Страница:
Виктория Руссо
Сонька-Золотая Ручка. Тайна знаменитой воровки
Глава 1. Гусь свинье не товарищ
– Вы забываетесь! – прокряхтел старческий голос.
Женщина, не скрывая отвращения, уставилась на засохшее лицо своего мужа. Оно было изрезано отвратительными морщинами, а кожа отливала желтоватым оттенком. Ее отец – старый еврей, постоянно подчеркивающий свой почтенный возраст, выглядел намного свежее мужчины, с которым она делила постель последние несколько лет. В прежние времена – когда профессор консерватории по фамилии Цабель бывал в доме ее родителей, он не казался такой рухлядью. Глаза его блестели пламенем страсти при виде красавицы Ольги, спина выпрямлялась, а суставы совсем не скрипели. Его седина казалась серебром, а характер – золотом. Мужчина был робок и покорен при виде уверенной в себе молодой дамы, которая, несмотря на критический возраст – двадцать пять лет, казалось, совсем не торопилась замуж и благоухала юностью и здоровьем. Ее сверстницы давно воспитывали потомство, а то и носили вдовий наряд. Надо заметить, вниманием мужского пола Ольга не была обделена. Претенденты появлялись на пороге дома регулярно – еще до ее совершеннолетия старшую дочь Сегаловичей сватали самые видные женихи округи, но все получали отказ, потому что, по мнению невесты, не являлись достойной партией. Она мечтала выбраться из низшего разряда городских обывателей, стать дворянкой было ее заветной мечтой. Уставшая от ее капризов мать не желала общаться с дочерью, считая ее взбалмошной и черствой, пожилая нездоровая женщина бесконечно цитировала Библию, жалуясь при этом, что сожалеет, что неблагодарное дитя выжило после столь тяжелых родов.
– Ты приносила мне боль с первых минут твоей жизни, – бесцветно произносила женщина, не надеясь на понимание.
Сетования родительницы Ольгу не задевали. Она всегда ощущала себя лишней в этой семье, понимая: гусь свинье не товарищ. Молодая девица мечтательно смотрела в небо, желая избавиться от кандалов мещанства и упорхнуть навсегда из родительского дома. В их двери продолжали стучать женихи, но только засидевшаяся в девках Ольга уже никого не интересовала, просили руки ее младшей сестры, которая наоборот мечтала остаться подле матушки, потому что до ужаса боялась чужих людей. Почувствовав спад интереса, старшая сестра разозлилась, ее постоянно мучила заноза-мысль: как покинуть семейное гнездо и перебраться из маленького городка Стрельна в столицу, туда, где была настоящая яркая жизнь? На этот вопрос ответил ее отец, пригласив как-то утром в свой кабинет для откровенного разговора.
– Ты знаешь, дочь моя, что наша семья испытывает финансовые затруднения, – произнес мужчина глухим чуть осипшим голосом. – Мои дела идут не так хорошо, как раньше…
Мещанин Сегалович был хорошо известен в высшем обществе Петербурга, которое с большой охотой скупало у него драгоценности. Во второй половине девятнадцатого века завершалось формирование российского рынка, и для тех, кто занимался торговлей, открылись хорошие возможности, которыми и воспользовался предприимчивый мужчина. Еще до рождения детей – в начале шестидесятых годов, он открыл в Царском Селе представительство известной парижской ювелирной фирмы. Его товар стал весьма популярен среди первых столичных модниц, и торговля до определенного времени шла весьма успешно. К концу девятнадцатого столетия интерес к украшениям заметно снизился, да и с экспортом товара начались трудности. Кокетки – ценительницы натуральных камней стали больше обращать внимание на бижутерию, а потом по настоянию своих супругов и вовсе отказались от дорогостоящих покупок. Даже постоянные покупатели, щедро одаривающие своих любовниц сокровищами, ушли в тень. В моду вошла сдержанность, дамы больше не стремились подчеркивать свое благосостояние и даже на балах предпочитали не обвешивать себя драгоценными новинками. Ходили слухи, что в стране грядут большие перемены, поэтому люди держали ухо востро, а кошелек прикрытым.
– И ты, и твоя сестра – гордость нашей семьи! Я сумел вам дать хорошее образование, которое могут позволить не многие семьи нашего сословия, – размышлял отец Ольги, не спеша, приближаясь к главной новости. – И, конечно же, теперь мы мечтаем увидеть вас счастливыми замужними барышнями.
Несмотря на родительские угрозы отдать старшую дочь на воспитание монашкам, все же она направилась в один из лучших петербургских пансионов.
– Она нас опозорит! – возмущалась мать, когда супруг объявил, что настало время сестрам выйти из-под родительской опеки. – Если эта девочка позволяет себе подобное поведение при нас, что будет, когда она окажется за стенами родного дома?!
– Мы с ней слишком нянчились в свое время! Я уверен, там наша дочь получит достойную огранку, потому как… она рождена в семье ювелира! – отшучивался лысоватый мужчина, комично разводя руками.
Учебное заведение было привилегированное, в нем учились дети имущих классов. Девичье образование немного отличалось от мужского: научных дисциплин они получали меньше, потому что считалось, что это им не к чему. Сестры воспринимали эту временную ссылку по-разному: рафинированная Мария скучала по маменьке и каждый день писала ей письма, а Ольга, чувствуя ветер свободы, мечтала остаться на воле, не желая возвращаться под тюремную опеку родителей. Больше всего ей нравилась арифметика. Уже тогда она проявляла невероятные способности в суммировании, чувствуя, что цифры – это ее стезя и то, что они получали на уроках, ей было недостаточно, потому как, согласно предписанию, воспитанницы получали ровно столько знаний, чтобы их хватило на содержание в добром порядке домашней экономики. Система образования была направлена на то, чтобы сформировать в девочках такие добродетели, как трудолюбие, терпение, опрятность, учтивость и почтение к старшим. Дисциплина была строгой, но все же ученицы позволяли себе некоторые вольности и шалости. Например, среди подрастающего поколения подпольно ходили запрещенные романы о любви, содержание которых могло бы лишить сознания монахиню. Из потрепанных замусоленных книжиц юная Ольга узнала, что, выйдя замуж, женщина может иметь дополнительные тайные связи, а от любовных утех получать невиданное удовольствие. Больше всего ей нравилось, что герои романов жили весело и от души, основной целью их существования было получение удовольствия. У нее появилась мечта: жить как в книжках, а не так, как навязывают злобные учительницы, бесконечно талдыча о благонравии.
