В назначенный день Александр Григорьевич направился в Кремль. С волнением входил он в Георгиевский зал. Осмотрелся и сел рядом с женщиной средних лет. Лицо ее показалось ему знакомым. "Где я видел ее, кто она?" думал Шевцов, перебирая в памяти свои догадки.
- Товарищ Кошевая! - послышался голос в зале, и женщина, сидевшая рядом с Шевцовым, поднялась.
Это была мать Олега, имя которого носила первая эскадрилья 171-го истребительного авиационного полка. Елене Николаевне вручили орден Отечественной войны и грамоту о присвоении ее сыну звания Героя Советского Союза.
Раздался голос в зале: "Майор Шевцов!" Александр Григорьевич подошел к столу. Ему тоже вручили награду, тепло поздравили со званием Героя Советского Союза.
Шевцов разговорился с Еленой Николаевной об Олеге. Она рассказала ему то, что его интересовало, и, умолкнув, задумалась.
- А знаете, Елена Николаевна, - сказал майор, - на фюзеляже моего самолета написано: "За Олега Кошевого!" И еще на десяти самолетах в нашем полку написаны эти слова.
Мать Олега взволнованно смотрела на Шевцова. Затем она проговорила:
- Имя моего сына? Неужели?
- Да, Елена Николаевна. Летчики эскадрильи, которой командует капитан Вишняков, поклялись отомстить фашистам за молодых героев Краснодона, за вашего сына Олега. Я часто вместе с ними летаю на боевые задания. Если бы вы, Елена Николаевна, смогли посмотреть на этих комсомольцев! Несмотря на молодые годы, они отлично дерутся с врагом. Соколы ребята!
Майор подробно рассказал о наших летчиках, о том, как они гордятся наименованием своей эскадрильи.
- Имя вашего сына-героя мы не опозорим, Елена Николаевна, - заверил Шевцов.
Мать Олега Кошевого была взволнована рассказом фронтовика. Она поблагодарила Шевцова за добрые вести. Расстались они как родные.
На прощание Шевцов сказал:
- Вот наш адрес. Если у вас будет свободное время, напишите комсомольцам свое материнское слово.
Не прошло и нескольких дней, как я, командир эскадрильи имени Олега Кошевого, получил от Елены Николаевны письмо. Впоследствии его опубликовала газета "На страже Родины". Вот оно:
"Многоуважаемый Иван Алексеевич!
Я узнала о том, что ваша эскадрилья носит имя моего сына Олега Кошевого. Я тронута вашим вниманием и от души благодарю вас за великую честь, оказанную вами моему сыну Олегу.
Желаю вам, чтобы ваша эскадрилья, носящая имя Олега, громила беспощадно врага и осталась невредимой до конца войны.
Прошу вас, когда будете иметь время, напишите мне. Крепко жму вашу руку. Е. Кошевая.
Мой адрес: г. Краснодон, Ворошиловградской области, Садовая ул., д. 6, кв. 1".
Письмо матери Олега Кошевого было прочитано не только летчиками, техниками, оружейниками и прибористами нашей эскадрильи, но и всем личным составом полка. В подразделениях состоялись митинги. В своих выступлениях воины клялись самоотверженно трудиться во имя полной победы над врагом, драться с гитлеровскими захватчиками по-геройски.
В ответном письме матери Олега говорилось:
"Дорогая Елена Николаевна!
С большой гордостью мы читали ваше письмо...
Не только эскадрилья имени вашего сына, а весь коллектив полка изо дня в день наращивает силу удара по врагу. Только за последние дни летчиками эскадрильи имени Олега сбито восемь фашистских самолетов, а летным составом всего полка - пятнадцать.
Заверяем вас, дорогая наша мать, что мы не пожалеем сил и своих жизней в борьбе за быстрейший разгром гитлеровских разбойников.
Желаем вам крепкого здоровья. Мы всегда с вами".
Наступала осень. Погода с каждым днем становилась все хуже. Частые дожди выводили из строя грунтовые аэродромы. Туманы и низкая облачность не позволяли авиации активно поддерживать стремительное продвижение своих наземных войск. Но когда улучшилась погода, летчики героически дрались с немецко-фашистскими захватчиками.
Вал наступления Советской Армии становился все грознее. В сентябре и октябре наши войска освободили Смоленск и Рославль; шли бои на подступах к Гомелю, Конотопу и Чернигову. Войска 1-го Украинского фронта освободили Прилуки и продвигались на киевском направлении; войска 2-го Украинского фронта очистили от оккупантов Кременчуг и вышли к Днепру; войска 3-го и 4-го Украинских фронтов освободили Донбасс и успешно продолжали наступление.
После освобождения Брянска до 14 октября 1943 года наша дивизия участвовала в боях на гомельском направлении, совершив 323 самолето-вылета. Основными ее боевыми задачами были: прикрытие своих войск на направлениях Почеп, Унеча, Клинцы; разведка в широкой полосе до Днепра; сопровождение штурмовиков до целей и обратно.
Авиация противника, понеся огромные потери в воздушных боях и на аэродромах, резко сократила свои вылеты. Вернуть господство в воздухе она была уже не в состоянии. Лишь на отдельных участках врагу за счет переброски авиачастей с других фронтов удавалось сколачивать более или менее сильные авиагруппировки и добиваться незначительных успехов.
10 октября мы, командиры эскадрилий, были вызваны в штаб полка. Орляхин поставил перед нами задачу: приступить к подготовке личного состава и самолетов для перелета на новое направление - в район Великих Лук.
Не буду рассказывать о подробностях подготовки к перелету. Работа была проведена большая всеми службами полка. И вот мы сдали потрепанные полетные карты, по которым бороздили районы Тулы, Ефремова, Ельца, Воронежа, Старого Оскола, Курска, Навли, Брянска, Кирова и Калуги. Каждый был искренне рад, что и наш скромный труд был вложен в освобождение от фашистской нечисти этих районов и областей. Теперь мы заложили в планшеты новые полетные карты, которые обрывались границей Балтийского моря. На них значились такие города, как Рига, Вильнюс, Шяуляй и Клайпеда.
Из-за неустойчивой погоды нам потребовалось два дня для того, чтобы добраться до аэродрома назначения. Березки находились северо-восточнее Невеля.
На аэродроме я встретился со старым товарищем А. П. Маресьевым. После 1941 года мы впервые увиделись с ним на Курской дуге. Уже тогда он летал с протезами. И вот вторая встреча. Он со своим полком прибыл на прибалтийское направление. Несколько раз мы вместе поднимались с этого аэродрома на боевое задание. А вечерами до позднего часа беседовали. Нам было что рассказать друг другу.
