Значит, следят люди за сообщениями из тыла и с фронта, ведут счет злодеяниям оккупантов, горит в сердцах патриотов священный огонь ненависти к захватчикам.
- Сам-то откуда? - спросил Стоянов, присаживаясь к столу и отодвигая газету с красной отметиной, похожей на проступившую полосу крови.
- С верховьев Дона. Есть такой городок Данков, километрах в восьмидесяти восточнее Ефремова.
- Ефремов захвачен немцами. До твоей родины - рукой подать, - тревожно проговорил мой собеседник.
Опасная близость врага к местам, где я родился и вырос, беспокоила меня. Гитлеровские дикари не удержатся от разрушения города - реликвии русского народа. Когда-то Данков был пограничной крепостью Московского государства и до конца XVII века не единожды противостоял разорительным набегам ногайских и крымских татар. В эту честь, видно, мастеровые отлили данковский герб: в его верхней части, на золотом фоне, сложенные накрест серебряные меч и ножны, а над ними шапка зеленая, обложенная соболями, ниже, на зеленом поле, - лошадь.
Когда русская сила отвадила дикую татарву от разбоя, данковчане занялись разными ремеслами и промыслами, строили струги и даже морские корабли, торговали, занимались земледелием. Вольнолюбивый народ не терпел насилия над собой, бунтовал против помещиков, дворян, купцов и других власть имущих сословий; ложился под розги, сидел в тюрьмах, шел на каторжные работы в далекую Сибирь, однако не сдавался, не ронял человеческого достоинства.
После революции и гражданской войны Данков рос и хорошел на моих глазах, стал районным центром. Годы социалистического строительства коренным образом изменили облик города. И вот теперь к нему снова подступает беда...
"Все, кто не ушел в армию, - писали мне родные из деревни Требунские Выселки, что неподалеку от Данкова, - работают ныне денно и нощно. Вместе с военными роют окопы. Со стороны Ефремова слышна пушечная пальба: знать, великое противоборство идет... На всякий случай город подготовился к худшим дням: самый крупный завод эвакуирован, многие учреждения закрыты..."
Опережая события, замечу, что мои земляки внесли достойный вклад в общенародное дело борьбы с врагом. Помимо участия в оборонительных работах они посылали на фронт теплую одежду, сдавали в фонд обороны свои трудовые сбережения. В 1942 году, например, на постройку танковой колонны внесли один миллион триста тысяч рублей. А сколько средств было собрано в последующие годы войны!
Тысячи воинов-данковчан самоотверженно сражались с противником на различных фронтах и в разных родах войск. Многие из них удостоены правительственных наград. Героями Советского Союза стали: летчик-бомбардировщик В. В. Осипов, артиллеристы Н. И. Краснов, И. А. Фролов, пехотинец П. С. Ковалев и другие воины-патриоты.
Но вернемся на аэродром зимней поры сорок первого года. Вскоре после прибытия в эскадрилью мне запланировали несколько ознакомительных полетов над теми объектами, где обычно барражировали летчики. Это были: мост через Волгу, пристань, железнодорожный узел, склады, нефтеперегонный завод, нефтебаза и еще несколько важных точек.
Само барражирование - дежурство в воздухе - было несложным: летай себе на заданных высотах по определенному маршруту, наблюдай за воздухом, одним словом - выполняй обязанности часового. Но дело в том, что часовой должен отразить нападение врага на его пост. А сумеют ли наши летчики успешно отбить внезапный налет немецких бомбардировщиков или попытку разведчика сфотографировать тыловые объекты? Никто из них, кроме Стоянова, не имел боевого опыта. Вот почему мне поручили передать сослуживцам навыки, приобретенные на фронте.
- Ну вот, друзья, - сказал Стоянов, исполнявший обязанности командира эскадрильи, который по какой-то причине отсутствовал, - теперь можно и нужно спрашивать Вишнякова обо всем, что вас интересует из области боевого применения и тактики воздушного боя.
Теоретические занятия, проходившие иногда в форме живой беседы, чередовались с тренировочными полетами. Я проводил показательные воздушные бои со всеми летчиками, поэтому, естественно, сильно уставал. Но что значит усталость в сравнении с чувством удовлетворения от того, что твои товарищи с каждым днем мужают, становятся крепче, чем были, воюют увереннее, напористее! Если на первых порах в эскадрилье не было такого командира экипажа, самолет которого во время учебного воздушного боя не попал бы в объектив моего фотокинопулемета, то со временем я все чаще стал привозить пустую пленку.
- Растут хлопцы, - радовался старший лейтенант Стоянов.
- Растут, - подтверждал я, - только мы пока далеко ' не совершенные воздушные бойцы.
- Это почему же? - удивился Стоянов.
- Потому, что настоящие мастера должны летать и ночью. А мы по ночам спим, вместо нас дежурят зенитчики...
- Да-а, - задумчиво произнес замкомэска. - Вместо нас воюют, вместо нас дежурят... Надо что-то предпринимать.
Вскоре после этого разговора Александр Стоянов уехал в вышестоящий штаб и пробыл там двое суток. Приехал с таким видом, точно он именинник.
- Будем осваивать ночные полеты, Вишняков! - сообщил он. - Сначала на У-2, потом на УТ-2 и УТИ-4 и, наконец, на боевом.
Я искренне порадовался тому, что заместитель командира эскадрильи добился разрешения на освоение ночных полетов. Истребителю, умеющему летать в любое время суток, не страшен никакой враг - ни дневной, ни полуночный. Доказательство тому - действия авиаторов, обороняющих подступы к Москве и Ленинграду.
А вслед за этой отрадной вестью пришла новая: старший лейтенант Стоянов назначался командиром эскадрильи, на его место утвердили меня. По этому поводу устроили товарищеский ужин. Александр оказался страстным любителем русских народных песен. Всей эскадрильей пели о волжском утесе и Ермаке, о соколах и "Варяге". Спели бы и о летчиках, да не было, к великому сожалению, хорошей песни о них. Да и сейчас, кажется, выбор невелик. А уж кто, как не летчики, достойны славной песни!
В ходе освоения ночных полетов быстро проходили неделя за неделей. На некоторое время мне снова пришлось возвратиться в прежнюю часть, чтобы в совершенстве изучить особенности ночной подготовки на учебно-тренировочном истребителе УТИ-4. Этой довольно капризной машиной управлять было не так просто, особенно в темное время суток. Однако опытные товарищи помогли преодолеть все трудности.
