Вильмонт Екатерина Николаевна. Перевозбуждение примитивной личности

   Я перешла поверху сначала Садовое кольцо, потом и проспект Мира. Так. Книжный, кажется, и раньше здесь был, но в этот час он еще закрыт. Дальше торгуют сигарами, кафе-мороженое Баскин-Роббинс…
   Когда-то в Москве ходила легенда о том, что московское мороженое самое вкусное в мире. Тогда я в это верила. Но потом мне довелось пробовать мороженое в самых разных странах, и я решила, что это была просто патриотическая легенда…. Интересно, какое сейчас в Москве мороженое? Есть ли еще эскимо, фруктовое в бумажных стаканчиках?
   Но вот автоматов с газировкой, похоже, уже нигде нет…
   Внезапно из-за дома выскочила девчонка лет шести, как-то воровато огляделась, словно ища, куда бы спрятаться. И тут же за ней выбежала пожилая женщина в куртке, накинутой поверх халата.
   — Мура! — взвизгнула она. — Мура, не смей убегать, все папе скажу!
   — "А вот и не скажешь! — топнула ногой Мура. — Не скажешь!
   — Немедленно домой!
   — Ну, бабушка! — приготовилась реветь Мура.
   — Я кому сказала!
   Женщина схватила внучку за рукав и поволокла куда-то.
   Мура! Как я могла забыть о Муре? Боже мой… Мура, моя родная тетка, мамина младшая сестра…
   Сколько же ей лет сейчас? Наверное, уже под шестьдесят. А жива ли она? Мне она и тогда казалась старой, ей было под сорок, когда я уехала…
   Я тогда возненавидела всех, кто так или иначе подталкивал меня к отъезду, а их было много, и все желали мне добра, в том числе, конечно, и Мура…
   — Дура ты, Динка, будешь жить как белый человек! Без очередей, без этого постоянного унижения из-за любого пустяка… Я вот еще молодая, красивая, а чтобы быть прилично, только прилично одетой, как мне приходится мудровать, сколько времени тратить… — твердила мне тогда Мура.
   И вдруг я поняла, что безумно, до головной боли хочу ее видеть. К черту, к черту все, возьму сейчас такси и поеду к ней. Хотя, конечно, не факт, что она живет по старому адресу… Да и жива ли она вообще?
   Мне Мура всегда нравилась, да что там, я ее просто обожала и втайне мечтала быть похожей на нее. Как она нравилась мужчинам, как умела покорять их… Большеглазая, темноволосая, статная, она лепила правду-матку в лицо, если кто-то ей не нравился… У Муры постоянно были какие-то романы, вокруг нее кипели страсти, вечно кто-то с кем-то дрался, кто-то кому-то угрожал, одним словом, мне, девчонке, казалось, что Мура живет полной жизнью, в отличие от мамы, которая после ухода отца словно завяла, да так и не ожила больше, стала медленно, но верно умирать… Но это было потом, а в детстве Мура вечно врывалась в наш дом и, заперевшись с мамой, изливала ей душу, а та даже с некоторой завистью, как мне иногда казалось, говорила: «Ох и поблядуха ты, Мурка, ох и поблядуха!» В устах мамы, изысканно-интеллектуальной женщины, это звучало странно, как-то простонародно, что ли, и мне казалось: эта интонация — что-то вроде занавесочки, которой мама пыталась прикрыть свою женскую зависть… Хотя завидовать по всем маминым меркам было нечему. Мура не была замужем, у нее не было детей…
   Я вышла на проезжую часть проспекта Мира и подняла руку. Почти сразу ко мне подкатила машина.
   — На Шаболовку довезете?
   За рулем старенького «Москвича» сидел такой же старенький человек.
   — Как поедем? — скрипучим голосом осведомился он.
   — Все равно.
   — Ох, люди говорят «все равно», а потом начинают: почему так едешь, а не иначе. Вы уж лучше скажите!
   — Мне действительно все равно, главное, поскорее туда попасть.
   — Ну как хотите. А номер дома на Шаболовке какой?
   — Не помню, я давно там не была, но я найду.