Потом Алексей вместе со своим полком убыл на другой аэродром. Следующая встреча наша состоялась уже в Москве в 1947 году...
Из-за плохой погоды боевые действия в конце октября, в ноябре и декабре были ограничены. Пользуясь этим, технический состав приводил в порядок материальную часть. А вскоре мы получили новые самолеты и были готовы к выполнению очередных боевых заданий...
Глава одиннадцатая.
Под Великими Луками
Во второй половине октября 1943 года 315-я истребительная авиационная дивизия перебазировалась на великолукское направление и вошла в состав войск 2-го Прибалтийского фронта. В оперативное подчинение ей были переданы авиаполки: 68-й гвардейский истребительный, летавший на "Аэрокобре", и 71-й гвардейский штурмовой, вооруженный самолетами Ил-2. Однако в нашем соединении они находились недолго: первый до 27 декабря, второй до 24 ноября. Вместо них в состав дивизии влился 832-й истребительный авиационный полк, возглавляемый майором В. А. Соколовым.
Наш полк, как я уже говорил, дислоцировался на аэродроме, расположенном возле села Гришино. От этого населенного пункта осталось одно название. Из-под снега, запорошившего пепелища, торчали печные трубы. Уцелевшие жители ютились в землянках или в наскоро сколоченных лачугах, обмазанных глиной. Личному составу полка тоже ничего не оставалось, как расположиться в землянках. В одной из них мы разместили даже столовую и кухню.
"Прелести" подземной жизни мы особенно испытали в марте, в дни весенней распутицы. Уровень воды в землянках достигал 20-30 сантиметров. Она лилась буквально отовсюду: с потолка, со стен. К "кроватям" пробирались по толстым бревнам. А спали мы на плетенках из лозы, подвешенных к кольям, вбитым в земляной пол. Посреди землянки стояла небольшая печурка, сложенная из кирпича. Окон в нашем жилище не было. Освещалось оно коптилкой, сделанной из гильзы артиллерийского снаряда.
И все же авиаторы не унывали. Везде находились весельчаки, поддерживавшие настроение и боевой дух своих товарищей. В нашей землянке, в которой жили три командира эскадрильи и штурман полка, самым жизнерадостным был Костя Соболев.
- Братцы, ей-бо, мне этот климат по душе! - воскликнул он как-то утром, когда вода уже подступала к плетенкам.
- Я того... не хотел стучать ведрами... нарушать ваш сон, оправдывался молоденький солдат, поддерживавший всю ночь огонь в печке. - Я мигом воду откачаю...
- Да ты не спеши, - острил Костя. - Так даже лучше: наши койки напоминают дома на сваях в Венеции. Опять же польза: говорят, кто живет на воде - никогда не болеет мигренью.
- Посмотрим, каким соловьем запоешь ты после войны, когда откажут ноги и руки, - заворочался в "постели" Шевцов, доставая обмундирование с крючьев, вбитых в потолок.
- До того времени еще нужно дожить, - отозвался Костя.
Шевцов был прав. У Соболева уже на фронте началось воспаление лобных пазух. Пришлось делать операцию. От полетов на истребителях медицинская комиссия его отстранила. Скрепя сердце Костя демобилизовался и поступил на работу в гражданскую авиацию... До сих пор страдает ревматизмом бывший инженер полка Николай Иванович Кириллов...
Война... Ее пагубную суть стали понимать многие немецкие солдаты. Сначала поодиночке, затем десятками и сотнями они, отбившись от своих частей, бросали оружие и сдавались в плен. На все вопросы отвечали заученной фразой: "Аллее капут", то есть "Все кончено". Да, многие из них уже осознали неминуемый крах немецко-фашистской армии.
В войсках противника росли пораженческие настроения, участились случаи дезертирства. По сообщению Совинформбюро, немецко-фашистское командование разоружало тех солдат и офицеров, которые отказывались идти на фронт, и направляло их в концлагеря.
Однажды мы прослушали радиопередачу, основанную на показаниях пленного обер-ефрейтора 1-й роты 62-го немецкого саперного батальона. "За два с половиной года, - рассказывал он, - наш батальон потерял в России только убитыми 2200 человек. С июля 1941 года по февраль 1944 года мы 24 раза получали пополнение. Обычно его хватает ненадолго, и в подразделениях всегда ощущается нехватка людей. Если раньше рота насчитывала 150 солдат, то сейчас во всем батальоне осталось 40 активных штыков.
Мы возлагали большие надежды на 1943 год. Однако именно этот год оказался самым тяжелым для немецких войск. Многие солдаты уже не надеются на успех, сопротивляются только потому, что их страшит ответственность за бесчинства и преступления, совершенные в России. За девять месяцев наш батальон по приказу командования сжег не менее 300 населенных пунктов Смоленской и Витебской областей. Мы опустошали деревни и сравнивали их с землей. Солдаты 62-го, а также 32-го саперных батальонов расстреливали и вешали русских граждан. Особенно свирепствовал бывший командир нашего батальона майор Лепном, переведенный недавно на юг. Немецким солдатам уже все опостылело. Многие из них считают, что сопротивление лишь увеличит число жертв, но не спасет Германию от поражения".
...Сразу же после перебазирования наша дивизия начала выполнять боевые задачи. Надо сказать, что метеорологические и навигационные условия в полосе действий 2-го Прибалтийского фронта были значительно сложнее, чем на Брянском фронте. Большое количество дней с низкой облачностью, ограниченной видимостью, туманами и дождями, множество лесов и болот, слаборазвитая сеть железных и грунтовых дорог, незначительное количество характерных объектов для визуальной ориентировки - все это требовало одновременно с выполнением боевых задач усиленной боевой подготовки, в первую очередь летного состава.
В предвидении наступательных операций большое внимание уделялось воздушной разведке, которая велась на глубину 120-160 километров от линии фронта до рубежа Себеж, Опочка, Новоржев, Чихачево и дальше. О ее результатах нас информировали регулярно. Отлично выполняли задания командования летчики-истребители 50-го полка капитаны Ф. Н. Гамалий, И. М. Игнатьев, П. В. Кравцов, П. Г. Говорухин, И. В. Мавренкин, И. И. Васенин, старшие лейтенанты Н. А. Назаров, Г. М. Новокрещенов, Л. Я. Корнаков и другие. Так, например, 13 января капитан Гамалий обнаружил переброску 58-й пехотной дивизии противника от Новосокольников в Пустошку (номер соединения был установлен позже другими видами разведки), что имело большое значение для командования фронта. Несмотря на тяжелые метеорологические условия, экипажи-разведчики успешно справлялись с визуальной и фотографической разведкой (плановой и перспективной, с малых высот).
