Страница:
Но, подчиняясь воле пилотов и механиков, машина начала набирать высоту. Сделав круг на большой высоте, Водопьянов и Бабушкин еще раз внимательно осмотрели льдину, на которой было суждено зародиться первому лагерю на Северном полюсе. Спирин открыл люк штурманской рубки и бросил дымовую шашку. Установив таким образом, откуда дует ветер, пилоты повели самолет на посадку.
Надо было сохранить хрупкие и ценные приборы. Поэтому Федоров, заняв устойчивое положение, прижал к груди хронометры; Кренкель и Папанин держали в руках радиопередатчики своих радиостанций; Ширшов оберегал приборы для магнитных наблюдений; у меня в руках находилась киноаппаратура.
Мы с таким волнением ожидали толчка, что были весьма изумлены, когда самолет, искусно подведенный к ледяному полю, мягко коснулся снега и остановился. Моторы замерли. Наступила полная тишина.
Четверка папанияцев, радист и я увидели себя все в тех же напряженных позах. Немного смешавшись, мы положили приборы в сторону и наконец улыбнулись.
Открыли входной люк, опустили лесенку и один за другим сошли на лед. Мы были на полюсе. Надо было срочно сообщить об этом по радио. Однако корабельная радиостанция не работала. Восстановить связь можно было только с помощью станции будущей зимовки. Но для установки этой рации нужно было несколько часов, а нас очень волновала мысль о том, что с острова Рудольфа, где ничего о нас не знали, могут вылететь самолеты на поиски.
Спустя два часа радиостанция Кренкеля начала оживать. Но пока мы могли только слушать. Мы приняли позывные сигналы Рудольфа. Затем мы услышали полярные станции, которые звали нас,--мыс Челюскина, мыс Желания, остров Диксон.
В 21 час 50 минут радиостанция начала передачу. Все население полюса собралось около палатки. В первой радиограмме Шмидт докладывал о перелете флагмана и о рождении лагеря на Северном полюсе. Затем мы выпили горячего чаю в только, что поставленной палатке-кухне. Закончив установку трех жилых палаток, мы легли спать. Солнце скрылось, началась пурга.
22 мая мы продолжали разбивку лагеря. Поставили еще одну палатку склад - и заполнили ее имуществом станции. Пурга кончилась, но сильный ветер продолжал дуть. Начала работать метеорологическая станция полюса. Ушла метеосводка No1. В стороне от лагеря на бамбуковой стойке укрепили метеорологическую будку, в которой находились приборы, отмечающие изменения погоды.
23 мая мы начали пробивать в льдине дыру. Надо было определить толщину льда и сделать отверстие для научных работ. После многих часов тяжелой работы внезапно из выдолбленной ямы фонтаном ударила вода. Промер показал толщину льда в три метра. Значит, льдина прочная.
К концу суток снова разыгралась пурга. Мы уже собрались спать, когда Папанин и Кренкель, возбужденные, выбежали из палатки радиостанции. Мы собрались вокруг Отто Юльевича, и он прочитал нам приветствие товарища Сталина и руководителей партии и правительства. Несмотря на плохую погоду, мы долго не расходились, радовались поздравлению и думали о прилете остальных кораблей.
24 мая продолжалась непогода. С утра начались работы по строительству большого дома радиостанции. Снеговые кирпичи оказались превосходным строительным материалом.
К концу дня дом из двух комнат был закончен. В одной комнате стояли радиоаппараты, в другой - моторы. Крыша этого дома была сделана из шелкового белого парашюта.
25 мая стало тихо. Небо было чистым. Мы начали готовиться к приему самолетов. Вместе с Водопьяновым обошли аэродром, окрасили яркокрасной краской торосы. С тревогой поглядывали на каждое появляющееся облачко.
Около полуночи 25 май Кренкель получил долгожданную весть: самолеты готовы к вылету.
На другой день рано утром на аэродром легко спустился самолет Молокова. Сегодня прилетели вы...
Трояновский прервал свой рассказ. Кто-то завозился возле палатки, расстегивая входное полотнище. Кренкель принес нам молоко. Это зимовщики острова Рудольфа прислали папанинцам подарок на самолете Молокова.
Выпив молока, мы еще немного поговорили. Потом встали, оделись, и я потел на самолет, чтобы приготовить завтрак для своего экипажа. В ход пошли кирпичики из иапанинской банки, которую мы вскрыли, когда сидели на нашей первой льдине. Тогда еще я был избран постоянным поваром самолета "СССР-Н-1 72"
ЧУДЕСНАЯ БАНКА
На полюс мы привезли несколько десятков запаянных жестяных ящиков "папашшские банки". В них были продовольственные запасы зимовки "Северный полюс".
Что же находится в папанинских банках?
Очень трудно было бы доставить на полюс достаточное количество продуктов в их натуральном виде. Поэтому была проведена большая работа для того, чтобы по возможности уменьшить вес и объем тех продуктов, которые Папанин решил взять с собой.
Московский институт инженеров общественного питания высушил объемистые порции щей, супов, борщей. Выпарив находившуюся в них воду, спрессовали твердые остатки в маленькие кирпичики. Для того, чтобы получить из кирпичика борщ или суп, нужно снова вернуть ему воду. Положенный в кипяток кирпичик быстро растворяется, и в кастрюле начинает бурлить ароматный борщ, такой же, каким он был до выпаривания воды.
Но одних супов ведь недостаточно. И Папанин пустил в ход мясо, макаронники, лапшевники. Все это было высушено и превращено в такие же спрессованные кирпичики. Были высушены также горошек, картофель, лук, клюква, яйца, молоко. В натуральном виде мы нашли в ящике лишь жиры, крупы, икру, муку, сухари и некоторые другие продукты, не поддающиеся уменьшению в объеме.
На пути к полюсу Папанин часто рассказывал нам о своих чудесных банках и очень хвалил их. Но только на полюсе наш маленький коллектив самолета "СССР-Н-172" получил, наконец, возможность отведать папанинских чудес. Мы вскрыли первый ящик и сразу же убедились, что папанинцы будут питаться сытно, вкусно и разнообразно.
Сначала мы с любопытством и некоторой снисходительностью ели новые для нас блюда. Собственно, это даже не были блюда. Куриный порошок никак не хотел превращаться в котлеты. Молочный порошок и кисель свертывались, как только мы опускали их в горячую воду. Картофель варился два часа и оставался твердым.
Сугробов заявил протест против того, что супы получались чересчур жидкими. Жуков потребовал больше твердой пищи.