   * * *
   В машине я закрыла глаза, чтобы не пялиться на обновленные улицы, не отвлекаться от того совершенно забытого тепла, что разливалось внутри при воспоминании о беспутной тетке… Как я могла выкинуть ее из своей жизни на столько лет? За что?
   Боже мой, сейчас даже вспомнить страшно, какая ненависть ко всем и ко всему жила во мне в первые годы эмиграции… В ее огне сгорело и невеликое мое прошлое, да и настоящее она тоже выжигала.
   Как я жила тогда? И сколько лет меня все это мучило… А как я мучила всех, кто приближался ко мне…
   Я была одинока, и только Янек, польский эмигрант на десять лет старше меня, что-то понял, сумел разглядеть и полюбить… И я начала оттаивать, но прошлое, мне казалось, безвозвратно сгорело… А теперь…
   — Мадам, вот Шаболовка, — проскрипел старичок.
   Я открыла глаза. Шаболовка почти не изменилась. Слава богу!
   — Вон к тому дому, пожалуйста!
   Я подошла к подъезду. И тут мало что изменилось, только дверь была заперта. Ничего, скоро кто-то выйдет или войдет, я подожду… Господи, только бы она была жива… И вдруг я вспомнила, как она часто шутила: «Чтобы я уехала отсюда? Ни за что! Тут рядом два кладбища — Донское и Даниловское, соседкам будет близко ходить на мою могилку!» — и подмигивала мне, мол, это ерунда, я никогда не умру, не бойся…
   Дверь открылась, вышел пожилой мужчина с шарпеем на поводке. Раньше в Москве шарпеев не было. Я проскользнула в подъезд. Пахло тут не слишком хорошо, и лифт не работал. Мне стало легче, вообще тут, на Шаболовке, все было ближе к прошлому… Я поднялась на третий этаж и с бешено бьющимся сердцем подошла к Муриной двери. На площадке было три квартиры. Но Мурина дверь была самой новой и элегантной. Я набрала в легкие воздух и позвонила.
   — Кто там? — раздался молодой голос, непохожий на Мурин.
   — Простите, Мария Сергеевна дома?
   Дверь распахнулась. На пороге стояла девушка в одной майке, босая и растрепанная.
   — Доброе утро. Вы к маме?
   — Мне нужна Мария Сергеевна Северцева…
   — А она на даче. И потом, она не Северцева, а Юрьева. Северцева ее девичья фамилия.
   — Так ты, значит, ее дочь?
   — Ну да, а вы кто?
   — Не знаю, говорила ли тебе мама… Я, собственно, ее племянница…
   — Вы Дина? — закричала девушка. — Вы правда Дина?
   У меня в горле стоял комок. Я только молча кивнула. Но девушка, видно, поняла мое состояние.
   — Да вы заходите, что ж на лестнице стоять? Ой, вам плохо, да?
   — Нет, нет, просто от волнения… Столько лет прошло… Я очень боялась… Но, слава богу, все хорошо, да?
   — Ой, как мама обрадуется! Я ей сейчас позвоню!
   — Погоди, а как тебя зовут?
   — Майя. Ой, а вы, значит, моя двоюродная сестра? Кузина, да? Супер! — захлопала в ладоши Майя.
   — Тебя, конечно, назвали в честь Плисецкой?
   — А как вы догадались?
   — Мура всегда была помешана на Плисецкой.
   В этот момент из комнаты донеслось тихое покашливание. Майя вдруг залилась краской.
   — Извините, пожалуйста, я… Я сейчас, да вы проходите на кухню, я кофе сделаю.
   Она юркнула в комнату и прикрыла дверь, но я успела расслышать: «Быстро собирайся, моя кузина из-за бугра приехала».
   Кухня была совершенно новая, с иголочки, уютная и красивая. Ни одной знакомой вещички я не заметила. С ума сойти, Мура замужем, у нее взрослая дочка, и, судя по всему, она пошла в мать. Входная дверь захлопнулась. В кухню вбежала Майя. Какая хорошенькая!
   — Хотите кофе или какао? Я обожаю какао! Вы вообще завтракали? А то я с голоду помираю.
