– Я не знаю! Не знаю! Чего ты хочешь от меня?!
Не прекращая его трясти, Всеведа кричала, пытаясь добиться ответа:
– Меня или ее! Ответь, Ярослав! Кого из нас ты бросишь умирать на поле битвы?! Кто в этой жизни для тебя важней?!!
В ярости оттолкнув ее в сторону, Ярослав бросился к кадке с водой, стоящей в сеннике.
– Не знаю!!!
Окунув голову в воду, он пытался погасить невыносимо жгучую боль в висках. Всеведа всхлипнула, радостно поднося руку к взволнованной груди. Любовь – вот то великое волшебство, перед которым не устоит никакая ворожба. Печать Ледеи дрогнула, когда Ярослав встал перед самым сложным в его жизни выбором. И для того, чтобы почувствовать это, ей не нужно быть ворожеей. Он стал думать – и стал сомневаться в своей правоте.
Ярослав, задыхаясь, вынырнул из воды, безумно озираясь по сторонам.
– Что со мной? Что со мной, Всеведа? Да что же это со мной происходит?!!
Девушка подошла, прижимаясь к его груди и тихо нашептывая слова любви:
– Ничего, мой хороший. Просто ты ослеплен злой ворожбой. – Она стала осыпать поцелуями его лицо. – Я не позволю им забрать тебя. Ничего не бойся. Главное помни, что я люблю тебя. Помни это, милый.
...Поутру закричали горластые петухи, заставляя горожан недовольно кутаться в теплые шубы. Снежная зима засыпала город высокими сугробами, словно насмехаясь над жителями: мол, не спите, лежебоки, пора браться за работу. И молодые парни выходили из домов, подгоняемые суровыми окриками родителей, брались за широкие деревянные лопаты и расчищали от снега дворы. Зима – суровая пора года, земля отдыхает от пахоты, укрывшись снежным покрывалом. Скотина жует сухое сено в стойле, тоскливо подумывая о сочной луговой траве. Так и человек, затянув потуже пояс, ждет не дождется долгожданной весны.
Продрогшая после ночного дежурства стража притопывала у городских ворот, пытаясь согреться от лютого холода. Другой бы раз спали себе в теплой комнатушке, сидя у печи, кабы не беда полянская. Молодой рассен, стоящий на смотровой башне, укутался в теплый тулуп так, что торчал лишь один красный нос. Кусачий ветер заставлял его втягивать голову в плечи, щуря глаза от колючей снежной крупы. Испуганно вытянувшись струной, парень вдруг протер лицо рукавицей, стряхивая снег с ресниц. Напряженно вглядываясь вдаль, он выругался на чем свет стоит и, перегнувшись через ограждение, заорал:
– Старшина! Древляне идут! Поднимай гарнизон!!!
Скрипнув дверью охранной сторожки, во двор выбежал испуганный старшина, на ходу затягивая ремень. По-медвежьи косолапя, крепкий дядька, коему уже перевалило за пятый десяток, сопя, полез вверх по лестнице. Другой раз молодой стражник получил бы затрещину за то, что разбудил старшину. Получил бы, если бы не зимовал враг в домах братьев полянских да не пировал за их столами, празднуя победу. Наконец-то взобравшись по лестнице, старшина нахмурился, разглядывая приближающихся воинов.
– Явились, окаянные. – Обернувшись к молодому стражнику, старшина таки отвесил ему затрещину. – Чего стал столбом?! Бегом к воеводе! Одна нога здесь – другая там!
Не доехав ста шагов до городских ворот, воины остановились, повинуясь команде Лиходея. Весело поглядывая друг на друга, рысичи посмеивались, дивясь искусству Мороки. Осознавая всю опасность визита к рассенам, колдунья расстаралась на славу, придавая воинам грозный вид. Их взгляды сверкали ненавистью, широкие плечи бугрились в доспехах, кривые улыбки рассекали скуластые лица хищными оскалами.
Лиходей лишь окинул их мимолетным взглядом, оценивая ее старания, и обреченно покачал головой:
– Брось попусту силу тратить. Лучше пятки нам заворожи.
Морока удивленно покосилась на ведьмака:
– Как это, пятки заворожить?
– Чтоб не сверкали, как бежать от них станем. – Лиходей горько усмехнулся собственной шутке. – Морока, ты, если что, на рожон-то не лезь. Коли моргну, значит, совсем дело худо, попробуй в толпе затеряться. Да и сейчас на людях не кажись, скройся среди воинов.
Занимаясь с Безобразом сотню лет разбоем, Лиходей не боялся битв. Ничто так не радует воина, как пролитая его мечом кровь. Наложенные на его тело сотни наговоров защищали от многих неприятностей. От меча булатного, от стрелы, от петли, от камня, рукой брошенного. Но от всего защититься невозможно, и колдун это хорошо понимал. Западню он чувствовал за версту, ибо сам не единожды заманивал врагов. Вот и сейчас сердце тоскливо заныло в груди, предчувствуя беду. Однако приказом Стояна он не мог пренебречь. Им нужен был скот, чтобы прокормить воинов.
Со смотровой башни выглянул немолодой страж, громко прокричав:
– Кто такие будете? Чего надо?
Лиходей неторопливо выехал вперед, приближаясь к воротам и мерзко ухмыляясь старшине.
– Отворяй! К князю посланники древлянские пожаловали!
Старшина обернулся, видя, как по лестнице взбирается тысяцкий. У ворот уже собралось несколько сотен воинов гарнизона, выстраиваясь в боевом порядке. Лучники торопливо взбегали на стены, один за другим занимая места у бойниц. Тысяцкий выглянул наружу, грубо отодвигая старшину рукой:
– А ну, дай гляну. От кого, говоришь, пожаловали?!
Лиходей усмехнулся, отбрасывая с лица прядь волос, и взглянул на тысяцкого своим вторым глазом, слегка косящим в сторону. В отличие от колдуний, его искусство не требовало особых слов и обрядов. Для Лиходея сглазить человека – было делом нехитрым, лишь косо глянь да слово нужное шепни.
– Ты, часом, не оглох, воин? От древлянского князя мы пожаловали, от князя Стояна!
Тысяцкий смерил взглядом сотню воинов, прибывших с послом, и расхохотался, чувствуя, что сила на его стороне.
– Что-то не припомню я такого князя! Времена нынче неспокойные, каждый князем норовит стать!
Ратники у ворот весело захохотали, поддерживая издевку тысяцкого. Лиходей злобно сверкнул глазом, прошипев, словно змей:
– Не припомнишь, говоришь? Видать, ты головой сильно зашибся, раз князя древлянского забыл! Отворяй ворота, некогда мне с тобой переговариваться!
Морока, спрятавшаяся среди конных рысичей, лишь усмехнулась, почувствовав незримую вязь ворожбы. Проклятие Лиходея голодной лярвой метнулось к наглому тысяцкому, окутывая темным облаком его голову.
– Отворить ворота! Сопроводите этого... посланника к князю! – крикнул страже оскорбленный тысяцкий, принявшись спускаться со смотровой башни.
Едва спустившись до середины лестницы, он оступился на оледеневшей ступени и кубарем покатился вниз. Хватаясь руками за воздух, тысяцкий кулем рухнул наземь, сильно ударившись головой.
Растерянные ратники склонились над своим командиром, пытаясь привести его в чувство.