Но к тому времени секреты пищевых новинок были уже раскрыты. В супы пошли добавочные продукты, имевшиеся тут же в банке. Котлеты стали замешиваться на растворе яичного порошка. Кисель и молоко легко распускались в тепловатой, а не в горячей воде. Картофель на ночь опускался в воду и затем очень быстро подрумянивался на шипящем масле.
Не обошлось без курьезов. Однажды к обеду варился гороховый суп. Помешав в кастрюле, я увидел, что суп недостаточно густ. Только я собрался добавить в кастрюлю еще кирпичик гороховой массы, как меня вызвали из самолета по срочному делу. ,s >;i
- Ребята, - крикнул я,--добавьте в суп плитку гороху! Плитки такие толстенькие... /:
И я убежал.
Когда я вернулся и подошел к кастрюле, меня поразил несколько необычный запах супа. Оказалось, что кто-то из экипажа перепутал кирпичики и всыпал в суп плитку прессованного какао.
Кто это сделал, товарищи так и не сказали - очевидно, было стыдно перед коком.
Впрочем, суп мы съели, и он даже показался нам особенно вкусным.
А в другой раз Володя Гинкин заварил вместо чая борщ украинский и очень удивился, что в чайнике плавает лавровый лист.
Бедняге пришлось потом долго мыть чайник, изгоняя запах капусты и томатов. . ^
И все же, несмотря на эти курьезы, кухня наша с каждым днем становилась все лучше и лучше. Блюда повторялись редко. Котлеты имели приличный вид. Супы, как требовал Сугробов, по густоте мало отличались от каш.
Тогда алексеевцы (так называли экипаж нашего самолета) стали еще более требовательными. Володя Гинкин заявил, что не любит лука. Алексеев сделал заявки на каши. И только Мошковский да готовый съесть сколько угодно крепыш Ваня Шмандин охотно уплетали все изделия нашей кухни, устроенной в фюзеляже самолета.
Требования и заявки пришлось выполнять. Это оказалось очень нетрудным. Надо было подумать нет сколько секунд -и любое блюдо можно было приготовить: настолько разнообразны были продукты в зимовочных банках. Довольны остались все.
Когда мы вынули все содержимое банки, нам показалось, что в ней маловато жиров и сахара. Но когда мы пришли сказать об этом Папанину, он улыбнулся и показал нам несколько больших запаянных бидонов:
- Это, братки, масло. Это-сахар. Все знаю, все учел.
Мы еще раз подивились предусмотрительности Митрича и ушли.
Потом мы вспомнили, что у нас не съедены два с половиной килограмма так называемого шоколада с курицей. Это обычный шоколад с примесью куриного мяса.
Надо сказать, что этот шоколад совсем не вкусен и больше рассчитан на питательность, чем на удовольствие.
Мы пошли к Шмидту и рассказали ему об этом шоколаде.
- Друзья мои,-сказал нам Отто Юльевич,-здесь произошла ошибка. Этот продукт просто неправильно назван. Это не шоколад с курицей, а куриный паштет с примесью шоколада. Перестаньте считать эти плитки шоколадом, и вы сразу увидите, что вас подкузьмило название.
Отто Юльевич добавил:
- Вспомните, что Амундсен, когда ходил к Южному полюсу, имел с собой только два продукта пеммикан и сушеное молоко. Он говорил, что его вполне устраивает эта однообразная пища. Амундсен был очень храбрым человеком, но если бы его продукты были более разнообразны, вряд ли его путешествие проиграло бы от этого...
СТАНЦИЯ "СЕВЕРНЫЙ НОЛЮС" СТРОИТСЯ
После завтрака я гулял по лагерю. Папанин увидел меня и попросил помочь резать снежные кирпичи. Я взял пилу и стал выпиливать из снега большие пластины. Папанин отвозил их на середину площадки, а Ширшов строил из них кухню.
Быстро вертелся ветряк, который дает зимовке электрический ток. Кругом работали люди. С нашим прилетом на зимовке "Северный полюс" стало 29 человек. У каждого было свое дело: одни помогали собирать машины, другие перетаскивали грузы, третьи резали снежные кирпичи.
Лагерь имел очень оживленный вид. Все трудились. Мы с Алексеевым начали разбивать палатку. Папанин одолжил нам несколько оленьих шкур. Мы положили их на пол. Если будет сухо-шкуры лучше, чем резиновые матрацы: они гораздо теплее и удобнее.
На нашем самолете мы привезли Папанину его жилой дом-большую черную палатку с белой надписью: "СССР. Дрейфующая экспедиция Главссвморпути". Кроме того, мы доставили большие запасы продовольствия и 1 200 литров горючего в резиновых мешках.
Стояла сравнительно теплая погода-всего лишь 8 градусов мороза.
Теперь на зимовке "Северный полюс" уже три самолета. На каждом была своя радиостанция. Поэтому можно больше получать и принимать радиограмм. Все писали родным и друзьям на материк, отвечали на многочисленные приветствия и поздравления.
Наш главный штурман Иван Тимофеевич Спирин получил поручение от своей дочери Вали-передать Шмидту привет. Он ей ответил:
"Шмидту пионерский привет передал. Благодарит, шлет тебе тоже с Северного полюса. Папа".
Что-то странное делалось с радиосвязью. Дальние станции слышали Мазурука, а мы никак не могли его поймать. Волны "перепрыгивали" через нас. Острову Диксон удалось принять от Мазурука радиограмму.
Он сообщил о том, что на самолете "СССР-Н-169" все здоровы.
Если радиосвязь сМазуруком не наладилась бы, то в первый же хороший день Молоков должен был вылететь к нему, чтобы помочь расчистить аэродром и забрать часть грузов.
Расстояние между Мазуруком и нами -55 километров.
29 мая начал дуть небольшой ветер. Часть неба освободилась от облаков. К сожалению, Мазурук все же не мог перелететь к нам. На его поле много торосов и ропаков. Площадка недостаточна для того, чтобы тяжелый четырехмоторный самолет мог разбежаться и взлететь. На самолете "СССР-Н-169" шесть человек. Им придется много поработать для того, чтобы расчистить аэродром.
Остров Диксон поддерживал радиосвязь с самолетом Мазурука. Днем 29 мая он передал:
"Диксон, я РЕ (позывной сигнал "СССР-Н-169"). Принимаю вас на волне 1 450 метров. Слушайте нас на волне 625 метров в 20 часов. На льдине все в порядке".
Папанинцы начали строить свое основное здание- большую палатку.
На снег легло полотнище прорезиненной ткани. На полотнище разместились девять больших резиновых подушек. Их покрыли еще одним брезентом и устлали оленьими шкурами. Затем началась сборка каркаса. Легкие трубы быстро составили клетку. Клетка оделась в чехол из тонкого брезента.
