Страница:
Геродот сообщает, что храм Мелькарта в Тире также был украшен двумя колоннами, одной из чистого золота и одной из смарагда; колонны же эти ярко светились ночью. Фундаменты колонн найдены также в храме Баала на Кипре и святилищах многих ханаа-нейских городов в Палестине: в Самарии, Мегиддо и Хазоре. Эти колонны отчасти напоминали египетские обелиски. Вообще египетская архитектура оказала очень сильное влияние на финикийское зодчество.
Вслед за храмом финикийские мастера построили Соломону дворец. Целых двадцать лет возводились «дом Господень и дом царский» (3 Цар. 9, 10). Расходы были так велики, что не приносили утешения ни подати, ни урожаи пшеницы и ячменя, ни запасы оливкового масла и вина, которыми Соломон расплачивался с работниками. Очевидно, пришлось самому царю Хираму вмешаться в дела казначейские и «инвестировать» строительство: он послал царю Соломону, оказавшемуся банкротом, сто двадцать талантов золота (в разное время эта единица имела разное значение, например, могла равняться 30 килограммам. – А.В.). Позднее эту сумму пришлось «списать». Взамен денег и товаров Соломон расплачивался с заимодавцем обетованной землей. Он «дал Хираму двадцать городов в земле Галилейской» (3 Цар. 9, 11) – холмистую область, прилегавшую к владениям тирского царя.
В этом подарке важнее название, чем суть. Очевидно, города выглядели жалкими деревушками, ибо такому дарению царь Хирам, растративший сотню талантов, был вовсе не рад. «И вышел Хирам из Тира посмотреть города, которые дал ему Соломон, и они не понравились ему. И сказал он: что это за города, которые ты, брат мой, дал мне?» (3 Цар. 9,12 – 13). Но что еще оставалось делать Хираму, кроме того как принять предложенную плату? Каз – на Соломона была пуста. Ссориться же с ним тирский царь не хотел, строя свои дальновидные планы.
Много преданий сложено о дружбе двух царей – финикийского и израильского. Вот одно из них в пересказе Ю.Б. Циркина, почерпнутое из его книги «Мифы Финикии и Угарита»: «Соломон и Хирам соревновались в загадках. Они договорились, что тот, кто не сумеет разгадать загадку другого, уплатит много денег. Вскоре Хирам был вынужден отдать Соломону значительную часть своей казны. Но в окружении тирского царя нашелся мудрый человек Абдемон. Он не только разгадал загадки Соломона, но и составил собственные. Эти загадки Хирам послал в Иерусалим. И Соломон не смог их разгадать. И тогда он заплатил Хираму столько денег, что тот не только вернул себе утраченные сокровища, но и получил большой прибыток».
3.9. Хирам, Соломон и страна Офир
3.10. Медь Чермного моря
3.11. После Хирама
Вслед за храмом финикийские мастера построили Соломону дворец. Целых двадцать лет возводились «дом Господень и дом царский» (3 Цар. 9, 10). Расходы были так велики, что не приносили утешения ни подати, ни урожаи пшеницы и ячменя, ни запасы оливкового масла и вина, которыми Соломон расплачивался с работниками. Очевидно, пришлось самому царю Хираму вмешаться в дела казначейские и «инвестировать» строительство: он послал царю Соломону, оказавшемуся банкротом, сто двадцать талантов золота (в разное время эта единица имела разное значение, например, могла равняться 30 килограммам. – А.В.). Позднее эту сумму пришлось «списать». Взамен денег и товаров Соломон расплачивался с заимодавцем обетованной землей. Он «дал Хираму двадцать городов в земле Галилейской» (3 Цар. 9, 11) – холмистую область, прилегавшую к владениям тирского царя.
В этом подарке важнее название, чем суть. Очевидно, города выглядели жалкими деревушками, ибо такому дарению царь Хирам, растративший сотню талантов, был вовсе не рад. «И вышел Хирам из Тира посмотреть города, которые дал ему Соломон, и они не понравились ему. И сказал он: что это за города, которые ты, брат мой, дал мне?» (3 Цар. 9,12 – 13). Но что еще оставалось делать Хираму, кроме того как принять предложенную плату? Каз – на Соломона была пуста. Ссориться же с ним тирский царь не хотел, строя свои дальновидные планы.
Много преданий сложено о дружбе двух царей – финикийского и израильского. Вот одно из них в пересказе Ю.Б. Циркина, почерпнутое из его книги «Мифы Финикии и Угарита»: «Соломон и Хирам соревновались в загадках. Они договорились, что тот, кто не сумеет разгадать загадку другого, уплатит много денег. Вскоре Хирам был вынужден отдать Соломону значительную часть своей казны. Но в окружении тирского царя нашелся мудрый человек Абдемон. Он не только разгадал загадки Соломона, но и составил собственные. Эти загадки Хирам послал в Иерусалим. И Соломон не смог их разгадать. И тогда он заплатил Хираму столько денег, что тот не только вернул себе утраченные сокровища, но и получил большой прибыток».
3.9. Хирам, Соломон и страна Офир
Царь Хирам строил свои планы, заводя дружбу с Давидом, а потом и с Соломоном. В этом союзе его больше всего привлекала возможность проникнуть в Индийский океан и совершать плавания к богатейшим странам, лежавшим на его побережье.
Для Хирама израильский царь Соломон был настоящим «даром небес». Где бы еще правитель Тира сыскал себе такого расточительного наперсника? В свою очередь, дружба с Хирамом открывала Соломону путь в заморские страны. Без кораблей Хирама израильский царь не сумел бы торговать с чужеземцами. В то время евреи были по преимуществу крестьянами и пастухами, финикийцы же – искусными мастерами и сметливыми купцами. Только у финикийцев сыны Израиля могли учиться торговому ремеслу, но еще долго уступали в этом и тирийцам, и сидонянам.
По наущению Хирама, царь Соломон держал в Красном море собственный флот. Его услугами пользовались и финикийцы, и израильтяне. Последние хоть и считались номинально хозяевами этой эскадры, но служили на кораблях в основном одни финикийцы. Из порта Акабы, что лежит на берегу Красного моря, можно было совершать плавания в таинственную страну Офир и привозить оттуда «золото и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов» (3 Цар. 10, 22), а также ценные сорта древесины.