Сотня Лиходея неторопливо въехала в распахнутые городские ворота. Взглянув на растерянных воинов, собравшихся у бездыханного тела тысяцкого, ведьмак усмехнулся:
– То-то он князя нашего запамятовал. На ногах еле держится!
Рысичи расхохотались в угрюмые лица рассенских воинов. Лиходей внимательно огляделся по сторонам, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь признак западни. Все вроде было спокойно, ничего не предвещало предательства. Только слишком уж много воинов вышло их встречать. Сотен пять вооруженных до зубов ратников. Пытаясь отогнать дурные мысли, чтобы не накликать беду, ведьмак крикнул:
– Ведите к князю! Кто тут у вас теперь за старшего?
...Князь Велислав восседал на массивном деревянном троне, вынесенном на крыльцо, где и принято было встречать гостей. Зябко кутаясь в соболью шубу, старый князь подслеповато вглядывался в приближающихся воинов. Стоящий подле князя воевода поднял руку, приказывая воинам остановиться. Хорошо знающие свою службу ратники вмиг преградили рысичам дорогу, взяв под уздцы коня Лиходея. Воевода склонился к княжьему уху, что-то прошептал и получил в ответ утвердительный кивок.
– Посол может подойти к князю. Один.
Ведьмак недовольно скривился, спрыгивая с коня наземь, и, прихрамывая, пошел вперед. Князь был уже стар, недавно разменяв седьмой десяток. Его дрожащая от немощи рука то и дело ощупывала деревянный трон, словно сомневаясь в его крепости. Лиходей остановился, едва лишь стражники скрестили копья, преграждая ему путь.
– Здрав будь, князь Велислав. Древлянский князь Стоян шлет тебе привет и желает долгих лет жизни.
Велислав недовольно взирал на дерзкого посла, не желающего поклониться ему в пояс.
– И ты здрав будь, посол. С чем пожаловал?
Князь обшарил Лиходея взглядом, задержавшись глазами на тяжелом мешке, перекинутом через его плечо. Вид тяжелого мешка, звякнувшего монетами, вмиг улучшил его зрение. Ведьмак сбросил мешок с плеча, положив его к ногам старого князя. Заметив, как сверкнули глаза воеводы, склонившегося над казной, Лиходей нахмурился, процедив сквозь зубы:
– Здесь как договаривались. За сотню коров и три сотни овец. Можешь не считать, князь Стоян свое слово держит.
Князь Велислав взглянул на воеводу, утвердительно кивнувшего ему в ответ, и усмехнулся.
– Уж третий десяток лет я князь рассенский, только не припомню я среди древлян князя по имени Стоян. Воевода, может, ты слыхал про такого?
Воевода, нахмурившись, выступил вперед и окинул ведьмака наглым взглядом. Деловито уперев руки в бока, он прокричал, чтобы всем было слышно:
– Отчего ж не слыхал?! Это тот самый разбойник, что родной Древград огню предал. А потом и полян сгубил! Каков князь, таков и посол! Почему перед князем головы не склоняешь, скотина?!!
Лиходей криво усмехнулся, видя, как ладонь воеводы легла на рукоять меча. Помянув Стояна недобрым словом, ведьмак неторопливо оглянулся на Мороку, незаметно ей подмигнув. Спрыгнув с коня наземь, колдунья быстро затерялась среди сотни конных рысичей.
Стоящий в оцеплении рассен молодой ратник удивленно моргнул, увидев, как старая бабка пытается выбраться из конного отряда древлян.
– Понаехали тут! Чуть не затоптали, окаянные!
Ратник бросился к ней, хватая коней под уздцы:
– А ну, дайте бабке дорогу! Сюда ходи, мать. Как же ты там оказалась?
Болезненно перегнувшись в пояснице, бабка благодарно оперлась о протянутую руку воина.
– Ох, спасибо, сынок. Чуть не затоптали меня супостаты.
Пройдя сквозь угрюмый ратный строй, Морока скрылась в толпе городских зевак.
– Чего молчишь, посол? Язык откусил? Стража! – прорычал рассенский воевода.
Ратники угрожающе опустили копья, подступаясь к ненавистному древлянскому послу. Рысичи схватились за мечи, с горечью понимая, что это будет их последний бой. Видя, как Морока скрылась в толпе городских зевак, Лиходей наконец-то обернулся к разгневанному воеводе. Откинув с лица непослушную соломенную прядь, он громко расхохотался, обращаясь к князю:
– Это где ж такое видано, чтобы посла мечом встречали?
Велислав кивнул головой, соглашаясь с его словами, и с издевкой добавил:
– Посла убить – все одно что войну начать. Потому я так думаю: уехали вы от себя, а к нам так и не доехали. Правильно я говорю, воевода?
Лиходей нахмурился, понимая, что полюбовный разговор не получается.
– Не пожалей об этом, старик. На весь свой народ беду накличешь!
Велислав с трудом поднялся с трона, отправляясь в дом в сопровождении стражей. Задержавшись в дверях, он обернулся к воеводе, ткнув перстом в рысичей:
– Род свой предавших – убить! А этого, – князь взглянул на Лиходея и буднично произнес, зевнув: – Огню предайте. И чтоб никаких следов не осталось.
Велислав переступил порог, удаляясь в дом под звуки схлестнувшихся мечей. Остановившись у родового снопа, стоящего в углу комнаты, князь долго молчал. Наконец он склонил свою седую голову в уважительном поклоне, тихо прошептав:
– Простите мне деяния мои. Лишь о народе нашем пекусь и радею.
...Сеча началась. Взвизгнув тетивами, с луков сорвались стрелы, разя рысичей наповал. Поднимая коней на дыбы, воины пытались вырваться из оцепления, затаптывая ратников. Улица перед площадью, на которой их заперли рассены, была слишком узкой для боя. Один за другим рысичи стали падать с коней, сраженные стрелами и копьями. Лиходей, оставшийся посреди площади без охраны, яростно зарычал, выхватывая свой меч. Почти одновременно в его нагрудник ударило несколько стрел. Преломившись, словно хворост, они упали к его ногам, не причинив ведьмаку вреда. Десяток ратников бросились к Лиходею, пытаясь поднять его на копья. Ведьмак расхохотался им в лицо, понимая, что из этой западни ему не вырваться. Размахнувшись клинком, он встретил их градом безумных ударов. Его меч с треском ломал древка копий, тяжелые щиты воинов раскалывались пополам под его мощными ударами. Рыча, словно затравленный зверь, оставив за спиной десяток изувеченных тел, ведьмак, хромая, прокладывал себе дорогу к княжьему дому. Окрик воеводы, призывающего на подмогу воинов, заставил Лиходея остановиться. Три десятка рассенов преградили ему путь, обнажив клинки. Ведьмак обернулся, с надеждой взглянув на рысичей. Половина его отряда уже перебита, остальных же рассены уверенно оттесняли в глубь улицы. На помощь рассчитывать не приходилось. Ратники обступили его со всех сторон, медленно сжимая кольцо. Взметнулось несколько коротких копий, устремившихся к Лиходею. Они лишь вскользь коснулись его своими древками, словно их сносило порывом ветра. Взмахнув головой, ведьмак откинул с лица грязные всклокоченные волосы, застилающие его правый глаз. С ненавистью озираясь по сторонам, он зашептал заклятье, придающее сил, и вновь бросился в бой.
Обескураженный воевода топтался за спинами ратников, не понимая, почему этот хромой калека все еще жив. Мало того, ратники один за другим погибали от ударов его меча, не в силах даже коснуться воина своими клинками. Воевода моргнул, словно силясь отогнать страшный сон. Ведьмак уверенно продвигался к княжьему дому, безжалостно сея смерть на своем пути.