И вдруг оказалось, что на снегу вырос дом. Он имел четыре стены, двускатную крышу, два окна. Но дом еще не был готов. В руках строителей появились большие шелковые одеяла. Несмотря на значительную величину, они были очень легки: не вата, а чистый гагачий пух наполнял шелковые оболочки. В два слоя покрыли папанинцы этими одеялами стены и крышу своего сооружения. Затем шелк исчез под чехлом из плотного, химически пропитанного брезента.
Дом был готов. На снегу стояло странного вида черное сооружение, резко выделявшееся на светлом зимнем ландшафте. На крыше и стенах дома сверкали серебряные пятиконечные звезды и такая же серебряная надпись:
"ДРЕЙФУЮЩАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ГЛАВСЕВМОРПУТИ".
Потом папанинцы начали вносить в домик самые разнообразные предметы, которые разместились в двадцати карманах, пришитых к внутреннему брезенту.
Маленькая передышка.
Мы уселись с Папаниным покурить. Он с увлечением рассказывал о том, как готовилась его четверка к жизни на полюсе.
Как известно, фабрики и заводы не делают вещей для жителей полюса. Поэтому почти все оборудование зимовки пришлось делать впервые. Например, в окна палатки вставлены небьющиеся стекла-новинка, которой гордятся зимовщики.
- Какая же это новинка?-воскликнет читатель.- Знаем: триплекс!
Нет, не триплекс. Небьющееся стекло папанинского домика - это действительно новинка, советская новинка. Его сделали советские инженеры из пластической массы специально для первых жителей Северного полюса.
С увлечением рассказывал Папанин о своем силовом хозяйстве. Вот, например, ветровой двигатель, также сделанный специально для зимовки. На, высокой мачте укреплены винт и два хвоста. Один хвост всегда держит винт против ветра, другой автоматически складывает двигатель, если ветер дует чересчур сильно -ведь ненароком полярные ветры могут сломать этот аппарат, имеющий для зимовщиков огромное значение. Любопытно, что советский ветряк весит всего 54 килограмма, а американский такого же типа - 150.
В палатке-складе лежит трехсильный двигатель для зарядки аккумуляторов - на случай безветреной погоды.
Сугробов помог смонтировать велосипедную раму с генератором. На ней можно сидеть и работать ногами. Ее можно перевернуть и работать вдвоем руками. Она тоже дает электрический ток.
- Я думаю, - говорит Папанин, - что с помощью этих приборов мы сумеем проводить все наши научные работы при электрическом свете. Если ветер будет дуть постоянно, ветряк обеспечит нас светом в течение всйй полярной ночи.
Эти машины были испробованы под Москвой. Они работали прекрасно. Так же отлично действовали и радиостанции Кренкеля.
- У вас будет холодно в палатке? - спросил я Ивана Дмитриевича.
Он улыбнулся и сказал:
- Я знаю только, что температура в палатке будет на двадцать градусов выше наружной. Если на воздухе будет десять градусов мороза, термометр покажет в палатке десять градусов тепла. Если на полюсе будет мороз в сорок градусов, то в палатке будет двадцать градусов холода. Впрочем, мы и не рассчитывали на особенную жару. Мы предполагаем прожить при температуре между нулем и десятью градусами мороза.
- А как вы еще будете бороться с холодом?
- Помимо теплой одежды, людей будут согревать оленьи шкуры, разостланные на койках, и теплые, как печка, спальные мешки из волчьего меха. Если же не поможет и эта жаркая звериная шуба, под волчий мех мы наденем еще мешки из гагачьего пуха. Нам придется бороться за каждый градус тепла. Керосиновая печка рассчитана на очень скромный режим питания. Поэтому на лед положены брезент, надутые воздухом подушки, теплые шкуры.
Небольшую частицу тепла даст черный цвет палатки, который, как известно, притягивает солнечные лучи. Черной мы сделали палатку еще и потому, что ее легче заметить с аэроплана. Да если кто-нибудь из нас уйдет в сторону для научных работ, черную палатку тоже будет легче найти среди льда и снега.
- А вдруг лопнет лед и под воздушным полом вашего домика протянется грозная трещийа? Как тогда?
- Тогда мы вчетвером, не разбирая своего жилища, возьмем его за углы и перенесем на другое место. Наш дом, - смеется Папанин, -это самый легкий дом в мире. Он весит всего десять пудов...
ПОДВИГ
Я сидел в самолете "СССР-Н-170" возле радиста Стромилрва, который передавал на Диксон мою корреспонденцию в "Известия".
За перегородкой чаевали механики флагманского корабля - Бассейн, Петенин и Морозов. В гостях у них сидел инженер Владимир Гутовский.
- Володя, намажь-ка мне масла на хлеб, - раздался голос Флегонта Бассейна.
- Тебе как, потолще ? -спросил Гутовский.
Я заглянул в фюзеляж и сразу понял, почему Флегонт просил Гутовского приготовить ему бутерброд: руки его были сплошь забинтованы, и он не мог управиться с ножом.
Перевязки я увидел и на руках Морозова и Петенина.
- Что с вами, ребята?
- Жаль руки пачкать, - ответил шутя Флегонт. - Вот я обмотали бинтами...
- Верно, ребята, что это с вашими лапами? Но сколько я ни просил, механики не хотели рассказать о своих ранениях.
Любопытство разобрало меня, и я вышел из самолета, чтобы найти Водопьянова или Спирина и узнать у них, в чем дело.
Я быстро нашел Ивана Тимофеевича Спирина, и он рассказал мне о том, как поранили руки механики флагманского самолета.
Оказывается, когда флагман летел к полюсу, примерно на 86 - 87-й параллели, в одном из моторов лопнул шланг, по которому течет вода, циркулирующая в моторе и охлаждающая его.
Для мотора вода -что для человеческого организма кровь.
Вытечет вода -и кончится жизнь мотора.
Механики сразу заметили повреждение, оценили положение вещей и поняли, что порча мотора вызовет очень тяжелые последствия.
- Надо исправить, - сказал Бассейн. И тройка храбрецов принялась за дело.
Наспех в металлической гофрированной обшивке самолета прорубается небольшая дыра. Высовывая в нее голые руки-в рукавицах ничего не сделаешь,-механики впитывали в тряпки вытекавшую драгоценную воду и выжимали ее в ведро.
Казалось бы, что ничего особенного в этом нет.
Но ведь мороз был 24 градуса. Скорость самолета- 180 километров в час. Голые руки мгновенно обмораживались в ледяной струе воздуха.