Переучивание проходило успешно. Единственное, что тормозило дело, это сильные ветры, вьюги и снегопады. Чем подготовленнее, зрелее становились летчики, тем чаще заводили разговор о фронте.
- Боевое дежурство - дело важное, - говорили они, - но надо и пороху понюхать. После войны спросят: "Где дрался, много ли фашистов сбил?" Что ответишь? Караулил мост?..
В таких и подобных рассуждениях была, конечно, доля здравого смысла. Стремление ребят попасть на фронт подогревалось удачными боями советских авиаторов, о которых широко сообщалось в печати и по радио. Однажды мне удалось прочитать в газете большой материал о выдающейся победе моих бывших однополчан под руководством майора Н. И. Баранова.
Это было на Северо-Западном фронте. Семерка истребителей встретила смешанную группу фашистской авиации, насчитывавшую 25 самолетов. Несмотря на численное превосходство неприятеля, наши ребята не дрогнули, смело вступили с немцами в бой. В результате противник потерял семь машин. В числе отличившихся были названы фамилии Еремина, Балашова, Демидова, Маресьева, Седова. Как я гордился своими старыми друзьями и как завидовал им вместе с новыми товарищами! Именно в этот раз кто-то из них зло пошутил:
- Сидеть нам в ПВО, пока война не кончится...
Однако этим, не очень воодушевляющим перспективам не было суждено сбыться. Как-то после очередной поездки в вышестоящий штаб командир эскадрильи сказал:
- Не исключена возможность, что к весне мы попадем в действующую армию.
Все восприняли это сообщение с таким подъемом, словно речь шла не о войне, а об интересной поездке по историческим и памятным местам.
В боевых дежурствах и заботах по обучению ночным полетам миновали суровая зима и первый весенний месяц. Без нас закончилась великая битва под Москвой, а к началу третьей декады апреля завершилось и общее контрнаступление Красной Армии. Почти на всех фронтах либо наступило затишье, либо велись бои местного значения. Шансов на то, что наша эскадрилья вот-вот примет участие в горячем деле, становилось все меньше. И вдруг...
- Приготовиться к перелету по назначенному маршруту, - объявил командир в двадцатых числах апреля.
Это был праздник для нас. Ребята даже кричали "ура" и подбрасывали шапки вверх.
Вместо нас прибыла другая эскадрилья. Для помощи новичкам надо было оставлять кого-то из старожилов. Но кого? Ни один летчик добровольно не соглашался остаться в тылу. И тут в действие вступила безоговорочная сила приказа. Не могу назвать фамилию командира экипажа, коему суждено было остаться на некоторое время в роли наставника нашей смены, однако не скрою, что этот летчик, мягко говоря, не подавал особых надежд. Как приятно было потом разочароваться в этом! Спустя некоторое время наш "безнадежный" сбил во время барражирования немецкий самолет-разведчик. Кажется, это произошло несколько раньше, чем кто-либо из нашей девятки схватился в небе с врагом.
* * *
Эскадрилья приземлилась на прифронтовом аэродроме в районе Тулы и влилась в состав 171-го истребительного авиационного полка, входившего в систему Московской зоны ПВО. Командовал частью подполковник С. И. Орляхин, его заместителем по политчасти был майор А. М. Винокуров, штаб возглавлял майор А. В. Жаворонков, инженерную службу - инженер-майор Н. И. Кириллов.
Встретили нас приветливо, рассказали короткую, но яркую биографию полка, сформированного в начале войны, познакомили с его людьми и задачами по охране воздушного пространства на подступах к знаменитой кузнице оружия Туле. Это тоже не фронт, о котором мечтали ребята, но все-таки гораздо ближе к боевым рубежам.
Пока привыкали к новой обстановке, майор Винокуров продолжал знакомить летчиков друг с другом. То рассказывал о себе туляк, то в разговор вступал волжанин. Особенно запомнилась беседа капитана Георгия Никандровича Старцева об одном из его боевых вылетов.
С поста ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи) поступил сигнал: с юго-запада в направлении Тулы идет немецкий бомбардировщик Ю-88. Над аэродромом взлетела ракета. Это приказ дежурной паре капитана Старцева перехватить и уничтожить вражеский самолет.
Из-за какой-то неполадки напарник Старцева не смог подняться в воздух, и капитан ушел на выполнение задания один. Держа курс на Горбачево, что на железнодорожной линии Тула - Мценск, летчик одновременно набирал высоту. Высота - одно из важных условий для успешной атаки противника. Облачность не превышала шести - восьми баллов, видимость была хорошей.
Вскоре вражеский самолет оказался в поле зрения Старцева. Сначала летчик различал лишь его общие контуры, потом совершенно отчетливо увидел "юнкерс" и стал готовиться к нападению на него. Выполнил несколько атак. Немецкий пилот, должно быть, уже не раз встречался с советскими истребителями или по крайней мере слышал от своих сообщников о том, чем кончаются такие встречи, поэтому незамедлительно предпринял необходимые меры: стал маневрировать и маскироваться облачностью.
Старцев был настойчивым, решительным воздушным бойцом: получив задание, старался непременно выполнить его. Однако и противник оказался не новичком в летном деле. Маневрируя по высоте и меняя курс, он то скрывался за облаками, то вновь выходил из них, чтобы не попасть под прицельный огонь истребителя. И все же чувство смертельной опасности у него победило стремление прорваться к Туле. Круто развернувшись на 180 градусов, он под покровом облачного слоя на предельной скорости ушел на запад.
Капитан, недовольный неудачной погоней, возвращался на свой аэродром. "Напрасно потерял время, израсходовал больше половины бензина и боекомплекта", - думал он. Это было не совсем так... Хотя врага не удалось сбить, но планы его были сорваны: вместо того чтобы сбросить бомбы на важный объект, заранее запланированный авиационным или наземным командованием, экипаж "юнкерса" увез их обратно. И все же, несмотря на этот очевидный довод, Старцев досадовал на себя: "Докладывал по радио, что веду бой, а "юнкерс" остался цел и невредим..."
Размышляя о неутешительных результатах вылета наперехват, летчик не забывал внимательно следить за воздушным пространством. Осмотрительность одна из важнейших заповедей авиаторов. Сколько молодых, неопытных командиров экипажей пострадало из-за нарушения этого основополагающего правила летной службы! Кто за недоученность, кто за халатность расплачивался... Когда-то Старцев испытал это на себе, поэтому с первого дня войны сам не допускал небрежности и того же требовал от своих подчиненных.
