Вильямсон Чарльз. Любовь и шпионаж

   Бедная Лиза выглядела очень осунувшейся, когда мы заехали за ней в отель. Но тетя Лили не заметила и этого; она всегда очень мила с Лизой, хотя в душе не любит ее за острый, насмешливый язычок и за стремление сделать людям назло.
   Я посоветовала Лизе не ездить с нами по магазинам, а лучше отдохнуть после изнурительных дневных и ночных поездок; но она уже была одета и, казалось, хотела куда-то идти.
   – У меня есть собственные дела! – заявила она.
   Все же она поехала с нами, хотя ничего не купила, а когда мы посетили известную парижскую модистку мадам Дюкло на улице Рю де ля Пэ, чтобы заказать новую шляпку для тети Лили, Лиза куда-то исчезла и появилась почти через час, когда мы уже собирались уходить от модистки. Где она пропадала и что делала – я не знаю, но это вывело ее из апатии; она оживилась, глаза ее заблестели, а на щеках появились пунцовые пятна.
   У тети Лили возникла масса хлопот. Она была уверена, что ее «авто» способно увезти тонну всякого груза, и была так занята приобретением разных ненужных вещей, что забыла о встрече, назначенной на два часа в ресторане «Рица». Когда я напомнила ей об этом, она ахнула, и мы вихрем понеслись туда, прибыв с опозданием на десять или пятнадцать минут.
   Дядя Эрик и лорд Роберт уже дожидались нас. Они пошли к нам навстречу, и меня поразила мрачная серьезность их лиц.
   – Ради Бога, не сердитесь! – попыталась улыбнуться я. – У нас было столько важных дел… но что с вами? Почему у вас такой похоронный вид, словно вы что-то потеряли?
   – Что-нибудь не в порядке с мотором? – встревожилась тетя Лили.
   – Нет, с ним все в порядке, – успокоил ее Боб. – Я уже нанял для вас шофера… и… гм…
   – Тогда в чем же дело? Вы оба выглядите как грозовые тучи, или как холодный душ, или… или как еще что-то неприятное. Неужели вы так проголодались, что злитесь на нас из-за каких-то несчастных десяти минут?
   – Ты видела сегодняшние газеты? – хмуро спросил дядя Эрик.
   – Газеты? Думаю, что нет. Мне было вовсе не до них, у меня были дела поважней, хлопот полон рот, и я не могла тратить время на такую безделицу, как газеты. А что случилось, разве правительство ушло в отставку?
   – Ивор Дандес попал в очень неприятную историю, – ответил ей дядя Эрик, глядя расстроенно и огорченно, так огорченно, что я сразу поняла: он очень беспокоится за Ивора…
   Я вздрогнула. Мое сердце заныло от тревожных предчувствий.
   – Конечно, все это нелепость, вздор. Какое-то страшное недоразумение, – сказал Боб. – Он обвиняется в убийстве.
   – Это было опубликовано еще в утренних газетах, – продолжал дядя Эрик. – Но мы только что узнали об этом, придя сюда, иначе я попытался бы сделать для него что-нибудь. Конечно, теперь мне придется задержаться в Париже, ведь я друг Дандеса и обязан помочь ему чем могу. Но для всех вас в этом нет необходимости, вы можете сегодня же возвращаться в Лондон, как было решено…
   – Какое ужасное событие! – вскричала тетя Лили, всплеснув руками. – Я тоже останусь, если девочки не возражают. Бедняга Ивор! Ему будет легче, когда он узнает, что его друзья рядом с ним. У меня на очереди тысячи дел и встреч, но я сейчас же телеграфирую всем, что остаюсь здесь. А как вы, лорд Роберт?
   – Я останусь с вами, леди Маутстюарт, – сказал Боб; его симпатичное, но простоватое лицо было озабочено, широко расставленные глаза тоскливо следили за мной. – Дандес и я никогда не были близкими друзьями, но он отличный малый, я всегда восхищался им. Я уверен, что он с честью выпутается из этого дела.