С началом наступления войск 2-го Прибалтийского фронта основные усилия 315-й истребительной авиационной дивизии были сосредоточены в полосе 22-й армии, которая вела упорные бои на направлениях Насвы и Новосокольников. Вот что говорилось о ее действиях в телеграмме, полученной вечером 14 января от командования 15-й воздушной армии:
"Военный совет армии и член Военного совета фронта отмечают отличную работу летчиков в районе Насвы. Особенно умело действовала шестерка штурмовиков полковника Обухова в сопровождении четверки истребителей полка Соколова. Всем экипажам Военный совет армии и член Военного совета фронта за мужество и отвагу, проявленные при выполнении боевого задания, объявляют благодарность с занесением в личное дело. Науменко, Саковнин".
Из-за низкой облачности и плохой горизонтальной видимости действовать приходилось в основном парами и одиночными самолетами. Летчики корректировали огонь артиллерии, вели воздушную разведку.
Однажды в районе нашего аэродрома появился вражеский самолет ФВ-189, прозванный "рамой". Эта двухфюзеляжная машина имела мощное вооружение: две пушки "эрликон" и крупнокалиберный пулемет. Наш истребитель быстро взлетел и устремился к "фоккеру". Но вдруг он вздрогнул, словно наткнувшись на невидимое препятствие, опустил нос и камнем пошел вниз. Досадная потеря.
- Сволочь! - погрозил фашисту кулаком штурман полка Александр Шевцов.
"Фокке-Вульф-189" справедливо считался хорошим самолетом. Противник использовал его и как разведчика и как корректировщика. На нем можно было свободно вести бой на виражах. Поиски и уничтожение "рам" считались одной из важных задач наших истребителей, особенно теперь, в период весенней распутицы, когда движущиеся к фронту танки, артиллерия и автомашины не имели возможности рассредоточиться. Немало бед причинили они советским войскам, выгрузившимся на железнодорожной станции Насва.
Много раз летчики нашего полка и других авиачастей вылетали на перехват фашистского корректировщика, но все неудачно. Маневренная "рама" не только уходила от их атак, но и нападала сама, причем чаще всего при низкой облачности, затруднявшей маневрирование по вертикали.
Ни командиру дивизии полковнику В. Я. Литвинову, ни командиру нашей части подполковнику С. И. Орляхину не хотелось зря жертвовать людьми. Поэтому они дали нам указание тщательно изучить с летным составом особенности ФВ-189, его сильные и слабые стороны. Для охоты за "рамами" из нашего полка выделили Александра Григорьевича Шевцова и меня.
16 января нас вызвал к себе подполковник Орляхин. Он устало потер высокий лоб и задумчиво сказал:
- От выполнения этой задачи, товарищи, зависит не только благополучная высадка очередной группы наших войск на станции Насва. Не менее важно сейчас развеять миф о неуязвимости "рамы". Вы должны доказать молодым летчикам, что и ее можно успешно сбивать.
Два дня мы с Шевцовым дежурили в кабинах самолетов, ожидая с переднего края вызова по радио. Но в эфире царило безмолвие. Значит, "рама" не появлялась. На третий день сигнал наконец поступил.
- Вижу ФВ-189, вижу "раму"! - передавал офицер наведения. - Следуйте в район железнодорожной станции Насва.
Запустив моторы, стремительно взлетели и легли на указанный курс. Все время поддерживали связь с радиостанцией, которая находилась в населенном пункте Кривцы, примерно в пяти километрах от линии фронта. Офицеру наведения отсюда была хорошо видна панорама переднего края, а нам вести наблюдение мешала сильная облачность.
- Будем держаться восточнее вашего пункта, - передал я на НП. - Под нижней кромкой облаков.
- Очень хорошо. Ваш способ маскировки понял, - ответил повеселевший офицер наведения. Видимо, он собирался подсказать нам такую же идею.
Через несколько минут в наушниках снова послышался его голос:
- "Рама" идет из района Насвы! Проходит севернее меня курсом на восток! Высота - около трехсот метров.
- Вас понял! "Раму" видим, - ответил я. - Следите за нашим боем, предупредите о появлении вражеских истребителей.
Теперь все наше внимание было приковано к ФВ-189, который, рыская из стороны в сторону, уходил в глубь нашей территории.
- Ну и хитра лиса! - крикнул мне по радио Шевцов. - Ишь как вынюхивает... С атакой повременим, пусть заберется подальше.
Я поддержал намерение Шевцова: дать "раме" возможность как можно дальше забраться на нашу территорию. Тем самым ее экипаж лишится возможности срочно вызвать на помощь своих истребителей. А мы будем располагать большим временем для боя и не позволим врагу улизнуть за линию фронта.
"Все это, конечно, правильно, - подумал я. - Но тут есть и свой минус: за эти минуты вражеский разведчик успеет передать не одно сообщение о наших объектах. Как быть?"
- Пора, начинаем! - сказал Шевцов, словно угадав мои мысли.
Дав газ, он быстро настиг "раму" и атаковал ее сверху. На вражеский самолет обрушился град снарядов. "Фоккер" ответил тем же. В воздухе скрестились огненные трассы. Первой атакой мой напарник не достиг цели.
"Рама" попыталась уйти в облака, но Шевцов пушечно-пулеметным огнем отрезал ей путь. Тогда она резко развернулась влево на 180 градусов и взяла курс к линии фронта. Этот маневр мы предвидели еще при подготовке к полету. Когда Шевцов пошел в атаку, я, как было заранее условлено, держался чуть позади его. А теперь наступила моя очередь действовать. Я устремился противнику в лоб, штурман стал заходить ему сзади. Надо было ошеломить вражеский экипаж, подавить морально, распалить его внимание.
Фашистский разведчик - в перекрестии моего прицела. С дальности три тысячи метров он открывает огонь из всех пушек. Я выжидаю, когда расстояние между нами сократится до шестисот метров, и даю длинную очередь. Мотор "фокке-вульфа" моментально окутался дымом.
В тот же миг я услышал, как в фюзеляже моей машины разорвался снаряд. Но курса не изменил, продолжая идти "раме" в лоб. Нервы фашистского летчика не выдержали, и он круто развернул самолет влево. Этого момента как раз и ждал Шевцов: очередью из пушек он в щепки разнес второй мотор "рамы". Клюнув носом, она свалилась на крыло и врезалась в землю.
