- Не понял, - сказал Малко.
Худ рявкнул:
- Эти твари устроили новую манифестацию. Ничего нельзя было сделать: у нас демократия. Когда я был в Корее, все было проще, здесь же эти сволочи защищены Конституцией...
Малко сказал своему собеседнику, что предпочитаем продолжить беседу в здании полиции.
Времени у него оставалось только на то, чтобы переодеться.
Старый "плимут" пропах потом и засаленной кожей. Зажатый между грязной дверцей и дородным маршаллом, [Помощник шерифа] перепоясанным патронташем и курящим дешевую сигару, Малко испытывал все муки ада. Его костюм уже превратился в тряпку.
Впереди с открытыми ртами спали два полицейских с касками на голове. Над ними висел карабин, сбоку болталась длинная дубинка из черного дерева. Все трое были из полиции Сан-Франциско.
Патрульная машина уже больше часа стояла в центре южной части Сан-Франциско, на углу Чеснат Бульвара и Хиллсайд-авеню, в десяти милях от центра. Малко констатировал, что они находились в самом центре зоны "заражения", установленной адмиралом Миллзом.
Справа доносился шум Фривея. Радио в машине тихо потрескивало. Горы были помехой для приема сообщений из генерального штаба полиции. Внезапно толстый полицейский рядом с Малко вздрогнул, как слон, пробитый пулей огромного калибра. Радио передавало:
"Внимание всем патрульным машинам! На углу 79-й улицы и Бродвея из белого "бьюика" в полицейских была брошена бутылка с зажигательной смесью. В машине четыре человека..."
Разбуженный тумаком, водитель включил мотор.
- Это не мой участок, - проворчал он.
- Не хнычь, будет и на твоей улице праздник, - хмыкнул маршалл, сидящий рядом с Малко.
Он погасил сигару о каску и спрятал окурок в нагрудный карман, затем проверил заряженность огромного "смита-и-вессона".
Как бы поощряя его действия, радио передало обрывистыми фразами:
"Внимание всем машинам! Отправляйтесь на помощь пожарным. Их обстреливают из охотничьих ружей. Внимание, внимание!... Четверо подозрительных в желтом "бьюике" на углу Гикпори и 106-й... Они стреляют в пожарных... Внимание всем машинам! Черные манифестанты поджигают лавки в Сивик Сенте".
После короткой паузы раздался голос диспетчера: "Все машины направляются в зону 55-й улицы и южного Бродвея. Манифестанты устроили поджог и стреляют в пожарных".
Полицейский, сидящий рядом с водителем, снял ружье.
- Черт побери, - процедил он.
Машина тронулась с сиреной и мигающей фарой на крыше. Проехав с квартал, они чуть было не врезались в пожарную машину, показавшуюся на перекрестке. На ее ветровом стекле зияла звезда, оставленная пулей...
Издали доносились сирены других машин, полицейских или пожарных. Сидящий спереди полицейский зарядил карабин и выставил его в дверцу машины.
- Я прихлопну первого, кто откажется подчиняться, - заявил он.
Снова затрещало радио:
"Всем машинам! Подозрительные лица наполняют бутылки бензином на заправочной станции Мобил, Арсон-стрит. Код два..."
- Черт бы их всех побрал! - изрек полицейский с ружьем.
Они обогнали пожарную машину, которая их радостно приветствовала. И совершенно неожиданно оказались в гуще событий. На обычно спокойной торговой улице по обе стороны горели лавки. Как всюду в Калифорнии, постройки были деревянными, достаточно было вылить немного бензина. Длинные столбы черного дыма поднимались в небо.
Машина остановилась на перекрестке, полицейский с винтовкой открыл дверь машины и вышел. В этот момент сзади с поперечной улицы появилась группа манифестантов. Ее возглавляла женщина с вьетнамским желтым флагом с черной звездой. Рядом с ней шли двое мужчин с транспарантом, на котором красными буквами было написано: "Долой Никсона, поджигателя войны". Полицейский с карабином пошел навстречу манифестантам. Двое других вынули пистолеты и открыли дверцы машины.
- Немедленно разойдитесь, - приказал полицейский с карабином и поднял оружие.
Манифестанты продолжали идти. Сквозь ветровое стекло Малко видел их решительные лица. Полицейский промешкал лишь секунду, но она дорого ему обошлась. Один человек ухватился за ствол его винтовки и вырвал ее, другие стали его толкать и пинать, и он тотчас же исчез в толпе. После этого манифестанты направились к машине. Оба полицейских одновременно выстрелили в воздух. Этого было недостаточно. Через несколько секунд манифестанты атаковали машину. Не осмеливаясь стрелять в безоружных людей, полицейские закрылись в машине, помешав Малко выйти.
Машину начали раскачивать, приподнимать. Малко со своей стороны попытался открыть дверцу, готовый противостоять обезумевшей толпе, но не успел. "Плимут" накренился и перевернулся на крышу вместе с Малко и полицейскими.
Над перевернутой машиной стоял невероятный гам. Фанатики выкрикивали ругательства и били машину ногами. Малко услышал призыв: "Давайте их поджарим!" Полицейский спереди нацелил свой пистолет и выстрелил.
Раздался крик, и толпа отхлынула. Полицейский выстрелил еще раз. Манифестанты стали разбегаться, унося раненого.
Полицейский с винтовкой лежал на тротуаре, но винтовки у него уже не было, лицо его было неузнаваемо, хотя он еще слабо шевелился.
Внезапно глухой удар сотряс кузов, и камень отскочил рикошетом на землю. Полицейский выстрелил наугад в сторону, откуда был брошен камень. На углу дома Малко заметил тень. Оглушенный, он пытался выкарабкаться из машины. В этот момент другой камень вдребезги разбил ветровое стекло. Возле почтового ящика на корточках сидели два молодых человека. Один из полицейских выстрелил, и парни скрылись.
- Нужно попросить помощи, - сказал водитель. Он постучал по рации, и она заработала. Полицейский взял микрофон: - Всем машинам. Трое полицейских оказались в засаде на углу Ист-Джефферсон и 103-й улицы. Просим безотлагательной помощи...
Он повторил обращение дважды. Малко казалось, что время тянется бесконечно. Если эти молодчики вернутся, то их поджарят как цыплят.
В подтверждение его слов из-за перекрестка выскочил на полной скорости автомобиль и поравнялся с ними. Малко заметил вытянутую руку, бросающую что-то в их сторону. Это была бутылка из-под пива, из ее горлышка вырывалось пламя. Когда она упала на землю, раздался взрыв: в ней была зажигательная смесь.
