Вильямс Теннесси. Трамвай 'Желание'

   СТЭНЛИ. Снабженец с нашего завода уже много лет подряд ездит в Лорел и знает ее, как облупленную, да в Лореле вообще нет человека, который не знал бы о ней всю подноготную. Она там знаменита, как президент Соединенных Штатов, только не пользуется уважением ни партий, ни избирателей. И этот снабженец останавливается в отеле "Фламинго-.
   БЛАНШ (весело напевает).
   В цирке море - из бумаги, В цирке пламя - без огня, - Все бы стало настоящим, Если б верил ты в меня.
   СТЕЛЛА. Ну и что?
   СТЭНЛИ. А то, что и она обитала там же.
   СТЕЛЛА. Моя сестра жила в "Мечте"!
   СТЭНЛИ. Да это уж после, когда дом уплыл из ее лилейных ручек. Перебралась во "Фламинго"! Захудалый отелишко, - лишь тем и хорош, что там не суют носа в частную жизнь постояльцев. Во "Фламинго- видели виды и на все смотрят сквозь пальцы. А похождения нашей Белой Дамы смутили даже администрацию "Фламинго". Настолько, что ее попросили покорнейше сдать ключ от номера и больше у них не показываться. Ее выставили оттуда, а недели через две она и заявилась к нам. ЕЛАНШ (поет).
   Цирк сверкает мишурою, Мнимой роскошью дразня, - Все бы стало настоящим, Если б верил ты в меня. СТЕЛЛА. Какая гнусная ложь!
   СТЭНЛИ. Конечно, тебя коробит от таких штук, еще бы! Ведь она и тебе задурила голову, не одному только Митчу.
   СТЕЛЛА. Все это вьщумки! И ни слова правды. Да будь я мужчиной, пусть бы это ничтожество только заикнулось в моем присутствии. ЕЛАНШ (поет).
   Без твоей любви,
   Без твоей любви
   Меркнет блеск цирковых чудес,
   Без твоей любви,
   Без твоей любви
   Мне не светит солнце с небес.
   СТЭНЛИ. Милая, все это проверено, комар носа не подточит. Но погоди, дай досказать. Вся беда Белой Дамы в том, что в Лореле уже не разгуляешься - там ее давно раскусили. Гульнут с ней раза два-три да и возьмутся за ум - хватит... так и шла по рукам, и каждый раз - начинай сначала: вечно та же комедия, те же ужимки, та же чушь собачья. А городишко-то слишком тесен, чтобы вся эта волынка тянулась бесконечно. И вот стала притчей всего города. Сначала она просто слыла за слабоумненькую, за городскую дурочку.
   Стелла отшатнулась.
   А последние два года - за гулящую девку. Вот потому-то твоя сестрица, эта путешествующая принцесса крови, и пожаловала этим летом на гастроли к нам - потому что мэр попросту велел ей избавить город от своего присутствия. Да, еще. Там, знаешь, под Лоре-лом военный лагерь... так вот, ваш дом, по милости твоей сестры, был занесен в список мест, куда солдатам заглядывать запрещается. БЛАНШ (поет).
   В цирке море - из бумаги.
   В цирке пламя - без огня,
   Все бы стало настоящим,
   Если б верил ты в меня.
   СТЭНЛИ. Вот тебе и утонченная натура, вот она - эта избранная и несравненная... Но это еще не все, дальше - больше: ложь номер два!
   СТЕЛЛА, Не хочу! Хватит... чтоб уши мои не слышали!
   СТЭНЛИ. Ей теперь уже не вернуться к преподаванию. Да бьюсь об заклад, она, уезжая, и не думала возвращаться в Лорел! Ведь она оставила школу не по собственному желанию, не временно и не из-за нервов. Нет, шалишь! Ее с треском вышибли, не дожидаясь конца учебного года; и за что - говорить противно. Спуталась с семнадцатилетним мальчишкой!
   БЛАНШ (поет).
   Цирк сверкает мишурою, Мнимой роскошью дразня...