   Бедный лорд Боб! Я совсем не думала о нем в эту минуту, но смутно ощущала, что его тревога относится скорее ко мне, чем к Ивору, о котором он говорит сейчас так дружески… хотя перед этим частенько выказывал к нему ревность.
   …Я была ошеломлена и подавлена. Если б кто-либо сейчас обратился ко мне с вопросом, думаю, я не расслышала бы и не смогла ответить. Но со мной никто не заговаривал, хотя мое молчание, возможно, казалось странным. Лиза тоже молчала.
   – Пожалуй, до завтрака вы ничего не будете предпринимать, лорд Маунтстюарт? – спросил Боб.
   – Нет. Мы позавтракаем и за едой обсудим дело.
   Мы вошли в ресторан, я двигалась как в кошмарном сне. Ивор обвинен в убийстве! Что он натворил? Что вообще произошло?
   Очень скоро я все узнала. Как только мы уселись за столик, на котором пышный букет прелестных весенних цветов показался мне издевательством, тетя Лили принялась расспрашивать.
   По какой-то причине дядя Эрик отвечал неохотно, словно он уже заранее предвидел случившееся и не желал о нем много распространяться. Но, скорей всего, мне это только казалось.
   Зато Боб Уэст рассказал нам почти все. При этом я то и дело замечала, что он наблюдает за мной, желая знать, не слишком ли жестокий удар наносит мне эта новость и достаточно ли тактично отзывается он о человеке, который был его соперником.
   – Все началось с того свидания, на какое Дандес торопился вчера вечером, когда мы встретили его в холле отеля, – начал рассказывать Боб осторожно, но несколько неуклюже. – Боюсь, что это свидание было нарочно подстроено, чтобы заманить его в ловушку. Вообще в этом деле много неясного, подозрительного. Почему, например, Дандес очутился в Париже? Ведь накануне он и не помышлял об этом, по крайней мере, никому не заикнулся, даже собирался быть вчера у меня, т. е. на благотворительном базаре моей матери. Прямо не понимаю, что с ним сделалось!
   – Каким же образом эта история попала в газеты? – спросила тетя.
   – О, газетчики налетели на сенсацию как мухи на варенье; для них это была крупная находка. Они брали интервью и в полиции, и в отеле, и у сыщиков; и раскопали кое-какие подробности. Например, то, что в отеле Дандес записался под чужим именем – без сомнения с определенной целью… но, я уверен, он никогда бы не совершил противозаконного поступка!
   – Странно! – буркнула Лиза.
   – Предположительно, он хотел отыскать в Париже какого-то человека и потому обратился к частному детективу по имени Жирар, довольно известному в своем деле. Но Жирара он, вероятно, чем-то восстановил против себя, потому что тот явился в полицию и дал свидетельские показания против Дандеса сразу же после ареста последнего…
   – Какой ужас! – прошептала тетя Лили.
   – Да. Мосье Жирар рассказал, что ему удалось довольно быстро напасть на след человека, которого разыскивал Дандес, и, идя по этому следу, он в половине третьего ночи пришел к дому, где тот временно квартировал у своего приятеля…
   – В половине третьего ночи? – перебила тетя. – Так поздно? Разве не мог он подождать до утра?
   – Видите ли, такое условие поставил ему сам Ивор – найти этого человека как можно быстрее, не считаясь со временем…
   – Ну говорите ж, говорите, что было дальше!
   – Так вот. Сыщик вместе с консьержем поднялись на шестой этаж, и знаете, кого они там застали? Самого Дандеса, который, весь забрызганный кровью, что-то искал в комнате! А рядом на полу – труп, совсем уже остывший…
   – Значит, все произошло за какой-нибудь час? – быстро спросила Лиза.
   – В газете указано – между двенадцатью и тремя часами ночи.
