореха в стоявшей на столе вазе. Орехи самые обычные, собранные с лещины, в изобилии растущей в наших лесах. По совету врача из реабилитационного центра они служили мне тренажером для домашних упражнений.
   Я раздавил двумя пальцами один орех, раздавил второй, – правой рукой, естественно. На блюдечко легли обломки скорлупы и абсолютно целые ядрышки. Сколько орехов превратились в труху, в кашицу, пока я научился достигать такого результата, – не сосчитать.
   – Угощайтесь, – предложил я генералу, вновь опустив веки. Не без издевки предложил, прямо скажем.
   Виртуальные ядрышки появились на блюдечке с секундным опозданием, но все же появились.
   – Благодарствую, сыт.
   Возня с орехами дала время собраться с мыслями. Процесс сей не затянулся, поскольку мысль в голове бродила одна-единственная: за каким дьяволом генерал организовал свой виртуальный визит? Желает предложить должность в штабе? Ему это раз плюнуть. Один звонок – и эскулапы бегом соберут новую комиссию и установят, что физические кондиции бывшего майора Дашкевича позволяют означенному майору взбираться на Эльбрус и нырять на дно Марианской впадины, причем без акваланга. И военная служба ждет с нетерпением такого ценного кадра.
   Но при подобном раскладе непонятно, к чему вся эта возня с установленной в моей квартире аппаратурой… Разговор наш, происходивший в виртуальной гостиной, подслушать никто не мог, – в отличие от гостиной реальной. Но не проще ли пригласить отставника Дашкевича в ОКР? Кабинеты там защищены от прослушки не менее надежно.
   Получается, что генерала мой визит в ОКР не устраивал… Опять какие-то закулисные игры? Да какой из меня теперь игрок… Отыграл свое.
   Новый вопрос Кравцова прервал мои попытки проанализировать ситуацию.
   – Почему ты ходил сегодня в «Севзапразведку»?
   Вот как… У меня появилось отчетливое желание послать куда-нибудь бывшее начальство… В пресловутую «Севзапразведку», например. Если уж генерал контролирует все мои телодвижения, то пусть сам выясняет – почему.
   Но я сдержался. Решил: выслушаю все, что мне предложит его превосходительство. А он что-то предложит, сомнений нет. Выслушаю – и пошлю его далеко-далеко. Хватит, погеройствовал досыта – за висюльки на грудь и за биомеханические протезы… На штабной работе ничего мне не светит, кроме геморроя. Денег на операцию уж точно не заработаю в ближайшие полвека, даже если буду аккуратнейшим образом откладывать жалованье, не проживая ни рубля.
   И я очень вежливо объяснил генералу:
   – В СЗР я пытался устроиться на работу.
   – Я не спрашивал, зачем ты туда ходил. Я спросил: почему? Не хватает пенсии? Она у тебя, со всеми твоими надбавками, не меньше оклада строевого полковника.
   – Денег много не бывает, – вздохнул я. – Всегда хочется большего.
   Не объяснять же генералу, какие огромные премии полагались в «Севзапразведке» участникам экспедиций за открытие новых нефтегазовых месторождений, порожденных Толчком. Огромные – потому что в наше время экспедиции крайне редко возвращаются с радостными известиями. Гораздо чаще не возвращаются вообще…
   Но Кравцов и сам мог без труда сообразить, что я позабыл у геологоразведчиков, – один из немногих реальных шансов заработать необходимую мне сумму без явного криминала. И он сообразил. Или не стал утруждаться, просто имел полную информацию о моем визите.
   – Нужны деньги на операцию? – блеснул дедукцией генерал.
   – А что, при ОКР открылась касса взаимопомощи для отставников? – ответил я вопросом на вопрос.
   Виртуальный генерал посмотрел на меня нехорошим взглядом. Спросил очень тихо, очень спокойно:
   – Считаешь себя обиженным? Использованным и выброшенным за ненадобностью? А ты, случаем, не встречал других инвалидов-отставников? На инвалидных колясках? Записавшихся в очередь на протезы? На обычные протезы, не биомеханические?
