Страница:
Все эти заявления о «происках врагов народа» и т. п. являлись не более как специфической словесной и терминологической эквилибристикой, свойственной тому времени. В действительности дело обстояло совсем иначе. Многие трудпоселенческие хозяйства оказались в настоящей долговой кабале у государства, выбраться из которой в обозримом будущем было совершенно невозможно. Чтобы не допустить их разорения и не сорвать тем самым хозяйственное освоение малообжитых земель, местные органы власти, включая органы НКВД, на протяжении 1930-х годов довольно часто выступали с ходатайствами о списании с трудпоселенцев ссудной задолженности или ее пролонгации. В ряде случаев эти ходатайства удовлетворялись. Например, по постановлению СНК СССР № СО-1219 от 21 апреля 1937 года была списана ссудная задолженность с трудпоселенцев Омской области[52].
Десятки тысяч трудпоселенцев влились в коллективы крупнейших промышленных предприятий страны. Например, в начале 1938 года 8304 трудпоселенца работали на Магнитогорском металлургическом комбинате, 2126 – Кузнецком металлургическом комбинате, 2809 – на Уралвагонстрое, 1727 – Уралвагонзаводе, 2240 – Тагилстрое, 658 – Уралмаше, 19 115 – комбинате «Карагандауголь»[53]. В отдельных районах спецпереселенцы стали составлять большинство рабочих и служащих. Так, в общем балансе работающих на всех предприятиях г. Кировска Мурманского округа в 1934 году спецпереселенцы составляли более 60 %[54].
Число ударников в массе работающих трудпоселенцев постоянно росло, причем подчас довольно стремительно. Так, в начале 1933 года на предприятиях г. Кировска насчитывалось 1690 ударников-трудпоселенцев, а к началу 1935 года их число возросло до 4366, что составляло 41,6 % от общего количества работавших в Кировске трудпоселенцев[55].
До сентября 1935 года не существовало единого подхода к вопросу о социальном страховании трудпоселенцев. На одних предприятиях, где они работали, на них были распространены действующие законы о социальном страховании, на других – нет. В циркуляре ЦК профсоюза работников административных учреждений, ГУЛАГа и Финансового отдела НКВД СССР от 22 сентября 1935 года указывалось, что «все трудпереселенцы (бывшие кулаки), где бы они не находились, если они работают в предприятиях и учреждениях по найму, подлежат социальному страхованию, и, следовательно, они имеют также все права на получение пенсий, пособий по временной нетрудоспособности и т. д. на общих основаниях наравне с нечленами профессиональных союзов». Этот циркуляр обязал ввести социальное страхование трудпоселенцев на всех предприятиях и в учреждениях, где они работали[56].
По постановлению Секретариата ВЦСПС «Об условиях труда и социальном страховании спецпереселенцев» от 27 июля 1936 года в стаж, необходимый для назначения пенсий и пособий, не засчитывалось время до 1 августа 1931 года[57]. Вся жизнь и деятельность этих людей до 1931 года считалась «эксплуататорским прошлым» и не засчитывалась в трудовой стаж. В дальнейшем выяснилось, что среди спецпереселенцев имеются люди не из числа бывших кулаков, работавшие много лет по найму. Поэтому в постановлении ВЦСПС от 11 августа 1937 года было сделано уточнение, согласно которому в трудовой стаж не засчитывалось время до 1 августа 1931 года только спецпереселенцам из числа бывших кулаков[58].
В соответствии с постановлением СНК СССР № 174с от 16 августа 1931 года спецпереселенцы, расселенные в 1930–1931 годах, освобождались от уплаты всех государственных и местных налогов и сборов до 1 января 1934 года[59]. Для спецпереселенцев, занятых в сельском хозяйстве Северного Казахстана, эта льгота была продлена до 1 января 1935 года[60]. По истечении этих сроков спецпереселенцы были обязаны уплачивать все налоги и сборы на общих основаниях. Однако жизнь вносила коррективы, вызванные тяжелым положением трудпоселенческих хозяйств, и заставляла директивные органы принимать решения о продлении этих сроков. Так, в постановлении Наркомфина СССР от 27 июня 1933 года было записано: «Освободить трудпоселенцев в Западной Сибири и Казахстане от всех налогов и сборов до 1 января 1936 года»[61].
По постановлению СНК СССР от 11 октября 1935 года от госпоставок в 1935–1936 годах зерна, картофеля и продуктов животноводства было освобождено подсобное сельские хозяйство трудпоселенцев, занятых в промышленности[62].
Трудпоселенцы обязаны были погасить все ссуды, выдававшиеся государством на хозяйственное и иное освоение трудссылки. Так, в 1937 году трудпоселенцами было погашено ссуд по задолженности на сумму около 10,5 млн р. (остаток ссудной задолженности 1 января 1938 года составлял почти 68,2 млн р.[63].
Трудовое использование трудпоселенцев производилось на основе договоров, заключенных УНКВД с хозорганами. Трудпоселенцы в оплате труда и других условиях работы приравнивались ко всем рабочим и служащим, за исключением: в профсоюз не принимались, и из их зарплаты удерживалось 5 % на содержание аппарата и административное обслуживание трудпоселений[64]. В августе 1937 года начальник ГУЛАГа И. И. Плинер в докладной записке на имя Н. И. Ежова сетовал по поводу того, что «хозяйственные организации в ряде районов прекращают производить 5-процентные отчисления из зарплаты трудпоселенцев, расходуемые на содержание комендатур трудовых поселений и на их административно-хозяйственные расходы. Этот отказ они мотивируют 135-й статьей Конституции, по которой трудпоселенцы являются полноправными гражданами»[65].
Коменданты спецпоселков вели списочный учет тыло-ополченцев в возрасте от 18 до 45 лет. Тылоополченцы – лица призывных возрастов из числа лишенных избирательных прав (лишенцев). Вместо службы в армии они в течение двух-трех лет должны были выполнять трудовую повинность. Мобилизованные тылоополченцы жили в казармах, в условиях полувоенного режима, использовались на тяжелых работах (добыча угля, лесоразработки).