   – Ну конечно же, все это чепуха! – воскликнула нетерпеливо тетя Лили. – Французишки любят всякие сенсации и поспешили обвинить порядочного, ничем не запятнанного англичанина. Они бы лучше подумали! Не пройдет и двух дней, как им придется просить у Англии извинения за то, что осмелились оскорбить британского подданного, не правда ли, Маунти? Ведь я права?
   – Боюсь, что дело не в поспешности французских властей и не в оскорблении британского достоинства, – промямлил дядя Эрик. – Улики, к счастью, косвенные, говорят против Ивора. А что касается британского подданства – оно тут ни при чем. Если англичанин совершает преступление во Франции, его судят по французским законам.
   – Но Ивор не совершал преступления, – настаивала тетя Лилиан.
   – Конечно, нет. Однако это нужно доказать. И в этом отношении он в худших условиях, чем если б находился в Англии. Английский закон считает человека невиновным, пока его вина не доказана. Французский закон, наоборот, предполагает, что он виновен, пока не докажет свою невиновность. Перед лицом улик, имеющихся против Дандеса, французские власти не могли поступить иначе, чем они поступили.
   Первый раз в жизни я была возмущена мужем тети Лилиан. Я возненавидела его холодное, рассудочное «чувство правосудия», которым он всегда кичился, шел ли разговор о делах друга или недруга!
   – Наверное, мистер Дандес сумеет доказать свое ам… аб… алиби, кажется, оно так называется? – спросила Лиза.
   – Он не пытается что-либо доказывать, – возразил Роберт. – Он просто-напросто отказывается давать следователю какие-либо существенные показания… по крайней мере, так сказано в дневном выпуске газеты. Он не говорит, где был и что делал между двенадцатью часами ночи и тем моментом, когда его задержали. Сказал только, что прогуливался от отеля до дома, где его застал сыщик Жирар. Но где доказательства? Никакого алиби! Конечно, Ивор отрицает, что убил человека, но объяснил, что убитый обокрал его в дороге, когда они ехали вместе на пароме Дувр – Кале. И уже после обращения к частному сыщику Дандес получил записку от вора, который приглашал его зайти и получить украденное – за известное вознаграждение. Однако, когда он пришел по указанному адресу, вор был уже мертв… и в этот момент на сцене появился Жирар.
   – Предъявил ли Ивор следователю записку, написанную вором? – спросила тетя Лили.
   – Нет. Он сказал, что выбросил ее – и этим лишил себя существенного доказательства своей правоты. Что там было написано? И была ли записка вообще? – вот какие вопросы встали перед полицией на предварительном допросе. Кроме того, Ивор отказался назвать украденную у него вещь и не сообщил, какое «вознаграждение» требовал у него вор.
   – Он восстановил правосудие против себя, – пробормотал лорд Маунтстюарт, вяло ковыряя вилкой в своей тарелке.
   – Не повезло бедняге! – вздохнула его супруга.
   – Не повезло, – подтвердил и Боб, пробежав глазами свежую заметку в газете. – Вот тут говорится, что еще одно важное показание против Ивора дал консьерж того дома, где произошло убийство, и помещены фотографии дома, комнаты и трупа… но не рекомендую дамам смотреть на это малоприятное зрелище!
   – Что же показал консьерж? – спросила Лиза с любопытством.