   Воду в ванной пустили сильней, негромкие вскрикивания, смех, словно в ванне плещется расшалившийся ребенок.
   СТЕЛЛА. Меня просто мутит ото всего этого...
   СТЭНЛИ. Ну, а папаша пронюхал и - к директору школы. Эх, братцы, вот бы очутиться у того в кабинете, когда Белой Даме читали мораль. Вот посмотреть бы, как она крутилась! Да не тут-то было: так взяли за жабры сразу поняла; допрыгалась. Ей порекомендовали смываться подобру-поздорову, куда-нибудь, где ее еще не знают. По существу - высылка в административном порядке.
   БЛАНШ (выглянула из ванной, голова повязана полотенцем). Стелла!
   СТЕЛЛА (в изнеможении). Да, Бланш?
   БЛАНШ. Еще одно полотенце, для волос. Только что вымыла.
   СТЕЛЛА. Сейчас. (Идет к ней с полотенцем.)
   БЛАНШ. В чем дело, родная?
   СТЕЛЛА. А что? Почему ты спрашиваешь?
   БЛАНШ. У тебя такое странное выражение лица!
   СТЕЛЛА. А-а... (Попыталась засмеяться.) Устала немножко, наверное, вот и все.
   БЛАНШ. Тебе надо принять ванну, когда я кончу.
   СТЭНЛИ (из кухни). А вы когда-нибудь кончите?
   БЛАНШ. Очень скоро, не бойтесь... Недолго вашей душе томиться.
   СТЭНЛИ. Да я не о душе и беспокоюсь - о почках!
   Бланш закрыла дверь. Стэнли хохочет. Стелла медленно возвращается на кухню.
   Ну, что скажешь?
   СТЕЛЛА. Не верю я - басня. А ваш снабженец подлец и негодяй - иначе не трепал бы языком. Да, вполне возможно, в его россказнях какая-то доля правды есть. Да, моя сестра небезупречна, наша семья хлебнула с ней горя, и я отнюдь не во всем ее одобряю. Она всегда была ветреной...
   СТЭНЛИ. Ах, ветреница!
   СТЕЛЛА. Но в юности, совсем еще девочкой, она прошла через такое испытание, которое убило все ее иллюзии!
   СТЭНЛИ. Ну да - испытание!
   СТЕЛЛА. Да. Я говорю о ее замужестве, ведь она вышла замуж почти ребенком! За одного мальчика, который писал стихи. Поразительной красоты был парень. Мне казалось, Бланш не то что любит его - боготворит саму землю, по которой тот ступает! Была бей ума от него, считала его верхом совершенства, недоступным простым смертным. А потом... потом узнала...
   СТЭНЛИ. Что?
   СТЕЛЛА. Красивый, талантливый юноша оказался выродком. Этого твой снабженец тебе не докладывал?
   СТЭНЛИ. Ну, мы в далекое прошлое не заглядывали. Что это, старая история?
   СТЕЛЛА. Да... Старая история...
   Стэнли подходит к ней, бережно кладет руки на плечи. Она мягко отстраняется и задумчиво, словно сама того не замечая, начинает втыкать в именинный торт тоненькие розовые свечи.
   СТЭНЛИ. Сколько свечек будет в этом торте?
   СТЕЛЛА. Остановимся на двадцать пятой.
   СТЭНЛИ. Ожидаются гости?
   СТЕЛЛА. Мы пригласили Митча.
   СТЭНЛИ (чуть смутился. Не спеша раскуривает новую сигарету от только что докуренной). На Митча, пожалуй, сегодня лучше не рассчитывать.
   СТЕЛЛА (замерла с очередной свечкой в руке, медленно поворачивается к Стэнли). Почему? Что это значит?
   СТЭНЛИ. Да Митч мне все равно что брат. Вместе трубили в двести сорок первом саперном. Работаем на одном заводе. Играем в одной команде. Да ты подумала, какими глазами я смотрел бы на него, если бы...
   СТЕЛЛА. Стэнли Ковальский, ты рассказал ему, что...