– Ко мне, воины! – воевода испуганно заголосил на всю площадь, вновь призывая на помощь.
Несколько десятков ратников отделились от битвы с рысичами и набросились на Лиходея со спины. Погребенный под их телами ведьмак застонал от боли, силясь вырваться из их цепких рук. Выползая, словно угорь, из груды навалившихся на него тел, Лиходей замер. Склонившийся над ним воин размахнулся щитом, яростно обрушивая его на голову ненавистного врага. Ведьмак лишь горько усмехнулся промелькнувшей в голове мысли: от всего не убережешься. За яркой вспышкой удара наступила непроглядная тьма, поглотившая его сознание.
Покончившие с рысичами ратники подогнали телеги, торопливо загружая их телами врагов. Получив от воеводы наказ быстро вывезти тела за пределы города, воины роптали промеж собой. «Кровь проливали, себя не жалели, а деньгу всю князь с воеводой загребли?! А вы, мол, мужичье нечесаное, тела в лес свезите да закопайте, с глаз долой».
Князь вышел на крыльцо, следуя за испуганным воеводой. Остановившись на пороге, Велислав недовольно ткнул пальцем в тела ратников, лежащие у самых ступеней дома.
– Это что ж получается? Разбойник чуть в мой дом не ворвался? А ты куда глядел?!
– То-то и оно, Велислав, кабы не я, он бы уж точно до тебя добрался. – Воевода заискивающе лебезил перед хозяином, перевирая на свой лад схватку с ведьмаком. – Два десятка лучших ратников порешил, покуда я его не угомонил.
Князь нахмуренно окинул взглядом изувеченные тела воинов.
– Да, дела! Один, что ль? Всех один положил?
Воевода кивнул, перейдя на шепот и озираясь по сторонам:
– Чую, князь, важную мы птицу сегодня взяли. Хорошо, не убили, лишь зашибли малехо. Вон, лежит в сторонке, по рукам да ногам повязанный.
Велислав схватил воеводу за ворот рубахи, недовольно прошипев:
– Я что сказал?! Огню предать! И чтоб следа от этих древлян не осталось.
Воевода вновь зашептал, заглядывая князю в глаза:
– Да погоди ты серчать, Велислав. Древляне-то против Асгарда выступили. А воин этот непростой. Силен он непомерно! Нечеловечески силен, понимаешь? А коли Правителю сообщить? Может, за него награда причитается? Неужто их вождь доверил бы казну простому проходимцу? Своего он прислал!
Князь на мгновение задумался, жадно поглядывая на лежащего в беспамятстве связанного Лиходея.
– Молодец, воевода, – Велислав схватил воеводу за чуб, жестко потрепав, словно любимого пса, – молодец. А что, воин и вправду силен? Не вырвется?
– Силен, князь, еще как силен. Может, заковать, пока в беспамятстве?
– Можно и заковать. – Князь задумчиво пощипал седую скудную бороденку. – А лучше жрецов позвать. Чую, не обойтись нам без них. Пускай они поглядят, что он за птица, да по-своему его спеленают.
Двое жрецов, призванных князем осмотреть пленника, испуганно перешептывались, склонившись над Лиходеем.
– Что скажешь, Иван?
Толстый, рано облысевший жрец, лет сорока, присел подле пленника. Его дрожащие руки неторопливо двигались вдоль связанного тела, словно боясь прикоснуться к нему.
– Ведьмак, – Иван испуганно отшатнулся от Лиходея, шлепнувшись на задницу, – как есть ведьмак. Все его тело невидимыми нитями заклятий исписано.
Второй жрец с опаской оглянулся на недовольного князя, ожидающего в стороне их решения.
– Чего князю брехать станем?
Иван пожал плечами, неторопливо вынимая из ножен большой охотничий нож.
– Ворожбой от него за версту несет. Зарезать бы его, покуда в себя не пришел – и дело с концом. Экая мерзость по земле бродит, сглазы да порчи на людей наводит.
Иван быстро склонился над пленником, ткнув его ножом в бок. Руку словно судорогой свело, выворачивая кисть, и лезвие ножа скользнуло по телу, не причинив Лиходею вреда.
– Ты чего творишь?! Князь голову снесет за него! – испуганно запричитал напарник.
Иван лишь усмехнулся, поднимаясь на ноги:
– А чего ему станется? Заговорен он от булата ратного. Не убить его клинком. Может, и есть где на теле слабое место, только не угадаешь ведь. Заковать его нужно. Только не в железо, оно его не удержит.
Иван задумчиво почесал затылок, неуверенно пожимая плечами:
– Может, в осиновые колодки закуем? Никакая ворожба ведь над осиной не властна!
Жрецы пошли к князю, важно расправив плечи и деловито наморщив лбы.
– Ну? Разобрались, кто таков?! – нетерпеливо рявкнул Велислав.
– А как же. На то мы и жрецы, чтобы таким делам лад давать. Помочь можем. Только... – Иван замолчал, взглянув на кошель, висящий на княжьем поясе. Пальцы жреца многозначительно потерли друг дружку, словно пересчитывая монеты.
– Дармоеды, – пробурчал Велислав в сердцах, срывая с пояса кошель и бросая его к ногам жреца, – вам бы только народ обирать. Говори!
Наклонившись, Иван быстро подобрал брошенный кошель. Прикинув на руке его вес, жрец сунул плату за пазуху, улыбнувшись.
– Сейчас колодки принесем. Как закуем, так и в подпол сажать можно. Можем к Урам голубка посыльного отправить с доброй вестью.
Велислав кивнул жрецам, направившись в дом. Проходя мимо воеводы, князь схватил его за ворот рубахи, притягивая к себе.
– За пленника – головой отвечаешь. Сбежит али сдохнет – сам его место займешь.
...Заковав ведьмака в осиновые колодки, заткнув тряпкой рот и связав меж собой пальцы бечевой, жрецы облегченно вздохнули и кликнули воеводу:
– Готово. Получай своего сокола ясного.
Повинуясь окрику воеводы, ратники схватили ведьмака и потянули его к казармам.
Лиходей приоткрыл затуманенные болью глаза, пытаясь пробиться сквозь пелену дурмана. Голова гудела, словно пчелиный улей, раскалываясь на части. Грязный истоптанный снег мелькал перед его глазами. «Жив», – мелькнула радостная мысль, и ведьмак поднял голову, озираясь по сторонам.
Облегченно вздохнув, уставшие тащить его ратники столкнули пленника в подпол. Рухнув с высоты трех человеческих ростов, Лиходей застонал от боли, уткнувшись лицом в грязную солому. Жесткие деревянные колодки безжалостно впились в его запястья, заставляя скривиться от боли. Натужно сопя, Лиходей оглядел стены каменного мешка, яростно выругавшись сквозь вонючее тряпье кляпа. С усилием перевернувшись на спину, ведьмак устало вздохнул, глядя ввысь. Свет едва пробивался в квадратный проем потолка темницы. Ведьмак попытался пошевелить ногами, также закованными в колодки. Ступни отозвались невыносимой болью – видимо, вывихнул при падении. Лиходей попробовал пошевелить пальцами рук. Тугие узлы бечевы сплели его пальцы меж собой, не оставляя ведьмаку даже шанса для ворожбы. Лиходей взвыл от бессилия, мысленно потянувшись к Мороке и взывая к ней о помощи.