Обе радиостанции - "Рейн-4" и "Пчела-2" - по очереди передали нам поздравления от командиров наземных частей, а также лично от командующего 2-м Прибалтийским фронтом Маршала Советского Союза А. И. Еременко.
Мы с Шевцовым сделали два круга над горящими обломками и взяли курс домой. Только теперь я почувствовал, что в кабине сильно пахнет гидросмесью.
- Посмотри, Александр, что с фюзеляжем моей машины, - попросил я Шевцова.
Он приблизился ко мне и вскоре ответил, что видит в самолете две большие пробоины. И тут же ободряюще добавил:
- Ничего страшного, вентиляция стала лучше.
От его шутки легче не стало. "Неужели, - подумал я, - перебита трубка гидросистемы? Тогда шасси не удастся выпустить и придется садиться на фюзеляж".
Когда подошли к аэродрому, я услышал встревоженный голос штурмана:
- Попробуй выпустить шасси. Я буду следить.
Я поставил кран шасси на "выпуск", красные лампочки погасли, но зеленые не загорелись.
- Есть! - радостно крикнул Шевцов. - Ноги вышли полностью. Теперь обрати внимание на механические указатели.
Я посмотрел на левую, затем на правую плоскости: механические указатели были в положении "шасси выпущены ", значит, все в порядке, нормальная посадка обеспечена.
Однако иногда не мешает предвидеть худшее, поэтому я передал Шевцову, чтобы он садился первым. Ведь не исключено, что во время приземления шасси может сложиться и мой самолет перегородит посадочную полосу. Тогда напарнику придется при минимальном запасе горючего следовать на запасной аэродром.
Но, к счастью, все обошлось благополучно. Совершив посадку, я зарулил самолет на стоянку. Хорошо сел и Шевцов. Техник И. П. Бородюк, осмотрев машину, подтвердил мои догадки: гидросистема оказалась поврежденной.
Однако все опасности остались позади, и мы с Шевцовым испытывали приятное чувство удовлетворения результатами полета. В приподнятом настроении поспешили к командиру полка. С. И. Орляхин крепко обнял каждого из нас и радостно воскликнул:
- Молодцы! Лед тронулся, теперь крышка "рамам". - И, рассмеявшись, добавил: - А ведь мы вовремя с ней расправились, вот ознакомьтесь.
Мы стали читать информацию, полученную по радио с пункта наведения. Оказывается, как только наши самолеты ушли, в районе боя появились два вражеских истребителя. Сделав три круга над догорающей "рамой", они повернули обратно.
- Ха! Опоздали помощнички! - засмеялся Шевцов.
- Читайте дальше, - сказал Орляхин.
- "Теперь в районе сбитой "рамы" периодически появляются пары фашистских истребителей", - закончил я чтение информации.
- Ну, как думаете, зачем они туда летают? - хитро прищурив глаз, спросил командир полка. - Не на поминки же?
- Я полагаю, товарищ подполковник, - ответил Шевцов, - что немцы хотят выпустить в этот район вторую "раму", чтобы она выполнила задачу первой.
- Правильно! - подтвердил подполковник. - Крайне необходима осторожность. Не исключена возможность, что фашисты исправят свою ошибку и пошлют разведчика в сопровождении истребителей.
Он приказал Шевцову заправить машину, а мне пересесть на исправную. Обоим быть готовым к вылету.
О сложности нового задания предупредил нас и начальник штаба майор Александр Васильевич Жаворонков.
Через пятнадцать минут мы с Шевцовым уже сидели в кабинах самолетов. Когда чего-нибудь напряженно ожидаешь, минуты кажутся часами. Что только не передумаешь за это время! Особенно радостно было вспомнить последние радиосводки, в которых сообщалось, что части 1-го Прибалтийского фронта завершили тяжелые бои севернее Гродно. В ходе наступления они освободили Городок, перерезали железную дорогу Полоцк - Витебск и заняли охватывающее положение по отношению к витебской группировке противника.
В тот же день мы услышали и совсем мирное сообщение - о пуске третьей очереди Московского метрополитена. Как хотелось проехать в метро и посмотреть новые станции!
Зеленая ракета - сигнал на взлет - прервала размышления. И вот мы уже в воздухе. Как и во время прошлого вылета, в наушниках послышался взволнованный голос офицера наведения.
- Внимание! Несколько минут назад над Насвой прошли два истребителя противника. Ждем в гости "раму". Будьте внимательны... прошли два истребителя... Как поняли?
Хотелось ответить: "Спасибо, дорогой, за информацию, хочется посмотреть на тебя, пожать руку", но ответил коротко:
- Вас поняли.
Только сделали два круга над радиостанцией наведения, как она сообщила:
- "Рама" идет южнее меня, курсом 360 градусов. Высота 300-400 метров, истребителей прикрытия нет.
У нас с Шевцовым было столько ненависти к врагу, что мы ввязались бы в бой с целой стаей истребителей. Однако "рама" прилетела одна. Она шла прямо на нас. Захотелось ринуться в атаку, но на этот раз ведущим был Шевцов, ему предстояло ударить противника в лоб, а мне с задней полусферы. Рванувшись резко вперед, я отвернул чуть влево, затем на 180 градусов вправо и зашел "раме" в хвост. Мы почти одновременно открыли огонь из пушек, но атака оказалась не очень удачной. "Рама" лишь прекратила стрельбу; видимо, стрелок был убит.
Шевцов проскочил стрелой мимо "фокке-вульфа" и начал разворачиваться на 180 градусов вправо. Гитлеровский летчик, вероятно осознав свое положение, попытался уйти за линию фронта левым разворотом. Но огнем пушек я преградил ему путь и вынудил повернуть на восток.
Снова следует атака. Однако "раме" все же удалось уйти из-под удара. Она стала быстро уходить на свою территорию. "Если на помощь ей сейчас придут истребители, - мелькнула у меня мысль, - то она уйдет безнаказанно". На полной скорости я понесся вдогонку. Оккупированная врагом территория была уже совсем близко. Теперь вряд ли удастся повернуть "раму" обратно, надо действовать как-то иначе. Расстояние между мной и противником стремительно сокращалось. Когда до "фоккера" осталось не более пятидесяти метров, я нажал на гашетку. ФВ-189 вздрогнул, накренился на правую плоскость и полетел вниз. Подоспевший Шевцов тоже послал ему вслед очередь.
- Это тебе, гадюка, за наших погибших друзей! - услышал я злое восклицание штурмана.