Ольга откровенно скучала, слушая измышления отца об истинном предназначении женщины, которое заключалось в материнстве и смирении. Девушка с серьезным видом кивала, предполагая, что за этим нудным сотрясанием воздуха стоит ее очередной конфликт с матерью, но оказалось, что причиной этого разговора было сватовство немолодого мужчины, искусно подлатавшего финансовые бреши в семейном бюджете семьи Сегалович. Вместо возвращения долга, он предпочел забрать в жены старшую дочь своего пожилого приятеля, ему казалось, что она проявляла интерес к его персоне.
Не раз Оленька пробовала отрабатывать на старикане, отирающемся в их доме все чаще и чаще маленькие женские хитрости, о которых она читала в романах по юности. Забавно, но они действовали безотказно.
– Нынче голова кругом! Толи воздух в этом году воздух особенный, толи в вашем присутствии дыхание спирает! – произнесла она мягко, и смущенно склонила голову, когда профессор Цабель пришел навестить ее папеньку. Мужчина вытянулся по стойке смирно, словно перед ним был важный чиновник и, втянув живот, сдавленным голосом произнес:
– Похоже всему виной корсет, Ольга Зельдовна! Эта женская мода… Словно в даме нет кишок!
Девушка на мгновение оторопела, потом посмотрела на профессора озадаченно и тут же расхохоталась приятным раскатистым смехом. «Пожалуй, немного громковатым для скромной барышни, но весьма приятным уху», – отметил про себя немец.
– Что вы! Корсеты я и не ношу совсем! – весело заметила девушка и, понизив голос, добавила: – Талия у меня от природы тонкая!
Она вдруг покраснела и сделала вид, что смутилась, при этом плечики ее опустились так, что лиф слегка оттопырился, в этот момент взгляд Цабеля невольно устремился на белую девичью грудь, и он чуть не потерял сознание. Заметив его беспокойство, Ольга продолжила пытку: наклонилась немного вперед и шепотом пожаловалась, что гардероб ее давно износился и ей приходится носить старье, в котором стыдно появляться на публике. Скупердяй-профессор сжалился над бедной девицей и вручил ей определенную сумму денег на обновление гардероба, за что был удостоен беглого поцелуя в щеку, из-за которого он не мог спать несколько последующих ночей.
– Как ты можешь брать у него деньги? – возмущалась младшая сестра, удивленно глядя на Ольгу.
– Обыкновенно! А что? По-твоему, я должна отказываться? – невозмутимо вопрошала девушка, разглядывая свое отражение в зеркале. Пышное светлое платье, отделанное изящными кружевами, выглядело скромно и воздушно. Она напоминала вкусное пирожное из взбитых сливок, которое раньше в их дом приносили из пекарни неподалеку. Теперь это приятное удовольствие исключили в целях экономии, в доме к чаю подавали леденцы, купленные на ярмарке.
– Это же неприлично! – возмущалась Мария, смотря на самодовольное отражение сестры.
– Что неприлично, милая? Хорошо выглядеть? Использовать возможности?
– Ты понимаешь, о чем я говорю!
Напускная святость сестры раздражала предприимчивую Ольгу, она гордо вскинула бровь и смерила оценивающим взглядом поношенное почти монашеское одеяние стоящей напротив родственницы, после чего холодно произнесла:
– Он мне сделал предложение!
– И ты выйдешь за него? Он же, как наш отец…
– Совсем никак наш отец! Альберт Цабель – композитор! Он знаком с самим Чайковским! – произнесла с фальшивым восхищением Ольга, вызвав улыбку у своей сестры. – Я перееду в столицу, Маша. Меня ждет красивая жизнь!
– Красивая жизнь? – усмехнулась девушка, поморщив маленький вздернутый носик, обсыпанный веснушками. – Ты будешь женой старого человека, с которым тебе предстоит жить до самой смерти!
– До его смерти, заметь! – цинично заметила двадцатипятилетняя невеста профессора Цабеля и вышла прочь из комнаты.
– Вступила на престол моего сердца! Как наш государь Николай Второй! – неудачно отшутился новоиспеченный супруг, дрожа всем телом от вожделения. Ольга сняла красивый пеньюар, подаренный мужем, и степенно прошла вглубь спальни, после чего расположилась на небольшой кровати. Ее белое тело обрамляли длинные темные волосы, она без энтузиазма ожидала священного момента, когда под ее девической жизнью будет подведена черта и она, наконец, станет женщиной, точнее, замужней великосветской дамой, знающей толк в веселом времяпрепровождении.
Свою первую брачную ночь Ольга вспоминала с содроганием, как, впрочем, и остальные минуты, проведенные в объятиях мужа с целью исполнить супружеский долг. Первый год их совместной жизни пожилой немец был весьма активен, что утомляло молодую женщину, не находящую никой радости в сношениях. Она со вздохом вспоминала пылкие описания страстных любовных встреч на страницах романов и пришла к выводу, что это всего лишь выдумка – художественный ход, чтобы сбить с толку молодых девиц. Однажды она читала какую-то чепуху, про летающего человека с двумя головами, у которого вместо ног были щупальца, как у осьминога, которого на самом деле не существует. Однако пылкая связь с простолюдином перевернула сознание Ольги, страстная женщина ощутила всю сладость горячих ласк, на которые откликалось все ее естество и приятную тяжесть молодого, крепкого тела. Ее муж пропадал в консерватории или подолгу засиживался в кабинете, усердно работая над своей брошюрой «Слово к господам композиторам по поводу практического применения арфы в оркестре». Он говорил о своем «великом» труде так часто, что у Ольги начиналась головная боль, от которой ее излечивали жаркие поцелуи крепыша Ивана. Он был сыном новой кухарки и помогал по хозяйству, работая в параллели в лавке на соседней улице. Ольга почти потеряла голову от немногословного, но очень любвеобильного юноши и даже решилась на побег (совсем как в тех романах, которыми она зачитывалась по юности), но роковое стечение обстоятельств помешало воссоединиться влюбленным: в день, когда был запланирован их отъезд, разразилась жуткая гроза, и Ивана убило молнией.