   СТЭНЛИ. Еще бы, черт побери, конечно, рассказал! Да меня бы совесть мучила до конца дней моих, знай я такое и допусти, чтоб моего товарища поймали!
   СТЕЛЛА. Митч порвал с ней?
   СТЭНЛИ. А ты сама разве бы не...
   СТЕЛЛА. Я спрашиваю о Мягче - дорвал он с ней?
   БДАНШ (поет громче. Голос ее звонок, как колокольчик.)
   Все бы стало настоящим, Если б верил ты в меня.
   СТЭНЛИ. Нет, не думаю - не обязательно порвал. Но теперь он знает, что почем. Вот и все.
   СТЕЛЛА. Стэнли, ведь она думала, что Митч... женится на ней. Я тоже надеялась.
   СТЭНЛИ. Нет. Не женится. Может, раньше и собирался, но теперь... не станет же он кидаться на этот гадюшник. (Встал.) Бланш! Эй, Бланш! Вы разрешите мне войти наконец в мою - мою! - ванную? (Пауза.)
   БЛАНШ. Слушаюсь, сэр. Вот только секундочку подсохнуть - потерпите?
   СТЭНЛИ. Прождав битый час, секундочку, конечно, можно... если она не затянется.
   СТЕЛЛА. И ее уже никуда не возьмут учительницей! Ну, что же ей делать, что с ней будет?
   СТЭНЛИ. Так она у нас до вторника. Как было условлено, ты ведь не забыла-* А чтобы не было никаких недоразумений, я сам купил ей билет на автобус. Прямым сообщением!
   СТЕЛЛА, Во-первых, Бланш ни за что не поедет автобусом...
   СТЭНЛИ. Покатит, как миленькая, еще радехонька будет.
   СТЕЛЛА. Нет, не покатит; нет, не покатит!
   СТЭНЛИ. Покатит! Это мое последнее слово. Во вторник уедет, и никаких!
   СТЕЛЛА. Что с ней будет? Куца ей деваться? СТЭНЛИ. У нее все известно наперед - пойдет как по писаному.
   СТЕЛЛА. Что ты хочешь сказать?
   Все та же песенка Бланш.
   СТЭНЛИ. Эй, канарейка! Распелась? А ну-ка давайте из ванной! Сколько раз повторять?
   Дверь из ванной распахивается, со звонким смехом выпорхнула Бланш, но когда Стэнли проходит мимо, в лице ее мелькнул ужас. А он и не взглянул на нее, проходит в ванную, хлопнув дверью.
   БЛАНШ (беря щетку дня волос). Ох, до чего же все-таки хорошо после долгой горячей ванны! Такая благодать... как прохладно, как легко на душе...
   СТЕЛЛА (из кухни, печально и недоверчиво). Правда, Бланш?
   БЛАНШ (с силой проводит щеткой по волосам). Да - такой прилив сил. (В руке ее весело зазвенел высокий стакан виски со льдом.) Горячая ванна да холодный виски - и вся жизнь предстает совершенно в новом свете. (Глянула из-за драпировки на Стеллу и перестает причесываться.) Что-то случилось! Что?
   СТЕЛЛА (поскорее отворачиваясь в сторону). Ну что ты, Бланш, ничего не случилось.
   БЛАНШ. Неправда! Случилось.,. (Расширившимися от страха глазами смотрит на Стеллу, та делает вид, будто поглощена приготовлением стола.)
   Где-то далеко-далеко пианино захлебнулось в бешеном пассаже и смолкло, словно мелодия со всего разгону налетела на что-то, сорвалась и вдребезги...
   КАРТИНА ВОСЬМАЯ
   Три четверти часа спустя.
   За большими окнами -. город, уже почти неразличимый в золотистых сумерках. Отблеск заката пламенеет на водонапорной башне или большой нефтяной цистерне, выходящей на пустырь, за которым открывается вид на деловую часть города. Она пунктирно обозначена вдали светящимися точками окон - зажгли свет или еще не погас на них закат. За столом - трое, невеселая праздничная трапеза идет к концу, СТЭНЛИ поглядывает мрачновато, словно задумал недоброе. СТЕЛЛА смущена и печальна.