Однако в отношении раскулаченных крестьян – спецпереселенцев призывных возрастов – дело ограничивалось обычно только проведением списочного учета. Политическое руководство СССР опасалось призывать их даже в тыловое ополчение. В разделе «Об использовании на работах оборонно-стратегического значения тылоополченцев, находящихся в спецпоселках» постановления СНК СССР «О хозяйственном устройстве и трудовом использовании спецпереселенцев, расселенных в Западной Сибири и Северном Казахстане» от 4 апреля 1932 года говорилось: «Разъяснить, что спецпереселенцы призывного возраста не подлежат призыву в армию, в том числе и в части тылового ополчения»[66].
В 1930-х годах трудпоселенцы в армию не призывались и на учете в военкоматах не состояли. Предпринимались также меры, чтобы они самостоятельно не овладевали военными знаниями и навыками. В письме от 15 мая 1932 года «Всем нач. отд. по С/ПЕРЕСЕЛЕНЦАМ ПП ОГПУ» за подписью М. Д. Бермана указывалось: «В циркуляре № 389/ГУЛ от 13/ Х—31 г. перечислены те добровольные общества группы содействия, которые могут быть организованы в спецпоселках, а именно: СВБ, ОДД, ОДН, Автодор, РОКК. Однако на местах до сих пор продолжают организовывать группы содействия Осоавиахиму и МОПР. Надо иметь в виду, что организация Осоавиахима содействует военизации спецпереселенческой молодежи, что должно быть пресечено самым решительным образом… Все имеющиеся организации Осоавиахима и МОПРа распустить путем тактичного слияния их с другими группами содействия, организация которых разрешена… В работе групп содействия всех добровольных обществ необходимо тщательно избегать занятий и работ, содействующих военизации спецпереселенческой молодежи…»[67].
Поскольку перечисленные выше аббревиатуры малопонятны современному читателю, то мы даем их расшифровку: СВБ – Союз воинствующих безбожников; ОДД – Общество «Друг детей»; ОДН – Общество «Долой неграмотность»; Автодор – Всесоюзное общество содействия автомобильному и дорожному транспорту; РОКК – Российское общество Красного Креста; Осоавиахим – Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству СССР; МОПР – Международная организация помощи борцам революции.
В число мер по недопущению военизации спецпереселенцев входили и ограничения на владение ими охотничьими ружьями. Для многих трудпоселенческих семей это было достаточно серьезной проблемой, так как охота на диких животных и птицу занимала заметное место в их стратегии выживания. В разъяснении ГУГБ НКВД и ГУЛАГа от 8 мая 1937 года отмечалось, что «выдача разрешений на право приобретения и хранения охотничьих ружей трудпоселенцам, как правило, запрещается» и что «правом на приобретение охотничьих ружей могут пользоваться только трудпоселенцы, состоящие в организованных, с ведома ОТП, охотничьих бригадах, ведущих плановую заготовку пушнины и сдающие продукцию по договорам заготовительным организациям». В этом разъяснении подчеркивалось, что «ружья должны храниться в поселковых или районных комендатурах и выдаваться охотникам только на сезон охоты и по его окончании подлежат возвращению в комендатуру на хранение», а «трудпоселенцев, хранящих без разрешения охотничьи ружья, привлекать к уголовной ответственности»[68].
Стремлением органов ОГПУ – НКВД перекрыть все каналы возможной самостоятельной военизации трудпоселенцев вызывалось и недопущение трудпоселенческой молодежи к сдаче норм на значки «Ворошиловский стрелок» и «Готов к Труду и Обороне»[69]. Согласно циркуляру ГУЛАГа от 4 декабря 1932 года запрещалась даже организация пионерских отрядов из детей спецпереселенцев[70].
Во второй половине 30-х годов происходило постепенное снятие запретов на мероприятия, могущие способствовать военизации трудпоселенцев. Но это касалось только детей. По приказу ГУЛАГа от 20 апреля 1936 года разрешалась организация пионерских отрядов из детей трудпоселенцев[71]. 21 июля 1939 года вышло разъяснение Всесоюзного комитета по делам физкультуры, согласно которому трудпоселенческая молодежь (только школьного возраста) допускалась к сдаче норм на значки «ГТО» и «БГТО»[72]. Однако к сдаче норм на значок «Ворошиловский стрелок» по-прежнему не допускались даже школьники.
Из года в год в трудпоселках росло число жителей, не являвшихся трудпоселенцами. В начале 1932 года таковых было учтено 4234 человека[73]. В последующие годы их число значительно возросло. Они не входили в общую численность спецпереселенцев (трудпоселенцев). Это были бывшие спецпереселенцы, освобожденные из «кулацкой ссылки», но по разным причинам не покидавшие трудпоселки, а также свободные граждане – рабочие и служащие (в основном системы Наркомлеса), которым в силу специфики своей работы было удобно проживать в трудпоселках. Сюда же входили тысячи свободных людей, прибывших к своим родственникам-трудпоселенцам, а также осевшие в трудпоселках всякого рода командированные, вербованные и т. п.
Случаи смешанных браков между трудпоселенцами и свободными гражданами постепенно учащались. В одном из документов Отдела трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР (февраль 1939 года) отмечалось: «Многочисленны случаи вступления в брак трудпоселенцев (на трудпоселках) с другими гражданами, которые, уезжая к себе на родину или на другую работу, требуют освобождения своих жен. Существует практика освобождения их по согласованию с УГБ из трудпоселка, если на них нет компрометирующих данных и нет основания полагать, что брак является фиктивным с целью побега из трудпоселка»[74].