Зорко осматривая попеременно то переднюю, то заднюю полусферу, капитан уже подходил к населенному пункту Скуратово, как впереди вдруг что-то сверкнуло. "Что бы это могло быть? - насторожился он и вгляделся пристальнее. - Да ведь это же самолет! Но чей?" Он пошел на сближение с неизвестной машиной и с дистанции четырех-трех километров опознал в ней Ю-88.
Внезапное появление немецкого бомбардировщика на ближних подступах к Туле можно было объяснить только тем, что до определенного рубежа "юнкерс" шел в облаках по расчету времени. Здесь же, у Скуратово, он вынырнул из облачности, чтобы сориентироваться по местности и взять точный курс на цель. Встреча с врагом, будто наэлектризовала Старцева. Движения его снова стали точными, мысль направлена на поиск наилучшего варианта атаки бомбардировщика. Главное - не упустить его, во что бы то ни стало сбить.
Боеприпасов у Старцева оставалось немного: дашь две-три очереди по "юнкерсу", и оружие умолкнет... А если огонь окажется малоэффективным, тогда что? Нет, второй раз упускать врага нельзя. Капитан не простит себе такого промаха. А друзья, а командир? Они тоже не простят... И тогда созрело единственно правильное решение - таранить машину с ненавистной свастикой на киле. Так будет надежнее.
"Юнкерс" крался к Туле метрах в пятистах от нижней кромки облаков. Старцев, увеличив скорость истребителя, занял более выгодное положение для атаки - подошел почти вплотную к облакам, затем соколом кинулся на противника. "Юнкерс" рванулся было вверх, чтобы уйти в спасительную мутную пелену, но встречный огонь пресек эту попытку. Гитлеровский летчик не растерялся, резко отдал штурвал от себя и, как бы провалившись, стал уходить, не меняя курса полета.
Используя преимущество в высоте и скорости, капитан быстро настиг противника. Оружие молчало; после второй очереди боеприпасы кончились. Настало время самого решительного действия - сокрушить бомбовоз тараном. Больше его ничем не остановишь, больше никак не предотвратишь беду, угрожающую славному городу русских оружейников.
Таран - исключительное средство борьбы с врагом. Оно применяется лишь в том случае, когда нет другого выхода. Решив использовать его, летчик рискует потерять машину, а то и заплатить за гибель неприятеля собственной жизнью. И этот ясно осознанный риск предполагает железную силу воли летчика, его беззаветную верность воинскому долгу и преданность идеалам борьбы. Слабохарактерный человек не способен на подвиг, лишь герою под стать такая самоотверженность.
Тарану как приему боя не учат ни в военных школах, ни в академиях, ни в боевых частях. Но прием этот уже с первых часов войны стал широко известен во всех авиационных подразделениях, на всех фронтах - от Белого до Черного моря. В нашем полку знали о дневных и ночных таранах, восхищались мужеством Алексея Катрича и Виктора Талалихина - истребителей с соседних аэродромов. Однако таранным ударам тоже не обучали, этому нельзя учить, как скажем, нельзя учить человека игре со смертью: обманешь - останешься жив, не удастся это сделать - сложишь голову. Да, такой официальной, узаконенной учебы не было, но каждый летчик, представляя себя в положении таранящего, искал такие способы нанесения удара по вражескому самолету, чтобы и самому не погибнуть и сохранить машину.
Георгий Старцев, как и другие однополчане, не был мастером таранного удара, каким, например, стал впоследствии прославленный истребитель Борис Ковзан, четырежды таранивший неприятельские самолеты. Да и некогда было ему размышлять о том, как наиболее технически грамотно нанести такой удар. Просто, не желая упускать фашистский самолет, он решил уничтожить его.
Истребитель догонял "юнкерса", расстояние между ними уменьшалось с каждой секундой. Почувствовав что-то неладное, вражеский летчик попытался маневрировать - ерзать то влево, то вправо. Его стрелок почему-то не вел огня: то ли был убит во время воздушной дуэли со Старцевым, то ли у него не было патронов. Вот уже до хвоста Ю-88 остается пятьдесят метров... тридцать. Старцев уменьшил обороты двигателя, весь напрягся и, сблизившись, ударил винтом своего самолета по хвостовому оперению чужака. Тот клюнул носом, точно споткнулся о что-то, и беспорядочно рухнул вниз.
Экипаж бомбардировщика покинул самолет. Парашюты плавно опускали на землю троих. Значит, стрелок жив; не вел огонь по самолету Старцева потому, что израсходовал весь боекомплект. Нельзя оставаться без снарядов и патронов. Об этом знают даже зеленые юнцы. А фашистский стрелок, наверное, забыл об этом. Но может быть, и не забыл, а в припадке ярости расстрелял их по советскому истребителю. Капитан тоже остался без единого патрона. Но он советский летчик, находится над своей землей, дома. Кроме того, у него, Старцева, в запасе имелось оружие особого рода - таран. Такого оружия не имели гитлеровцы ни в июне сорок первого, ни осенью того же года; не приобрели они его и к маю сорок пятого, ибо в неправой борьбе невозможно обрести оружие героев.
Купола парашютов уплывали вниз. Что ж, там, на земле, туляки возьмут эту разбойную троицу, пытавшуюся прорваться к заводам и фабрикам, к жилым домам и разбить их, взорвать фугасом. Пленные фашисты только поначалу высокомерны и молчаливы, потом скажут, кто они такие, откуда, зачем летели к русскому городу...
Ощутив удар машины о хвостовое оперение "юнкерса", Георгий надеялся, что все обойдется благополучно, он справится с управлением истребителя и доведет его домой. Но уже в первые секунды понял, что надеждам его сбыться не суждено, что придется покинуть кабину самолета, сослужившего в этом бою последнюю службу. Приземлиться на неуправляемом истребителе совершенно немыслимо. Поэтому, не теряя времени, он отстегнул привязные - ремни, открыл фонарь кабины и кое-как выбросился. Высота позволяла произвести нормальное парашютирование. Опускаясь, капитан смотрел за беспорядочно падавшей машиной. Вот уже она сделала последнее сальто, и с земли взметнулся темный султан взрыва.
Все это происходило на глазах у красноармейцев и командиров одной из воинских частей. Старцева заботливо расспросили о здоровье, о самочувствии, поздравляли с победой, восхищались мужественным поединком с врагом. Но сам герой боя был недоволен собой: не сумел точно рассчитать силу удара, погубил машину. Даже сообщение воинов о пленении экипажа "юнкерса" не утешило капитана. Немного успокоился он только в полку.
