Виктория Горнина. Троя. История первая. Первый поход греков против Трои

   – Свободен, я сказал.
   Юноша понуро вышел на улицу.
   – Не взяли, – сообщил он своим попутчикам, ожидавшим пропусков.
   – Куда ты теперь?
   – Не знаю. Куда-нибудь.
   Он помялся немного, обречённо всплеснул руками:
   – Не знаю куда.
   Обида выступила слезами: столько надежд связывал нищий мальчик с великолепным городом, а он вышвырнул его, словно щенка.
   – Эй, погоди, парень. Поди-ка сюда.
   Пожилой мужчина неопрятного вида пробирался к нему сквозь толпу.
   – Не хочешь к нам? Нам как раз гончар нужен.
   – Кому это вам? – подозрительно насупившись, спросил паренёк.
   – Да ты что? Не бойся, сынок. Не обидим.
   Он практически насильно отвел своего собеседника в сторону от шумной очереди у шатра.
   – Пойдём, по дороге всё расскажу.
   Их путь лежал вокруг подножия холма к западной его стороне.
   – Не горюй, нас тоже когда-то не взяли, но мы всё-таки обосновались здесь. Не так богато, конечно, но ничего, жить можно.
   Вскоре путники подошли к целому поселению из глинобитных низеньких домиков, ютившихся у западного склона, более крутого и каменистого, чем остальные склоны холма Ата.
   Здесь селились те, кто не попал в Илион, но кому решительно некуда было возвращаться. Постепенно здесь собрались выходцы со всей Троады, а потому как-то незаметно поселок получил название Троя.
   Неизвестно, кто первый дал ему это имя, но оно прижилось.
   Беспорядочно построенные низенькие домишки Трои составляли резкий контраст продуманной великолепной архитектуре Илиона – здесь не было того шика и богатства, однако в воздухе витало что-то особенное, характерное для малых поселений: искренняя доброта и радушие, приветливость, безыскусность и неспешность в противовес суете, жестокости и расчётливости большого города.
   Маленькая бесправная деревня принимала новых жильцов, не требуя документов и не пытая, зачем да почему, просто предоставляя кров и надежду отчаявшимся, задавленным нуждой людям, покинувшим родные места в поисках лучшей жизни. Они сами создавали её – эту лучшую жизнь – и вскоре Илион, прежде смотревший с высока и презиравший такое соседство, Илион, считавший позором для себя снизойти до признания Трои, Илион, где не раз раздавались голоса уничтожить поселок, в конце концов, вынужден был признать его право на существование.
   Более того, со временем здания большого города всё ниже спускались с западного склона, пусть медленно, но верно город приближался к своему посёлку.
   Пока Илион неуклонно сползал с горы, Троя росла вокруг холма, опоясав западную сторону и захватывая всё новые и новые участки. Это был естественный процесс слияния, помешать которому не мог ни Ил, ни кто-либо другой.
   Кстати, заканчивая рассказ об Иле, нужно признать, что тот был на редкость удачливым человеком. Всё, о чём он мечтал в юности, воплотилось в реальность при жизни. Жена родила ему сына и дочь, и в старости Ил нянчил восемь внуков – пять мальчиков и трёх девочек – что ещё можно желать человеку? Ил умер вполне счастливым и довольным. Однако сын его, Лаомедонт, не разделял уверенности отца, будто сами боги хранят город и потому незачем строить укрепления.
   Боги богами, – рассуждал Лаомедонт, – а хорошая стена ещё никому не помешала.
   При жизни родителя, Лаомедонт, как почтительный сын, не смел возражать отцу. Но сразу после смерти Ила новый правитель Илиона взялся осуществить столь грандиозное строительство. Этот новый царь уже не делил Илион и Трою, но считал их единым целым, признавая свершившийся факт. Он решил обнести крепкой стеной весь образовавшийся город, а жителей Трои признать полноправными гражданами Илиона.
