Но гонка есть гонка\ Разве генетик Грейг Винтер не основал, параллельно государственному проекту, частную фирму, перед которой была поставлена цель за три года расшифровать генетический код человека? На совместный с одним из филиалов фармацевтической группы Perkin Elmer, специализирующейся на машинах по разложению ДНК, проект было потрачено ни много, ни мало — 200 миллионов долларов.7 После символического поражения Каспарова от компьютера Deep Blue, летней эпопеи автоматического зонда Mars Pathfinder и неприятностей на станции «Мир» мы наблюдаем завершение программ пилотируемых полетов и возрастающую неопределенность по отношению к будущему международных пилотируемых станций. Так заканчивается «внеземное» путешествие нашего поколения, однако, великая «внечеловеческая» эпопея только начинается, и астрофизика мало-помалу передает эстафету биофизике.
Появилось множество предзнаменований скорой трансформации макрофизического «экзотизма» в микрофизический «эндотизм», завершения внешней колонизации отдаленных земель и начала опасной внутренней колонизации, колонизации пространства-времени живой материи. Таким образом, технонаука расширяет подвластную ей область.
Homo est clausura mirabilium dei,ii — писала Хильдегарда Бингенская о сущности человека, еще недавно сокрытой изначальным антропоцентризмом: человек — не центр мира, а его завершение, конец мира. Высказывание женщины, рожденной (что примечательно) в 1098 году, противоречит евгеническим мифам и необычайно ярко проясняет истоки нигилистского всевластного бессилия наук, ищущих истоки жизни.
Дух генетики пока проявил свой евгенический характер лишь в нацистской программе уничтожения. Однако сейчас, как никогда, сильна угроза отказа не только от пророческой памяти лагерей смерти, но и от самого принципа непрерывности жизни, «принципа ответственности» за будущее человечества.
Этот принцип представляется ужасно «консервативным» для тех, кто предвкушает революцию конца, крайнее проявление нигилизма всемогущего прогресса, которое последует за другими событиями XX века: крушением «Титаника» и взрывом в Чернобыле и которое готовит приход Уцелевшего, Мессии, столь ожидаемого культом безумия наших дней.
В действительности, после завершения холодной войны мы непрерывно воспроизводим иные завершения: конец Истории, конец представительской демократии и, в конце концов, смерть «субъекта», по типу которого с помощью генетики создается «двойник» (клон) или «гибрид» (мутант).
Этот «постиндустриальный» замысел не обещает ничего хорошего, он лишь умножает энергию безысходности, чтобы с ее помощью уйти от благоприятных для жизни условий и прийти к хаосу, иными словами, вернуться в первоначальную среду, царившую, как говорят, до возникновения жизни на Земле.
Так называемый «постмодернистский» период не стал преодолением индустриальной современности, а превратился в стремительную индустриализацию смерти, концентрацию всевозможных опустошений, вызванных прогрессом.
Постановка на поток живого с помощью биотехнологий, полуофициальный план по воспроизводству стандартного индивида демонстрируют, что из смерти сделали промышленное предприятие, прометеевскую фабрику.
Уже во время ядерного противостояния между Востоком и Западом военно-промышленный комплекс сумел милитаризовать научные исследования для обеспечения взаимного уничтожения. Сейчас генетика принимает эстафету у ядерной физики с целью создания новой бомбы.
Биологические науки, сращенные с информатикой и новыми биотехнологиями, угрожают нашему выживанию уже не радиоактивным заражением, но искусственным оплодотворением и контролем за возникновением, истоками формирования индивидуальности.
Очевидно, что проект тотальной войны, обозначившийся в начале первого мирового конфликта, продолжал осуществляться во время второго мирового конфликта 1939-1945 годов в Освенциме и Хиросиме уже не как уничтожение врагов, но как уничтожение самого человеческого рода. Подобно этому, глобальная война, начало которой положено большими маневрами information warfare, опирается на воинственную науку, ныне нацеленную на изведение человека, на прерывание самого принципа жизни, а не на уничтожение населения, как то было бы в случае термоядерной бомбы. В этой войне генетическая и информационная бомбы представляют единственную и универсальную «систему вооружения».