Торговля шла с размахом. В Библии сказано: «И послал Хирам на корабле своих подданных корабельщиков, знающих море с подданными Соломоновыми; и отправились они в Офир, и взяли оттуда золота четыреста двадцать талантов, и привезли царю Соломону» (3 Цар. 9,27 – 28). Вероятно, после этого плавания последовали новые экспедиции в страну Офир…
Название Офир долго вызывало споры в научной среде. Что за страна скрывалась за этим топонимом? Где лежал «златом обильный» Офир? На протяжении столетий в бесчисленных научных трудах делались попытки решить эту загадку. Исследователи помещали Офир в разных частях побережья Индийского океана – в Южной Аравии, Индии, на Цейлоне, Малаккском полуострове – и даже выбирались за его границу, переносясь в Океанию и Америку. Большинство этих предположений, писал известный советский историк И.Ш. Шифман, «невозможно ни доказать, ни опровергнуть».
Так, немецкий географ Рихард Хенниг, отмечая, что в то время существовали караванные пути, связывавшие Ближний Восток и Южную Аравию, заявлял: «Следует считать доказанным, что в страну Офир можно было попасть только морским, а не караванным путем. Таким образом, все части Аравии при розысках местоположения Офира отпадают». Однако вполне резонно такое возражение: «Но разве нельзя было проложить туда и морской путь?» (И.Ш. Шиф-ман). Тем более финикийцы, как мы знаем, уже убедились в преимуществах морской торговли над сухопутной.
Известно, например, что жители Финикии поддерживали связи с Южной Аравией. Оттуда в финикийские города вывозили благовония. В одном из палестинских городов – Бет-Эле – найде на печать из Южной Аравии, датируемая Х – IХ веками до нашей эры.
«Но и об Индии не может идти речь, – продолжал дискуссию Офир Рихард Хенниг. – Вряд ли здесь могли разрешить каким-либо иноземным морякам заниматься разработкой залежей и запросто вывозить из страны богатейшие сокровища». В заочном споре тут же слышалась реплика: «А откуда известно, что бы стали делать жители Индии три тысячи лет назад? Ведь никаких конкретных обстоятельств мы не знаем» (И.Ш. Шифман). Многие исследователи помещают страну Офир в Индию, в местность к югу от Бомбея.
Что касается Малакки, то, продолжал Р. Хенниг, «в Х веке до нашей эры… экспедиция на Малакку и обратно должна была длиться не менее 5 – 6 лет». Ведь в то время «мореходы не умели пользоваться муссонами и вынуждены были следовать всем изгибам береговой линии». Кроме того, «нужно было длительно заниматься торговлей или разработкой месторождений».
Ряд исследователей помещает страну Офир где-то в Африке – либо в районе Зимбабве, либо в золотоносных районах Нила, у границ Эфиопии. После открытия в конце ХIХ века загадочных развалин Зимбабве некоторые историки предположили, что именно сюда прибывали корабли Хирама и Соломона. Однако «лучшие географы древности знали Восточную Африку немногим дальше района Дар-эс-Салама» (Р. Хенниг). Ведь тогда корабли «не могли еще преодолеть сильного течения Мозамбикского пролива». Чтобы достичь Зимбабве, мореходам нужно было отклониться далеко в сторону. Кроме того, «никаких следов финикиян в этих местах не обнаружено» (И.Ш. Шифман).
Почему же авторы библейских книг не потрудились объяснить, где находится загадочная страна Офир? Да потому, что современники и так об этом знали. Но древнее знание утеряно безвозвратно, и теперь исследователи теряются в догадках.
Сейчас большинство ученых убеждены, что под названием Офир скрывается либо Йемен (Счастливая Аравия), где правила легендарная царица Савская, либо часть африканского побережья между современными Эфиопией и Танзанией. В любом случае это была страна, которую достигали морским путем, отправившись в плавание из порта Акаба.
Сам Хенниг, автор книги «Неведомые земли» – многотомной истории географических открытий, считал, что золото привозили из Эфиопии, где, например, в VI веке до нашей эры, как сообщали лазутчики персидского царя Камбиза, из него изготавливали даже кандалы. Очевидно, финикийские мореходы во время плаваний в Аравию узнали об африканской стране, богатой золотом, и тогда снарядили армаду кораблей, чтобы завладеть сокровищами дикарей. Плавание в страну Офир, вероятно, было не торговым предприятием, а военным походом или грабительским набегом (что, впрочем, почти одно и то же). Если бы финикийцы торговали со страной Офир, то они из года в год посылали бы туда свои корабли, как слали их на Кипр или греческие острова. «Огромное количество золота, раздобытое экспедицией в Офире, – заключал Рихард Хенниг, – никак нельзя было получить в результате торговли».
Для Хирама израильский царь Соломон был настоящим «даром небес». Где бы еще правитель Тира сыскал себе такого расточительного наперсника? В свою очередь, дружба с Хирамом открывала Соломону путь в заморские страны. Без кораблей Хирама израильский царь не сумел бы торговать с чужеземцами. В то время евреи были по преимуществу крестьянами и пастухами, финикийцы же – искусными мастерами и сметливыми купцами. Только у финикийцев сыны Израиля могли учиться торговому ремеслу, но еще долго уступали в этом и тирийцам, и сидонянам.
По наущению Хирама, царь Соломон держал в Красном море собственный флот. Его услугами пользовались и финикийцы, и израильтяне. Последние хоть и считались номинально хозяевами этой эскадры, но служили на кораблях в основном одни финикийцы. Из порта Акабы, что лежит на берегу Красного моря, можно было совершать плавания в таинственную страну Офир и привозить оттуда «золото и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов» (3 Цар. 10, 22), а также ценные сорта древесины.