А вода в моторе была горячая -80-85 градусов. Почти кипяток. Она обжигала руки.
И острые края наспех прорубленной дыры рвали кожу, делали глубокие раны, причиняли нестерпимую боль.
Обливаясь кровью, обмораживая и ошпаривая руки, двое механиков спасали воду.
А третий в это время всеми силами, всеми способами старался заплатать поврежденный шланг.
Полчаса продолжалась эта самоотверженная, героическая работа.
Через 30 минут механики доложили командованию:
- Мотор в порядке, можно лететь спокойно...
- Вот почему, - закончил свой рассказ Спирин,- у них перевязаны руки.
- А почему они не хотят об этом рассказывать?
- Скромничают. Ведь то, что они сделали, - это настоящий подвиг, прекрасный поступок героических людей...
После этого рассказа Спирина я часто в свободное время ходил на флагманский самолет и старался всячески помогать самоотверженным механикам, которые действительно совершили подвиг, пусть скромный, незаметный, но настоящий героический подвиг.
РАЗГОВОР С МОСКВОЙ
Самолет "СССР-Н-171" под управлением Василия Сергеевича Молокова поднялся на розыски самолета "СССР-Н-169". Стояла солнечная погода. Облаков было мало. .
Молоков взял с собой * самых остроглазых, самых дальнозорких участников экспедиции.
- Смотри в оба, - наказывал им Василий Серге-евич.
"СССР-Н-171" летел на высоте 1000 метров. Видимость была отличная. Внизу расстилались огромные ледяные поля, разделенные трещинами и разводьями. Молоков обследовал район на протяжении нескольких десятков километров, но самолета нигде не увидел. К югу от обследованной территории густой стеной стоял туман. Должно быть, пелена тумана накрыла самолет, и он сделался невидимым с воздуха.
Через час Молоков вернулся в лагерь.
30 мая была установлена связь с самолетом "СССР-Н-169". Шевелев говорил с ним по радиотелефону. Думали, что Молоков вылетит к нему, чтобы помочь, но Аккуратов сообщил, что у них плохая видимость и низко плывут облака. Поэтому отменили полет Молокова.
Между прочим, мы слышали эхо. Это - редкое явление в Арктике. Причина, вероятно, кроется в том, что на площадке стоят большие металлические самолеты.
Наш молодой механик Володя Гинкин получил от своей сестренки телеграмму. Она писала ему:
"Здравствуй, мой дорогой советский Жюль Берн. Я очень рада за тебя. Только большевики могли победить полюс".
Мы уже привыкли к нашей льдине. Прекрасно себя чувствовали. Хорошо спали, вкусно и сытно ели, ходили друг к другу в гости. И подумать только, что за последние десятилетия на пути к полюсу погибло и замерзло столько людей, а мы живем здесь, совсем как на Большой земле!
Вечером слушали замечательный концерт из Москвы.
Впервые на полюсе звучали веселые русские песни, которые исполняла Нежданова, и узбекские мотивы в исполнении замечательной певицы Халимы Насыровой.
С глубоким волнением выслушали мы приветствия Качалова, Тамары Ханум, Ойстраха, Рейзена. Все они играли и пели для первых советских людей на полюсе.
Концерт мы слушали в трех залах, то есть в трех самолетах, куда собралось все население Северного полюса.
31 мая был очень радостный день. Сима Иванов наладил телефонную радиосвязь с Москвой. Это было в 8 часов 30 минут вечера. Произошел следующий разговор:
Москва. Говорит Московский радиоузел Главсевморпути. Настраивайтесь.
Полюс. Говорит радиостанция РВ самолета Водопьянова "СССР-Н-170". Настраивайтесь.
Москва. Полюс, полюс, говорит Москва. Слышимость отличная, но недостаточно ясная.
Полюс. Алло, алло, говорит Северный полюс. Москва, вы нас слышите неясно, невидимому, из-за шума мотора.
Мы сейчас вынесем микрофон из кабины самолета на лед и возобновим разговор в 23 часа 15 минут.
В 23 часа 15 минут разговор возобновился:
Полюс. Сообщите, как вы нас слышите. Я перехожу на прием. У микрофона собрались все участники экспедиции.
Москва. Передаем горячий привет всем отважным участникам экспедиции на Северный полюс.
Не только наша страна, но и все прогрессивное человечество с огромным вниманием следит за вашими замечательными успехами. Вся советская и заграничная печать полна описаниями ваших героических подвигов.
Полюс. У микрофона Шмидт. От имени всех участников экспедиции благодарю за ваш привет. Безгранично счастлив, что оправдали доверие товарища Сталина, партии и правительства.
Потом к микрофону подходили Водопьянов, Молоков, Бабушкин, Шевелев. Они разговаривали с Москвой, передавали свои приветствия. Очень интересно и подробно рассказывал о жизни на полюсе Отто Юльевич Шмидт...
Второй телефонный разговор состоялся в этот же день с самолетом "СССР-Н-169".
- Мы уже приготовили аэродром длиной в семьсот и шириной в пятьдесят метров,-сообщили нам оттуда.- К сожалению, погода неблагоприятная. Низкая облачность. Видимость - два-четыре километра.
БУДНИ ЗИМОВКИ
В ночь на 1 июня шел снег. Когда мы проснулись, все было укутано белой мутной пеленой. Стало теплее. Термометр показывал минус четыре градуса.
Научные работники зимовки несли вахту круглые сутки.
Вместе с нашими штурманами они подсчитали, что льдина за последние дни в среднем движется со скоростью 6,5 мили в сутки.
Я получил радиограмму от сына. Он пишет:
"Ты, папка, молодец, - забрался на самый полюс. И как быстро ты уехал! Днем собирал вещи, а наутро тебя уже не было. А мы с мамой собирались на дачу целых два дня".
2 июня началась пурга. Валил мокрый крупный снег. Стало совсем тепло. Температура приближалась к нулю. Как нам сообщили, даже на острове Рудольфа холоднее, чем у нас. Теплый день принес с собой еще большую облачность.
На льдине вырос целый городок с улицами между палатками. Палаток у нас уже тринадцать: черная папанинская и наши разноцветные - розовые, белые, зеленые. Они глубоко вкопаны в снег и обнесены заборами из снежных кирпичей. Такие заборы отлично предохраняют от ветра и пурги.
Как и всякий город, поселок "Северный полюс" стал обзаводиться улицами и площадями.
У нас была, например, "Самолетная улица", названная так в честь чудесных машин, доставивших нас на Северный полюс. Тропинка, протоптанная вдоль жилых палаток, названа "Советской улицей".