С другой стороны, если информация — это третье, после массы и энергии, измерение материи, то каждый исторический конфликт оказывался приручением одного из измерений. Война массы велась со времен великих нашествий античности вплоть до появления огнестрельного оружия. Война энергии началась с открытия пороха и закончилась изобретением атомного оружия и разработкой сверхмощного лазера. И, наконец, информационная война обобщит то, что было накоплено годами шпионажа и полицейской слежки и преобразует в предельную скорость «мировой информации».
«Кто все знает, ничего не боится», — сказал Йозеф Геббельс, создатель Propagandastaffel. На самом деле, вопрос был и есть не в том, чтобы бояться, а в том, чтобы наводить страх с помощью «тотального» контроля, подвергающего жизнь каждого отдельного человека постоянному засвечиванию, что уже практически стало свершившимся фактом благодаря информатике. Однако вернемся, на мгновение, к третьему измерению организованной материи: идет ли речь о передаче или получении информации, или о скорости ее считывания — важно лишь энергетическое ускорение информации, а медленная подача информации недостойна теперь даже называться «информацией» — это обычный шумовой фон.
Slow news, no news? — помнится, спрашивал себя один журналист в связи с созданием CNN.
В действительности, предельная скорость волн, передающих сообщения и картинки, — это сама информация, и она не определяется содержанием. Так что знаменитая формула Маршалла Маклюэна может быть переделана: «Сообщение — это не средство, а всего лишь его скорость». Конечная, последняя возможная скорость, приближающая к нам «временной барьер», то время, когда фотонный компьютер будет выполнять расчеты синхронно с постоянной скоростью света, которая благоприятствует сегодня передаче мгновенных сообщений.
Итак, «информационная война» поддерживается глобальной интерактивностью так же, как атомная энергия была результатом локальной радиоактивности. Поэтому невозможно отличить намеренный поступок от непроизвольной реакции или «случайности», а нападение — от простой технической неполадки, как это уже было 19 мая 1998 года (практически одновременно с саммитом в Бирмингеме), когда телекоммуникационный спутник Galaxy TV внезапно прекратил передачу сообщений 40 миллионам пейджеров в Америке из-за того, что бортовой компьютер слегка изменил орбиту… Непредвиденная случайность или приближенная к условиям инфовойны проверка?
Трудно поверить, но происшествие незамедлительно породило разговоры об уязвимости США перед поломками техники, жизненно необходимой для страны.8 Кажется естественным, что Интернет, прямой преемник Арпанет, разрешил трансляцию нескольких общественных американских служб. Например, радиостанции NPR, которая воспользовалась сетью сетей для установления связи с некоторыми из своих 600 локальных станций.
Не надо забывать, что информационная система web была запущена более 20 лет назад в целях предотвращения электромагнитных эффектов наземного ядерного взрыва и как бы предугадала свою роль на случай общего сбоя стратегических телекоммуникаций.
Если каждая война была изобретением новых способов уничтожения и распространением намеренно провоцируемых аварий (машина войны всегда была дополнением производственной машины), то в готовящейся информационной войне понятие «случайности» доведено до предела возможностью «глобального сбоя», который соединит в себе — как вакуумная бомба — все возможные катастрофы.
Глобальный сбой, подобно сбою работы компьютеров, ожидаемому в начале 2000 года, в отличие от недавней местной аварии, способен надолго заморозить жизнь целого континента.
В среде information warfare все очень неопределенно, информация и дезинформация неразличимы, и нападение невозможно отличить от непредвиденной случайности… Сообщение не заглушается, как это было в electronic warfare, так как оно стало информационным. Это значит, что «информация» определяет не содержание сообщения, а скорость его feed-back.
Интерактивность, мгновенность, повсеместность — вот действительное послание информационного обмена в реальном времени.