   — Что ж ты своего кавалера голодным выпроводила? — улыбнулась я.
   — Перебьется! Ну супер! У меня есть двоюродная сестра!
   — И у меня тоже! Здорово! Знаешь, говори мне «ты», а то глупо как-то.
   — Bay! Я рада! Ну, хочешь мюсли или яичницу, есть брынза, помидоры. Можно овсянку из пакетика замурцевать!
   — Нет, спасибо, только чашку кофе.
   — А какао категорически нет?
   — Какао? — словно пробуя на вкус это слово, повторила я. — А давай, сто лет не пила какао!
   — Класс! Я тебе сейчас такое какао подам, закачаешься! Ой, а ты, вообще, откуда взялась?
   — Из Бенилюкса… — не придумала я ничего умнее.
   Майя с любопытством на меня взглянула.
   — Так из Бе, из Ни или из Люкса?
   — Понимаешь, живу в Бе, работаю в Ни.
   — Понятно. Между прочим, в Ни я была. Мы с подружкой ездили в Германию, и нас оттуда возили в Амстердам. Клевейший город! Мы там даже травку курили, в кафе… Но мне не понравилось…
   — И слава богу!
   — А ты пробовала травку?
   — Я еще в Москве пробовала план, это почти одно и то же. Но никакого впечатления.
   — А что-то покрепче?
   — Нет, слишком хорошо представляю себе последствия. И тебе не советую.
   — Да что ж я, больная? У меня тоже были друзья, теперь конченые наркоманы… Нет уж, в жизни и так много радостей!
   Вскоре Майя поставила передо мной большую красивую кружку какао, и не успела я опомниться, как она накрыла ее большой шапкой взбитых сливок из баллончика.
   — Класс, да? Ты попробуй! А хочешь туда немножко виски, вообще отпад будет!
   — А давай!
   — Супер! Слушай, Дина, ты почему столько лет пропадала, а?
   — Это сложно объяснить…
   — А ты попробуй!
   — Знаешь, давай как-нибудь потом, когда я сама во всем разберусь.
   — Ладно, как хочешь, давить на тебя не буду.
   — Майя, а ты что, учишься или работаешь?
   — Учусь! В МГУ, на мехмате!
   — Боже ты мой, какой серьезный факультет!
   — Да, неслабый! Но я хорошо учусь, сессию досрочно сдала, мы с ребятами собираемся в Турцию, на дельтапланах летать…
   — Ты летаешь на дельтаплане?
   — Да, это так клево! Мы осенью уже там были…
   Класс!
   — Мама не возражает?
   — А что толку?
   — Понятно, поздний ребенок царь и бог в семье…
   — Да нет, дело не в этом, просто папашка у меня тоже вроде как экстремал, и у мамы на меня уже сил не остается. Ой, Дина, а у тебя дети есть?
   — Нет. Только два кота и собака.
   — А у нас никого. У мамы аллергия на кошачью шерсть.
   — Боже мой, я даже понятия не имела, что Мура замуж вышла! И ты.., такой приятный сюрприз. Но расскажи о маме, папе… Он кто?
   — Он — Эдуард Сошников! — с гордостью произнесла Майя. Судя по ее тону, всякий приличный человек должен знать, кто такой Эдуард Сошников.
   Но я не знала.
   — Ой, ну ты же не в курсах! Эдуард Сошников — самый сейчас знаменитый писатель, он детективы пишет! У нас одно время бабы-детективщицы всех по тиражам обогнали, но теперь папа занимает первую строчку! Вот так! Я тебе дам почитать! Хотя.., тебе, наверное, не понравится…
   — Почему?
   — Не знаю, мне так кажется! Но это ничего, не страшно… Моим друзьям его книги тоже не очень нравятся… Ну и пусть, я не обижаюсь, у каждого свой вкус. У нас сейчас все тащатся от «Парфюмера»!
   — От «Парфюмера»? Зюскинда?
   — Ну да!
   — Но это же старый роман, я его читала бог знает когда…
   — Ну а у нас только сейчас разнюхали, чем пахнет этот парфюмер. Одного нашего парня интеллигентная литературная мама стала отговаривать от этой книги, а он ей прямо: «Поздняк метаться, мать, уже прочитано!»