Между самолетами, черной папанинской палаткой и нашими легкими палатками образовалась сравнительно большая площадка. Как-то само собой все стали называть ее "Красной площадью".
А в центре "Красной площади" стоит жилой "дом" папанинцев... Это наш "Дом правительства".
Надо было сохранить хрупкие и ценные приборы. Поэтому Федоров, заняв устойчивое положение, прижал к груди хронометры; Кренкель и Папанин держали в руках радиопередатчики своих радиостанций; Ширшов оберегал приборы для магнитных наблюдений; у меня в руках находилась киноаппаратура.
Мы с таким волнением ожидали толчка, что были весьма изумлены, когда самолет, искусно подведенный к ледяному полю, мягко коснулся снега и остановился. Моторы замерли. Наступила полная тишина.
Четверка папанияцев, радист и я увидели себя все в тех же напряженных позах. Немного смешавшись, мы положили приборы в сторону и наконец улыбнулись.
Открыли входной люк, опустили лесенку и один за другим сошли на лед. Мы были на полюсе. Надо было срочно сообщить об этом по радио. Однако корабельная радиостанция не работала. Восстановить связь можно было только с помощью станции будущей зимовки. Но для установки этой рации нужно было несколько часов, а нас очень волновала мысль о том, что с острова Рудольфа, где ничего о нас не знали, могут вылететь самолеты на поиски.
Спустя два часа радиостанция Кренкеля начала оживать. Но пока мы могли только слушать. Мы приняли позывные сигналы Рудольфа. Затем мы услышали полярные станции, которые звали нас,--мыс Челюскина, мыс Желания, остров Диксон.
В 21 час 50 минут радиостанция начала передачу. Все население полюса собралось около палатки. В первой радиограмме Шмидт докладывал о перелете флагмана и о рождении лагеря на Северном полюсе. Затем мы выпили горячего чаю в только, что поставленной палатке-кухне. Закончив установку трех жилых палаток, мы легли спать. Солнце скрылось, началась пурга.
22 мая мы продолжали разбивку лагеря. Поставили еще одну палатку склад - и заполнили ее имуществом станции. Пурга кончилась, но сильный ветер продолжал дуть. Начала работать метеорологическая станция полюса. Ушла метеосводка No1. В стороне от лагеря на бамбуковой стойке укрепили метеорологическую будку, в которой находились приборы, отмечающие изменения погоды.
23 мая мы начали пробивать в льдине дыру. Надо было определить толщину льда и сделать отверстие для научных работ. После многих часов тяжелой работы внезапно из выдолбленной ямы фонтаном ударила вода. Промер показал толщину льда в три метра. Значит, льдина прочная.
К концу суток снова разыгралась пурга. Мы уже собрались спать, когда Папанин и Кренкель, возбужденные, выбежали из палатки радиостанции. Мы собрались вокруг Отто Юльевича, и он прочитал нам приветствие товарища Сталина и руководителей партии и правительства. Несмотря на плохую погоду, мы долго не расходились, радовались поздравлению и думали о прилете остальных кораблей.
24 мая продолжалась непогода. С утра начались работы по строительству большого дома радиостанции. Снеговые кирпичи оказались превосходным строительным материалом.
К концу дня дом из двух комнат был закончен. В одной комнате стояли радиоаппараты, в другой - моторы. Крыша этого дома была сделана из шелкового белого парашюта.
25 мая стало тихо. Небо было чистым. Мы начали готовиться к приему самолетов. Вместе с Водопьяновым обошли аэродром, окрасили яркокрасной краской торосы. С тревогой поглядывали на каждое появляющееся облачко.
Около полуночи 25 май Кренкель получил долгожданную весть: самолеты готовы к вылету.
На другой день рано утром на аэродром легко спустился самолет Молокова. Сегодня прилетели вы...
Трояновский прервал свой рассказ. Кто-то завозился возле палатки, расстегивая входное полотнище. Кренкель принес нам молоко. Это зимовщики острова Рудольфа прислали папанинцам подарок на самолете Молокова.
Выпив молока, мы еще немного поговорили. Потом встали, оделись, и я потел на самолет, чтобы приготовить завтрак для своего экипажа. В ход пошли кирпичики из иапанинской банки, которую мы вскрыли, когда сидели на нашей первой льдине. Тогда еще я был избран постоянным поваром самолета "СССР-Н-1 72"
ЧУДЕСНАЯ БАНКА
На полюс мы привезли несколько десятков запаянных жестяных ящиков "папашшские банки". В них были продовольственные запасы зимовки "Северный полюс".
Что же находится в папанинских банках?
Очень трудно было бы доставить на полюс достаточное количество продуктов в их натуральном виде. Поэтому была проведена большая работа для того, чтобы по возможности уменьшить вес и объем тех продуктов, которые Папанин решил взять с собой.
Московский институт инженеров общественного питания высушил объемистые порции щей, супов, борщей. Выпарив находившуюся в них воду, спрессовали твердые остатки в маленькие кирпичики. Для того, чтобы получить из кирпичика борщ или суп, нужно снова вернуть ему воду. Положенный в кипяток кирпичик быстро растворяется, и в кастрюле начинает бурлить ароматный борщ, такой же, каким он был до выпаривания воды.
Но одних супов ведь недостаточно. И Папанин пустил в ход мясо, макаронники, лапшевники. Все это было высушено и превращено в такие же спрессованные кирпичики. Были высушены также горошек, картофель, лук, клюква, яйца, молоко. В натуральном виде мы нашли в ящике лишь жиры, крупы, икру, муку, сухари и некоторые другие продукты, не поддающиеся уменьшению в объеме.
На пути к полюсу Папанин часто рассказывал нам о своих чудесных банках и очень хвалил их. Но только на полюсе наш маленький коллектив самолета "СССР-Н-172" получил, наконец, возможность отведать папанинских чудес. Мы вскрыли первый ящик и сразу же убедились, что папанинцы будут питаться сытно, вкусно и разнообразно.
Сначала мы с любопытством и некоторой снисходительностью ели новые для нас блюда. Собственно, это даже не были блюда. Куриный порошок никак не хотел превращаться в котлеты. Молочный порошок и кисель свертывались, как только мы опускали их в горячую воду. Картофель варился два часа и оставался твердым.
Сугробов заявил протест против того, что супы получались чересчур жидкими. Жуков потребовал больше твердой пищи.
Но к тому времени секреты пищевых новинок были уже раскрыты. В супы пошли добавочные продукты, имевшиеся тут же в банке. Котлеты стали замешиваться на растворе яичного порошка. Кисель и молоко легко распускались в тепловатой, а не в горячей воде. Картофель на ночь опускался в воду и затем очень быстро подрумянивался на шипящем масле.