Цифровые картинки и сообщения значат меньше, чем их мгновенная доставка; «шоковый эффект» оказывается важнее содержания. Поэтому намеренное действие и техническая неполадка оказываются неразличимы и непредсказуемы.
Теперь принцип неопределенности действует не только в квантовой физике, но и в среде информационных стратегий, практически не связанных с геофизической средой воздействия.
С помощью настойчивого и повсеместного внедрения интерактивных взаимодействий, information warfare готовит первую мировую временную войну, вернее, первую войну мирового времени, «реального времени» обменов между объединенными сетями.
Можно отметить три измерения происходящей глобализации рынка: геофизическое, научно-техническое и идеологическое. Поэтому стремление Соединенных Штатов к установлению мировой зоны свободной торговли к 2010-2020 годам9 неизбежно способствует подготовке к информационной войне.
На самом деле, невозможно полностью разделить экономическую войну от информационной, поскольку в обоих случаях речь идет о гегемо-нистском стремлении сделать интерактивными торговые и военные отношения.10 Поэтому Всемирная торговая организация пытается ослабить суверенитет отдельных наций то с помощью Многостороннего соглашения по инвестициям, то с помощью Нового трансатлантического рынка Леона Бритена.
Систематическую дестабилизацию рынка можно понять только на основе представлений о системной потере контроля над стратегической информацией.
Подспудная цель технических изобретений конца тысячелетия состоит в том, чтобы сделать информационными все военные и гражданские отношения. И последней преградой тому представляется не ЕЭС, но сама жизнь, человек — отдельный мир человека, — которого нужно захватить или уничтожить любой ценой ради индустриализации всего живого.
Подведем итоги: не так давно минуло время тоталитарной войны, когда все определяло количество: масса и мощность ядерной бомбы. Теперь наступает время глобалитарной войны, когда благодаря информационной бомбе качество будет важнее, чем геофизический масштаб или численность населения.
Готовится не «опрятная война», война без убитых, но «чистая война», война без воспроизведения некоторых видов, которые исчезнут из биоразнообразия форм живого. Это значит, что завтрашняя война, хоть и сопоставимая с недавними «кабинетными преступлениями», будет разыгрываться не в закрытых кабинетах, а в лабораториях, с дверьми, широко распахнутыми в лучезарное будущее трансгенетических видов, лучше приспособленных к загрязненной среде нашей маленькой планеты, подвешенной в эфире телекоммуникаций .
Появилось множество предзнаменований скорой трансформации макрофизического «экзотизма» в микрофизический «эндотизм», завершения внешней колонизации отдаленных земель и начала опасной внутренней колонизации, колонизации пространства-времени живой материи. Таким образом, технонаука расширяет подвластную ей область.
Homo est clausura mirabilium dei,ii — писала Хильдегарда Бингенская о сущности человека, еще недавно сокрытой изначальным антропоцентризмом: человек — не центр мира, а его завершение, конец мира. Высказывание женщины, рожденной (что примечательно) в 1098 году, противоречит евгеническим мифам и необычайно ярко проясняет истоки нигилистского всевластного бессилия наук, ищущих истоки жизни.
Дух генетики пока проявил свой евгенический характер лишь в нацистской программе уничтожения. Однако сейчас, как никогда, сильна угроза отказа не только от пророческой памяти лагерей смерти, но и от самого принципа непрерывности жизни, «принципа ответственности» за будущее человечества.
Этот принцип представляется ужасно «консервативным» для тех, кто предвкушает революцию конца, крайнее проявление нигилизма всемогущего прогресса, которое последует за другими событиями XX века: крушением «Титаника» и взрывом в Чернобыле и которое готовит приход Уцелевшего, Мессии, столь ожидаемого культом безумия наших дней.
В действительности, после завершения холодной войны мы непрерывно воспроизводим иные завершения: конец Истории, конец представительской демократии и, в конце концов, смерть «субъекта», по типу которого с помощью генетики создается «двойник» (клон) или «гибрид» (мутант).