- Ты не допустил вражеский бомбардировщик к нашему основному объекту всесоюзной кузнице оружия, - похвалил летчика командир части подполковник С. И. Орляхин. - Представляешь, какие могли быть жертвы, какие потери, если бы "юнкерс" прорвался к городу! Думаю, что не представляешь, Георгий. О твоем полете я уже доложил в вышестоящий штаб. Просили передать благодарность и оформить наградные документы.
- А о машине не сокрушайся, - положив капитану руку на плечо, сказал старший инженер полка Н. И. Кириллов, - завтра же подготовим для тебя другую. И майор Винокуров, наш комиссар, тоже просил не расстраиваться.
- Мне кажется, - обратился он к Орляхину, - надо бы организовать беседу Старцева с летчиками о сегодняшнем таране. Наука будет предметная, опыт бесценен.
- Что ж, - согласился командир, - отдохнет капитан, и, пожалуйста, беседуйте. Люди будут рады.
Георгий Старцев подробно рассказал тогда однополчанам о чувствах, владевших им, когда принимал решение идти на таран, проанализировал методику выполнения этого необычного приема борьбы, не утаил при этом и недостатки в своих действиях... Теперь, весной сорок второго года, капитан повторил свой рассказ об этом для летчиков эскадрильи Александра Стоянова. И все мы были благодарны опытному воздушному бойцу за урок бесстрашия, урок мужества. Я до сего времени сохранил чувство признательности к этому отважному летчику, ибо не так уж много людей, совершивших во время войны подобные подвиги.
Вживаясь в новый коллектив, мы обстоятельно знакомились с каждым летчиком и хорошо изучили историю полка, в котором они начинали воевать. Честно говоря, многие из нас, особенно те, кому еще не довелось побывать на фронте, завидовали боевой судьбе ветеранов тульской обороны.
Осенью 1941 года здесь были горячие дни. Тулу обороняли воины 50-й армии и 156-го полка НКВД, 732-го зенитного и 171-го истребительного авиационного полков. На защиту родного города выступили ополченцы Тульского рабочего полка. В ту нелегкую пору первым секретарем областного комитета партии и горкома КПСС был В. Г. Жаворонков, возглавивший городской комитет обороны.
Издревле Тула являлась южным форпостом столицы нашего государства Москвы. Здесь насмерть бились русские полки с иноземными войсками, здесь в незабываемом 1919 году была остановлена лавина деникинских полков. И здесь же в грозном сорок первом в течение полутора месяцев героически отбивались удары немецко-фашистских орд. Город-крепость на реке Упа выстоял. Он не мог не выстоять, ибо его защитники, воодушевленные призывом партии великого Ленина, были верны ратным традициям отцов и дедов своих.
Еще в конце сентября 1941 года началось создание оборонительных сооружений на подступах к Туле. На строительство укреплений поднялись десятки тысяч туляков. Они изготовляли стальные колпаки для пулеметных точек, сваривали противотанковые ежи, готовили проволочные заграждения и надолбы. Первый оборонительный рубеж проходил южнее Тулы - в Черньском районе; второй - по берегу Оки; третий - в районе Щекино, Житово, Крюково, Николаевка, Пришня; четвертый - по линии Ясная Поляна, Воробьевка, Ясенка, Смирновка. Облетывая район нашего базирования и его окрестности, мы воочию видели неприступность этих рубежей, о которые разбились волны немецкого наступления.
Ветераны полка, городские пропагандисты рассказывали нам, с какой самоотверженностью трудились туляки. В невиданно короткий срок они вынули более 6 миллионов 700 тысяч кубометров земли вручную - лопатами, ломами, кирками, построили 125 километров противотанковых рвов, создали много других сооружений...
В ту .пору я даже не предполагал, что четверть века спустя, когда наш народ будет чествовать трудящихся Тулы в связи с двадцатипятилетием их героического подвига, мне в числе других ветеранов-фронтовиков посчастливится направить в адрес туляков приветственное письмо следующего содержания:
"Дорогие товарищи, труженики Тулы!
В дни 25-й годовщины обороны вашего города мы, ветераны Тульского Краснознаменного истребительного авиационного полка, шлем вам свой привет и поздравления!
Мы гордимся, что вместе с вами внесли в дело обороны Тулы, в разгром врага на подступах к Москве свой вклад. Воины нашего полка в боях за Тулу совершили немало замечательных подвигов, нередко шли на самопожертвование...
В дальнейшем наш полк участвовал во многих сражениях. В полку воспитаны Герои Советского Союза Александрюк, Блинов, Васько, Вишняков, Миронов, Соболев, Шевцов. Из среды летчиков полка вышли шесть генералов авиации...
Поздравляя вас с 25-летием обороны города, мы хотели бы сказать несколько слов молодежи Тулы и области. Она должна помнить о защитниках города русских оружейников, о своих старших братьях и сестрах, об отцах, которые не щадили жизни, защищая Родину, счастье нашего народа. Многие советские люди отдали свою жизнь за то, чтобы мы сегодня строили коммунизм, были бы полными хозяевами своей судьбы. Мы говорим вам, молодые туляки: берите пример с тех, кто в грозные годы войны так горячо любил Отчизну, свой народ. Помните, что увековечить память о них вы сможете только честным, упорным трудом, отличной учебой, примерным поведением в быту.
Мы гордимся, что полк тогда получил наименование Тульского. Ведь труженики этого города всегда отличались высокой революционной сознательностью. На всех этапах развития нашей стран ЕЛ туляки были в первых рядах советских людей. Пусть эти традиции живут и в новых поколениях...
Слава трудящимся Тулы!
Герой Советского Союза генерал-майор авиации И. А. Вишняков,
инженер-полковник А. П. Антонов,
бывшие техники самолетов И. И. Агапкин,
М. М. Вишняков"{6}.
Так я обрел новых друзей среди туляков, породнился с прославленными мастерами оружия, равного которому не было и нет в мире.
Глава четвертая.
В Тульском Краснознаменном
Конец весны и начало лета прошли в организационных хлопотах по созданию двухэскадрильного полка, в знакомстве с товарищами и обстановкой, в изучении боевого опыта минувших дней. Комиссар части майор А. М. Винокуров особое внимание уделял политическому воспитанию однополчан. Главным звеном в этой работе был приказ Народного комиссара обороны СССР № 130, опубликованный в "Правде" за 1 мая 1942 года. В нем говорилось о том, чтобы все воины Красной Армии настойчиво учились ратному делу, в совершенстве изучали свое оружие, становились мастерами, умеющими бить врага наверняка.