Проводив взглядом стражу, тянущую бессознательного ведьмака по улице, Морока, по-старчески вздыхая, поднялась с бревна. Неторопливо двинувшись вслед за ними, она прошептала:
– Ох, Лиходеюшка, как же это ты попался. Всегда ведь такой осторожный был.
Боясь быть замеченной, колдунья прошла мимо казарм, бросив на них лишь мимолетный взгляд. Испуганные мысли проносились в ее голове. Рысичей перебили, Лиходея пленили. Нужно бежать! Опасность гнала ее прочь из города.
– Прости, Лиходей, боюсь я. Стоян эту кашу заварил, пусть сам и расхлебывает.
Направившись к городским воротам, колдунья вдруг замерла, услышав призыв Лиходея. «Морока... Помоги мне... Меч... Принеси мой меч...» Колдунья испуганно споткнулась, непроизвольно коснувшись рукой груди и опершись о стену. Идущие по улице горожане сочувственно поглядывали на старушку. Проходящая мимо девица подбежала к ней, придержала под руку:
– Что, бабушка, сердце прихватило? Пойдем, я тебя до дома доведу. Ты где живешь?
Морока покачала головой, сердито ее оттолкнув:
– Сама дойду.
Повернувшись, она неторопливо побрела к дому воеводы, следуя настойчивому зову Лиходея. Именно там находился его ведьмачий меч, подобранный жадной рукой воеводы. Дурное предчувствие холодило грудь колдуньи, делая ноги непослушными.
Глава 7
Не прекращая его трясти, Всеведа кричала, пытаясь добиться ответа:
– Меня или ее! Ответь, Ярослав! Кого из нас ты бросишь умирать на поле битвы?! Кто в этой жизни для тебя важней?!!
В ярости оттолкнув ее в сторону, Ярослав бросился к кадке с водой, стоящей в сеннике.
– Не знаю!!!
Окунув голову в воду, он пытался погасить невыносимо жгучую боль в висках. Всеведа всхлипнула, радостно поднося руку к взволнованной груди. Любовь – вот то великое волшебство, перед которым не устоит никакая ворожба. Печать Ледеи дрогнула, когда Ярослав встал перед самым сложным в его жизни выбором. И для того, чтобы почувствовать это, ей не нужно быть ворожеей. Он стал думать – и стал сомневаться в своей правоте.
Ярослав, задыхаясь, вынырнул из воды, безумно озираясь по сторонам.
– Что со мной? Что со мной, Всеведа? Да что же это со мной происходит?!!
Девушка подошла, прижимаясь к его груди и тихо нашептывая слова любви:
– Ничего, мой хороший. Просто ты ослеплен злой ворожбой. – Она стала осыпать поцелуями его лицо. – Я не позволю им забрать тебя. Ничего не бойся. Главное помни, что я люблю тебя. Помни это, милый.
...Поутру закричали горластые петухи, заставляя горожан недовольно кутаться в теплые шубы. Снежная зима засыпала город высокими сугробами, словно насмехаясь над жителями: мол, не спите, лежебоки, пора браться за работу. И молодые парни выходили из домов, подгоняемые суровыми окриками родителей, брались за широкие деревянные лопаты и расчищали от снега дворы. Зима – суровая пора года, земля отдыхает от пахоты, укрывшись снежным покрывалом. Скотина жует сухое сено в стойле, тоскливо подумывая о сочной луговой траве. Так и человек, затянув потуже пояс, ждет не дождется долгожданной весны.
Продрогшая после ночного дежурства стража притопывала у городских ворот, пытаясь согреться от лютого холода. Другой бы раз спали себе в теплой комнатушке, сидя у печи, кабы не беда полянская. Молодой рассен, стоящий на смотровой башне, укутался в теплый тулуп так, что торчал лишь один красный нос. Кусачий ветер заставлял его втягивать голову в плечи, щуря глаза от колючей снежной крупы. Испуганно вытянувшись струной, парень вдруг протер лицо рукавицей, стряхивая снег с ресниц. Напряженно вглядываясь вдаль, он выругался на чем свет стоит и, перегнувшись через ограждение, заорал:
– Старшина! Древляне идут! Поднимай гарнизон!!!
Скрипнув дверью охранной сторожки, во двор выбежал испуганный старшина, на ходу затягивая ремень. По-медвежьи косолапя, крепкий дядька, коему уже перевалило за пятый десяток, сопя, полез вверх по лестнице. Другой раз молодой стражник получил бы затрещину за то, что разбудил старшину. Получил бы, если бы не зимовал враг в домах братьев полянских да не пировал за их столами, празднуя победу. Наконец-то взобравшись по лестнице, старшина нахмурился, разглядывая приближающихся воинов.
– Явились, окаянные. – Обернувшись к молодому стражнику, старшина таки отвесил ему затрещину. – Чего стал столбом?! Бегом к воеводе! Одна нога здесь – другая там!
Не доехав ста шагов до городских ворот, воины остановились, повинуясь команде Лиходея. Весело поглядывая друг на друга, рысичи посмеивались, дивясь искусству Мороки. Осознавая всю опасность визита к рассенам, колдунья расстаралась на славу, придавая воинам грозный вид. Их взгляды сверкали ненавистью, широкие плечи бугрились в доспехах, кривые улыбки рассекали скуластые лица хищными оскалами.
Лиходей лишь окинул их мимолетным взглядом, оценивая ее старания, и обреченно покачал головой:
– Брось попусту силу тратить. Лучше пятки нам заворожи.
Морока удивленно покосилась на ведьмака:
– Как это, пятки заворожить?
– Чтоб не сверкали, как бежать от них станем. – Лиходей горько усмехнулся собственной шутке. – Морока, ты, если что, на рожон-то не лезь. Коли моргну, значит, совсем дело худо, попробуй в толпе затеряться. Да и сейчас на людях не кажись, скройся среди воинов.
Занимаясь с Безобразом сотню лет разбоем, Лиходей не боялся битв. Ничто так не радует воина, как пролитая его мечом кровь. Наложенные на его тело сотни наговоров защищали от многих неприятностей. От меча булатного, от стрелы, от петли, от камня, рукой брошенного. Но от всего защититься невозможно, и колдун это хорошо понимал. Западню он чувствовал за версту, ибо сам не единожды заманивал врагов. Вот и сейчас сердце тоскливо заныло в груди, предчувствуя беду. Однако приказом Стояна он не мог пренебречь. Им нужен был скот, чтобы прокормить воинов.
Со смотровой башни выглянул немолодой страж, громко прокричав:
– Кто такие будете? Чего надо?
Лиходей неторопливо выехал вперед, приближаясь к воротам и мерзко ухмыляясь старшине.
– Отворяй! К князю посланники древлянские пожаловали!
Старшина обернулся, видя, как по лестнице взбирается тысяцкий. У ворот уже собралось несколько сотен воинов гарнизона, выстраиваясь в боевом порядке. Лучники торопливо взбегали на стены, один за другим занимая места у бойниц. Тысяцкий выглянул наружу, грубо отодвигая старшину рукой:
– А ну, дай гляну. От кого, говоришь, пожаловали?!
Лиходей усмехнулся, отбрасывая с лица прядь волос, и взглянул на тысяцкого своим вторым глазом, слегка косящим в сторону. В отличие от колдуний, его искусство не требовало особых слов и обрядов. Для Лиходея сглазить человека – было делом нехитрым, лишь косо глянь да слово нужное шепни.