   — А тебе понравился «Парфюмер»?
   — Честно?
   — Честно!
   — Понимаешь, он местами жутко неприятный, просто с души воротит, но все-таки, по-моему, это настоящее…
   — Вот-вот, у меня были точно такие же впечатления.
   — Правда? — просияла Майя. — А ты кем работаешь?
   — Вообще-то я археолог, преподаю в Маастрихтском университете.
   — Значит, ты препод?
   — Совершенно верно, Майя Эдуардовна.
   Она вдруг рассмеялась:
   — Да нет, я Майя Васильевна. Эдуард Сошников — это папин псевдоним, а на самом деле он Василий Васильевич Юрьев. Понимаешь, ему, когда он только начал писать детективы, в издательстве велели взять псевдоним, потому что уже есть другой детективщик Юрьев… А вообще-то папа авиаконструктор.
   — Ну а мама-то как?
   — Мама? Нормально! Очень даже клевая пис. дама!
   — Что? — поперхнулась я.
   — Ну, жена писателя, объясняю для неподготовленных. Она правит папины рукописи, следит за соблюдением авторских прав, а еще папа не любит компьютер, так мама набирает все. Ну и еще готовит, следит за здоровьем… Софья Андреевна наших дней, я так ее дразню. Ну и садом занимается, вкалывает по-черному, если разобраться. Но у них такая любовь, прямо старосветские помещики.
   — Они постоянно живут за городом?
   — Да, хотя у них есть квартира, но небольшая.
   А эту отдали мне. Слушай, я хочу тебя попросить… — она слегка потупилась.
   — Не говорить маме, что у тебя тут парень ночевал?
   — Ага, если можно…
   — Но мама, наверное, догадывается?
   — Она про другого догадывается…
   — Но я же понятия не имею, который тут был, — расхохоталась я. — Поэтому лучше вообще промолчу.
   — Да, правда… И потом, она так удивится, когда тебя увидит, ей не до того будет. Слушай, а давай прямо сейчас махнем на дачу? Устроим сюрприз!
   Я хочу это видеть! А потом папашка вставит эпизод в очередную нетленку!
   — Мне немного страшно… Вдруг мама не захочет меня видеть?
   — Мама? Не захочет? Я тебя умоляю! Сколько раз она вздыхала: «Ах, Диночка, бедная девочка, как она там одна?» Она ничего о тебе не знала.
   Случайно до нее дошло, что ты когда-то виделась со своим отцом. Но он даже ничего не сказал. Они отношений не поддерживают. Мама тогда позвонила ему, а он ее отшил… Вот на него она в обиде, а тебе будет рада до смерти! Правда-правда! Давай, поехали!
   — А это далеко?
   — Да нет! За час доберемся!
   — На электричке?
   — Зачем? У меня авто! Папашка на восемнадцатилетие отдал свой старый «жигуль». Знаешь, как я вожу! Формула-1 по мне плачет!
   — Гоняешь как бешеная?
   — Ничего подобного, просто вожу виртуозно, у меня талант… Я, когда на права сдавала, мне инструктор сказал, что я нутром машину чувствую… Не бойся, поедем на нормальной скорости, даже без ветерка. Ветеранов я вожу без ветерка! Ой, ты не обиделась?
   — Знаешь, ты внешне не очень похожа на мать, но…
   — Но у меня ее обаяние, да? Мне уже говорили!
   — А ты уверена…
   — Уверена, уверена, погоди пять минут, я только оденусь! Слушай, ты давно приехала?
   — Вчера вечером.
   — И прямо поутряночке к нам? Супер!
   Действительно, через пять минут мы уже садились в темно-синие «Жигули»-«шестерку». Я помнила, как когда-то Костя Иванишин объяснял мне: «Если с молдингами, значит, „шестерка“!»
   — Майя, наверное, надо что-то купить… Ну, какие-то продукты…
   — Зачем? — искренне удивилась Майя. — Думаешь, тебя обедом не накормят?