Не обошлось без курьезов. Однажды к обеду варился гороховый суп. Помешав в кастрюле, я увидел, что суп недостаточно густ. Только я собрался добавить в кастрюлю еще кирпичик гороховой массы, как меня вызвали из самолета по срочному делу. ,s >;i
- Ребята, - крикнул я,--добавьте в суп плитку гороху! Плитки такие толстенькие... /:
И я убежал.
Когда я вернулся и подошел к кастрюле, меня поразил несколько необычный запах супа. Оказалось, что кто-то из экипажа перепутал кирпичики и всыпал в суп плитку прессованного какао.
Кто это сделал, товарищи так и не сказали - очевидно, было стыдно перед коком.
Впрочем, суп мы съели, и он даже показался нам особенно вкусным.
А в другой раз Володя Гинкин заварил вместо чая борщ украинский и очень удивился, что в чайнике плавает лавровый лист.
Бедняге пришлось потом долго мыть чайник, изгоняя запах капусты и томатов. . ^
И все же, несмотря на эти курьезы, кухня наша с каждым днем становилась все лучше и лучше. Блюда повторялись редко. Котлеты имели приличный вид. Супы, как требовал Сугробов, по густоте мало отличались от каш.
Тогда алексеевцы (так называли экипаж нашего самолета) стали еще более требовательными. Володя Гинкин заявил, что не любит лука. Алексеев сделал заявки на каши. И только Мошковский да готовый съесть сколько угодно крепыш Ваня Шмандин охотно уплетали все изделия нашей кухни, устроенной в фюзеляже самолета.
Требования и заявки пришлось выполнять. Это оказалось очень нетрудным. Надо было подумать нет сколько секунд -и любое блюдо можно было приготовить: настолько разнообразны были продукты в зимовочных банках. Довольны остались все.
Когда мы вынули все содержимое банки, нам показалось, что в ней маловато жиров и сахара. Но когда мы пришли сказать об этом Папанину, он улыбнулся и показал нам несколько больших запаянных бидонов:
- Это, братки, масло. Это-сахар. Все знаю, все учел.
Мы еще раз подивились предусмотрительности Митрича и ушли.
Потом мы вспомнили, что у нас не съедены два с половиной килограмма так называемого шоколада с курицей. Это обычный шоколад с примесью куриного мяса.
Надо сказать, что этот шоколад совсем не вкусен и больше рассчитан на питательность, чем на удовольствие.
Мы пошли к Шмидту и рассказали ему об этом шоколаде.
- Друзья мои,-сказал нам Отто Юльевич,-здесь произошла ошибка. Этот продукт просто неправильно назван. Это не шоколад с курицей, а куриный паштет с примесью шоколада. Перестаньте считать эти плитки шоколадом, и вы сразу увидите, что вас подкузьмило название.
Отто Юльевич добавил:
- Вспомните, что Амундсен, когда ходил к Южному полюсу, имел с собой только два продукта пеммикан и сушеное молоко. Он говорил, что его вполне устраивает эта однообразная пища. Амундсен был очень храбрым человеком, но если бы его продукты были более разнообразны, вряд ли его путешествие проиграло бы от этого...
СТАНЦИЯ "СЕВЕРНЫЙ НОЛЮС" СТРОИТСЯ
После завтрака я гулял по лагерю. Папанин увидел меня и попросил помочь резать снежные кирпичи. Я взял пилу и стал выпиливать из снега большие пластины. Папанин отвозил их на середину площадки, а Ширшов строил из них кухню.
Быстро вертелся ветряк, который дает зимовке электрический ток. Кругом работали люди. С нашим прилетом на зимовке "Северный полюс" стало 29 человек. У каждого было свое дело: одни помогали собирать машины, другие перетаскивали грузы, третьи резали снежные кирпичи.
Лагерь имел очень оживленный вид. Все трудились. Мы с Алексеевым начали разбивать палатку. Папанин одолжил нам несколько оленьих шкур. Мы положили их на пол. Если будет сухо-шкуры лучше, чем резиновые матрацы: они гораздо теплее и удобнее.
На нашем самолете мы привезли Папанину его жилой дом-большую черную палатку с белой надписью: "СССР. Дрейфующая экспедиция Главссвморпути". Кроме того, мы доставили большие запасы продовольствия и 1 200 литров горючего в резиновых мешках.
Стояла сравнительно теплая погода-всего лишь 8 градусов мороза.
Теперь на зимовке "Северный полюс" уже три самолета. На каждом была своя радиостанция. Поэтому можно больше получать и принимать радиограмм. Все писали родным и друзьям на материк, отвечали на многочисленные приветствия и поздравления.
Наш главный штурман Иван Тимофеевич Спирин получил поручение от своей дочери Вали-передать Шмидту привет. Он ей ответил:
"Шмидту пионерский привет передал. Благодарит, шлет тебе тоже с Северного полюса. Папа".
Что-то странное делалось с радиосвязью. Дальние станции слышали Мазурука, а мы никак не могли его поймать. Волны "перепрыгивали" через нас. Острову Диксон удалось принять от Мазурука радиограмму.
Он сообщил о том, что на самолете "СССР-Н-169" все здоровы.
Если радиосвязь сМазуруком не наладилась бы, то в первый же хороший день Молоков должен был вылететь к нему, чтобы помочь расчистить аэродром и забрать часть грузов.
Расстояние между Мазуруком и нами -55 километров.
29 мая начал дуть небольшой ветер. Часть неба освободилась от облаков. К сожалению, Мазурук все же не мог перелететь к нам. На его поле много торосов и ропаков. Площадка недостаточна для того, чтобы тяжелый четырехмоторный самолет мог разбежаться и взлететь. На самолете "СССР-Н-169" шесть человек. Им придется много поработать для того, чтобы расчистить аэродром.
Остров Диксон поддерживал радиосвязь с самолетом Мазурука. Днем 29 мая он передал:
"Диксон, я РЕ (позывной сигнал "СССР-Н-169"). Принимаю вас на волне 1 450 метров. Слушайте нас на волне 625 метров в 20 часов. На льдине все в порядке".
Папанинцы начали строить свое основное здание- большую палатку.
На снег легло полотнище прорезиненной ткани. На полотнище разместились девять больших резиновых подушек. Их покрыли еще одним брезентом и устлали оленьими шкурами. Затем началась сборка каркаса. Легкие трубы быстро составили клетку. Клетка оделась в чехол из тонкого брезента.