   Новое название оказалось проще и благозвучнее, к тому же Ил уже почил и не мог никому помешать, а потому с лёгкой руки своего правителя скоро весь город стал называться Троей, а его жители – троянцами.
   Официальные документы, конечно, сохраняли прежнее название – Илион, но это никого не смущало.
   Таким образом, город, имевший теперь два названия, вознамерился возвести крепкие стены, чтобы сохранить свои несметные богатства, кои ежедневно прибывали по суше и морю со всех концов света.
   И городу несказанно повезло. Но обо всём по порядку.

3. Бунт на корабле

   В самом сердце живописной рощи, там, где прозрачный ручей замедляет свой бег, рядом со склонившейся к воде молодой осиной, как бы случайно встретились три божества. Впрочем, они мало чем отличались от людей, и со стороны их можно было принять за отдыхающих пастухов и пастушек, что пришли насладиться прохладой в столь знойный денёк, но подсматривать за ними некому – как раз именно это им и нужно было. А посмотреть, вообще говоря, было на что.
   Женщина просто блистала холодной красотой – если бы не стальной серый взгляд и несколько надменное, даже злобное выражение лица, её можно бы смело причислить к самым совершенным образчикам красоты. Густые вьющиеся локоны струились по плечам мягкими волнами, изящная точёная ручка то и дело поправляла выбившуюся прядь, женщина досадливо морщила высокий лоб, сжимая тонкие губы – она раскраснелась в пылу разговора, глаза горели гневом, распавшаяся прическа мешала ей; надоедливый комар поплатился жизнью, едва присел на тонкое запястье – ни у кого не оставалось сомнений, что такая участь постигнет каждого, кто попадётся ей на пути. Её собеседники вторили ей, возмущённо и громко выказывая негодование.
   Один, тот, что помоложе, высокий, стройный молодой человек, прекрасно сложенный, представлял собою особый тип мужской красоты, что граничит с женственностью, но всё же не переступает той невидимой черты, после которой это становится противным. Изнеженность и некоторая манерность проступала в каждом движении, в звуках мягкого голоса, мелодичного, с лёгкой хрипотцой. Он словно танцевал одному ему известный танец, из-под ресниц наблюдая, какое впечатление это производит на окружающих. Совершенные черты лица – особенно выразительные глаза и мягкий чувственный рот – выдавали мечтательность и любовь к прекрасному, тонкому наслаждению, какое, без сомнения, этот молодой человек мог себе позволить и получал в избытке.
   Третий собеседник был явно старше. С всклокоченными, плохо расчесанными волосами и курчавой бородой; брови нависали над глубоко посаженными глазами, придавая лицу довольно свирепый вид. Время от времени гулкий бас сотрясал всю рощу так, что его то и дело просили говорить тише, резкие движения выдавали агрессивность; он злобно потрясал кулаками, точно боролся с воображаемым противником, который, вообще говоря, сыскался бы не скоро: высокий, могучего телосложения с мрачной физиономией атлет одним своим видом заставил бы призадуматься кого угодно.
   Впрочем, все трое были достаточно возбуждены и обсуждали детали предстоящего дела, не особенно сдерживая себя. Понятно, что чувства перевешивали здравый смысл.
   Из глубины рощи то и дело звучало:
   – Он совсем распоясался. Думает, ему всё можно, – нервно прохаживаясь по лужайке, сотрясал воздух лохматый бог. – Между прочим, мы сами виноваты: во всём потакали ему. Спаситель ты наш, бери, пользуйся – нам для тебя ничего не жалко. Вот он и прибрал всё к своим рукам. Мне бы хоть какой клочок земли подарил – нет, кому угодно, только не мне. Боится уступить даже в малом.
   – Ничего он не боится, – возражал ему молодой красавец. – Только и знает молнией всех пугать. Мне постоянно указывает, что делать – шагу ступить нельзя. Надоело.