   — На даче всегда сложно с продуктами…
   — Ну ты даешь! Ты куда приехала, а? Этих проблем уже нет, запомни!
   — Хорошо, тогда давай заедем в какой-нибудь хороший магазин, я куплю конфет, что ли, вина, коньяку, ну я не знаю… Понимаешь, я ведь не собиралась… Я сама не знала… — жалко лепетала я, чувствуя себя последней скотиной… Как я могла ничего не привезти Муре из-за границы, могла забыть о ней вообще?
   — Ну как тебе Москва?
   — Супер!
   — Молодец, схватываешь на лету! — одобрительно засмеялась Майя.
   Я все-таки настояла на том, чтобы Майя привезла меня к супермаркету, где я в изумлении взирала на полные товаров витрины. И это в Москве, где купить нормальные продукты было всегда проблемой, а уж о выборе и говорить не приходилось. И пахло здесь, как в хороших европейских магазинах, а не лежалой, если не тухлой рыбой, как некогда… Я купила бутылку «Хеннеси», французский сыр, бельгийские конфеты и большой кусок севрюги. А когда подошла с покупками к кассе, кассирша, мило улыбнувшись, вручила мне чек со словами:
   — Подойдите, пожалуйста, к администратору в центре зала, вам выдадут дисконтную карточку, это подарок от магазина.
   Обалдеть!
   Я, конечно, подошла, получила карточку… Когда впервые я столкнулась с этим за границей, то была потрясена и еще пуще возненавидела нищую оставленную родину и зажравшуюся Европу, которая уж не знает, что придумать, чтобы запудрить людям мозги… Какая же я была дура! Несчастная, кипящая ненавистью дура. Сейчас я только умилилась, что, разумеется, тоже глупо… Есть о чем говорить, казалось бы, а вот поди ж ты… Неподалеку от магазина торговали цветами, и я купила букет роз. Цветов много, но с Голландией, конечно, не сравнишь.
   А с другими странами сравнить уже можно. Только тут они стоят непомерно дорого.
   — Ну и на фига ты все это накупила? Особенно цветы?
   — Мура всегда любила розы, я помню!
   — Ладно, дело твое. Ну все, можем ехать?
   — Да! И чем быстрее, тем лучше. — У меня внутри уже все дрожало от нетерпения.
   Майя весело что-то болтала, я почти не вникала в смысл ее слов, терзаемая раскаянием — как, почему, за что я когда-то вычеркнула из жизни Муру?
   Что плохого она мне сделала? Я ведь любила ее. Боже мой, каким уродом я была тогда…
   — Ну вот и наш поселок! — возвестила Майя. — Ой, ты такая бледная! Волнуешься?
   — Ужасно, — честно призналась я.
   — Да ладно, сейчас столько крику будет, столько визгу! Мать задушит в объятиях, а потом начнет кормить на убой! И ни о чем не будет спрашивать, пока не убедится, что ты здорова, сыта, пьяна и нос в табаке. Это уже наша улица!
   Улица представляла собой два сплошных ряда высоченных глухих заборов, выкрашенных темно-зеленой краской, через которые перевешивались ветви старых деревьев.
   — Унылая картинка, да? — улыбнулась Майя. — Не то что у вас в Бенилюксе! Ничего не попишешь, старый генеральский поселок Приехали! — Она выскочила из машины и открыла ворота. Потом вернулась и принялась неистово сигналить, прежде чем въехать. Я увидела, что на крыльцо старого двухэтажного дома выскочил мужчина в шортах, немолодой, с кривоватыми ногами. Майя въехала на участок, продолжая сигналить. И тут из дома выбежала Мура. Из машины мне показалось, что она совсем не изменилась…
   — Майка, прекрати хулиганить! — крикнул мужчина.
   — Тебе помочь выйти? — шепнула Майя.
   — Нет, я сама… — Я попыталась открыть дверцу, но руки меня не слушались.
   — Мама! Мама! Иди сюда, смотри, кого я привезла! Обалдеешь!
   Я все-таки справилась с дверцей, вылезла и остановилась, а Мура, близоруко щурясь, спешила к машине. Я стояла столбом. Она вдруг тоже остановилась, нас разделяло метра два. И вдруг она всплеснула руками, потом бессильно их опустила.
