Виктория Дадиани. Все будет хорошо, или Будь же мужчиной, девочка

   Вероника стала тихо, почти весело смеяться. Оказалось, что она вдруг забыла рассказать своему собеседнику о правилах общения с нею.
   – Вы, видимо, не совсем верно восприняли мой вопрос. Это моя вина. Обычно мне приходится предупреждать людей, чтобы, общаясь со мной, они всегда имели в виду, что говорят с журналистом.
   Теперь настал черед смеяться мужчине.
   – Вероника, вы потрясающая. Честно говоря, ваша неподдельная искренность подкупает меня не на шутку. Так, значит, я зря надеялся. Оказывается, с первого взгляда впечатлившая меня красавица позвонила мне не как девушка, а как репортер, по долгу службы общающийся с интересными для читателей ее газеты людьми?
   – Что вы, Васо, я и не думала обижать вас. Просто меня редко так раскладывают по полочкам: как человека – на одну, как девушку – на другую, как журналиста – на третью. Не хочу показаться высокопарной, но себя я воспринимаю единой в этих трех лицах.
   – Еще один балл Веронике Гегечкори. Но давайте сначала о вас. Итак, вы работаете в «Главной газете», живете в Сололаки, кстати, одна. Ваши родители живут отдельно. Вы навещаете их по субботам. Не замужем, но, говорят, что… – он хитро улыбнулся, – увлекаетесь бегом и плаванием. Ну как?
   – Восемь из десяти, Васо Каландадзе. Ваши родители из Мегрелии. Вы достаточно видный член в «Организации молодых юристов». Параллельно три года назад основали и возглавили фирму, занимающуюся эмиграцией и туризмом. Вы немало зарабатываете, но пытаетесь играть в политику. Теперь у вас достаточно близкие отношения с командой Михаила Саакашвили. Вам пророчат завидное будущее. Не женаты. Без вредных привычек. Увлекаетесь лыжным спортом.
   – Забавно, после такого равноценного обмена сведениями…
   – Давайте познакомимся поближе, – перебила Вероника. – Например, расскажите, как вам пришла в голову мысль открыть вашу прославленную фирму?
   – А почему вы выбрали профессию журналиста?
   – Это плохо?
   – Нет, но чаще всего ваши сверстники хотят просто зарабатывать деньги.
   – А вы не просто зарабатываете деньги? Кстати, как?
   – Когда я смотрю в ваши глаза, я даже не уверен, что вижу это на самом деле.
   – Когда реальность живет поровну с фантазией? – улыбнулась она комплименту.
   – Когда ведешь себя так, как не собирался.
   – Скажите, а как это бывает? Посмотришь порой, вроде обыкновенный человек, в детстве дергал девочек за косички и собирал марки, потом повзрослел и, хотя не собирался, пошел на войну, не собирался, а зверски пытал пленных. Вот только что читала на сайте «Воспоминания абхазца в плену»… От подобных послевоенных мемуаров становится страшно жить.
   – Вы правы. Это очень страшный феномен человека – способность убивать себе подобных. Но вот об абхазце вы зря. На войне действуют другие правила жизни, а la guerre comme a la guerre (на войне как на войне). Вы с не меньшим успехом могли прочитать о тех, кто видел абхазские зверства или похождения наемников, которые всегда, как грифы, нюхом чуют добычу.
   – Но что может заставить человека застрелить того, кто оказался по другую сторону баррикад? Разве воюющие испытывают друг к другу личную ненависть?
   – Как вы точно выразились, люди ненароком оказываются по разные стороны баррикад, и тот, кто первым узнает об этом, начинает стрелять первым. Вот и весь секрет.
   – Для вас, видимо, этот секрет – не тайна?
   – Сильный человек должен успеть выстрелить в того, кто является его врагом. Вы сказали об абхазах, но эти «воспоминания» – всего лишь лживая пропаганда. Нам просто не удалось уничтожить их тогда, в 1990-х. Конечно, за это надо сказать спасибо нашим русским друзьям. Но придет час, когда мы расправимся с этим подлым племенем. Как вам известно, апсуа спустились с гор к ХХ веку, а до того в Абхазии жили настоящие абхазы, которые всегда были грузинскими племенами.
 
   Вероника ловила себя на мысли, что Василий размышляет абсолютно так же, как и ее мать, будто их теории были расчерчены одним транспортиром. Васо постепенно становился более серьезным, чем в начале разговора.