   – Мне тоже надоело. Ни одной юбки не пропустит. Я уже со счёту сбилась. А попробуй, скажи что-нибудь. Сразу испепелить грозится, – вторила своим собеседникам богиня. – С каждым днём всё труднее терпеть эти издевательства.
   – Так больше продолжаться не может.
   – Надо что-то делать.
   – Надеюсь, остальные нас поддержат.
   – А куда они денутся. Небось, тоже сыты по горло его капризами. Только вот, как это провернуть?
   – Что, растерялся, юноша? Нужно первым делом припрятать его молнию подальше. А самого скрутить покрепче.
   – А затем – убить?
   – Зачем убивать? Пусть отречётся. При всех. Отправим его в Тартар, а сами власть поделим между собой. Что скажете?
   – А что, неплохо придумано.
   И боги поспешили на Олимп. Им ещё предстояло подкараулить удобный момент для осуществления своих планов, а также поставить в известность других обитателей божественной горы. Они очень спешили, подогревая свою ненависть перечислением обид и пылая праведной местью. Не рискнём попасться им на пути. Скажем только, что один из них приходился будущей жертве старшим братом, другой – сыном, третья же была его женою.

* * *

   Блеск золота Олимпийского дворца умело гасил белоснежный цвет драпировок: белые шторы, белые ковры, белый балдахин вздымался над кроватью царской спальни, позволяя глазам отдохнуть от шикарного металла. Белый цвет дарил ощущение теплоты и пространства; здесь, в этой спальне всё располагало к покою: ноги по щиколотку утопали в чудесном ковре, приглушенный свет осторожно струился в воздухе, нежно лепетал прохладный фонтанчик в нише, шаги становились неслышны, движения – мягки, мысли – приятны.
   Пышная перина манила прилечь, подушки призывно покачивали боками, шёлковое покрывало лукаво играло бахромой: иди сюда, только здесь, в этой постели ты будешь совершенно счастлив, только здесь ты прекрасно выспишься и наберешься сил, иди, усталость исчезнет, крепкий сон исцелит и успокоит, иди, иди же сюда.
   Супружеская спальня Зевса и Геры была тем местом, где остальным богам находиться категорически запрещалось, и всё же они сейчас толпились вокруг кровати, крепко-накрепко привязывая своего властелина к шикарному ложу, на котором тот спал.
   Заговорщики проворно вязали узлы, туго затягивали ремни, стараясь не разбудить его, но громкий шёпот и суета сделали своё дело – Зевс открыл глаза в тот момент, когда Посейдон закреплял последний узел.
   Мутный спросонья взгляд остановился на преступниках:
   – Что вы здесь делаете? – все вздрогнули и заметно побледнели.
   Зевс попытался подняться и не смог: сотни сыромятных ремней врезались в тело, приковав к кровати – он лежал, словно запутавшись в огромной рыбацкой сети, невероятно прочной и частой, схваченный множеством узлов крепко-накрепко, без всякой надежды самостоятельно выпутаться из этой ловушки. Он собрал все силы, вздохнул так глубоко, сколько позволяли путы, и что есть мочи дёрнулся.
   – Лежи спокойно.
   Это же её голос.
   Голос любимой жены.
   Вот дела.
   Голова застыла на подушке, взгляд упёрся в потолок.
   Значит, она вместе с ними. Коварная. Как это он проморгал…
   Стоп. Давай по порядку. Вспомни всё с начала.
   Зевс закрыл глаза.
   Да что тут вспоминать?
   День начинался как всегда. Это был обычный обед, где к тому же и собрались-то не все. Гебе нездоровилось, Артемида умчалась на охоту, Афродита с Дионисом отправились на острова. Почему те, кого более всего хочешь видеть, вечно разбегаются кто куда?
   Нет, ничего особенного он не заметил.
   Как всегда, все вскочили с мест, как только он появился в зале. Гера с неизменной улыбкой подала ему чашу с нектаром, и все накинулись на еду.