Десятки тысяч свободных людей прибывали в трудпоселки с целью соединения семей. Как правило, они сохраняли статус свободных граждан и могли при желании покинуть трудпоселки (хотя и имели место факты, когда их ставили на учет трудпоселений). Только в 1934–1938 годах на соединение со своими семьями в «кулацкую ссылку» прибыло 31 352 свободных граждан (в 1934 году – 8022, 1935 году – 9692, 1936 году – 6195, 1937 году – 3758, 1938 году – 3685)[75].
Тысячи свободных граждан приезжали в спецпоселки на короткий срок на свидания со своими родственниками-спецпереселенцами. В циркуляре ОГПУ от 14 октября 1932 года говорилось: «В связи с поступающими запросами с мест о том, как надлежит поступать с родственниками высланных кулаков, приезжающих в спецпоселки на свидания к спецпереселенцам, разъясняется, что приезжающие на свидания оставшиеся невысланными члены кулацких семей по приезде в спецпоселки никаким ограничениям по задержанию не подвергаются, сохраняя за собой право свободного выезда обратно из спецпоселка»[76].
В документах ОГПУ – НКВД нет сведений сводного характера о национальном составе спецпереселенцев (трудпоселенцев). Совершенно ясно, что их национальный состав был чрезвычайно пестрым, причем на первом месте по численности находились русские, на втором – украинцы. Так, 1 января 1935 года в г. Кировске Мурманского округа насчитывалось 18300 трудпоселенцев 32 национальностей, из них 13 553 русских (74,0 %), 1196 украинцев (6,5 %) и 3551 (19,5 %) относились к 30 другим национальностям[77]. Данные о половозрастном составе трудопоселенцев по состоянию на 1 июля 1938 года приведены в табл. 4.
По отдельным отрывочным сведениям об образовательном уровне взрослых спецпереселенцев можно сделать вывод, что в начале 30-х годов примерно 3/4 из них являлись грамотными и имели образование, как правило, в объеме начальной школы. Впоследствии удельный вес грамотных еще более повысился в процессе ликвидации безграмотности, которая в той или иной степени коснулась и спецпереселенцев. В ряде районов охват спецпереселенцев ликбезом был весьма значительным. Так, из общего количества взрослого населения спецпереселенцев Хибиногорска (Кировска) Мурманского округа 3635 человек (или 26 %) были неграмотными или малограмотными, но к началу 1935 года 3374 из числа последних прошли обучение в пунктах ликбеза[78].
В первой половине 30-х годов у сотрудников комендатур не было ясности в вопросе, следует ли записывать в метрики детям, что они – дети спецпереселенцев (трудпоселенцев). Этот вопрос был окончательно решен в конце 1935 года. На рапорте зам. наркома внутренних дел СССР М. Д. Бермана от 29 октября 1935 года по вопросу о записи в актах гражданского состояния детей трудпоселенцев Г. Г. Ягода поставил резолюцию: «Трудпоселенцы будут восстановлены, поэтому надо записывать так, как хотят родители. В метриках писать, что это ребенок трудпоселенца, не следует и ни к чему. Г. Я. 1/XI»[79]. В инструкции Отдела актов гражданского состояния (ОАГС) НКВД СССР от 8 декабря 1935 года разъяснялось, что в случае, если родители носят разные фамилии и один из них является трудпоселенцем, фамилия ребенку присваивается по соглашению родителей. Трудпоселенческое происхождение ребенка запрещалось указывать не только в выдаваемых свидетельствах о рождении, но и книгах записей актов гражданского состояния[80].
В первое время в «кулацкой ссылке» в плачевном состоянии находилась система школьного обучения. Количество детей школьного возраста только в спецпоселках Урала, Восточной Сибири и Северного Кавказа в 1931 году превышало 129 тыс., из них охвачено учебой не более 3 %[81]. К середине 30-х годов такое положение в значительной степени удалось выправить, и большинство детей обучалось в школах. Органы власти придавали этому особое значение, поскольку школьное обучение рассматривалось как важный инструмент отрыва детей от влияния на них «реакционных» родителей.
В сентябре 1938 года в трудпоселках имелось 1106 начальных, 370 неполных средних и 136 средних школ, а также 230 школ профтехобразования и 12 техникумов. Насчитывалось 8280 учителей, из них 1104 были трудпоселенцами. Всеми учебными заведениями трудпоселений было охвачено 217 454 детей трудпоселенцев. Сетью дошкольных учреждений было охвачено 22 029 малолетних детей (с ними занимались 2749 воспитателей). 5472 ребенка, не имевшие родителей, размещались в поселковых детских домах. В трудпоселках имелись 813 клубов, 1202 избы-читальни и красных уголка, 440 кинопередвижек, 1149 библиотек[82]. По постановлению СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 15 декабря 1935 года «О школах в трудпоселках» разрешалось детей трудпоселенцев, окончивших неполную среднюю школу, принимать на общих основаниях как в техникумы, так и в другие специальные средние учебные заведения, а окончивших среднюю школу – допускать на общих основаниях в высшие учебные заведения[83].
Таблица 4. Половозрастной состав трудпоселенцев (по состоянию на 1 июля 1938 года)[84]
Примечание. В эту статистику не вошли 128 148 трудпоселенцев, восстановленных в избирательных правах до принятия Конституции СССР 5 декабря 1936 года.
Принятию решения о возможности обучения детей трудпоселенцев в высших и средних специальных учебных заведениях наравне со свободными гражданами способствовали весьма лестные оценки в отношении учащейся трудпоселенческой молодежи, звучавшие в докладных записках местного партийно-советского руководства и органов НКВД. Так, в августе 1935 года Северный крайком партии в своем письме в ЦК ВКП(б) так характеризовал выпускников неполных средних школ в трудпоселках: «Среди учащихся есть очень одаренные, талантливые ребята, у которых большое стремление продолжить образование. По своему мировоззрению это вполне советски настроенная молодежь, что является одним из ярких доказательств претворения в жизнь идеи о переделке сознания людей»[85].