Через минуту вражеский корректировщик врезался в железнодорожную насыпь в трех километрах севернее станции Насва.
- Товарищ Кошевая! - послышался голос в зале, и женщина, сидевшая рядом с Шевцовым, поднялась.
Это была мать Олега, имя которого носила первая эскадрилья 171-го истребительного авиационного полка. Елене Николаевне вручили орден Отечественной войны и грамоту о присвоении ее сыну звания Героя Советского Союза.
Раздался голос в зале: "Майор Шевцов!" Александр Григорьевич подошел к столу. Ему тоже вручили награду, тепло поздравили со званием Героя Советского Союза.
Шевцов разговорился с Еленой Николаевной об Олеге. Она рассказала ему то, что его интересовало, и, умолкнув, задумалась.
- А знаете, Елена Николаевна, - сказал майор, - на фюзеляже моего самолета написано: "За Олега Кошевого!" И еще на десяти самолетах в нашем полку написаны эти слова.
Мать Олега взволнованно смотрела на Шевцова. Затем она проговорила:
- Имя моего сына? Неужели?
- Да, Елена Николаевна. Летчики эскадрильи, которой командует капитан Вишняков, поклялись отомстить фашистам за молодых героев Краснодона, за вашего сына Олега. Я часто вместе с ними летаю на боевые задания. Если бы вы, Елена Николаевна, смогли посмотреть на этих комсомольцев! Несмотря на молодые годы, они отлично дерутся с врагом. Соколы ребята!
Майор подробно рассказал о наших летчиках, о том, как они гордятся наименованием своей эскадрильи.
- Имя вашего сына-героя мы не опозорим, Елена Николаевна, - заверил Шевцов.
Мать Олега Кошевого была взволнована рассказом фронтовика. Она поблагодарила Шевцова за добрые вести. Расстались они как родные.
На прощание Шевцов сказал:
- Вот наш адрес. Если у вас будет свободное время, напишите комсомольцам свое материнское слово.
Не прошло и нескольких дней, как я, командир эскадрильи имени Олега Кошевого, получил от Елены Николаевны письмо. Впоследствии его опубликовала газета "На страже Родины". Вот оно:
"Многоуважаемый Иван Алексеевич!
Я узнала о том, что ваша эскадрилья носит имя моего сына Олега Кошевого. Я тронута вашим вниманием и от души благодарю вас за великую честь, оказанную вами моему сыну Олегу.
Желаю вам, чтобы ваша эскадрилья, носящая имя Олега, громила беспощадно врага и осталась невредимой до конца войны.
Прошу вас, когда будете иметь время, напишите мне. Крепко жму вашу руку. Е. Кошевая.
Мой адрес: г. Краснодон, Ворошиловградской области, Садовая ул., д. 6, кв. 1".
Письмо матери Олега Кошевого было прочитано не только летчиками, техниками, оружейниками и прибористами нашей эскадрильи, но и всем личным составом полка. В подразделениях состоялись митинги. В своих выступлениях воины клялись самоотверженно трудиться во имя полной победы над врагом, драться с гитлеровскими захватчиками по-геройски.
В ответном письме матери Олега говорилось:
"Дорогая Елена Николаевна!
С большой гордостью мы читали ваше письмо...
Не только эскадрилья имени вашего сына, а весь коллектив полка изо дня в день наращивает силу удара по врагу. Только за последние дни летчиками эскадрильи имени Олега сбито восемь фашистских самолетов, а летным составом всего полка - пятнадцать.
Заверяем вас, дорогая наша мать, что мы не пожалеем сил и своих жизней в борьбе за быстрейший разгром гитлеровских разбойников.
Желаем вам крепкого здоровья. Мы всегда с вами".
Наступала осень. Погода с каждым днем становилась все хуже. Частые дожди выводили из строя грунтовые аэродромы. Туманы и низкая облачность не позволяли авиации активно поддерживать стремительное продвижение своих наземных войск. Но когда улучшилась погода, летчики героически дрались с немецко-фашистскими захватчиками.
Вал наступления Советской Армии становился все грознее. В сентябре и октябре наши войска освободили Смоленск и Рославль; шли бои на подступах к Гомелю, Конотопу и Чернигову. Войска 1-го Украинского фронта освободили Прилуки и продвигались на киевском направлении; войска 2-го Украинского фронта очистили от оккупантов Кременчуг и вышли к Днепру; войска 3-го и 4-го Украинских фронтов освободили Донбасс и успешно продолжали наступление.
После освобождения Брянска до 14 октября 1943 года наша дивизия участвовала в боях на гомельском направлении, совершив 323 самолето-вылета. Основными ее боевыми задачами были: прикрытие своих войск на направлениях Почеп, Унеча, Клинцы; разведка в широкой полосе до Днепра; сопровождение штурмовиков до целей и обратно.
Авиация противника, понеся огромные потери в воздушных боях и на аэродромах, резко сократила свои вылеты. Вернуть господство в воздухе она была уже не в состоянии. Лишь на отдельных участках врагу за счет переброски авиачастей с других фронтов удавалось сколачивать более или менее сильные авиагруппировки и добиваться незначительных успехов.
10 октября мы, командиры эскадрилий, были вызваны в штаб полка. Орляхин поставил перед нами задачу: приступить к подготовке личного состава и самолетов для перелета на новое направление - в район Великих Лук.
Не буду рассказывать о подробностях подготовки к перелету. Работа была проведена большая всеми службами полка. И вот мы сдали потрепанные полетные карты, по которым бороздили районы Тулы, Ефремова, Ельца, Воронежа, Старого Оскола, Курска, Навли, Брянска, Кирова и Калуги. Каждый был искренне рад, что и наш скромный труд был вложен в освобождение от фашистской нечисти этих районов и областей. Теперь мы заложили в планшеты новые полетные карты, которые обрывались границей Балтийского моря. На них значились такие города, как Рига, Вильнюс, Шяуляй и Клайпеда.
Из-за неустойчивой погоды нам потребовалось два дня для того, чтобы добраться до аэродрома назначения. Березки находились северо-восточнее Невеля.
На аэродроме я встретился со старым товарищем А. П. Маресьевым. После 1941 года мы впервые увиделись с ним на Курской дуге. Уже тогда он летал с протезами. И вот вторая встреча. Он со своим полком прибыл на прибалтийское направление. Несколько раз мы вместе поднимались с этого аэродрома на боевое задание. А вечерами до позднего часа беседовали. Нам было что рассказать друг другу.