   Арес чавкал и сморкался в салфетку, хромоногий Гефест опоздал к столу и теперь ковылял, выбирая место поближе к запечённому барашку. Посейдон отхватил кусок побольше и, обняв тарелку, низко склонился над ней. Аполлон галантно ухаживал за Афиной, Гестия скромно ковыряла кусочек мяса, Гермес много пил, развлекая всех свежим анекдотом – да вроде всё как всегда.
   Он бы заметил нервозность, но ведь её не было. Или была? Как это он проморгал?
   Зевс напрягся, восстанавливая события, стараясь вспомнить всё до мелочей.
   Нет, никаких перешептываний, перемигиваний не было.
   Он бы заметил.
   А дальше, дальше страшно захотелось спать, глаза сами собой закрывались, голова отяжелела, слегка закружилась, ноги сделались ватными.
   – Пойду прилягу.
   Да, он ещё подумал: «Ну и забористое вино».
   Жена отвела его в спальню, Зевс рухнул на кровать и сразу уснул. Уснул крепко – ему ничего не снилось.
   Она подмешала что-то в вино. Ну конечно.
   Но разве мог он знать заранее?
   Тем более от кого, от кого, но от собственной жены… Предательница. А они тем временем… Да, плохо дело. Как они посмели, только что сидели с ним за одним столом, и вот – пожалуйста. Да я их… Где молния?
   Отчаянный рывок ни к чему не привёл – Зевс по-прежнему лежал опутанный с головы до ног без малейшей надежды на спасение.

3.1. То, о чём не мог знать Зевс

   – Он спит, пора, – произнесла Гера, едва появившись на пороге зала.
   Посейдон с Аполлоном вскочили и теперь обращались к остальным присутствующим, у которых от неожиданности куски застряли в горле.
   – Вы все знаете, сколько бед причинил нам Зевс. Все мы устали от его высокомерия и капризов. Сегодня мы хотим свергнуть тирана. Пусть не будет больше царя богов – все станут равноправны и будем управлять этим миром вместе, уважая права друг друга.
   – Сколько можно так жить, – надрывно прозвучал женский голос так, что все вздрогнули и подняли глаза от своих тарелок. – Даже я, его супруга, не в силах больше терпеть это и трепетать перед ним. Поддержите нас – и вы обретёте свободу.
   Изумлённые слушатели нерешительно опустили глаза.
   Вот так история, ну и вляпались мы – ясно читалось на лицах богов. Как повезло отсутствующим. Надо было тоже куда-нибудь уехать, да поздно уже. Звонкую тишину прервал низкий бас. Арес решительно присоединился к заговорщикам.
   – Мать права. Он постоянно недоволен и всегда диктует свою волю, придирается без конца. Меня так просто ненавидит. Я, видите ли, слишком кровожаден. А каким должен быть бог войны, позвольте узнать? Нежным, как Афродита?
   – Но ведь папочка когда-то спас вас…
   Афина поднялась из-за стола. Она надеялась на мирный исход, явно недооценивая решимость заговорщиков.
   – Это было давно, – резко парировал Посейдон. – К тому же он за всё получил сполна.
   – Но отец не виноват, что ему досталось столько власти: вы бросали жребий, насколько мне известно.
   – Хватит болтать, – осадил её Аполлон. – Вот что, Афина, с тобой или без тебя, но мы сделаем это. Только потом не жди от нас милостей, – он обратился к остальным: – Что вы молчите? Посмотрите, во что он превратил каждого из вас. Гефест только и знает, что гнуть спину, точно раб, исполняя его прихоти, Гермес служит посыльным…
   – А я с ума схожу от ревности, – вновь вступила Гера. – И слова против не скажи.
   – Обращается с нами, будто мы его слуги, – взревел Посейдон. – Чуть что не так – грозит смертью.
   – Он, и правда, много себе позволяет, – осторожно высказался Гермес.
   – Пора действовать, у нас мало времени, – Аполлон спешно вытаскивал приготовленные ремни.