Весной 1936 года был положительно решен вопрос об освобождении из «кулацкой ссылки» лиц, поступивших в институты, техникумы и т. д. Согласно циркуляру НКВД СССР от 15 апреля 1936 года и разъяснению ГУЛАГа от 20 апреля того же года, освобождению из трудпоселков подлежала трудпоселенческая молодежь, поступившая в высшие и средние специальные учебные заведения только после извещения учебного заведения о принятии заявителя в число учащихся. Для прохождения приемных экзаменов разрешался временный выезд из трудпоселков с выдачей на руки удостоверения на срок выезда. Этот же порядок освобождения и выезда из мест поселений распространяется и на молодежь, поступившую в 8—10 классы средних школ, при отсутствии последних в данном трудпоселке[86].
Поступление на учебу в высшие и средние специальные учебные заведения на практике превратилось в наиболее распространенный легальный способ освобождения из «кулацкой ссылки». Только в 1939–1940 годах на учебу был освобожден 18 451 трудпоселенец[87]. И это без учета десятков тысяч юношей и девушек, освобожденных в 1939–1940 годах по постановлению СНК СССР от 22 октября 1938 года, о чем речь ниже.
В начальный период все выселенные кулаки были лишены избирательных прав. С 1933 года стали восстанавливаться в этих правах дети, достигшие совершеннолетия. В постановлении Президиума ЦИК СССР от 17 марта 1933 года «О порядке восстановления в избирательных правах детей кулаков» указывалось: «Дети высланных кулаков, как находящиеся в местах ссылки, так и вне ее, и достигшие совершеннолетия, восстанавливаются в избирательных правах районными исполкомами по месту жительства при условии, если они занимаются общественно полезным трудом и добросовестно работают»[88].
Что касается взрослых, то восстановление их в избирательных правах до 1935 года производилось строго в индивидуальном порядке по истечении, как правило, 5-летнего срока с момента выселения и при наличии положительных характеристик о поведении и работе. Первый опыт освобождения спецпереселенцев – передовиков производства был произведен в 1932 году. В письме Г. Г. Ягоды от 5 мая 1932 года, адресованном начальникам ПП ОГПУ ряда областей, краев и республик, говорилось: «ЦИК СССР досрочно восстановил в правах спецпереселенцев в Вашем Крае по прилагаемому при сем списку… На общих собраниях широко объявить во всех без исключения спецпоселках Вашего Края (Области) о досрочном восстановлении ЦИК СССР по ходатайству ОГПУ и хозорганизаций этой группы спецпереселенцев, доказавших своей честной работой, высокой производительностью труда и поведением лояльное отношение к Советской власти… Среди восстановленных в правах провести широкую кампанию, с тем чтобы они добровольно остались жить и работать на тех предприятиях, на которых они работают в данный момент… Восстановленные лица имеют право выезда из спецпоселка, пользуются всеми правами граждан СССР, и к ним не могут быть применены никакие меры ограничения…»[89].
Практика восстановления спецпереселенцев в гражданских правах была законодательно закреплена специальным постановлением ЦИК СССР от 27 мая 1934 года[90]. Большинство освобожденных спецпереселенцев, несмотря на проводившуюся с ними пропагандистскую работу, выезжало из мест поселений, что вызывало серьезную озабоченность руководства ОГПУ – НКВД. 2 января 1935 года М. Д. Берман в письменном рапорте на имя Г. Г. Ягоды отмечал: «…На 1 ноября 1934 года со дня существования трудпоселков всего восстановлено в правах 8 505 семей – 31 364 человека, из которых осталось в трудпоселках 2 488 семей – 7 857 человек, или 25,1 % к числу восстановленных… По Северному Краю из восстановленных в правах 9 621 чел. осталось в трудпоселках 968 человек… Для недопущения в будущем подобных явлений считаю необходимым предложить Нач. Управлений УНКВД следующее: 1. Воспретить массовое восстановление спецпереселенцев в гражданских правах; 2. Восстанавливать в правах в индивидуальном порядке исключительно хозяйственно закрепившихся спецпереселенцев в местах их вселения; 3. Развернуть массовую работу среди восстанавливаемых спецпереселенцев по их добровольному закреплению в трудпоселках; 4. Не допускать возвращения восстановленных в правах спецпереселенцев в районы их прежнего местожительства…»[91].
На этом рапорте Г. Г. Ягода поставил резолюцию: «Надо немедленно дать указание, что восстановление в правах не дает права отъезда. Если нет закона, то надо войти или в ЦК или в ЦИК. Составьте записку и приведите эти цифры. 5.1. Г. Я.»[92]. Не удовлетворившись этим, Г. Г. Ягода написал И. В. Сталину письмо следующего содержания (письмо датировано 17 января 1935 года):
«Постановлением ЦИК СССР от 27/V-34 года о восстановлении трудпоселенцев в гражданских правах, безусловно, предполагалось оседание восстановленных в местах поселения.
Однако, поскольку специального пункта в закон внесено не было, по мере восстановления в правах отмечены массовые выезды трудпоселенцев из мест поселения, что срывает мероприятия по освоению необжитых мест.
Вместе с тем, возвращение восстановленных трудпоселенцев в те края, откуда они были выселены, политически нежелательно.
Считаю целесообразным издание ЦИКом Союза ССР дополнения к постановлению от 27 мая 1934 года, где должно быть указано, что восстановление в правах трудпоселенцев не дает им права выезда из места вселения»[93].
В постановлении ЦИК СССР от 25 января 1935 года говорилось: «Восстановление в гражданских правах высланных кулаков не дает им права выезда из мест поселений»[94]. Это сильно девальвировало понятие «восстановление в правах». Если в 1932–1934 годах восстановление в избирательных правах во многих случаях влекло за собой и освобождение из «кулацкой ссылки» и получение вслед за этим более или менее полноценного статуса полноправного гражданина, то с 1935 года положение довольно резко изменилось. Теперь восстановленные в правах лишались возможности выезда из трудпоселков и сохраняли статус трудпоселенцев. Для них это событие мало что теперь меняло в их жизни, за исключением снятия некоторых ограничений по передвижению, выбору работы и места жительства внутри «кулацкой ссылки». Фактически в таком же положении оказались и остававшиеся в «кулацкой ссылке» восстановленные в правах в 1932–1934 годах, однако некоторым из числа последних в 1938–1941 годах по решениям местных органов власти было разрешено покинуть трудпоселки и выехать к избранным ими местам жительства[95].