   – Мы вернем наши земли, клянусь вам, Вероника. И лично я буду горд, когда не оставлю камня на камне там, где пока еще живут эти подлые сепаратисты. Утерянное войной не возвращают миром. Рано или поздно, когда действующее ныне предательское правительство отправится в отставку, мы начнем войну. И на этот раз мы в ней победим.
   Он неприлично громко рассмеялся. На него стали коситься с соседних столиков.
   – И вы не видите никаких других путей решения этого вопроса? А может, создать в Грузии такую благополучную жизнь, чтобы абхазы и осетины захотели жить в составе Грузии?
   – Вероника, вы настоящий ребенок. А еще, я всегда сталкивался с такой дилеммой – бывает ли такое, чтобы в одной и той же женщине красота соединялась с ранимым сердцем и одновременно с острым и чуть ядовитым умом?
   – Ну и как?
   – Кажется, я нашел ответ на свой вопрос.
   – И как он звучит?
   – Очень мелодично: «Вероника Гегечкори, девушка из маленькой, но злой газеты».
   – Спасибо, конечно. Кстати, к вопросу о газете и вашей деятельности. Мне надо узнать – куда и кто обычно уезжает из Грузии?
   – Уезжают все, у кого есть шанс обосноваться в более благополучном месте. Уезжают как негрузины, так и грузины. Нередко подают в Россию, кто может – добирается до Германии. Большая часть армян – во Францию, азербайджанцы – в Иран, Турцию. Ну а попасть в США – дорогое удовольствие, за океан способны переселиться те, у которых и в Грузии добра немало.
   – Что же они ищут в Новом Свете?
   – Чаще люди пытаются убежать от самого себя, потому они эмигрируют. Преуспевающие, сильные натуры остаются на родине и пытаются дома сколотить счастье себе и своим детям.
   – Значит, те, кто обращается к вам, гонимы страхом?
   – В любом случае очень много разных людей на земле движимы этим чувством.
   – Почему? Я, например, нет.
   – Уверены? Подумайте: сколько всего вы делаете для того, чтобы не остаться голодной и одинокой? Разве вы не могли бы, скажем, подождать до лучших времен и найти работу спичрайтера в каком-либо государственном респектабельном учреждении вместо того, чтобы целыми днями мотаться по стране? Подождите, и я, возможно, смогу предложить вам местечко, более достойное вас. Или давайте о более интересном. Все ли мужчины, которые некогда окружали вас, – были вас достойны? Готов поспорить, что восемьдесят процентов из них были приближены потому, что вы боялись остаться одна!
   – Вы плохо себе представляете, как, зачем и с кем я когда-либо жила.
   – Я не хотел вас обидеть, Вероника, просто, как правило, мало кто знает истинную себе цену.
   – Так, значит, вы обычно цепляете людям ярлык, штрих-код которого таит в себе стоимость?
   – Одно знаю точно. Никто никогда не сможет прицепить ярлык к женщине, сидящей сейчас напротив.
   – Почему?
   – Потому что такой цифры не существует. Скажи, когда мы с тобой можем увидеться и подольше посидеть. Ты все время смотришь на часы, и это меня напрягает. Я хочу пообщаться с тобой так, чтобы узнать тебя со всех сторон. Говорят, что невозможно полностью познать женщину, но позволь мне попытаться хотя бы частично сделать это.
   – Ты хочешь переслать мне на E-mail тесты на IQ?
   – Думаю, что меня заинтересуют несколько иные коэффициенты.
   – Например?
   – Давай так. Я заеду за тобой завтра в конце дня. И мы попытаемся внести ясность в этот вопрос.
   – Я постараюсь быть не слишком занятой. – Однозначно, он был интересен ей своей, совершенно отличной от ее, точкой зрения. Как журналист, она нередко встречалась с людьми, взгляды которых были ей противны и чужды, но она считала, что должна досконально знать аргументацию оппонентов.
   На том и сошлись. Сумочка Веры музыкально замурлыкала. «А это ты зря», – писал неизвестно к чему Серв. Видимо, он имел в виду заключительные штрихи их с Верой последней встречи.