   – Как хотите, я в этом не участвую, – заявила Гестия, поднимаясь из-за стола. – Скажут потом, что я разбила семейный очаг. Всё, прощайте. Меня Фетида уже полчаса дожидается.
   Она решительно направилась к выходу. Боги проводили её завистливыми взглядами: больше ни у кого не хватило духу так ловко выйти из столь скользкой ситуации.
   Но эта полноватая миловидная богиня с длинными косами и мягким выражением лица знала, как следует защищать себя. Её главной обязанностью являлось создание уюта и тепла в любом доме, где чтили её – разрушать покой семьи противоречило её назначению. Потому заговорщики не решились остановить Гестию. Замешательство продолжалось недолго. Через минуту все стояли у дверей супружеской спальни.
   – Гермес, ступай, потихоньку вытащи молнию из-под подушки, – прошептал Аполлон.
   – Почему я?
   – Ты самый ловкий. Он не заметит, – Аполлон легонько подтолкнул его к дверям.
   – Давай, не бойся. Или тебе не надоело быть мальчишкой на побегушках? – Посейдон твёрдой рукой направил Гермеса в нужном направлении. – Если что – я рядом.
   Дверь осторожно приоткрылась.
   Боги, затаив дыхание, с порога наблюдали, как худенький юркий Гермес аккуратно извлёк зачехлённый длинный предмет и на цыпочках теперь крался с ним к выходу.
   – Молодец. Давай её сюда. Пойду спрячу, – Аполлон ловко выхватил молнию и быстро исчез в лабиринтах дворца.
   В полумраке спальни на широком ложе безмятежно спал повелитель всех богов и людей. Его высокий лоб обрамляли золотые кудри, борода полностью закрывала нижнюю часть красивого мужественного лица, серые, чуть на выкате глаза смежил сон, он дышал глубоко, повернув голову набок так, что Гера невольно залюбовалась точёным профилем мужа – красив, но до чего коварен, злодей.
   В следующий момент шёлковое покрывало слетело на пол – на спящего навалились со всех сторон, спутали, связали так, что малейшее движение было невозможно. Зевс спросонья озирался мутными глазами, стараясь сообразить: что это? приснившийся кошмар или всё происходит наяву?
   – Лежи спокойно.
   Да, это её голос. Но, что она хочет? Посмеяться надо мною? Дорого ей это обойдётся. Только бы дотянуться до молнии, она под подушкой. Тогда испепелю всех – Геру и помощников её – не одна же она так меня связала. Зевс скосил глаза и ахнул: в спальне, кроме Посейдона, находилась Афина, Арес, Гефест и Гермес. Неужели и они? – Не ожидал.
   И тут вперёд выступил Посейдон.
   – А теперь послушай, Зевс. Ты полностью в нашей власти. Что захотим, то с тобой и сделаем, понятно? Кончилось твоё царство. Теперь мы командуем здесь.
   – Кто это мы? Уж не ты ли? Да я вас всех уничтожу.
   – Грози, сколько хочешь. Это не поможет. Ничего ты больше не сделаешь.
   – Молния твоя в надёжном месте, а без неё ты – ничто, – Аполлон только что вернулся и теперь встал, скрестив руки.
   – Аполлон. И ты туда же. Не ожидал от собственного сына…
   – А чего ты ждал? Что я буду вечно подчиняться тебе, как мальчонка? Я давно вырос и хочу самостоятельно решать, что мне делать, а что – нет.
   – Да это бунт. Вы ответите за это.
   – Хватит болтать. Подписывай своё отречение и отправляйся вон. Ты здесь больше не хозяин.
   Посейдон протянул ему заготовленный пергамент.
   – Подписывай, я сказал.
   Зевс деланно усмехнулся:
   – Чем подписывать? Связали, а теперь подписывай.
   – Он прав, – упавшим голосом промолвила Гера. – Руку развяжи. Правую.