Потом Алексей вместе со своим полком убыл на другой аэродром. Следующая встреча наша состоялась уже в Москве в 1947 году...
Из-за плохой погоды боевые действия в конце октября, в ноябре и декабре были ограничены. Пользуясь этим, технический состав приводил в порядок материальную часть. А вскоре мы получили новые самолеты и были готовы к выполнению очередных боевых заданий...
Глава одиннадцатая.
Под Великими Луками
Во второй половине октября 1943 года 315-я истребительная авиационная дивизия перебазировалась на великолукское направление и вошла в состав войск 2-го Прибалтийского фронта. В оперативное подчинение ей были переданы авиаполки: 68-й гвардейский истребительный, летавший на "Аэрокобре", и 71-й гвардейский штурмовой, вооруженный самолетами Ил-2. Однако в нашем соединении они находились недолго: первый до 27 декабря, второй до 24 ноября. Вместо них в состав дивизии влился 832-й истребительный авиационный полк, возглавляемый майором В. А. Соколовым.
Наш полк, как я уже говорил, дислоцировался на аэродроме, расположенном возле села Гришино. От этого населенного пункта осталось одно название. Из-под снега, запорошившего пепелища, торчали печные трубы. Уцелевшие жители ютились в землянках или в наскоро сколоченных лачугах, обмазанных глиной. Личному составу полка тоже ничего не оставалось, как расположиться в землянках. В одной из них мы разместили даже столовую и кухню.
"Прелести" подземной жизни мы особенно испытали в марте, в дни весенней распутицы. Уровень воды в землянках достигал 20-30 сантиметров. Она лилась буквально отовсюду: с потолка, со стен. К "кроватям" пробирались по толстым бревнам. А спали мы на плетенках из лозы, подвешенных к кольям, вбитым в земляной пол. Посреди землянки стояла небольшая печурка, сложенная из кирпича. Окон в нашем жилище не было. Освещалось оно коптилкой, сделанной из гильзы артиллерийского снаряда.
И все же авиаторы не унывали. Везде находились весельчаки, поддерживавшие настроение и боевой дух своих товарищей. В нашей землянке, в которой жили три командира эскадрильи и штурман полка, самым жизнерадостным был Костя Соболев.
- Братцы, ей-бо, мне этот климат по душе! - воскликнул он как-то утром, когда вода уже подступала к плетенкам.
- Я того... не хотел стучать ведрами... нарушать ваш сон, оправдывался молоденький солдат, поддерживавший всю ночь огонь в печке. - Я мигом воду откачаю...
- Да ты не спеши, - острил Костя. - Так даже лучше: наши койки напоминают дома на сваях в Венеции. Опять же польза: говорят, кто живет на воде - никогда не болеет мигренью.
- Посмотрим, каким соловьем запоешь ты после войны, когда откажут ноги и руки, - заворочался в "постели" Шевцов, доставая обмундирование с крючьев, вбитых в потолок.
- До того времени еще нужно дожить, - отозвался Костя.
Шевцов был прав. У Соболева уже на фронте началось воспаление лобных пазух. Пришлось делать операцию. От полетов на истребителях медицинская комиссия его отстранила. Скрепя сердце Костя демобилизовался и поступил на работу в гражданскую авиацию... До сих пор страдает ревматизмом бывший инженер полка Николай Иванович Кириллов...
Война... Ее пагубную суть стали понимать многие немецкие солдаты. Сначала поодиночке, затем десятками и сотнями они, отбившись от своих частей, бросали оружие и сдавались в плен. На все вопросы отвечали заученной фразой: "Аллее капут", то есть "Все кончено". Да, многие из них уже осознали неминуемый крах немецко-фашистской армии.
В войсках противника росли пораженческие настроения, участились случаи дезертирства. По сообщению Совинформбюро, немецко-фашистское командование разоружало тех солдат и офицеров, которые отказывались идти на фронт, и направляло их в концлагеря.
Однажды мы прослушали радиопередачу, основанную на показаниях пленного обер-ефрейтора 1-й роты 62-го немецкого саперного батальона. "За два с половиной года, - рассказывал он, - наш батальон потерял в России только убитыми 2200 человек. С июля 1941 года по февраль 1944 года мы 24 раза получали пополнение. Обычно его хватает ненадолго, и в подразделениях всегда ощущается нехватка людей. Если раньше рота насчитывала 150 солдат, то сейчас во всем батальоне осталось 40 активных штыков.
Мы возлагали большие надежды на 1943 год. Однако именно этот год оказался самым тяжелым для немецких войск. Многие солдаты уже не надеются на успех, сопротивляются только потому, что их страшит ответственность за бесчинства и преступления, совершенные в России. За девять месяцев наш батальон по приказу командования сжег не менее 300 населенных пунктов Смоленской и Витебской областей. Мы опустошали деревни и сравнивали их с землей. Солдаты 62-го, а также 32-го саперных батальонов расстреливали и вешали русских граждан. Особенно свирепствовал бывший командир нашего батальона майор Лепном, переведенный недавно на юг. Немецким солдатам уже все опостылело. Многие из них считают, что сопротивление лишь увеличит число жертв, но не спасет Германию от поражения".
...Сразу же после перебазирования наша дивизия начала выполнять боевые задачи. Надо сказать, что метеорологические и навигационные условия в полосе действий 2-го Прибалтийского фронта были значительно сложнее, чем на Брянском фронте. Большое количество дней с низкой облачностью, ограниченной видимостью, туманами и дождями, множество лесов и болот, слаборазвитая сеть железных и грунтовых дорог, незначительное количество характерных объектов для визуальной ориентировки - все это требовало одновременно с выполнением боевых задач усиленной боевой подготовки, в первую очередь летного состава.
В предвидении наступательных операций большое внимание уделялось воздушной разведке, которая велась на глубину 120-160 километров от линии фронта до рубежа Себеж, Опочка, Новоржев, Чихачево и дальше. О ее результатах нас информировали регулярно. Отлично выполняли задания командования летчики-истребители 50-го полка капитаны Ф. Н. Гамалий, И. М. Игнатьев, П. В. Кравцов, П. Г. Говорухин, И. В. Мавренкин, И. И. Васенин, старшие лейтенанты Н. А. Назаров, Г. М. Новокрещенов, Л. Я. Корнаков и другие. Так, например, 13 января капитан Гамалий обнаружил переброску 58-й пехотной дивизии противника от Новосокольников в Пустошку (номер соединения был установлен позже другими видами разведки), что имело большое значение для командования фронта. Несмотря на тяжелые метеорологические условия, экипажи-разведчики успешно справлялись с визуальной и фотографической разведкой (плановой и перспективной, с малых высот).
С началом наступления войск 2-го Прибалтийского фронта основные усилия 315-й истребительной авиационной дивизии были сосредоточены в полосе 22-й армии, которая вела упорные бои на направлениях Насвы и Новосокольников. Вот что говорилось о ее действиях в телеграмме, полученной вечером 14 января от командования 15-й воздушной армии:
"Военный совет армии и член Военного совета фронта отмечают отличную работу летчиков в районе Насвы. Особенно умело действовала шестерка штурмовиков полковника Обухова в сопровождении четверки истребителей полка Соколова. Всем экипажам Военный совет армии и член Военного совета фронта за мужество и отвагу, проявленные при выполнении боевого задания, объявляют благодарность с занесением в личное дело. Науменко, Саковнин".
Из-за низкой облачности и плохой горизонтальной видимости действовать приходилось в основном парами и одиночными самолетами. Летчики корректировали огонь артиллерии, вели воздушную разведку.
Однажды в районе нашего аэродрома появился вражеский самолет ФВ-189, прозванный "рамой". Эта двухфюзеляжная машина имела мощное вооружение: две пушки "эрликон" и крупнокалиберный пулемет. Наш истребитель быстро взлетел и устремился к "фоккеру". Но вдруг он вздрогнул, словно наткнувшись на невидимое препятствие, опустил нос и камнем пошел вниз. Досадная потеря.
- Сволочь! - погрозил фашисту кулаком штурман полка Александр Шевцов.
"Фокке-Вульф-189" справедливо считался хорошим самолетом. Противник использовал его и как разведчика и как корректировщика. На нем можно было свободно вести бой на виражах. Поиски и уничтожение "рам" считались одной из важных задач наших истребителей, особенно теперь, в период весенней распутицы, когда движущиеся к фронту танки, артиллерия и автомашины не имели возможности рассредоточиться. Немало бед причинили они советским войскам, выгрузившимся на железнодорожной станции Насва.
Много раз летчики нашего полка и других авиачастей вылетали на перехват фашистского корректировщика, но все неудачно. Маневренная "рама" не только уходила от их атак, но и нападала сама, причем чаще всего при низкой облачности, затруднявшей маневрирование по вертикали.
Ни командиру дивизии полковнику В. Я. Литвинову, ни командиру нашей части подполковнику С. И. Орляхину не хотелось зря жертвовать людьми. Поэтому они дали нам указание тщательно изучить с летным составом особенности ФВ-189, его сильные и слабые стороны. Для охоты за "рамами" из нашего полка выделили Александра Григорьевича Шевцова и меня.
16 января нас вызвал к себе подполковник Орляхин. Он устало потер высокий лоб и задумчиво сказал:
- От выполнения этой задачи, товарищи, зависит не только благополучная высадка очередной группы наших войск на станции Насва. Не менее важно сейчас развеять миф о неуязвимости "рамы". Вы должны доказать молодым летчикам, что и ее можно успешно сбивать.
Два дня мы с Шевцовым дежурили в кабинах самолетов, ожидая с переднего края вызова по радио. Но в эфире царило безмолвие. Значит, "рама" не появлялась. На третий день сигнал наконец поступил.
- Вижу ФВ-189, вижу "раму"! - передавал офицер наведения. - Следуйте в район железнодорожной станции Насва.
Запустив моторы, стремительно взлетели и легли на указанный курс. Все время поддерживали связь с радиостанцией, которая находилась в населенном пункте Кривцы, примерно в пяти километрах от линии фронта. Офицеру наведения отсюда была хорошо видна панорама переднего края, а нам вести наблюдение мешала сильная облачность.
- Будем держаться восточнее вашего пункта, - передал я на НП. - Под нижней кромкой облаков.
- Очень хорошо. Ваш способ маскировки понял, - ответил повеселевший офицер наведения. Видимо, он собирался подсказать нам такую же идею.
Через несколько минут в наушниках снова послышался его голос:
- "Рама" идет из района Насвы! Проходит севернее меня курсом на восток! Высота - около трехсот метров.
- Вас понял! "Раму" видим, - ответил я. - Следите за нашим боем, предупредите о появлении вражеских истребителей.
Теперь все наше внимание было приковано к ФВ-189, который, рыская из стороны в сторону, уходил в глубь нашей территории.
- Ну и хитра лиса! - крикнул мне по радио Шевцов. - Ишь как вынюхивает... С атакой повременим, пусть заберется подальше.
Я поддержал намерение Шевцова: дать "раме" возможность как можно дальше забраться на нашу территорию. Тем самым ее экипаж лишится возможности срочно вызвать на помощь своих истребителей. А мы будем располагать большим временем для боя и не позволим врагу улизнуть за линию фронта.
"Все это, конечно, правильно, - подумал я. - Но тут есть и свой минус: за эти минуты вражеский разведчик успеет передать не одно сообщение о наших объектах. Как быть?"
- Пора, начинаем! - сказал Шевцов, словно угадав мои мысли.
Дав газ, он быстро настиг "раму" и атаковал ее сверху. На вражеский самолет обрушился град снарядов. "Фоккер" ответил тем же. В воздухе скрестились огненные трассы. Первой атакой мой напарник не достиг цели.
"Рама" попыталась уйти в облака, но Шевцов пушечно-пулеметным огнем отрезал ей путь. Тогда она резко развернулась влево на 180 градусов и взяла курс к линии фронта. Этот маневр мы предвидели еще при подготовке к полету. Когда Шевцов пошел в атаку, я, как было заранее условлено, держался чуть позади его. А теперь наступила моя очередь действовать. Я устремился противнику в лоб, штурман стал заходить ему сзади. Надо было ошеломить вражеский экипаж, подавить морально, распалить его внимание.
Фашистский разведчик - в перекрестии моего прицела. С дальности три тысячи метров он открывает огонь из всех пушек. Я выжидаю, когда расстояние между нами сократится до шестисот метров, и даю длинную очередь. Мотор "фокке-вульфа" моментально окутался дымом.
В тот же миг я услышал, как в фюзеляже моей машины разорвался снаряд. Но курса не изменил, продолжая идти "раме" в лоб. Нервы фашистского летчика не выдержали, и он круто развернул самолет влево. Этого момента как раз и ждал Шевцов: очередью из пушек он в щепки разнес второй мотор "рамы". Клюнув носом, она свалилась на крыло и врезалась в землю.