Этот «постиндустриальный» замысел не обещает ничего хорошего, он лишь умножает энергию безысходности, чтобы с ее помощью уйти от благоприятных для жизни условий и прийти к хаосу, иными словами, вернуться в первоначальную среду, царившую, как говорят, до возникновения жизни на Земле.
Так называемый «постмодернистский» период не стал преодолением индустриальной современности, а превратился в стремительную индустриализацию смерти, концентрацию всевозможных опустошений, вызванных прогрессом.
Постановка на поток живого с помощью биотехнологий, полуофициальный план по воспроизводству стандартного индивида демонстрируют, что из смерти сделали промышленное предприятие, прометеевскую фабрику.
Уже во время ядерного противостояния между Востоком и Западом военно-промышленный комплекс сумел милитаризовать научные исследования для обеспечения взаимного уничтожения. Сейчас генетика принимает эстафету у ядерной физики с целью создания новой бомбы.
Биологические науки, сращенные с информатикой и новыми биотехнологиями, угрожают нашему выживанию уже не радиоактивным заражением, но искусственным оплодотворением и контролем за возникновением, истоками формирования индивидуальности.
Очевидно, что проект тотальной войны, обозначившийся в начале первого мирового конфликта, продолжал осуществляться во время второго мирового конфликта 1939-1945 годов в Освенциме и Хиросиме уже не как уничтожение врагов, но как уничтожение самого человеческого рода. Подобно этому, глобальная война, начало которой положено большими маневрами information warfare, опирается на воинственную науку, ныне нацеленную на изведение человека, на прерывание самого принципа жизни, а не на уничтожение населения, как то было бы в случае термоядерной бомбы. В этой войне генетическая и информационная бомбы представляют единственную и универсальную «систему вооружения».
С другой стороны, если информация — это третье, после массы и энергии, измерение материи, то каждый исторический конфликт оказывался приручением одного из измерений. Война массы велась со времен великих нашествий античности вплоть до появления огнестрельного оружия. Война энергии началась с открытия пороха и закончилась изобретением атомного оружия и разработкой сверхмощного лазера. И, наконец, информационная война обобщит то, что было накоплено годами шпионажа и полицейской слежки и преобразует в предельную скорость «мировой информации».
«Кто все знает, ничего не боится», — сказал Йозеф Геббельс, создатель Propagandastaffel. На самом деле, вопрос был и есть не в том, чтобы бояться, а в том, чтобы наводить страх с помощью «тотального» контроля, подвергающего жизнь каждого отдельного человека постоянному засвечиванию, что уже практически стало свершившимся фактом благодаря информатике. Однако вернемся, на мгновение, к третьему измерению организованной материи: идет ли речь о передаче или получении информации, или о скорости ее считывания — важно лишь энергетическое ускорение информации, а медленная подача информации недостойна теперь даже называться «информацией» — это обычный шумовой фон.
Slow news, no news? — помнится, спрашивал себя один журналист в связи с созданием CNN.
В действительности, предельная скорость волн, передающих сообщения и картинки, — это сама информация, и она не определяется содержанием. Так что знаменитая формула Маршалла Маклюэна может быть переделана: «Сообщение — это не средство, а всего лишь его скорость». Конечная, последняя возможная скорость, приближающая к нам «временной барьер», то время, когда фотонный компьютер будет выполнять расчеты синхронно с постоянной скоростью света, которая благоприятствует сегодня передаче мгновенных сообщений.
Итак, «информационная война» поддерживается глобальной интерактивностью так же, как атомная энергия была результатом локальной радиоактивности. Поэтому невозможно отличить намеренный поступок от непроизвольной реакции или «случайности», а нападение — от простой технической неполадки, как это уже было 19 мая 1998 года (практически одновременно с саммитом в Бирмингеме), когда телекоммуникационный спутник Galaxy TV внезапно прекратил передачу сообщений 40 миллионам пейджеров в Америке из-за того, что бортовой компьютер слегка изменил орбиту… Непредвиденная случайность или приближенная к условиям инфовойны проверка?
