- Господин Кулькин? - на всякий случай по-немецки спросил Малко.
   Кулькин поднял на него испуганные глаза за железными очками, одно стекло которых было разбито. Вблизи он казался еще более маленьким и сморщенным.
   - Да, это я, - ответил он на плохом немецком, - что вы хотите от меня?
   Малко улыбнулся и взял его под руку.
   - Пригласить на обед. Мне надо с вами поговорить.
   - На обед?
   В голосе Кулькина слышалось удивление. Он посмотрел на Малко, не издевается ли тот над ним, и застенчиво спросил:
   - А с кем имею честь?
   Малко поклонился старику.
   - Князь Малко Линге из Лицена.
   - Но что вы хотите? - повторил Кулькин. - Это наверняка ошибка. Мне нужно работать.
   - Нет, это не ошибка, - твердо ответил Малко. - Мне надо вам рассказать очень длинную историю, которая касается вас непосредственно. А для этого мы пообедаем вместе.
   Они подошли к первому ресторану. Четверо официантов, как один человек, кинулись к Малко:
   - Одно место, господин?
   - Два.
   Метрдотель бросил презрительный взгляд на скрипача и прошептал Малко на ухо:
   - Но это невозможно! У нас ресторан высшего класса, сам король приходил сюда несколько раз, мы не можем впустить этого попрошайку.
   Золотистые глаза Малко позеленели. Он, также наклонясь к уху метрдотеля, сказал:
   - Или через тридцать секунд вы меня проводите к столу, или я вас выброшу в море.
   Тот покраснел, как рак, что-то пробормотал, но дал знак официантам, и их провели к столику. Исаак Кулькин бросал вокруг тревожные взгляды.
   - Не стоило так, - пробормотал он, - теперь они не разрешат мне здесь играть.
   - Если понадобится, я выброшу метрдотеля в море перед уходом, пообещал Малко. - И должен сказать, что даже с удовольствием. Чего бы вам хотелось поесть? Выбирайте.
   Исаак Кулькин заглянул в меню. Прошло пять минут, но он по-прежнему не мог ни на что решиться, напуганный высокими ценами. Тогда Малко заказал две лангусты и бутылку вина. Он подождал, пока принесут вино, и спросил у старика:
   - Господин Кулькин, вы провели какое-то время в концентрационном лагере в Треблинке, не правда ли?
   Тот подскочил, как будто в его тарелку положили ядовитую змею.
   - Да, - прошептал он. - Да. Но я не люблю говорить об этом. Это было так давно. Я бы хотел забыть.
   Глаза его увлажнились. Он испуганно смотрел на Малко.
   - Я понимаю, - сказал Малко. - Но для меня очень важно, чтобы вы согласились ответить на некоторые вопросы. Помните ли вы офицера СС, которого звали Руди Герн? Шарфюрер Руди Герн.
   Официант поставил перед ними дымящиеся лангусты, но Кулькин этого даже не заметил. Дрожащей рукой он снял очки. Глаза его были полны слез. Он медленно, четко выговаривая каждое слово, сказал:
   - Вы спрашиваете, помню ли я Руди Герна? Человека, который заставил меня дрожать восемнадцать месяцев, который заставил меня забыть и потерять мое человеческое достоинство...
   Он, плача, продолжал бормотать какие-то неразборчивые фразы, и слезы падали в тарелку. Малко было стыдно, но в то же время хотелось кричать от радости. Наконец-то перед ним человек, который знал настоящего Руди Герна. Он дал Исааку Кулькину успокоиться и начать есть, потом спокойно спросил:
   - Господин Кулькин, я хочу задать вам странный вопрос. Посмотрите на меня хорошенько. Я похож на Руди Герна?
   Рука скрипача остановилась на полдороге между тарелкой и ртом. Он положил вилку и попробовал встать. Малко опустил ему на плечо руку и легко посадил обратно.
   - Я не Руди Герн, - поспешил он добавить, видя его панику. - Я только спрашиваю вас: похож ли я на него?
   Исаак Кулькин смотрел на Малко с испугом и отвращением.
   - Я... я не знаю. Все это было так давно. Может быть, вы и Руди Герн, но зачем вы приехали меня мучить даже сюда?
   Малко наклонился над ним и снял очки, чтобы тот мог видеть его глаза.
   - Я не Руди Герн, клянусь вам! Но я хотел бы знать, похож ли я на него. Потому что меня пробуют убить вместо него.
   На этот раз Кулькин посмотрел на Малко более осмысленным взглядом.
   - Я не могу вам ответить, - сказал он через несколько секунд. - Вот уже двадцать лет, как я не видел этого человека. Он был высокий и блондин, как и вы. А черты лица... Мне трудно сказать. За двадцать лет люди сильно меняются. Посмотрите на меня...
   - А глаза?
   Старик покачал головой:
   - Я их никогда не видел. Он всегда носил черные очки. А потом я и не решился бы посмотреть в глаза эсэсовцу. За это могли расстрелять.
   Он еще раз с подозрением поглядел в глаза Малко. И внезапно воскликнул:
   - Подождите, говорите, говорите же!
   Малко не заставил себя упрашивать и стал рассказывать старику о советском заговоре, но утаил свою принадлежность к ЦРУ. Затем принялся расспрашивать музыканта о его жизни. Тот с грустью вспоминал:
   - Перед войной я был одним из самых известных скрипачей в Галиции, но эсэсовцы сломали мне пальцы перед отправкой в концентрационный лагерь. Вся моя семья погибла. В 1946 году я получил визу в Грецию. С тех пор я кое-как существую.
   Взгляд его прояснился. Он положил руку на руку Малко.
   - Вы не Руди Герн, я могу это засвидетельствовать. Его лица я не помню, так как не решался на него смотреть, но голос его помню очень хорошо, как будто это было вчера. Я так его боялся! Но это не ваш голос, я могу поклясться!
   Щеки его порозовели от вина, и он словно помолодел.
   Малко улыбнулся:
   - Руди Герн умер где-то в России. Я думаю, эта новость вам приятна.
   Старый еврей покачал головой:
   - Двадцать три года назад я вычеркнул его из памяти. Мне все безразлично. Я сам - все равно, что умер.
   - Скажите, вы готовы подтвердить, что я не Руди Герн? - почти застенчиво спросил Малко.
   Старик улыбнулся.
   - Конечно, если я могу вам помочь.
   - Тогда нужно, чтобы вы полетели со мной в США. Конечно, за мой счет.
   Исаак Кулькин помрачнел.
   - В США... Но это далеко, а я слишком стар, слишком стар.
   - Но это совершенно необходимо, - настаивал Малко. - Нужно, чтобы вас увидели, ведь вы же можете доказать, что были в Треблинке, не правда ли?
   Не говоря ни слова, Исаак Кулькин закатал рукав, и Малко увидел на левой руке шесть вытатуированных цифр. Что за мания татуировок!
   - Я вас щедро вознагражу, если вы поедете со мной в США.
   Исаак упрямо покачал головой:
   - Нет. Я не люблю ездить. Я и так уже настрадался в жизни. Теперь я всего боюсь. Здесь я все-таки зарабатываю на хлеб и плачу за квартиру. Здесь много солнца. Я не хочу уезжать из этой страны даже из-за денег. Да и зачем они мне сейчас! Если хотите, я могу вам написать письменное свидетельство.
   Малко понял, что старика не переубедить. А кроме того, ведь отдел ЦРУ есть и в Афинах. Нужно только там записать его показания и зарегистрировать подпись.
   - Хорошо, - сказал он. - Мы поедем в американское консульство. На такси. Через два часа все будет закончено.
   Исаак с видом гурмана доедал халву. Видно было, что он постоянно недоедал. А после такого обеда, не дай Бог, умрет от несварения желудка. Вино добавило ему храбрости.
   - Подождите, - сказал он, собирая крошки, - мне надо пройтись еще по остальным ресторанам, иначе другие музыканты займут мое место, и я умру с голоду.
   Он встал, взяв свою скрипку.
   - Большое спасибо за отличный обед, встретимся тут через двадцать минут.
   Малко попросил счет. Камень свалился у него с груди. О показаниями Кулькина он сможет начать контратаку. Необходимо сразу же вернуться в Нью-Йорк, все рассказать Дэвиду Уайзу и попробовать подстроить советским ловушку. Разумеется, после контакта с израильтянами. Из добычи он становится охотником. Будучи в прекрасном настроении, Малко, не протестуя, оставил в ресторане триста драхм. Над морем светило солнце. Благодаря быстроте действий, он сумел вырваться из ловушки ГРУ. Но вдруг недоброе предчувствие заставило его похолодеть. Такое с ним иногда случалось и никогда не обманывало. Он вскочил со стула и, как ужаленный, выскочил из ресторана. Соседний ресторан был почти пуст, и он сразу увидел, что Кулькина там нет. Почти тут же он заметил его на террасе последнего ресторана, расположенного прямо напротив моря. Малко побежал к нему. Все остальное произошло почти мгновенно. Какая-то женщина, которую он не мог разглядеть, подавала скрипачу знаки с противоположной стороны улицы. Исаак Кулькин закончил играть, поклонился и быстрым шагом пошел к женщине, которая ждала его на тротуаре, держа в руке, как показалось Малко, банковский билет. Малко бежал изо всех сил. Силуэт этой женщины был ему знаком. И вдруг он увидел, как огромная черная машина, стоящая возле тротуара в нескольких десятках метров от Кулькина, тронулась с места. Малко крикнул:
   - Осторожно, Исаак!
   Скрипач был уже рядом с тротуаром, когда в него врезалась машина. Старика, как паяца, подбросило вверх, скрипка отлетела в сторону. Машина не остановилась, переехала распластавшееся на мостовой тело, резко свернула в сторону, чуть не столкнувшись с троллейбусом, который подъезжал с другой стороны, и скрылась в узенькой улочке. Малко подбежал к телу одновременно с другими клиентами ресторана. Исаак Кулькин превратился в небольшую кучку окровавленного тряпья, его голова, повернутая под прямым углом, была раздавлена, как спелый персик. Малко поднялся. Сердце его сильно билось. Он один знал, что присутствовал при умышленном убийстве, совершенном людьми ГРУ. Собралась большая толпа. Женщина, которая позвала скрипача, исчезла. Малко безрезультатно искал ее в толпе.
   Но вновь заработала его фантастическая память: женщина была подругой Яноша Ференци. Это значит, что русские не теряли его из виду и, даже наоборот, выиграли еще одну партию. Убрали последнего свидетеля, который мог бы расстроить их планы. Малко быстро покинул место происшествия и, сев в такси, отправился в отель. По дороге он попытался подвести итог. Янош Ференци был одним из самых опасных противников, которых когда-либо встречал Малко. В 1956 году он служил майором секретной венгерской полиции. Повстанцы расстреляли его у стены агентства Рейтер в ту минуту, когда советские входили в город. Они нашли майора с пятью пулями в теле и увезли на лечение в Москву. Он появился в Венгрии через год и участвовал в репрессиях, прославившись своей жестокостью.
   Затем его видели в Вене в 1958 году, где он был культурным атташе в посольстве. Его пребывание там совпало с многочисленными смертями и исчезновениями венгерских эмигрантов, участников восстания 1956 года. Позже он опять скрылся.
   Когда Малко приехал в отель, он увидел, что на щите нет ключа от его комнаты. Служащий отеля, грек, объяснил:
   - Ваш друг ожидает вас в комнате.
   Еще не легче. Малко колебался. Он был уверен, что его ожидает именно Янош Ференци. Чтобы так поступать, он должен быть чертовски уверен в себе. Малко мысленно выругался. Конечно, венгра можно было бы убить, но, к сожалению, это не решит его проблем.