– Видать греховодник был! Покарал его Боженька! – выдохнула кухарка, перекрестившись. Она будто бы и не расстроилась, потеряв сына. Продолжила работать, что-то напевая под нос. Это потом выяснилось, что Иван был ей не родным ребенком, а подкидышем, взращенным, как собственное дитя.
Услышав новость о смерти своего любовника, Ольга с трудом сдержала слезы. Каждый раз, вспоминая об их встречах, она чувствовала, как в ее груди разгорается пламя, ее охватывала приятная лихорадка, вызывающая приятное томление внизу живота.
– Я женился на вас…
– Из сострадания! – выкрикнула молодая женщина, расправляя складки пеньюара. – Это официальная версия! Вы мне говорили об этом тысячи раз!
Утренний скандал набирал обороты, молодая женщина в последнее время не церемонилась со своим древним мужем и откровенно напоминала ему о возрасте и болезнях, без стеснения высмеивая его немощность. Он в ответ пытался укорить ее за распущенность, но Ольга лишь открыто хохотала, предлагая предоставить доказательства.
– Сколько я должен все это терпеть? – визгливо произнес он, стукнув костлявой рукой по столу. Остывшая каша в его тарелке недовольно встревожилась и снова замерла, ожидая продолжения привычных супружеских баталий. Вдруг Ольге показалась, что запах гнили из его рта заполонил все пространство вокруг, осквернив чудесное утро, она почувствовала резкий приступ тошноты и рванула прочь из столовой.
– Ну, вот, аппетит испорчен! – крикнул мужчина ей вслед и бросил серебряную ложку рядом с тарелкой.
Шестидесятичетырехлетний Альберт Цабель давно знал, что высшее общество, к коему он принадлежал, пересказывает как анекдот его женитьбу на девице, которая младше него на три десятка лет.
– Не надо было ей верить! – сетовал мужчина, бесконечно подсчитывая в уме материальный ущерб от семилетнего брака с женщиной, слишком любящей роскошь. Слова «нет» для нее не существовало. Она вытрясала «золотые запасы» из своего престарелого супруга с таким изяществом, что скряга и опомниться не успел, как оказался практически без средств к существованию. Каждое утро их семейные будни омрачались скандалом. Начиналось все с невинной дамской просьбы выделить средства на прихоти. Альберт тут же багровел и начинал задыхаться от возмущения. Его любимая фраза «не по средствам живете, сударыня» приводила Ольгу в бешенство. Дальше события развивались в разных вариантах: женщина падала в обморок, а если это не помогало, грозилась отравиться, повеситься или броситься под лошадь. Когда угрозы самоубийства оставались без внимания (у профессора консерватории со временем к этим концертам выработался иммунитет), злостная мегера принималась за самое уязвимое место – его мужскую несостоятельность. Для начала Ольга обвиняла мужа в том, что он воспользовался случаем, чтобы заполучить молодое тело, в свою постель, купив ее у отца, а затем приступала к анализу их кроватных отношений, которые давно уже канули в Лету.
– Я спас вашу семью от нищенства! А вас – от участи старой девы! – защищался раненый лев.
– Но только кто из нас стар – вот в чем истинный вопрос! – зло цедила сквозь зубы багровеющая от бешенства Ольга.
Она укрывалась от жадного кровопийцы в своей комнате и долго лежала на кровати, уставившись в потолок и рассматривая тоненькую трещинку, свидетельствующую о том, что ремонтные работы требуются не только ее жизни, но и этому дому.
– Господи, все, о чем я тебя прошу: сделай меня вдовой! Мой муж – древняя развалина! Он насладился своей жизнью и может спокойно брести к вратам рая! – шептала она, давясь слезами.
Одна из прислужниц тихо постучала в дверь ее спальни, после разрешения робко вошла в покои и, опустив глаза, произнесла:
– Хозяин распорядился явиться вам перед обедом в его кабинет для сугубо важного разговору.
– Распорядился явиться! – вторила Ольга, недовольно поморщившись, и пренебрежительным жестом выпроводила рыжую девушку с такими пухлыми губами, будто по ним шлепнули раскаленной сковородой. У молодой женщины появилось неприятное предчувствие, она предвкушала серьезные перемены в своей судьбе. Хоть она и опасалась резких поворотов, все же врожденный азарт подстегивал ее любопытство.
Женщина, не скрывая отвращения, уставилась на засохшее лицо своего мужа. Оно было изрезано отвратительными морщинами, а кожа отливала желтоватым оттенком. Ее отец – старый еврей, постоянно подчеркивающий свой почтенный возраст, выглядел намного свежее мужчины, с которым она делила постель последние несколько лет. В прежние времена – когда профессор консерватории по фамилии Цабель бывал в доме ее родителей, он не казался такой рухлядью. Глаза его блестели пламенем страсти при виде красавицы Ольги, спина выпрямлялась, а суставы совсем не скрипели. Его седина казалась серебром, а характер – золотом. Мужчина был робок и покорен при виде уверенной в себе молодой дамы, которая, несмотря на критический возраст – двадцать пять лет, казалось, совсем не торопилась замуж и благоухала юностью и здоровьем. Ее сверстницы давно воспитывали потомство, а то и носили вдовий наряд. Надо заметить, вниманием мужского пола Ольга не была обделена. Претенденты появлялись на пороге дома регулярно – еще до ее совершеннолетия старшую дочь Сегаловичей сватали самые видные женихи округи, но все получали отказ, потому что, по мнению невесты, не являлись достойной партией. Она мечтала выбраться из низшего разряда городских обывателей, стать дворянкой было ее заветной мечтой. Уставшая от ее капризов мать не желала общаться с дочерью, считая ее взбалмошной и черствой, пожилая нездоровая женщина бесконечно цитировала Библию, жалуясь при этом, что сожалеет, что неблагодарное дитя выжило после столь тяжелых родов.
– Ты приносила мне боль с первых минут твоей жизни, – бесцветно произносила женщина, не надеясь на понимание.