- Всем машинам! Срочно окажите помощь машине на углу Ист-Джефферсон и 103-й улицы. Повторяю...
В следующие десять минут все было тихо. Манифестанты не возвращались.
В глубине Джефферсон-стрит послышались быстро приближающиеся сирены. Четыре полицейских машины остановились возле перевернутого "плимута". Вооруженные карабинами, они заняли позицию на перекрестке. У многих полицейских лица почернели от дыма, были в ссадинах и царапинах.
Малко вылез из машины, за ним оба полицейских.
Сильная рука помогла ему подняться. Сержант полиции с обгоревшими бровями и шрамом на щеке подозрительно рассматривал его.
- А вы что там делали? - резко спросил он.
- С ним все о'кей, - прервал толстый полицейский. - Он отведал сполна.
На перекрестке столпились полицейские. Из "форда" с торчащими антеннами раздавал команды капитан с огромными усами, голубыми глазами навыкат, в золотом шлеме и с пистолетом в руке. Малко подошел к нему в сопровождении своего телохранителя.
- Где я могу найти Ричарда Худа? - спросил он. Капитан пожал плечами.
- Последний раз я видел его в саду женского колледжа, на Сивин Сенте, он устанавливал личности задержанных. Наверное, он еще там, если ничего не случилось... Мы направляемся туда, если хотите, поехали с нами.
Малко сел в машину, где было уже четверо полицейских. Из дверей торчали карабины.
Внезапно машина резко затормозила. Посередине дороги, поддерживаемый камнем, стоял деревянный щит, на котором было написано черной краской: "Сыщики, поворачивайте налево, или мы вас пристрелим!" Полицейские переглянулись и повернули налево. Зачем рисковать?
- Эти люди свихнулись, - сказал водитель.
Изгородь из полицейских машин блокировала Сивин Сенте и профильтровывала всех подъезжающих. Около тридцати человек лежали на земле лицом вниз, как трупы. Их нужно было обыскать и допросить. В углу два трупа были завернуты в покрывало рядом с опрокинутой и изрешеченной пулями цистерной.
Сопровождаемый полицейским-мастодонтом, Малко в конце концов нашел Ричарда Худа. С сигарой в зубах, брюшком, круглыми большими очками в металлической оправе, безукоризненно чистой сорочке и суровым видом, он казался воплощением привычного порядка. Сидя за столом, он задавал лаконичные вопросы задержанным. Малко представился. Ричард Худ процедил:
- Садитесь рядом со мной. Вы увидите, в каком мы оказались дерьме.
Он протянул ему лист бумаги:
- Полюбуйтесь, что натворили эти мерзавцы. Шестнадцать полицейских ранены, причем двое в тяжелом состоянии. Трое убитых среди манифестантов, количество раненых неизвестно. Больше двадцати домов сгорело, так как в этом квартале постройки почти все деревянные.
- Ради чего все это?
- Они ратуют за мир. Когда мы решили им помешать, они стали все поджигать, стрелять в нас и в пожарных. Все это во имя свободы выражения. Взгляните на человека в сорочке с короткими рукавами, там, на стуле.
Он вынул сигару изо рта и рявкнул:
- Сэм!
Высокий полицейский с каской на голове растолкал толпу и предстал перед шефом полиции.
- Сэм, - сказал Худ, - проводи этого джентльмена к тому типу, которого мы заперли в комнате.
Сэм сделал знак Малко чтобы тот следовал за ним. Они пересекли двор и оказались перед дверью, охраняемой двумя полицейскими, вооруженными карабинами.
- Хотим взглянуть на вашего подопечного, - сказал с мрачным видом Сэм.
- Что он натворил? - спросил Малко. Сэм сплюнул.
- Он дефилировал с вьетнамским флагом. Когда мы попытались вырвать его у него, он стал стрелять и ранил двух полицейских.
Сэм отпер дверь. Малко вошел первым, за ним Сэм с пистолетом в руке. Они увидели сидящего на скамейке человека. Его правый висок был разбит, а руки слегка дрожали.
- Месье хочет поговорить с тобой, - сказал Сэм, ткнув ему в ребра пистолетом. - Советую ему отвечать, иначе я за себя не ручаюсь.
Мужчина взглянул на Малко и апатично спросил:
- Вы кто?
- Я веду расследование по распоряжению правительства. Мне хотелось бы кое-что у вас спросить, - ответил Малко.
- Пожалуйста.
- Как вас зовут?
- Лестер Уайт.
Полицейский сел на скамью и, играя барабаном пистолета, следил за беседой. Малко взял стул и поставил его напротив задержанного.
- Чем вы занимаетесь, господин Уайт? - спросил он.
- Я отвечаю за производство в "Электроникс оф Калифорния", в Окленде.
- Вас что-нибудь не устраивает в вашей работе?
- Напротив, я доволен работой. Я хорошо зарабатываю. У меня были худшие времена.
Лестер Уайт отвечал спокойно, без напряжения. Малко прокашлялся.
- Вернемся к сегодняшнему дню. Вы обвиняетесь в том, что стреляли в полицейских и двоих ранили. Это очень серьезно. Вы рискуете оказаться в газовой камере. Почему вы это сделали?
Лестер Уайт заерзал на скамейке и неожиданно отсутствующим голосом ответил:
- Что будет со мной - не важно, так как наши идеи торжествуют.
- Какие идеи?
- Нужно победить капитализм, дать возможность выразиться демократическим силам. Нужно прекратить войну во Вьетнаме и принять в ООН демократический Китай.
Глаза Малко внимательно следили за ним. Он был поражен преображением этого человека. Его глаза были теперь лишены всякого выражения, казалось, что он рассказывает заученный урок.
- Вы коммунист? - спросил Малко.
- Разумеется, - спокойно ответил тот.
Полицейский подпрыгнул на скамейке.
- Вы слышите этого мерзавца?
- Спокойно, - сказал Малко. - Вы состоите в партии, господин Уайт?
- Вы прекрасно знаете, в каком положении сейчас компартия в Соединенных Штатах. Чтобы заставить торжествовать истину, не обязательно быть членом партии.
- Вы всегда так думали?
- Нет. Я многое обдумал и раскаиваюсь.
- В чем?
- Я был соучастником империалистов и поджигателей войны. Я даже голосовал за Президента...
- За кого бы вы стали голосовать сейчас?
- За демократического кандидата, который будет проводить просоциалистическую политику.
У полицейского перехватило дыхание. Он изрыгал ругательства, глядя на Уайта с гадливостью.
Малко продолжил допрос.
- Вы имеете контакты с другими сочувствующими... социализму? - спросил он.
Уайт ухмыльнулся.