Торговля шла с размахом. В Библии сказано: «И послал Хирам на корабле своих подданных корабельщиков, знающих море с подданными Соломоновыми; и отправились они в Офир, и взяли оттуда золота четыреста двадцать талантов, и привезли царю Соломону» (3 Цар. 9,27 – 28). Вероятно, после этого плавания последовали новые экспедиции в страну Офир…
Название Офир долго вызывало споры в научной среде. Что за страна скрывалась за этим топонимом? Где лежал «златом обильный» Офир? На протяжении столетий в бесчисленных научных трудах делались попытки решить эту загадку. Исследователи помещали Офир в разных частях побережья Индийского океана – в Южной Аравии, Индии, на Цейлоне, Малаккском полуострове – и даже выбирались за его границу, переносясь в Океанию и Америку. Большинство этих предположений, писал известный советский историк И.Ш. Шифман, «невозможно ни доказать, ни опровергнуть».
Так, немецкий географ Рихард Хенниг, отмечая, что в то время существовали караванные пути, связывавшие Ближний Восток и Южную Аравию, заявлял: «Следует считать доказанным, что в страну Офир можно было попасть только морским, а не караванным путем. Таким образом, все части Аравии при розысках местоположения Офира отпадают». Однако вполне резонно такое возражение: «Но разве нельзя было проложить туда и морской путь?» (И.Ш. Шиф-ман). Тем более финикийцы, как мы знаем, уже убедились в преимуществах морской торговли над сухопутной.
Известно, например, что жители Финикии поддерживали связи с Южной Аравией. Оттуда в финикийские города вывозили благовония. В одном из палестинских городов – Бет-Эле – найде на печать из Южной Аравии, датируемая Х – IХ веками до нашей эры.
«Но и об Индии не может идти речь, – продолжал дискуссию Офир Рихард Хенниг. – Вряд ли здесь могли разрешить каким-либо иноземным морякам заниматься разработкой залежей и запросто вывозить из страны богатейшие сокровища». В заочном споре тут же слышалась реплика: «А откуда известно, что бы стали делать жители Индии три тысячи лет назад? Ведь никаких конкретных обстоятельств мы не знаем» (И.Ш. Шифман). Многие исследователи помещают страну Офир в Индию, в местность к югу от Бомбея.
Что касается Малакки, то, продолжал Р. Хенниг, «в Х веке до нашей эры… экспедиция на Малакку и обратно должна была длиться не менее 5 – 6 лет». Ведь в то время «мореходы не умели пользоваться муссонами и вынуждены были следовать всем изгибам береговой линии». Кроме того, «нужно было длительно заниматься торговлей или разработкой месторождений».
Ряд исследователей помещает страну Офир где-то в Африке – либо в районе Зимбабве, либо в золотоносных районах Нила, у границ Эфиопии. После открытия в конце ХIХ века загадочных развалин Зимбабве некоторые историки предположили, что именно сюда прибывали корабли Хирама и Соломона. Однако «лучшие географы древности знали Восточную Африку немногим дальше района Дар-эс-Салама» (Р. Хенниг). Ведь тогда корабли «не могли еще преодолеть сильного течения Мозамбикского пролива». Чтобы достичь Зимбабве, мореходам нужно было отклониться далеко в сторону. Кроме того, «никаких следов финикиян в этих местах не обнаружено» (И.Ш. Шифман).
Почему же авторы библейских книг не потрудились объяснить, где находится загадочная страна Офир? Да потому, что современники и так об этом знали. Но древнее знание утеряно безвозвратно, и теперь исследователи теряются в догадках.
Сейчас большинство ученых убеждены, что под названием Офир скрывается либо Йемен (Счастливая Аравия), где правила легендарная царица Савская, либо часть африканского побережья между современными Эфиопией и Танзанией. В любом случае это была страна, которую достигали морским путем, отправившись в плавание из порта Акаба.
Сам Хенниг, автор книги «Неведомые земли» – многотомной истории географических открытий, считал, что золото привозили из Эфиопии, где, например, в VI веке до нашей эры, как сообщали лазутчики персидского царя Камбиза, из него изготавливали даже кандалы. Очевидно, финикийские мореходы во время плаваний в Аравию узнали об африканской стране, богатой золотом, и тогда снарядили армаду кораблей, чтобы завладеть сокровищами дикарей. Плавание в страну Офир, вероятно, было не торговым предприятием, а военным походом или грабительским набегом (что, впрочем, почти одно и то же). Если бы финикийцы торговали со страной Офир, то они из года в год посылали бы туда свои корабли, как слали их на Кипр или греческие острова. «Огромное количество золота, раздобытое экспедицией в Офире, – заключал Рихард Хенниг, – никак нельзя было получить в результате торговли».
3.10. Медь Чермного моря
В эпоху царя Соломона финикийцы фактически владели портом Акаба на побережье Красного моря. Этот порт был для них воротами на Восток: отсюда они могли совершать плавания в страны, лежавшие на берегу Индийского океана. Но раскопки в районе порта Акаба поначалу озадачили.
В 1939 году американский археолог Нельсон Глюк решил найти подтверждение одному из библейских стихов: «Царь Соломон также сделал корабль в Ецион-Гавере, что при Елафе, на берегу Чермного моря, в земле Идумейской» (3 Цар. 9, 26). Именно на этом корабле было совершено плавание в страну Офир. Археолог отправился из Иерусалима в пустыню Негев, ведь Идумейской землей называлась местность к югу от Мертвого моря, покоренн ая царем Давидом. «И поставил он охранные войска в Идумее… и все Идумеяне были рабами Давиду» (2 Цар. 8, 14). Елаф, лежащий на берегу Красного (Чермного) моря, сразу же заставляет вспомнить израильский портовый город Эйлат. Очевидно, где-то поблизости находился и Ецион-Гавер (Эцион-Гебер), верфь царя Соломона. По соседству с Эйлатом лежит уже упомянутый портовый город – Акаба.
На расположенном поблизости холме Телль-Хелейфе американский археолог и начал свои раскопки. Он надеялся найти здесь остатки древней верфи, судовое оборудование или обломки кораблей. Однако, к своему удивлению, обнаружил медные орудия, литейные формы, шлаки руды и, наконец, нашел поразительно большую плавильную печь. Очевидно, здесь выплавляли медь – металл, о котором мало что говорится в Библии. Так Нельсон Глюк открыл вовсе не то, что задумал искать.