Сетования родительницы Ольгу не задевали. Она всегда ощущала себя лишней в этой семье, понимая: гусь свинье не товарищ. Молодая девица мечтательно смотрела в небо, желая избавиться от кандалов мещанства и упорхнуть навсегда из родительского дома. В их двери продолжали стучать женихи, но только засидевшаяся в девках Ольга уже никого не интересовала, просили руки ее младшей сестры, которая наоборот мечтала остаться подле матушки, потому что до ужаса боялась чужих людей. Почувствовав спад интереса, старшая сестра разозлилась, ее постоянно мучила заноза-мысль: как покинуть семейное гнездо и перебраться из маленького городка Стрельна в столицу, туда, где была настоящая яркая жизнь? На этот вопрос ответил ее отец, пригласив как-то утром в свой кабинет для откровенного разговора.
– Ты знаешь, дочь моя, что наша семья испытывает финансовые затруднения, – произнес мужчина глухим чуть осипшим голосом. – Мои дела идут не так хорошо, как раньше…
Мещанин Сегалович был хорошо известен в высшем обществе Петербурга, которое с большой охотой скупало у него драгоценности. Во второй половине девятнадцатого века завершалось формирование российского рынка, и для тех, кто занимался торговлей, открылись хорошие возможности, которыми и воспользовался предприимчивый мужчина. Еще до рождения детей – в начале шестидесятых годов, он открыл в Царском Селе представительство известной парижской ювелирной фирмы. Его товар стал весьма популярен среди первых столичных модниц, и торговля до определенного времени шла весьма успешно. К концу девятнадцатого столетия интерес к украшениям заметно снизился, да и с экспортом товара начались трудности. Кокетки – ценительницы натуральных камней стали больше обращать внимание на бижутерию, а потом по настоянию своих супругов и вовсе отказались от дорогостоящих покупок. Даже постоянные покупатели, щедро одаривающие своих любовниц сокровищами, ушли в тень. В моду вошла сдержанность, дамы больше не стремились подчеркивать свое благосостояние и даже на балах предпочитали не обвешивать себя драгоценными новинками. Ходили слухи, что в стране грядут большие перемены, поэтому люди держали ухо востро, а кошелек прикрытым.
– И ты, и твоя сестра – гордость нашей семьи! Я сумел вам дать хорошее образование, которое могут позволить не многие семьи нашего сословия, – размышлял отец Ольги, не спеша, приближаясь к главной новости. – И, конечно же, теперь мы мечтаем увидеть вас счастливыми замужними барышнями.
Несмотря на родительские угрозы отдать старшую дочь на воспитание монашкам, все же она направилась в один из лучших петербургских пансионов.
– Она нас опозорит! – возмущалась мать, когда супруг объявил, что настало время сестрам выйти из-под родительской опеки. – Если эта девочка позволяет себе подобное поведение при нас, что будет, когда она окажется за стенами родного дома?!
– Мы с ней слишком нянчились в свое время! Я уверен, там наша дочь получит достойную огранку, потому как… она рождена в семье ювелира! – отшучивался лысоватый мужчина, комично разводя руками.
Учебное заведение было привилегированное, в нем учились дети имущих классов. Девичье образование немного отличалось от мужского: научных дисциплин они получали меньше, потому что считалось, что это им не к чему. Сестры воспринимали эту временную ссылку по-разному: рафинированная Мария скучала по маменьке и каждый день писала ей письма, а Ольга, чувствуя ветер свободы, мечтала остаться на воле, не желая возвращаться под тюремную опеку родителей. Больше всего ей нравилась арифметика. Уже тогда она проявляла невероятные способности в суммировании, чувствуя, что цифры – это ее стезя и то, что они получали на уроках, ей было недостаточно, потому как, согласно предписанию, воспитанницы получали ровно столько знаний, чтобы их хватило на содержание в добром порядке домашней экономики. Система образования была направлена на то, чтобы сформировать в девочках такие добродетели, как трудолюбие, терпение, опрятность, учтивость и почтение к старшим. Дисциплина была строгой, но все же ученицы позволяли себе некоторые вольности и шалости. Например, среди подрастающего поколения подпольно ходили запрещенные романы о любви, содержание которых могло бы лишить сознания монахиню. Из потрепанных замусоленных книжиц юная Ольга узнала, что, выйдя замуж, женщина может иметь дополнительные тайные связи, а от любовных утех получать невиданное удовольствие. Больше всего ей нравилось, что герои романов жили весело и от души, основной целью их существования было получение удовольствия. У нее появилась мечта: жить как в книжках, а не так, как навязывают злобные учительницы, бесконечно талдыча о благонравии.
Ольга откровенно скучала, слушая измышления отца об истинном предназначении женщины, которое заключалось в материнстве и смирении. Девушка с серьезным видом кивала, предполагая, что за этим нудным сотрясанием воздуха стоит ее очередной конфликт с матерью, но оказалось, что причиной этого разговора было сватовство немолодого мужчины, искусно подлатавшего финансовые бреши в семейном бюджете семьи Сегалович. Вместо возвращения долга, он предпочел забрать в жены старшую дочь своего пожилого приятеля, ему казалось, что она проявляла интерес к его персоне.
Не раз Оленька пробовала отрабатывать на старикане, отирающемся в их доме все чаще и чаще маленькие женские хитрости, о которых она читала в романах по юности. Забавно, но они действовали безотказно.
– Нынче голова кругом! Толи воздух в этом году воздух особенный, толи в вашем присутствии дыхание спирает! – произнесла она мягко, и смущенно склонила голову, когда профессор Цабель пришел навестить ее папеньку. Мужчина вытянулся по стойке смирно, словно перед ним был важный чиновник и, втянув живот, сдавленным голосом произнес:
– Похоже всему виной корсет, Ольга Зельдовна! Эта женская мода… Словно в даме нет кишок!
Девушка на мгновение оторопела, потом посмотрела на профессора озадаченно и тут же расхохоталась приятным раскатистым смехом. «Пожалуй, немного громковатым для скромной барышни, но весьма приятным уху», – отметил про себя немец.
– Что вы! Корсеты я и не ношу совсем! – весело заметила девушка и, понизив голос, добавила: – Талия у меня от природы тонкая!