- Разумеется, - ответил он. - Я сам организовал первую коммунистическую ячейку на юге Сан-Франциско. Она не последняя. Постепенно американцы поймут, что разделять наши взгляды - это единственно правильное решение.
Малко вздрогнул от "правильного решения". Типичное выражение коммунистической диалектики. Откуда Уайт его взял?
- Впрочем, - продолжал задержанный, - вы сами, работающий на империалистическое правительство Соединенных Штатов, в конце концов начнете мыслить правильно... Рано или поздно все честные люди будут возмущены обманом руководителей страны.
- Вам не кажется, что вы представляете меньшинство? - осторожно спросил Малко.
- Сегодня на улицу вышли сотни, - просто ответил Уайт. - Скоро выйдут тысячи, даже если нас будут сажать в тюрьмы и казнить.
Как только Малко касался политики, равнодушие задержанного сменялось на монотонный и напряженный тон. От этого человека исходило нечто неприятное, напоминающее Малко что-то из его прошлого, но что?
- Благодарю вас, - сказал он в заключение, - и желаю, чтобы ваш безумный поступок не имел для вас слишком серьезных последствий.
Лестер Уайт изрек:
- Конечным результатом наших действий будет свержение капиталистического строя.
Малко вышел в сопровождении полицейского.
- Вы видите, он спятил, - взорвался полицейский. - Вы только послушайте его! Свержение капиталистического строя!
Они вернулись в кабинет Ричарда Худа. Малко наклонился к шефу полиции:
- Помимо арестов проводили ли вы расследование о причинах и последствиях этой истории? - спросил он.
Худ сказал разочарованно:
- ФБР направило сто пятьдесят человек, которые только этим и занимаются. Мои люди им помогают. Например, человек, которого вы только что видели: о нем известно все с того момента, как он появился на божий свет. Сегодня в восемь часов вечера в моем кабинете будет совещание, приходите послушать.
Малко согласился. У него было время вернуться в отель и передохнуть. Пять минут спустя он уже ехал в полицейской машине, по дороге купил последний номер "Сан-Франциско кроникл". Вся первая страница была посвящена волнениям под огромным заголовком: "Убийства и пожары на Юге".
Передовица рассказывала о "внезапном безумии", экстремистах, несостоятельности полиции. Ни слова о "коммунистической эпидемии". Беспорядки списывались на счет жары.
В кабинете Худа было так накурено, что можно было вешать топор. Около дюжины мужчин слушали сообщение человека в белой сорочке, с ежиком на голове и голубыми глазами. От него за версту разило ФБР.
- Мы столкнулись, - говорил он, - с самой широкомасштабной подрывной акцией, когда-либо проводимой в нашей стране. Взгляните.
На стене висела огромная карта Калифорнии. Кнопками и цветными стрелками обозначалась зона, охватывающая юг Сан-Франциско до Монтрэля и часть Окленда на востоке.
- Внутри этой зоны, - продолжал оратор, - нормальные люди превращаются в коммунистов, и нам ничего не известно, почему это происходит. Мы располагаем сведениями, что эпидемией заражено двадцать процентов населения.
В напряженном молчании аудитории Малко поднял руку и спросил:
- Распространяется ли эпидемия на детей?
Человек из ФБР грустно кивнул.
- Еще как, и это нас очень беспокоит.
Худ представил Малко как ведущего расследование от Госдепартамента. Малко не знал, клюнет ли на это ФБР, но ему было наплевать.
Сотрудник ФБР в заключение сказал:
- Мы вынуждены были отстранить от исполнения обязанностей некоторых из наших агентов, зараженных "эпидемией".
Тяжелое молчание повисло над присутствующими. За тридцать пять лет своего существования в ФБР было только два предателя, один из которых оказался негром.
Малко прокашлялся.
- Я только что приехал, - сообщил он, - поэтому не удивляйтесь наивности моих вопросов. Сегодня я разговаривал с человеком, который производил впечатление убежденного коммуниста. Речь идет о Лестере Уайте. Что показало расследование?
Человек с засученными рукавами стал рыться в кожаном портфеле.
- Вы попали в самую точку, - сказал он. - Моя команда занималась этим типом в течение шести месяцев. Я зачитаю отчет, и вам все станет ясно...
Он взял кипу бумаг.
"Уайт Лестер. Сорок восемь лет, женат, имеет ребенка. Предшествующая деятельность: воевал в Европе в первой моторизованной дивизии, сержант. Награжден орденом. Имеет хорошие отзывы. Ранен под Бастонью.
После выздоровления находит работу, которую выполняет в настоящее время. Люди, знающие его в течение двадцати лет, единодушно заверяют, что он никогда не был замешан в сомнительных делах.
В предыдущий арест мы практически разобрали его дом. Единственное, что нам удалось найти, это копировальную машину, листовки, отпечатанные на ней, и список людей, уже нам известных, зараженных, как и он, "эпидемией".
За Уайтом была установлена слежка днем и ночью. Его новая секретарша находится на службе у нас. Он не получал никаких денег.
Ничего! Нет ничего, что могло бы объяснить превращение Лестера Уайта. Впрочем, нигде мы не напали на след какого-нибудь просачивания агентов. В любом случае их понадобилось бы столько, что они не остались бы незамеченными".
Малко спросил:
- Вы говорите, что не напали на след ни одного пропагандиста. Однако сегодня днем я видел людей, открыто ведущих пропаганду...
Мужчина прервал его:
- Минутку! Я говорил о пропаганде извне. В действительности все происходит таким образом, что однажды утром люди просыпаются коммунистами. В этом все дело. Мы не знаем, почему они ими становятся. Но начиная с этого момента, они действуют в открытую. Лестер Уайт, к примеру, начал открыто изучать в библиотеке все труды по коммунизму, там познакомился с другим человеком, посоветовавшим ему слушать на коротких волнах коммунистические радиопередачи. И так далее. Поскольку эти люди проживают в одной зоне, они могут быть знакомы, иметь контакты, вместе путешествовать... Они создали ячейки и издают подпольные газеты. Один из наших агентов обнаружил в Монтерэй штаб-квартиру, на которой слушались сводки агентства ТАСС, передаваемые на английском языке. Логика нарушается тем, что двадцать процентов населения этого штата внезапно становятся убежденными коммунистами. Можно привести десятки примеров, повторяющих случай Уайта.
Он сел и нервно закурил. Один за другим агенты ФБР оставляли помещение, унося свои папки. Остался лишь человек, представивший карту местности. Он подошел к Малко и отрекомендовался:
- Я капитан Грэй из ФБР, слышал о вас. Вы SAS, не так ли? Вы влипли здесь по уши.
