Страница:
— Базиль, прошу тебя! — сморщился Нтебе, — не забывай, где ты находишься. У тебя здесь есть телефон.
— Подожди, — Хана покачала головой, решительным жестом кладя руку на телефонную трубку, прежде, чем Краус успел дотянуться до нее. — Что здесь происходит? О чем вы говорите? Успокойся, Базиль...
Он глубоко вздохнул.
— Твой уважаемый компьютер натравил на нас этих типов, когда пошел в туалет. Эти Защитнички обвинили нас в том, что мы поносили их, почем зря! Что ты им там рассказывал, Йарроу? — Я постарался сохранить безразличное выражение лица.
— Мы попросту поговорили о дынях.
Теперь я знал: что бы ни произошло, мне удалось их уберечь и одновременно отомстить.
Краус подошел ко мне, неожиданно совершенно спокойный и, пока я стоял, думая, что он намеревается предпринять, он протянул вперед руку и вырвал штепсель Этанака из моего позвоночника.
Впервые нас столь грубо разъединили. Я зашатался и сел за стол...
— Краус! Почему ты не засунешь свой нос в ухо и не выдуешь эти куриные мозги? — Хана поморщилась от злости.
Он покраснел, но я был у него в руках, и он хорошо об этом знал.
— Ты наслал на нас этих фанатиков, чтобы помешать нам реализовать наш план? Признавайся!
— Это все выдумки. — Я пожал плечами. — Можете жаловаться на меня, куда хотите.
— Мы сделаем гораздо хуже, если не доберемся до компьютера Кабира... — Нтебе сжал руки в кулаки.
— Но почему? — Хана нахмурила брови. — Почему он это сделал? Ведь должна же быть причина, которая... — ее голос звучал чуть ли не умоляюще.
Краус открыл чемоданчик Этанака и начал в нем рыться, словно обезьяна, ищущая банан.
— Перестань, Базиль, — Хана подошла и мягко закрыла крышку чемоданчика. — Никогда ничего не порть, пока не убедишься, что потом не придется раскаиваться... Итак — какова была причина такого его поведения? Йарроу, что ты скажешь?
Я посмотрел на них и покачал головой.
— Когда вы в конце концов поймете, что вам нельзя подвешивать меня за уши, чтобы я соглашался с вами сотрудничать? Разве вам никто никогда не говорил, что слово «пожалуйста» — это волшебное слово!
Я рассказал им обо всем. Об орудиях для ломки костей, об угрозах, вообще обо всем.
— Вы должны быть довольны, что Рингу пришла в голову такая отличная идея, чертовы зазнайки, потому что Салад с самого начала знал наши намерения, — закончил я свою речь.
Я взял Этанак из рук Крауса. Никто не пытался помешать мне. Я включил его в позвоночник и снова ощутил приятное чувство возвращения к действительности, что заставило меня окончательно забыть о гневе. Я бросил взгляд на Крауса и примирительно улыбнулся.
— Прошу прощения, — сказал он с такой миной, как будто говорил искренне.
— Мы все просим у вас прощения, Ринг, — добавила Хана. — И благодарим вас всех, Йарроу, Ринга, Этанака.
Я кивнул.
— Я хотел бы еще сказать тебе, Йарроу-Ринг, — сказал Нтебе, — что для нас это было... это не было развлечением, — Нтебе закашлялся и наклонился, пряча лицо в ладонях.
— Это правда, что мы не должны вынуждать тебя помогать нам. Но подборка ключа к этому компьютеру — это не каприз. Это мог бы быть ключ к свободе для угнетенного народа. Кому-кому, а тебе это должно понравиться. — Он вытянулся на кровати, прикрывая ладонью глаза. — Поскольку мы ошиблись относительно места, где находится компьютер, все сейчас сводится только к философским дискуссиям.
Лицо Ханы и Крауса выражали то же самое, что и голос Нтебе. Краус сел, а потом и лег на другую койку.
Хана оперлась о стену и покачала головой.
— Ведь я сказал же вам, что знаю, где находится настоящий вход в компьютер Кабира!
— Что? — девушка посмотрела на меня так, как будто я заявил, что я — женщина.
— Когда я прослушивал тайны электронного компьютера казино, то узнал, куда направляется корреспонденция для Хоррама Кабира. А это значит, что...
Что-то звякнуло, дверь отворилась и появился Барнбаум, страж общественного порядка, который недавно привел всех нас сюда.
— Все в порядке, мадам. Вы с мужем свободны. Просим у вас прощения за доставленное беспокойство.
— Мужем? — спросил я Хану взглядом. Неужели она меня обманывала? Неужели один из этих...
— Пойдем, любовь моя, — она взяла меня под руку и потянула к двери. — Он еще не совсем пришел в себя, — извиняюще улыбнулась она полицейскому. Краус и Нтебе начали подниматься со своих лежанок, но Барнбаум покачал головой и сказал:
— А вы двое пока останетесь здесь. Еще не установлено, являетесь ли вы жертвами или же зачинщиками всей этой драки.
Хана задержалась у двери.
— Сколько времени уйдет на выяснение, офицер? Нам не хотелось бы покидать своих друзей.
— Ничем не могу помочь, — пожал плечами полицейский. — Вы свободны, а они нет. Я не знаю, сколько времени продлится расследование.
И он жестом выпроводил нас в холодный, жестокий мир.
— И что же теперь? — Хана отклонилась назад, опираясь на металлическую спинку скамейки. Площадь, как и большинство предназначенных для туристов мест, на Елисейских Полях по причине царящей снаружи низкой температуры, находилась под землей. Мы сидели, словно бездомные сироты, глазея на туристов, осматривающих освещенные витрины торговых центров.
— Ну что ж, может быть, я брошу это вон туда и выскажу какое-нибудь желание. — Я вытащил наружу кредитную карточку, единственную вещь, которая у меня еще осталась, показал на фонтан посреди площади.
— Я хотела б, чтобы мы поскорее сделали что-нибудь для освобождения Нефаса и Базиля! — она ударила кулаком по колену. — К черту! Если Салад подозревает, что ты открыл им правду, то дорога каждая минута!
Она откинула волосы со лба.
— Но ты же можешь мне сказать, по крайней мере, где находится Кабир?
— Он стал монахом.
— Ты шутишь?
— Нет. Он отправился в монастырь, находящийся поблизости от полюса. В этом монастыре обитает одна из странных групп с Земли, из местности под названием Дабро Дамо.
— Я слышала о них. Но я ни за что не могу вообразить себе Хоррама Кабира, перебирающим четки в христианском монастыре.