– Ты, часом, не оглох, воин? От древлянского князя мы пожаловали, от князя Стояна!
Тысяцкий смерил взглядом сотню воинов, прибывших с послом, и расхохотался, чувствуя, что сила на его стороне.
– Что-то не припомню я такого князя! Времена нынче неспокойные, каждый князем норовит стать!
Ратники у ворот весело захохотали, поддерживая издевку тысяцкого. Лиходей злобно сверкнул глазом, прошипев, словно змей:
– Не припомнишь, говоришь? Видать, ты головой сильно зашибся, раз князя древлянского забыл! Отворяй ворота, некогда мне с тобой переговариваться!
Морока, спрятавшаяся среди конных рысичей, лишь усмехнулась, почувствовав незримую вязь ворожбы. Проклятие Лиходея голодной лярвой метнулось к наглому тысяцкому, окутывая темным облаком его голову.
– Отворить ворота! Сопроводите этого... посланника к князю! – крикнул страже оскорбленный тысяцкий, принявшись спускаться со смотровой башни.
Едва спустившись до середины лестницы, он оступился на оледеневшей ступени и кубарем покатился вниз. Хватаясь руками за воздух, тысяцкий кулем рухнул наземь, сильно ударившись головой.
Растерянные ратники склонились над своим командиром, пытаясь привести его в чувство.
Сотня Лиходея неторопливо въехала в распахнутые городские ворота. Взглянув на растерянных воинов, собравшихся у бездыханного тела тысяцкого, ведьмак усмехнулся:
– То-то он князя нашего запамятовал. На ногах еле держится!
Рысичи расхохотались в угрюмые лица рассенских воинов. Лиходей внимательно огляделся по сторонам, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь признак западни. Все вроде было спокойно, ничего не предвещало предательства. Только слишком уж много воинов вышло их встречать. Сотен пять вооруженных до зубов ратников. Пытаясь отогнать дурные мысли, чтобы не накликать беду, ведьмак крикнул:
– Ведите к князю! Кто тут у вас теперь за старшего?
...Князь Велислав восседал на массивном деревянном троне, вынесенном на крыльцо, где и принято было встречать гостей. Зябко кутаясь в соболью шубу, старый князь подслеповато вглядывался в приближающихся воинов. Стоящий подле князя воевода поднял руку, приказывая воинам остановиться. Хорошо знающие свою службу ратники вмиг преградили рысичам дорогу, взяв под уздцы коня Лиходея. Воевода склонился к княжьему уху, что-то прошептал и получил в ответ утвердительный кивок.
– Посол может подойти к князю. Один.
Ведьмак недовольно скривился, спрыгивая с коня наземь, и, прихрамывая, пошел вперед. Князь был уже стар, недавно разменяв седьмой десяток. Его дрожащая от немощи рука то и дело ощупывала деревянный трон, словно сомневаясь в его крепости. Лиходей остановился, едва лишь стражники скрестили копья, преграждая ему путь.
– Здрав будь, князь Велислав. Древлянский князь Стоян шлет тебе привет и желает долгих лет жизни.
Велислав недовольно взирал на дерзкого посла, не желающего поклониться ему в пояс.
– И ты здрав будь, посол. С чем пожаловал?
Князь обшарил Лиходея взглядом, задержавшись глазами на тяжелом мешке, перекинутом через его плечо. Вид тяжелого мешка, звякнувшего монетами, вмиг улучшил его зрение. Ведьмак сбросил мешок с плеча, положив его к ногам старого князя. Заметив, как сверкнули глаза воеводы, склонившегося над казной, Лиходей нахмурился, процедив сквозь зубы:
– Здесь как договаривались. За сотню коров и три сотни овец. Можешь не считать, князь Стоян свое слово держит.
Князь Велислав взглянул на воеводу, утвердительно кивнувшего ему в ответ, и усмехнулся.
– Уж третий десяток лет я князь рассенский, только не припомню я среди древлян князя по имени Стоян. Воевода, может, ты слыхал про такого?
Воевода, нахмурившись, выступил вперед и окинул ведьмака наглым взглядом. Деловито уперев руки в бока, он прокричал, чтобы всем было слышно:
– Отчего ж не слыхал?! Это тот самый разбойник, что родной Древград огню предал. А потом и полян сгубил! Каков князь, таков и посол! Почему перед князем головы не склоняешь, скотина?!!
Лиходей криво усмехнулся, видя, как ладонь воеводы легла на рукоять меча. Помянув Стояна недобрым словом, ведьмак неторопливо оглянулся на Мороку, незаметно ей подмигнув. Спрыгнув с коня наземь, колдунья быстро затерялась среди сотни конных рысичей.
Стоящий в оцеплении рассен молодой ратник удивленно моргнул, увидев, как старая бабка пытается выбраться из конного отряда древлян.
– Понаехали тут! Чуть не затоптали, окаянные!
Ратник бросился к ней, хватая коней под уздцы:
– А ну, дайте бабке дорогу! Сюда ходи, мать. Как же ты там оказалась?
Болезненно перегнувшись в пояснице, бабка благодарно оперлась о протянутую руку воина.
– Ох, спасибо, сынок. Чуть не затоптали меня супостаты.
Пройдя сквозь угрюмый ратный строй, Морока скрылась в толпе городских зевак.
– Чего молчишь, посол? Язык откусил? Стража! – прорычал рассенский воевода.
Ратники угрожающе опустили копья, подступаясь к ненавистному древлянскому послу. Рысичи схватились за мечи, с горечью понимая, что это будет их последний бой. Видя, как Морока скрылась в толпе городских зевак, Лиходей наконец-то обернулся к разгневанному воеводе. Откинув с лица непослушную соломенную прядь, он громко расхохотался, обращаясь к князю:
– Это где ж такое видано, чтобы посла мечом встречали?
Велислав кивнул головой, соглашаясь с его словами, и с издевкой добавил:
– Посла убить – все одно что войну начать. Потому я так думаю: уехали вы от себя, а к нам так и не доехали. Правильно я говорю, воевода?
Лиходей нахмурился, понимая, что полюбовный разговор не получается.
– Не пожалей об этом, старик. На весь свой народ беду накличешь!
Велислав с трудом поднялся с трона, отправляясь в дом в сопровождении стражей. Задержавшись в дверях, он обернулся к воеводе, ткнув перстом в рысичей:
– Род свой предавших – убить! А этого, – князь взглянул на Лиходея и буднично произнес, зевнув: – Огню предайте. И чтоб никаких следов не осталось.
Велислав переступил порог, удаляясь в дом под звуки схлестнувшихся мечей. Остановившись у родового снопа, стоящего в углу комнаты, князь долго молчал. Наконец он склонил свою седую голову в уважительном поклоне, тихо прошептав:
– Простите мне деяния мои. Лишь о народе нашем пекусь и радею.