   На лице БЛАНШ застыла деланная, натянутая улыбка.
   Четвертый прибор на столе так и остался нетронутым.
   ЕЛАНШ (прерывая общее молчание). Отпустили бы хоть какую-нибудь шуточку, Стэнли. Ну, расскажите же что-нибудь, а? Что это на вас на всех вдруг нашло - не пойму. Потому что я отвергнута поклонником, да?
   Стелла делает жалкую попытку рассмеяться.
   Да, такого со мной еще не случалось, а опыт у меня немалый, и каких только мужчин я не знавала на своем веку, но чтобы самая настоящая отставка... Ха-ха! Не знаю уж, что и думать... Ну, расскажите же,
   Стэнли, анекдот, да посмешней. Нужно же разрядить атмосферу.
   СТЭНЛИ. По-моему, до сих пор вы моих анекдотов не одобряли, Бланш.
   БЛАНШ. Нет, если занятно и без непристойностей, то почему же?
   СТЭНЛИ. Да где мне - у вас слишком тонкий вкус, еще не угодишь.
   ЕЛАНШ. Тогда давайте уж я сама.
   СТЕЛЛА. Правда, Бланш, расскажи! Тряхни стариной.
   Вдали зазвучала музыка.
   БЛАНШ. Ну, что ж... только что бы вам такое... Сейчас, сейчас, надо заглянуть в наш репертуар. Ах да! обожаю эти - из цикла о попугаях. А вы?.. Ну, ладно - об одной старой деве и попугае. Так вот, был у этой старой девы попугай, отчаяннейший сквернослов - такие знал виртуозные загибы, похлеще мистера Ковальского.
   СТЭНЛИ. Х-ха!
   БЛАНШ. И утихомирить этого попугая было только одно средство набросить на клетку покрывало, тогда он решал, что настала ночь и пора на боковую. И вот как-то раз - а дело было утром - только старая дева откинула с клетки покрывало на день, как вдруг... кого бы вы думали, видит у входа?.. Священника! Ну, она со всех ног к попугаю и поскорее - покрывало на клетку, и только уже после этого впускает священника. Попугай себе сидит смирнехонько, тихо, как мышь; но стоило ей спросить гостя, сколько
   ему положить сахару в кофе, как тот вовсю; (свистит)... да как ляпнет: "Ну, черт его подери, и короткий же выдался нынче денек!" (Запрокинула голову, смеется.)
   Стелла тоже делает безуспешные попытки казаться веселой.
   Стэнли - ноль внимания на всю эту побасенку.
   Он словно ничего не слышал, - тянется через весь стол, подцепил вилкой последний кусок торта и аппетитно пожирает его, ухватив прямо рукой.
   Насколько я понимаю, мистеру Ковальскому не смешно.
   СТЕЛЛА. Мистер Ковальский ведет себя по-свински и увлекся настолько, что до остального ему и дела нет.
   СТЭНЛИ. Правда твоя, детка.
   СТЕЛЛА. Как ты весь извозился - лицо, руки... смотреть противно! Иди умойся и помоги мне убрать со стола.
   СТЭНЛИ (швыряет свою тарелку на под). А я вот как убираю со стола. (Крепко схватив ее за руку.) Не смей так обращаться со мной, брось эту манеру раз и навсегда. "Свинья... поляк... противный... грязный... вульгарный..." -- только и слышишь от вас с сестрицей; затвердили! Да вы-то что такое? Возомнили о себе... королевы! Помните слова Хая Лонга1: "Каждый - сам себе король". И здесь, у себя, я - король, так что не забывайтесь! (Сбросил со стола чашку с блюдцем.) Вот, я убрал за собой. Хотите, уберу и за вами?
   1 Известный американский политический деятель фашистского толка, убитый в 1934 году, когда он был губернатором штата Луизиана.