   Посейдон долго пыхтел, стараясь ослабить узел.
   – Не выходит. Ничего не получается, – недовольно пробурчал он и повернулся к собравшимся: – Кто вязал?
   Все молча опустили глаза.
   – Дай попробую, – Аполлон склонился над ремнями. Хитроумный узел никак не желал поддаваться.
   – Да ты здесь-то ослабь. Не тяни.
   – Может разрубить? – глубокомысленно, сам с собою рассуждал Аполлон.
   – Я вам разрублю, – вмешалась Гера. – Ещё покалечите его.
   – Что, жалко стало?
   – Муж как-никак. А ты что издеваешься? Мы, кажется, не собирались так мучить его.
   – Странный народ эти женщины – вот и пойми их. Изгнать, лишить всего – значит можно, а палец отрубить – это нет. Этого они не позволят, – Посейдон оскалился, показывая жёлтые зубы, но, встретив грозный взгляд, осекся: – Ну ладно тебе, Гера, я пошутил, пошутил. Не злись.
   – Хватит болтать. Развязывай давай.
   И заговорщики снова принялись распутывать непослушный узел.

3.2. Бриарей

   Добродушный красавчик гигант Бриарей был напрочь лишён честолюбия. Более всего на свете он ценил возможность посидеть дома, поковыряться всласть в своём огороде или погреться на солнышке во дворе. А двор у него был, прямо скажем, весьма обширный, и много чего интересного было на этом дворе.
   Бриарей с детства любил разную живность, поэтому, как только Зевс освободил его из заточенья (т. е. из Тартара), он сразу приобрёл немного земли недалеко от Олимпа, выстроил дом и обзавёлся хозяйством.
   Куры, утки, гуси, поросята, козы разгуливали по двору, ухоженный виноградник и образцовый огород радовали глаз: Бриарей успевал решительно всё, всегда был в хорошем расположении духа, мурлыкал что-то себе под нос с утра до вечера и никогда не жаловался на усталость.
   Секрет столь внушительного успеха заключался в следующем: у милого гиганта было пятьдесят пар рук. Они росли где ни попадя и топорщились из бочкообразного тела в разные стороны, создавая определённые неудобства. Однако Бриарей быстро обратил недостаток фигуры в достоинство. Все пятьдесят пар рук были заняты делом с утра до вечера. Неудивительно, что он преуспел. На всё столь внушительных размеров хозяйство уходил целый день, а свободные вечера Бриарей посвящал музыке, вязанию и спортивным упражнениям одновременно. Причём, как правило, это значило, что звучит целый оркестр, вот-вот будут готовы десять пар перчаток и соревнуются в метании диска как минимум две команды.
   Женщин Бриарей не жаловал, считал их созданиями низкими и коварными, а потому жил один. Именно к этому голубоглазому красавцу и отправились Гестия с Фетидой, после известного обеда во дворце.
   Бриарей как раз возился в винограднике.
   – Что вам угодно? Зачем пожаловали? – великан поморщился. От женщин одни неприятности: богини они или нет – не имеет значения.
   – Бриарейчик, миленький, скорее, прошу тебя. Его спасать надо, – запричитала Фетида, едва отворилась калитка.
   Обе женщины запыхались, раскраснелись от волнения и быстрой ходьбы.
   – Что случилось, объясните толком.
   – Что тут объяснять, неужели неясно? Связали они его по рукам…
   – Быть междоусобице на Олимпе… война, война будет…
   – …и ногам, свергнуть хотят, – заголосили враз обе подруги.
   – Кого связали, какая война?
   – Кого, кого – Зевса, вот кого. Что ты такой бестолковый?
   – Это вы тарахтите, кто во что горазд. Ничего не понятно. Говорите по одной.
   – Боги связали Зевса и хотят захватить власть, понял?
   – Теперь понял. Ну-ка, девочки, посидите здесь, птичек покормите, я сейчас.
   – Куда ты?