Глава 9

   Дэви уже почти месяц сидел в камере предварительного заключения. Ортачальская тюрьма находилась почти в самом центре города, как раз рядом с роддомом. Она начиналась ажурно-железными воротами и продолжалась болью и страданиями нередко мало в чем повинных людей. Конец пребывания в камерах предварительного заключения Ортачальской тюрьмы зависел от того, насколько оперативно справлялась семья обвиняемого с тем, чтобы найти энную сумму в свободно конвертируемой валюте. Чаще всего, при неимении богатых родственников в России или за границей, выбор семейства неизменно сводился к срочной продаже какого-никакого жилья, некогда полученного от коммунистического руководства великой страны. Если, к счастью, это самое коммунистическое руководство выделило семье хотя бы трехкомнатную квартиру, то семейство, попавшее в беду, после дачи мзды могло рассчитывать на то, чтобы купить хотя бы однокомнатную квартирку на периферии.
   Во времена президента Шеварднадзе в Грузии набрали силу всевозможные правозащитные организации. Каждый раз их представители давали на своих сайтах информацию, а порой выступали с докладами о всевозможных нарушениях прав человека вообще и прав заключенных в частности. За такую деятельность все эти «ярые блюстители прав невинных» получали различные западные гранты, за счет западных же грантодателей ездили в Европу, Америку, останавливались в элитных гостиницах и изображали из себя убежденных демократов. Система, которую демократам надлежало привить в своей полуразрушенной стране, шла вразрез с восточным устройством государства, сплошь и рядом откровенно коррумпированным, но делающим широкие массы населения довольно обеспеченными и потому – апатичными. Нельзя сказать, что у правозащитников Грузии, интересовавшихся судьбами заключенных, было мало работы, надо признать, что нередко людей арестовывали и по заслугам. Правда, разной степени тяжести.
   Дэви Габашвили не приходилось рассчитывать на то, что родные на свободе продадут квартиру и выкупят его. Он и не хотел бы этого, больше всего на свете он мечтал теперь о смерти. Ее он надеялся получить, попав в «зону», где планировал нарушить все неписаные «правила», действующие среди отбывающего срок криминалитета, после чего его наверняка зарежут или застрелят соседи по камере. Теперь, когда мог оглянуться назад, Дэви начинал понимать, что потерял все, что жизнь сначала милостиво преподнесла ему, а потом, жестоко нарушив его вечно пьяный туман, нежданно отняла.
   Он пил все последнее время. С тех самых пор, как потерял работу в газораспределительной компании. Иногда он старался забыться, покуривая травку, щедро поставляемую новоприобретенными корешами. Постепенно перестал обращать внимание на красавицу жену и лишь изредка, протрезвев, замечал ее поздние возвращения домой с работы.
   Однажды, в момент очередного запоя, каким-то образом выйдя во двор, сквозь хмельную пелену он увидел ее, выходящую из роскошной темной машины с тонированными стеклами. После этого Дэви стал избивать Нинели, и той приходилось нередко оставаться на ночь «у подруги». Он понимал, насколько еще мог понимать своим проспиртованным умом, что, как говорили его кореша, она откровенно «отбилась от рук». А тот факт, что жена хорошела не по дням, а по часам, стала стильно и дорого одеваться, неопровержимо свидетельствовал о том, что у нее завелся богатый любовник.
   Дэви всегда безумно любил свою жену. С самого детства, еще когда колотил одноклассников, дергавших всеобщую любимицу Ниночку за косички. Любил и в то время, как два последних года в школе она встречалась с другим. Обожествлял, когда однажды вечером она позвонила и пригласила его погулять.
   С тех пор они не расставались. В жизни Дэви светило солнце побед и бесконечных перспектив. Вскоре же после увольнения с работы он отпустил все вожжи. Сначала перестал бриться по утрам, принимать душ с разными гелями для благоухания. Потом перестал видеться с друзьями из приличного, интеллигентного общества, унаследованного от родителей. Потеряв все свои былые связи, он сам себе стал казаться чужаком.
   Нина поругивалась с ним все последнее время по пустякам, теперь уже по самым незначительным поводам. Однако потерявший надежду муж не поддавался благотворному влиянию девушки и понемногу стал ненавидеть ее за то, что она всегда была такой красивой и притягательной.
   Через несколько месяцев он уверился, что именно она, Нина, – причина всех его бед. Женитьба на ней принесла ему несчастье. В голове Дэви стала бродить навязчивая идея – убить свою жену. Правда, как – он тогда еще не знал. Но вскоре спившегося ревнивца осенило. Для этого однажды утром он побрился, принял душ, прилично оделся и отправился к своему другу, с которым теперь почти не общался. В былые времена товарищи нередко выезжали за город на охоту. У Звиада был небольшой охотничий магазинчик с не самым бедным ассортиментом.