Обе радиостанции - "Рейн-4" и "Пчела-2" - по очереди передали нам поздравления от командиров наземных частей, а также лично от командующего 2-м Прибалтийским фронтом Маршала Советского Союза А. И. Еременко.
Мы с Шевцовым сделали два круга над горящими обломками и взяли курс домой. Только теперь я почувствовал, что в кабине сильно пахнет гидросмесью.
- Посмотри, Александр, что с фюзеляжем моей машины, - попросил я Шевцова.
Он приблизился ко мне и вскоре ответил, что видит в самолете две большие пробоины. И тут же ободряюще добавил:
- Ничего страшного, вентиляция стала лучше.
От его шутки легче не стало. "Неужели, - подумал я, - перебита трубка гидросистемы? Тогда шасси не удастся выпустить и придется садиться на фюзеляж".
Когда подошли к аэродрому, я услышал встревоженный голос штурмана:
- Попробуй выпустить шасси. Я буду следить.
Я поставил кран шасси на "выпуск", красные лампочки погасли, но зеленые не загорелись.
- Есть! - радостно крикнул Шевцов. - Ноги вышли полностью. Теперь обрати внимание на механические указатели.
Я посмотрел на левую, затем на правую плоскости: механические указатели были в положении "шасси выпущены ", значит, все в порядке, нормальная посадка обеспечена.
Однако иногда не мешает предвидеть худшее, поэтому я передал Шевцову, чтобы он садился первым. Ведь не исключено, что во время приземления шасси может сложиться и мой самолет перегородит посадочную полосу. Тогда напарнику придется при минимальном запасе горючего следовать на запасной аэродром.
Но, к счастью, все обошлось благополучно. Совершив посадку, я зарулил самолет на стоянку. Хорошо сел и Шевцов. Техник И. П. Бородюк, осмотрев машину, подтвердил мои догадки: гидросистема оказалась поврежденной.
Однако все опасности остались позади, и мы с Шевцовым испытывали приятное чувство удовлетворения результатами полета. В приподнятом настроении поспешили к командиру полка. С. И. Орляхин крепко обнял каждого из нас и радостно воскликнул:
- Молодцы! Лед тронулся, теперь крышка "рамам". - И, рассмеявшись, добавил: - А ведь мы вовремя с ней расправились, вот ознакомьтесь.
Мы стали читать информацию, полученную по радио с пункта наведения. Оказывается, как только наши самолеты ушли, в районе боя появились два вражеских истребителя. Сделав три круга над догорающей "рамой", они повернули обратно.
- Ха! Опоздали помощнички! - засмеялся Шевцов.
- Читайте дальше, - сказал Орляхин.
- "Теперь в районе сбитой "рамы" периодически появляются пары фашистских истребителей", - закончил я чтение информации.
- Ну, как думаете, зачем они туда летают? - хитро прищурив глаз, спросил командир полка. - Не на поминки же?
- Я полагаю, товарищ подполковник, - ответил Шевцов, - что немцы хотят выпустить в этот район вторую "раму", чтобы она выполнила задачу первой.
- Правильно! - подтвердил подполковник. - Крайне необходима осторожность. Не исключена возможность, что фашисты исправят свою ошибку и пошлют разведчика в сопровождении истребителей.
Он приказал Шевцову заправить машину, а мне пересесть на исправную. Обоим быть готовым к вылету.
О сложности нового задания предупредил нас и начальник штаба майор Александр Васильевич Жаворонков.
Через пятнадцать минут мы с Шевцовым уже сидели в кабинах самолетов. Когда чего-нибудь напряженно ожидаешь, минуты кажутся часами. Что только не передумаешь за это время! Особенно радостно было вспомнить последние радиосводки, в которых сообщалось, что части 1-го Прибалтийского фронта завершили тяжелые бои севернее Гродно. В ходе наступления они освободили Городок, перерезали железную дорогу Полоцк - Витебск и заняли охватывающее положение по отношению к витебской группировке противника.
В тот же день мы услышали и совсем мирное сообщение - о пуске третьей очереди Московского метрополитена. Как хотелось проехать в метро и посмотреть новые станции!
Зеленая ракета - сигнал на взлет - прервала размышления. И вот мы уже в воздухе. Как и во время прошлого вылета, в наушниках послышался взволнованный голос офицера наведения.
- Внимание! Несколько минут назад над Насвой прошли два истребителя противника. Ждем в гости "раму". Будьте внимательны... прошли два истребителя... Как поняли?
Хотелось ответить: "Спасибо, дорогой, за информацию, хочется посмотреть на тебя, пожать руку", но ответил коротко:
- Вас поняли.
Только сделали два круга над радиостанцией наведения, как она сообщила:
- "Рама" идет южнее меня, курсом 360 градусов. Высота 300-400 метров, истребителей прикрытия нет.
У нас с Шевцовым было столько ненависти к врагу, что мы ввязались бы в бой с целой стаей истребителей. Однако "рама" прилетела одна. Она шла прямо на нас. Захотелось ринуться в атаку, но на этот раз ведущим был Шевцов, ему предстояло ударить противника в лоб, а мне с задней полусферы. Рванувшись резко вперед, я отвернул чуть влево, затем на 180 градусов вправо и зашел "раме" в хвост. Мы почти одновременно открыли огонь из пушек, но атака оказалась не очень удачной. "Рама" лишь прекратила стрельбу; видимо, стрелок был убит.
Шевцов проскочил стрелой мимо "фокке-вульфа" и начал разворачиваться на 180 градусов вправо. Гитлеровский летчик, вероятно осознав свое положение, попытался уйти за линию фронта левым разворотом. Но огнем пушек я преградил ему путь и вынудил повернуть на восток.
Снова следует атака. Однако "раме" все же удалось уйти из-под удара. Она стала быстро уходить на свою территорию. "Если на помощь ей сейчас придут истребители, - мелькнула у меня мысль, - то она уйдет безнаказанно". На полной скорости я понесся вдогонку. Оккупированная врагом территория была уже совсем близко. Теперь вряд ли удастся повернуть "раму" обратно, надо действовать как-то иначе. Расстояние между мной и противником стремительно сокращалось. Когда до "фоккера" осталось не более пятидесяти метров, я нажал на гашетку. ФВ-189 вздрогнул, накренился на правую плоскость и полетел вниз. Подоспевший Шевцов тоже послал ему вслед очередь.
- Это тебе, гадюка, за наших погибших друзей! - услышал я злое восклицание штурмана.
Через минуту вражеский корректировщик врезался в железнодорожную насыпь в трех километрах севернее станции Насва.