Она вдруг покраснела и сделала вид, что смутилась, при этом плечики ее опустились так, что лиф слегка оттопырился, в этот момент взгляд Цабеля невольно устремился на белую девичью грудь, и он чуть не потерял сознание. Заметив его беспокойство, Ольга продолжила пытку: наклонилась немного вперед и шепотом пожаловалась, что гардероб ее давно износился и ей приходится носить старье, в котором стыдно появляться на публике. Скупердяй-профессор сжалился над бедной девицей и вручил ей определенную сумму денег на обновление гардероба, за что был удостоен беглого поцелуя в щеку, из-за которого он не мог спать несколько последующих ночей.
– Как ты можешь брать у него деньги? – возмущалась младшая сестра, удивленно глядя на Ольгу.
– Обыкновенно! А что? По-твоему, я должна отказываться? – невозмутимо вопрошала девушка, разглядывая свое отражение в зеркале. Пышное светлое платье, отделанное изящными кружевами, выглядело скромно и воздушно. Она напоминала вкусное пирожное из взбитых сливок, которое раньше в их дом приносили из пекарни неподалеку. Теперь это приятное удовольствие исключили в целях экономии, в доме к чаю подавали леденцы, купленные на ярмарке.
– Это же неприлично! – возмущалась Мария, смотря на самодовольное отражение сестры.
– Что неприлично, милая? Хорошо выглядеть? Использовать возможности?
– Ты понимаешь, о чем я говорю!
Напускная святость сестры раздражала предприимчивую Ольгу, она гордо вскинула бровь и смерила оценивающим взглядом поношенное почти монашеское одеяние стоящей напротив родственницы, после чего холодно произнесла:
– Он мне сделал предложение!
– И ты выйдешь за него? Он же, как наш отец…
– Совсем никак наш отец! Альберт Цабель – композитор! Он знаком с самим Чайковским! – произнесла с фальшивым восхищением Ольга, вызвав улыбку у своей сестры. – Я перееду в столицу, Маша. Меня ждет красивая жизнь!
– Красивая жизнь? – усмехнулась девушка, поморщив маленький вздернутый носик, обсыпанный веснушками. – Ты будешь женой старого человека, с которым тебе предстоит жить до самой смерти!
– До его смерти, заметь! – цинично заметила двадцатипятилетняя невеста профессора Цабеля и вышла прочь из комнаты.
– Вступила на престол моего сердца! Как наш государь Николай Второй! – неудачно отшутился новоиспеченный супруг, дрожа всем телом от вожделения. Ольга сняла красивый пеньюар, подаренный мужем, и степенно прошла вглубь спальни, после чего расположилась на небольшой кровати. Ее белое тело обрамляли длинные темные волосы, она без энтузиазма ожидала священного момента, когда под ее девической жизнью будет подведена черта и она, наконец, станет женщиной, точнее, замужней великосветской дамой, знающей толк в веселом времяпрепровождении.
Свою первую брачную ночь Ольга вспоминала с содроганием, как, впрочем, и остальные минуты, проведенные в объятиях мужа с целью исполнить супружеский долг. Первый год их совместной жизни пожилой немец был весьма активен, что утомляло молодую женщину, не находящую никой радости в сношениях. Она со вздохом вспоминала пылкие описания страстных любовных встреч на страницах романов и пришла к выводу, что это всего лишь выдумка – художественный ход, чтобы сбить с толку молодых девиц. Однажды она читала какую-то чепуху, про летающего человека с двумя головами, у которого вместо ног были щупальца, как у осьминога, которого на самом деле не существует. Однако пылкая связь с простолюдином перевернула сознание Ольги, страстная женщина ощутила всю сладость горячих ласк, на которые откликалось все ее естество и приятную тяжесть молодого, крепкого тела. Ее муж пропадал в консерватории или подолгу засиживался в кабинете, усердно работая над своей брошюрой «Слово к господам композиторам по поводу практического применения арфы в оркестре». Он говорил о своем «великом» труде так часто, что у Ольги начиналась головная боль, от которой ее излечивали жаркие поцелуи крепыша Ивана. Он был сыном новой кухарки и помогал по хозяйству, работая в параллели в лавке на соседней улице. Ольга почти потеряла голову от немногословного, но очень любвеобильного юноши и даже решилась на побег (совсем как в тех романах, которыми она зачитывалась по юности), но роковое стечение обстоятельств помешало воссоединиться влюбленным: в день, когда был запланирован их отъезд, разразилась жуткая гроза, и Ивана убило молнией.
– Видать греховодник был! Покарал его Боженька! – выдохнула кухарка, перекрестившись. Она будто бы и не расстроилась, потеряв сына. Продолжила работать, что-то напевая под нос. Это потом выяснилось, что Иван был ей не родным ребенком, а подкидышем, взращенным, как собственное дитя.
Услышав новость о смерти своего любовника, Ольга с трудом сдержала слезы. Каждый раз, вспоминая об их встречах, она чувствовала, как в ее груди разгорается пламя, ее охватывала приятная лихорадка, вызывающая приятное томление внизу живота.
– Я женился на вас…
– Из сострадания! – выкрикнула молодая женщина, расправляя складки пеньюара. – Это официальная версия! Вы мне говорили об этом тысячи раз!
Утренний скандал набирал обороты, молодая женщина в последнее время не церемонилась со своим древним мужем и откровенно напоминала ему о возрасте и болезнях, без стеснения высмеивая его немощность. Он в ответ пытался укорить ее за распущенность, но Ольга лишь открыто хохотала, предлагая предоставить доказательства.
– Сколько я должен все это терпеть? – визгливо произнес он, стукнув костлявой рукой по столу. Остывшая каша в его тарелке недовольно встревожилась и снова замерла, ожидая продолжения привычных супружеских баталий. Вдруг Ольге показалась, что запах гнили из его рта заполонил все пространство вокруг, осквернив чудесное утро, она почувствовала резкий приступ тошноты и рванула прочь из столовой.
– Ну, вот, аппетит испорчен! – крикнул мужчина ей вслед и бросил серебряную ложку рядом с тарелкой.
Шестидесятичетырехлетний Альберт Цабель давно знал, что высшее общество, к коему он принадлежал, пересказывает как анекдот его женитьбу на девице, которая младше него на три десятка лет.