Малко прищурил золотистые глаза и приветливо улыбнулся.
- Я не собираюсь с вами соперничать, - сказал он, - просто не понимаю, что я могу сделать?
Грэй пожал плечами.
- Старина, даже если бы вы были самим чертом, вы были бы кстати, если бы смогли нам помочь.
- Я полагаю, что вы проверили деятельность известных иностранных агентов, - сказал Малко.
- Конечно. Впрочем, на Западном Побережье их немного. Сеть быстро прослеживается, а мы не напали ни на какой след.
Малко верил ему. У ФБР была хорошая репутация.
Капитан Грэй надел куртку и вышел, оставив Малко озадаченным. Хотя ФБР и не вышло на след, какое-то объяснение всему этому должно быть.
Малко был счастлив выйти на свежий воздух после удушливой атмосферы кабинета Худа. Он находился в двух шагах от Калифорния-стрит. Часы показывали половину одиннадцатого. Малко расстроился: Лили Хуа не станет ждать столько времени. Но после такого напряженного дня ему хотелось расслабиться. Завтра он поедет в Лос-Анджелес к другу адмирала Миллза, майору Фу-Чо. Может быть, тот наведет его на след.
Малко вошел в "Марк Хопкинс" в мрачном настроении. Такси не было, и головокружительный Калифорнийский склон показался ему Эверестом. Вечер все равно был потерян. Беглый взгляд в холл вернул ему хорошее настроение.
Погрузившись в созерцание витрины обувной лавки, спиной к нему сидела Лили Хуа.
Он тихо подошел к ней и сказал:
- Добрый вечер. Прошу прощения, что заставил вас так долго ждать.
Таитянка резко обернулась. Ее лицо светилось неподдельной радостью.
- Я так боялась, что вы не придете...
Она сменила форму "Герца" на китайское платье с разрезом сбоку. Стоя на очень высоких каблуках, она все же едва доходила до плеча Малко. Ни слова упрека за двухчасовое опоздание. Она искренне радовалась встрече.
- Но что же вы делали эти два часа? - спросил он.
- Рассматривала обувь, - ответила Лили. Она рассмеялась. - Я обожаю обувь. Когда я разбогатею, то куплю себе туфли из крокодиловой кожи, как на витрине. На Таити я всегда мечтала о красивых туфлях.
Они вошли в гараж, Малко открыл ей дверцу "мустанга". Спустя десять минут они уже сидели в ресторане "Гротто". Лили расправлялась с бифштексом, в то время как Малко ел жареного омара, запивая розовым калифорнийским вином.
В конце ужина Малко знал о Лили Хуа все. Даже имя ее первого любовника, француза Марка. Ей было в то время только пятнадцать лет. Она говорила о любви с непринужденностью, и выражение ее больших ореховых глаз заставляло думать, что ее поступки не расходятся со словами. Закончив свой рассказ, она засыпала Малко вопросами о его жизни. Узнав, что он холост, она улыбнулась.
- В вашем возрасте, - сказала она, - все американцы либо женаты, либо разведены. У всех проблемы. Мне не нравятся мужчины с проблемами.
Малко с серьезным видом согласился. Он сказал Лили, что приехал в Сан-Франциско по делам.
Выходя из ресторана, Лили взяла Малко за руку.
- Пригласите меня танцевать, - попросила она. - Мне очень хочется с вами танцевать. От вас приятно пахнет.
В машине она прижалась к нему, поцеловала его в шею и сказала: "Мне хорошо".
Малко подумал, что это очень повышает репутацию розового калифорнийского вина.
Лили привела Малко в дискотеку, расположенную в огромном подвале с темно-красными стенами. Вдоль перегородок, отделяющих кабины, стояли низкие диваны. Около пятидесяти пар танцевали почти в полной темноте. Портье, которому Малко протянул пять долларов за вход, попросил Лили предъявить ему удостоверение личности, чтобы удостовериться, что ей уже исполнился двадцать один год.
Надо сказать, что каждое воскресенье проповедники ирландской церкви ставили дискотеку на второе место после ада, но она была самым привлекательным местом в Сан-Франциско.
- Трудно поверить, что сегодня днем в десяти милях отсюда шли бои, заметил Малко.
- Какие бои? - спросила Лили.
Он вкратце рассказал ей. Вероятно, она была единственным человеком в Сан-Франциско, который этого не знал. Но Лили не читала газет и не смотрела телевизор.
Через полчаса Малко окончательно забыл об адмирале Миллзе, коммунистах и манифестантах. Лили танцевала, как на Таити, то есть старательно имитировала любовь под все убыстряющиеся ритмы. Медленные танцы она танцевала, прильнув вплотную к своему кавалеру, спрятав лицо на его груди. Что касается Малко, он заранее проиграл битву за сохранение приличия. Лили, почувствовав это, еще больше прижималась к нему. Малко был вынужден чуть-чуть отстранить ее, ибо способность человека к сопротивлению имеет свои пределы.
Рядом с ним умопомрачительная блондинка так высоко положила ногу на ногу, что были видны трусики в цветочек. Она сидела с американским студентом с бритой головой. Они не танцевали, не разговаривали, а только опрокидывали скотч за скотчем. Избавившись от комплексов, они пойдут в машину заниматься любовью. Лили догадалась, о чем думал Малко.
- Вам нравится эта красивая девушка? - тихо спросила она. - Она высокая и светлая, а я маленькая и черненькая...
- Нет, - искренно ответил Малко.
Он обнял Лили за плечи и поцеловал ее. Лили неловко вытянула свой острый язычок, ее движения были очень порывисты, от этого приятное ощущение прошло по спине Малко.
Вокруг них пары танцевали и целовались.
Малко первым пришел в себя. С минуту они молча смотрели друг на друга. Он оставил на столе пятидолларовую бумажку и взял Лили за руку.
Прохладный воздух не нарушил очарования.
Усевшись в "мустанг", Лили поцеловала его, обогнув со змеиной гибкостью переключатель скоростей, разделявший их. Руки Малко скользнули вдоль тела Лили. Когда он нащупал разрез ее платья, Лили тихонько оттолкнула его.
- Не здесь, - сказала она. - Я не люблю заниматься этим в машине. Поедем к тебе.
Машина тронулась. Малко испытывал странное и приятное ощущение. В доступности Лили не было ничего вульгарного. Она сказала ему, что в Сан-Франциско у нее еще не было любовника, и он ей верил.
Они доехали молча до гаража отеля. У Малко был ключ, и ему не надо было обращаться к администратору. Лили чувствовала себя прекрасно, у нее было ощущение, что она знает Малко уже лет десять.