   - Спасибо, - сказал он. - Я поднимаюсь. Дверь комнаты была приоткрыта. Малко резко толкнул ее. Янош Ференци сидел на диване лицом к двери. Правую руку он держал в кармане черного кожаного пальто. Его черные волосы, зачесанные назад, еще больше подчеркивали длинный шрам, который как бы делил его голову надвое. Память о расстреле. Он посмотрел на Малко с иронией:
   - Добро пожаловать, князь. Мы давно не встречались.
   Малко не двинулся с места. Он не доверял Ференци. Это был хладнокровный убийца. Венгр, словно прочитав его мысли, зло улыбнулся:
   - Не бойтесь, я не собираюсь вас убивать, я хотел бы только, - он поискал слово, - сделать вам выговор. Ведь мы теперь почти одна семья.
   - Зачем вы убили бедного Исаака Кулькина?
   Ференци поднял глаза:
   - Но это ваша вина, мой дорогой. Вы заставили меня его убить. Иначе бы наш план провалился. Риск, которого я не могу допустить. И если это успокоит вашу чувствительность, то ведь он почти не страдал. Гораздо меньше, чем при смерти от рака.
   Малко подошел к телефону и положил руку на трубку:
   - Если я позвоню в полицию и скажу, что это вы были за рулем машины, которая раздавила бедного старика?
   Янош Ференци от души расхохотался:
   - Это поставит вас в деликатное положение. У меня дипломатический венгерский паспорт, в то время как вы - нацистский преступник, который скрывается от правосудия. Не правда ли, странное совпадение, что единственный свидетель, могущий вас опознать, умер сразу после встречи с вами? Греческая полиция не будет задавать слишком много вопросов.
   - Вас могли видеть, когда вы крали эту машину.
   Ференци покачал головой.
   - Машина была украдена вчера вечером в советском посольстве.
   Малко отошел от телефона и сел напротив Ференци. В данный момент он в проигрышной ситуации.
   - Как вы так быстро успели? - горько спросил он.
   Венгр скромно улыбнулся:
   - Мы предусмотрели ваш визит к Симону Визенталю. Как видите, мы ценим вас по достоинству. А мне нелегко было прибыть вовремя. Пришлось нанять самолет.
   - Что вы хотите от меня теперь?
   - Да ничего, - ответил тот, - просто поговорить немного, раз мы отныне по одну сторону барьера. Я надеюсь, что смогу когда-нибудь показать вам мой кабинет в Будапеште.
   - Вы оптимист.
   - Нет, реалист. Мне кажется, что вы хотите жить. А отныне вы можете сохранить жизнь, только работая на нас.
   - Так, значит, это вы подготовили эту дьявольскую ловушку?
   - Да, - скромно признался Ференци. - Я, повторяю, по достоинству оценил ваши качества, изучая вашу деятельность, и решил найти способ, чтобы заставить вас работать на нас. Это было трудно и долго, но я все-таки сумел.
   - Еще нет, - ответил Малко. - Я все расскажу ЦРУ, они мне поверят.
   - Они - может быть. Но израильтяне наверняка нет. Вспомните о показаниях, которые имеются против вас. А теперь еще смерть этого бедного старика, совпавшая с вашим приездом в Афины... Вспомните Адольфа Эйхмана. Для мести нет срока давности, князь.
   Итак, Янош Ференци выигрывал во всех отношениях. Или он получал двойного агента, или устранял агента противника. Ничего не скажешь, хорошая работа. Венгр встал. Стоя, он казался еще более худым. Обойдя Малко, он подошел к двери.
   - Я советую вам как можно быстрее вернуться в Нью-Йорк. Товарищ Павел ждет вас, чтобы начать серьезно работать. А, может, вы собираетесь съездить в Израиль, чтобы встретиться с теми, кто уже узнал вас на ваших фотографиях?
   Сказав это, Ференци медленно закрыл дверь. Малко взъерошил волосы. Полиция наверняка уже нашла машину и предупредила советское посольство. Решат, что это был несчастный случай. Кого волнует смерть бедного эмигранта? Если же обратиться в полицию, то его арестуют. Ведь для всех лишь Малко был заинтересован в смерти старого еврея. Потому что лишь тот один знал правду. Их видели вместе за несколько минут до его смерти, и люди в ресторане, конечно, припомнят Малко. Западня замкнулась. Но он будет бороться до тех пор, пока есть хотя бы один шанс, каким бы минимальным он был... Оставалась семья Руди Герна. Если его мать согласится свидетельствовать...
   Перед тем, как покинуть Грецию, нужно было еще кое-что сделать. Малко собрал вещи, закрыл чемодан и спустился вниз. В холле он спросил, где находится ближайшее похоронное бюро... Немного удивленный грек указал ему дом в двух шагах от отеля, на улице Влукис. К счастью, там говорили по-английски. Малко объяснил, что хотел бы заплатить за похороны некоего Исаака Кулькина, чтобы тот не был брошен в общую могилу, а похоронен отдельно. Заплатив две тысячи пятьсот драхм и опасаясь, что могильщик присвоит себе деньги и ничего не сделает, он сказал, что будет присутствовать при погребении. Это все, что он мог сделать для Исаака Кулькина. Малко забрал из отеля чемодан и поехал в аэропорт. Погода испортилась и пошел мелкий дождь. Ему хотелось как можно скорее покинуть Грецию. Через два часа был рейс на Женеву, а там он сумеет найти самолет для конечного пункта, Руфольдинга, около Мюнхена.
   Глава 6
   На медной овальной дощечке готическими буквами было написано: "Семья Герн". На площадке большого дома пахло сосновой смолой. Через узкое окошко, свет из которого падал на площадку, Малко видел баварскую деревню и перед домом старика в длинном кожаном пальто, который пилил дрова... Он бросил на посетителя настороженный взгляд и, не прерывая работы, поздоровался с ним.
   Дом находился рядом с Руфольдингом, в конце дороги, которая терялась среди полей. Чтобы не привлекать внимания, Малко оставил свой взятый напрокат "Таунус" перед гостиницей "Casthaus zum Post". В нем теплилась надежда, что русские забыли о матери Руди Герна. Он вздохнул и постучал в дверь. Внутри послышались шаги, и дверь открылась. Малко был озадачен. Перед ним стояла молодая девушка в обтягивающем белом пушистом свитере, с голубыми глазами и длинными светлыми волосами. Она улыбалась, показывая белые, сверкающие зубы, и с удивлением смотрела на элегантный костюм Малко и на его галстук. В Руфольдинге мужчины надевали галстуки только по воскресеньям.
   - Здравствуйте, - сказала она звонким голосом. - Вы кого-нибудь ищете?
   В ее глазах, устремленных на Малко, удивление сменилось смесью интереса и испуга.
   Он решился.
   - Я... я был другом Руди Герна.
   Тень промелькнула по лицу девушки, и она подалась назад.
   - Руди! Но Руди уже давно умер. Я его сестра.
   Малко не удержался и спросил:
   - Его сестра? Значит, вы его помните?
   Она отрицательно покачала головой.
   - Мне было два года, когда он ушел на войну. Но кто вы такой и что вы хотите?
   - Я был с Руди... на Востоке, - сказал Малко. - Потом я уехал из Германии. И вот сейчас вернулся на несколько дней. Проезжая автострадой в Зальцбург, я увидел указатель на Руфольдинг и повернул сюда, решив узнать, жив ли Руди.
   - Вы были с Руди?
   Лицо девушки прояснилось.
   - Входите, входите!
   Комната была просторной, с балками на потолке и большой печью по баварской моде. В углу он заметил на стене развешанные фотографии, сердце его забилось быстрее. Он сел на стул, который ему пододвинула сестра Руди. Странная ситуация. Она села напротив, ее глаза блестели от возбуждения.
   Меня зовут Ева, - сказала она. - А вас?
   - Малко. Малко Линге.