Десятки тысяч трудпоселенцев влились в коллективы крупнейших промышленных предприятий страны. Например, в начале 1938 года 8304 трудпоселенца работали на Магнитогорском металлургическом комбинате, 2126 – Кузнецком металлургическом комбинате, 2809 – на Уралвагонстрое, 1727 – Уралвагонзаводе, 2240 – Тагилстрое, 658 – Уралмаше, 19 115 – комбинате «Карагандауголь»[53]. В отдельных районах спецпереселенцы стали составлять большинство рабочих и служащих. Так, в общем балансе работающих на всех предприятиях г. Кировска Мурманского округа в 1934 году спецпереселенцы составляли более 60 %[54].
Число ударников в массе работающих трудпоселенцев постоянно росло, причем подчас довольно стремительно. Так, в начале 1933 года на предприятиях г. Кировска насчитывалось 1690 ударников-трудпоселенцев, а к началу 1935 года их число возросло до 4366, что составляло 41,6 % от общего количества работавших в Кировске трудпоселенцев[55].
До сентября 1935 года не существовало единого подхода к вопросу о социальном страховании трудпоселенцев. На одних предприятиях, где они работали, на них были распространены действующие законы о социальном страховании, на других – нет. В циркуляре ЦК профсоюза работников административных учреждений, ГУЛАГа и Финансового отдела НКВД СССР от 22 сентября 1935 года указывалось, что «все трудпереселенцы (бывшие кулаки), где бы они не находились, если они работают в предприятиях и учреждениях по найму, подлежат социальному страхованию, и, следовательно, они имеют также все права на получение пенсий, пособий по временной нетрудоспособности и т. д. на общих основаниях наравне с нечленами профессиональных союзов». Этот циркуляр обязал ввести социальное страхование трудпоселенцев на всех предприятиях и в учреждениях, где они работали[56].
По постановлению Секретариата ВЦСПС «Об условиях труда и социальном страховании спецпереселенцев» от 27 июля 1936 года в стаж, необходимый для назначения пенсий и пособий, не засчитывалось время до 1 августа 1931 года[57]. Вся жизнь и деятельность этих людей до 1931 года считалась «эксплуататорским прошлым» и не засчитывалась в трудовой стаж. В дальнейшем выяснилось, что среди спецпереселенцев имеются люди не из числа бывших кулаков, работавшие много лет по найму. Поэтому в постановлении ВЦСПС от 11 августа 1937 года было сделано уточнение, согласно которому в трудовой стаж не засчитывалось время до 1 августа 1931 года только спецпереселенцам из числа бывших кулаков[58].
В соответствии с постановлением СНК СССР № 174с от 16 августа 1931 года спецпереселенцы, расселенные в 1930–1931 годах, освобождались от уплаты всех государственных и местных налогов и сборов до 1 января 1934 года[59]. Для спецпереселенцев, занятых в сельском хозяйстве Северного Казахстана, эта льгота была продлена до 1 января 1935 года[60]. По истечении этих сроков спецпереселенцы были обязаны уплачивать все налоги и сборы на общих основаниях. Однако жизнь вносила коррективы, вызванные тяжелым положением трудпоселенческих хозяйств, и заставляла директивные органы принимать решения о продлении этих сроков. Так, в постановлении Наркомфина СССР от 27 июня 1933 года было записано: «Освободить трудпоселенцев в Западной Сибири и Казахстане от всех налогов и сборов до 1 января 1936 года»[61].
По постановлению СНК СССР от 11 октября 1935 года от госпоставок в 1935–1936 годах зерна, картофеля и продуктов животноводства было освобождено подсобное сельские хозяйство трудпоселенцев, занятых в промышленности[62].
Трудпоселенцы обязаны были погасить все ссуды, выдававшиеся государством на хозяйственное и иное освоение трудссылки. Так, в 1937 году трудпоселенцами было погашено ссуд по задолженности на сумму около 10,5 млн р. (остаток ссудной задолженности 1 января 1938 года составлял почти 68,2 млн р.[63].
Трудовое использование трудпоселенцев производилось на основе договоров, заключенных УНКВД с хозорганами. Трудпоселенцы в оплате труда и других условиях работы приравнивались ко всем рабочим и служащим, за исключением: в профсоюз не принимались, и из их зарплаты удерживалось 5 % на содержание аппарата и административное обслуживание трудпоселений[64]. В августе 1937 года начальник ГУЛАГа И. И. Плинер в докладной записке на имя Н. И. Ежова сетовал по поводу того, что «хозяйственные организации в ряде районов прекращают производить 5-процентные отчисления из зарплаты трудпоселенцев, расходуемые на содержание комендатур трудовых поселений и на их административно-хозяйственные расходы. Этот отказ они мотивируют 135-й статьей Конституции, по которой трудпоселенцы являются полноправными гражданами»[65].
Коменданты спецпоселков вели списочный учет тыло-ополченцев в возрасте от 18 до 45 лет. Тылоополченцы – лица призывных возрастов из числа лишенных избирательных прав (лишенцев). Вместо службы в армии они в течение двух-трех лет должны были выполнять трудовую повинность. Мобилизованные тылоополченцы жили в казармах, в условиях полувоенного режима, использовались на тяжелых работах (добыча угля, лесоразработки).