— Очень сомневаюсь в том, что он делает это. Правда, кто знает? У этого человека настолько эксцентричные привычки, что он велит присылать себе информацию курьером, а не через компьютер. Спорю на все, что имею, что вход в компьютер там же, где и он, в монастыре. Никому и в голову не пришло бы искать компьютерную систему в каком-то захудалом монастыре.
— Но туда не пускают женщин! — она посмотрела на меня. — Туда не пускают даже ни одно животное женского пола, чтобы оно не помешало этим монахам в молитвах, и не отвлекало от высоких помыслов.
Ее губы задрожали, как будто она не знала, рассмеяться ей или зарыдать. Наконец она рассмеялась.
— Я не знаю, почему смеюсь... Это ужасно!
Она оперлась на мое плечо... и положение с моей точки зрения неожиданно изменилось на куда более приятное.
Некоторое время спустя мы вышли, чтобы отдохнуть немного на свежем воздухе.
— Что бы нам сделать в первую очередь — спросила она, — все наши вещи в этой проклятой гостинице.
Я снова достал кредитную карточку.
— У меня есть пятьдесят тысяч сейей, а это гораздо больше, чем нам сейчас необходимо, чтобы достать все, что может пригодиться.
Я прижал ее к себе и поцеловал в последний раз.
— Этан... — она протянула ко мне сжатую ладонь, в которой что-то было. — Возьми с собой.
И она вложила мне что-то в карман, бормоча какие-то слова на неизвестном мне языке.
— Это чтобы ты знал, что я о тебе думаю.
Одна из лап «кузнечика» наткнулась на что-то лежащее на дороге, и машина, для того, чтобы не опрокинуться, прыгнула, как кенгуру. Для Фауда ничего особенного не произошло, но это подключение еще больше превратило мой желудок в плачевное состояние. С отчаянием, я уставился в иллюминатор. Мы вынырнули из облака пыли и увидели груды красных камней, испещренных и почерневших от сажи.
Они напоминали руины сожженных во время войны домов. Желая найти самый легкий способ растопить ледяной покров на полюсах Марса, колонисты в своем бурном прошлом прибегли к самому дешевому и безотказному способу — загрязнению окружающей среды, вызываемому промышленностью. Когда марсиане говорят: «Загрязнение окружающей среды — это самое большее достижение» — это не только шутка.
И, хотя я ценю тот факт, что без подобных обстоятельств колонисты не могли бы жить, а без них и я никогда не мог бы забыть с вынесенном с Земли моральном убеждении, что нельзя уничтожать естественную среду. Я не фанатик, как веганец, но я рад, что не придется осматривать южный полюс.
Я успокаивающе похлопал Этанак: пока я мило проводил время, размышляя о Хане, он переваривал скупую информацию о Га’ез, языке, употребляемом монахами секты, которую мне удалось с трудом раздобыть в агентстве. Я позволил, чтобы результаты его анализа перешли в мой сознательный разум, чтобы в случае необходимости иметь возможность обратиться к ним. Это приятно — узнавать так быстро.
— Мы на месте, — сказал Фауд.
Я послушно посмотрел в указанном направлении, ожидая, что увижу одинаково недоступную вершину, поскольку Дабро Дамо означает «святая гора» и на Земле эти монахи имели резиденцию именно не такой вершине.
Но вместо этого я увидел бездонный каньон, разделяющий лежащую перед нами равнину.
— Будь внимателен! Это яма...
Фауд улыбнулся мне с вежливостью, которую обычно оказывают недоразвитым.
— Это как раз там. Монастырь находится внизу, — он резко остановил «кузнечика» у самого обрыва.
Когда он одел шлем с маской и вскарабкался наружу, я увидел, что кто-то нас ждет. Фигура, обмотанная лохмотьями и покрытая пылью, выглядела, словно вылепленная из грязи. Оценив разные возможности, я пришел к выводу, что это должен быть кто-то из комитета по встрече туристов.
Когда мы подошли ближе, я заметил, что чудовищная глубина каньона сверкает странным блеском. Про себя я усмехнулся: «Неужели святая ясность?» Но чтобы там ни говорили, это зрелище, несмотря на агностическую точку зрения, произвело на меня большое впечатление.
Фауд и монах обменялись приветствиями на Га’ез. Я слушал, стараясь убедиться, смогу ли я на практике использовать только что выученный язык.
Я вежливо запыхтел, когда Фауд предоставил меня монаху, имя которого в вольном переводе звучало, как Отец Благосостояния. Потом мои спутники начали препираться из-за платы.
— Он говорит, что теперь путешествие вниз, в монастырь, стоит две сейей, господин.
— Две сейеи? Здесь? Довольно большая цена, не так ли? Хотя ничего странного, что этого монаха называют «Отцом Благоденствия». — Я посмотрел на Фауда.
Тот пожал плечами.
— Его трудно переубедить, господин. Такова традиция. Они сотни лет взымали плату. Еще там, на Земле. Если хотите, можете поторговаться сами.
Я с досадой порылся в кармане своего комбинезона и вытащил несколько монет.
— На, заплати ему.
При этих словах они кивнули головами в знак одобрения.
— Ну, что ж, я вернусь через неделю, господин, — попрощался Фауд и направился к «кузнечику».
Дверь за ним закрылась, он включил двигатель, сдал немного назад, развернулся и двинулся вперед, как будто хотел как можно скорее вернуться в лоно цивилизации.
Неожиданно я понял, какое чувство его охватило. Я повернулся в сторону сияющего каньона. «Отец Благосостояния» вручил мне нечто, напоминающее кожаную упряжь. Ноги у меня подкосились. Над самым краем каньона стоял ряд огромных колес со шкивами.
— Фауд! — заорал я, но было уже поздно. Мой крик замер в удаляющемся облаке пыли.
Не сопротивляясь, я подошел к краю, чтобы убедиться, что меня ждет через минуту. И сразу же отпрянул и закрыл глаза. Пропасть была шириной километра в четыре и добрых два километра глубиной. Единственной дорогой вниз было... я посмотрел на упряжь. Монах терпеливо приглядывался ко мне, как будто уже привык к такой нерешительности.
Я начал одевать ремни.
В тот момент, когда он опускал меня в пропасть, в моей голове стучала только одна мысль. Я был очень доволен, что заплатил ему целых две сейей, не торгуясь.
Когда я достиг монастыря, в каньоне было так темно, как будто в аду. Меня провели, освещая дорогу свечой, через что-то, что воняло, как сельский двор, накормили какой-то горячей кашей и запаковали на ночлег в малюсенький домик. Должен сказать, что у меня были в ту ночь довольно странные сны.