   Я не стал отвечать, сочтя вопросы риторическими. Возражать не хотелось. В чем-то генерал прав: если сравнить отставного майора Дашкевича с бесчисленным множеством прочих майоров, лишившихся на службе здоровья, а то и конечностей, – тогда конечно, грех обвинять ОКР и лично его главу в неблагодарности. Но я сравнивал себя не с калеками – с самим собой годичной давности, до командировки на проклятый ледяной остров. И хорошо помнил, кто организовал мне эту командировочку. В такой же вот приватной беседе…
   Кравцов помолчал. Затем, очевидно, решил, что я проникся достаточно и заговорил другим тоном, насквозь деловым:
   – Фонд помощи отставникам при ОКР имеется, однако его устав не про тебя писан. Но все же помочь я могу…
   Он замолк на самом интересном месте. Не иначе как мелкая генеральская месть за предложение отведать виртуальных орешков…
   А отставной майор Дашкевич вдруг понял, какой он идиот.
   Ведь прозвучал ясный намек на консилиуме, но я его проигнорировал… Лысый эскулап открытым текстом сказал: интересующие меня операции проводились не только в доступных (пусть и не для всех) клиниках. Но и в учреждениях засекреченных, в клиентах со стороны не нуждающихся, рекламу не публикующих… Кто сказал, что таких секретных заведений не было в России? А если были, то могли уцелеть. Тысячекилометровая полоса вдоль меридиана станции угодила в мертвую зону при Катаклизме и избежала разрушений.
   Если в кармане генеральского кителя и в самом деле лежит такой большой пряник, я готов выслушать все предложения Кравцова. И принять. Могу даже исполнить должность дежурного офицера в генеральской приемной: затачивать карандаши его превосходительству, кофе горячий подавать… Но без интима.
   Кравцов молчал, явно дожидаясь моего заинтересованного вопроса. И я спросил. Я не гордый. Иногда, при определенных обстоятельствах.
   – Нет таких клиник в России, – покачал головой генерал. – Но есть возможность заработать на лечение в Цюрихе.
   – Что надо делать?
   – Принять участие в одной любопытной охоте… В том случае, если она успешно завершится, участники получат призовые – больше, чем платит СЗР за находку нефти.
   – И началась самая увлекательная из охот, охота на человека… – процитировал я сам не помню кого. – Боюсь, что охотник на людей из меня теперь никудышный. Разве что опытом могу поделиться с молодыми и хваткими.
   – Ты не понял. Охота настоящая. На крупного и опасного зверя. На уникального, можно сказать реликтового. И в крайне неблагополучном регионе… Потому так высоки премии участникам.
   – Я согласен. Что надо делать? Загонщик из меня аховый, но могу подносить патроны стрелкам-сахибам. Кто они, кстати?
   – Не они – он.
   И генерал поведал мне о последнем Великом Охотнике, решившем организовать последнее Большое Сафари в рушащемся и разваливающемся на куски мире.

5. Стоит в тундре теремок, он ни низок, ни высок

   Сказав, что в город они пойдут, Иван не совсем точно обрисовал грядущее путешествие. Пешком шел в город лишь сержант, а его спутник ехал верхом на учаге. Причиной такой несправедливости стали ТТХ рогатой скотинки. Вернее, одна из ТТХ – малая грузоподъемность.
   Северный олень – не лошадь, и на спину к нему не взгромоздишься, – хребет у животины сломается. И сидел Иван на холке своего учага так, чтобы основная нагрузка приходилась на передние ноги оленя. Багиров для такого способа езды не годился, слишком тяжел.
   Даже Иван, весящий вдвое меньше, мог везти с собой лишь небольшой груз, а когда отправлялся верхом на родник с сорокалитровой флягой, то брал двух учагов и на второго вьючил наполненную емкость. Он и Багирову предложил взять с собой вьючного оленя, нагрузив его оружием и снаряжением сержанта, все-таки полегче шагать будет.
   Баг поразмыслил – и отказался. Мало ли какие встречи по дороге случатся, если придется сразу в драку вступать, облачаться в тактический комплект будет некогда. Иван настаивать не стал. Он, возможно, тоже считался с вероятностью нежелательных встреч в пути, – прихватил с собой карабин. До сих пор сержант оружия серьезнее ножа у хозяина не видел.