Однако в отношении раскулаченных крестьян – спецпереселенцев призывных возрастов – дело ограничивалось обычно только проведением списочного учета. Политическое руководство СССР опасалось призывать их даже в тыловое ополчение. В разделе «Об использовании на работах оборонно-стратегического значения тылоополченцев, находящихся в спецпоселках» постановления СНК СССР «О хозяйственном устройстве и трудовом использовании спецпереселенцев, расселенных в Западной Сибири и Северном Казахстане» от 4 апреля 1932 года говорилось: «Разъяснить, что спецпереселенцы призывного возраста не подлежат призыву в армию, в том числе и в части тылового ополчения»[66].
В 1930-х годах трудпоселенцы в армию не призывались и на учете в военкоматах не состояли. Предпринимались также меры, чтобы они самостоятельно не овладевали военными знаниями и навыками. В письме от 15 мая 1932 года «Всем нач. отд. по С/ПЕРЕСЕЛЕНЦАМ ПП ОГПУ» за подписью М. Д. Бермана указывалось: «В циркуляре № 389/ГУЛ от 13/ Х—31 г. перечислены те добровольные общества группы содействия, которые могут быть организованы в спецпоселках, а именно: СВБ, ОДД, ОДН, Автодор, РОКК. Однако на местах до сих пор продолжают организовывать группы содействия Осоавиахиму и МОПР. Надо иметь в виду, что организация Осоавиахима содействует военизации спецпереселенческой молодежи, что должно быть пресечено самым решительным образом… Все имеющиеся организации Осоавиахима и МОПРа распустить путем тактичного слияния их с другими группами содействия, организация которых разрешена… В работе групп содействия всех добровольных обществ необходимо тщательно избегать занятий и работ, содействующих военизации спецпереселенческой молодежи…»[67].
Поскольку перечисленные выше аббревиатуры малопонятны современному читателю, то мы даем их расшифровку: СВБ – Союз воинствующих безбожников; ОДД – Общество «Друг детей»; ОДН – Общество «Долой неграмотность»; Автодор – Всесоюзное общество содействия автомобильному и дорожному транспорту; РОКК – Российское общество Красного Креста; Осоавиахим – Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству СССР; МОПР – Международная организация помощи борцам революции.
В число мер по недопущению военизации спецпереселенцев входили и ограничения на владение ими охотничьими ружьями. Для многих трудпоселенческих семей это было достаточно серьезной проблемой, так как охота на диких животных и птицу занимала заметное место в их стратегии выживания. В разъяснении ГУГБ НКВД и ГУЛАГа от 8 мая 1937 года отмечалось, что «выдача разрешений на право приобретения и хранения охотничьих ружей трудпоселенцам, как правило, запрещается» и что «правом на приобретение охотничьих ружей могут пользоваться только трудпоселенцы, состоящие в организованных, с ведома ОТП, охотничьих бригадах, ведущих плановую заготовку пушнины и сдающие продукцию по договорам заготовительным организациям». В этом разъяснении подчеркивалось, что «ружья должны храниться в поселковых или районных комендатурах и выдаваться охотникам только на сезон охоты и по его окончании подлежат возвращению в комендатуру на хранение», а «трудпоселенцев, хранящих без разрешения охотничьи ружья, привлекать к уголовной ответственности»[68].
Стремлением органов ОГПУ – НКВД перекрыть все каналы возможной самостоятельной военизации трудпоселенцев вызывалось и недопущение трудпоселенческой молодежи к сдаче норм на значки «Ворошиловский стрелок» и «Готов к Труду и Обороне»[69]. Согласно циркуляру ГУЛАГа от 4 декабря 1932 года запрещалась даже организация пионерских отрядов из детей спецпереселенцев[70].
Во второй половине 30-х годов происходило постепенное снятие запретов на мероприятия, могущие способствовать военизации трудпоселенцев. Но это касалось только детей. По приказу ГУЛАГа от 20 апреля 1936 года разрешалась организация пионерских отрядов из детей трудпоселенцев[71]. 21 июля 1939 года вышло разъяснение Всесоюзного комитета по делам физкультуры, согласно которому трудпоселенческая молодежь (только школьного возраста) допускалась к сдаче норм на значки «ГТО» и «БГТО»[72]. Однако к сдаче норм на значок «Ворошиловский стрелок» по-прежнему не допускались даже школьники.
Из года в год в трудпоселках росло число жителей, не являвшихся трудпоселенцами. В начале 1932 года таковых было учтено 4234 человека[73]. В последующие годы их число значительно возросло. Они не входили в общую численность спецпереселенцев (трудпоселенцев). Это были бывшие спецпереселенцы, освобожденные из «кулацкой ссылки», но по разным причинам не покидавшие трудпоселки, а также свободные граждане – рабочие и служащие (в основном системы Наркомлеса), которым в силу специфики своей работы было удобно проживать в трудпоселках. Сюда же входили тысячи свободных людей, прибывших к своим родственникам-трудпоселенцам, а также осевшие в трудпоселках всякого рода командированные, вербованные и т. п.
Случаи смешанных браков между трудпоселенцами и свободными гражданами постепенно учащались. В одном из документов Отдела трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР (февраль 1939 года) отмечалось: «Многочисленны случаи вступления в брак трудпоселенцев (на трудпоселках) с другими гражданами, которые, уезжая к себе на родину или на другую работу, требуют освобождения своих жен. Существует практика освобождения их по согласованию с УГБ из трудпоселка, если на них нет компрометирующих данных и нет основания полагать, что брак является фиктивным с целью побега из трудпоселка»[74].
Десятки тысяч свободных людей прибывали в трудпоселки с целью соединения семей. Как правило, они сохраняли статус свободных граждан и могли при желании покинуть трудпоселки (хотя и имели место факты, когда их ставили на учет трудпоселений). Только в 1934–1938 годах на соединение со своими семьями в «кулацкую ссылку» прибыло 31 352 свободных граждан (в 1934 году – 8022, 1935 году – 9692, 1936 году – 6195, 1937 году – 3758, 1938 году – 3685)[75].