И вдруг оказалось, что на снегу вырос дом. Он имел четыре стены, двускатную крышу, два окна. Но дом еще не был готов. В руках строителей появились большие шелковые одеяла. Несмотря на значительную величину, они были очень легки: не вата, а чистый гагачий пух наполнял шелковые оболочки. В два слоя покрыли папанинцы этими одеялами стены и крышу своего сооружения. Затем шелк исчез под чехлом из плотного, химически пропитанного брезента.
Дом был готов. На снегу стояло странного вида черное сооружение, резко выделявшееся на светлом зимнем ландшафте. На крыше и стенах дома сверкали серебряные пятиконечные звезды и такая же серебряная надпись:
"ДРЕЙФУЮЩАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ГЛАВСЕВМОРПУТИ".
Потом папанинцы начали вносить в домик самые разнообразные предметы, которые разместились в двадцати карманах, пришитых к внутреннему брезенту.
Маленькая передышка.
Мы уселись с Папаниным покурить. Он с увлечением рассказывал о том, как готовилась его четверка к жизни на полюсе.
Как известно, фабрики и заводы не делают вещей для жителей полюса. Поэтому почти все оборудование зимовки пришлось делать впервые. Например, в окна палатки вставлены небьющиеся стекла-новинка, которой гордятся зимовщики.
- Какая же это новинка?-воскликнет читатель.- Знаем: триплекс!
Нет, не триплекс. Небьющееся стекло папанинского домика - это действительно новинка, советская новинка. Его сделали советские инженеры из пластической массы специально для первых жителей Северного полюса.
С увлечением рассказывал Папанин о своем силовом хозяйстве. Вот, например, ветровой двигатель, также сделанный специально для зимовки. На, высокой мачте укреплены винт и два хвоста. Один хвост всегда держит винт против ветра, другой автоматически складывает двигатель, если ветер дует чересчур сильно -ведь ненароком полярные ветры могут сломать этот аппарат, имеющий для зимовщиков огромное значение. Любопытно, что советский ветряк весит всего 54 килограмма, а американский такого же типа - 150.
В палатке-складе лежит трехсильный двигатель для зарядки аккумуляторов - на случай безветреной погоды.
Сугробов помог смонтировать велосипедную раму с генератором. На ней можно сидеть и работать ногами. Ее можно перевернуть и работать вдвоем руками. Она тоже дает электрический ток.
- Я думаю, - говорит Папанин, - что с помощью этих приборов мы сумеем проводить все наши научные работы при электрическом свете. Если ветер будет дуть постоянно, ветряк обеспечит нас светом в течение всйй полярной ночи.
Эти машины были испробованы под Москвой. Они работали прекрасно. Так же отлично действовали и радиостанции Кренкеля.
- У вас будет холодно в палатке? - спросил я Ивана Дмитриевича.
Он улыбнулся и сказал:
- Я знаю только, что температура в палатке будет на двадцать градусов выше наружной. Если на воздухе будет десять градусов мороза, термометр покажет в палатке десять градусов тепла. Если на полюсе будет мороз в сорок градусов, то в палатке будет двадцать градусов холода. Впрочем, мы и не рассчитывали на особенную жару. Мы предполагаем прожить при температуре между нулем и десятью градусами мороза.
- А как вы еще будете бороться с холодом?
- Помимо теплой одежды, людей будут согревать оленьи шкуры, разостланные на койках, и теплые, как печка, спальные мешки из волчьего меха. Если же не поможет и эта жаркая звериная шуба, под волчий мех мы наденем еще мешки из гагачьего пуха. Нам придется бороться за каждый градус тепла. Керосиновая печка рассчитана на очень скромный режим питания. Поэтому на лед положены брезент, надутые воздухом подушки, теплые шкуры.
Небольшую частицу тепла даст черный цвет палатки, который, как известно, притягивает солнечные лучи. Черной мы сделали палатку еще и потому, что ее легче заметить с аэроплана. Да если кто-нибудь из нас уйдет в сторону для научных работ, черную палатку тоже будет легче найти среди льда и снега.
- А вдруг лопнет лед и под воздушным полом вашего домика протянется грозная трещийа? Как тогда?
- Тогда мы вчетвером, не разбирая своего жилища, возьмем его за углы и перенесем на другое место. Наш дом, - смеется Папанин, -это самый легкий дом в мире. Он весит всего десять пудов...
ПОДВИГ
Я сидел в самолете "СССР-Н-170" возле радиста Стромилрва, который передавал на Диксон мою корреспонденцию в "Известия".
За перегородкой чаевали механики флагманского корабля - Бассейн, Петенин и Морозов. В гостях у них сидел инженер Владимир Гутовский.
- Володя, намажь-ка мне масла на хлеб, - раздался голос Флегонта Бассейна.
- Тебе как, потолще ? -спросил Гутовский.
Я заглянул в фюзеляж и сразу понял, почему Флегонт просил Гутовского приготовить ему бутерброд: руки его были сплошь забинтованы, и он не мог управиться с ножом.
Перевязки я увидел и на руках Морозова и Петенина.
- Что с вами, ребята?
- Жаль руки пачкать, - ответил шутя Флегонт. - Вот я обмотали бинтами...
- Верно, ребята, что это с вашими лапами? Но сколько я ни просил, механики не хотели рассказать о своих ранениях.
Любопытство разобрало меня, и я вышел из самолета, чтобы найти Водопьянова или Спирина и узнать у них, в чем дело.
Я быстро нашел Ивана Тимофеевича Спирина, и он рассказал мне о том, как поранили руки механики флагманского самолета.
Оказывается, когда флагман летел к полюсу, примерно на 86 - 87-й параллели, в одном из моторов лопнул шланг, по которому течет вода, циркулирующая в моторе и охлаждающая его.
Для мотора вода -что для человеческого организма кровь.
Вытечет вода -и кончится жизнь мотора.
Механики сразу заметили повреждение, оценили положение вещей и поняли, что порча мотора вызовет очень тяжелые последствия.
- Надо исправить, - сказал Бассейн. И тройка храбрецов принялась за дело.
Наспех в металлической гофрированной обшивке самолета прорубается небольшая дыра. Высовывая в нее голые руки-в рукавицах ничего не сделаешь,-механики впитывали в тряпки вытекавшую драгоценную воду и выжимали ее в ведро.
Казалось бы, что ничего особенного в этом нет.
Но ведь мороз был 24 градуса. Скорость самолета- 180 километров в час. Голые руки мгновенно обмораживались в ледяной струе воздуха.
А вода в моторе была горячая -80-85 градусов. Почти кипяток. Она обжигала руки.
И острые края наспех прорубленной дыры рвали кожу, делали глубокие раны, причиняли нестерпимую боль.