   Стелла тихо заплакала. Стэнли величественно прошествовал к двери и, стоя на пороге, закуривает. За углом, в баре, заиграли черные музыканты,
   БЛАНШ. Что здесь происходило, пока я принимала ванну? Что он тебе Говорил? Стелла!
   СТЕЛЛА. Ничего! Ничего! Ничего!
   ЕЛАНШ. Я догадываюсь - про нас с Митчем. Да, да, ты знаешь, почему Митч не пришел, и не хочешь сказать!
   Стелла безнадежно качает головой.
   Я позвоню ему.
   СТЕЛЛА. Лучше не надо.
   ЕЛАНШ. А я позвоню.
   СТЕЛЛА (убитым тоном). Не стоит, Бланш.
   ЕЛАНШ. Но ведь так же нельзя, должен же кто-то объяснить мне, в чем дело! (Метнулась в спальню, к телефону.)
   Стелла выходит на крыльцо и укоряюще смотрит на мужа. Тот, проворчав нечто невнятное, отворачивается.
   СТЕЛЛА. Можешь радоваться - твоих рук дело... ни разу еще кусок не шел мне так поперек горла, как сегодня, когда я видела ее лицо и этот незанятый стул. (Заплакала.)
   ЕЛАНШ (по телефону). Алло! Будьте любезны, мистера Митчелла. А-а!.. Если позволите, я оставлю свой номер. Магнолия девяносто-сорок семь. И передайте ему, что Дело неотложное... Да, да, очень важное дело... Благодарю вас. (Потерянная, испуганная, задерживается у телефона.)
   СТЭНЛИ (медленно обернулся к жене, грубо хватает ее в объятия). Уедет эта, родишь маленького, и все, все наладится. Снова заживем душа в душу, и все у нас пойдет по-прежнему. Как бывало. Помнишь? Какие ночи мы проводили вдвоем! Господ^ солнышко мое, как привольно нам будет по ночам, ну, и пошуг там же мы тогда, а?.. Совсем как раньше!., и снова побегут у нас разноцветные огоньки... и некого опасаться, что услышат - никаких сестер за занавеской!
   Наверху громкий хохот, крики, взвизги.
   (Негромко засмеялся.) Вон! - Стив с Юнис...
   СТЕЛЛА. Вернемся. (Идет в кухню и принимается зажигать свечки, воткнутые в белый торт.) Бланш!
   БЛАНШ. Да? (Возвращается к столу.) Ах, эти свечки - милые, милые, милые... Не зажигай их, Стелла, не надо.
   СТЕЛЛА. Ну вот еще!
   Вернулся в кухню и Стэнли.
   БЛАНШ, Сбереги их на дни рождения маленькому. Пусть всю его жизнь светят ему праздничные свечи, и пусть глазенки его светятся, как два синих огонька, зажженных на белом именном торте...
   СТЭНЛИ (усаживаясь). Какая поэзия!
   БЛАНШ (промолчав, задумчиво). Зря я звонила ему, не стоило.
   СТЕЛЛА. Да мало ли что могло случиться!
   БЛАНШ. Такое не прощается, Стелла. Нельзя спускать обид. Пусть не думает, что со мной все позволено.
   СТЭНЛИ. Черт, ну и жарища же из ванной - все еще полна пару.
   КЛАНШ. Я уже трижды приносила вам свои извинения. (Вступает пианино.) Горячие ванны необходимы мне от нервов. Это называется гидротерапией. Вы полячек, здоровый человек, существо без нервов; ну, и само собой понятно, откуда вам знать, каково это, когда от нервов места себе не находишь.
   СТЭНЛИ. Никакой я вам не полячек! Выходцы из Польши - поляки, а не полячки. А я - стопроцентный американец, родился и вырос в величайшей стране на земном шаре и дьявольски горжусь этим, так что нечего называть меня полячком!
   Зазвонил телефон.
   БЛАНШ (словно того только и ожидала, встает). О, это меня, конечно, меня.
   СТЭНЛИ. Еще неизвестно. Куда вы вскочили? (Не спеша направляется к телефону.) Слушаю!.. А-а, да, да, здорово, Мак! (Прислоняется к стене, с издевкой смотрит прямо в глаза Бланш тяжелым, пристальным взглядом в упор.)