Тысячи свободных граждан приезжали в спецпоселки на короткий срок на свидания со своими родственниками-спецпереселенцами. В циркуляре ОГПУ от 14 октября 1932 года говорилось: «В связи с поступающими запросами с мест о том, как надлежит поступать с родственниками высланных кулаков, приезжающих в спецпоселки на свидания к спецпереселенцам, разъясняется, что приезжающие на свидания оставшиеся невысланными члены кулацких семей по приезде в спецпоселки никаким ограничениям по задержанию не подвергаются, сохраняя за собой право свободного выезда обратно из спецпоселка»[76].
В документах ОГПУ – НКВД нет сведений сводного характера о национальном составе спецпереселенцев (трудпоселенцев). Совершенно ясно, что их национальный состав был чрезвычайно пестрым, причем на первом месте по численности находились русские, на втором – украинцы. Так, 1 января 1935 года в г. Кировске Мурманского округа насчитывалось 18300 трудпоселенцев 32 национальностей, из них 13 553 русских (74,0 %), 1196 украинцев (6,5 %) и 3551 (19,5 %) относились к 30 другим национальностям[77]. Данные о половозрастном составе трудопоселенцев по состоянию на 1 июля 1938 года приведены в табл. 4.
По отдельным отрывочным сведениям об образовательном уровне взрослых спецпереселенцев можно сделать вывод, что в начале 30-х годов примерно 3/4 из них являлись грамотными и имели образование, как правило, в объеме начальной школы. Впоследствии удельный вес грамотных еще более повысился в процессе ликвидации безграмотности, которая в той или иной степени коснулась и спецпереселенцев. В ряде районов охват спецпереселенцев ликбезом был весьма значительным. Так, из общего количества взрослого населения спецпереселенцев Хибиногорска (Кировска) Мурманского округа 3635 человек (или 26 %) были неграмотными или малограмотными, но к началу 1935 года 3374 из числа последних прошли обучение в пунктах ликбеза[78].
В первой половине 30-х годов у сотрудников комендатур не было ясности в вопросе, следует ли записывать в метрики детям, что они – дети спецпереселенцев (трудпоселенцев). Этот вопрос был окончательно решен в конце 1935 года. На рапорте зам. наркома внутренних дел СССР М. Д. Бермана от 29 октября 1935 года по вопросу о записи в актах гражданского состояния детей трудпоселенцев Г. Г. Ягода поставил резолюцию: «Трудпоселенцы будут восстановлены, поэтому надо записывать так, как хотят родители. В метриках писать, что это ребенок трудпоселенца, не следует и ни к чему. Г. Я. 1/XI»[79]. В инструкции Отдела актов гражданского состояния (ОАГС) НКВД СССР от 8 декабря 1935 года разъяснялось, что в случае, если родители носят разные фамилии и один из них является трудпоселенцем, фамилия ребенку присваивается по соглашению родителей. Трудпоселенческое происхождение ребенка запрещалось указывать не только в выдаваемых свидетельствах о рождении, но и книгах записей актов гражданского состояния[80].
В первое время в «кулацкой ссылке» в плачевном состоянии находилась система школьного обучения. Количество детей школьного возраста только в спецпоселках Урала, Восточной Сибири и Северного Кавказа в 1931 году превышало 129 тыс., из них охвачено учебой не более 3 %[81]. К середине 30-х годов такое положение в значительной степени удалось выправить, и большинство детей обучалось в школах. Органы власти придавали этому особое значение, поскольку школьное обучение рассматривалось как важный инструмент отрыва детей от влияния на них «реакционных» родителей.
В сентябре 1938 года в трудпоселках имелось 1106 начальных, 370 неполных средних и 136 средних школ, а также 230 школ профтехобразования и 12 техникумов. Насчитывалось 8280 учителей, из них 1104 были трудпоселенцами. Всеми учебными заведениями трудпоселений было охвачено 217 454 детей трудпоселенцев. Сетью дошкольных учреждений было охвачено 22 029 малолетних детей (с ними занимались 2749 воспитателей). 5472 ребенка, не имевшие родителей, размещались в поселковых детских домах. В трудпоселках имелись 813 клубов, 1202 избы-читальни и красных уголка, 440 кинопередвижек, 1149 библиотек[82]. По постановлению СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 15 декабря 1935 года «О школах в трудпоселках» разрешалось детей трудпоселенцев, окончивших неполную среднюю школу, принимать на общих основаниях как в техникумы, так и в другие специальные средние учебные заведения, а окончивших среднюю школу – допускать на общих основаниях в высшие учебные заведения[83].
Таблица 4. Половозрастной состав трудпоселенцев (по состоянию на 1 июля 1938 года)[84]
Принятию решения о возможности обучения детей трудпоселенцев в высших и средних специальных учебных заведениях наравне со свободными гражданами способствовали весьма лестные оценки в отношении учащейся трудпоселенческой молодежи, звучавшие в докладных записках местного партийно-советского руководства и органов НКВД. Так, в августе 1935 года Северный крайком партии в своем письме в ЦК ВКП(б) так характеризовал выпускников неполных средних школ в трудпоселках: «Среди учащихся есть очень одаренные, талантливые ребята, у которых большое стремление продолжить образование. По своему мировоззрению это вполне советски настроенная молодежь, что является одним из ярких доказательств претворения в жизнь идеи о переделке сознания людей»[85].
Весной 1936 года был положительно решен вопрос об освобождении из «кулацкой ссылки» лиц, поступивших в институты, техникумы и т. д. Согласно циркуляру НКВД СССР от 15 апреля 1936 года и разъяснению ГУЛАГа от 20 апреля того же года, освобождению из трудпоселков подлежала трудпоселенческая молодежь, поступившая в высшие и средние специальные учебные заведения только после извещения учебного заведения о принятии заявителя в число учащихся. Для прохождения приемных экзаменов разрешался временный выезд из трудпоселков с выдачей на руки удостоверения на срок выезда. Этот же порядок освобождения и выезда из мест поселений распространяется и на молодежь, поступившую в 8—10 классы средних школ, при отсутствии последних в данном трудпоселке[86].