   — Это ты?
   — Я.
   — Господи, какое счастье! — негромко проговорила она, и мы бросились друг другу в объятия, заливаясь слезами. — Динка, Диночка, детка моя, боже мой, я и не чаяла… Как ты меня нашла? Дай я на тебя посмотрю! Вася, Вася, скорее, Вася, это Дина, Дина приехала!
   Подошел Вася.
   — Мурочка, ты задушишь девушку!
   — А на меня, значит, ноль внимания, фунт презрения? — со смехом спросила Майя. — А кто, между прочим, вам устроил эти именины сердца, а?
   Но мать, казалось, ее даже не услышала.
   — Динка, какая ж ты умница, что нашлась… Вася, ты помнишь, мне вчера сон приснился, я еще тебе говорила, что видела во сне ее маму, вот к чему был этот сон, вот и не верь после этого снам. Какая ты стала.., взрослая… А я уж совсем старая…
   — Не выдумывай, ты вообще не изменилась.
   Вася между тем закрыл ворота.
   — Ну, девушки, идемте в дом… Что ж тут стоять на солнцепеке…
   — Пап, погоди, возьми вот, Дина тут накупила…
   Они выгружали из машины мои покупки, а мы с Мурой стояли обнявшись и молчали, как будто принюхиваясь друг к другу. Не знаю, что ощущала она, а я вдруг ощутила радостный покой.
   — Мурочка, прости меня, если можешь…
   — Господи, да за что прощать-то? Я так рада!
   Майя с отцом ушли, а мы все стояли.
   Наконец Мура спохватилась:
   — Да что ж мы стоим, как две идиотки? Пошли, пошли… Ты откуда? Надолго ли?
   — Недели на две…
   — Ой, как мало… Ты есть хочешь?
   — Что? Нет, не хочу! Мурочка, какая у тебя дочка, я и не знала…
   — Да.., надо же… Ой, а как ты ее нашла?
   — Просто приехала на Шаболовку, позвонила в дверь, а там дочка…
   — Хорошая девка, правда?
   — Просто прелесть!
   — А у тебя дети-то есть?
   Я молча покачала головой.
   — Ничего, еще не поздно, я вон в тридцать девять родила…
   — Мне уже сорок два, и вообще…
   — Мама, у тебя что-то горит! — не своим голосом закричала из дома Майя.
   — О господи! — схватилась за голову Мура и помчалась в дом. Я нерешительно двинулась за ней, и тут же мне навстречу вышел Вася. Он успел переодеться, теперь на нем были брюки и черная футболка с надписью «Да!».
   — Очень рад познакомиться! — Он взял мою руку и поднес к губам. — Много слышал о вас. Сколько ж лет вы не были в России?
   — Больше двадцати.
   — Потянуло на родину?
   — Знаете, я… Меня пригласили на встречу одноклассников, и я вдруг поняла, что безумно хочу в Москву.
   — Встреча одноклассников? Сейчас это стало модно… Есть даже телепередача… Ваша встреча уже состоялась?
   — Нет, я только вчера приехала.
   — И где вы остановились?
   — Сняла квартиру в Луковом переулке.
   — Ну зачем это? Перебирайтесь к нам, Мура будет счастлива!
   — Спасибо, я очень вам признательна, но предпочитаю жить, никого не обременяя…
   — Мура вам все равно не даст! Кстати, вы можете жить в нашей городской квартире… Зачем платить деньги, если можно их не платить?
   — Спасибо, но я заплатила вперед.
   — Ну что с вами делать!
   Тут появилась Мура.
   — Еще минутка — и картошка бы сгорела! — покачала она головой. — Динка, Вася тебя тут охмуряет?
   Я сидела на диванчике, она подошла, села рядом, обняла меня.
   — Скоро будем обедать, ты любишь зеленые щи?
   — Обожаю.
   — Вот и хорошо! А потом ты мне все расскажешь! Вася после обеда спит, Майка умчится в город… Ты ведь останешься у нас?
   — Ну если только до утра… Мне еще надо… Кстати, как отсюда можно добраться до Москвы без машины?