Как объяснить находки? В Библии нигде не было сказано, что в городе Ецион-Гавер выплавляли медь. Раскопки продолжились, и вскоре из-под земли показались массивные ворота. Они были частью городских крепостных сооружений. Судя по всему, Глюк и его коллеги раскопали «в земле Идумейской» древний город, «лежавший при Елафе (Эйлате)». Как показали раскопки, он был окружен мощной оборонительной стеной толщиной до 2,5 – 3, а в некоторых местах и до 4 метров. Ее высота, по мнению Глюка, достигала почти 8 метров. На южной стороне стены находились главные городские ворота. Они были обращены к морю. Возможно, предполагает Н.Я. Мерперт, столь мощное укрепление, датируемое Х веком до нашей эры, было возведено, чтобы охранять товары, доставляемые торговыми судами из стран, богатых золотом, серебром, слоновой костью. «Здесь же могли строиться корабли Соломона, что засвидетельствовано Ветхим Заветом».
Этот город, Эцион-Гебер, существовавший в Х – V веках до нашей эры, был не только крупным портом, но и важным промышленным центром. В его окрестности находились богатейшие залежи меди. Ее добыча началась, видимо, уже в конце II тысячелетия до нашей эры. В Эцион-Гебере выплавляли медь и изготавливали из нее различную продукцию. В запальчивости Глюк объявил, что мы имеем дело с «Питсбургом Древней Палестины» (в середине ХХ века Питсбург был одним из центров американской металлургии).
Правители Израильско-Иудейского царства длительное время стремились захватить и удержать район Акабы и Эйлата, ведь здесь также находилась естественная гавань, открывавшая доступ к Красному морю.
Особые меры были приняты для обороны подступов к региону.
Конечно, результаты раскопок выглядели сенсационно. Финикийцы не только пускались в плавания вместе с израильтянами, направляясь в Аравию, Восточную Африку или Индию, но и строили вместе с ними «совместные предприятия», – например, один из крупнейших медеплавильных заводов Древнего Востока. Здесь уж точно без них не обошлось, ведь сами израильтяне без помощи финикийцев не могли в то время справиться с решением такой технически сложной задачи.
Медные рудники манили финикийцев. Жители Тира и Сидона в поисках меди открыли для себя Кипр и далекую Испанию. Разве могли их купцы не отправиться в Эцион-Гебер?
В Библии, правда, мало что говорится об Эйлате и Акабе. Дело в том, что эти города лежали далеко от Иерусалима и особенно от Вавилона, где были заново переработаны древнееврейские исторические книги. Чем-то нереальным, сказочным казались «пленникам Вавилона» и Ецион-Гавер, и город Елаф. Кто слышал о них – об этих миражах, блеснувших на краю пустыни Негев, у самого Чермного моря?
Сама же история, пересказываемая этими безвестными писцами, все больше расцвечивалась сказочными подробностями. И отрок-пастух выходил на бой с великаном, «вооруженным тяжелейшим оружием» (И.Ш. Шифман). И царь Соломон любил чужестранных женщин, и семьсот жен склоняли сердце его к иным богам. И бежал по волнам корабль Фарсисский, все дальше улетая от призрачного Ецион-Гавера, который меньше всего походил на сказочный город, ибо и рудники, и плавильные печи, где лилась медь, – это самая настоящая грубая реальность.
При раскопках Нельсон Глюк обнаружил гигантские тигли, вмещавшие почти пять кубических метров руды, а также участки, где добывали медную и железную руду. По его словам, древний промышленный город был обустроен на редкость правильно, «с поразительным архитектоническим и техническим искусством». Все здесь выдавало гений финикийских инженеров и зодчих. Строго держась плана и вымеряя каждый участок земли, они возводили город, который вскоре заселили толпы рабочих, нанятые Соломоном.
Палило солнце; ярко светились камни; обжигал воздух. Прилетая из пустыни, ветер приносил песок и хлестал потные тела людей. Еще тяжелее было тем, кто стоял у печи. Оттуда навстречу солнечному огню вырывались языки пламени, и рабы, отливавшие медь, были словно размягченный кусок металла, брошенный между молотом и наковальней.
Что было с добытой здесь медью? Часть ее отвозили в Иерусалим, но в основном обрабатывали на месте – в Эцион-Гебере. Возможно, из нее ковали различные орудия и сосуды и отправляли их в страну Офир, где меняли этот товар на золото и серебро, слоновую кость и ценные сорта древесины, шкуры пантер и благовония. Перевозить медь было легко, и она приносила сказочную прибыль.
Летел, бежал финикийский корабль в страну Офир, и цари соседних стран готовы были платить огромные деньги за редкостные товары, вывозимые оттуда. Как сообщает один из документов того времени, месопотамские халдеи тратили в год на благовония до 10 тысяч талантов серебра – невероятная сумма, немало обогащавшая финикийских купцов. «Фарсисский корабль» (3 Цар. 10, 22) – так в Библии назван корабль, плававший в страну Офир, – привозил так много серебра, что сделалось оно в Иерусалиме «равноценным с простыми камнями» (3 Цар. 10, 27).
Впрочем, немало было и проблем. Одна лишь перевозка дерева для строительства кораблей требовала огромных усилий. До римского владычества в этом краю вообще не было ни одной сносной дороги. Стволы деревьев и доски перевозили на верблюдах.
Верблюдов, наряду с ослами и вместо них, стали использовать для перевозки тяжестей лишь в конце II тысячелетия до нашей эры. Это помогло сократить время, проводимое караванами в пути, и проложить новые маршруты, например в пустынной местности, где оазисы разделяло большое расстояние. Благодаря верблюдам финикийские города заметно расширили сухопутную торговлю с Южной Месопотамией и Южной Аравией. Ведь после высыхания аравийских степей вплоть до времени одомашнивания верблюда не было постоянно действующего пути из Финикии в Южную Аравию.
Верблюд отличался выдающимися качествами: он мог за один раз выпить более 130 литров воды, а потом обходиться без нее в течение пяти дней летом, а зимой, когда трава сочная, и вовсе до 25 дней. Вьючные верблюды могли перевозить до 400 килограммов груза, преодолевая ежедневно до полусотни километров. Так, хороший вьючный верблюд выдерживал два кедровых бревна длиной 3 метра и диаметром 15 сантиметров. Еще и сегодня в Ливане можно увидеть одногорбого верблюда, перевозящего лесоматериалы.
Но вопросы остаются. Каким образом финикийцы перевозили в эту гавань и вовсе громадные стволы кедра, из которых изготавливали киль кораблей, ведь их длина превышала 20 метров? Быть может, они нагружали такой ствол сразу на несколько верблюдов, связав их друг с другом? Или клали его на повозку, запряженную волами? Библейские историки были плохими инженерами; они не удосужились сообщить о том, как решались эти технические проблемы. Нам остается лишь верить в то, что финикийцы, умевшие строить города посреди моря и добывать пресную воду с морского дна, придумали и здесь что-то особенное.
…Лишь в пору правления царя Соломона финикийцы могли рас – поряжаться гаванью Эцион-Гебер, но еще при его жизни она была утрачена из-за восстания эдомитян («идумеян»). Лишенные доступа в Красное море, финикийцы прекратили плавания в страну Офир.
В 1939 году американский археолог Нельсон Глюк решил найти подтверждение одному из библейских стихов: «Царь Соломон также сделал корабль в Ецион-Гавере, что при Елафе, на берегу Чермного моря, в земле Идумейской» (3 Цар. 9, 26). Именно на этом корабле было совершено плавание в страну Офир. Археолог отправился из Иерусалима в пустыню Негев, ведь Идумейской землей называлась местность к югу от Мертвого моря, покоренн ая царем Давидом. «И поставил он охранные войска в Идумее… и все Идумеяне были рабами Давиду» (2 Цар. 8, 14). Елаф, лежащий на берегу Красного (Чермного) моря, сразу же заставляет вспомнить израильский портовый город Эйлат. Очевидно, где-то поблизости находился и Ецион-Гавер (Эцион-Гебер), верфь царя Соломона. По соседству с Эйлатом лежит уже упомянутый портовый город – Акаба.
На расположенном поблизости холме Телль-Хелейфе американский археолог и начал свои раскопки. Он надеялся найти здесь остатки древней верфи, судовое оборудование или обломки кораблей. Однако, к своему удивлению, обнаружил медные орудия, литейные формы, шлаки руды и, наконец, нашел поразительно большую плавильную печь. Очевидно, здесь выплавляли медь – металл, о котором мало что говорится в Библии. Так Нельсон Глюк открыл вовсе не то, что задумал искать.
Как объяснить находки? В Библии нигде не было сказано, что в городе Ецион-Гавер выплавляли медь. Раскопки продолжились, и вскоре из-под земли показались массивные ворота. Они были частью городских крепостных сооружений. Судя по всему, Глюк и его коллеги раскопали «в земле Идумейской» древний город, «лежавший при Елафе (Эйлате)». Как показали раскопки, он был окружен мощной оборонительной стеной толщиной до 2,5 – 3, а в некоторых местах и до 4 метров. Ее высота, по мнению Глюка, достигала почти 8 метров. На южной стороне стены находились главные городские ворота. Они были обращены к морю. Возможно, предполагает Н.Я. Мерперт, столь мощное укрепление, датируемое Х веком до нашей эры, было возведено, чтобы охранять товары, доставляемые торговыми судами из стран, богатых золотом, серебром, слоновой костью. «Здесь же могли строиться корабли Соломона, что засвидетельствовано Ветхим Заветом».
Этот город, Эцион-Гебер, существовавший в Х – V веках до нашей эры, был не только крупным портом, но и важным промышленным центром. В его окрестности находились богатейшие залежи меди. Ее добыча началась, видимо, уже в конце II тысячелетия до нашей эры. В Эцион-Гебере выплавляли медь и изготавливали из нее различную продукцию. В запальчивости Глюк объявил, что мы имеем дело с «Питсбургом Древней Палестины» (в середине ХХ века Питсбург был одним из центров американской металлургии).
Правители Израильско-Иудейского царства длительное время стремились захватить и удержать район Акабы и Эйлата, ведь здесь также находилась естественная гавань, открывавшая доступ к Красному морю.
Особые меры были приняты для обороны подступов к региону.
Конечно, результаты раскопок выглядели сенсационно. Финикийцы не только пускались в плавания вместе с израильтянами, направляясь в Аравию, Восточную Африку или Индию, но и строили вместе с ними «совместные предприятия», – например, один из крупнейших медеплавильных заводов Древнего Востока. Здесь уж точно без них не обошлось, ведь сами израильтяне без помощи финикийцев не могли в то время справиться с решением такой технически сложной задачи.
Медные рудники манили финикийцев. Жители Тира и Сидона в поисках меди открыли для себя Кипр и далекую Испанию. Разве могли их купцы не отправиться в Эцион-Гебер?
В Библии, правда, мало что говорится об Эйлате и Акабе. Дело в том, что эти города лежали далеко от Иерусалима и особенно от Вавилона, где были заново переработаны древнееврейские исторические книги. Чем-то нереальным, сказочным казались «пленникам Вавилона» и Ецион-Гавер, и город Елаф. Кто слышал о них – об этих миражах, блеснувших на краю пустыни Негев, у самого Чермного моря?
Сама же история, пересказываемая этими безвестными писцами, все больше расцвечивалась сказочными подробностями. И отрок-пастух выходил на бой с великаном, «вооруженным тяжелейшим оружием» (И.Ш. Шифман). И царь Соломон любил чужестранных женщин, и семьсот жен склоняли сердце его к иным богам. И бежал по волнам корабль Фарсисский, все дальше улетая от призрачного Ецион-Гавера, который меньше всего походил на сказочный город, ибо и рудники, и плавильные печи, где лилась медь, – это самая настоящая грубая реальность.
При раскопках Нельсон Глюк обнаружил гигантские тигли, вмещавшие почти пять кубических метров руды, а также участки, где добывали медную и железную руду. По его словам, древний промышленный город был обустроен на редкость правильно, «с поразительным архитектоническим и техническим искусством». Все здесь выдавало гений финикийских инженеров и зодчих. Строго держась плана и вымеряя каждый участок земли, они возводили город, который вскоре заселили толпы рабочих, нанятые Соломоном.
Палило солнце; ярко светились камни; обжигал воздух. Прилетая из пустыни, ветер приносил песок и хлестал потные тела людей. Еще тяжелее было тем, кто стоял у печи. Оттуда навстречу солнечному огню вырывались языки пламени, и рабы, отливавшие медь, были словно размягченный кусок металла, брошенный между молотом и наковальней.
Что было с добытой здесь медью? Часть ее отвозили в Иерусалим, но в основном обрабатывали на месте – в Эцион-Гебере. Возможно, из нее ковали различные орудия и сосуды и отправляли их в страну Офир, где меняли этот товар на золото и серебро, слоновую кость и ценные сорта древесины, шкуры пантер и благовония. Перевозить медь было легко, и она приносила сказочную прибыль.
Летел, бежал финикийский корабль в страну Офир, и цари соседних стран готовы были платить огромные деньги за редкостные товары, вывозимые оттуда. Как сообщает один из документов того времени, месопотамские халдеи тратили в год на благовония до 10 тысяч талантов серебра – невероятная сумма, немало обогащавшая финикийских купцов. «Фарсисский корабль» (3 Цар. 10, 22) – так в Библии назван корабль, плававший в страну Офир, – привозил так много серебра, что сделалось оно в Иерусалиме «равноценным с простыми камнями» (3 Цар. 10, 27).
Впрочем, немало было и проблем. Одна лишь перевозка дерева для строительства кораблей требовала огромных усилий. До римского владычества в этом краю вообще не было ни одной сносной дороги. Стволы деревьев и доски перевозили на верблюдах.
Верблюдов, наряду с ослами и вместо них, стали использовать для перевозки тяжестей лишь в конце II тысячелетия до нашей эры. Это помогло сократить время, проводимое караванами в пути, и проложить новые маршруты, например в пустынной местности, где оазисы разделяло большое расстояние. Благодаря верблюдам финикийские города заметно расширили сухопутную торговлю с Южной Месопотамией и Южной Аравией. Ведь после высыхания аравийских степей вплоть до времени одомашнивания верблюда не было постоянно действующего пути из Финикии в Южную Аравию.
Верблюд отличался выдающимися качествами: он мог за один раз выпить более 130 литров воды, а потом обходиться без нее в течение пяти дней летом, а зимой, когда трава сочная, и вовсе до 25 дней. Вьючные верблюды могли перевозить до 400 килограммов груза, преодолевая ежедневно до полусотни километров. Так, хороший вьючный верблюд выдерживал два кедровых бревна длиной 3 метра и диаметром 15 сантиметров. Еще и сегодня в Ливане можно увидеть одногорбого верблюда, перевозящего лесоматериалы.
Но вопросы остаются. Каким образом финикийцы перевозили в эту гавань и вовсе громадные стволы кедра, из которых изготавливали киль кораблей, ведь их длина превышала 20 метров? Быть может, они нагружали такой ствол сразу на несколько верблюдов, связав их друг с другом? Или клали его на повозку, запряженную волами? Библейские историки были плохими инженерами; они не удосужились сообщить о том, как решались эти технические проблемы. Нам остается лишь верить в то, что финикийцы, умевшие строить города посреди моря и добывать пресную воду с морского дна, придумали и здесь что-то особенное.
…Лишь в пору правления царя Соломона финикийцы могли рас – поряжаться гаванью Эцион-Гебер, но еще при его жизни она была утрачена из-за восстания эдомитян («идумеян»). Лишенные доступа в Красное море, финикийцы прекратили плавания в страну Офир.
3.11. После Хирама
С середины Х по середину IХ века до нашей эры цари Тира владели почти всей Финикией – от горы Кармел на юге до района современного Триполи. Подвластен Тиру стал и Сидон. Это время называют «золотым веком в истории Финикии».
Никогда прежде и никогда после Тир и другие финикийские города не были так богаты и независимы, как в это столетие, когда Египет, Ассирия, Греция еще не оправились от прежнего упадка. Склады Тира, Библа и Сидона ломились от множества товаров, привезенных со всего света, а сокровищницы их – от золота, серебра и драгоценных камней. Каждый день в гавани этих городов прибывали все новые корабли, привозившие «все, чем для прихоти обильной» торговали города и страны, известные финикийцам. Даже ночью не стихала жизнь в финикийских городах. По их улицам бродили пьяные матросы, искавшие приключений. За стенами особняков не смолкали пиры. Перед блеском этих городов померкли многие царские столицы. Тир стал важнейшим торговым центром Средиземноморья, столицей державы, в состав которой входили и отдельные города Финикии, и обширные участки побережья Средиземного моря.
Однако «даже на Солнце бывают пятна» – именно в этот период в Тире наблюдается кризис власти. При царе Хираме Тир стал центром обширной колониальной державы, о становлении которой мы еще поговорим. Однако после его смерти в городе началась борьба за власть между отдельными группировками знати. Она сопровождалась государственными переворотами, кровавой борьбой за престол. Из пяти царей, правивших Тиром в течение 47 лет, за период между смертью Хирама и восшествием на престол Ито-баала, трое были убиты их преемниками.
Внук Хирама, царь Абдастарт, был убит около 910 года до нашей эры сыновьями своей кормилицы, то есть своими молочными братьями, старший из которых процарствовал двенадцать лет. Лишь после его кончины власть снова оказалась в руках законной династии. Царем стал Астарт. Однако его сын и преемник, Астарим, был убит своим братом Фелетом, а тот восемь месяцев спустя пал от руки жреца Этбаала (Итобаала), захватившего царскую власть.
Имя этого жреца сохранила даже Библия, ведь он – «Ефваал, царь Сидонский» (3 Цар. 16, 31) – был отцом Иезавели, той самой израильской царицы, к которой пылали ненавистью библейские хронисты. Династия, основанная Итобаалом, правила в Тире почти столетие. В руках монарха на какое-то время соединилась и светская, и религиозная власть; он был царем-жрецом. При Итоба-але в Тире наступил длительный период процветания. Своих же возможных противников хитрый жрец удалял из города, направляя осваивать новые заморские земли. Так начался второй этап финикийской колонизации.
К сожалению, мы мало знаем о финикийском обществе того времени, об его социальной структуре и принципах управления обществом. Мы почти не располагаем письменными источниками, относящимися к истории Финикии. Все они погибли. Когда же Финикия станет частью Ассирийской державы, то в клинописных хрониках сохранятся лишь рассказы о поверженных мятежниках и ни слова об обыденной жизни финикийцев. Можно лишь предполагать, что на глиняных табличках записывались события «всемирно-исторического значения», а все повседневное заносилось на недолговечные материалы. И все же те немногие факты, что известны нам, говорят сами за себя.
Так, очевидно, что в Тире не было аристократии в классическом смысле этого слова, то есть земельной аристократии. Материковые владения Тира были слишком малы, чтобы царь мог наде – лить землей своих приближенных. Верхушку тирского, как и всего финикийского, общества составляли богатые купцы – «морская аристократия» Тира. Мы можем догадываться, что в Финикии, как нигде в древнем мире, пользовалось авторитетом купечество. Очевидно, при принятии важных государственных решений финикийские цари руководствовались интересами купцов.
Сами купцы сохраняли покорность царям, скорее, не потому, что зависели от них, по причине пожалованных им земель и привилегий, а потому, что царская власть была установлена богами. Шутить же с богами не смел еще никто, в том числе владельцы пурпурных заводов и гребных «пароходов».
Таким образом, власть царя была в определенной мере ограниченной. В Тире, как и в других финикийских городах, сложился, скорее, олигархический режим правления. Огромным влиянием пользовался совет старейшин, контролировавший также торговую деятельность горожан. Здесь решали все деньги, прибыль. Финикийцы даже воевали неохотно, потому что война – дело рискованное; она слишком дорого стоит и может обернуться разорением.
Еще «демократичнее» были порядки в колониях. В Карфагене, например, вскоре после основания города царская власть сменилась представительством богатых «патрициев». Нечто подобное на – блюдается в Средние века в раннебуржуазных городских республиках. Недаром западные историки не раз давали Тиру и Финикии определение, вызывавшее резкую критику у их советских коллег: «античное капиталистическое общество».
Случались в Тире и восстания рабов. Так, римский историк Юстин сообщает: «Они, составив заговор, перебили весь свободный народ и господ и так, став хозяевами города, овладели очагами господ, вторглись в государственные дела, переженились и, хотя не имели на это права, объявили об освобождении рабов». Возможно, этот рассказ основан на каких-то реальных фактах. В богатстве и роскоши всегда зреют «гроздья гнева».
Конечно, богатства Тира и других городов Финикии не могли не пробуждать зависть и ненависть их соседей. Страницы пророческих книг Библии пестрят обличением «мерзостей Тирских» (Иез. 28,2 – 5).
Город вызывал самые страстные и противоречивые чувства. Тир проклинали и… восхищались им. Тир ненавидели и… подражали его порядкам. Любопытно, что даже в арамейской Сирии в это время начинают поклоняться главному божеству Тира – Мелькар-ту. Около 850 года до нашей эры по приказу арамейского царя Бар-Хадада I близ Алеппо сооружают стелу, изображающую Мелькарта в облике бога грозы.
Мелькарт представлен на этой стеле в виде полуобнаженного мужа в коническом колпаке и с топором на плечах. Это – самое раннее его изображение, известное нам. В Тире подобного памятника не сохранилось.
На этой стеле имеется также надпись, восхваляющая Мелькарта и сделанная на финикийском, а не на арамейском языке. Возможно, полагает Ю.Б. Циркин, культ этот уже настолько укоренился в Сирии, «что не считался чужеземным». С другой стороны, близ Алеппо могла существовать торговая фактория финикийцев.
В самом Тире, разумеется, был храм Мелькарта. Он являлся одной из главных достопримечательностей города. Жрецы считали, что их святилище было возведено в ХХVIII веке до нашей эры – при основании Фив. В центре храма, помимо колонн, находились также оливковое дерево и священный огонь. Полагают, что на месте колонн когда-то высились «священные камни», в образе которых почитался Мелькарт.
Хирам расширил этот храм и установил праздник «в честь пробуждения (то есть воскресения) Мелькарта». Праздник длился несколько дней. На это время из города удаляли всех иноземцев. Руководил праздничными церемониями царь.
Праздник состоял из четырех частей. Вначале под общий плач сжигали изображение Мелькарта. Затем золу хоронили. После этого жрица, – а, может быть, и царица, – вступала в священный брак со жрецом (или царем). Наконец, Мелькарт рождался заново. Во время праздника пели гимны и читали сказания о его делах.
Если храм Мелькарта известен нам хотя бы по описаниям античных авторов, то о других тирских храмах сохранились лишь самые отрывочные сведения. Мы даже не можем указать, где они находились. Где был храм Астарты, в котором лежал камень, упавший с неба? Где было святилище Баал-Шамима с золотой статуей? Мы не знаем даже, где был царский дворец в Тире, где находился царский некрополь и как велики были материковые владения Тира.
Никогда прежде и никогда после Тир и другие финикийские города не были так богаты и независимы, как в это столетие, когда Египет, Ассирия, Греция еще не оправились от прежнего упадка. Склады Тира, Библа и Сидона ломились от множества товаров, привезенных со всего света, а сокровищницы их – от золота, серебра и драгоценных камней. Каждый день в гавани этих городов прибывали все новые корабли, привозившие «все, чем для прихоти обильной» торговали города и страны, известные финикийцам. Даже ночью не стихала жизнь в финикийских городах. По их улицам бродили пьяные матросы, искавшие приключений. За стенами особняков не смолкали пиры. Перед блеском этих городов померкли многие царские столицы. Тир стал важнейшим торговым центром Средиземноморья, столицей державы, в состав которой входили и отдельные города Финикии, и обширные участки побережья Средиземного моря.
Однако «даже на Солнце бывают пятна» – именно в этот период в Тире наблюдается кризис власти. При царе Хираме Тир стал центром обширной колониальной державы, о становлении которой мы еще поговорим. Однако после его смерти в городе началась борьба за власть между отдельными группировками знати. Она сопровождалась государственными переворотами, кровавой борьбой за престол. Из пяти царей, правивших Тиром в течение 47 лет, за период между смертью Хирама и восшествием на престол Ито-баала, трое были убиты их преемниками.
Внук Хирама, царь Абдастарт, был убит около 910 года до нашей эры сыновьями своей кормилицы, то есть своими молочными братьями, старший из которых процарствовал двенадцать лет. Лишь после его кончины власть снова оказалась в руках законной династии. Царем стал Астарт. Однако его сын и преемник, Астарим, был убит своим братом Фелетом, а тот восемь месяцев спустя пал от руки жреца Этбаала (Итобаала), захватившего царскую власть.
Имя этого жреца сохранила даже Библия, ведь он – «Ефваал, царь Сидонский» (3 Цар. 16, 31) – был отцом Иезавели, той самой израильской царицы, к которой пылали ненавистью библейские хронисты. Династия, основанная Итобаалом, правила в Тире почти столетие. В руках монарха на какое-то время соединилась и светская, и религиозная власть; он был царем-жрецом. При Итоба-але в Тире наступил длительный период процветания. Своих же возможных противников хитрый жрец удалял из города, направляя осваивать новые заморские земли. Так начался второй этап финикийской колонизации.
К сожалению, мы мало знаем о финикийском обществе того времени, об его социальной структуре и принципах управления обществом. Мы почти не располагаем письменными источниками, относящимися к истории Финикии. Все они погибли. Когда же Финикия станет частью Ассирийской державы, то в клинописных хрониках сохранятся лишь рассказы о поверженных мятежниках и ни слова об обыденной жизни финикийцев. Можно лишь предполагать, что на глиняных табличках записывались события «всемирно-исторического значения», а все повседневное заносилось на недолговечные материалы. И все же те немногие факты, что известны нам, говорят сами за себя.
Так, очевидно, что в Тире не было аристократии в классическом смысле этого слова, то есть земельной аристократии. Материковые владения Тира были слишком малы, чтобы царь мог наде – лить землей своих приближенных. Верхушку тирского, как и всего финикийского, общества составляли богатые купцы – «морская аристократия» Тира. Мы можем догадываться, что в Финикии, как нигде в древнем мире, пользовалось авторитетом купечество. Очевидно, при принятии важных государственных решений финикийские цари руководствовались интересами купцов.
Сами купцы сохраняли покорность царям, скорее, не потому, что зависели от них, по причине пожалованных им земель и привилегий, а потому, что царская власть была установлена богами. Шутить же с богами не смел еще никто, в том числе владельцы пурпурных заводов и гребных «пароходов».
Таким образом, власть царя была в определенной мере ограниченной. В Тире, как и в других финикийских городах, сложился, скорее, олигархический режим правления. Огромным влиянием пользовался совет старейшин, контролировавший также торговую деятельность горожан. Здесь решали все деньги, прибыль. Финикийцы даже воевали неохотно, потому что война – дело рискованное; она слишком дорого стоит и может обернуться разорением.
Еще «демократичнее» были порядки в колониях. В Карфагене, например, вскоре после основания города царская власть сменилась представительством богатых «патрициев». Нечто подобное на – блюдается в Средние века в раннебуржуазных городских республиках. Недаром западные историки не раз давали Тиру и Финикии определение, вызывавшее резкую критику у их советских коллег: «античное капиталистическое общество».
Случались в Тире и восстания рабов. Так, римский историк Юстин сообщает: «Они, составив заговор, перебили весь свободный народ и господ и так, став хозяевами города, овладели очагами господ, вторглись в государственные дела, переженились и, хотя не имели на это права, объявили об освобождении рабов». Возможно, этот рассказ основан на каких-то реальных фактах. В богатстве и роскоши всегда зреют «гроздья гнева».
Конечно, богатства Тира и других городов Финикии не могли не пробуждать зависть и ненависть их соседей. Страницы пророческих книг Библии пестрят обличением «мерзостей Тирских» (Иез. 28,2 – 5).
Город вызывал самые страстные и противоречивые чувства. Тир проклинали и… восхищались им. Тир ненавидели и… подражали его порядкам. Любопытно, что даже в арамейской Сирии в это время начинают поклоняться главному божеству Тира – Мелькар-ту. Около 850 года до нашей эры по приказу арамейского царя Бар-Хадада I близ Алеппо сооружают стелу, изображающую Мелькарта в облике бога грозы.
Мелькарт представлен на этой стеле в виде полуобнаженного мужа в коническом колпаке и с топором на плечах. Это – самое раннее его изображение, известное нам. В Тире подобного памятника не сохранилось.
На этой стеле имеется также надпись, восхваляющая Мелькарта и сделанная на финикийском, а не на арамейском языке. Возможно, полагает Ю.Б. Циркин, культ этот уже настолько укоренился в Сирии, «что не считался чужеземным». С другой стороны, близ Алеппо могла существовать торговая фактория финикийцев.
В самом Тире, разумеется, был храм Мелькарта. Он являлся одной из главных достопримечательностей города. Жрецы считали, что их святилище было возведено в ХХVIII веке до нашей эры – при основании Фив. В центре храма, помимо колонн, находились также оливковое дерево и священный огонь. Полагают, что на месте колонн когда-то высились «священные камни», в образе которых почитался Мелькарт.
Хирам расширил этот храм и установил праздник «в честь пробуждения (то есть воскресения) Мелькарта». Праздник длился несколько дней. На это время из города удаляли всех иноземцев. Руководил праздничными церемониями царь.
Праздник состоял из четырех частей. Вначале под общий плач сжигали изображение Мелькарта. Затем золу хоронили. После этого жрица, – а, может быть, и царица, – вступала в священный брак со жрецом (или царем). Наконец, Мелькарт рождался заново. Во время праздника пели гимны и читали сказания о его делах.
Если храм Мелькарта известен нам хотя бы по описаниям античных авторов, то о других тирских храмах сохранились лишь самые отрывочные сведения. Мы даже не можем указать, где они находились. Где был храм Астарты, в котором лежал камень, упавший с неба? Где было святилище Баал-Шамима с золотой статуей? Мы не знаем даже, где был царский дворец в Тире, где находился царский некрополь и как велики были материковые владения Тира.