   – А вот слушайте, я вам прочитаю: «Леон Ниссо консьерж дома номер двести восемнадцать на улице Филь Соваж показал что подозреваемый в убийстве англичанин по имени Ивор Дандес находился в комнате убитого минут сорок до прибытия детектива мосье Анатоля Жирара. Но это был уже второй ночной визит Дандеса: перед этим он заходил туда часом раньше и, уходя предупредил, что заглянет еще раз. Оба раза консьерж находился уже в постели и разглядеть посетителя не мог. Но он поклялся, что голос был один и тот же – с английским акцентом. Узнав, что съемщик Пьер Буше в отъезде, а в его комнате находится его приятель Морель (которого консьерж знал в лицо), ночной визитер пожелал увидеться с Морелем. Дандес отрицает это утверждая что заходил всего лишь один раз, – и если б он смог доказать это, то получил бы в некотором роде алиби, потому что оба врача, вызванные на место происшествия, удостоверили, что убитый мужчина умер за два часа до их вызова. Однако никто из допрошенных соседей, живших поблизости, не видел Дандеса на улице, и это естественно: в такой поздний час все спали. Последним кто видел его ночью, был кэбмен Жак Гобер, отвозивший его из отеля „Елисейский Дворец“. Он показал, что в половине первого довез его до улицы Курбвуа, где Дандес расплатился и отпустил кэб, а сам пошел дальше пешком. Таким образом, Дандес имел время совершить убийство, уйти, а потом явиться вторично, очевидно, чтобы убрать какие-то улики или замести следы, и был задержан сыщиком, срочно вызвавшим полицию и врачей»…
   – Это все? – спросила Лиза.
   – Все. Таковы последние сообщения, – ответил Боб, откладывая газетный лист в сторону. – Но, повторяю, я уверен – со временем все разъяснится, и Дандес благополучно выпутается из этой грязной истории.
   – А ты, Эрик, тоже думаешь, что он выпутается? – спросила тетя.
   – Надеюсь на это всей душой! – ответил лорд Маунтстюарт, но лицо его оставалось глубоко озабоченным.
   И мое сердце упало…

Глава 19. Диана навещает Ивора

   Чем полней я осознавала опасность, грозящую Ивору, тем больше таяла моя обида на него, тем больше утихали возмущение и негодование, вызванные его изменой. Все это начинало казаться мне мелким и незначительным перед лицом той страшной участи, какая ожидала его.
   Почему? Разве случилось что-либо такое, что дало бы мне надежду на возврат нашей былой дружбы и любви? Разве нашлось доказательство, что он заботится обо мне больше, чем о НЕЙ? Нет, наоборот. Все указывало на его беззаветную преданность этой актрисе, имя которой он отказался назвать на допросе – даже ради своего спасения…
   Теперь, когда мир отвернулся от него, моя душа рванулась к нему – защитить его, вернуть ему свое доверие вопреки всему.
   Что-то в глубине сердца подсказывало мне: тут кроется неразгаданная тайна. И я уже была готова простить Ивору его жестокое обращение со мной. Я тосковала от переполнившей меня безмерной нежности к нему. Больше всего на земле мне хотелось помочь ему, – но чем, как?
   И во время разговора за столиком, когда официант подавал нам все новые блюда (на которые я и смотреть не могла), я подумала, что, пожалуй, у меня есть шанс помочь Ивору, если Лиза будет действовать со мной сообща, заодно.
   Я так стремилась переговорить с ней с глазу на глаз, что с нетерпением ждала момента, когда ленч закончится, мы покинем «Рицу» и вернемся в свой отель. К счастью, никто из нас не желал долго задерживаться в ресторане, у всех аппетит был испорчен. И около трех часов дня я уже была в своей комнате.
   Мужчины пошли улаживать дела, связанные с арестом Ивора: Роберт Уэст решил хлопотать насчет адвоката, а дядя Эрик направился в британское посольство. Тетя Лилиан заявила, что, хотя у нее страшно разболелась голова, она удалится к себе в будуар – и целый час будет писать письма и телеграммы, чтобы отменить встречи, назначенные в Лондоне. Поэтому у нас с Лизой была возможность поговорить без помехи, и я не стала терять время, а сразу выложила ей свой план спасения Ивора, в котором она должна была участвовать.
   – На мой взгляд, единственное, что мы с тобой обязаны сейчас сделать, – сказала я, – это рассказать следователю все, что знаем, пусть даже это будет наперекор желанию Ивора.
   – Каким же образом его спасет то, что ты знаешь? – спросила она, как-то странно подчеркивая слова, и с особым, непонятным мне выражением лица.
   – Неужели тебе не ясно? – воскликнула я. – Если мы выступим с заявлением, что видели, как он ночью, в начале первого, вошел в дом на Рю д'Олянд и долго оставался там, – это создаст ему алиби. Ведь именно в это время, по заключению врачей, было совершено убийство в другом доме, далеко от Рю д'Олянд!
   – Но ты же не видела, как он вошел в дом, – возразила ехидно Лиза. – Ты отказалась смотреть. Забыла?
   Я изумленно уставилась на нее:
   – Ты видела. Разве это не одно и то же?
   – Да… если только я захочу подтвердить, – медленно сказала она.
   – Ты захочешь. Ты же, конечно, хочешь спасти его!
   – Почему это?
   – Потому, что Ивор невиновен. Потому, что он твой друг.
   – Мужчина не может быть другом женщины, если влюблен в другую.
   – О, Лиза, разве можно заниматься софистикой в подобных случаях? И думать о чем-либо, кроме его спасения?
   – Я не считаю, – сказала она раздраженно, – что Ивор Дандес поступил очень хорошо по отношению к… нашей семье. И хочу, чтобы ты поняла это, Ди. Но избавить его от опасности, – а опасность, без сомнения, вполне реальна, – могу только я одна. Я, а не ты. Он должен будет благодарить только меня. И я могу сделать для него еще кое-что, – я и только я!
   – Что именно?
   Лиза немного поколебалась, но все же ответила: – У него была украдена одна очень дорогая вещь, которую он хотел получить обратно любой ценой… даже путем обыскивания мертвеца… Так вот, я знаю, что это за вещь, потому что… потому что она у меня.
   – Что ты хочешь сказать? – спросила я, озадаченная ее словами и тоном, каким они были сказаны.
   – Я не собираюсь объяснять тебе, что хочу сказать. Но уверена, – что эта вещь страшно дорогая, из-за нее можно пойти на убийство. Я выяснила это – знаешь, когда? – когда ты и твоя очаровательная тетушка обсуждали у модистки фасоны модных шляпок…
   На мгновение я была сбита с толку, но тут же догадалась:
   – Сумочка из парчи, которую ты подобрала ночью на углу улицы Рю д'Олянд, – ты ее имеешь в виду?
   Я только сейчас вспомнила об этой находке, – множество всяких других, более важных дел занимало мои мысли.
   Лиза выглядела раздосадованной. Кажется, она рассчитывала, что я уже забыла о найденной сумочке и не увижу связи этой вещицы с ее намеками; скорей всего, она хотела и дальше дразнить меня, разжигая мое любопытство.
   – Это мое дело, что я имею в виду, – откликнулась она сердито: сумочку или что другое. А впрочем, еще неизвестно, кем она была потеряна – Ивором или кем-то еще. Может быть, ее обронил сам убийца?.. Однако запомни: если я и надумаю рассказать все, что мне известно, то выложу это не тебе… и не сегодня.
   Боюсь, я почти ненавидела ее в тот момент; она выглядела такой бессердечной, расчетливой и жестокой. Мне тяжело было сознавать, что это моя сводная сестра, но я благодарила Бога, что, по крайней мере, в наших жилах нет ни одной капли родственной крови.
   – Если ты предпочитаешь молчать по какой-то причине – это твое дело! – взорвалась я. – Но ты не сможешь помешать мне рассказать следователю обо всем, что произошло ночью: как мы с тобой поехали на Рю д'Олянд, ну и прочее.
   – Не могу помешать, но могу посоветовать: не делай этого – ради Ивора, – ответила она.
   – Ради него?!