Глава 10

   В офисе у известного правозащитника Ирмы Капанадзе с утра не смолкал телефон. Время было, как обычно, распределено по минутам. Сегодня ей предстояло два визита – в камеру предварительного заключения двух чеченских боевиков, экстрадиции которых требовала Россия. Ирма была в дурном расположении духа – она понимала, что, пожалуй, власти близки к решению выдать парней, за которых горой стояли ее западные друзья. Она все больше убеждалась во мнении, что Шеварднадзе сдавал бывших друзей, которые то и дело при каждом удобном случае незаметно показывали мерцающий оскал, говоря о своей долгой памяти как «на дружбу, так и на предательство». Тем не менее Ирма знала, что при любом исходе дела о заключенных чеченцах перед западными друзьями отчитываться придется досконально, за это ей деньги платят. Теперь же она стояла перед выбором – ответить или нет на звонок неизвестного ей абонента, который делал уже третью попытку еще больше испортить и так пасмурное настроение.
   – Здравствуйте, я журналист «Главной газеты». Я нахожусь за дверьми вашего офиса. Вы позволите войти?
   – А что мне остается делать? Как вас зовут, журналист «Главной газеты»?
   – Я вам позже все объясню. Пожалуйста. Это очень важно.
   Пришедшая девушка производила впечатление человека, который хорошо осознает, что говорит. Ирма Капанадзе не забыла предложить ей присесть. Через пятнадцать минут после этого она смотрела на девушку с некоторой снисходительностью старшей, заставшей ребенка за невинными шалостями. Но при этом правозащитница понимала, что ответ придется давать скорее серьезный, нежели банально-шутливый.
   – Это очень хорошо, Вероника, что вас искренне волнует трагическая судьба вашей подруги. Честно, это радует, когда вновь встречаешь искренних людей. Похвально и то, что вы стараетесь анализировать сами, а не проглатываете покорно те жареные куски, которые столь оперативно выкладывает наше доблестное следствие. Поверьте, Вероника, я очень хотела бы вам помочь. Просто на этот раз они правы. Дэви Габашвили действительно убил свою жену. Мне очень жаль. Сомневаюсь, что у вас есть резон встречаться и говорить с ним. Вы просто не узнаете ничего нового и потеряете свое драгоценное массово-информационное время.
   – Я все понимаю и благодарна вам, Ирма, но вы ведь знаете, как все это у нас происходит. Я бы не удивилась, если бы этот человек сказал, что был организатором еще и налетов на небоскребы в Нью-Йорке. Не мне вам рассказывать о том, какими методами пользуются наши блюстители порядка.
   – Разумеется, Вероника, только это особый случай. Вот, читайте.
   Правозащитница протянула журналисту лист, извлеченный из синей папки, лежавшей на полированном столе. Это была копия признания Дэви Габашвили в убийстве жены, сделанная по всем правилам, завершавшаяся словами: «В чем и расписываюсь».
   – И это еще не все. Дэви Габашвили находится на грани помешательства. Он совершил убийство, теперь он осознал все и почти потерял рассудок от горя. Вчера надзиратель сказал мне, что вскоре его, возможно, перевезут в психиатрическую клинику.
   – Их соседи говорили, что они встречались еще со школьной скамьи, тогда он был хорошим мальчиком.
   – Да, но, к сожалению, через некоторое время после их женитьбы у него началась депрессия, он не работал, выпивал, бродяжничал. Ваша покойная подруга недолго терпела такое положение дел, у нее завелся богатый любовник. Дэви могут оправдать, если найдутся доказательства, что убийство совершено в порыве ревности.
   – Что же вы мне посоветуете?
   – Да ничего. Если вас это утешит, закажите поминальную службу по усопшей, и желаю удачи.
   – Спасибо за совет. Не знаю, как насчет литургии, но все же вы мне помогли.
   Когда Вероника скрылась за дверью, правозащитница посмотрела ей вслед с завистью. Когда она была такой же неугомонной, ей удалось выбиться из рядов обыкновенных нотариусов и завоевать авторитет творящего чудеса неподкупного защитника ущемленных прав всех униженных и оскорбленных заключенных Грузии. Теперь все для прославленной правозащитницы было намного проще, и жизнь стала более предсказуемой и малоинтересной.