   — Я вас отвезу до станции, — сказал Вася. — Мураша, во сколько мы будем обедать? У меня есть часок на работу?
   — Да.
   Вася ушел.
   — Ты с отцом видишься?
   — Нет.
   — И не собираешься?
   — Еще не решила… А ты что-нибудь о нем знаешь?
   — Так, слышала кое-что…
   — Он все с той же женой?
   — Да где там! Лет шесть назад переженился. Теперь у него пятилетний сын.
   — Во дает! — ахнула я. — Значит, у меня есть маленький брат?
   — И еще сестра, почти ровесница Майки. Красавица, надо сказать!
   — Ты ее видишь?
   — Видела года два назад в театре. Она была там с твоим папашей. А вот мальчонку ни разу не видела.
   — А бабушка? Она умерла?
   — Да нет, живехонька, ей уже под девяносто. Но, кажется, она в полном здравии. А вот Андрей твой умер года три назад.
   — Я это чувствовала… Не знаешь, где он похоронен? Кстати, давай к маме на кладбище съездим?
   — Господи, обязательно! Я за могилой слежу, ты не думай… А где Андрея похоронили, не знаю. Отец твой; возможно, и знает, а я просто прочла некролог в газете… Тебя сразу вспомнила, как ты из-за него с ума сходила… Он и вправду был хорош… Ой, Динка, пошли на кухню. Ты зелень нарезать в состоянии?
   — Конечно! Могу и что-то посложнее сделать.
   — А ты… Ты замужем?
   — Нет… Муж умер уже довольно давно.
   — Ну а любовник-то хоть есть?
   — Сейчас и любовника нет.
   — С ума сошла? Как можно в твоем возрасте?
   — Что-то никто не нравится.
   — А ты работаешь?
   — Да, разумеется, преподаю, я археолог.
   — Ты археолог? — безмерно удивилась Мура.
   — Да.
   — С ума сойти, вот уж никогда бы не подумала, что тебя потянет в далекое прошлое… Где же ты училась?
   — В Германии, в Гейдельберге.
   — Ой, Динка, я так хочу все о тебе узнать…
   Но она не договорила, в кухню ворвалась Майя и плюхнулась на табурет.
   — Ну что, мам, хорош сюрпризец, а? Кайф, я просто тащусь — у меня двоюродная сестра!
   — Подумаешь, новости, я всегда тебе говорила, что у тебя есть двоюродная сестра.
   — Ну мало ли кто у меня еще есть в огромном блистающем мире! Может, папуля настрогал еще две дюжины детишек, прежде чем тебя встретил, но я-то их не знаю! Очень может быть, у меня есть клевейший единокровный старший брат, мечта всех девчонок! Гонщик Формулы-1! Или великий ученый!
   — Размечталась, дурища! Кстати, как Алик?
   — Да нормально! — Майка поскучнела. — Мам, скоро обед?
   — Накрывай на стол!
   — Слушаюсь!
   — Мурочка, ты мне тоже должна будешь рассказать все.
   — О чем это?
   — О Васе, о вашем романе…
   — Господи, когда это было! — растрогалась Мура. — Знаешь, я… Помнишь, твоя мама меня поблядухой звала?
   — Еще бы!
   — И она права была, но как Васю встретила — все, как отрезало, ни на одного мужика и смотреть не хотелось… Теперь уж что говорить, но тогда, помню, все удивлялись.
   — Ты стала верная супруга и добродетельная мать?
   — Ты еще помнишь русскую поэзию? — умилилась Мура. — И кстати, ты прекрасно сохранила язык. Сейчас масса эмигрантов приезжает, многие уже плохо говорят… Слушай, а что это за история, ну, будто бы ты кого-то там чуть ли не отравила?
   — Боже, Мура, и ты могла в это поверить? — с тоской спросила я. Неужели эта гнусная выдумка обсуждается уже и здесь? Наверняка. Вот и Тоська вскользь упомянула…
   — Нет, я не поверила, бред сивой кобылы, я сразу поняла. Если тебе неприятно об этом говорить, не надо! Забудь!