   – Да, и ради себя также, если тебе не безразлично, как он станет думать о тебе. Ведь никто из нас не знает, когда он вышел от Максины. И виновата в этом ты: я хотела остаться и понаблюдать, а ты настояла, чтобы мы уехали. Понятно? Он мог пробыть там всего десять минут, и мы не сможем доказать обратное, а если он вскоре же ушел, значит, у него было достаточно времени отправиться прямо на улицу Филь Соваж и убить там этого человека. Вот цена твоему «алиби»!
   Этими словами она загнала меня в тупик.
   – А если при этом он узнает, – продолжала она, явно издеваясь надо мной, – что ты выслеживала его до самого дома Максины, он перестанет уважать тебя. И до конца своей жизни не простит того, что ты опорочила репутацию женщины, которую он боготворит, которую всячески пытается спасти от позора. Он наверняка подумает, что ты сделала это из-за жгучей ревности к ней!
   Внутри меня все похолодело. Я задрожала и едва могла вымолвить:
   – Ивор должен знать – я не способна на такую низость!
   – Думаешь, он считает тебя выше этого? Сомневаюсь. Почему же тогда он нанес тебе оскорбление, предпочтя какую-то актерку?
   Это было похоже на пощечину. И я ощутила, как кровь прилила к моим щекам. Они запылали так сильно, что я уже не могла сдержать слез.
   – Вот видишь, я права, – торжествующе заявила Лиза, видя меня плачущей. – Теперь ты согласна со мной?
   – Возможно, ты права, – прорыдала я. – Я не смогу выступить свидетелем, Ивору это не понравится. Но в остальном я с тобой не согласна. Не будем больше говорить на эту тему, мне очень тяжело… Пожалуйста, Лиза, иди в свою комнату. Я должна побыть одна.
   – Очень хорошо! – отрезала она. – Ты сама позвала меня, я к тебе не напрашивалась!
   Она круто повернулась и вышла без единого слова, захлопнув за собой дверь.
   Я подумала, что могла бы заставить ее отдать мне эту таинственную парчовую сумочку, предложив взамен большую сумму денег: Лиза – странное существо, за деньги она готова сделать многое. Но мне не хотелось торговаться с ней. Гнев и негодование против ее безжалостных слов, которые, очевидно, доставляли ей удовольствие, несколько уменьшили силу моего отчаяния, хотя она отняла у меня последнюю надежду. Да, действительно, мой план был бесполезен, хуже чем бесполезен. Он мог нанести только вред.
   И когда я находилась в состоянии полной безнадежности, в моей голове созрел новый план, который и овладел всеми моими мыслями.
   Я обязана не поддаваться панике, а во что бы то ни стало попытаться увидеть Ивора и выяснить, чем можно помочь ему. Он должен узнать, что я не против него, а за него, что не верю в его вину и согласна пойти на любой риск, лишь бы облегчить его участь.
   Я чувствовала, что нужна ему, мне казалось, что я слышу его безмолвный призыв. В эту трудную минуту мне нужно быть рядом с ним!
   «Может быть, эта мысль безумна, – сказала я себе. – Скорей всего, мне не разрешат увидеться с ним в тюрьме. Но если есть хотя бы малейший шанс, я должна использовать его!»
   Я совсем не знала французских законов, полицейских порядков и правил, но знала, что французы – галантный народ. Я думала, что если девушка обратится в соответствующее учреждение и попросит короткого свидания с заключенным, пусть даже не с глазу на глаз, – есть надежда, что ее просьба будет уважена. Власти могут догадаться (и я постараюсь дать им понять!), что мы с Ивором не просто знакомы, а помолвлены, и девушка просит свидания не с другом, а с женихом. Неужели это не смягчит и не растрогает черствые сердца чиновников?
   Едва ли я знала, с чего мне следует начинать. Но было уже поздно, и я решила отложить все на завтра, чтобы получше обдумать дело и с утра посвятить себя хлопотам.
   Уже в постели я вспомнила, что британский посол – старый друг дяди Эрика и тети Лилиан. Правда, дядя Эрик уже побывал в посольстве, но не с целью просить о свидании (об этом он совсем не думал), а с просьбой похлопотать за Ивора и дать свое поручительство относительно его благонадежности и незапятнанной репутации.
   Во всяком случае, посол уже понял, что семья Маунтстюартов проявляет глубокий интерес к судьбе Ивора Дандеса, и не будет слишком-то удивлен моим визитом. Месяц назад, посетив в Лондоне дядю Эрика, он слышал рассказ о наших с Лизой проказах и шальных проделках, очень смеялся и сказал, что от американских девушек можно ожидать всего!
   …Итак, утром я поручила портье вызвать для меня мотор и сказала шоферу, чтобы он побыстрее отвез меня в британское посольство.
   Там я попросила швейцара доложить обо мне, и не прошло пяти минут, как посол принял меня в своем шикарно обставленном кабинете. Я не стала долго объяснять ему суть дела, а сразу перешла к цели моего визита, сказав, что мне нужно – безотлагательно нужно! – повидать Ивора Дандеса. Не может ли господин посол, используя свое влияние, помочь мне?
   – Но должен ли я помогать вам, дорогая Диана, в таком деле? – осторожно спросил он. – Одобрят ли лорд и леди Муантстюарт ваш поступок?
   – Да! – сказала я твердо. – Они одобрят. Это совершенно необходимо!
   – Верю вам на слово, – отвечал он задушевным тоном (возможно, он о чем-то догадался), – и сделаю, что могу.
   То, что он мог сделать (и сделал) – это написать личное письмо шефу парижской полиции, в котором просил оказать любезность мисс Форрест, молодой американской леди, родственнице британского министра иностранных дел, разрешить ей пятиминутное свидание с англичанином, обвиняемым в убийстве, – мистером Ивором Дандесом.
   Чтобы сэкономить время, я сама взялась передать это письмо шефу полиции. Я была в таком возбужденном состоянии, что ни минуты не могла сидеть сложа руки; теперь от меня зависело поскорей добиться разговора с Ивором.
   Шеф полиции оказался очень вежливым, учтивым человеком. От него я тут же получила письменное распоряжение начальнику следственной тюрьмы, в которой содержался Ивор; оно обеспечивало мне, как «американской журналистке» пятиминутное «интервью» с заключенным. Но, к сожалению, я должна была отказаться от надежды переговорить с моим другом наедине: тюремный страж, знающий английский язык, должен был присутствовать при нашей беседе…
   Все это хлопотливое предприятие я проделала без малейшего колебания, не тревожась о том, что подумает обо мне Ивор, когда я окажусь лицом к лицу с ним при таких необычных обстоятельствах. Ведь теперь мы уже не были с ним даже простыми друзьями!
   …Какой-то лихорадочный озноб – вроде приступа боязни – охватил меня, когда я сидела, ожидая, в маленьком, сыром каземате с голыми стенами, где спертый воздух был пропитан отвратительным запахом карболки или креозота. Гнетущая тишина давила мне на нервы. Моя голова кружилась, а сердце билось очень сильно…
   Наконец, я услыхала шаги за дверью, затем скрип отодвигаемой тяжелой решетки и лязганье отпираемого замка. Дверь открылась, за ней стоял Ивор между двумя стражниками в голубых французских мундирах. Один из них вошел вместе с ним в приемный каземат, а другой остановился у двери, – и в ту же секунду я позабыла об их существовании: мои глаза встретились с глазами Ивора.
   Я вскочила со скамьи, на которой сидела, и стала быстро говорить, говорить, спотыкаясь и сбиваясь, едва понимая, что говорю. Все слова, заготовленные для встречи с ним, вылетели из моей головы; мне прежде всего хотелось дать ему понять, что пришла я не с упреками, а с горячим желанием помочь, чем только могу…