   Бланш испуганно прижалась к спинке стула. Стелла подалась вперед, положила ей руку на плечо.
   БЛАНШ. Не надо, Стелла. Что с тобой? Что ты смотришь на меня так жалостливо?
   СТЭНЛИ (орет). Тихо, вы!! Завелась тут у нас одна, все шумит... Валяй дальше, Мак... У Райли? Нет, у Райли я играть не хочу. Разругался с ним еще на той
   неделе... Я пока еще, кажется, капитан команды, а? Вот так... А тогда мы не играем у Райли... Да, на Уэст Сайд или в "Гала". Порядок, Мак. Пока. (Вешает трубку и возвращается к стешу.)
   Бланш делает героические усилия, чтобы взять себя в руки, быстро отпивает глоток воды из своего бокала.
   СТЭНЛИ (Словно не замечая ее, лезет в карман. Не спеша, с расстановкой, притворно дружеским тоном.) Сестрица Бланш, а я припас вам подарочек к именинам;
   БЛАНШ. Ну, что вы, Стэнли. .. правда7,. Я никак не рассчитывала. Да и вообще, не знаю, что это Стелле вздумалось отмечать мой день рождения. Я-то предпочла бы и не вспоминать, что мне уже... двадцать семь! Да и что на него смотреть, на возраст - лучше не замечать!
   СТЭНЛИ. Двадцать семь?..
   БЛАНШ (поспешно). Ну, так что же за подарок, Стэнли?
   Он медленно протягивает ей маленький конвертик.
   Это правда мне?
   СТЭНЛИ. Да. Надеюсь, понравится.
   БЛАНШ. Да ведь это... это...
   СТЭНЛИ. Билет! До самого Лорела! Автобус, прямым сообщением! На вторник.
   Тихо, словно украдкой, зазвучала полька-варшавяночка и уже не умолкает. Стелла вскочила и отвернулась. Бланш попыталась улыбнуться - не вышло. Попробовала было рассмеяться - тоже не получается. Вскочила, выбегает в спальню. Хватается рукой за горло и тут же кинулась в ванную. Слышно, как она закашлялась, хрипит, словно давясь чем-то.
   Ну, вот.
   СТЕЛЛА, Надо тебе было! Без этого не мог?
   СТЭНЛИ. А я от нее мало натерпелся? Забыла'
   СТЕЛЛА. Незачем было бить ее так безжалостно - ведь ее и без того все, все покинули.
   СТЭНЛИ. Благородная...
   СТЕЛЛА. Да, благородная!.. Была. Ты не знал ее раньше. Какая она была! Не было человека добрей, самоотверженней. А ваш брат, такие, как ты, растлили ее, втоптали в грязь, и то, что она такая, ваших рук дело.
   Он проходит в спальню, снял рубаху, надевает спортивную - яркий сверкающий щелк.
   (Идет за ним.) И ты после этого можешь играть, сшибать свои кегли?
   СТЭНЛИ. Запросто.
   СТЕЛЛА. Нет, не бывать этому. (Крепко вцепилась ему в рубашку.) Почему ты добиваешь ее?
   СТЭНЛИ. Никого я не добиваю. Пусти. Порвешь ведь!
   СТЕЛЛА. Нет, я хочу знать - почему? Отвечай - слышишь?
   СТЭНЛИ. Когда мы с тобой познакомились, ты смотрела на меня, как на плебея. Что ж, правда твоя, детка. Да - плебей, да - из хамов! Ты показала мне тогда этот снимок: большой дом с колоннами. Я вытащил тебя из-за этих колонн, стащил к себе, вниз, и когда у нас побежали, засветились разноцветные огоньки, то лучшего тебе и не надо было! И разве мы не были счастливы, плохо нам было, пока она не заявилась к нам?