...Сеча началась. Взвизгнув тетивами, с луков сорвались стрелы, разя рысичей наповал. Поднимая коней на дыбы, воины пытались вырваться из оцепления, затаптывая ратников. Улица перед площадью, на которой их заперли рассены, была слишком узкой для боя. Один за другим рысичи стали падать с коней, сраженные стрелами и копьями. Лиходей, оставшийся посреди площади без охраны, яростно зарычал, выхватывая свой меч. Почти одновременно в его нагрудник ударило несколько стрел. Преломившись, словно хворост, они упали к его ногам, не причинив ведьмаку вреда. Десяток ратников бросились к Лиходею, пытаясь поднять его на копья. Ведьмак расхохотался им в лицо, понимая, что из этой западни ему не вырваться. Размахнувшись клинком, он встретил их градом безумных ударов. Его меч с треском ломал древка копий, тяжелые щиты воинов раскалывались пополам под его мощными ударами. Рыча, словно затравленный зверь, оставив за спиной десяток изувеченных тел, ведьмак, хромая, прокладывал себе дорогу к княжьему дому. Окрик воеводы, призывающего на подмогу воинов, заставил Лиходея остановиться. Три десятка рассенов преградили ему путь, обнажив клинки. Ведьмак обернулся, с надеждой взглянув на рысичей. Половина его отряда уже перебита, остальных же рассены уверенно оттесняли в глубь улицы. На помощь рассчитывать не приходилось. Ратники обступили его со всех сторон, медленно сжимая кольцо. Взметнулось несколько коротких копий, устремившихся к Лиходею. Они лишь вскользь коснулись его своими древками, словно их сносило порывом ветра. Взмахнув головой, ведьмак откинул с лица грязные всклокоченные волосы, застилающие его правый глаз. С ненавистью озираясь по сторонам, он зашептал заклятье, придающее сил, и вновь бросился в бой.
Обескураженный воевода топтался за спинами ратников, не понимая, почему этот хромой калека все еще жив. Мало того, ратники один за другим погибали от ударов его меча, не в силах даже коснуться воина своими клинками. Воевода моргнул, словно силясь отогнать страшный сон. Ведьмак уверенно продвигался к княжьему дому, безжалостно сея смерть на своем пути.
– Ко мне, воины! – воевода испуганно заголосил на всю площадь, вновь призывая на помощь.
Несколько десятков ратников отделились от битвы с рысичами и набросились на Лиходея со спины. Погребенный под их телами ведьмак застонал от боли, силясь вырваться из их цепких рук. Выползая, словно угорь, из груды навалившихся на него тел, Лиходей замер. Склонившийся над ним воин размахнулся щитом, яростно обрушивая его на голову ненавистного врага. Ведьмак лишь горько усмехнулся промелькнувшей в голове мысли: от всего не убережешься. За яркой вспышкой удара наступила непроглядная тьма, поглотившая его сознание.
Покончившие с рысичами ратники подогнали телеги, торопливо загружая их телами врагов. Получив от воеводы наказ быстро вывезти тела за пределы города, воины роптали промеж собой. «Кровь проливали, себя не жалели, а деньгу всю князь с воеводой загребли?! А вы, мол, мужичье нечесаное, тела в лес свезите да закопайте, с глаз долой».
Князь вышел на крыльцо, следуя за испуганным воеводой. Остановившись на пороге, Велислав недовольно ткнул пальцем в тела ратников, лежащие у самых ступеней дома.
– Это что ж получается? Разбойник чуть в мой дом не ворвался? А ты куда глядел?!
– То-то и оно, Велислав, кабы не я, он бы уж точно до тебя добрался. – Воевода заискивающе лебезил перед хозяином, перевирая на свой лад схватку с ведьмаком. – Два десятка лучших ратников порешил, покуда я его не угомонил.
Князь нахмуренно окинул взглядом изувеченные тела воинов.
– Да, дела! Один, что ль? Всех один положил?
Воевода кивнул, перейдя на шепот и озираясь по сторонам:
– Чую, князь, важную мы птицу сегодня взяли. Хорошо, не убили, лишь зашибли малехо. Вон, лежит в сторонке, по рукам да ногам повязанный.
Велислав схватил воеводу за ворот рубахи, недовольно прошипев:
– Я что сказал?! Огню предать! И чтоб следа от этих древлян не осталось.
Воевода вновь зашептал, заглядывая князю в глаза:
– Да погоди ты серчать, Велислав. Древляне-то против Асгарда выступили. А воин этот непростой. Силен он непомерно! Нечеловечески силен, понимаешь? А коли Правителю сообщить? Может, за него награда причитается? Неужто их вождь доверил бы казну простому проходимцу? Своего он прислал!
Князь на мгновение задумался, жадно поглядывая на лежащего в беспамятстве связанного Лиходея.
– Молодец, воевода, – Велислав схватил воеводу за чуб, жестко потрепав, словно любимого пса, – молодец. А что, воин и вправду силен? Не вырвется?
– Силен, князь, еще как силен. Может, заковать, пока в беспамятстве?
– Можно и заковать. – Князь задумчиво пощипал седую скудную бороденку. – А лучше жрецов позвать. Чую, не обойтись нам без них. Пускай они поглядят, что он за птица, да по-своему его спеленают.
Двое жрецов, призванных князем осмотреть пленника, испуганно перешептывались, склонившись над Лиходеем.
– Что скажешь, Иван?
Толстый, рано облысевший жрец, лет сорока, присел подле пленника. Его дрожащие руки неторопливо двигались вдоль связанного тела, словно боясь прикоснуться к нему.
– Ведьмак, – Иван испуганно отшатнулся от Лиходея, шлепнувшись на задницу, – как есть ведьмак. Все его тело невидимыми нитями заклятий исписано.
Второй жрец с опаской оглянулся на недовольного князя, ожидающего в стороне их решения.
– Чего князю брехать станем?
Иван пожал плечами, неторопливо вынимая из ножен большой охотничий нож.
– Ворожбой от него за версту несет. Зарезать бы его, покуда в себя не пришел – и дело с концом. Экая мерзость по земле бродит, сглазы да порчи на людей наводит.
Иван быстро склонился над пленником, ткнув его ножом в бок. Руку словно судорогой свело, выворачивая кисть, и лезвие ножа скользнуло по телу, не причинив Лиходею вреда.
– Ты чего творишь?! Князь голову снесет за него! – испуганно запричитал напарник.
Иван лишь усмехнулся, поднимаясь на ноги:
– А чего ему станется? Заговорен он от булата ратного. Не убить его клинком. Может, и есть где на теле слабое место, только не угадаешь ведь. Заковать его нужно. Только не в железо, оно его не удержит.
Иван задумчиво почесал затылок, неуверенно пожимая плечами:
– Может, в осиновые колодки закуем? Никакая ворожба ведь над осиной не властна!
Жрецы пошли к князю, важно расправив плечи и деловито наморщив лбы.
– Ну? Разобрались, кто таков?! – нетерпеливо рявкнул Велислав.
– А как же. На то мы и жрецы, чтобы таким делам лад давать. Помочь можем. Только... – Иван замолчал, взглянув на кошель, висящий на княжьем поясе. Пальцы жреца многозначительно потерли друг дружку, словно пересчитывая монеты.
– Дармоеды, – пробурчал Велислав в сердцах, срывая с пояса кошель и бросая его к ногам жреца, – вам бы только народ обирать. Говори!
Наклонившись, Иван быстро подобрал брошенный кошель. Прикинув на руке его вес, жрец сунул плату за пазуху, улыбнувшись.
– Сейчас колодки принесем. Как закуем, так и в подпол сажать можно. Можем к Урам голубка посыльного отправить с доброй вестью.
Велислав кивнул жрецам, направившись в дом. Проходя мимо воеводы, князь схватил его за ворот рубахи, притягивая к себе.
– За пленника – головой отвечаешь. Сбежит али сдохнет – сам его место займешь.