Трудно поверить, но происшествие незамедлительно породило разговоры об уязвимости США перед поломками техники, жизненно необходимой для страны.8 Кажется естественным, что Интернет, прямой преемник Арпанет, разрешил трансляцию нескольких общественных американских служб. Например, радиостанции NPR, которая воспользовалась сетью сетей для установления связи с некоторыми из своих 600 локальных станций.
Не надо забывать, что информационная система web была запущена более 20 лет назад в целях предотвращения электромагнитных эффектов наземного ядерного взрыва и как бы предугадала свою роль на случай общего сбоя стратегических телекоммуникаций.
Если каждая война была изобретением новых способов уничтожения и распространением намеренно провоцируемых аварий (машина войны всегда была дополнением производственной машины), то в готовящейся информационной войне понятие «случайности» доведено до предела возможностью «глобального сбоя», который соединит в себе — как вакуумная бомба — все возможные катастрофы.
Глобальный сбой, подобно сбою работы компьютеров, ожидаемому в начале 2000 года, в отличие от недавней местной аварии, способен надолго заморозить жизнь целого континента.
В среде information warfare все очень неопределенно, информация и дезинформация неразличимы, и нападение невозможно отличить от непредвиденной случайности… Сообщение не заглушается, как это было в electronic warfare, так как оно стало информационным. Это значит, что «информация» определяет не содержание сообщения, а скорость его feed-back.
Интерактивность, мгновенность, повсеместность — вот действительное послание информационного обмена в реальном времени.
Цифровые картинки и сообщения значат меньше, чем их мгновенная доставка; «шоковый эффект» оказывается важнее содержания. Поэтому намеренное действие и техническая неполадка оказываются неразличимы и непредсказуемы.
Теперь принцип неопределенности действует не только в квантовой физике, но и в среде информационных стратегий, практически не связанных с геофизической средой воздействия.
С помощью настойчивого и повсеместного внедрения интерактивных взаимодействий, information warfare готовит первую мировую временную войну, вернее, первую войну мирового времени, «реального времени» обменов между объединенными сетями.
Можно отметить три измерения происходящей глобализации рынка: геофизическое, научно-техническое и идеологическое. Поэтому стремление Соединенных Штатов к установлению мировой зоны свободной торговли к 2010-2020 годам9 неизбежно способствует подготовке к информационной войне.
На самом деле, невозможно полностью разделить экономическую войну от информационной, поскольку в обоих случаях речь идет о гегемо-нистском стремлении сделать интерактивными торговые и военные отношения.10 Поэтому Всемирная торговая организация пытается ослабить суверенитет отдельных наций то с помощью Многостороннего соглашения по инвестициям, то с помощью Нового трансатлантического рынка Леона Бритена.
Систематическую дестабилизацию рынка можно понять только на основе представлений о системной потере контроля над стратегической информацией.
Подспудная цель технических изобретений конца тысячелетия состоит в том, чтобы сделать информационными все военные и гражданские отношения. И последней преградой тому представляется не ЕЭС, но сама жизнь, человек — отдельный мир человека, — которого нужно захватить или уничтожить любой ценой ради индустриализации всего живого.
Подведем итоги: не так давно минуло время тоталитарной войны, когда все определяло количество: масса и мощность ядерной бомбы. Теперь наступает время глобалитарной войны, когда благодаря информационной бомбе качество будет важнее, чем геофизический масштаб или численность населения.
Готовится не «опрятная война», война без убитых, но «чистая война», война без воспроизведения некоторых видов, которые исчезнут из биоразнообразия форм живого. Это значит, что завтрашняя война, хоть и сопоставимая с недавними «кабинетными преступлениями», будет разыгрываться не в закрытых кабинетах, а в лабораториях, с дверьми, широко распахнутыми в лучезарное будущее трансгенетических видов, лучше приспособленных к загрязненной среде нашей маленькой планеты, подвешенной в эфире телекоммуникаций .