Глава 11

   К продавщице Центрального супермаркета одновременно обратились с двух сторон. Оба клиента протянули 5-ларовые купюры и попросили пачку российских пельменей. Продавщица сердито взглянула сначала на девушку в красной маечке, затем на загорелого мужчину с сединой на висках и широченными плечами. Глаза девушки в красном и мужчины спортивного телосложения встретились, широко раскрылись и весело заулыбались.
   – Только после вас, мадам, – поклонился он.
   – Мадемуазель, кстати. Значит, наши силовые структуры, как и наши братья, питаются полуфабрикатами?
   – Ну уж не ожидал вас здесь встретить! Значит, и журналисты питаются не своими респондентами, которых нередко разделывают, как утку?
   – Ради бога, капитан. Разве я отняла у вас настолько много времени и сил?
   – Вообще-то не совсем. Но зато сейчас вы лишили меня желания покупать пельмени, которые надо еще варить. Давайте и вы не станете их брать и поужинаете со мной в «Тбилисури». Это неподалеку отсюда, там очень мило и приятно и всегда звучит тихая музыка. Вы любите музыку, Вероника?
   Более всех осталась недовольна продавщица супермаркета, оба ее клиента одновременно передумали делать покупку в отделе, в котором ей оставался процент от прибыли.
   Официант, одетый в форму с иголочки, принес им меню. На столе стоял ночник, дающий приглушенный свет, романтично оттенявший лица Вероники и капитана. На нижнем этаже «Тбилисури» подавали все, что угодно, хотя за самыми настоящими хинкали капитану следовало бы пригласить девушку в хинкальную «У Вельяминова». Однако Георгий Татоев знал, что к «Вельяминову» девушек в Тбилиси приглашать не принято, так как обычно в этом колоритном злачном заведении расслабляются мужчины, выпивая и щедро вставляя матерные длинные фразы в свою полугрузинскую-полурусскую речь (разумеется, матерная речь употреблялась именно русская, она более верно передавала настрой грузинских кавалеров).
   – Итак, что предпочитает Вероника Гегечкори на ужин?
   – Я с удовольствием заказала бы салат «Московский».
   Капитан попросил официанта принести салат «Московский», «оджахури», обильно прожаренный в собственном соку и подаваемый в глиняной овальной посуде, и родной ему осетинский хабисгини(хачапури с картофелем, замешанным в сыр).
   К мясу принесли бутылочку настоящей «Хванчкары», переливавшейся темно-красными бликами.
   Откуда-то, будто снаружи, доносились звуки скрипичной национальной музыки, которая на новых посетителей «Тбилисури» действовала расслабляюще, заставляя их почувствовать некую общность друг с другом.
   – Знаете, Вероника, на днях я собирался вам позвонить. Но, как оказалось, вы не оставили мне свою визитку.
   – Чем удостоена такой чести?
   – Это чисто профессиональный интерес. Мне хотелось сверить ответы. В своих наблюдениях я был полностью уверен и очень хотел, чтобы вы успокоились и продолжали жить спокойной жизнью.
   Официант привез на тележке с колесиками приборы и напитки. Капитан налил Веронике сок манго. Она была очаровательна при нежно-розовом свете ночника.
   – Вероятно, вы правы. Не стоило мне пытаться узнавать то, что выглядит так просто. Все оказалось очень банальным – муж из ревности убивает жену.
   – Вы правы, Вероника. Хотите аджику к мясу?
   В глиняной овальной посуде еще шипел картофель с мясом, посыпанным кольцами розовато-белого лука. Вероника переложила на свою тарелку всего ничего – она всегда старалась поменьше есть, чтобы не поправиться годам этак к сорока.
   – Георгий, у меня все же к вам вопрос. Я понимаю, что как бы вмешиваюсь в сферу, где работаете вы, но мне все же интересно знать – действительно ли Дэви Габашвили добровольно подписал признание в убийстве Нины и насколько он был искренен, когда это делал?
   Капитан весело посмотрел на Веру.
   – Значит, вы все-таки еще сомневаетесь…
   – Я не сомневаюсь, но все равно хочу знать. Я встречалась с Ирмой Капанадзе, и она это подтвердила.