   Но Бриарей уже бежал в сторону Олимпа, благо ноги позволяли ему нестись со скоростью хорошего скакуна. Через пятнадцать минут он входил во дворец.
   – Что тут у вас происходит? А ну отойдите от него.
   С этими словами Бриарей разметал по комнате склонившихся над кроватью богов и принялся развязывать Зевса.
   Аполлон вскочил с пола, бросился на обидчика, однако вновь отлетел в сторону, больно ударившись о косяк.
   Посейдон тоже старался помешать гиганту, но тот, даже не отвлекаясь от основного занятия, схватил бога всех морей за шкирку, пару раз хорошенько заехал по физиономии и хотел было выбросить наглеца в окно, но тут вмешался Зевс.
   – Не отпускай его. А то сбежит, ищи его потом. И этого тоже придержи.
   Боги не успели оглянуться, как Бриарей освободил своего хозяина от пут и теперь подобострастно смотрел на Зевса, ожидая дальнейших распоряжений.
   – Спасибо, гигант. Век не забуду, – разминая затёкшее тело, промолвил Зевс. – Так, кто-нибудь объяснит мне, что здесь было? Кстати, где моя молния? Что молчите? Не знаете? А кто знает?
   – Аполлон её спрятал, – тихо отозвался Гермес.
   – Зато ты выкрал, – трепыхаясь в воздухе, прошипел Аполлон.
   – Ты меня заставил…
   – Так, кого ещё заставили? Что молчите? Где Гера?
   Геры нигде не было. Воспользовавшись суетой, она выскользнула из спальни. Но уйти далеко не смогла. Афина настигла её в вестибюле.
   – Вот она, отец. Это она подбивала всех изгнать тебя, – Афина тащила заговорщицу за волосы. Гера отчаянно пищала, но послушно шла за своей тюремщицей, не оказывая сопротивления.
   – Так… Ну а ты, Гефест, ты что здесь делаешь?
   Хромой бог замялся.
   – Я ничего не знал. Они заставили меня… И Ареса… И Афину тоже. Она пыталась возражать…
   – Понятно, – Зевс задумался. Никто не решился потревожить установившуюся тишину. – Так. Арес, Афина, Гефест и Гермес. Вы можете быть свободны. Как действовавшие по принуждению. Вам не за что отвечать. Ступайте. А эти трое – они своё получат.
   Двери спальни затворились, и сколько не пытались любопытные боги подслушать, что будет дальше, ничего у них не вышло.

4. Олимпийский жилмассив

   Чтобы глубже вникнуть в эту историю, нам придётся оглянуться назад, когда власть только формировалась, была молода, неустойчива, а потому занималась исключительно собой, мало отвлекаясь по пустякам вроде того, как живётся подчинённым ей людям. А последним приходилось отнюдь несладко: земля буквально горела у них под ногами, то и дело с неба сыпались камни, огромные волны опустошали побережье, словно стремясь затопить всё вокруг, а после рождались новые вулканы, грозя уничтожить жалкие строения вместе с насмерть перепуганными обитателями – людям приходилось частенько отсиживаться в пещерах, пока титаны и боги боролись между собой.
   Несчастные жители мало что понимали в происходившей кутерьме, однако оставаться совсем равнодушными не могли, ведь мимо них пробегали то циклопы, каждый с единственным выпученным глазом на лбу, то сторукие гиганты, то могучие титаны во главе с Атлантом, то Зевс с Гадесом и Посейдоном.
   Вся эта публика топтала посевы, распугивала скот, жгла виноградники – словом, наносила существенный вред домашнему хозяйству. Причём все бои заканчивались, как правило, новым нагромождением скал, скрывавшим под собой цветущие долины, навсегда разъединявшим целые области, делавшим непроходимыми ранее доступные участки, или возникновением крутых обрывов, отвесно опускавшихся в море – тем и объясняется прихотливая география да причудливая изрезанность прибрежной линии всей Эллады.