Поступление на учебу в высшие и средние специальные учебные заведения на практике превратилось в наиболее распространенный легальный способ освобождения из «кулацкой ссылки». Только в 1939–1940 годах на учебу был освобожден 18 451 трудпоселенец[87]. И это без учета десятков тысяч юношей и девушек, освобожденных в 1939–1940 годах по постановлению СНК СССР от 22 октября 1938 года, о чем речь ниже.
В начальный период все выселенные кулаки были лишены избирательных прав. С 1933 года стали восстанавливаться в этих правах дети, достигшие совершеннолетия. В постановлении Президиума ЦИК СССР от 17 марта 1933 года «О порядке восстановления в избирательных правах детей кулаков» указывалось: «Дети высланных кулаков, как находящиеся в местах ссылки, так и вне ее, и достигшие совершеннолетия, восстанавливаются в избирательных правах районными исполкомами по месту жительства при условии, если они занимаются общественно полезным трудом и добросовестно работают»[88].
Что касается взрослых, то восстановление их в избирательных правах до 1935 года производилось строго в индивидуальном порядке по истечении, как правило, 5-летнего срока с момента выселения и при наличии положительных характеристик о поведении и работе. Первый опыт освобождения спецпереселенцев – передовиков производства был произведен в 1932 году. В письме Г. Г. Ягоды от 5 мая 1932 года, адресованном начальникам ПП ОГПУ ряда областей, краев и республик, говорилось: «ЦИК СССР досрочно восстановил в правах спецпереселенцев в Вашем Крае по прилагаемому при сем списку… На общих собраниях широко объявить во всех без исключения спецпоселках Вашего Края (Области) о досрочном восстановлении ЦИК СССР по ходатайству ОГПУ и хозорганизаций этой группы спецпереселенцев, доказавших своей честной работой, высокой производительностью труда и поведением лояльное отношение к Советской власти… Среди восстановленных в правах провести широкую кампанию, с тем чтобы они добровольно остались жить и работать на тех предприятиях, на которых они работают в данный момент… Восстановленные лица имеют право выезда из спецпоселка, пользуются всеми правами граждан СССР, и к ним не могут быть применены никакие меры ограничения…»[89].
Практика восстановления спецпереселенцев в гражданских правах была законодательно закреплена специальным постановлением ЦИК СССР от 27 мая 1934 года[90]. Большинство освобожденных спецпереселенцев, несмотря на проводившуюся с ними пропагандистскую работу, выезжало из мест поселений, что вызывало серьезную озабоченность руководства ОГПУ – НКВД. 2 января 1935 года М. Д. Берман в письменном рапорте на имя Г. Г. Ягоды отмечал: «…На 1 ноября 1934 года со дня существования трудпоселков всего восстановлено в правах 8 505 семей – 31 364 человека, из которых осталось в трудпоселках 2 488 семей – 7 857 человек, или 25,1 % к числу восстановленных… По Северному Краю из восстановленных в правах 9 621 чел. осталось в трудпоселках 968 человек… Для недопущения в будущем подобных явлений считаю необходимым предложить Нач. Управлений УНКВД следующее: 1. Воспретить массовое восстановление спецпереселенцев в гражданских правах; 2. Восстанавливать в правах в индивидуальном порядке исключительно хозяйственно закрепившихся спецпереселенцев в местах их вселения; 3. Развернуть массовую работу среди восстанавливаемых спецпереселенцев по их добровольному закреплению в трудпоселках; 4. Не допускать возвращения восстановленных в правах спецпереселенцев в районы их прежнего местожительства…»[91].
На этом рапорте Г. Г. Ягода поставил резолюцию: «Надо немедленно дать указание, что восстановление в правах не дает права отъезда. Если нет закона, то надо войти или в ЦК или в ЦИК. Составьте записку и приведите эти цифры. 5.1. Г. Я.»[92]. Не удовлетворившись этим, Г. Г. Ягода написал И. В. Сталину письмо следующего содержания (письмо датировано 17 января 1935 года):
«Постановлением ЦИК СССР от 27/V-34 года о восстановлении трудпоселенцев в гражданских правах, безусловно, предполагалось оседание восстановленных в местах поселения.
Однако, поскольку специального пункта в закон внесено не было, по мере восстановления в правах отмечены массовые выезды трудпоселенцев из мест поселения, что срывает мероприятия по освоению необжитых мест.
Вместе с тем, возвращение восстановленных трудпоселенцев в те края, откуда они были выселены, политически нежелательно.
Считаю целесообразным издание ЦИКом Союза ССР дополнения к постановлению от 27 мая 1934 года, где должно быть указано, что восстановление в правах трудпоселенцев не дает им права выезда из места вселения»[93].
В постановлении ЦИК СССР от 25 января 1935 года говорилось: «Восстановление в гражданских правах высланных кулаков не дает им права выезда из мест поселений»[94]. Это сильно девальвировало понятие «восстановление в правах». Если в 1932–1934 годах восстановление в избирательных правах во многих случаях влекло за собой и освобождение из «кулацкой ссылки» и получение вслед за этим более или менее полноценного статуса полноправного гражданина, то с 1935 года положение довольно резко изменилось. Теперь восстановленные в правах лишались возможности выезда из трудпоселков и сохраняли статус трудпоселенцев. Для них это событие мало что теперь меняло в их жизни, за исключением снятия некоторых ограничений по передвижению, выбору работы и места жительства внутри «кулацкой ссылки». Фактически в таком же положении оказались и остававшиеся в «кулацкой ссылке» восстановленные в правах в 1932–1934 годах, однако некоторым из числа последних в 1938–1941 годах по решениям местных органов власти было разрешено покинуть трудпоселки и выехать к избранным ими местам жительства[95].