   Стелла вся словно чуть подалась куда-то. Взгляд ее мгновенно становится сосредоточенно-отсутствующим, будто какой-то внутренний голос вдруг окликнул ее по имени. Осторожно-осторожно, слабо волоча ноги, с короткими передышками, направляется из спальни в кухню, придерживаясь за списку стула, дальше - за край стола, как слепая, как заслушавшаяся чего-то.
   (Застегивает и заправляет рубашку в брюки, не слыша ответа Стеллы, повторяет.) Ну, разве не счастливы мы были? Плохо нам с тобой было вдвоем? Пока она не пожаловала к нам... эта!.. То ей не так, и это не этак, а я ей - обезьяна... (Замечает, что со Стеллой что-то творится.) Эй, Стелл, что с тобой? (Подбегает к ней.) СТЕЛЛА (еле слышно). Проводи меня в больницу.
   Он поддерживает ее и, тихо уговаривая, ведет к двери. Шепот его слышен все слабее. Ушли.
   ГОЛОС БЛАНШ (напевает тихо и тоскливо). El pan de mais, el pan de mais, El pan de mais sin sal. El pan de mais, el pan de mais, El pan de mais sin sal1
   Кукурузная лепешка, кукурузная лепешка, кукурузная лепешка без соли" (испан.).
   КАРТИНА ДЕВЯТАЯ
   Немного позднее. БЛАНШ, вся сгорбившись, в неудобной, напряженной позе, сидит в кресле, обитом диагональю в зеленую и белую полосу. Она в ярко-красном атласном халатике. На столе перед ней - бутылка и стакан. В бешеном темпе звучит мотивчик польки-варшавяночки. Музыка лишь слышится Бланш, и она поет, чтобы избавиться от этого наваждения и от ощущения обступившей ее со всех сторон беды. Губы ее беззвучно шепчут что-то скорее всего, слова, которые пелись на мотив этой полечки. Рядом электрический веер-опахало.
   На улице появился МИТЧ. В синей спецовке - брюки и куртка из грубой бумажной ткани; небрит. Вышел из-за угла и поднимается на крыльцо. Звонит.
   БЛАНШ (испуганно вздрагивает). Кто там? МИТЧ (хрипло). Это я, Митч.
   Полька обрывается.
   БЛАНШ. Митч?! Сию минуту! (Заметалась, пряча бутылку в стенной шкаф; закрутилась перед зеркалом, наспех освежая лицо одеколоном и припудриваясь. Она так возбуждена, в таком нетерпении, дышит тяжело, прерывисто. Наконец готова: подбегает к двери, впускает его.) Митч!.. Да вас, по правде говоря, и впускать бы не следовало - так вы обошлись со мной! Совсем не по-рыцарски. Но все равно... добрый вечер, любимый! (Подставила ему губы.)
   мое собственное. Что с вашей матушкой, Митч? Ей, видимо, хуже?
   МИТЧ. Откуда вы взяли?
   БЛАНШ. Но ведь у вас же что-то случилось?.. Нет, нет, не бойтесь, никакого перекрестного допроса не последует. Напротив, я... (Рассеянно, словно собираясь с "мыслями, потерла лоб.)
   Снова, словно приплясывая, вступает мотив полечки.
   ...я постараюсь сделать вид, будто совсем не замечаю в вас никакой перемены. Ну вот... опять эта музыка!
   МИТЧ. Какая еще музыка?
   БЛАНШ. Да все Та же! Полечка, которую играли, когда Аллан... Погодите-ка! - сейчас, сейчас...
   Далекий револьверный выстрел.
   (Словно тяжесть с плеч.) А, вот и он... выстрел! После него она, как правило, умолкает.
   Полька постепенно замирает.
   Да... вот и перестала.
   МИТЧ. Вы что сегодня - чокнутая?
   БЛАНШ. Сейчас посмотрим, не найдется ли у нас чего... (Подходит к стенному шкафу, притворяясь, что не знает, найдется там бутылка или нет.) Да, к слову, вы уж извините - не одета. Но ведь я, в сущности, уже совсем было поставила на вас крест. Вы что же, забыли, что званы на ужин?