   Карабин, не иначе, справил свой столетний юбилей еще до появления на свет младенца, которому суждено было стать сержантом по прозвищу Баг. Где Иван раздобывает патроны к своей древней заслуженной машинке, Багиров не мог представить. Разве что сам отливает пули и снаряжает стреляные патроны по второму разу, и по третьему, и по четвертому… – гильзы раньше штамповали прочные, металла не жалели. Хотя можно жить и старыми запасами, стреляя пару раз в год по большим праздникам…
   …Так и двигались: Багиров – бодрым походным шагом, рядом, не отставая и не обгоняя, трусил на своем рогатом иноходце Иван. Иногда он спешивался и вел учага в поводу, давал отдохнуть животине.
   Разговаривали – а чем еще заняться долгой и скучной дорогой? – но толку от тех разговоров было немного. Сержант в основном расспрашивал о городе, Иван в основном отмалчивался или отвечал крайне уклончиво. Но одно сказал сразу, еще не покинув стоянку: в город он не пойдет, доведет туда Багирова, – и обратно. Нельзя ему туда. Плохое место.
   Путь лежал по холмам, невысоким и очень пологим, но постепенно они становились выше и круче. Горы Бырранги нависали справа, снежные языки с их склонов за минувшие недели сошли, растаяли, – и выглядела горная страна еще мрачнее, чем раньше. Темная, безжизненная, ни следа горных лесов или альпийских лугов, – сплошь камень да камень. Неудивительно, что местный народ придумал легенду, что именно туда, в Быррангу, уходят души мертвых. Самое подходящее для мертвецов местечко…
   В середине дня устроили привал, хорошенько отдохнули и подкрепились. Оказалось, что аборигены знают толк в сухом пайке – Иван выдал сержанту две непонятные палочки вроде пастилок: кушай, дескать, вот обед твой. Попробовав, сержант решил, что сделаны «пастилки» из мяса, завяленного досуха и перетертого в порошок, с добавлением ягод, высушенных и тоже перетертых. На вкус не очень, но сытные, силы неплохо подкрепили, – и в то же время никакой лишней тяжести в желудке, – хоть сейчас вставай и шагай дальше.
   Багиров и пошагал бы, ему не терпелось попасть в город. Но Иван не позволил – учага беречь надо, пусть передохнет, ягель пощиплет. В результате отдых растянулся часа на полтора.
   После привала натолкнулись на первый след цивилизации – с вершины холма Багиров углядел вроде как грунтовую дорогу, протянувшуюся внизу и постепенно забиравшую к северу, к горам. Удивился – Иван как-то говорил, что дорог в тундре нет, одни лишь направления. Даже зимой нарты след в след не ездят, зимник не накатывают. Почему? Так надо.
   Их «направление» пересекалось с этой как бы дорогой, но, когда подошли вплотную, сержант понял: никакая это не грунтовка, одна машина проехала и один лишь раз. Гусеничная машина, и едва ли боевая, военных действий с применением бронетехники тут никогда не случалось. Вездеход на гусеничном ходу, скорее всего…
   Причем давненько проехал, следы от траков исчезли, и две колеи превратились в две канавки, в низменных местах заполненные водой. Шрамы, оставленные гусеницами, тундровая растительность затягивает десятилетиями… Ранимая она, тундра.
   Недаром для здешних и похожих мест в конце концов «Старателя» придумали – он и проходимость подходящую имеет, и своими колесами тундру не калечит, – они хоть и литые, но из мягкого пористого материала… Эх, ему бы, Багирову, сейчас один «Старатель», да с полными баками, да канистрами доверху загруженный… Махнул бы на Большую землю, не задумываясь, послав к шайтану плохой город и жителей его непонятных.
   Мечты, мечты… Хотя с брошенного вездехода запчасти ведь не просто так свинчивали? По логике вещей детали забрали для других однотипных машин, еще действующих. Может, до сих пор осталось что-то в рабочем состоянии? И как раз в поселке, который Иван именует городом? И запас топлива в заначке имеется?