– Не надо было ей верить! – сетовал мужчина, бесконечно подсчитывая в уме материальный ущерб от семилетнего брака с женщиной, слишком любящей роскошь. Слова «нет» для нее не существовало. Она вытрясала «золотые запасы» из своего престарелого супруга с таким изяществом, что скряга и опомниться не успел, как оказался практически без средств к существованию. Каждое утро их семейные будни омрачались скандалом. Начиналось все с невинной дамской просьбы выделить средства на прихоти. Альберт тут же багровел и начинал задыхаться от возмущения. Его любимая фраза «не по средствам живете, сударыня» приводила Ольгу в бешенство. Дальше события развивались в разных вариантах: женщина падала в обморок, а если это не помогало, грозилась отравиться, повеситься или броситься под лошадь. Когда угрозы самоубийства оставались без внимания (у профессора консерватории со временем к этим концертам выработался иммунитет), злостная мегера принималась за самое уязвимое место – его мужскую несостоятельность. Для начала Ольга обвиняла мужа в том, что он воспользовался случаем, чтобы заполучить молодое тело, в свою постель, купив ее у отца, а затем приступала к анализу их кроватных отношений, которые давно уже канули в Лету.
– Я спас вашу семью от нищенства! А вас – от участи старой девы! – защищался раненый лев.
– Но только кто из нас стар – вот в чем истинный вопрос! – зло цедила сквозь зубы багровеющая от бешенства Ольга.
Она укрывалась от жадного кровопийцы в своей комнате и долго лежала на кровати, уставившись в потолок и рассматривая тоненькую трещинку, свидетельствующую о том, что ремонтные работы требуются не только ее жизни, но и этому дому.
– Господи, все, о чем я тебя прошу: сделай меня вдовой! Мой муж – древняя развалина! Он насладился своей жизнью и может спокойно брести к вратам рая! – шептала она, давясь слезами.
Одна из прислужниц тихо постучала в дверь ее спальни, после разрешения робко вошла в покои и, опустив глаза, произнесла:
– Хозяин распорядился явиться вам перед обедом в его кабинет для сугубо важного разговору.
– Распорядился явиться! – вторила Ольга, недовольно поморщившись, и пренебрежительным жестом выпроводила рыжую девушку с такими пухлыми губами, будто по ним шлепнули раскаленной сковородой. У молодой женщины появилось неприятное предчувствие, она предвкушала серьезные перемены в своей судьбе. Хоть она и опасалась резких поворотов, все же врожденный азарт подстегивал ее любопытство.
Глава 2. Я теперь птица вольная!
Ольгу не пугала перспектива развода. Муж угрожал ей позором и пересудами, но она лишь равнодушно пожимала плечами в ответ.
– Ваша репутация будет запятнана! – отчетливо и почти без акцента произнес немец, после того, как внимательно проверил все ли подписи на месте и, убедившись в этом, победоносно произнес: – Над брошенными женщинами публика потешается!
– Бесспорно, Альберт, меня будут провожать взглядами… Но что будет таиться за этим вниманием?
Хотя в последнее время поклонники не докучали Ольге, потому как из-за подагры мужа она почти нигде не бывала, популярная среди публики женщина регулярно получала от своих воздыхателей записки, с изысканными стихосложениями, выражающими скорбь по поводу долгой разлуки:
Большегубая Акулина вопросительно уставилась на хозяйку. Она забавно хлопала округлившими глазами, напоминая сдуревшую рыбу, оставшуюся без воды. Было очевидно, что простая крестьянка озадачена витиеватыми речами ровно настолько, насколько могла бы удивиться лошадь бриллиантовым подковам: красиво, но зачем? Ольга от души расхохоталась, наблюдая за мыслительным процессом, отображенным на лице простой девицы, застывшей с лирическим посланием в руках.
– Это чего это он… не пойму никак! – пробурчала губастая девушка, смутившись. Образования у нее не было, но читать Акулина умела, причем, научилась самостоятельно, чем очень гордилась. Она даже могла писать под диктовку, но слишком медленно и неразборчиво.
– Тебе надо шпиёнкой быть, Акулина! – потешались над ней в доме, увидев каракули, старательно выведенные на бумаге. Девушка в ответ на шутки грозилась пожаловаться Ольге Григорьевне (называть хозяйку «Зельдовна» прислуге было запрещено, лишь муж подчеркивал ее принадлежность к мещанскому роду и ювелиру Сегаловичу), Акулина находилась под покровительством барышни и чувствовала себя весьма расковано, поэтому иногда злоупотребляла своим положением, за что получала взбучки от хозяйки. Но, несмотря на небольшие провинности, супруга Цабеля оказывала поддержку губастой крестьянке, осыпая ее милостями и маленькими подарками, которыми покупала ее преданность. Глупая Акулина была рада стать пособницей барыни и с огромной охотой помогала скрывать любовные шашни. Молодая крестьянка была вестником любви и выполняла любые поручения, которые только озвучивались устами хозяйки. Узнав о разводе, девушка охнула и пошатнулась, приперев дверь спальни, она закудахтала:
– Как же это так, матушка моя? что же теперь будет со мной? Куда я без вас?
– Ах, Акулина, я пока не знаю куда мне приткнуться… У меня ведь почти ничего нет, – лгала Ольга, изобразив монашеское смирение. – Идти мне теперь по свету босиком…
– Так ваши подарки, барыня! Я все сложила и могу вам тотчас принести!
На мгновение Ольга Григорьевна задумалась, ее алчная натура запульсировала, и внутренний голос зашипел: «возьми это подаяние!», но она понимала, что жалких сокровищ Акулины хватит на пару дней той жизни, к которой тяготела дама.
– Акулина, ты так добра ко мне! Ты обидишь меня, если возвратишь свои подарки! Словно я непорядочный любовник!
Последняя фраза так рассмешила крестьянку, что она даже закашлялась от гогота и с трудом успокоилась. Ольга приняла решение сохранить преданную прислугу при себе, поэтому дала ей последнее важное поручение в цабелевских стенах: разнести несколько писем по разным адресатам, в которых был один и тот же текст: «Любимый, я больше не могу сносить унижения – быть женой этого ужасного человека! Спаси меня скорее! Освободи из темницы! Я требую от мужа развода, и мы можем быть вместе! Твоя О.».