Я лежал в холодной темноте на твердой подстилке под жесткими одеялами, пытаясь припомнить себе — ПОЧЕМУ??? Наконец я осознал, что положение довольно абсурдно. Я делал это для Ханы, у которой явно была цыганская кровь, и которая специализировалась на так называемых «примитивных магических ритуалах».
«Ты будешь знать, что я думаю о тебе...» Возможно ли это? Или же она меня зачаровала?
Когда ленивое осеннее солнце наконец заглянуло в каньон, я с помощью Этанака сделал план всего, что находилось под куполом монастыря. Это оказалось более сложным, чем я думал: это был буквально лабиринт округлых каменных строений, разделенных сетью наводящих клаустрофобию улочек. То, что с точки зрения запаха я принял вчера за двор, было главной площадью, которую оккупировали цыплята и куры. Далее стояла церковь — трехэтажный, прямоугольный дом, возвышающийся над морем округлых домишек. Стены этого строения были из камня, торчащие опорные балки составляли опоры для более высоких этажей и блестели так же неподходяще, как геликоптер среди птеродактилей.
Но нигде мне не бросилось в глаза ничего такого, что могло быть тайной усадьбой главы могущественной империи. Если Хоррам Кабир действительно был здесь, то он, должно быть, живет как аскетический отшельник — и каждая из этих скромных фигур вокруг меня могла быть самым богатым человеком в Солнечной системе.
Я начал к ним приглядываться, но ни за что не мог узнать Кабира среди покрытых капюшонами серьезных лиц.
Когда после вечерних молитв я возвращался в свой домик, я услышал, как трое монахов обговаривали ожидаемое прибытие какого-то гостя. Я мгновенно сориентировался, что это был кто-то, кто посещал их довольно регулярно. И я мог поклясться, что кто-то при этом произнес слово «геликоптер».
Но это было все, что мне удалось выяснить, и я даже не знал, имело ли это какое-либо значение для моего расследования. Кабир должен был быть здесь, компьютер в Ксанаду не мог лгать. Я думал о Хане и всех остальных и о том, как бы это выглядело, если бы я подвел их в самом конце... Потом, поздней ночью, лежа на подстилке, я думал, отчаянно думал о Хане, обеспокоенный и терзаемый вовсе не набожными мыслями.
Это еще одно доказательство правильности утверждения, что нет ничего плохого, что не кончилось бы добром. Если бы я только лежал без сна, то не услышал бы едва уловимого звука... Звука приземляющегося геликоптера. Я встал, выглянул из дома и за ним увидел огни прожекторов, используемых для приземления. Не часто можно было увидеть геликоптеры на Марсе, а проникновение чего-то такого в каньон через силовой купол — это вам не игрушки.
Тем более одинокая фигура в комбинезоне противодавления, шагающая в сторону монастыря-церкви...
Я решил, что это не мог быть обычный гость!
Я поспешно оделся и быстро проскользнул через путаницу улочек, что в кромешной темноте было довольно непросто. Не поломав себе ног, я добрался до площади как раз в тот момент, чтобы увидеть, как неизвестный встретился с двумя монахами. Они вошли в церковь. Церковь... единственное здание, которое я не мог детально осмотреть, поскольку непосвященным этого не дозволялось.
Наверняка это было неспроста. А Кабир? Был ли он этим ночным гостем? Или же этот монастырь был очередным фальшивым следом, а он прибывал сюда только за почтой? Что же он еще мог делать, проскальзывая сюда в такую пору? Я мог бы держать пари, что незнакомец прибыл сюда не для того, чтобы замаливать свои грехи. Наконец, таинственная фигура вышла из церкви и прошла через площадь, но не в сторону своей машины. Я задумался, сделать ли мне то, что подсказывал инстинкт, или вернуться в постель?
Через мгновение я уже входил в церковь. Когда я был в безопасности во внутренних помещениях, я достал зеленый фонарик, который тайно провез в чемоданчике Этанака. На всякий случай я прикоснулся к амулету Ханы и включил фонарик.
Через часовню, в которой молился этим вечером, я прошел к закрытой двери и на мгновение заколебался при мысли, что может быть в следующее мгновение совершу святотатство. Тот факт, что монахи не имели ничего против того, чтобы Кабир находился в святом месте, вовсе не значило, что по отношению ко мне они окажутся столь же терпеливы. Но...
Я отодвинул портьеру и вошел в зал. Я провел лучом по рукописям в запыленных стопках, искусно сделанным металлическим крестам, фрескам и плоским экранам на стенах...
Экранам???
И вот я увидел. На неровной поверхности противоположной стены ждал, чтобы заговорить, прямоугольный экран, рядом с которым находился пульт управления с клавиатурой, кресло... Компьютер! Вся империя Хоррама Кабира. Я сел и принялся за работу.
Я увидел, как свет с экрана с неестественной яркостью залил святых на фресках. Я включил штепсель Этанака в пульт разрешил ему вести меня в этом путешествии по необычному машинному разуму. Вероятно, это был самый большой и сложный компьютер, который был когда-либо создан. Истинный рай, напоминающий китайские головоломки, программ, систем, наборов данных, словно пантеон, полный странных божеств.
Я сидел, чувствуя, как Этанак протискивается между ними, просеивая и отбрасывая, пробуя снова, ища хотя бы малейшую погрешность, калитку из одной подпрограммы в другую, постепенно стремясь все дальше и дальше. Я вспомнил ту допотопную систему в Ксанаду — проникновение в нее было таким простым, как открытие двери, проникновение в эту — напоминало взлом сейфа. На каждую удачную операцию приходилась тысяча поражений, но Этанак мог работать и в сумасшедшем, недоступном мне темпе.
Если бы мне удалось, это бы стало наибольшим достижением в жизни. Превратность судьбы привела к тому, что, выбирая этот вход, я выбрал самый трудный, потому что компьютер должен был быть здесь, на Марсе — может быть, даже в этой комнате... и не было ни одного запаздывания по времени. Если бы его механический корпус находился на Земле, я имел бы дело только с автоматической системой, обладавшей более слабыми оборонительными рефлексами. Запаздывание во времени успешно предотвращало бы закрытие ворот передо мною. И в этой ситуации Этанак должен был вступить в величайшую битву в его жизни.
Это была не только наибольшая система, с которой я когда-либо встречался. У меня начало складываться впечатление, что эта система была к тому же и самая странная. Она была такой, как будто я сам ее программировал... а это не комплимент. Я самый лучший специалист в Солнечной системе в раскрытии и исправлении недочетов, но у меня совершенно нет чутья в программировании. В результате, если я что-то сделаю, то это дьявольски запутанно. Именно такой и была операционная система этой машины. Может быть, это было сделано специально: ничто не было на своем месте, все заполняли ничего не значащие данные.
Неожиданно я с чувством триумфа осознал, что мои усилия не пропали даром. Я наткнулся на совсем нелогичное противоречие — оно могло указать мне дорогу к ошибке, совершенной программистом. Цепи замкнулись. Я вляпался прямо в предохранительную ловушку, и был...
— Кто ты? — спросил удивленный голос.
Неужели я спятил? Я потряс головой. Неужели я ослышался?
— Ты в ловушке, Этан Ринг, и убежать тебе не удастся. Дело в том, что я ждал тебя...
Голоса. Теперь я понял, что переживала Жанна Д’Арк.
— Но кто ты такой?
Первой моей мыслью было, что я, сам того не желая, создал следующего урода. Каким-то образом оживил эту систему. Но я никогда не слышал голосов. Даже Этанак сначала...
— Кто ты? — задал я повторный беззвучный вопрос.
— Я — Хоррам Кабир.
Значит, вот так. Компьютер — мегаломаньяк, верящий, что он сам — собственный создатель... А может быть... Возможно ли это... Или эта сошедшая с ума система все время знала, что кому-то действительно удалось достичь недостижимого — заменить человеческий разум, личность программами компьютера?
— Все сходится! — с удовлетворением констатировал голос в моей голове. Этот телепатический разговор был, как царапанье в горле, которое не хочет перейти в кашель. Наконец, выяснились все слухи — Хоррам Кабир не был ни стар, ни мертв. Он перестал быть человеком в буквальном смысле этого слова. Он отбросил мир и свое смертное тело наиболее оригинальным образом. Тело... Если это на самом деле был Хоррам Кабир, то кем был тот незнакомец, которого я только недавно видел?
Как бы в ответ я услышал за спиной голос:
— Что ж, мистер Ринг, вот мы и опять встретились. Что за приятная неожиданность!
Поворот головы был в эту минуту самой трудной задачей, которую я когда-либо решал, поскольку отлично знал, что этот голос придушенного кролика мог принадлежать только одному человеку — я внимательно посмотрел на него.
Может быть, хоть раз в жизни я смогу ошибиться? Ну нет! Салад стоял в другой комнате со шлемом в руке, а в его глазах сверкали искорки мрачного удовольствия.
Я сорвался с кресла, пробуя вырвать вилку Этанака из пульта. Но я не мог этого сделать, так как Кабир сжал ее в своем захвате. Салад зловеще зыркнул на меня и вытянул вперед руку с пистолетом.
— Я знаю, в чем ты меня обвиняешь, но это действительно означает...
Пистолет в его руке беззвучно что-то выплюнул, и что-то, словно невидимый раскаленный топор ударило меня в колено. Я упал обратно в кресло.
— Я несказанно рад нашей встрече, мистер Ринг, — засмеялся Салад. — После того вашего предательства, после того, как вы устроили погром в моей гостинице, после вашего бегства без уплаты за услуги...
На его лице появилась улыбка сумасшедшего убийцы.
— Что ж, теперь вы заплатите по счету сполна. Но прежде господин Кабир хотел бы знать, кто вас нанял. Уж будьте уверены, он это узнает — я из вас и не такое вытащу! Только прошу не говорить этого слишком быстро — испортите мне развлечение. А, кроме того, это и так вам ничем не поможет...
Ствол его пистолета снова приподнялся.
— О, боже! — воскликнул я, слишком ошеломленный, чтобы логически мыслить. — Помоги мне, Кабир — ты, пожалуй, не хочешь чувствовать то, что он сейчас мне сделает! Останови его! Ведь ты можешь его остановить! — я не знаю, откуда такая мысль пришла мне в голову — видно, меня осенил бог!
На экране загорелись десятисантиметровые буквы:
Салад опустил оружие и широко открыл глаза. Но через мгновение снова сощурился:
— Это все твои штучки, Ринг. Ты подделал...
— Никакие это не мои штучки! — ох, как трудно было кричать с сжатыми зубами!
«САЛАД», — снова появились на экране новые буквы, поменьше. «ЭТО КАБИР». — На экране возник цифровой код. — «Я САМ ХОЧУ ЕГО ДОПРОСИТЬ. ТЫ НЕ ПРИКОСНЕШЬСЯ К НЕМУ, ПОКА Я ТЕБЕ НЕ ПРИКАЖУ! ТЫ ПОНЯЛ?»
— Но вы сказали... — Салад не мог в это поверить. — Я понял. Я не знал, что вы слышите.
— Ты не знаешь обо мне слишком много, Салад, — сказал экран, — и никогда не узнаешь.
Так же и того, что Кабир мог читать мои мысли.
— Значит, ты отдаешься на мою милость, Ринг? Сдаешься? — электронная телепатия формулировала слова в моем мозгу с быстротой мысли. Экран же был пуст.
— Да, господин Кабир, — подумал я. — Благодарю вас.
— Я очень давно не чувствовал боли, Ринг, и забыл, насколько сильно я этого не люблю.
— Вы не исключение, Хоррам, — я посмотрел на влажную штанину и задумался. Хотел бы я припомнить себе чувство тошноты. Этанак помог мне. Я почувствовал в голове легкий звон, когда он отключил болевые рецепторы. У-ф-ф... мне и в самом деле сразу стало легче.
— Вернемся к моему первому вопросу на который ты не ответил, Ринг. Кто ты? Человек или машина? До этого я никогда не сталкивался не с чем подобным. Я даже не знал, что такое создание может существовать!
— Я — и то, и другое. Человек, сидящий теперь у твоего пульта, Хоррам, и машина, подключенная к нему — разум, который возник из этого соединения.
— Подожди, — Хана покачала головой, решительным жестом кладя руку на телефонную трубку, прежде, чем Краус успел дотянуться до нее. — Что здесь происходит? О чем вы говорите? Успокойся, Базиль...
Он глубоко вздохнул.
— Твой уважаемый компьютер натравил на нас этих типов, когда пошел в туалет. Эти Защитнички обвинили нас в том, что мы поносили их, почем зря! Что ты им там рассказывал, Йарроу? — Я постарался сохранить безразличное выражение лица.
— Мы попросту поговорили о дынях.
Теперь я знал: что бы ни произошло, мне удалось их уберечь и одновременно отомстить.
Краус подошел ко мне, неожиданно совершенно спокойный и, пока я стоял, думая, что он намеревается предпринять, он протянул вперед руку и вырвал штепсель Этанака из моего позвоночника.
Впервые нас столь грубо разъединили. Я зашатался и сел за стол...
— Краус! Почему ты не засунешь свой нос в ухо и не выдуешь эти куриные мозги? — Хана поморщилась от злости.
Он покраснел, но я был у него в руках, и он хорошо об этом знал.
— Ты наслал на нас этих фанатиков, чтобы помешать нам реализовать наш план? Признавайся!
— Это все выдумки. — Я пожал плечами. — Можете жаловаться на меня, куда хотите.
— Мы сделаем гораздо хуже, если не доберемся до компьютера Кабира... — Нтебе сжал руки в кулаки.
— Но почему? — Хана нахмурила брови. — Почему он это сделал? Ведь должна же быть причина, которая... — ее голос звучал чуть ли не умоляюще.
Краус открыл чемоданчик Этанака и начал в нем рыться, словно обезьяна, ищущая банан.
— Перестань, Базиль, — Хана подошла и мягко закрыла крышку чемоданчика. — Никогда ничего не порть, пока не убедишься, что потом не придется раскаиваться... Итак — какова была причина такого его поведения? Йарроу, что ты скажешь?
Я посмотрел на них и покачал головой.
— Когда вы в конце концов поймете, что вам нельзя подвешивать меня за уши, чтобы я соглашался с вами сотрудничать? Разве вам никто никогда не говорил, что слово «пожалуйста» — это волшебное слово!
Я рассказал им обо всем. Об орудиях для ломки костей, об угрозах, вообще обо всем.
— Вы должны быть довольны, что Рингу пришла в голову такая отличная идея, чертовы зазнайки, потому что Салад с самого начала знал наши намерения, — закончил я свою речь.
Я взял Этанак из рук Крауса. Никто не пытался помешать мне. Я включил его в позвоночник и снова ощутил приятное чувство возвращения к действительности, что заставило меня окончательно забыть о гневе. Я бросил взгляд на Крауса и примирительно улыбнулся.
— Прошу прощения, — сказал он с такой миной, как будто говорил искренне.
— Мы все просим у вас прощения, Ринг, — добавила Хана. — И благодарим вас всех, Йарроу, Ринга, Этанака.
Я кивнул.
— Я хотел бы еще сказать тебе, Йарроу-Ринг, — сказал Нтебе, — что для нас это было... это не было развлечением, — Нтебе закашлялся и наклонился, пряча лицо в ладонях.
— Это правда, что мы не должны вынуждать тебя помогать нам. Но подборка ключа к этому компьютеру — это не каприз. Это мог бы быть ключ к свободе для угнетенного народа. Кому-кому, а тебе это должно понравиться. — Он вытянулся на кровати, прикрывая ладонью глаза. — Поскольку мы ошиблись относительно места, где находится компьютер, все сейчас сводится только к философским дискуссиям.
Лицо Ханы и Крауса выражали то же самое, что и голос Нтебе. Краус сел, а потом и лег на другую койку.
Хана оперлась о стену и покачала головой.
— Ведь я сказал же вам, что знаю, где находится настоящий вход в компьютер Кабира!
— Что? — девушка посмотрела на меня так, как будто я заявил, что я — женщина.
— Когда я прослушивал тайны электронного компьютера казино, то узнал, куда направляется корреспонденция для Хоррама Кабира. А это значит, что...
Что-то звякнуло, дверь отворилась и появился Барнбаум, страж общественного порядка, который недавно привел всех нас сюда.
— Все в порядке, мадам. Вы с мужем свободны. Просим у вас прощения за доставленное беспокойство.
— Мужем? — спросил я Хану взглядом. Неужели она меня обманывала? Неужели один из этих...
— Пойдем, любовь моя, — она взяла меня под руку и потянула к двери. — Он еще не совсем пришел в себя, — извиняюще улыбнулась она полицейскому. Краус и Нтебе начали подниматься со своих лежанок, но Барнбаум покачал головой и сказал:
— А вы двое пока останетесь здесь. Еще не установлено, являетесь ли вы жертвами или же зачинщиками всей этой драки.
Хана задержалась у двери.
— Сколько времени уйдет на выяснение, офицер? Нам не хотелось бы покидать своих друзей.
— Ничем не могу помочь, — пожал плечами полицейский. — Вы свободны, а они нет. Я не знаю, сколько времени продлится расследование.
И он жестом выпроводил нас в холодный, жестокий мир.
— И что же теперь? — Хана отклонилась назад, опираясь на металлическую спинку скамейки. Площадь, как и большинство предназначенных для туристов мест, на Елисейских Полях по причине царящей снаружи низкой температуры, находилась под землей. Мы сидели, словно бездомные сироты, глазея на туристов, осматривающих освещенные витрины торговых центров.
— Ну что ж, может быть, я брошу это вон туда и выскажу какое-нибудь желание. — Я вытащил наружу кредитную карточку, единственную вещь, которая у меня еще осталась, показал на фонтан посреди площади.
— Я хотела б, чтобы мы поскорее сделали что-нибудь для освобождения Нефаса и Базиля! — она ударила кулаком по колену. — К черту! Если Салад подозревает, что ты открыл им правду, то дорога каждая минута!
Она откинула волосы со лба.
— Но ты же можешь мне сказать, по крайней мере, где находится Кабир?
— Он стал монахом.
— Ты шутишь?
— Нет. Он отправился в монастырь, находящийся поблизости от полюса. В этом монастыре обитает одна из странных групп с Земли, из местности под названием Дабро Дамо.
— Я слышала о них. Но я ни за что не могу вообразить себе Хоррама Кабира, перебирающим четки в христианском монастыре.
— Очень сомневаюсь в том, что он делает это. Правда, кто знает? У этого человека настолько эксцентричные привычки, что он велит присылать себе информацию курьером, а не через компьютер. Спорю на все, что имею, что вход в компьютер там же, где и он, в монастыре. Никому и в голову не пришло бы искать компьютерную систему в каком-то захудалом монастыре.
— Но туда не пускают женщин! — она посмотрела на меня. — Туда не пускают даже ни одно животное женского пола, чтобы оно не помешало этим монахам в молитвах, и не отвлекало от высоких помыслов.
Ее губы задрожали, как будто она не знала, рассмеяться ей или зарыдать. Наконец она рассмеялась.
— Я не знаю, почему смеюсь... Это ужасно!
Она оперлась на мое плечо... и положение с моей точки зрения неожиданно изменилось на куда более приятное.
Некоторое время спустя мы вышли, чтобы отдохнуть немного на свежем воздухе.
— Что бы нам сделать в первую очередь — спросила она, — все наши вещи в этой проклятой гостинице.
Я снова достал кредитную карточку.
— У меня есть пятьдесят тысяч сейей, а это гораздо больше, чем нам сейчас необходимо, чтобы достать все, что может пригодиться.
* * *
— Уверен ли ты, что хочешь это сделать? — спросила она. Это было лишнее — она хорошо знала мой ответ.Я прижал ее к себе и поцеловал в последний раз.
— Этан... — она протянула ко мне сжатую ладонь, в которой что-то было. — Возьми с собой.
И она вложила мне что-то в карман, бормоча какие-то слова на неизвестном мне языке.
— Это чтобы ты знал, что я о тебе думаю.
* * *
Не знаю, помнила ли она обо мне, благодаря этому, но я наверняка не смог бы перестать думать о ней. Половиной дня позже, развалившись на удобном кресле на земного «кузнечика» я и дальше слушал «это», запрятанное мне в грубую перчатку — доказательство того, что последняя ночь не была только сном. Узкая, сделанная вручную ленточка серебра с вплетенными прядями черного, словно эбеновое дерево, волос. Я улыбался воспоминаниям, которые окружали меня приятной дымкой, позволяя забыть о нескончаемом путешествии из Нового Каира. Неожиданно я покраснел, несмотря на то, что Фауд, мой проводник, был, казалось, совершенно безразличен к моим мечтам, не говоря уже о моем виде. Он производил впечатление человека добродушного и его посоветовали мне в Туристическом агентстве, но я был уверен, что он считал меня психом...Одна из лап «кузнечика» наткнулась на что-то лежащее на дороге, и машина, для того, чтобы не опрокинуться, прыгнула, как кенгуру. Для Фауда ничего особенного не произошло, но это подключение еще больше превратило мой желудок в плачевное состояние. С отчаянием, я уставился в иллюминатор. Мы вынырнули из облака пыли и увидели груды красных камней, испещренных и почерневших от сажи.
Они напоминали руины сожженных во время войны домов. Желая найти самый легкий способ растопить ледяной покров на полюсах Марса, колонисты в своем бурном прошлом прибегли к самому дешевому и безотказному способу — загрязнению окружающей среды, вызываемому промышленностью. Когда марсиане говорят: «Загрязнение окружающей среды — это самое большее достижение» — это не только шутка.
И, хотя я ценю тот факт, что без подобных обстоятельств колонисты не могли бы жить, а без них и я никогда не мог бы забыть с вынесенном с Земли моральном убеждении, что нельзя уничтожать естественную среду. Я не фанатик, как веганец, но я рад, что не придется осматривать южный полюс.
Я успокаивающе похлопал Этанак: пока я мило проводил время, размышляя о Хане, он переваривал скупую информацию о Га’ез, языке, употребляемом монахами секты, которую мне удалось с трудом раздобыть в агентстве. Я позволил, чтобы результаты его анализа перешли в мой сознательный разум, чтобы в случае необходимости иметь возможность обратиться к ним. Это приятно — узнавать так быстро.
— Мы на месте, — сказал Фауд.
Я послушно посмотрел в указанном направлении, ожидая, что увижу одинаково недоступную вершину, поскольку Дабро Дамо означает «святая гора» и на Земле эти монахи имели резиденцию именно не такой вершине.
Но вместо этого я увидел бездонный каньон, разделяющий лежащую перед нами равнину.
— Будь внимателен! Это яма...
Фауд улыбнулся мне с вежливостью, которую обычно оказывают недоразвитым.
— Это как раз там. Монастырь находится внизу, — он резко остановил «кузнечика» у самого обрыва.
Когда он одел шлем с маской и вскарабкался наружу, я увидел, что кто-то нас ждет. Фигура, обмотанная лохмотьями и покрытая пылью, выглядела, словно вылепленная из грязи. Оценив разные возможности, я пришел к выводу, что это должен быть кто-то из комитета по встрече туристов.
Когда мы подошли ближе, я заметил, что чудовищная глубина каньона сверкает странным блеском. Про себя я усмехнулся: «Неужели святая ясность?» Но чтобы там ни говорили, это зрелище, несмотря на агностическую точку зрения, произвело на меня большое впечатление.
Фауд и монах обменялись приветствиями на Га’ез. Я слушал, стараясь убедиться, смогу ли я на практике использовать только что выученный язык.
Я вежливо запыхтел, когда Фауд предоставил меня монаху, имя которого в вольном переводе звучало, как Отец Благосостояния. Потом мои спутники начали препираться из-за платы.
— Он говорит, что теперь путешествие вниз, в монастырь, стоит две сейей, господин.
— Две сейеи? Здесь? Довольно большая цена, не так ли? Хотя ничего странного, что этого монаха называют «Отцом Благоденствия». — Я посмотрел на Фауда.
Тот пожал плечами.
— Его трудно переубедить, господин. Такова традиция. Они сотни лет взымали плату. Еще там, на Земле. Если хотите, можете поторговаться сами.
Я с досадой порылся в кармане своего комбинезона и вытащил несколько монет.
— На, заплати ему.
При этих словах они кивнули головами в знак одобрения.
— Ну, что ж, я вернусь через неделю, господин, — попрощался Фауд и направился к «кузнечику».
Дверь за ним закрылась, он включил двигатель, сдал немного назад, развернулся и двинулся вперед, как будто хотел как можно скорее вернуться в лоно цивилизации.
Неожиданно я понял, какое чувство его охватило. Я повернулся в сторону сияющего каньона. «Отец Благосостояния» вручил мне нечто, напоминающее кожаную упряжь. Ноги у меня подкосились. Над самым краем каньона стоял ряд огромных колес со шкивами.
— Фауд! — заорал я, но было уже поздно. Мой крик замер в удаляющемся облаке пыли.
Не сопротивляясь, я подошел к краю, чтобы убедиться, что меня ждет через минуту. И сразу же отпрянул и закрыл глаза. Пропасть была шириной километра в четыре и добрых два километра глубиной. Единственной дорогой вниз было... я посмотрел на упряжь. Монах терпеливо приглядывался ко мне, как будто уже привык к такой нерешительности.
Я начал одевать ремни.
В тот момент, когда он опускал меня в пропасть, в моей голове стучала только одна мысль. Я был очень доволен, что заплатил ему целых две сейей, не торгуясь.
Когда я достиг монастыря, в каньоне было так темно, как будто в аду. Меня провели, освещая дорогу свечой, через что-то, что воняло, как сельский двор, накормили какой-то горячей кашей и запаковали на ночлег в малюсенький домик. Должен сказать, что у меня были в ту ночь довольно странные сны.
* * *
Перед рассветом Йарроу разбудили звон колоколов и пение. Долгое время он недоумевал, что же это, о Господи, с ним приключилось.Я лежал в холодной темноте на твердой подстилке под жесткими одеялами, пытаясь припомнить себе — ПОЧЕМУ??? Наконец я осознал, что положение довольно абсурдно. Я делал это для Ханы, у которой явно была цыганская кровь, и которая специализировалась на так называемых «примитивных магических ритуалах».
«Ты будешь знать, что я думаю о тебе...» Возможно ли это? Или же она меня зачаровала?
Когда ленивое осеннее солнце наконец заглянуло в каньон, я с помощью Этанака сделал план всего, что находилось под куполом монастыря. Это оказалось более сложным, чем я думал: это был буквально лабиринт округлых каменных строений, разделенных сетью наводящих клаустрофобию улочек. То, что с точки зрения запаха я принял вчера за двор, было главной площадью, которую оккупировали цыплята и куры. Далее стояла церковь — трехэтажный, прямоугольный дом, возвышающийся над морем округлых домишек. Стены этого строения были из камня, торчащие опорные балки составляли опоры для более высоких этажей и блестели так же неподходяще, как геликоптер среди птеродактилей.
Но нигде мне не бросилось в глаза ничего такого, что могло быть тайной усадьбой главы могущественной империи. Если Хоррам Кабир действительно был здесь, то он, должно быть, живет как аскетический отшельник — и каждая из этих скромных фигур вокруг меня могла быть самым богатым человеком в Солнечной системе.
Я начал к ним приглядываться, но ни за что не мог узнать Кабира среди покрытых капюшонами серьезных лиц.
Когда после вечерних молитв я возвращался в свой домик, я услышал, как трое монахов обговаривали ожидаемое прибытие какого-то гостя. Я мгновенно сориентировался, что это был кто-то, кто посещал их довольно регулярно. И я мог поклясться, что кто-то при этом произнес слово «геликоптер».
Но это было все, что мне удалось выяснить, и я даже не знал, имело ли это какое-либо значение для моего расследования. Кабир должен был быть здесь, компьютер в Ксанаду не мог лгать. Я думал о Хане и всех остальных и о том, как бы это выглядело, если бы я подвел их в самом конце... Потом, поздней ночью, лежа на подстилке, я думал, отчаянно думал о Хане, обеспокоенный и терзаемый вовсе не набожными мыслями.
Это еще одно доказательство правильности утверждения, что нет ничего плохого, что не кончилось бы добром. Если бы я только лежал без сна, то не услышал бы едва уловимого звука... Звука приземляющегося геликоптера. Я встал, выглянул из дома и за ним увидел огни прожекторов, используемых для приземления. Не часто можно было увидеть геликоптеры на Марсе, а проникновение чего-то такого в каньон через силовой купол — это вам не игрушки.
Тем более одинокая фигура в комбинезоне противодавления, шагающая в сторону монастыря-церкви...
Я решил, что это не мог быть обычный гость!
Я поспешно оделся и быстро проскользнул через путаницу улочек, что в кромешной темноте было довольно непросто. Не поломав себе ног, я добрался до площади как раз в тот момент, чтобы увидеть, как неизвестный встретился с двумя монахами. Они вошли в церковь. Церковь... единственное здание, которое я не мог детально осмотреть, поскольку непосвященным этого не дозволялось.
Наверняка это было неспроста. А Кабир? Был ли он этим ночным гостем? Или же этот монастырь был очередным фальшивым следом, а он прибывал сюда только за почтой? Что же он еще мог делать, проскальзывая сюда в такую пору? Я мог бы держать пари, что незнакомец прибыл сюда не для того, чтобы замаливать свои грехи. Наконец, таинственная фигура вышла из церкви и прошла через площадь, но не в сторону своей машины. Я задумался, сделать ли мне то, что подсказывал инстинкт, или вернуться в постель?
Через мгновение я уже входил в церковь. Когда я был в безопасности во внутренних помещениях, я достал зеленый фонарик, который тайно провез в чемоданчике Этанака. На всякий случай я прикоснулся к амулету Ханы и включил фонарик.
Через часовню, в которой молился этим вечером, я прошел к закрытой двери и на мгновение заколебался при мысли, что может быть в следующее мгновение совершу святотатство. Тот факт, что монахи не имели ничего против того, чтобы Кабир находился в святом месте, вовсе не значило, что по отношению ко мне они окажутся столь же терпеливы. Но...
Я отодвинул портьеру и вошел в зал. Я провел лучом по рукописям в запыленных стопках, искусно сделанным металлическим крестам, фрескам и плоским экранам на стенах...
Экранам???
И вот я увидел. На неровной поверхности противоположной стены ждал, чтобы заговорить, прямоугольный экран, рядом с которым находился пульт управления с клавиатурой, кресло... Компьютер! Вся империя Хоррама Кабира. Я сел и принялся за работу.
Я увидел, как свет с экрана с неестественной яркостью залил святых на фресках. Я включил штепсель Этанака в пульт разрешил ему вести меня в этом путешествии по необычному машинному разуму. Вероятно, это был самый большой и сложный компьютер, который был когда-либо создан. Истинный рай, напоминающий китайские головоломки, программ, систем, наборов данных, словно пантеон, полный странных божеств.
Я сидел, чувствуя, как Этанак протискивается между ними, просеивая и отбрасывая, пробуя снова, ища хотя бы малейшую погрешность, калитку из одной подпрограммы в другую, постепенно стремясь все дальше и дальше. Я вспомнил ту допотопную систему в Ксанаду — проникновение в нее было таким простым, как открытие двери, проникновение в эту — напоминало взлом сейфа. На каждую удачную операцию приходилась тысяча поражений, но Этанак мог работать и в сумасшедшем, недоступном мне темпе.
Если бы мне удалось, это бы стало наибольшим достижением в жизни. Превратность судьбы привела к тому, что, выбирая этот вход, я выбрал самый трудный, потому что компьютер должен был быть здесь, на Марсе — может быть, даже в этой комнате... и не было ни одного запаздывания по времени. Если бы его механический корпус находился на Земле, я имел бы дело только с автоматической системой, обладавшей более слабыми оборонительными рефлексами. Запаздывание во времени успешно предотвращало бы закрытие ворот передо мною. И в этой ситуации Этанак должен был вступить в величайшую битву в его жизни.
Это была не только наибольшая система, с которой я когда-либо встречался. У меня начало складываться впечатление, что эта система была к тому же и самая странная. Она была такой, как будто я сам ее программировал... а это не комплимент. Я самый лучший специалист в Солнечной системе в раскрытии и исправлении недочетов, но у меня совершенно нет чутья в программировании. В результате, если я что-то сделаю, то это дьявольски запутанно. Именно такой и была операционная система этой машины. Может быть, это было сделано специально: ничто не было на своем месте, все заполняли ничего не значащие данные.
Неожиданно я с чувством триумфа осознал, что мои усилия не пропали даром. Я наткнулся на совсем нелогичное противоречие — оно могло указать мне дорогу к ошибке, совершенной программистом. Цепи замкнулись. Я вляпался прямо в предохранительную ловушку, и был...
— Кто ты? — спросил удивленный голос.
Неужели я спятил? Я потряс головой. Неужели я ослышался?
— Ты в ловушке, Этан Ринг, и убежать тебе не удастся. Дело в том, что я ждал тебя...
Голоса. Теперь я понял, что переживала Жанна Д’Арк.
— Но кто ты такой?
Первой моей мыслью было, что я, сам того не желая, создал следующего урода. Каким-то образом оживил эту систему. Но я никогда не слышал голосов. Даже Этанак сначала...
— Кто ты? — задал я повторный беззвучный вопрос.
— Я — Хоррам Кабир.
Значит, вот так. Компьютер — мегаломаньяк, верящий, что он сам — собственный создатель... А может быть... Возможно ли это... Или эта сошедшая с ума система все время знала, что кому-то действительно удалось достичь недостижимого — заменить человеческий разум, личность программами компьютера?
— Все сходится! — с удовлетворением констатировал голос в моей голове. Этот телепатический разговор был, как царапанье в горле, которое не хочет перейти в кашель. Наконец, выяснились все слухи — Хоррам Кабир не был ни стар, ни мертв. Он перестал быть человеком в буквальном смысле этого слова. Он отбросил мир и свое смертное тело наиболее оригинальным образом. Тело... Если это на самом деле был Хоррам Кабир, то кем был тот незнакомец, которого я только недавно видел?
Как бы в ответ я услышал за спиной голос:
— Что ж, мистер Ринг, вот мы и опять встретились. Что за приятная неожиданность!
Поворот головы был в эту минуту самой трудной задачей, которую я когда-либо решал, поскольку отлично знал, что этот голос придушенного кролика мог принадлежать только одному человеку — я внимательно посмотрел на него.
Может быть, хоть раз в жизни я смогу ошибиться? Ну нет! Салад стоял в другой комнате со шлемом в руке, а в его глазах сверкали искорки мрачного удовольствия.
Я сорвался с кресла, пробуя вырвать вилку Этанака из пульта. Но я не мог этого сделать, так как Кабир сжал ее в своем захвате. Салад зловеще зыркнул на меня и вытянул вперед руку с пистолетом.
— Я знаю, в чем ты меня обвиняешь, но это действительно означает...
Пистолет в его руке беззвучно что-то выплюнул, и что-то, словно невидимый раскаленный топор ударило меня в колено. Я упал обратно в кресло.
— Я несказанно рад нашей встрече, мистер Ринг, — засмеялся Салад. — После того вашего предательства, после того, как вы устроили погром в моей гостинице, после вашего бегства без уплаты за услуги...
На его лице появилась улыбка сумасшедшего убийцы.
— Что ж, теперь вы заплатите по счету сполна. Но прежде господин Кабир хотел бы знать, кто вас нанял. Уж будьте уверены, он это узнает — я из вас и не такое вытащу! Только прошу не говорить этого слишком быстро — испортите мне развлечение. А, кроме того, это и так вам ничем не поможет...
Ствол его пистолета снова приподнялся.
— О, боже! — воскликнул я, слишком ошеломленный, чтобы логически мыслить. — Помоги мне, Кабир — ты, пожалуй, не хочешь чувствовать то, что он сейчас мне сделает! Останови его! Ведь ты можешь его остановить! — я не знаю, откуда такая мысль пришла мне в голову — видно, меня осенил бог!
На экране загорелись десятисантиметровые буквы:
САЛАД, СТОЙ!— Смотри! — с трудом проговорил я. — Смотри, Салад, смотри...
Салад опустил оружие и широко открыл глаза. Но через мгновение снова сощурился:
— Это все твои штучки, Ринг. Ты подделал...
— Никакие это не мои штучки! — ох, как трудно было кричать с сжатыми зубами!
«САЛАД», — снова появились на экране новые буквы, поменьше. «ЭТО КАБИР». — На экране возник цифровой код. — «Я САМ ХОЧУ ЕГО ДОПРОСИТЬ. ТЫ НЕ ПРИКОСНЕШЬСЯ К НЕМУ, ПОКА Я ТЕБЕ НЕ ПРИКАЖУ! ТЫ ПОНЯЛ?»
— Но вы сказали... — Салад не мог в это поверить. — Я понял. Я не знал, что вы слышите.
— Ты не знаешь обо мне слишком много, Салад, — сказал экран, — и никогда не узнаешь.
Так же и того, что Кабир мог читать мои мысли.
— Значит, ты отдаешься на мою милость, Ринг? Сдаешься? — электронная телепатия формулировала слова в моем мозгу с быстротой мысли. Экран же был пуст.
— Да, господин Кабир, — подумал я. — Благодарю вас.
— Я очень давно не чувствовал боли, Ринг, и забыл, насколько сильно я этого не люблю.
— Вы не исключение, Хоррам, — я посмотрел на влажную штанину и задумался. Хотел бы я припомнить себе чувство тошноты. Этанак помог мне. Я почувствовал в голове легкий звон, когда он отключил болевые рецепторы. У-ф-ф... мне и в самом деле сразу стало легче.
— Вернемся к моему первому вопросу на который ты не ответил, Ринг. Кто ты? Человек или машина? До этого я никогда не сталкивался не с чем подобным. Я даже не знал, что такое создание может существовать!
— Я — и то, и другое. Человек, сидящий теперь у твоего пульта, Хоррам, и машина, подключенная к нему — разум, который возник из этого соединения.