Обливаясь кровью, обмораживая и ошпаривая руки, двое механиков спасали воду.
А третий в это время всеми силами, всеми способами старался заплатать поврежденный шланг.
Полчаса продолжалась эта самоотверженная, героическая работа.
Через 30 минут механики доложили командованию:
- Мотор в порядке, можно лететь спокойно...
- Вот почему, - закончил свой рассказ Спирин,- у них перевязаны руки.
- А почему они не хотят об этом рассказывать?
- Скромничают. Ведь то, что они сделали, - это настоящий подвиг, прекрасный поступок героических людей...
После этого рассказа Спирина я часто в свободное время ходил на флагманский самолет и старался всячески помогать самоотверженным механикам, которые действительно совершили подвиг, пусть скромный, незаметный, но настоящий героический подвиг.
РАЗГОВОР С МОСКВОЙ
Самолет "СССР-Н-171" под управлением Василия Сергеевича Молокова поднялся на розыски самолета "СССР-Н-169". Стояла солнечная погода. Облаков было мало. .
Молоков взял с собой * самых остроглазых, самых дальнозорких участников экспедиции.
- Смотри в оба, - наказывал им Василий Серге-евич.
"СССР-Н-171" летел на высоте 1000 метров. Видимость была отличная. Внизу расстилались огромные ледяные поля, разделенные трещинами и разводьями. Молоков обследовал район на протяжении нескольких десятков километров, но самолета нигде не увидел. К югу от обследованной территории густой стеной стоял туман. Должно быть, пелена тумана накрыла самолет, и он сделался невидимым с воздуха.
Через час Молоков вернулся в лагерь.
30 мая была установлена связь с самолетом "СССР-Н-169". Шевелев говорил с ним по радиотелефону. Думали, что Молоков вылетит к нему, чтобы помочь, но Аккуратов сообщил, что у них плохая видимость и низко плывут облака. Поэтому отменили полет Молокова.
Между прочим, мы слышали эхо. Это - редкое явление в Арктике. Причина, вероятно, кроется в том, что на площадке стоят большие металлические самолеты.
Наш молодой механик Володя Гинкин получил от своей сестренки телеграмму. Она писала ему:
"Здравствуй, мой дорогой советский Жюль Берн. Я очень рада за тебя. Только большевики могли победить полюс".
Мы уже привыкли к нашей льдине. Прекрасно себя чувствовали. Хорошо спали, вкусно и сытно ели, ходили друг к другу в гости. И подумать только, что за последние десятилетия на пути к полюсу погибло и замерзло столько людей, а мы живем здесь, совсем как на Большой земле!
Вечером слушали замечательный концерт из Москвы.
Впервые на полюсе звучали веселые русские песни, которые исполняла Нежданова, и узбекские мотивы в исполнении замечательной певицы Халимы Насыровой.
С глубоким волнением выслушали мы приветствия Качалова, Тамары Ханум, Ойстраха, Рейзена. Все они играли и пели для первых советских людей на полюсе.
Концерт мы слушали в трех залах, то есть в трех самолетах, куда собралось все население Северного полюса.
31 мая был очень радостный день. Сима Иванов наладил телефонную радиосвязь с Москвой. Это было в 8 часов 30 минут вечера. Произошел следующий разговор:
Москва. Говорит Московский радиоузел Главсевморпути. Настраивайтесь.
Полюс. Говорит радиостанция РВ самолета Водопьянова "СССР-Н-170". Настраивайтесь.
Москва. Полюс, полюс, говорит Москва. Слышимость отличная, но недостаточно ясная.
Полюс. Алло, алло, говорит Северный полюс. Москва, вы нас слышите неясно, невидимому, из-за шума мотора.
Мы сейчас вынесем микрофон из кабины самолета на лед и возобновим разговор в 23 часа 15 минут.
В 23 часа 15 минут разговор возобновился:
Полюс. Сообщите, как вы нас слышите. Я перехожу на прием. У микрофона собрались все участники экспедиции.
Москва. Передаем горячий привет всем отважным участникам экспедиции на Северный полюс.
Не только наша страна, но и все прогрессивное человечество с огромным вниманием следит за вашими замечательными успехами. Вся советская и заграничная печать полна описаниями ваших героических подвигов.
Полюс. У микрофона Шмидт. От имени всех участников экспедиции благодарю за ваш привет. Безгранично счастлив, что оправдали доверие товарища Сталина, партии и правительства.
Потом к микрофону подходили Водопьянов, Молоков, Бабушкин, Шевелев. Они разговаривали с Москвой, передавали свои приветствия. Очень интересно и подробно рассказывал о жизни на полюсе Отто Юльевич Шмидт...
Второй телефонный разговор состоялся в этот же день с самолетом "СССР-Н-169".
- Мы уже приготовили аэродром длиной в семьсот и шириной в пятьдесят метров,-сообщили нам оттуда.- К сожалению, погода неблагоприятная. Низкая облачность. Видимость - два-четыре километра.
БУДНИ ЗИМОВКИ
В ночь на 1 июня шел снег. Когда мы проснулись, все было укутано белой мутной пеленой. Стало теплее. Термометр показывал минус четыре градуса.
Научные работники зимовки несли вахту круглые сутки.
Вместе с нашими штурманами они подсчитали, что льдина за последние дни в среднем движется со скоростью 6,5 мили в сутки.
Я получил радиограмму от сына. Он пишет:
"Ты, папка, молодец, - забрался на самый полюс. И как быстро ты уехал! Днем собирал вещи, а наутро тебя уже не было. А мы с мамой собирались на дачу целых два дня".
2 июня началась пурга. Валил мокрый крупный снег. Стало совсем тепло. Температура приближалась к нулю. Как нам сообщили, даже на острове Рудольфа холоднее, чем у нас. Теплый день принес с собой еще большую облачность.
На льдине вырос целый городок с улицами между палатками. Палаток у нас уже тринадцать: черная папанинская и наши разноцветные - розовые, белые, зеленые. Они глубоко вкопаны в снег и обнесены заборами из снежных кирпичей. Такие заборы отлично предохраняют от ветра и пурги.
Как и всякий город, поселок "Северный полюс" стал обзаводиться улицами и площадями.
У нас была, например, "Самолетная улица", названная так в честь чудесных машин, доставивших нас на Северный полюс. Тропинка, протоптанная вдоль жилых палаток, названа "Советской улицей".
Между самолетами, черной папанинской палаткой и нашими легкими палатками образовалась сравнительно большая площадка. Как-то само собой все стали называть ее "Красной площадью".
А в центре "Красной площади" стоит жилой "дом" папанинцев... Это наш "Дом правительства".