- Сам-то откуда? - спросил Стоянов, присаживаясь к столу и отодвигая газету с красной отметиной, похожей на проступившую полосу крови.
- С верховьев Дона. Есть такой городок Данков, километрах в восьмидесяти восточнее Ефремова.
- Ефремов захвачен немцами. До твоей родины - рукой подать, - тревожно проговорил мой собеседник.
Опасная близость врага к местам, где я родился и вырос, беспокоила меня. Гитлеровские дикари не удержатся от разрушения города - реликвии русского народа. Когда-то Данков был пограничной крепостью Московского государства и до конца XVII века не единожды противостоял разорительным набегам ногайских и крымских татар. В эту честь, видно, мастеровые отлили данковский герб: в его верхней части, на золотом фоне, сложенные накрест серебряные меч и ножны, а над ними шапка зеленая, обложенная соболями, ниже, на зеленом поле, - лошадь.
Когда русская сила отвадила дикую татарву от разбоя, данковчане занялись разными ремеслами и промыслами, строили струги и даже морские корабли, торговали, занимались земледелием. Вольнолюбивый народ не терпел насилия над собой, бунтовал против помещиков, дворян, купцов и других власть имущих сословий; ложился под розги, сидел в тюрьмах, шел на каторжные работы в далекую Сибирь, однако не сдавался, не ронял человеческого достоинства.
После революции и гражданской войны Данков рос и хорошел на моих глазах, стал районным центром. Годы социалистического строительства коренным образом изменили облик города. И вот теперь к нему снова подступает беда...
"Все, кто не ушел в армию, - писали мне родные из деревни Требунские Выселки, что неподалеку от Данкова, - работают ныне денно и нощно. Вместе с военными роют окопы. Со стороны Ефремова слышна пушечная пальба: знать, великое противоборство идет... На всякий случай город подготовился к худшим дням: самый крупный завод эвакуирован, многие учреждения закрыты..."
Опережая события, замечу, что мои земляки внесли достойный вклад в общенародное дело борьбы с врагом. Помимо участия в оборонительных работах они посылали на фронт теплую одежду, сдавали в фонд обороны свои трудовые сбережения. В 1942 году, например, на постройку танковой колонны внесли один миллион триста тысяч рублей. А сколько средств было собрано в последующие годы войны!
Тысячи воинов-данковчан самоотверженно сражались с противником на различных фронтах и в разных родах войск. Многие из них удостоены правительственных наград. Героями Советского Союза стали: летчик-бомбардировщик В. В. Осипов, артиллеристы Н. И. Краснов, И. А. Фролов, пехотинец П. С. Ковалев и другие воины-патриоты.
Но вернемся на аэродром зимней поры сорок первого года. Вскоре после прибытия в эскадрилью мне запланировали несколько ознакомительных полетов над теми объектами, где обычно барражировали летчики. Это были: мост через Волгу, пристань, железнодорожный узел, склады, нефтеперегонный завод, нефтебаза и еще несколько важных точек.
Само барражирование - дежурство в воздухе - было несложным: летай себе на заданных высотах по определенному маршруту, наблюдай за воздухом, одним словом - выполняй обязанности часового. Но дело в том, что часовой должен отразить нападение врага на его пост. А сумеют ли наши летчики успешно отбить внезапный налет немецких бомбардировщиков или попытку разведчика сфотографировать тыловые объекты? Никто из них, кроме Стоянова, не имел боевого опыта. Вот почему мне поручили передать сослуживцам навыки, приобретенные на фронте.
- Ну вот, друзья, - сказал Стоянов, исполнявший обязанности командира эскадрильи, который по какой-то причине отсутствовал, - теперь можно и нужно спрашивать Вишнякова обо всем, что вас интересует из области боевого применения и тактики воздушного боя.
Теоретические занятия, проходившие иногда в форме живой беседы, чередовались с тренировочными полетами. Я проводил показательные воздушные бои со всеми летчиками, поэтому, естественно, сильно уставал. Но что значит усталость в сравнении с чувством удовлетворения от того, что твои товарищи с каждым днем мужают, становятся крепче, чем были, воюют увереннее, напористее! Если на первых порах в эскадрилье не было такого командира экипажа, самолет которого во время учебного воздушного боя не попал бы в объектив моего фотокинопулемета, то со временем я все чаще стал привозить пустую пленку.
- Растут хлопцы, - радовался старший лейтенант Стоянов.
- Растут, - подтверждал я, - только мы пока далеко ' не совершенные воздушные бойцы.
- Это почему же? - удивился Стоянов.
- Потому, что настоящие мастера должны летать и ночью. А мы по ночам спим, вместо нас дежурят зенитчики...
- Да-а, - задумчиво произнес замкомэска. - Вместо нас воюют, вместо нас дежурят... Надо что-то предпринимать.
Вскоре после этого разговора Александр Стоянов уехал в вышестоящий штаб и пробыл там двое суток. Приехал с таким видом, точно он именинник.
- Будем осваивать ночные полеты, Вишняков! - сообщил он. - Сначала на У-2, потом на УТ-2 и УТИ-4 и, наконец, на боевом.
Я искренне порадовался тому, что заместитель командира эскадрильи добился разрешения на освоение ночных полетов. Истребителю, умеющему летать в любое время суток, не страшен никакой враг - ни дневной, ни полуночный. Доказательство тому - действия авиаторов, обороняющих подступы к Москве и Ленинграду.
А вслед за этой отрадной вестью пришла новая: старший лейтенант Стоянов назначался командиром эскадрильи, на его место утвердили меня. По этому поводу устроили товарищеский ужин. Александр оказался страстным любителем русских народных песен. Всей эскадрильей пели о волжском утесе и Ермаке, о соколах и "Варяге". Спели бы и о летчиках, да не было, к великому сожалению, хорошей песни о них. Да и сейчас, кажется, выбор невелик. А уж кто, как не летчики, достойны славной песни!
В ходе освоения ночных полетов быстро проходили неделя за неделей. На некоторое время мне снова пришлось возвратиться в прежнюю часть, чтобы в совершенстве изучить особенности ночной подготовки на учебно-тренировочном истребителе УТИ-4. Этой довольно капризной машиной управлять было не так просто, особенно в темное время суток. Однако опытные товарищи помогли преодолеть все трудности.
Переучивание проходило успешно. Единственное, что тормозило дело, это сильные ветры, вьюги и снегопады. Чем подготовленнее, зрелее становились летчики, тем чаще заводили разговор о фронте.
- Боевое дежурство - дело важное, - говорили они, - но надо и пороху понюхать. После войны спросят: "Где дрался, много ли фашистов сбил?" Что ответишь? Караулил мост?..
В таких и подобных рассуждениях была, конечно, доля здравого смысла. Стремление ребят попасть на фронт подогревалось удачными боями советских авиаторов, о которых широко сообщалось в печати и по радио. Однажды мне удалось прочитать в газете большой материал о выдающейся победе моих бывших однополчан под руководством майора Н. И. Баранова.
Это было на Северо-Западном фронте. Семерка истребителей встретила смешанную группу фашистской авиации, насчитывавшую 25 самолетов. Несмотря на численное превосходство неприятеля, наши ребята не дрогнули, смело вступили с немцами в бой. В результате противник потерял семь машин. В числе отличившихся были названы фамилии Еремина, Балашова, Демидова, Маресьева, Седова. Как я гордился своими старыми друзьями и как завидовал им вместе с новыми товарищами! Именно в этот раз кто-то из них зло пошутил:
- Сидеть нам в ПВО, пока война не кончится...
Однако этим, не очень воодушевляющим перспективам не было суждено сбыться. Как-то после очередной поездки в вышестоящий штаб командир эскадрильи сказал:
- Не исключена возможность, что к весне мы попадем в действующую армию.
Все восприняли это сообщение с таким подъемом, словно речь шла не о войне, а об интересной поездке по историческим и памятным местам.
В боевых дежурствах и заботах по обучению ночным полетам миновали суровая зима и первый весенний месяц. Без нас закончилась великая битва под Москвой, а к началу третьей декады апреля завершилось и общее контрнаступление Красной Армии. Почти на всех фронтах либо наступило затишье, либо велись бои местного значения. Шансов на то, что наша эскадрилья вот-вот примет участие в горячем деле, становилось все меньше. И вдруг...
- Приготовиться к перелету по назначенному маршруту, - объявил командир в двадцатых числах апреля.
Это был праздник для нас. Ребята даже кричали "ура" и подбрасывали шапки вверх.
Вместо нас прибыла другая эскадрилья. Для помощи новичкам надо было оставлять кого-то из старожилов. Но кого? Ни один летчик добровольно не соглашался остаться в тылу. И тут в действие вступила безоговорочная сила приказа. Не могу назвать фамилию командира экипажа, коему суждено было остаться на некоторое время в роли наставника нашей смены, однако не скрою, что этот летчик, мягко говоря, не подавал особых надежд. Как приятно было потом разочароваться в этом! Спустя некоторое время наш "безнадежный" сбил во время барражирования немецкий самолет-разведчик. Кажется, это произошло несколько раньше, чем кто-либо из нашей девятки схватился в небе с врагом.
* * *
Эскадрилья приземлилась на прифронтовом аэродроме в районе Тулы и влилась в состав 171-го истребительного авиационного полка, входившего в систему Московской зоны ПВО. Командовал частью подполковник С. И. Орляхин, его заместителем по политчасти был майор А. М. Винокуров, штаб возглавлял майор А. В. Жаворонков, инженерную службу - инженер-майор Н. И. Кириллов.
Встретили нас приветливо, рассказали короткую, но яркую биографию полка, сформированного в начале войны, познакомили с его людьми и задачами по охране воздушного пространства на подступах к знаменитой кузнице оружия Туле. Это тоже не фронт, о котором мечтали ребята, но все-таки гораздо ближе к боевым рубежам.
Пока привыкали к новой обстановке, майор Винокуров продолжал знакомить летчиков друг с другом. То рассказывал о себе туляк, то в разговор вступал волжанин. Особенно запомнилась беседа капитана Георгия Никандровича Старцева об одном из его боевых вылетов.
С поста ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи) поступил сигнал: с юго-запада в направлении Тулы идет немецкий бомбардировщик Ю-88. Над аэродромом взлетела ракета. Это приказ дежурной паре капитана Старцева перехватить и уничтожить вражеский самолет.
Из-за какой-то неполадки напарник Старцева не смог подняться в воздух, и капитан ушел на выполнение задания один. Держа курс на Горбачево, что на железнодорожной линии Тула - Мценск, летчик одновременно набирал высоту. Высота - одно из важных условий для успешной атаки противника. Облачность не превышала шести - восьми баллов, видимость была хорошей.
Вскоре вражеский самолет оказался в поле зрения Старцева. Сначала летчик различал лишь его общие контуры, потом совершенно отчетливо увидел "юнкерс" и стал готовиться к нападению на него. Выполнил несколько атак. Немецкий пилот, должно быть, уже не раз встречался с советскими истребителями или по крайней мере слышал от своих сообщников о том, чем кончаются такие встречи, поэтому незамедлительно предпринял необходимые меры: стал маневрировать и маскироваться облачностью.
Старцев был настойчивым, решительным воздушным бойцом: получив задание, старался непременно выполнить его. Однако и противник оказался не новичком в летном деле. Маневрируя по высоте и меняя курс, он то скрывался за облаками, то вновь выходил из них, чтобы не попасть под прицельный огонь истребителя. И все же чувство смертельной опасности у него победило стремление прорваться к Туле. Круто развернувшись на 180 градусов, он под покровом облачного слоя на предельной скорости ушел на запад.
Капитан, недовольный неудачной погоней, возвращался на свой аэродром. "Напрасно потерял время, израсходовал больше половины бензина и боекомплекта", - думал он. Это было не совсем так... Хотя врага не удалось сбить, но планы его были сорваны: вместо того чтобы сбросить бомбы на важный объект, заранее запланированный авиационным или наземным командованием, экипаж "юнкерса" увез их обратно. И все же, несмотря на этот очевидный довод, Старцев досадовал на себя: "Докладывал по радио, что веду бой, а "юнкерс" остался цел и невредим..."
Размышляя о неутешительных результатах вылета наперехват, летчик не забывал внимательно следить за воздушным пространством. Осмотрительность одна из важнейших заповедей авиаторов. Сколько молодых, неопытных командиров экипажей пострадало из-за нарушения этого основополагающего правила летной службы! Кто за недоученность, кто за халатность расплачивался... Когда-то Старцев испытал это на себе, поэтому с первого дня войны сам не допускал небрежности и того же требовал от своих подчиненных.
Зорко осматривая попеременно то переднюю, то заднюю полусферу, капитан уже подходил к населенному пункту Скуратово, как впереди вдруг что-то сверкнуло. "Что бы это могло быть? - насторожился он и вгляделся пристальнее. - Да ведь это же самолет! Но чей?" Он пошел на сближение с неизвестной машиной и с дистанции четырех-трех километров опознал в ней Ю-88.
Внезапное появление немецкого бомбардировщика на ближних подступах к Туле можно было объяснить только тем, что до определенного рубежа "юнкерс" шел в облаках по расчету времени. Здесь же, у Скуратово, он вынырнул из облачности, чтобы сориентироваться по местности и взять точный курс на цель. Встреча с врагом, будто наэлектризовала Старцева. Движения его снова стали точными, мысль направлена на поиск наилучшего варианта атаки бомбардировщика. Главное - не упустить его, во что бы то ни стало сбить.
Боеприпасов у Старцева оставалось немного: дашь две-три очереди по "юнкерсу", и оружие умолкнет... А если огонь окажется малоэффективным, тогда что? Нет, второй раз упускать врага нельзя. Капитан не простит себе такого промаха. А друзья, а командир? Они тоже не простят... И тогда созрело единственно правильное решение - таранить машину с ненавистной свастикой на киле. Так будет надежнее.
"Юнкерс" крался к Туле метрах в пятистах от нижней кромки облаков. Старцев, увеличив скорость истребителя, занял более выгодное положение для атаки - подошел почти вплотную к облакам, затем соколом кинулся на противника. "Юнкерс" рванулся было вверх, чтобы уйти в спасительную мутную пелену, но встречный огонь пресек эту попытку. Гитлеровский летчик не растерялся, резко отдал штурвал от себя и, как бы провалившись, стал уходить, не меняя курса полета.
Используя преимущество в высоте и скорости, капитан быстро настиг противника. Оружие молчало; после второй очереди боеприпасы кончились. Настало время самого решительного действия - сокрушить бомбовоз тараном. Больше его ничем не остановишь, больше никак не предотвратишь беду, угрожающую славному городу русских оружейников.
Таран - исключительное средство борьбы с врагом. Оно применяется лишь в том случае, когда нет другого выхода. Решив использовать его, летчик рискует потерять машину, а то и заплатить за гибель неприятеля собственной жизнью. И этот ясно осознанный риск предполагает железную силу воли летчика, его беззаветную верность воинскому долгу и преданность идеалам борьбы. Слабохарактерный человек не способен на подвиг, лишь герою под стать такая самоотверженность.
Тарану как приему боя не учат ни в военных школах, ни в академиях, ни в боевых частях. Но прием этот уже с первых часов войны стал широко известен во всех авиационных подразделениях, на всех фронтах - от Белого до Черного моря. В нашем полку знали о дневных и ночных таранах, восхищались мужеством Алексея Катрича и Виктора Талалихина - истребителей с соседних аэродромов. Однако таранным ударам тоже не обучали, этому нельзя учить, как скажем, нельзя учить человека игре со смертью: обманешь - останешься жив, не удастся это сделать - сложишь голову. Да, такой официальной, узаконенной учебы не было, но каждый летчик, представляя себя в положении таранящего, искал такие способы нанесения удара по вражескому самолету, чтобы и самому не погибнуть и сохранить машину.
Георгий Старцев, как и другие однополчане, не был мастером таранного удара, каким, например, стал впоследствии прославленный истребитель Борис Ковзан, четырежды таранивший неприятельские самолеты. Да и некогда было ему размышлять о том, как наиболее технически грамотно нанести такой удар. Просто, не желая упускать фашистский самолет, он решил уничтожить его.
Истребитель догонял "юнкерса", расстояние между ними уменьшалось с каждой секундой. Почувствовав что-то неладное, вражеский летчик попытался маневрировать - ерзать то влево, то вправо. Его стрелок почему-то не вел огня: то ли был убит во время воздушной дуэли со Старцевым, то ли у него не было патронов. Вот уже до хвоста Ю-88 остается пятьдесят метров... тридцать. Старцев уменьшил обороты двигателя, весь напрягся и, сблизившись, ударил винтом своего самолета по хвостовому оперению чужака. Тот клюнул носом, точно споткнулся о что-то, и беспорядочно рухнул вниз.
Экипаж бомбардировщика покинул самолет. Парашюты плавно опускали на землю троих. Значит, стрелок жив; не вел огонь по самолету Старцева потому, что израсходовал весь боекомплект. Нельзя оставаться без снарядов и патронов. Об этом знают даже зеленые юнцы. А фашистский стрелок, наверное, забыл об этом. Но может быть, и не забыл, а в припадке ярости расстрелял их по советскому истребителю. Капитан тоже остался без единого патрона. Но он советский летчик, находится над своей землей, дома. Кроме того, у него, Старцева, в запасе имелось оружие особого рода - таран. Такого оружия не имели гитлеровцы ни в июне сорок первого, ни осенью того же года; не приобрели они его и к маю сорок пятого, ибо в неправой борьбе невозможно обрести оружие героев.
Купола парашютов уплывали вниз. Что ж, там, на земле, туляки возьмут эту разбойную троицу, пытавшуюся прорваться к заводам и фабрикам, к жилым домам и разбить их, взорвать фугасом. Пленные фашисты только поначалу высокомерны и молчаливы, потом скажут, кто они такие, откуда, зачем летели к русскому городу...
Ощутив удар машины о хвостовое оперение "юнкерса", Георгий надеялся, что все обойдется благополучно, он справится с управлением истребителя и доведет его домой. Но уже в первые секунды понял, что надеждам его сбыться не суждено, что придется покинуть кабину самолета, сослужившего в этом бою последнюю службу. Приземлиться на неуправляемом истребителе совершенно немыслимо. Поэтому, не теряя времени, он отстегнул привязные - ремни, открыл фонарь кабины и кое-как выбросился. Высота позволяла произвести нормальное парашютирование. Опускаясь, капитан смотрел за беспорядочно падавшей машиной. Вот уже она сделала последнее сальто, и с земли взметнулся темный султан взрыва.
Все это происходило на глазах у красноармейцев и командиров одной из воинских частей. Старцева заботливо расспросили о здоровье, о самочувствии, поздравляли с победой, восхищались мужественным поединком с врагом. Но сам герой боя был недоволен собой: не сумел точно рассчитать силу удара, погубил машину. Даже сообщение воинов о пленении экипажа "юнкерса" не утешило капитана. Немного успокоился он только в полку.
- Ты не допустил вражеский бомбардировщик к нашему основному объекту всесоюзной кузнице оружия, - похвалил летчика командир части подполковник С. И. Орляхин. - Представляешь, какие могли быть жертвы, какие потери, если бы "юнкерс" прорвался к городу! Думаю, что не представляешь, Георгий. О твоем полете я уже доложил в вышестоящий штаб. Просили передать благодарность и оформить наградные документы.
- А о машине не сокрушайся, - положив капитану руку на плечо, сказал старший инженер полка Н. И. Кириллов, - завтра же подготовим для тебя другую. И майор Винокуров, наш комиссар, тоже просил не расстраиваться.
- Мне кажется, - обратился он к Орляхину, - надо бы организовать беседу Старцева с летчиками о сегодняшнем таране. Наука будет предметная, опыт бесценен.
- Что ж, - согласился командир, - отдохнет капитан, и, пожалуйста, беседуйте. Люди будут рады.
Георгий Старцев подробно рассказал тогда однополчанам о чувствах, владевших им, когда принимал решение идти на таран, проанализировал методику выполнения этого необычного приема борьбы, не утаил при этом и недостатки в своих действиях... Теперь, весной сорок второго года, капитан повторил свой рассказ об этом для летчиков эскадрильи Александра Стоянова. И все мы были благодарны опытному воздушному бойцу за урок бесстрашия, урок мужества. Я до сего времени сохранил чувство признательности к этому отважному летчику, ибо не так уж много людей, совершивших во время войны подобные подвиги.
Вживаясь в новый коллектив, мы обстоятельно знакомились с каждым летчиком и хорошо изучили историю полка, в котором они начинали воевать. Честно говоря, многие из нас, особенно те, кому еще не довелось побывать на фронте, завидовали боевой судьбе ветеранов тульской обороны.
Осенью 1941 года здесь были горячие дни. Тулу обороняли воины 50-й армии и 156-го полка НКВД, 732-го зенитного и 171-го истребительного авиационного полков. На защиту родного города выступили ополченцы Тульского рабочего полка. В ту нелегкую пору первым секретарем областного комитета партии и горкома КПСС был В. Г. Жаворонков, возглавивший городской комитет обороны.
Издревле Тула являлась южным форпостом столицы нашего государства Москвы. Здесь насмерть бились русские полки с иноземными войсками, здесь в незабываемом 1919 году была остановлена лавина деникинских полков. И здесь же в грозном сорок первом в течение полутора месяцев героически отбивались удары немецко-фашистских орд. Город-крепость на реке Упа выстоял. Он не мог не выстоять, ибо его защитники, воодушевленные призывом партии великого Ленина, были верны ратным традициям отцов и дедов своих.
Еще в конце сентября 1941 года началось создание оборонительных сооружений на подступах к Туле. На строительство укреплений поднялись десятки тысяч туляков. Они изготовляли стальные колпаки для пулеметных точек, сваривали противотанковые ежи, готовили проволочные заграждения и надолбы. Первый оборонительный рубеж проходил южнее Тулы - в Черньском районе; второй - по берегу Оки; третий - в районе Щекино, Житово, Крюково, Николаевка, Пришня; четвертый - по линии Ясная Поляна, Воробьевка, Ясенка, Смирновка. Облетывая район нашего базирования и его окрестности, мы воочию видели неприступность этих рубежей, о которые разбились волны немецкого наступления.
Ветераны полка, городские пропагандисты рассказывали нам, с какой самоотверженностью трудились туляки. В невиданно короткий срок они вынули более 6 миллионов 700 тысяч кубометров земли вручную - лопатами, ломами, кирками, построили 125 километров противотанковых рвов, создали много других сооружений...
В ту .пору я даже не предполагал, что четверть века спустя, когда наш народ будет чествовать трудящихся Тулы в связи с двадцатипятилетием их героического подвига, мне в числе других ветеранов-фронтовиков посчастливится направить в адрес туляков приветственное письмо следующего содержания:
"Дорогие товарищи, труженики Тулы!
В дни 25-й годовщины обороны вашего города мы, ветераны Тульского Краснознаменного истребительного авиационного полка, шлем вам свой привет и поздравления!
Мы гордимся, что вместе с вами внесли в дело обороны Тулы, в разгром врага на подступах к Москве свой вклад. Воины нашего полка в боях за Тулу совершили немало замечательных подвигов, нередко шли на самопожертвование...
В дальнейшем наш полк участвовал во многих сражениях. В полку воспитаны Герои Советского Союза Александрюк, Блинов, Васько, Вишняков, Миронов, Соболев, Шевцов. Из среды летчиков полка вышли шесть генералов авиации...
Поздравляя вас с 25-летием обороны города, мы хотели бы сказать несколько слов молодежи Тулы и области. Она должна помнить о защитниках города русских оружейников, о своих старших братьях и сестрах, об отцах, которые не щадили жизни, защищая Родину, счастье нашего народа. Многие советские люди отдали свою жизнь за то, чтобы мы сегодня строили коммунизм, были бы полными хозяевами своей судьбы. Мы говорим вам, молодые туляки: берите пример с тех, кто в грозные годы войны так горячо любил Отчизну, свой народ. Помните, что увековечить память о них вы сможете только честным, упорным трудом, отличной учебой, примерным поведением в быту.
Мы гордимся, что полк тогда получил наименование Тульского. Ведь труженики этого города всегда отличались высокой революционной сознательностью. На всех этапах развития нашей стран ЕЛ туляки были в первых рядах советских людей. Пусть эти традиции живут и в новых поколениях...
Слава трудящимся Тулы!
Герой Советского Союза генерал-майор авиации И. А. Вишняков,
инженер-полковник А. П. Антонов,
бывшие техники самолетов И. И. Агапкин,
М. М. Вишняков"{6}.
Так я обрел новых друзей среди туляков, породнился с прославленными мастерами оружия, равного которому не было и нет в мире.
Глава четвертая.
В Тульском Краснознаменном
Конец весны и начало лета прошли в организационных хлопотах по созданию двухэскадрильного полка, в знакомстве с товарищами и обстановкой, в изучении боевого опыта минувших дней. Комиссар части майор А. М. Винокуров особое внимание уделял политическому воспитанию однополчан. Главным звеном в этой работе был приказ Народного комиссара обороны СССР № 130, опубликованный в "Правде" за 1 мая 1942 года. В нем говорилось о том, чтобы все воины Красной Армии настойчиво учились ратному делу, в совершенстве изучали свое оружие, становились мастерами, умеющими бить врага наверняка.