...Заковав ведьмака в осиновые колодки, заткнув тряпкой рот и связав меж собой пальцы бечевой, жрецы облегченно вздохнули и кликнули воеводу:
– Готово. Получай своего сокола ясного.
Повинуясь окрику воеводы, ратники схватили ведьмака и потянули его к казармам.
Лиходей приоткрыл затуманенные болью глаза, пытаясь пробиться сквозь пелену дурмана. Голова гудела, словно пчелиный улей, раскалываясь на части. Грязный истоптанный снег мелькал перед его глазами. «Жив», – мелькнула радостная мысль, и ведьмак поднял голову, озираясь по сторонам.
Облегченно вздохнув, уставшие тащить его ратники столкнули пленника в подпол. Рухнув с высоты трех человеческих ростов, Лиходей застонал от боли, уткнувшись лицом в грязную солому. Жесткие деревянные колодки безжалостно впились в его запястья, заставляя скривиться от боли. Натужно сопя, Лиходей оглядел стены каменного мешка, яростно выругавшись сквозь вонючее тряпье кляпа. С усилием перевернувшись на спину, ведьмак устало вздохнул, глядя ввысь. Свет едва пробивался в квадратный проем потолка темницы. Ведьмак попытался пошевелить ногами, также закованными в колодки. Ступни отозвались невыносимой болью – видимо, вывихнул при падении. Лиходей попробовал пошевелить пальцами рук. Тугие узлы бечевы сплели его пальцы меж собой, не оставляя ведьмаку даже шанса для ворожбы. Лиходей взвыл от бессилия, мысленно потянувшись к Мороке и взывая к ней о помощи.
Проводив взглядом стражу, тянущую бессознательного ведьмака по улице, Морока, по-старчески вздыхая, поднялась с бревна. Неторопливо двинувшись вслед за ними, она прошептала:
– Ох, Лиходеюшка, как же это ты попался. Всегда ведь такой осторожный был.
Боясь быть замеченной, колдунья прошла мимо казарм, бросив на них лишь мимолетный взгляд. Испуганные мысли проносились в ее голове. Рысичей перебили, Лиходея пленили. Нужно бежать! Опасность гнала ее прочь из города.
– Прости, Лиходей, боюсь я. Стоян эту кашу заварил, пусть сам и расхлебывает.
Направившись к городским воротам, колдунья вдруг замерла, услышав призыв Лиходея. «Морока... Помоги мне... Меч... Принеси мой меч...» Колдунья испуганно споткнулась, непроизвольно коснувшись рукой груди и опершись о стену. Идущие по улице горожане сочувственно поглядывали на старушку. Проходящая мимо девица подбежала к ней, придержала под руку:
– Что, бабушка, сердце прихватило? Пойдем, я тебя до дома доведу. Ты где живешь?
Морока покачала головой, сердито ее оттолкнув:
– Сама дойду.
Повернувшись, она неторопливо побрела к дому воеводы, следуя настойчивому зову Лиходея. Именно там находился его ведьмачий меч, подобранный жадной рукой воеводы. Дурное предчувствие холодило грудь колдуньи, делая ноги непослушными.
Глава 7
Минуло три дня с посещения Чернавой праздника Велеса. Горькие слова Правителя легли ей на грудь тяжелым камнем, не давая покоя. Все это время она не находила себе места, размышляя о грядущем. И чем больше она думала о нем, тем чаще ее мысли возвращались в прошлое. К родному дому, к брошенным родителям, чьи надежды рухнули в один день. Вдруг, в один миг, она осознала, что все ее будущее сокрыто в прошлом. Ведь своими поступками мы сами прокладываем себе дорогу в неизведанное грядущее. И теперь для нее нет иного пути. Та ночь, когда явился ведьмак, спасая ее от духа Ямы, стала роковой. Чернава расплакалась, словно дите малое. Почему жизнь так жестоко обошлась с ней? Откуда взялся этот дух проклятый?! Почему другие живут спокойно и счастливо, наплевав на все и вся? Ребенок. Она с содроганием вспомнила слова Правителя, не желая верить его предсказанию. Не может этого быть. Не может она породить зло, способное уничтожить все живое на земле. Ведь сама она росла доброй и ласковой девочкой. И дите ее иным быть не может. Ведь не из рода, а в род вырастают дети. Никогда яблочко под грушу не закатится, так ей мать говорила. Чернава вновь расплакалась, вспомнив об истинном роде Стояна. Ох, горюшко горемычное! Что же делать-то, коли сын в отца удастся? Ее любовь к ведьмаку меркла, как меркло и имя, данное ей Мораной.
Дверь со скрипом отворилась, и на пороге по-явился старый Беримир с казанком в руках. Бросив на Чернаву сочувствующий взгляд, страж прошел к столу, оставляя горячий обед. Вернувшись с празднования дня Велеса, девушка отказывалась от еды. Задержавшись в пороге, Беримир обернулся и пробурчал:
– Хватит, милая, себя изводить. Не знаю я, что у тебя случилось, только слезами горю не поможешь. Третий день во рту маковой росинки не было. Себя не жалеешь, так хоть дите свое голодом не мори!
Сидя на лавке у окна и жалобно шмыгая носом, Чернава бросила на Беримира косой взгляд и попросила:
– Помоги подняться, Беримир? Ноги меня не слушаются.
Стражник озабоченно подбежал к ней, по-отечески взял девушку под руки:
– Ох, и дуреха! Всю силу выплакала. Ну-ка, обопрись об меня.
Поднимаясь с лавки, Чернава ловко выхватила нож, болтающийся на поясе Беримира.
– Ты чего, девка? – старый воин удивленно моргнул, видя, что колдунья направила клинок острием к собственному животу. – Белены, что ль, объелась? Ну-ка отдай, не дай бог поранишься!
Упрямо замотав головой, девушка попятилась в угол горницы.
– Ступай, Беримир. Я сама должна с этим справиться. Нет у меня иного пути. Устала я рыдать над судьбой своей. Правильно ты говоришь, слезами горю не поможешь – делать что-то нужно. Мать да отца опозорила, Моране душу свою отдала, а теперь еще и дитя погибели под сердцем своим ношу. Уходи, Беримир!
– Не все так просто, Чернава, – раздался голос появившегося на пороге Правителя. Окинув взглядом происходящее, он недовольно покачал головой. – Все мы ночами не спим в поисках верного решения. Знаешь, как в народе говорят: «Бодливой корове Бог рогов не дает». А с тобой все иначе получается. Вроде и не бодлива ты, а рога тебе Морана дала такие, что весь Мир на них поднять можешь. Совет Древних долго думал над тем, какой найти выход из твоего положения. Нож здесь ничего не решит, поверь мне, девочка. Едва лишь перестанет биться его сердце – и весь мир содрогнется от ледяного холода Нави, навеки утратив тепло жизни. И Ледея превратится в ледяную смерть, укутывая покрывалом вечной мерзлоты Землю. – Правитель замолчал, отрешенно глядя в пустоту перед собой, словно видел картины гибели мира. – Ты должна узнать свою судьбу, Чернава. Ты должна прожить ее мысленно, радуясь и страдая, словно наяву. Невозможно войти в одну воду дважды. Твоя жизнь, прожитая в мыслях, станет прошлым, а прошлое вернуть нельзя. И вновь закрутится Колесо Судьбы, и вплетет Матушка Макошь новый виток в твою жизнь. И этот виток изменит судьбы всего человечества. И тогда мы найдем решение и сможем изменить грядущее.
Чернава удивленно моргнула, роняя слезы с заплаканных ресниц:
– О чем ты? Я не понимаю...
Правитель взмахнул рукой, вновь приглашая ее последовать в неведомое путешествие:
– Пойдем. Совет Древних поможет тебе предстать перед Богиней Карной.
Вытирая слезы, девушка неуверенно направилась к выходу, следуя за чародеем. Нож выпал на пол из ослабевшей девичьей руки. Слова Правителя словно раздули в ее душе затухающую искру надежды. И эта искра вновь согрела своим теплом маленькое, ни в чем не повинное дитя.
Остановившись у двери, ведущей в Зал Древних, Правитель снял с лица маску, оборачиваясь к колдунье. На лице чародея отобразилось волнение, так не свойственное его величию.
– Сюда никогда не ступала нога простого смертного. Здесь мы принимаем самые важные решения, касающиеся судьбы человечества. И сегодня его судьба зависит только от тебя. – Правитель решительно распахнул дверь. – Пойдем, Чернава, и да пребудет с тобой Сварог – Создатель нашей Вселенной.
Чернава переступила порог, следуя за Правителем и восхищенно озираясь по сторонам. В огромном каменном зале, украшенном причудливой мозаикой, восседали на тронах Великие Уры, дожидавшиеся начала обряда. Лишь один трон пустовал с тех пор, как пропал Ур по имени Элкор.
Войдя в зал, Правитель поднял в приветствии руку. Старые Уры с трудом поднялись со своих мест, почтительно склонив головы перед многомудрым братом. Правитель окинул чародеев суровым взором, пытаясь распознать их тайные мысли. Усталость от жизни. За последний год его братья быстро постарели в предчувствии скорого конца. Страх. Не за себя они боялись – нет. Они устали от мирского бытия, с радостью готовя свои души к Восхождению. Это был страх за человечество. Они не желали видеть, как будет разрушено то, что тысячелетия создавали их великие умы. Неприязнь к Чернаве – испуганной девушке, ожидающей в центре зала своего приговора. Она не боялась их гнева, с надеждой обращая свои мысли к каждому из них. Она ждала от них помощи, с мольбой заглядывая в глаза каждого старца. Уры избегали ее взгляда, грустно вздыхая и молчаливо переглядываясь между собой.
Дверь со скрипом отворилась, и на пороге по-явился старый Беримир с казанком в руках. Бросив на Чернаву сочувствующий взгляд, страж прошел к столу, оставляя горячий обед. Вернувшись с празднования дня Велеса, девушка отказывалась от еды. Задержавшись в пороге, Беримир обернулся и пробурчал:
– Хватит, милая, себя изводить. Не знаю я, что у тебя случилось, только слезами горю не поможешь. Третий день во рту маковой росинки не было. Себя не жалеешь, так хоть дите свое голодом не мори!
Сидя на лавке у окна и жалобно шмыгая носом, Чернава бросила на Беримира косой взгляд и попросила:
– Помоги подняться, Беримир? Ноги меня не слушаются.
Стражник озабоченно подбежал к ней, по-отечески взял девушку под руки:
– Ох, и дуреха! Всю силу выплакала. Ну-ка, обопрись об меня.
Поднимаясь с лавки, Чернава ловко выхватила нож, болтающийся на поясе Беримира.
– Ты чего, девка? – старый воин удивленно моргнул, видя, что колдунья направила клинок острием к собственному животу. – Белены, что ль, объелась? Ну-ка отдай, не дай бог поранишься!
Упрямо замотав головой, девушка попятилась в угол горницы.
– Ступай, Беримир. Я сама должна с этим справиться. Нет у меня иного пути. Устала я рыдать над судьбой своей. Правильно ты говоришь, слезами горю не поможешь – делать что-то нужно. Мать да отца опозорила, Моране душу свою отдала, а теперь еще и дитя погибели под сердцем своим ношу. Уходи, Беримир!
– Не все так просто, Чернава, – раздался голос появившегося на пороге Правителя. Окинув взглядом происходящее, он недовольно покачал головой. – Все мы ночами не спим в поисках верного решения. Знаешь, как в народе говорят: «Бодливой корове Бог рогов не дает». А с тобой все иначе получается. Вроде и не бодлива ты, а рога тебе Морана дала такие, что весь Мир на них поднять можешь. Совет Древних долго думал над тем, какой найти выход из твоего положения. Нож здесь ничего не решит, поверь мне, девочка. Едва лишь перестанет биться его сердце – и весь мир содрогнется от ледяного холода Нави, навеки утратив тепло жизни. И Ледея превратится в ледяную смерть, укутывая покрывалом вечной мерзлоты Землю. – Правитель замолчал, отрешенно глядя в пустоту перед собой, словно видел картины гибели мира. – Ты должна узнать свою судьбу, Чернава. Ты должна прожить ее мысленно, радуясь и страдая, словно наяву. Невозможно войти в одну воду дважды. Твоя жизнь, прожитая в мыслях, станет прошлым, а прошлое вернуть нельзя. И вновь закрутится Колесо Судьбы, и вплетет Матушка Макошь новый виток в твою жизнь. И этот виток изменит судьбы всего человечества. И тогда мы найдем решение и сможем изменить грядущее.
Чернава удивленно моргнула, роняя слезы с заплаканных ресниц:
– О чем ты? Я не понимаю...
Правитель взмахнул рукой, вновь приглашая ее последовать в неведомое путешествие:
– Пойдем. Совет Древних поможет тебе предстать перед Богиней Карной.
Вытирая слезы, девушка неуверенно направилась к выходу, следуя за чародеем. Нож выпал на пол из ослабевшей девичьей руки. Слова Правителя словно раздули в ее душе затухающую искру надежды. И эта искра вновь согрела своим теплом маленькое, ни в чем не повинное дитя.
Остановившись у двери, ведущей в Зал Древних, Правитель снял с лица маску, оборачиваясь к колдунье. На лице чародея отобразилось волнение, так не свойственное его величию.
– Сюда никогда не ступала нога простого смертного. Здесь мы принимаем самые важные решения, касающиеся судьбы человечества. И сегодня его судьба зависит только от тебя. – Правитель решительно распахнул дверь. – Пойдем, Чернава, и да пребудет с тобой Сварог – Создатель нашей Вселенной.
Чернава переступила порог, следуя за Правителем и восхищенно озираясь по сторонам. В огромном каменном зале, украшенном причудливой мозаикой, восседали на тронах Великие Уры, дожидавшиеся начала обряда. Лишь один трон пустовал с тех пор, как пропал Ур по имени Элкор.
Войдя в зал, Правитель поднял в приветствии руку. Старые Уры с трудом поднялись со своих мест, почтительно склонив головы перед многомудрым братом. Правитель окинул чародеев суровым взором, пытаясь распознать их тайные мысли. Усталость от жизни. За последний год его братья быстро постарели в предчувствии скорого конца. Страх. Не за себя они боялись – нет. Они устали от мирского бытия, с радостью готовя свои души к Восхождению. Это был страх за человечество. Они не желали видеть, как будет разрушено то, что тысячелетия создавали их великие умы. Неприязнь к Чернаве – испуганной девушке, ожидающей в центре зала своего приговора. Она не боялась их гнева, с надеждой обращая свои мысли к каждому из них. Она ждала от них помощи, с мольбой заглядывая в глаза каждого старца. Уры избегали ее взгляда, грустно вздыхая и молчаливо переглядываясь между собой.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента