Она говорила долго, и ее высокопарные слова не производили должного впечатления на Оленьку Сегалович, которая направилась в новую жизнь, сделав самый главный вывод в жизни: никому нельзя доверять.
   – Даже если ваши кровати стоят так близко, что дыхание человека, которому ты хочешь рассказать свой секрет, обжигает твою щеку – молчи! – шептала она своему отражению в зеркале, после чего надевала маску радости и спешила затеряться в толпе своих приятельниц. «Каждый за себя!» – решила она, беседуя с другими девочками только об общих вещах и оставляя личное мнение при себе. Она умело маневрировала между другими, стараясь не выделяться на общем фоне. Предпочла стать невидимкой, серой мышью, хотя безумно любила внимание. Ольга научилась становиться чудесной подругой и с удовольствием слушала все, что болтали другие воспитанницы, и благодаря этому свойству она получала много любопытной информация. Некоторые откровенные повествования могли состязаться с запрещенными романами. Так юная Оленька узнала, что у одной из девочек мать – содержанка дворянина, и та учится благодаря тому, что он выдает пособие на отпрыска, свою дочь он официально не признает, потому что женат и имеет вес в обществе. Ольга боролась с искушением прикарманивать чужие вещи, при виде которых у нее просыпалось неуемное желание ими обладать. После инцидента с Библией, Ольга опасалась только одного: ее сестра Мария может все рассказать матери и тогда ее жизнь в родительском доме превратиться в ад. К счастью, ее сестра Мария не стала болтать о том, что случилось, и мать с отцом остались в неведении относительно маленького преступного происшествия.
   – Будешь должна! – тихо произнесла сестра, многозначительно глядя на Ольгу.
   – Я не признаю шантажа! Если хочешь – можешь все выболтать! Маменька будет рада, а вот наш отец поймет твой поступок превратно!
   – Это еще почему? – капризно уточнила Мария, будучи уверенной, что ответа на этот простой вопрос не последует.
   – Он все время нам твердит: свои своих не предают. Разве тебе не понятен смысл этой фразы?
   – Но во имя спасения заблудшей души необходимо принимать меры! Грех молчать, если есть возможность спасти погрязшего во грехе человека!
   – Ты разговариваешь, как наша мать! – недовольно пробурчала Ольга, зная, что сестра ненавидит сравнения и меньше всего на свете желает становиться копией матери, хотя относится к ней с нежностью и бесконечным уважением.
   Ольга не сопротивлялась разводу и одобрительно кивнула, когда профессор Цабель ознакомил ее со своим решением жить раздельно.
   – Ах, Альберт, вы абсолютно правы! Наш с вами брак – чудовищная ошибка, заблуждение! Возможно, я в чем-то виновата перед вами – так я от всего сердца прошу у вас прощения! Вы заслуживаете лучшей участи! – лепетала молодая женщина, стыдливо опустив глаза. Она надела скромное синее платье, подчеркивающее цвет ее глаз. Ее талия была затянута корсетом, а ворот глухо закрыт. Лишь взбалмошный кружевной подъемник кокетливо выглядывал из-под юбки. Аккуратно уложенные темные волосы украшал гребень с жемчугом. В это мгновение в ней искусно смешивались добродетель и порок. На мгновение Альберт Цабель задумался: правильно ли он поступает? Стоит ли отпускать эту пташку на волю? Десятки коршунов мгновенно слетятся, чтобы вкусить плоти, насладиться нектаром ее нежности. Она умела занять мысли мужчины, увлечь его собой и лишить возможности думать о других дамах. «Плутовка! – размышлял старик. – Снова меня сбивает с намеченного пути!».
   – Что же мне делать, мой дорогой друг? – жалобно уточнила женщина, раскрыв чуть припухшие от неспокойного сна глаза. – Двери родительского дома для меня закрыты… Вы ведь помните, что после того, как я приняла лютеранство по вашему настоянию, мой отец перечеркнул наше родство?!
   Пожилой мужчина вздрогнул, вспомнив про раскол в семье Сегаловичей, в котором винил себя.
   – Что же Ольга Зельдовна, я, конечно, не уверен, что вы были мне преданной женой, – начал было старик, но тут в его супругу словно вселился дьявол: она резко вскочила с кресла, стоящего почти посередине небольшого кабинета и со всего размаху влепила пощечину мужчине, желающему убедить ее в финансовой поддержке.
   – За что? – спросил он по-детски удивленно, ухватившись за полыхающую щеку.
   – Мне не нужно ничего от вас! Поселюсь на вокзале или буду скитаться, как бродячая собака, но подальше от ваших подозрений!
   Она гордо развернулась и пошла прочь, прекрасно понимая, что без средств к существованию не останется. Ее муж – ничтожество, но все же сострадание ему не чуждо. А самое главное – его тревожит то, что скажут о нем люди. Она знала, что карманы Альберта почти пусты и от этого была спокойна.
   – Что нужно старику, кроме миски каши по утрам? – размышляла она. – Его жизнь – лекарственные порошки и ожидание конца. Я же совсем молода! Я поделилась с ним своей молодостью и пора мне…
   – Вас просют в кабинет. Пришел важный человек, принес бумаги! – произнесла большегубая служанка, прервав размышления Ольги. Торопливость супруга вызывала тревогу, но Ольга справилась с волнением и направилась снова в кабинет.
   – Это день когда-нибудь закончится?! – гневно воскликнула она, расправив небольшой шлейф, тянущийся за платьем, и поспешно направилась в кабинет профессора, чтобы раз и навсегда поставить точку в их отношениях.
   – Не забывайте, что я вас ввел в высшее общество! Из своей провинции вы перебрались в Санкт-Петербург и взяли фамилию почтенного человека! – немецкий акцент неприятно резанул слух и Ольга, очнувшись, уставилась на супруга, который навис над ней грозной тучей, глаза его злобно сверкали, а ноздри грозно раздулись, явив взору густые волосяные заросли. Ольга брезгливо отвернулась. Прощальные укоры были неуместны, ведь мужчина получил то, что хотел – подпись на документе, который делал его свободным.
   – От фамилии почтенного человека я с охотой избавлюсь в скором времени! Уж поверьте! Цабель… звучит, как цапля! – с вызовом произнесла Ольга, устав от затянувшегося прощания. – Надеюсь, вы еще устроите свое счастье: найдете еще какую-нибудь глупую провинциалку, расскажете ей о своих музыкальных достижениях и возможно даже сыграете на арфе для услаждения ее слуха. Поманите огнями Петербурга и пообещаете изменить ее унылую жизнь к лучшему – превратить в настоящий праздник с балами и театрами! Заплатите ее отцу, обратите в лютеранство и закроете в своем старом замке. И она станет доблестной женой-сиделкой, поправляющей вам подушки и читающей на ночь книги на немецком! Ведь больше вам нечем порадовать молодое женское тело! Чудесная перспектива! И зачем я согласилась на развод?!
   – Да вы издеваетесь! – взвизгнул профессор, забавно взмахнув руками. В этот момент он действительно напоминал цаплю: заложив руки за спину, Альберт чинно, но напряженно расхаживал по комнате, выбрасывая свои тонкие ножки. Ее слова осквернили тонкий музыкальный слух профессора консерватории, и он искал гадкую реплику, чтобы уязвить уже бывшую супругу, но не найдя ничего достойного, просто указал на дверь. Этого, казалось, и ждала Ольга, она вихрем вылетела из его кабинета, оставив за собой шлейф аромата дорогих французских духов, подаренных одним из почитателей.
   Итак, Ольге предстояла новая жизнь, и она представления не имела с чего ей начать, когда она покинет порог дома профессора Цабеля. Ехать в номера сомнительной гостиницы она опасалась, так как в ее чемоданах была ценная поклажа – ее драгоценности, накопленные за лета проживания в браке. В Петербурге было не спокойно: то и дело в газетах печатали страшные заметки о происшествиях, ежедневно в Неве находили трупы ограбленных, а после убитых мужчин и женщин. Часть из них, как гласила пресса, были приезжие провинциалы, скорее всего, по наивности, попавшиеся в ловушку мошенников. На страстные письма о разводе никто из поклонников не ответил, что весьма опечалило Ольгу.
   – Придется жить своим умом, – печально вздохнув, констатировала она. Статус разведенной женщины ее нисколько не коробил, наоборот, это даже придавало пикантности ее образу. Перевес был бы не в пользу Ольги Зельдовны-Григорьевны, если бы ее бросил успешный молодой супруг, а учитывая физическое состояние Альберта, все оценят эту ситуацию, как освобождение.
   Тем более в начале двадцатого столетия расставанием трудно было удивить, разрушение браков было повсеместно, а также вошли в моду просто сожительства без обязательств. Хотя «староверцы» в голос воспевали институт семьи, свежие идеи кратковременных отношений принимались на «ура» молодым поколением, среди которого стали популярны легкие, как искристое шампанское интрижки. Богема восславляла свободу, культивируя мимолетные увлечения. Виной подобной «бездуховности» были веянья французской атеистической философии, благодаря которой роль церкви в обществе ослабла, преобразив положение и статус женщины.
   Подписав все бумаги, Ольга распорядилась уложить ее вещи, часть из которых она выгребла и отдала Акулине, чтобы вместо них сложить свои сокровища и не привлекать к себе внимания, когда она будет покидать дом профессора. Изначально Цабель планировал подобрать приличное жилье для своей бывшей жены, чтобы не выглядеть в глазах общества монстром, прогнавшим женщину на улицу. Все знали о конфликте Ольги с родителями, возникшем при ее отказе от православной веры. Своих сбережений, как он был уверен, у нее не было, ведь обеспеченный мужчина забрал ее из обнищавшего дома.
   – Прощайте, Альберт! – холодно произнесла она, разглядывая вдруг погрустневшее лицо мужа. Он был так жалок и… стар!
   Он протянул ей конверт, молодая женщина непонимающе уставилась на него.
   – Это вам на первое время, Ольга Зельдовна! Я, конечно, очень зол на вас, но все же я не такая сволочь, коей вы меня считаете, – произнес он тихим голосом.
   Разведенная дама не стала отказываться от его милости и охотно приняла деньги, сухо поблагодарив его за доброту. Из жизни профессора Цабеля Ольга уходила поспешно, и не оглядываясь, запретив себе вспоминать этого жалкого человека, отнявшего у нее несколько чудесных лет молодости.

Глава 3. Молчание – золото

   – Ольга Григ… Григорьевна? – удивленно воскликнул мужчина, как только увесистая темная шляпа открыла ему лицо гостьи. – Чем обязан?
   – Ах, Николя! – защебетала женщина, участливо протянув руки к нему, но при этом продолжая сидеть на изысканном французском диване, словно была к нему пришита.
   Николай Александрович оторопел, не решаясь двинуться с места. Фривольность этой женщина его искренне пугала и настораживала, и он недоверчиво уточнил о цели ее визита.
   – Разве вы не получили мое письмо, милый мой человек? – спросила дама, изображая легкую растерянность.
   – Получил, но подумал, что это какая-то ошибка! Простите, Ольга Григорьевна, но нас с вами связывают… несколько встреч в театре да на балах у общих знакомых. Я отправил вам подарок, но вы остались холодны и вели себя так…
   При слове «подарок» Ольга начала торопливо расстегивать верхние пуговицы пуританского платья из плотной ткани.
   – Что вы делаете? Моя супруга вернется с минуты на минуту! – проблеял побледневший мужчина и для того, чтобы показать свое смущение от странного зрелища, прикрыл глаза слегка дрожащей от волнения рукой.
   – Посмотрите, на мне ваше колье, – продемонстрировала она драгоценности и радостно добавила: – С нашей последней встречи я его не снимаю. Оно мне дорого, как память о самых ярких минутах, проведенных в вашем обществе, Николя!
   Глупый вид ловеласа очень смешил Ольгу, он явно не ожидал столь стремительного поворота событий и искал способ избавиться от назойливой гостьи, неожиданно воспылавшей к нему чувствами, после почти полугодичного молчания.
   – Я сделала это: ушла от него навсегда и мы можем воссоединить наши судьбы! – воскликнула она так громко, что голос ее зазвенел в просторной дорого обставленной гостиной. Николай Александрович вращал своими слегка выпуклыми и пожелтевшими от неполадок в печени глазами и шепотом произнес чуть не плача:
   – Ольга Григорьевна, вы восхищаете меня своей… решимостью, но право слово, голубушка…
   – Постойте! Так значит, все это было напускное? – продолжила свой спектакль дама, качнув огромной шляпой, перья на которой местами слиплись из-за дождя. – Вы заставили меня поверить в то, что я вам небезразлична, а теперь… когда мосты сожжены… вы… вы…
   Она не договорила и тихо зарыдала. Ее слезы значительно усложняли ситуацию. Николай Александрович терпеть не мог соленых потоков, ему делалось сразу плохо. Он сиротливо оглянулся, чтобы проверить, нет ли прислуги поблизости, затем ринулся к безутешной женщине и, сев рядом с ней, взял ее за руку, после чего с участием произнес тихим вкрадчивым голосом:
   – Вы, несомненно, самая яркая женщина из всех, которых я когда-либо встречал. И я был бы счастлив… но у меня уже есть любовница! Я не могу взять еще одну обузу на свой горб! – произнес задумчиво мужчина, закатив светлые глаза вверх и пересчитывая, во сколько ему обходится содержание хорошенькой молоденькой актрисы. Услышав его слова, Ольга замерла и, уставившись на него, произнесла таким трагическим голосом, словно он был врач, озвучивший смертельный диагноз:
   – Обуза? Любовница? Да за кого вы меня принимаете?! Чистый порыв души… вы смешиваете с… я даже не могу произнести это слово! Прощайте, Николя! Я проклинаю тот день, когда встретилась с вами! – воскликнула она, вскочив с дивана, желая покинуть дом, но сделала вид, что от горя перепутала выход, и ему пришлось остановить ее. Когда чуть припухшее от слез лицо было рядом с ним, мужчина не справился с искушением и потянулся к ней губами, за что схлопотал звонкую пощечину.
   – Это немыслимо! – воскликнула она и отошла от него, наткнувшись на стеклянный стеллаж набитый фигурками, изображающими непристойности. Увидев их, она воскликнула так, словно они были живые. Ольга решительно направилась к парадной двери, но испугавшийся Николай Александрович, несмотря на внушительный вес, мигом сделал несколько прыжков и оказался перед ней.
   – Я прошу у вас прощения, Ольга Григорьевна, и готов умолять на коленях не сердиться на меня.
   – Вы, верно, принимаете меня за падшую женщину! – дрожащим голосом констатировала женщина, не глядя в глаза собеседнику. – Мне жаль, что я неправильно трактовала ваш ответ на записку!
   – Но я ведь ничего не отвечал! – растеряно произнес хозяин дома, поправив домашний халат в турецком стиле.
   – Так ведь молчание – знак согласия! Именно так я приняла вашу реакцию.
   Мужчина снова ощутил приступ волнения. Его вдруг бросило в жар и жутко захотелось чего-нибудь сладкого – огромный кусок пирога с вишней или дюжину плиток шоколада.
   – Куда мне прикажете идти теперь? – спросила тоненьким голосочком женщина, робко заглядывая в его глаза, но, не получив достойного ответа, с прискорбием выдохнула. – Остается только с моста в Неву! Там мне и место…
   Часы пробили четыре часа. Сердце Николая Александровича затрепетало – его супруга обещалась быть ровно в это время, но к его беспредельной радости она постоянно опаздывала, и в запасе было примерно полчаса на то, чтобы выдворить сдуревшую влюбленную даму за пределы своего жилища. Ольга тоже устала от затянувшегося разговора. На улице ее ждала пролетка, где под зорким присмотром Акулины были ценные чемоданы. Каждая минута пребывания в негостеприимном доме была равна определенной сумме, которую она должна вручить мужику-вознице, после завершения мероприятия. Фомка радостно перекрестился, восхваляя Бога, за удачный улов – двух дамочек, готовых выложить кругленькую сумму за полдня катания по улицам города.
   – Я бы мог вам помочь… эээ… материально! – предложил находчивый Николай Александрович, но увидев, как меняется лицо его собеседницы, поспешно отказался от этого решения, сочтя его глупым.
   – Постойте! – спохватилась Ольга, вдруг испугавшись, что рыбка может соскочить с крючка. – Мне, конечно, противно брать у вас деньги, но ввиду моего неприятного и… бедственного отношения… Муж ведь ничего мне не дал, когда я уходила…
   – Я надеюсь, вы не сказали ему куда направились? – деликатно уточнил мужчина, не желая ссориться со старым арфистом-немцем, по слухам, водящим дружбу с кем-то из окружения самого царя.
   – Нет, что вы?! Это наша с вами тайна, Николя!
   Он обрадовался и даже подпрыгнул, торопясь покинуть комнату, намереваясь принести сумму, которую озвучил на ходу.
   – Пятьсот рублей? – взвизгнула дама, качнув своей шляпой. – Вы смеетесь надо мной?
   – На эти деньги вы можете спокойно пожить весьма продолжительное время в прекрасных гостиничных апартаментах! А если снять приличные комнаты даже в самом центре города – это максимум сто пятьдесят рублей в месяц!
   – Я вижу, вы прекрасно осведомлены о ценах на временное пристанище для заблудших душ! Что ж, мой скупой друг, мне захотелось чаю! – после этой фразы Ольга к великому огорчению Николя проследовала снова к изящному диванчику и, откинувшись на низкую и неудобную спинку, уставилась на него с вызовом.
   – Что вы имеете в виду? Причем тут чай? – заблеял ничего непонимающий мужчина, чувствуя, как по его вдруг похолодевшей спине потекла теплая струйка пота.
   – Я бы хотела приятно провести время с вашей супругой. Посудачить с ней, уточнить, как она относится к современным нравам, которые позволяют иметь и жену, и любовницу одновременно!
   – Кто бы говорил о нравах?!
   – Вы не в том положении, чтобы пререкаться со мной, Николя. Теперь вы меня разозлили по-настоящему.
   Неумолимо приближалось мгновение, когда на пороге должна была появиться его супруга, которая в последнее время стала весьма подозрительной. Наверняка до нее донеслись слухи о романе Николая Александровича! О том, что Ольга бежала от супруга, станет известно всем через сутки или того меньше! Его вторая половина всегда возвращалась из гостей со свежими новостями, о которых весь Петербург узнавал намного позже.
   – Сколько? – мрачно уточнил мужчина, понимая, что просто так от этой женщины ему не отделаться.
   – В десять раз больше той суммы, которую вы назвали изначально!
   – Да вы с ума сошли, Ольга Григорьевна?! Не слишком ли вы много хотите?! Вы – самая настоящая…
   – За каждое нанесенное мне оскорбление, я буду прибавлять еще по тысяче рублей! Ну же, Николя, приступайте к словесной экзекуции! Нынче это удовольствие – платное!
   Николай Александрович стиснул зубы и быстро покинул помещение, Ольга с облегчением выдохнула, потому что не думала, что в такой дерзкой схватке останется победительницей. На самом деле она планировала выудить из него не больше пары тысяч, но благодаря изысканной импровизации почти утроила свой куш.
   – И чтобы я вас больше не видел в моем доме! Провалитесь хоть пропадом, но не попадайтесь мне на глаза, Ольга Григорьевна! Иначе, видит Бог…
   – Не распаляйтесь, Николя! Вредно это, для мужского организма! – деловито заметила молодая женщина и направилась к выходу. Облегчение хозяин дома почувствовал только в тот момент, когда закрыл за жадной хищницей парадные двери.
   Она моментально оказалась на улице и чуть не налетела на супругу Николая Александровича, застегивая на ходу верхнюю часть платья, чем вызвала неодобрительный взгляд дамы, которая догадалась, что встреченная незнакомка выпорхнула из ее дома. «Приятного вечера, Николя!» – мысленно произнесла повеселевшая женщина, предполагая, что вечер семейной пары пройдет весьма бурно.
   Ольга посетила еще несколько домов и осталась довольна всеми визитами. Ее поклонники мужественно расставались с деньгами, она при этом чувствовала себя героиней гоголевской комедии, которую случайно приняли за очень важную шишку.
   – Барышня, мне бы того – поисть чаво! – виновато произнес потрепанный извозчик.
   – Потерпи, Фома, видишь оне по важным делам ездют! Думаешь, барышня не устала? Терпи! – скомандовала Акулина, и он мигом присмирел. Ольга улыбнулась, глядя, как расправляет крылышки ее робкая прислужница. Похоже, крестьянка тоже чувствовала пьянящий вкус свободы вне стен цабелевского дома. Ольге нравилась эта прыть, и она решила оставить губастую помощницу при себе, хотя изначально планировала, что после того, как покончит с делами, вернет ее обратно в дом профессора.
   – Остался последний адрес! – устало произнесла Ольга, понимая, что выдохлась после вереницы спектаклей-скандалов. Она откинулась на сиденье пролетки и на мгновение закрыла глаза, сосредоточившись. Переносить на следующий день встречу с последним поклонником из списка тех, кто получил от нее любовные письма, она не хотела, потому что еще в учебном заведении взяла за правило не откладывать дела, которые можно завершить накануне.
   – Трогай, Фома! Еще один адресок, затем гостиница, а завтра можешь отдыхать на полную катушку – барыня платит двойную цену! – произнесла она веселым голосом, заметив, как приободрился голодный возница.
   – Ему и того, что вы обещали, много будет! – зашипела ей в ухо Акулина.
   – Не жадничай! Тебя тоже не обижу! – произнесла Ольга с улыбкой.
   – Мне бы при вас остаться, Ольга Григорьевна! – умоляюще простонала прислужница, чуть выпятив нижнюю губу, чем позабавила свою хозяйку.
   – Куда я тебя заберу?! У меня ведь даже дома нет!
   – Да хоть в этой коляске пришлось бы спать! Все лучше, чем с этим стариком хоромы делить!
   – Здесь спать нельзя! – сурово отозвался подслушивающий Фома.
   – Расшевели свою клячу! Иначе до утра будем вошкаться! – произнесла строго Акулина, приосанившись. Настроение ее было отличным, потому как барыня дала свое согласие, позволив крестьянке остаться подле нее.
   В окнах было темно, и разочарованная Ольга предположила, что хозяев нет дома, но вдруг она заметила мерцающий огонек – видимо кто-то бродил по комнатам со свечами. Это выглядело немного странно, но женщина твердо решила, что доведет начатое до финала и решительно выпорхнула из коляски.
   Долго никто не открывал. Ольга постучала более настойчиво.
   – Кто там? – спросил женский голос.
   – Я бы хотела поговорить с Володей! То есть с Владимиром Ивановичем!
   В проеме двери появилась женщина, она была бледна и очень грустна, однако взгляд ее оживило любопытство.
   – Добрый вечер! – произнесла она приветливо, с интересом рассматривая темный дорожный наряд гостьи и обратив внимание на ожидающую на вымощенной булыжниками дороге пролетку. – Вам нужен Владимир Иванович?
   Ольга неуверенно кивнула, не представляя, с кем разговаривает. Для служанки эта женщина была слишком раскована, а для супруги – слишком похожа на самого Владимира. «Видимо, его сестра», – сделала вывод внимательная дама и спокойно уточнила:
   – Как я могу к вам обратиться?
   – Наталья Дмитриевна, – мягко произнесла женщина и отошла в сторону, приглашая войти. Ольга несколько мгновений колебалась, но потом все-таки вошла в дом. Было темно. С пола хозяйка подняла подсвечник с тремя свечами и повела гостью за собой. Это выглядело тревожно и опасно. Ольга была покрупнее дамы со свечами и, скорее всего, с ней бы справилась, если та решилась бы вдруг напасть! Но вдруг в темных комнатах таилась ловушка?! Как назло Ольга начала вспоминать многочисленные сообщения в газетах о трупах в Неве, убиенных по причине грабежей.
   – Я люблю этот дом! Володенька здесь был полноправным хозяином, а я перебралась в деревню. Когда я перестала получать от него письма, то почувствовала неладное, тогда и приехала… Он был совсем плох! – произнесла она и горько заплакала. Ничего непонимающая Ольга вопросительно уставилась на измученную женщину. Они стояли в просторной комнате для приемов – именно в той, где супруга профессора познакомилась с юным франтом, влюбившимся в него с первого взгляда. Умудренная опытом женщина (на момент их знакомства ей было тридцать) посмеивалась над двадцатитрехлетним юнцом, бесконечно цитирующим стихи о любви. Однажды у них даже состоялся строгий разговор, в котором Ольга озвучила свое отношение к преследованиям:
   – Мне льстит ваше внимание, но умерьте свой пыл, Владимир! Я замужняя женщина! И ничего кроме дружбы предложить вам не могу!
   Он был готов и на это, и какое-то время они действительно общались, как добрые приятели. Она охотно принимала от него презенты в виде недорогих, но изящных вещиц: пудреницу, усыпанную рубинами, табакерку и портсигар для комплекта – все вместе выходило в приятную сумму, подтверждающую тот факт, что женщина, которой эти вещицы предназначены, не безразлична дарителю. Замечая, как объект его воздыхания флиртует с другими мужчинами, молодой человек мрачнел и становился раздражительным и резким. Пару раз, нагрубив Ольге, он получил от нее строгий выговор и просьбу больше не беспокоить. И Владимир исчез из ее жизни. Ходили слухи, что он стал завсегдатаем борделей и увлекся какими лекарственными препаратами, которые позволяли чувствовать эйфорию.
   – Я вас сразу узнала! – хитро улыбнулась женщина, назвавшая себя Натальей Дмитриевной. Она отдала подсвечник Ольге и на мгновение нырнула в тень, из которой появилась не сразу. Сначала прозвучал ее голос, который немного театрально произнес: «Любимый, я больше не могу сносить унижения – быть женой этого ужасного человека! Спаси меня скорее! Освободи из темницы! Я требую от мужа развода, и мы можем быть вместе! О.».