Худ рявкнул:
- Эти твари устроили новую манифестацию. Ничего нельзя было сделать: у нас демократия. Когда я был в Корее, все было проще, здесь же эти сволочи защищены Конституцией...
Малко сказал своему собеседнику, что предпочитаем продолжить беседу в здании полиции.
Времени у него оставалось только на то, чтобы переодеться.
Старый "плимут" пропах потом и засаленной кожей. Зажатый между грязной дверцей и дородным маршаллом, [Помощник шерифа] перепоясанным патронташем и курящим дешевую сигару, Малко испытывал все муки ада. Его костюм уже превратился в тряпку.
Впереди с открытыми ртами спали два полицейских с касками на голове. Над ними висел карабин, сбоку болталась длинная дубинка из черного дерева. Все трое были из полиции Сан-Франциско.
Патрульная машина уже больше часа стояла в центре южной части Сан-Франциско, на углу Чеснат Бульвара и Хиллсайд-авеню, в десяти милях от центра. Малко констатировал, что они находились в самом центре зоны "заражения", установленной адмиралом Миллзом.
Справа доносился шум Фривея. Радио в машине тихо потрескивало. Горы были помехой для приема сообщений из генерального штаба полиции. Внезапно толстый полицейский рядом с Малко вздрогнул, как слон, пробитый пулей огромного калибра. Радио передавало:
"Внимание всем патрульным машинам! На углу 79-й улицы и Бродвея из белого "бьюика" в полицейских была брошена бутылка с зажигательной смесью. В машине четыре человека..."
Разбуженный тумаком, водитель включил мотор.
- Это не мой участок, - проворчал он.
- Не хнычь, будет и на твоей улице праздник, - хмыкнул маршалл, сидящий рядом с Малко.
Он погасил сигару о каску и спрятал окурок в нагрудный карман, затем проверил заряженность огромного "смита-и-вессона".
Как бы поощряя его действия, радио передало обрывистыми фразами:
"Внимание всем машинам! Отправляйтесь на помощь пожарным. Их обстреливают из охотничьих ружей. Внимание, внимание!... Четверо подозрительных в желтом "бьюике" на углу Гикпори и 106-й... Они стреляют в пожарных... Внимание всем машинам! Черные манифестанты поджигают лавки в Сивик Сенте".
После короткой паузы раздался голос диспетчера: "Все машины направляются в зону 55-й улицы и южного Бродвея. Манифестанты устроили поджог и стреляют в пожарных".
Полицейский, сидящий рядом с водителем, снял ружье.
- Черт побери, - процедил он.
Машина тронулась с сиреной и мигающей фарой на крыше. Проехав с квартал, они чуть было не врезались в пожарную машину, показавшуюся на перекрестке. На ее ветровом стекле зияла звезда, оставленная пулей...
Издали доносились сирены других машин, полицейских или пожарных. Сидящий спереди полицейский зарядил карабин и выставил его в дверцу машины.
- Я прихлопну первого, кто откажется подчиняться, - заявил он.
Снова затрещало радио:
"Всем машинам! Подозрительные лица наполняют бутылки бензином на заправочной станции Мобил, Арсон-стрит. Код два..."
- Черт бы их всех побрал! - изрек полицейский с ружьем.
Они обогнали пожарную машину, которая их радостно приветствовала. И совершенно неожиданно оказались в гуще событий. На обычно спокойной торговой улице по обе стороны горели лавки. Как всюду в Калифорнии, постройки были деревянными, достаточно было вылить немного бензина. Длинные столбы черного дыма поднимались в небо.
Машина остановилась на перекрестке, полицейский с винтовкой открыл дверь машины и вышел. В этот момент сзади с поперечной улицы появилась группа манифестантов. Ее возглавляла женщина с вьетнамским желтым флагом с черной звездой. Рядом с ней шли двое мужчин с транспарантом, на котором красными буквами было написано: "Долой Никсона, поджигателя войны". Полицейский с карабином пошел навстречу манифестантам. Двое других вынули пистолеты и открыли дверцы машины.
- Немедленно разойдитесь, - приказал полицейский с карабином и поднял оружие.
Манифестанты продолжали идти. Сквозь ветровое стекло Малко видел их решительные лица. Полицейский промешкал лишь секунду, но она дорого ему обошлась. Один человек ухватился за ствол его винтовки и вырвал ее, другие стали его толкать и пинать, и он тотчас же исчез в толпе. После этого манифестанты направились к машине. Оба полицейских одновременно выстрелили в воздух. Этого было недостаточно. Через несколько секунд манифестанты атаковали машину. Не осмеливаясь стрелять в безоружных людей, полицейские закрылись в машине, помешав Малко выйти.
Машину начали раскачивать, приподнимать. Малко со своей стороны попытался открыть дверцу, готовый противостоять обезумевшей толпе, но не успел. "Плимут" накренился и перевернулся на крышу вместе с Малко и полицейскими.
Над перевернутой машиной стоял невероятный гам. Фанатики выкрикивали ругательства и били машину ногами. Малко услышал призыв: "Давайте их поджарим!" Полицейский спереди нацелил свой пистолет и выстрелил.
Раздался крик, и толпа отхлынула. Полицейский выстрелил еще раз. Манифестанты стали разбегаться, унося раненого.
Полицейский с винтовкой лежал на тротуаре, но винтовки у него уже не было, лицо его было неузнаваемо, хотя он еще слабо шевелился.
Внезапно глухой удар сотряс кузов, и камень отскочил рикошетом на землю. Полицейский выстрелил наугад в сторону, откуда был брошен камень. На углу дома Малко заметил тень. Оглушенный, он пытался выкарабкаться из машины. В этот момент другой камень вдребезги разбил ветровое стекло. Возле почтового ящика на корточках сидели два молодых человека. Один из полицейских выстрелил, и парни скрылись.
- Нужно попросить помощи, - сказал водитель. Он постучал по рации, и она заработала. Полицейский взял микрофон: - Всем машинам. Трое полицейских оказались в засаде на углу Ист-Джефферсон и 103-й улицы. Просим безотлагательной помощи...
Он повторил обращение дважды. Малко казалось, что время тянется бесконечно. Если эти молодчики вернутся, то их поджарят как цыплят.
В подтверждение его слов из-за перекрестка выскочил на полной скорости автомобиль и поравнялся с ними. Малко заметил вытянутую руку, бросающую что-то в их сторону. Это была бутылка из-под пива, из ее горлышка вырывалось пламя. Когда она упала на землю, раздался взрыв: в ней была зажигательная смесь.
- Всем машинам! Срочно окажите помощь машине на углу Ист-Джефферсон и 103-й улицы. Повторяю...
В следующие десять минут все было тихо. Манифестанты не возвращались.
В глубине Джефферсон-стрит послышались быстро приближающиеся сирены. Четыре полицейских машины остановились возле перевернутого "плимута". Вооруженные карабинами, они заняли позицию на перекрестке. У многих полицейских лица почернели от дыма, были в ссадинах и царапинах.
Малко вылез из машины, за ним оба полицейских.
Сильная рука помогла ему подняться. Сержант полиции с обгоревшими бровями и шрамом на щеке подозрительно рассматривал его.
- А вы что там делали? - резко спросил он.
- С ним все о'кей, - прервал толстый полицейский. - Он отведал сполна.
На перекрестке столпились полицейские. Из "форда" с торчащими антеннами раздавал команды капитан с огромными усами, голубыми глазами навыкат, в золотом шлеме и с пистолетом в руке. Малко подошел к нему в сопровождении своего телохранителя.
- Где я могу найти Ричарда Худа? - спросил он. Капитан пожал плечами.
- Последний раз я видел его в саду женского колледжа, на Сивин Сенте, он устанавливал личности задержанных. Наверное, он еще там, если ничего не случилось... Мы направляемся туда, если хотите, поехали с нами.
Малко сел в машину, где было уже четверо полицейских. Из дверей торчали карабины.
Внезапно машина резко затормозила. Посередине дороги, поддерживаемый камнем, стоял деревянный щит, на котором было написано черной краской: "Сыщики, поворачивайте налево, или мы вас пристрелим!" Полицейские переглянулись и повернули налево. Зачем рисковать?
- Эти люди свихнулись, - сказал водитель.
Изгородь из полицейских машин блокировала Сивин Сенте и профильтровывала всех подъезжающих. Около тридцати человек лежали на земле лицом вниз, как трупы. Их нужно было обыскать и допросить. В углу два трупа были завернуты в покрывало рядом с опрокинутой и изрешеченной пулями цистерной.
Сопровождаемый полицейским-мастодонтом, Малко в конце концов нашел Ричарда Худа. С сигарой в зубах, брюшком, круглыми большими очками в металлической оправе, безукоризненно чистой сорочке и суровым видом, он казался воплощением привычного порядка. Сидя за столом, он задавал лаконичные вопросы задержанным. Малко представился. Ричард Худ процедил:
- Садитесь рядом со мной. Вы увидите, в каком мы оказались дерьме.
Он протянул ему лист бумаги:
- Полюбуйтесь, что натворили эти мерзавцы. Шестнадцать полицейских ранены, причем двое в тяжелом состоянии. Трое убитых среди манифестантов, количество раненых неизвестно. Больше двадцати домов сгорело, так как в этом квартале постройки почти все деревянные.
- Ради чего все это?
- Они ратуют за мир. Когда мы решили им помешать, они стали все поджигать, стрелять в нас и в пожарных. Все это во имя свободы выражения. Взгляните на человека в сорочке с короткими рукавами, там, на стуле.
Он вынул сигару изо рта и рявкнул:
- Сэм!
Высокий полицейский с каской на голове растолкал толпу и предстал перед шефом полиции.
- Сэм, - сказал Худ, - проводи этого джентльмена к тому типу, которого мы заперли в комнате.
Сэм сделал знак Малко чтобы тот следовал за ним. Они пересекли двор и оказались перед дверью, охраняемой двумя полицейскими, вооруженными карабинами.
- Хотим взглянуть на вашего подопечного, - сказал с мрачным видом Сэм.
- Что он натворил? - спросил Малко. Сэм сплюнул.
- Он дефилировал с вьетнамским флагом. Когда мы попытались вырвать его у него, он стал стрелять и ранил двух полицейских.
Сэм отпер дверь. Малко вошел первым, за ним Сэм с пистолетом в руке. Они увидели сидящего на скамейке человека. Его правый висок был разбит, а руки слегка дрожали.
- Месье хочет поговорить с тобой, - сказал Сэм, ткнув ему в ребра пистолетом. - Советую ему отвечать, иначе я за себя не ручаюсь.
Мужчина взглянул на Малко и апатично спросил:
- Вы кто?
- Я веду расследование по распоряжению правительства. Мне хотелось бы кое-что у вас спросить, - ответил Малко.
- Пожалуйста.
- Как вас зовут?
- Лестер Уайт.
Полицейский сел на скамью и, играя барабаном пистолета, следил за беседой. Малко взял стул и поставил его напротив задержанного.
- Чем вы занимаетесь, господин Уайт? - спросил он.
- Я отвечаю за производство в "Электроникс оф Калифорния", в Окленде.
- Вас что-нибудь не устраивает в вашей работе?
- Напротив, я доволен работой. Я хорошо зарабатываю. У меня были худшие времена.
Лестер Уайт отвечал спокойно, без напряжения. Малко прокашлялся.
- Вернемся к сегодняшнему дню. Вы обвиняетесь в том, что стреляли в полицейских и двоих ранили. Это очень серьезно. Вы рискуете оказаться в газовой камере. Почему вы это сделали?
Лестер Уайт заерзал на скамейке и неожиданно отсутствующим голосом ответил:
- Что будет со мной - не важно, так как наши идеи торжествуют.
- Какие идеи?
- Нужно победить капитализм, дать возможность выразиться демократическим силам. Нужно прекратить войну во Вьетнаме и принять в ООН демократический Китай.
Глаза Малко внимательно следили за ним. Он был поражен преображением этого человека. Его глаза были теперь лишены всякого выражения, казалось, что он рассказывает заученный урок.
- Вы коммунист? - спросил Малко.
- Разумеется, - спокойно ответил тот.
Полицейский подпрыгнул на скамейке.
- Вы слышите этого мерзавца?
- Спокойно, - сказал Малко. - Вы состоите в партии, господин Уайт?
- Вы прекрасно знаете, в каком положении сейчас компартия в Соединенных Штатах. Чтобы заставить торжествовать истину, не обязательно быть членом партии.
- Вы всегда так думали?
- Нет. Я многое обдумал и раскаиваюсь.
- В чем?
- Я был соучастником империалистов и поджигателей войны. Я даже голосовал за Президента...
- За кого бы вы стали голосовать сейчас?
- За демократического кандидата, который будет проводить просоциалистическую политику.
У полицейского перехватило дыхание. Он изрыгал ругательства, глядя на Уайта с гадливостью.
Малко продолжил допрос.
- Вы имеете контакты с другими сочувствующими... социализму? - спросил он.
Уайт ухмыльнулся.