   Она встала, вытащила из буфета бутылку вина и две рюмки. Отпив глоток, он отставил рюмку и, косясь на фотографии, спросил:
   - Разрешите посмотреть?
   Ева улыбнулась.
   - Пожалуйста.
   Малко поднялся и подошел к фотографиям. Там была Ева во всех возрастах, пожилой человек в ранге фельдфебеля вермахта, видимо, отец Руди, пожилая женщина, наверняка их мать. Но ни одной фотографии Руди.
   - У вас нет ни одной фотографии Руди? - спросил он.
   - Нет, - быстро ответила она. Слишком быстро.
   - Я бы хотел познакомиться с фрау Герн.
   - Мама умерла год назад. Я осталась одна. Отец был убит под Сталинградом.
   Итак, последний человек, который мог бы ему помочь, лежал на кладбище в Руфольдинге. Вот почему советские дали ему возможность приехать сюда.
   - Вы были с ним в лагере? - спросила Ева.
   - Да.
   Малко сидел, как на углях. Но, к сожалению, отступать было невозможно.
   - А вы уверены, что Руди умер? - спросил он на всякий случай.
   Ева резко поставила рюмку на стол. Ее голубые глаза пристально смотрели на Малко.
   - Почему вы об этом спрашиваете? Нам официально сообщили о его смерти сразу же после войны.
   - Я встретился как-то с товарищами, которые мне сказали, что он жив, ответил Малко. - Вы знаете, многим из нас пришлось прятаться после войны.
   - Я знаю, - серьезно произнесла Ева. - Это ужасно. Люди обвиняли Руди в кошмарных историях. Но это неправда. Мама мне часто говорила о том, каким ласковым ребенком был он в детстве.
   - Да, это был очень хороший парень, - подхватил Малко. Эти слова дались ему с трудом, но не объяснять же Еве, что из себя представляли эсэсовцы.
   Она бросила на него подозрительный взгляд:
   - Почему вы все-таки спрашиваете об этом? Если бы Руди был жив, он обязательно приехал бы на похороны своей матери.
   - Конечно, - подтвердил Малко, - он бы приехал на похороны.
   Ева продолжала на него смотреть, но в ее глазах появилось странное выражение. Малко почувствовал, что надо уходить. Он встал.
   - Ну что ж, мне больше здесь нечего делать. Видимо, Руди действительно умер...
   Он подчеркнул слово "действительно". Ева тоже встала и положила ему руку на плечо.
   - Может, вы задержитесь на один вечер? У нас сегодня небольшой праздник. Я вас приглашаю. Мне будет очень приятно, если вы останетесь. У нас так редко бывают гости!
   Малко хотел уж было отказаться, но взгляд его снова упал на фотографии. Почему же нет ни одного фото Руди? Судя по остальным снимкам, в семье культ мертвых. Но, может, он не умер и тогда...
   - Я остаюсь, - согласился он. - Только поеду переодеться и немного отдохну. В каком часу мы встретимся?
   - В восемь. Я попрошу друга проводить вас. - И не дав Малко времени на возражение, она открыла окно и крикнула:
   - Карл!
   Человек, который пилил дрова, поднял голову. Ева попросила проводить Малко до гостиницы и представить как друга. Тот кивнул ему, не подавая руки, и так быстро пошел к отелю, что Малко с трудом за ним поспевал. Они прошли до самого центра городка и за всю дорогу не обменялись ни словом. Зал гостиницы был почти пуст: лишь несколько крестьян сидели за кружками пива. Никто не посмотрел на пришедших. Карл подошел к двери, которая вела на кухню, и крикнул:
   - Отто!
   Оттуда выскочил толстяк, напоминающий пивной бочонок, с таким красным лицом, что оно могло бы осветить средней величины комнату. Карл наклонился и что-то сказал ему на ухо. Потом выпрямился и пошел к двери, попрощавшись с Малко кивком головы.
   Отто, хозяин гостиницы, тепло поздоровался с Малко:
   - Вы друг Евы! Я дам вам самую лучшую комнату.
   Малко поблагодарил и пошел за чемоданом к машине, стоявшей напротив отеля. Затем он последовал за хозяином на второй этаж. Комната была чистой и хорошо убранной, окно выходило на улицу. Спокойная атмосфера благоприятно действовала на нервы, и Малко немного успокоился. Не раздеваясь, он прилег на узкую кровать. Почему все-таки в доме у Гернов не было ни одной фотографии Руди? Объяснение могло быть очень простым. Потому, что Руди жив. Если это так, то у него в запасе целый вечер, чтобы вырвать из Евы правду. Ведь если он жив, то она наверняка об этом знает. Советские знали, что умерла мать Руди, последний человек, который мог бы доказать, что он не Руди Герн. Поэтому Ференци спокойно ждет, когда он вернется в Нью-Йорк. Значит, у него есть несколько дней. Малко развернул костюм из альпака. Сегодня вечером ему придется использовать весь свой шарм.
   - Прозит!
   - Прозит!
   Малко поднял кружку и опорожнил ее вместе с бритоголовым мужчиной, который произнес тост. Его маленькие свиные глазки рассматривали Малко с неуместным интересом. Весил он, наверное, килограммов сто пятьдесят. К счастью, присутствие Евы компенсировало наличие этого монстра. Одетая в национальный баварский костюм, состоящий из вышитой юбки, открывающей ее красивые колени, и корсета, поддерживающего ее пышную грудь, девушка выглядела отлично. С длинными светлыми, зачесанными вверх волосами, она совсем не напоминала толстую Гретхен с косичками. Одним словом, Ева была самой красивой девушкой на вечере и с успехом могла бы позировать для любого журнала в Париже или Нью-Йорке. С тех пор, как она пришла за ним в отель, ее отношение к нему явно изменилось. Они танцевали уже несколько раз, и, возвращаясь к столику, Ева неизменно держала Малко за руку. Очень нежно... Праздник был в самом разгаре в этом огромном доме среди соснового леса, в километре от городка. Прошло три часа. Пиво и штейнхегер* лились рекой. Ева представила Малко как старого друга своего брата, и ему пришлось пожать бесконечное количество липких рук и выпить добрую дюжину штейнхегера за разными столиками. Весь городок был здесь. С Евой о войне он больше не говорил и лишь один раз пустил пробный шарик, сказав:
   * Тип водки, распространенный в Баварии.
   - Как жаль, что Руди нет с нами!
   Но девушка коротко ответила:
   - Ах, он умер, и не нужно больше об этом думать.
   Больше ему ничего не удалось от нее добиться. Зато она, в свою очередь, засыпала его вопросами об Америке. Малко назвал себя инженером-электроником. Сидящий за их столиком гигант следил за разговором, попивая попеременно пиво и штейнхегер. Оркестр заиграл танго, и Ева, подхватив Малко, потащила его танцевать. Проходящие между столиками молодые люди, двусмысленно улыбаясь, задували свечи, освещавшие зал. Темнота разбудила скотские инстинкты, дремлющие в каждом человеке. Атмосфера праздника сразу изменилась. Дисциплинированные даже в эротизме баварцы забыли о водке и набросились на девушек. Кое-как соблюдая ритм и почти не следя за музыкой, Ева танцевала, тесно прижимаясь к Малко. Подняв опущенную голову, она впилась губами в его губы. Танцующие вокруг пары вели себя, как обезьяны во время течки. Парни развязывали девушкам корсеты и засовывали туда руки, на ходу обмениваясь с соседями сальными шуточками. Какая-то девушка, напившаяся больше других, вдруг вытащила из корсажа грудь и принялась бегать по залу, тыкая ею в лицо мужчинам. Это вызвало громкие взрывы смеха. Затем она выскочила на улицу, и стая мужчин понеслась за ней. Танцевальная площадка понемногу опустела. Многочисленные пары исчезали в темноте леса. Ева посмотрела ему в глаза: