Виричев Антон. Южная повесть

   — Йованна, — медленно начал он отвечать на вопрос военного, — я не видел ее дней десять. Как только турки подошли к Перасту, мне пришлось закрыть лавку.
   — Но хоть кто-то может сказать, где она? — настаивал пришелец.
   — У нее здесь никого не было. Можешь спросить у бога!
   — Отчего вы таите столько ненависти — войны случались и будут случаться, но они всегда оканчиваются миром.
   — Мир заканчивается войной, рыцарь. Когда наступает война, я собираю вещи и еду в другое место. Больше ехать некуда — дальше море.
 
   [Психология жителей эти мест всегда будет отличаться от северян. На Руси всегда было полно места, пусть и не самого сладкого климата, куда можно было отступать. Потому и народы просто так не исчезали: они видоизменялись, переселялись, находили и открывали новые земли. Так жили готы, франки, варяги, саксы, кельты, славяне. Здесь приходилось ютится на краешке мира, дальше — только море, и единственное препятствие для врага — горы. Говорят, что ушедшие в море и не вернувшиеся не пропадают: они пересекают морскую пучину и оказываются в райском саду, где живут погибшие корабли и утонувшие матросы. Оттого, видно, жизнь в измерении вверх-вниз отражается в языке как противопоставление гор — дну. ^[8]
   Еще одна деталь, которую нельзя упустить в южной повести — это психология героя. Здесь никогда не упомянут высокие психологические мотивы, глубокие философские раздумья или эротические фантазии героев. За них это сделает природа, с переизбытком насыщенная запахами и звуками. И вот тогда станет понятно, зачем сюда едут те, кому нечего сказать в другом месте.]
 
   Никак не удавалось Мстиславу узнать о Йованне. Он собрал свои отряды, и они направились к Херцог-Нови. Побить турков у Ризана им не хватало мощи, а, собрав в Херцог-Нови ополчение, они вполне могли бы разбить хорватов. Держа путь по побережью, армия зашла в Йошице — небольшое селение на берегу моря. Уставший Мстислав собрал трех сотников и сел с ними пить чаи в трактире. Драгана он послал вперед в дозор, чтобы тот известил о прибытии воеводы.
   Обсуждая прошедший поход, изрядно выпившие сотники ругались матом. Мстислав нехотя улыбался, ему жутко хотелось спать. Вдруг, уже в полудреме, он ощутил, как руки его коснулась чья-то рука. Она скользнула по его ладони словно шелк. Шелк ниспадал на его плечи, ему грезилось, как незнакомка обнимает его, гладит его грудь, раненую руку, наконец, прильнув губами к его губам, целует его. Перед ним встает образ Златки, она почему-то меняет цвет волос, она уже не Златка, а Йованна, и вдруг из ее рта вырывается злобный турок с перебитой скулой и косым глазом с ятаганом наперевес. Мстислав подергивает головой и снова видит девушку. Молния прошибает его, вслед за ней — холодный пот. Перед ним стоит Йованна.
   — Как ты здесь оказалась? Ты цела? — тут он замечает шрам на ее лице. Правая щека неестественно висит, а на шраме краснеет место рассечения. — Кто это? Кто это!!
   — Милый, присядь.
   — Я хочу знать, кто это сделал, — с хрипом закричал он. Публика замолчала. Гогот прекратился. Она взяла его за руку, как тогда на горе, и повела прочь. Люди снова заговорили.
   — Не все ли равно, кто это сделал. Это сделала война.
   — Нет, не все равно. Я должен найти этого мерзавца, я отомщу ему.
   — За что, милый? Я с тобой, я жива, неужели ты несчастлив?
   — Я рад тебя видеть, но… — он запнулся.
   — Что с тобой, милый? Ты как будто изменил сам себе: рассуждаешь о вещах, которые от тебя далеко, а то, что рядом — не видишь.
   — Ничего со мной не случилось.
   — Но это же видно. Что это за знак у тебя на плече?
   — Это мои боевые заслуги. Я теперь стал воеводой всего побережья.
   — И с кем ты будешь воевать?
   — С тем, кто слабее. Когда сдастся слабый, сильный ослабнет и тоже сдастся.
   — Не в правилах рыцаря бросаться на слабых…
   — А в правилах ли рыцаря умереть, не увидев свободной родины?
   Она принюхалась к его знаку, потом еще раз повертела в руках и положила на столик. Отойдя пять шагов, она резко обернулась, всмотрелась в знак еще раз и сказала:
   — Ты был с женщиной.
   — Нет. Просто, этот знак принадлежа…
   — Просто от этого знака пахнет лестью, а от тебя пахнет женщиной. Другой.
   — Женщина передала мне его. Но я… — и он осекся.
   — Женщина, которая передала тебе это, — предатель. И тот, кто был с нею — предатель.
   — Клянусь, Йованна, между нами ничего не было. Это любовница Георгия, царство ему небесное.
   — Что с ним?
   — Его убили. На войне. Представляешь, неожиданность… — на лице его появилась ухмылка.
   — Что это была за женщина?
   — Я же уже сказал тебе — это любовница…
   — Ты рассуждаешь, как ребенок, — перебила она его, — смотри на знак!
   Он всмотрелся. Ничего подозрительного.
   — Ты как будто живешь здесь, сколько птица ночует в чужом гнезде, когда устала. Ты когда-нибудь видел, чтобы тиватский воевода командовал Новым городом? — продолжила она.
   — Почему нет?
   — Потому что Кривоши и Суторина никогда не ходили под Врмачем.
   — Послушай, ты что, не веришь в мои заслуги?
   — Как же, верю. Любой нынче в Беле расскажет, как выжгли все Убли ради того, чтобы побить турок, потому что сил не хватило победить их в открытом бою.
   — Досужие домыслы. Пусть твои генералы набирают себе армию и катятся воевать с турками. Поспорим, что деревья вокруг будут стоять без крон как колья в заборе, и на каждом будет голова которца.
   — Мстислав, война — твое дело. Речь не о том. Может, ты и не понимаешь, что происходит. Ты можешь просто поверить мне?
   — Что происходит? Я здесь, с тобой. Что еще надо?
   — Ничего не происходит. Смотри на знак.
   — Я насмотрелся.
   — Не хами мне. Пойми, наконец, знак такой сделали специально для турок. Так турки воспринимают разделение областей Драчевицы — по мере их предполагаемого завоевания: Ризан — Котор, Тивати — Бела — Херцог-Нови, Суторина — Луштица.
   — Это догадки.
   — Не хочешь поверить, что Георгия убедили сдать Котор?
   — И не стану верить.
   — Твое дело, — сказала она и отвернулась.
   Мстислав замолчал. Он нахмурился, взглянул в потолок и, наконец, выждав паузу, произнес:
   — Йованна, солнце мое, я же люблю тебя. Я не спал ни с какой женщиной, — он отвел взор, — Я не принимал от турок никаких даров. Я хочу только, чтобы наступил мир на этой земле, хочу быть с тобой. Война уносит жизни близких и мне людей. Что я могу сделать? Я же не бог!
   — Нет, слава богу, нет.
   — Если прикажешь, я сделаю все для тебя!
   — Только не ври. Лучше молчи. Тишина не врет.
   — Я не вру. Я готов. Пожалуйста. Я не могу тебя потерять!
   — Я сказала — не ври!
   Он сжал зубы, скулы его задрожали, он схватил меч и выбежал прочь. Йованна выбежала за ним:
   — Мстислав!
   — Что? — резко спросил он. Ее руки уже обвили его шею, он оттаял. Нежно целуя ее влажные губы, на минуту он забыл, что был воином.
   — Милый, прости меня, я так давно тебя не видела. Я так соскучилась, скажи, что ты вернешься живым.
   — Я вернусь.
   — Скажи, что ты не впустишь врага в Херцог-Нови. И я не встречу родителей, улыбающихся мне горлом.
   — Не впущу.
   — Ты обещаешь?
   — Конечно.
   «Конечно, ты рвешься к славе больше, чем к чести», — подумала она и сказала:
   — Добрый путь, любимый.
   «Что-то не так», — думал он. — «Вероятно, надо вернуться и что-то придумать, что-то сказать». Он поймал себя на мысли, что ничего не может придумать, а только пришпоривает коня, все быстрее и быстрее отдаляясь от Йошице и нагоняя свою армию. Лихим всадником проскочил он арьергард, дружно приветствовавший его. Конные повозки везли какой-то хлам и еду. Он возвращался домой победителем, люди его смотрели зорко и прямо как орлы, руки их были крепки, поступь — уверенна и величественна. «Как было бы здорово проскакать перед строем этих молодцов на глазах у герцога.
   — Это тот самый воин, что спас мой летний дом от турок? — спросит тот.
   — Да, мой герцог, это воевода Тивати и всего побережья Мстислав Новгородский — ответит ему адъютант.
   — Хм, Новгородский — хорошо сказано. Новый город может гордиться таким воином, — промолвит герцог. Мстислав и адъютант перекинутся взглядом, сохраняя тайну места рождения воеводы, — Теперь это воевода Которский».
   Думы его прервал скачущий навстречу Драган.
   — Плохие новости, друже!
   — Что случилось?
   — Хорватские корабли стоят на рейде Розы. В Молунар прибыло новое войско из Дубровника. Хорваты опять вступили на Рагусею и разбили нашу заставу у Превора. Они идут на Херцог-Нови. Воевода просит помощи.
   — Где турки?
   — Какие турки?
   — Зеленые! Какого черта, Драган, мы воюем с турками — ты что, не ведаешь?
   — И что? Хорваты идут на наш город!
   — Наш город. Как только мы сдадим Превлаку, турецкая эскадра войдет в залив и высадиться в Новом городе. Ты что, не понимаешь?
   — Но как нам разбить и тех, и других?
   — Воевода, говоришь. Посмотрим, какой это воевода! Воевода побережья — это я! Запомни это.
   Войска Мстислава встречали в Херцог-Нови и как победителей, и как спасителей. Слухи о сожженном Мойдеже и Лучицах наполняли город, как морская вода лощины. Выдержав торжественное построение и преподнесение пирога, Мстислав поклонился жителям города и направился к ратуше.
   Городской воевода был не в духе.
   — Что это за шапито? Враг движется со всех направлений, а вы здесь устроили парад!
   — Во-первых, Милан, вы здесь больше не командуете, — сказал Мстислав и положил на стол свой знак.
   — Что это?
   — Знак повелителя побережья.
   — Кто тебе дал эту побрякушку? Мстислав, я тебя уважаю как человека умного и храброго. Я знаю, что ты победил во многих боях, но такого знака не бывало в наших местах. Тем более, его не давали инородцам.
   — Она досталась мне из рук воеводы Георгия. И где я родился — это совершенно тебя не должно беспокоить. Пока я со своими бойцами проливал кровь за вас в Луштице, под Котором и под Убли, вы тут отлеживались.
   — Отлеживались? Мы все эти дни держим оборону от хорватов по всему берегу Суторины. Это, между прочим, твоя обязанность, Мстислав. При этом я послал тебе немалое подкрепление. Что ты привез назад, кроме трупов этих людей?
   — Вы могли бы уже быть в Дубровнике или хотя бы вытеснить этих ненормальных из Рагусеи. Послал он мне подкрепление? От твоего подкрепления толку нет. Кончилось твое подкрепление. В общем, собирай ополчение. Я выхожу на кораблях в Превлаку. Оставшиеся здесь — под твоим началом — будут город оборонять.
   — Ты с ума сошел? Мы все погибнем. Здесь что, будут вторые Убли?
   — Если надо, здесь и третьи угли будут, — пошутил Мстислав. Лицо городского воеводы еще более омрачилось, — Ладно, нечего на меня дуться. На войне чрезвычайные полномочия дают тем, кто рискует. И запомни, оборону выдержишь — к тому моменту и я уже и вернусь. В городе хорошая крепость, запасов еды и пищи хватит на недели две. Все, с богом.
   «Еще вчера просил убежища, сегодня уже командует» — прошептал вслед Милан. Организовать оборону было несложно. Сложно было объяснить людям, почему самая мощная армия от Превора до Ризана уплывает из их города.
   Изумленные люди смотрели за тем, как армия Мстислава, обутая и одетая, в сверкающих латах и поновленных кольчугах, садилась на корабли. Слезы в глазах женщин предчувствовали беду. Старики грустно смотрели в свои окна на уплывающие корабли. Из верхнего города было забавно наблюдать за тем, как по порту бегал Милан и кричал на своих воинов. То ли «они вернуться», то ли «надо верить».
   Мстислав направил корабли к Превлаке. Снова надо было отстоять этот город. Внезапно из-за мыса показались сначала мачты, а потом и паруса хорватских кораблей. «К бою!» — раздалось рядом с ухом. Моряки забегали, вооруженная пехота вытащила из ножен мечи и проверяла их остроту. Мстислав не успевал отдать команды, они исполнялись. Оба судна хорватов стояли боком к кораблям Мстислава, обнажив свои маломощные пушки. Ядра пока не долетали до которцев. Дальнобойное орудие стояло лишь на флагманском корабле (как раз захваченном у хорватов вначале войны).
   Пропустив вперед две невооруженные шхуны, Мстислав приказал следовать четко за ними и начать разворачиваться. Шхуны прикрыли его корабль и взяли на себя основной удар пушечного огня. Люди с криками вываливались за борт, языки пламени гуляли по палубе. В этот момент шхуны разошлись по сторонам, закрывая своими бортами борта хорватских парусников, и бриг Мстислава оказался между ними. «Огонь по обоим бортам!» — грянуло с капитанского мостика. «Абордаж!» — почти в один голос закричали на которских кораблях. Дав еще пару залпов по хорватским морякам, вся боеспособная пехота тоже пошла на абордаж.
   Удача сопутствовала Мстиславу. Роза манила своими огнями. Сумерки сгущались, высадиться на берегу было проще простого. Было еще не поздно повернуть на Превлаку и вернуться в Херцог-Нови.
   Пять минут спустя три уцелевших корабля вошли в порт Розы. Воины спрыгивали с кораблей и устремлялись в город. В вечерней мгле звенел металл, слышались глухие удары сабель о щиты, пушки с кораблей били по позициям хорватских стрелков. Мстислав помнил, что в Розе скапливались раненые воины. Расположение больницы было ему приблизительно известно, и уйма ядер была направлена на нее. Велико было его разочарование, когда, проходя по захваченному городу, он зашел в больницу и увидел там лишь десяток разорванных в клочья трупов. Все раненые ушли на передовые позиции. Такого жестокого сопротивления ему еще не оказывали. Множество храбрых которских воинов полегло ни за что в этом городишке.
   Наутро, оправившись от ран, войско Мстислава переплыло пролив и зашло в порт Превлаки. Корабли встали на рейд, обнажив свои пушки и полностью перекрыв проход в залив для турецкой эскадры. Как ни вглядывались смотрящие в синюю даль моря, легкая дымка скрывала всю перспективу, говорят, однако, что некоторые матросы видели мачты больших кораблей вдали и по каким-то признакам определили, что это турецкие мачты. Мстислава встретили в Превлаке даже лучше, чем в родном Новом городе. Прием был великолепен. Пир был горой, девушки танцевали и обнажались перед ним, Драганом и его сотниками, вино лилось рекою, фрукты выпадали из переполненных корзин, танцы до утра и разговоры до рассвета. Между тем город готовился к обороне. Сигналов с херцог-новского берега не поступало, это означало, что догорающие Лучицы еще сопротивляются хорватам.
   Немногочисленные уцелевшие воины из Суторины с ужасом смотрели на отсвет от пожара со стороны своей родины и не решались пойти к Мстиславу, которого с недавних пор оберегали тиватские дружинники. Наконец, он сам к ним спустился.
   — Мстислав, воевода ты наш, что же это? Суторина вся в огне. А мы здесь!
   — Не ропщите, вы же мужчины! Врага нельзя разбить, сидя дома, — бросил он и направился к себе в шатер.
   Превлака встретила врага во всеоружии. Целый день продолжался штурм, однако хорваты на этот раз были лишены поддержки с моря, а сухопутные части не отличались выучкой и характером. К концу дня Мстислав приказал поднять ворота Превлаки и выпустил кавалерию. Обогнув холм, всадники вклинились в самую гущу хорватов. Первыми из пеших частей Мстислав пустил в бой суторинцев, пообещав им после победы начать наступление на Превор. Почти все суторинское ополчение погибло, штурмуя эту высоту. Однако и остатки хорватской армии рассеянными группами отступали к Молунару.
   Еще не хватило времени, чтобы подобрать погибших и вынести раненых, на ратуше Херцог-Нови показался свет — это был условный сигнал. Хорватская армия подошла к городу и начал его обстрел. Мстислав приказал выстроить все войско, которое может ходить, прыгать на одной ноге и ползать. Бойцов едва набралось на пару сотен. «Такая армия под Херцог-Нови погоду не сделает», — подумал Мстислав. Ему предстоял сложный выбор: правила южан и данные обещания, как перед Йованной, так и перед суторинцами, говорили о необходимости преследовать отступающих хорватов, переплыть Суторину в районе Игало и кратчайшей дорогой устремиться к осажденному Херцог-Нови. Еще раз он окинул свою дружину. «Тихое течение Суторины могло унести еще пару десятков из числа этого сброда». Было ясно только то, что хорваты не остановятся на достигнутом. Надо было решать, куда направить войско. Превлака более не была стратегически важным пунктом. С одной стороны, захват Херцог-Нови решал проблему не только высадки десанта с турецкой эскадры (это можно было сделать и в Молунаре), но и прорыва турков к побережью из Ризана. С другой стороны — город продержится не менее пяти дней. За это время можно было не только отлежаться, но и попробовать собрать хоть какое-то подкрепление.
   — Княже, послать корабль за подкреплением в Луштицу?
   — Воевода, не двинуть ли нам войска назад по морю?
   — Когда ж мы вернемся в Херцог?
   — Цыц, — прикрикнул на них Мстислав. Южное добродушие его исчезло, северная рассудительность все более отчетливо проявлялась в голосе, — выпущенная стрела падает там, где встречает препятствие. Человек — та же стрела. Хочешь — сдайся, хочешь — увернись, а хочешь — найди причину и уничтожь ее. Причина же у нас одна: противник наш лучше вооружен. А по сему, насколько я понимаю, пока хорваты бросили все силы на штурм Херцог-Нови, мы выиграем для герцога равнозначный приз.
   Обойдя все жилые дома Превлаки, Мстислав прибавил еще полторы сотни бойцов из числа местных жителей к своему не слишком сильному отряду. Затем он спешно погрузил всех на корабль и вместо ожидаемого «курс норд-норд-ост», раздалась команда «курс норд-вест, право руля, отдать швартовы!». Три корабля поплыли в сторону Дубровника. Между тем, осада Херцог-Нови продолжалась.
   Подплыв к Молунару, которцы открыли с кораблей огонь. Под туманом, настланным дымкой от выстрелов, к берегу устремились четыре лодки с бойцами. Через час лазутчики дали знак, что крепость почти пуста. Не теряя людей, Мстислав пересадил добрую половину своего войска на лодки. В Молунаре и правда было очень мало войск. Хорваты понимали, что как только Херцог-Нови — ключевой город на северном которском побережье — окажется в их руках, они получат власть над бухтой. Также они понимали, что и которцы знают, что главная битва в этой войне будет под Херцог-Нови. И не в нраве южанина уклонится от прямой встречи с врагом. Поэтому хорваты не опасались, да и подумать-то не могли, что которцы осадят Молунар.
   Никто и не готовился к штурму, по улицам, изредка отстреливаясь из аркебуз и, нападая из засад и то и дело вступая в рукопашные схватки, бегали разрозненные группы воинов. Артиллерия которских кораблей в считанное время разрушила крепостной вал и пушки молунарцев. Вошедшие организованным строем войска Мстислава последовательно очищали от хорватов квартал за кварталом. Стрельба в узких извилистых улочках продолжалась до сумерек. Главным достижением Мстислава стал захват складов аркебуз и оружейного завода. Не теряя времени, Мстислав вооружил всех своих людей новым оружием. Моментально слабенький отряд, не сравнимый даже с тиватским ополчением, превратился в грозный боеспособный полк.
   Мстислав еще раз с тоской взглянул на Херцог-Нови. Залпы и крики продолжались. Город еще держался. Существенным препятствием для хорватов оказалась двухуровневая крепостная стена. Скорость стрельбы которских лучников, последовательно появлявшихся в бойницах первого и второго уровней, оказывалась быстрее скорострельности хорватских воинов, вооруженных огнестрельным оружием. Тем не менее, передовые отряды хорватов уже окружали крепость Херцог-Нови и, пользуясь преимуществом по высоте, преуспевали в попытках ворваться на окраины города. В скором времени верхний город перешел в руки молунарцев. Не успевшие покинуть свои дома и спрятаться в крепости жители безжалостно уничтожались. Хорваты проявляли жестокость, еще более страшную, чем это любили делать турки. Отрубленные части тела валялись на дорогах, ослепленные дети в ужасе кричали звериным воем и бегали в сумасшествии между стрелявших друг в друга войск. Подкошенные стрелой, они падали и словно с благодарностью за избавление от мук дальнейшей жизни склоняли голову и валились на камни.
   Из верхнего города хорваты начали забрасывать крепость огненной смесью. Теснившиеся по подвалам и строениям крепости люди стали задыхаться от удушья, дым застилал и резал глаза лучникам. Хорваты подбирались все ближе. И тут смотрящий на крепостной башне закричал: «Наши!! Уходите их крепости, наши идут!!» и упал сраженный пулей. Тело упало на камни, кровь брызнула на лица женщин, спрятавшихся от пуль за крепкими стенами. Воевода Милан подумал, что Мстислав вернулся. Чувство удовлетворения разлилось по его телу. Он приказал лучникам прикрыть отход мирных жителей, и распорядился открыть восточные выходы. Женщины несли своих детей на руках, медленно вслед за ними по ступенькам спускались старики. Люди уходили из крепости в сторону Зеленицы.
   Залпы становились все ближе, раненых и убитых было все больше. То здесь, то там раздавались крики «чужой». Хорваты прорвались. В это время из верхнего города молунарцы увидели исход жителей и пошли наперерез. К концу дня которцы держали оборону уже на центральных улочках, изгибавшихся от побережья к горным тропам. В отчаянии Милан поднял свой меч и повел за собой оставшихся защитников крепости на самый большой отряд хорватов, чтобы хоть как-то задержать их и дать возможность жителям отойти.
   … Когда объединенные войска Пераста, Котора и основная армия Косачи разгромили под Ризаном турок, уже израненных Мстиславом, армия Косачи снова направилась к Конавли. А войска Котора и Пераста, увидев, что Херцог-Нови под осадой и там нет кораблей Мстислава, решило прийти на помощь новигородцам. Которские войска спустились по накатанной горной тропе к Требезину и очистили от хорватов верхний город Херцог-Нови. Вторая половина спустилась с Радостака к Мелине, где они встретили бежавших из Херцог-Нови женщин и детей. Между тем хорваты продолжали бесчинствовать в самом городе. Штурмовать его укрепленные стены для которских войск было тяжело. Все ополчение Херцог-Нови и воевода полегли на поле брани. Хорваты собрали трупы и вывесили их вверх ногами совершенно нагими на крепостные стены.
   В это время армия Косачи почти уже стояла перед Конавли и готовилась выступить в сторону Дубровника. В самом Дубровнике боялись наступления Косачи. Паника ходила по городу как октябрьский дождь. Поэтому появившийся за горами отряд Мстислава оказался более чем веским аргументам для правителя Дубровника выслать своих лучших бойцов «изрешетить этих самонадеянных дурней пулями и изрубить их тела на мелкие куски». Каково же было изумление дубровницкой гвардии, когда с горных склонов и из-за каждого торчащего камня на них обрушился залп аркебуз. Хорватские стрелки знали, что у которцев не было огнестрельного оружия. Скоро поняли они, что выбрали врага не по зубам, а правитель их быстро, словно белка — по деревьям, понял, что расклад был не в его пользу: оружейный завод его захвачен, армия Молунара погрязла в Херцог-Нови, основные войска Косачи наступают из-под Конавли, турки разбиты под Ризаном и не решаются войти в бухту, а Мамула и Превлака как Сцилла и Харибда стоят на входе. Пока Мстислав думал, попытаться ли ему ради пущей славы взять Дубровник, правитель города выслал парламентария к Косаче. Условия перемирия были крайне выгодны для Драчевицы. Хорваты добровольно уходили из Суторины и Херцог-Нови. Они также согласились отдать Конавли. Ружейный завод отныне должен был выполнять заказы обоих господ — герцога и дубровницкого головы, а сын герцога — Влатко — в знак вечной дружбы брал в жены дочь головы Барлеты — второго по величине владения Дубровника.
   В разграбленном и выжженном Херцог-Нови Мстислав встретился с Косачей. Никаких эмоций, скупое крепкое рукопожатие, грустные глаза. Никакого парада. Сегодня похороны убитых. Косача взял в руки знак воеводы Котора с изображенными на нем мелкими гербами приморских городов, посмотрел на него, словно вспоминая, как он смотрелся на Георгии, и надел на Мстислава. Увиденное в городе не позволило Мстиславу долго задерживаться на своей второй родине. Родители Йованны спали в своем доме с разрезанным горлом. Черное пятно на полу стало немым упреком Мстиславу. Йованну он не нашел. Искать и что-то объяснять ей ему не хотелось. Какая-то часть его сердца умерла в эту войну. Без этой части построить новый и счастливый мир он больше не мог.
   Далее следы этих людей теряются. Йованну видели в Суторине, где она ухаживала в местной больнице за вернувшимися из похода воинами. Через восемь месяцев она родила девочку. Девочка узнала об отце от этих бородатых людей, которые были слабее детей и шевелили чем-то таким, что когда-то у них было руками. Воины эти не помнили зла. Легенда о северянине, выигравшем войну с хорватами, быстро завладела умами жителей побережья. И суторинцы, и оставшиеся в живых новигородцы либо не говорили о том, что было на самом деле, либо просто предпочли забыть и верили тому, что стало расхожей притчей. Да и что рассказывать, как достаются победы, и откуда берутся чудеса. Любая легенда, если она красива, священна, не так ли?