Цель этих криков отчаяния была в том, чтобы обустроить свою жизнь, не понеся при этом материальных затрат. Ольга не любила тратить свои деньги и предпочитала жить за чужой счет. Такова была ее натура и ничего с собой сотворить она не могла. Иногда привлекательная женщина получала подарки от своих поклонников (конечно, втайне от супруга) – красивые украшения, которые с благоговением складывала в свой тайник, о котором не знала ни одна живая душа. Мужчины ждали, что красавица будет благосклонна и согласиться на свидания, но, встречаясь в театре или на балу с дарителями, Ольга вела себя как нив чем не бывало, будто она и не получала «залога любви».
Любые намеки о подношениях она игнорировала, чем порой вызывала гнев почитателей. Она понимала, что никто не захочет скандала, а, решившись на обвинения, не сможет ничего доказать, поэтому была абсолютно спокойна. Однако однажды произошел один конфуз: молодой воздыхатель, выглядящий как гимназист, буквально преследовал красивую женщину. Он знал, что дама замужем, но продолжал упорно добиваться ее благосклонности. Ольга же, заверяя страдальца, что не желает портить свою репутацию, как бы между делом отмечала, что его пикантные усики она видела пару раз в самых непристойных снах.
Молодой человек готов был увезти ее на край света, и в доказательство того, что его намерения весьма серьезны, обокрал собственных родителей, вытащив из сейфа отца-промышленника крупную сумму денег и материнские драгоценности. Все это он вручил своей нимфе, она чуть не лишилась чувств от такого подарка и с трепетом приняла подношение, но в назначенное время не появилась на вокзале, и от расстройства обманутый поклонник кинулся под поезд. Как казалось Ольге, история закончилась очень удачно: она осталась при деньгах, и помехи в виде мельтешащего перед глазами пылкого влюбленного больше не было. Свидетелем тех грустным событий была лишь губастая Акулина, но она и не поняла в чем суть этой истории.
– Жалко мальчика! Совсем ведь молодеханький! Да и грех-то какой – самого себя мертвым делать! – сетовала она.
– Пути господни неисповедимы! – со скорбью в голосе произносила Ольга, подсчитывая в уме прибыль от дельца, которое обстряпалось само собой, ей не терпелось еще раз подержать в руках наживу, приплывшую в ее цепкие лапки, и она торопливо произнесла: – Поди прочь, дура! Утомила меня!
Ольга не доверяла людям еще со времен учебы, когда она поведала своей подруге Александре страшную тайну: у одной из набожных учительниц совсем юная, но уже алчная девица украла Библию в золотом переплете. Ее соседка по койке побожилась не рассказывать об этом секрете ни единой живой душе, но на следующий день она доложила преподавателю о проделке своей приятельницы. Ученице Сегалович грозило строгое наказание – прекращение обучения и высылка домой, однако руководство сжалилось, понимая, какими усилиями семейство мещан скопило деньги на обучение детей и ее хорошенько высекли. Курносая женщина, которой вернули пропажу, вцепилась своей костлявой и липкой как у лягушки лапой в ухо Ольги и прошипела: «Анафема!». Долгое время девочки дразнили юную преступницу этим неприятным словом, и она стала вести себя показательно хорошо: во время выучивала уроки, ни с кем не ругалась, была на хорошем счету у преподавателей.
Ее родители даже пару раз получали благодарность за прекрасное воспитание отпрыска. Отец восхищенно произнес: «Я же говорил: наш камушек получит достойную огранку!», а мать с подозрением наклоняла голову и задумчиво произносила: «Что тут не чисто!». Ольге были безразличны лавры, она желала, чтобы история с Библией затерлась не оставив после себя неприятных воспоминаний. К выпуску из учебного заведения о ней говорили как об одной из лучших и порядочных воспитанниц, которая была готова к дальнейшей жизни.
– Цель лучшего образовательного заведения – выпускать добрых жен и полезных матерей семейств, – произносила директриса в своей напутственной речи перед выпускницами. – Истинное предназначение женщины не для службы государственной или общественной, подобно мужчине, не для ученого поприща, а для круга семейного, и само воспитание, и образование девицы должно быть направлено к иной цели, чем воспитание юношей!
– Ваша репутация будет запятнана! – отчетливо и почти без акцента произнес немец, после того, как внимательно проверил все ли подписи на месте и, убедившись в этом, победоносно произнес: – Над брошенными женщинами публика потешается!
– Бесспорно, Альберт, меня будут провожать взглядами… Но что будет таиться за этим вниманием?
Хотя в последнее время поклонники не докучали Ольге, потому как из-за подагры мужа она почти нигде не бывала, популярная среди публики женщина регулярно получала от своих воздыхателей записки, с изысканными стихосложениями, выражающими скорбь по поводу долгой разлуки:
– Вот ведь паразит! Пушкина перековеркал! – тихо выругалась литературно осведомленная женщина, вспомнив блистательный стихотворный роман, который мать категорически запрещала читать, чем разожгла жгучий интерес в юной Ольге. Про скучающего повесу Онегина девушка прочитала в учебном заведении и была разочарована от того, что не нашла в нем каких-либо острых и пикантных моментов. Решительность Татьяны, написавшей письмо возлюбленному, ее восхитила, но все же она ей показалась слабохарактерной. Отчасти Ольга сравнивала себя с Евгением, его томление было отчасти понятно взрослеющей девушке.
«В чертах у Ольги жизни моя.
Точь-в-точь она Вандикова Мадонна:
Стройна, красна лицом она,
Как серебристая луна
На одиноком небосклоне!».
Большегубая Акулина вопросительно уставилась на хозяйку. Она забавно хлопала округлившими глазами, напоминая сдуревшую рыбу, оставшуюся без воды. Было очевидно, что простая крестьянка озадачена витиеватыми речами ровно настолько, насколько могла бы удивиться лошадь бриллиантовым подковам: красиво, но зачем? Ольга от души расхохоталась, наблюдая за мыслительным процессом, отображенным на лице простой девицы, застывшей с лирическим посланием в руках.
– Это чего это он… не пойму никак! – пробурчала губастая девушка, смутившись. Образования у нее не было, но читать Акулина умела, причем, научилась самостоятельно, чем очень гордилась. Она даже могла писать под диктовку, но слишком медленно и неразборчиво.