   МИТЧ. А мне уже и видеть вас больше не хотелось.
   БЛАНШ. Минуточку. Мне здесь не слышно, а вы так скупы на слова, что не хотелось бы упустить ни одно
   Но он словно и не заметил, - проходит, не задерживаясь, будто ее и нет, прямо в квартиру.
   (Со страхом глядит, как он прошествовал мимо, в спальню.) Боги мои, какая неприступность! И что за странный наряд... Да еще и небриты! Какое неуважение к даме... Но я вас прощаю. Прощаю, потому что вы пришли - и сразу на душе легче стало. Ваш приход угомонил эту польку, мотив которой засел у меня в голове - не отвяжешься, А у вас не бывает такого - засядет что-нибудь в голову, и никак не избавишься, нет? Да нет, конечно, вам ли, красная девица, с вашей-то силищей мучиться от навязчивых идей!
   Все это время, пока она не подошла к нему, он не спускает с нее тяжелого, пристального взгляда. По всему заметно, что по дороге сюда он порядком хватил.
   МИТЧ. А без этого - никак нельзя обойтись? (Показывает на электрический веер.)
   ЕЛАНШ. Можно.
   МИТЧ. Неприятная штука.
   БЛАНШ. Так выключим, милый. Я и сама их недолюбливаю. (Нажала кнопку, выключателя, и электровеер, чинно откланявшись, замер. Смущенно откашливается, глядя, как Митч заваливается на постель в спальне и закуривает, но возразить не решилась.) Не знаю, найдется ли у нас что-нибудь выпить... еще не успела посмотреть.
   МИТЧ. Это - Стэна... не надо мне его пойла.
   ЕЛАНШ. А это - не его. Не все же здесь принадлежит обязательно Стэну. Есть в этом доме что-то и го слова... Но что же я, собственно говоря, искала' Ах да... что-нибудь выпить. Мы тут весь вечер веселились до упаду, так что я и правда чокнутая. (Делает вид, что неожиданно для себя напала на бутылку.)
   Он, закинув одну ногу на постель, смотрит на Бланш с брезгливостью.
   Так, что-то нашлось. А вы, я вижу, по-южному, со всеми удобствами... Что же у нас тут такое, а?
   МИТЧ. Раз не знаете, значит, не ваша.
   БЛАНШ. Снимите-ка ногу с постели. Прямо на белое покрывало! Да, да, вам, мужчинам, до таких мелочей и дела нет. А я столько труда положила, чтобы навести в этом доме порядок.
   МИТЧ. Да уж, только вашими молитвами...
   БЛАНШ. Но вы же видели, что здесь было раньше, до моего приезда. Ну, а теперь... посмотрите только! Не комната - игрушка. И уж теперь так и поведется, у меня на этот счет строго... Не знаю, с чем это смешивают... или прямо так? М-м-м... сладко. Очень сладко... Ужасно сладко... Ба, да это же ликер... ну конечно! Да, да, так и есть - ликер.
   Митч только проворчал что-то.
   Боюсь, вам он будет не по вкусу. Попробуйте все-таки, а вдруг понравится?
   МИТЧ. Сказано вам было - не надо мне ничего из его запасов; сколько раз повторять! Да и вам нечего налегать, раз это его, а не ваше. Он и то уж жалуется, что вы набросились на его виски, как бешеная кошка.
   БЛАНШ. Что за бред! И вы еще повторяете... вот уж чему никогда бы не поверила. Но я-то выше этого и не удостаиваю такое подленькое оговаривание даже ответа.
   МИТЧ. Х-ха!
   БЛАНШ. Что все это значит? Вы что-то задумали. По глазам вижу...
   МИТЧ (вставая с постели). Что ж мы все сумерничаем?
   БЛАНШ. А мне так больше нравится. В сумерках как-то уютней,
   МИТЧ. Да я, кажется, так ни разу и не видел еще вас при свете.
   Бланш беззвучно рассмеялась.
   Ну да, ни разу.
   БЛАНШ. В самом деле?
   МИТЧ. Днем - ни разу.