   – Она была абсолютно права. Мне очень жаль, ведь Нина была вашей подругой, но это правда – ее убил муж.
   – Однако Ирма сказала также, что Дэви сейчас близок к помешательству. Может, в этом повинны те условия, которыми может похвастать наша тюрьма, когда заключенные становятся в очередь, чтобы соснуть часок, ведь там даже кроватей не хватает?
   – Я не знаю, откуда у Капанадзе такие сведения. Правда, я не психиатр, но мне кажется, что Дэви вполне в здравом уме и твердой памяти.
   – А по каким признакам вы это определили?
   – Ну… он вполне здоров, на него не жалуются, как на злостного нарушителя дисциплины, говорит разумно, когда хочет ответить.
   – А что, он мало разговаривает?
   – Просто он немного замкнут. Понятно, что он – не зверь, в конце концов рассказывают, что потерпевшая была очень даже ничего.
   – Она была потрясающей. Просто не представляю – как он мог так с ней поступить. А как же это случилось? Почему они оказались на Черепашьем озере? Ведь они жили далеко от него.
   – А вы что, бывали у них дома? И это уже успели сделать? Браво грузинским СМИ!
   – Это ерунда. А все же вы не ответили на мой вопрос… Я понимаю, что убийство произошло ночью, так как рано утром труп был обнаружен отдыхающими. Что же делали ночью на озере эти люди, муж и жена, как они там оказались в такое позднее время, когда у Дэви не было машины? А путь ведь не близкий для любителя ночной охоты за гуляющей женой? Как туда добралась Нина? Ее что, приволок Дэви? Для того, чтобы там застрелить? Почему же он не сделал это дома, если потом все же сознался в совершении убийства? Вообще – откуда у пьяницы такие развернутые планы, по которым все это было осуществлено? Он что, менеджер такого неудобного убийства, которое с большим успехом можно было осуществить дома в постели? Где Дэви раздобыл оружие? Откуда он взял на него деньги? А может, он его украл? Есть ли у вас свидетельство о том, у кого было выкрадено оружие? Капитан, есть ли у вас ответы на все эти вопросы?
   – Разумеется, да, Вера, иначе дело не было бы закрыто. Начнем, наверное, с оружия, которое мы обнаружили на месте преступления. Оно было украдено у бывшего друга Дэви, владельца оружейного либо охотничьего магазина. Незадолго до убийства к нам поступило сообщение о том, что у хозяина выкрали пистолет, и вскоре произошла эта трагедия. То, как они там оба оказались, Дэви не комментирует, он просто говорит, что, находясь на Черепашьем озере ночью, он решил раз и навсегда со всем покончить. Он был пьян и не помнит, как он там оказался. Он только уверен, что ехал в машине пьяным, но злым на нее, потом помнит, что через некоторое время выстрелил в нее. Этого достаточно? Я ответил на все ваши вопросы?
   – Я стараюсь переварить все это. Я подумаю. В принципе, как выяснилось, у вас есть какая-никакая версия. Вроде приемлемая, но…. Налейте мне сока, Георгий.
   Он улыбнулся.
   – Теперь вы мне нравитесь. Давайте лучше о приятном. Скажите, что вы любите больше всего в жизни? Я же не спрашиваю – кого вы любите больше всего. Хотя и это мне интересно, но это потом.
   – Я? Люблю благо, когда все «на пятерочку». А вы?
   – Люблю, когда существует повод и возможность любоваться…
   – Чем?
   – Кем.
   – И кто это?
   – А вы как думаете?
   – Всякое бывает.
   – Хотите, завтра поднимемся на Нарикалу, эту древнюю крепость вскоре собираются реконструировать? Оттуда открывается такой вид на город. Знаете, когда бывает невмоготу, иногда надо посмотреть на все свысока, то есть сверху. Все становится менее сложным, схематичным и понятным. Хотите?
   – Я не знаю, подумаю об этом завтра. Не знала, что работники силовых структур могут быть такими романтичными.
   – Вовсе не романтичными. Разве не каждый должен любить свой дом? А мой дом – это мой город, и гора, с которой виден дом, и небо над ним. А вы занимаетесь только служебными делами? Вы не отдыхаете?
   – Да, это здорово, когда, отдыхая, можешь быть спокойна, что с тобой люди, которых боятся.
   – Я не люблю, когда меня боятся.
   – А как же?
   – Мне нравится, когда меня если не любят, то хотя бы уважают.