– Тебе надо шпиёнкой быть, Акулина! – потешались над ней в доме, увидев каракули, старательно выведенные на бумаге. Девушка в ответ на шутки грозилась пожаловаться Ольге Григорьевне (называть хозяйку «Зельдовна» прислуге было запрещено, лишь муж подчеркивал ее принадлежность к мещанскому роду и ювелиру Сегаловичу), Акулина находилась под покровительством барышни и чувствовала себя весьма расковано, поэтому иногда злоупотребляла своим положением, за что получала взбучки от хозяйки. Но, несмотря на небольшие провинности, супруга Цабеля оказывала поддержку губастой крестьянке, осыпая ее милостями и маленькими подарками, которыми покупала ее преданность. Глупая Акулина была рада стать пособницей барыни и с огромной охотой помогала скрывать любовные шашни. Молодая крестьянка была вестником любви и выполняла любые поручения, которые только озвучивались устами хозяйки. Узнав о разводе, девушка охнула и пошатнулась, приперев дверь спальни, она закудахтала:
– Как же это так, матушка моя? что же теперь будет со мной? Куда я без вас?
– Ах, Акулина, я пока не знаю куда мне приткнуться… У меня ведь почти ничего нет, – лгала Ольга, изобразив монашеское смирение. – Идти мне теперь по свету босиком…
– Так ваши подарки, барыня! Я все сложила и могу вам тотчас принести!
На мгновение Ольга Григорьевна задумалась, ее алчная натура запульсировала, и внутренний голос зашипел: «возьми это подаяние!», но она понимала, что жалких сокровищ Акулины хватит на пару дней той жизни, к которой тяготела дама.
– Акулина, ты так добра ко мне! Ты обидишь меня, если возвратишь свои подарки! Словно я непорядочный любовник!
Последняя фраза так рассмешила крестьянку, что она даже закашлялась от гогота и с трудом успокоилась. Ольга приняла решение сохранить преданную прислугу при себе, поэтому дала ей последнее важное поручение в цабелевских стенах: разнести несколько писем по разным адресатам, в которых был один и тот же текст: «Любимый, я больше не могу сносить унижения – быть женой этого ужасного человека! Спаси меня скорее! Освободи из темницы! Я требую от мужа развода, и мы можем быть вместе! Твоя О.».
Цель этих криков отчаяния была в том, чтобы обустроить свою жизнь, не понеся при этом материальных затрат. Ольга не любила тратить свои деньги и предпочитала жить за чужой счет. Такова была ее натура и ничего с собой сотворить она не могла. Иногда привлекательная женщина получала подарки от своих поклонников (конечно, втайне от супруга) – красивые украшения, которые с благоговением складывала в свой тайник, о котором не знала ни одна живая душа. Мужчины ждали, что красавица будет благосклонна и согласиться на свидания, но, встречаясь в театре или на балу с дарителями, Ольга вела себя как нив чем не бывало, будто она и не получала «залога любви».
Любые намеки о подношениях она игнорировала, чем порой вызывала гнев почитателей. Она понимала, что никто не захочет скандала, а, решившись на обвинения, не сможет ничего доказать, поэтому была абсолютно спокойна. Однако однажды произошел один конфуз: молодой воздыхатель, выглядящий как гимназист, буквально преследовал красивую женщину. Он знал, что дама замужем, но продолжал упорно добиваться ее благосклонности. Ольга же, заверяя страдальца, что не желает портить свою репутацию, как бы между делом отмечала, что его пикантные усики она видела пару раз в самых непристойных снах.
Молодой человек готов был увезти ее на край света, и в доказательство того, что его намерения весьма серьезны, обокрал собственных родителей, вытащив из сейфа отца-промышленника крупную сумму денег и материнские драгоценности. Все это он вручил своей нимфе, она чуть не лишилась чувств от такого подарка и с трепетом приняла подношение, но в назначенное время не появилась на вокзале, и от расстройства обманутый поклонник кинулся под поезд. Как казалось Ольге, история закончилась очень удачно: она осталась при деньгах, и помехи в виде мельтешащего перед глазами пылкого влюбленного больше не было. Свидетелем тех грустным событий была лишь губастая Акулина, но она и не поняла в чем суть этой истории.
– Жалко мальчика! Совсем ведь молодеханький! Да и грех-то какой – самого себя мертвым делать! – сетовала она.
– Пути господни неисповедимы! – со скорбью в голосе произносила Ольга, подсчитывая в уме прибыль от дельца, которое обстряпалось само собой, ей не терпелось еще раз подержать в руках наживу, приплывшую в ее цепкие лапки, и она торопливо произнесла: – Поди прочь, дура! Утомила меня!
Ольга не доверяла людям еще со времен учебы, когда она поведала своей подруге Александре страшную тайну: у одной из набожных учительниц совсем юная, но уже алчная девица украла Библию в золотом переплете. Ее соседка по койке побожилась не рассказывать об этом секрете ни единой живой душе, но на следующий день она доложила преподавателю о проделке своей приятельницы. Ученице Сегалович грозило строгое наказание – прекращение обучения и высылка домой, однако руководство сжалилось, понимая, какими усилиями семейство мещан скопило деньги на обучение детей и ее хорошенько высекли. Курносая женщина, которой вернули пропажу, вцепилась своей костлявой и липкой как у лягушки лапой в ухо Ольги и прошипела: «Анафема!». Долгое время девочки дразнили юную преступницу этим неприятным словом, и она стала вести себя показательно хорошо: во время выучивала уроки, ни с кем не ругалась, была на хорошем счету у преподавателей.
Ее родители даже пару раз получали благодарность за прекрасное воспитание отпрыска. Отец восхищенно произнес: «Я же говорил: наш камушек получит достойную огранку!», а мать с подозрением наклоняла голову и задумчиво произносила: «Что тут не чисто!». Ольге были безразличны лавры, она желала, чтобы история с Библией затерлась не оставив после себя неприятных воспоминаний. К выпуску из учебного заведения о ней говорили как об одной из лучших и порядочных воспитанниц, которая была готова к дальнейшей жизни.
– Цель лучшего образовательного заведения – выпускать добрых жен и полезных матерей семейств, – произносила директриса в своей напутственной речи перед выпускницами. – Истинное предназначение женщины не для службы государственной или общественной, подобно мужчине, не для ученого поприща, а для круга семейного, и само воспитание, и образование девицы должно быть направлено к иной цели, чем воспитание юношей!