- Разумеется, - ответил он. - Я сам организовал первую коммунистическую ячейку на юге Сан-Франциско. Она не последняя. Постепенно американцы поймут, что разделять наши взгляды - это единственно правильное решение.
Малко вздрогнул от "правильного решения". Типичное выражение коммунистической диалектики. Откуда Уайт его взял?
- Впрочем, - продолжал задержанный, - вы сами, работающий на империалистическое правительство Соединенных Штатов, в конце концов начнете мыслить правильно... Рано или поздно все честные люди будут возмущены обманом руководителей страны.
- Вам не кажется, что вы представляете меньшинство? - осторожно спросил Малко.
- Сегодня на улицу вышли сотни, - просто ответил Уайт. - Скоро выйдут тысячи, даже если нас будут сажать в тюрьмы и казнить.
Как только Малко касался политики, равнодушие задержанного сменялось на монотонный и напряженный тон. От этого человека исходило нечто неприятное, напоминающее Малко что-то из его прошлого, но что?
- Благодарю вас, - сказал он в заключение, - и желаю, чтобы ваш безумный поступок не имел для вас слишком серьезных последствий.
Лестер Уайт изрек:
- Конечным результатом наших действий будет свержение капиталистического строя.
Малко вышел в сопровождении полицейского.
- Вы видите, он спятил, - взорвался полицейский. - Вы только послушайте его! Свержение капиталистического строя!
Они вернулись в кабинет Ричарда Худа. Малко наклонился к шефу полиции:
- Помимо арестов проводили ли вы расследование о причинах и последствиях этой истории? - спросил он.
Худ сказал разочарованно:
- ФБР направило сто пятьдесят человек, которые только этим и занимаются. Мои люди им помогают. Например, человек, которого вы только что видели: о нем известно все с того момента, как он появился на божий свет. Сегодня в восемь часов вечера в моем кабинете будет совещание, приходите послушать.
Малко согласился. У него было время вернуться в отель и передохнуть. Пять минут спустя он уже ехал в полицейской машине, по дороге купил последний номер "Сан-Франциско кроникл". Вся первая страница была посвящена волнениям под огромным заголовком: "Убийства и пожары на Юге".
Передовица рассказывала о "внезапном безумии", экстремистах, несостоятельности полиции. Ни слова о "коммунистической эпидемии". Беспорядки списывались на счет жары.
В кабинете Худа было так накурено, что можно было вешать топор. Около дюжины мужчин слушали сообщение человека в белой сорочке, с ежиком на голове и голубыми глазами. От него за версту разило ФБР.
- Мы столкнулись, - говорил он, - с самой широкомасштабной подрывной акцией, когда-либо проводимой в нашей стране. Взгляните.
На стене висела огромная карта Калифорнии. Кнопками и цветными стрелками обозначалась зона, охватывающая юг Сан-Франциско до Монтрэля и часть Окленда на востоке.
- Внутри этой зоны, - продолжал оратор, - нормальные люди превращаются в коммунистов, и нам ничего не известно, почему это происходит. Мы располагаем сведениями, что эпидемией заражено двадцать процентов населения.
В напряженном молчании аудитории Малко поднял руку и спросил:
- Распространяется ли эпидемия на детей?
Человек из ФБР грустно кивнул.
- Еще как, и это нас очень беспокоит.
Худ представил Малко как ведущего расследование от Госдепартамента. Малко не знал, клюнет ли на это ФБР, но ему было наплевать.
Сотрудник ФБР в заключение сказал:
- Мы вынуждены были отстранить от исполнения обязанностей некоторых из наших агентов, зараженных "эпидемией".
Тяжелое молчание повисло над присутствующими. За тридцать пять лет своего существования в ФБР было только два предателя, один из которых оказался негром.
Малко прокашлялся.
- Я только что приехал, - сообщил он, - поэтому не удивляйтесь наивности моих вопросов. Сегодня я разговаривал с человеком, который производил впечатление убежденного коммуниста. Речь идет о Лестере Уайте. Что показало расследование?
Человек с засученными рукавами стал рыться в кожаном портфеле.
- Вы попали в самую точку, - сказал он. - Моя команда занималась этим типом в течение шести месяцев. Я зачитаю отчет, и вам все станет ясно...
Он взял кипу бумаг.
"Уайт Лестер. Сорок восемь лет, женат, имеет ребенка. Предшествующая деятельность: воевал в Европе в первой моторизованной дивизии, сержант. Награжден орденом. Имеет хорошие отзывы. Ранен под Бастонью.
После выздоровления находит работу, которую выполняет в настоящее время. Люди, знающие его в течение двадцати лет, единодушно заверяют, что он никогда не был замешан в сомнительных делах.
В предыдущий арест мы практически разобрали его дом. Единственное, что нам удалось найти, это копировальную машину, листовки, отпечатанные на ней, и список людей, уже нам известных, зараженных, как и он, "эпидемией".
За Уайтом была установлена слежка днем и ночью. Его новая секретарша находится на службе у нас. Он не получал никаких денег.
Ничего! Нет ничего, что могло бы объяснить превращение Лестера Уайта. Впрочем, нигде мы не напали на след какого-нибудь просачивания агентов. В любом случае их понадобилось бы столько, что они не остались бы незамеченными".
Малко спросил:
- Вы говорите, что не напали на след ни одного пропагандиста. Однако сегодня днем я видел людей, открыто ведущих пропаганду...
Мужчина прервал его:
- Минутку! Я говорил о пропаганде извне. В действительности все происходит таким образом, что однажды утром люди просыпаются коммунистами. В этом все дело. Мы не знаем, почему они ими становятся. Но начиная с этого момента, они действуют в открытую. Лестер Уайт, к примеру, начал открыто изучать в библиотеке все труды по коммунизму, там познакомился с другим человеком, посоветовавшим ему слушать на коротких волнах коммунистические радиопередачи. И так далее. Поскольку эти люди проживают в одной зоне, они могут быть знакомы, иметь контакты, вместе путешествовать... Они создали ячейки и издают подпольные газеты. Один из наших агентов обнаружил в Монтерэй штаб-квартиру, на которой слушались сводки агентства ТАСС, передаваемые на английском языке. Логика нарушается тем, что двадцать процентов населения этого штата внезапно становятся убежденными коммунистами. Можно привести десятки примеров, повторяющих случай Уайта.
Он сел и нервно закурил. Один за другим агенты ФБР оставляли помещение, унося свои папки. Остался лишь человек, представивший карту местности. Он подошел к Малко и отрекомендовался:
- Я капитан Грэй из ФБР, слышал о вас. Вы SAS, не так ли? Вы влипли здесь по уши.
Малко прищурил золотистые глаза и приветливо улыбнулся.
- Я не собираюсь с вами соперничать, - сказал он, - просто не понимаю, что я могу сделать?
Грэй пожал плечами.
- Старина, даже если бы вы были самим чертом, вы были бы кстати, если бы смогли нам помочь.
- Я полагаю, что вы проверили деятельность известных иностранных агентов, - сказал Малко.
- Конечно. Впрочем, на Западном Побережье их немного. Сеть быстро прослеживается, а мы не напали ни на какой след.
Малко верил ему. У ФБР была хорошая репутация.
Капитан Грэй надел куртку и вышел, оставив Малко озадаченным. Хотя ФБР и не вышло на след, какое-то объяснение всему этому должно быть.
Малко был счастлив выйти на свежий воздух после удушливой атмосферы кабинета Худа. Он находился в двух шагах от Калифорния-стрит. Часы показывали половину одиннадцатого. Малко расстроился: Лили Хуа не станет ждать столько времени. Но после такого напряженного дня ему хотелось расслабиться. Завтра он поедет в Лос-Анджелес к другу адмирала Миллза, майору Фу-Чо. Может быть, тот наведет его на след.
Малко вошел в "Марк Хопкинс" в мрачном настроении. Такси не было, и головокружительный Калифорнийский склон показался ему Эверестом. Вечер все равно был потерян. Беглый взгляд в холл вернул ему хорошее настроение.
Погрузившись в созерцание витрины обувной лавки, спиной к нему сидела Лили Хуа.
Он тихо подошел к ней и сказал:
- Добрый вечер. Прошу прощения, что заставил вас так долго ждать.
Таитянка резко обернулась. Ее лицо светилось неподдельной радостью.
- Я так боялась, что вы не придете...
Она сменила форму "Герца" на китайское платье с разрезом сбоку. Стоя на очень высоких каблуках, она все же едва доходила до плеча Малко. Ни слова упрека за двухчасовое опоздание. Она искренне радовалась встрече.
- Но что же вы делали эти два часа? - спросил он.
- Рассматривала обувь, - ответила Лили. Она рассмеялась. - Я обожаю обувь. Когда я разбогатею, то куплю себе туфли из крокодиловой кожи, как на витрине. На Таити я всегда мечтала о красивых туфлях.
Они вошли в гараж, Малко открыл ей дверцу "мустанга". Спустя десять минут они уже сидели в ресторане "Гротто". Лили расправлялась с бифштексом, в то время как Малко ел жареного омара, запивая розовым калифорнийским вином.
В конце ужина Малко знал о Лили Хуа все. Даже имя ее первого любовника, француза Марка. Ей было в то время только пятнадцать лет. Она говорила о любви с непринужденностью, и выражение ее больших ореховых глаз заставляло думать, что ее поступки не расходятся со словами. Закончив свой рассказ, она засыпала Малко вопросами о его жизни. Узнав, что он холост, она улыбнулась.
- В вашем возрасте, - сказала она, - все американцы либо женаты, либо разведены. У всех проблемы. Мне не нравятся мужчины с проблемами.
Малко с серьезным видом согласился. Он сказал Лили, что приехал в Сан-Франциско по делам.
Выходя из ресторана, Лили взяла Малко за руку.
- Пригласите меня танцевать, - попросила она. - Мне очень хочется с вами танцевать. От вас приятно пахнет.
В машине она прижалась к нему, поцеловала его в шею и сказала: "Мне хорошо".
Малко подумал, что это очень повышает репутацию розового калифорнийского вина.
Лили привела Малко в дискотеку, расположенную в огромном подвале с темно-красными стенами. Вдоль перегородок, отделяющих кабины, стояли низкие диваны. Около пятидесяти пар танцевали почти в полной темноте. Портье, которому Малко протянул пять долларов за вход, попросил Лили предъявить ему удостоверение личности, чтобы удостовериться, что ей уже исполнился двадцать один год.
Надо сказать, что каждое воскресенье проповедники ирландской церкви ставили дискотеку на второе место после ада, но она была самым привлекательным местом в Сан-Франциско.
- Трудно поверить, что сегодня днем в десяти милях отсюда шли бои, заметил Малко.
- Какие бои? - спросила Лили.
Он вкратце рассказал ей. Вероятно, она была единственным человеком в Сан-Франциско, который этого не знал. Но Лили не читала газет и не смотрела телевизор.
Через полчаса Малко окончательно забыл об адмирале Миллзе, коммунистах и манифестантах. Лили танцевала, как на Таити, то есть старательно имитировала любовь под все убыстряющиеся ритмы. Медленные танцы она танцевала, прильнув вплотную к своему кавалеру, спрятав лицо на его груди. Что касается Малко, он заранее проиграл битву за сохранение приличия. Лили, почувствовав это, еще больше прижималась к нему. Малко был вынужден чуть-чуть отстранить ее, ибо способность человека к сопротивлению имеет свои пределы.
Рядом с ним умопомрачительная блондинка так высоко положила ногу на ногу, что были видны трусики в цветочек. Она сидела с американским студентом с бритой головой. Они не танцевали, не разговаривали, а только опрокидывали скотч за скотчем. Избавившись от комплексов, они пойдут в машину заниматься любовью. Лили догадалась, о чем думал Малко.
- Вам нравится эта красивая девушка? - тихо спросила она. - Она высокая и светлая, а я маленькая и черненькая...
- Нет, - искренно ответил Малко.
Он обнял Лили за плечи и поцеловал ее. Лили неловко вытянула свой острый язычок, ее движения были очень порывисты, от этого приятное ощущение прошло по спине Малко.
Вокруг них пары танцевали и целовались.
Малко первым пришел в себя. С минуту они молча смотрели друг на друга. Он оставил на столе пятидолларовую бумажку и взял Лили за руку.
Прохладный воздух не нарушил очарования.
Усевшись в "мустанг", Лили поцеловала его, обогнув со змеиной гибкостью переключатель скоростей, разделявший их. Руки Малко скользнули вдоль тела Лили. Когда он нащупал разрез ее платья, Лили тихонько оттолкнула его.
- Не здесь, - сказала она. - Я не люблю заниматься этим в машине. Поедем к тебе.
Машина тронулась. Малко испытывал странное и приятное ощущение. В доступности Лили не было ничего вульгарного. Она сказала ему, что в Сан-Франциско у нее еще не было любовника, и он ей верил.
Они доехали молча до гаража отеля. У Малко был ключ, и ему не надо было обращаться к администратору. Лили чувствовала себя прекрасно, у нее было ощущение, что она знает Малко уже лет десять.