Несколько лет назад нобелевский лауреат по экономике Джозеф Стиглиц опубликовал очень известную статью о том, что намерения Запада были благородные – помочь России реформировать экономику, построить промышленность. Но при этом рецепты лечения, по мнению Стиглица, были плохие – не то делали, не то советовали, надо было по-другому действовать. Китай, который отверг западные советы и сам строил свои реформы, удвоил ВВП к началу 2000 года, а у России ВВП, наоборот, упал почти в два раза.
Но проблема с аргументацией Стиглица состоит в том, что порой она выглядит как очень поверхностная – всегда легко критиковать постфактум и говорить, что надо было бы делать по-другому. Западные эксперты действительно недооценили масштаб трудностей, но у них, среди прочего, было недостаточно данных – они не только не знали, насколько шло падение ВВП в стране, но не имели даже точной информации о том, что производили заводы и фабрики в Советском Союзе. Поэтому им было очень трудно оценить всю серьезность ситуации после развала СССР. А кроме того, Стиглиц, да и многие другие упускают из виду самый важный критический фактор – развал вертикали структуры власти коммунистической партии Советского Союза, которая возглавляла и держала в руках страну.
В любой обычной стране есть правительство, есть министерства, есть гражданские служащие, есть центральный банк, и все это работает, государственные институты функционируют в своем рутинном режиме. Бывают трудные ситуации, но органы власти все равно продолжают работать. И эксперты, приехав в разваливающийся Советский Союз, не понимали того, что вертикаль власти исчезла. В СССР она была встроена в партийную монополию, и все важные решения санкционировались компартией. Не стало власти партии – не стало и структуры, которая принимает и проводит решения. Те же китайцы, которых обычно ставят в пример, все крупные политические и экономические вопросы решали и по-прежнему решают именно через партийную номенклатурную структуру.
Поэтому Стигиц, может быть, и прав в том, что наверно надо было начинать со строительства государственных властных институтов. Но он недооценивает, насколько критическая ситуация тогда была. Люди в провинции получали скудные продовольственные пайки по карточкам, продуктов не было. И при этом еще и структуры власти надо было строить с нуля. Разумеется, начали с того, что было более срочным, то есть со срочных экономических мер.
Еще один критик и МВФ, и Всемирного банка известный в России экономист и политик Сергей Глазьев выдвигал более конкретные обвинения в адрес МВФ, Всемирного банка и Запада в целом. В частности он говорил о том, что и МВФ, и Запад поддержали расстрел Белого дома в 1993 году, оправдывая его необходимостью продолжения реформ. В 1995–1996 годах МВФ поддержал знаменитые залоговые аукционы, когда крупные компании приобретались за кредиты, которое получало и выдавало правительство. А во второй половине 90-х МВФ поддержал создание пирамиды ГКО, крах которой в итоге и привел к дефолту 1998 года. Тем самым западные институты и эксперты поддерживали те или иные действия российского правительства, которые имели печальные последствия.
Однако надо принимать во внимание то, что основной роль иностранных консультантов в России была только в период правительства Гайдара и в ранний период кабинета В. Черномырдина, то есть в 1992–1994 годах. А потом российское правительство восстановило свою организационную структуру, пусть и в минимально возможном масштабе, и западным специалистам очень быстро было сказано: «Большое спасибо, ваши услуги хороши, но они больше нам не нужны». Поэтому в середине и второй половине 90-х годов уже именно российские лидеры и экономисты сами принимали решения. Нередко в том же МВФ в самую последнюю минуту узнавали о том, что собираются сделать в Кремле и Белом доме, а иногда и постфактум. Когда, к примеру, Виктор Геращенко провел реформу рубля в июле 1994 года, потому что ему казалось, что на Украине и в Таджикистане печатают фальшивые деньги, представители МВФ встречались с ним буквально накануне, а потом вернулись в Вашингтон и только там узнали, что за их спиной уже все провернули и у России уже новые деньги.
Примерно то же самое было с ГКО (государственными казначейскими обязательствами). Иностранные консультанты были согласны, что это неплохая идея (привлечение средств на рынке для финансирования дефицита бюджета путем выпуска долговых обязательств) – при условии, что правительство будет контролировать получение доходов, бюджетный дефицит будет сокращаться, появится более крупный рынок долговых обязательств, в котором и местные резиденты, и иностранцы могут участвовать. Это, в свою очередь, должно было создать рынок спроса, где уровень займов будет снижаться, проценты будут снижаться – и конечно для русского народа лучше, когда низкий процент по кредитам. Уже позже им стало понятно, что сама идея рынка ГКО и идея того, что можно взять дефицит под контроль и снизить процентные ставки – была слишком наивна, потому что политической воли для этого в России не было.
Вообще, принятие любого решения в конечном счете всегда оставалось за российской стороной. Консультанты МВФ имели право одобрить или не одобрить любую предлагаемую программу, которая делалась на одалживаемые фондом деньги. Но прошло довольно много времени, прежде чем они поняли, что предлагаемые им красивые проекты на практике реализуются совсем по-другому.
Если же оставить в стороне гастарбайтеров и говорить все же о западном влиянии в широком смысле этого слова, то иностранцы приходят сейчас в Россию уже не столько для того, чтобы консультировать, сколько чтобы открывать свои бизнесы. И в какой-то мере они действительно представляют культурный и социальный вызов привычной жизни местного населения, причем не только в России, но и в любой другой стране. И если взять, к примеру, все тот же Китай, с которым Россию любят сравнивать, то там большая часть населения открыто заявляет – все, что идет от иностранцев, порочно и злонамеренно. Но при этом Китай – мировой лидер по объему привлечения прямых иностранных инвестиций, что является одним из главных факторов его феноменального экономического подъема. В России отношение к американизированной западной культуре куда более мягкое, и возможно в этом есть заслуга и Бирона, и ему подобных иностранцев, благодаря которым в России давно привыкли к периодическим виткам сильного западного влияния.
К тому же, хоть культура и традиции многих западных компаний могут сильно отличаться от того, что делается в русских компаниях, многие русские говорят, что предпочитают работать в западной фирме, потому что там все ясно, все прозрачно, зачастую выше зарплата.
Но проблема с аргументацией Стиглица состоит в том, что порой она выглядит как очень поверхностная – всегда легко критиковать постфактум и говорить, что надо было бы делать по-другому. Западные эксперты действительно недооценили масштаб трудностей, но у них, среди прочего, было недостаточно данных – они не только не знали, насколько шло падение ВВП в стране, но не имели даже точной информации о том, что производили заводы и фабрики в Советском Союзе. Поэтому им было очень трудно оценить всю серьезность ситуации после развала СССР. А кроме того, Стиглиц, да и многие другие упускают из виду самый важный критический фактор – развал вертикали структуры власти коммунистической партии Советского Союза, которая возглавляла и держала в руках страну.
В любой обычной стране есть правительство, есть министерства, есть гражданские служащие, есть центральный банк, и все это работает, государственные институты функционируют в своем рутинном режиме. Бывают трудные ситуации, но органы власти все равно продолжают работать. И эксперты, приехав в разваливающийся Советский Союз, не понимали того, что вертикаль власти исчезла. В СССР она была встроена в партийную монополию, и все важные решения санкционировались компартией. Не стало власти партии – не стало и структуры, которая принимает и проводит решения. Те же китайцы, которых обычно ставят в пример, все крупные политические и экономические вопросы решали и по-прежнему решают именно через партийную номенклатурную структуру.
Поэтому Стигиц, может быть, и прав в том, что наверно надо было начинать со строительства государственных властных институтов. Но он недооценивает, насколько критическая ситуация тогда была. Люди в провинции получали скудные продовольственные пайки по карточкам, продуктов не было. И при этом еще и структуры власти надо было строить с нуля. Разумеется, начали с того, что было более срочным, то есть со срочных экономических мер.
Еще один критик и МВФ, и Всемирного банка известный в России экономист и политик Сергей Глазьев выдвигал более конкретные обвинения в адрес МВФ, Всемирного банка и Запада в целом. В частности он говорил о том, что и МВФ, и Запад поддержали расстрел Белого дома в 1993 году, оправдывая его необходимостью продолжения реформ. В 1995–1996 годах МВФ поддержал знаменитые залоговые аукционы, когда крупные компании приобретались за кредиты, которое получало и выдавало правительство. А во второй половине 90-х МВФ поддержал создание пирамиды ГКО, крах которой в итоге и привел к дефолту 1998 года. Тем самым западные институты и эксперты поддерживали те или иные действия российского правительства, которые имели печальные последствия.
Однако надо принимать во внимание то, что основной роль иностранных консультантов в России была только в период правительства Гайдара и в ранний период кабинета В. Черномырдина, то есть в 1992–1994 годах. А потом российское правительство восстановило свою организационную структуру, пусть и в минимально возможном масштабе, и западным специалистам очень быстро было сказано: «Большое спасибо, ваши услуги хороши, но они больше нам не нужны». Поэтому в середине и второй половине 90-х годов уже именно российские лидеры и экономисты сами принимали решения. Нередко в том же МВФ в самую последнюю минуту узнавали о том, что собираются сделать в Кремле и Белом доме, а иногда и постфактум. Когда, к примеру, Виктор Геращенко провел реформу рубля в июле 1994 года, потому что ему казалось, что на Украине и в Таджикистане печатают фальшивые деньги, представители МВФ встречались с ним буквально накануне, а потом вернулись в Вашингтон и только там узнали, что за их спиной уже все провернули и у России уже новые деньги.
Примерно то же самое было с ГКО (государственными казначейскими обязательствами). Иностранные консультанты были согласны, что это неплохая идея (привлечение средств на рынке для финансирования дефицита бюджета путем выпуска долговых обязательств) – при условии, что правительство будет контролировать получение доходов, бюджетный дефицит будет сокращаться, появится более крупный рынок долговых обязательств, в котором и местные резиденты, и иностранцы могут участвовать. Это, в свою очередь, должно было создать рынок спроса, где уровень займов будет снижаться, проценты будут снижаться – и конечно для русского народа лучше, когда низкий процент по кредитам. Уже позже им стало понятно, что сама идея рынка ГКО и идея того, что можно взять дефицит под контроль и снизить процентные ставки – была слишком наивна, потому что политической воли для этого в России не было.
Вообще, принятие любого решения в конечном счете всегда оставалось за российской стороной. Консультанты МВФ имели право одобрить или не одобрить любую предлагаемую программу, которая делалась на одалживаемые фондом деньги. Но прошло довольно много времени, прежде чем они поняли, что предлагаемые им красивые проекты на практике реализуются совсем по-другому.
Как вы считаете, иностранцы, работающие в России, приносят ей больше вреда или больше пользы?Большинство жителей России негативно относятся к иностранцам, хотя в само понятие «иностранец, работающий в России» разные люди вкладывают разный смысл – кто-то имеет в виду киргизов, узбеков, таджиков, которые подметают улицы, кто-то иностранных управленцев и узких специалистов, а кто-то миссию МВФ и Всемирного банка. Согласно распространенным представлениям, первые создают нестабильность, вторые – отнимают хорошие рабочие места, а третьи дают неверные советы – то есть, по мнению многих жителей России, все по-своему плохи.
• Больше вреда – 37 %
• Больше пользы – 29 %
• Затрудняюсь ответить – 34 %
(По результатам опроса 1800 экономически активных граждан России старше восемнадцати лет на портале «SuperJob»)
«Они занимают трудовые места своими соглашениями на работу, за мизерную зарплату они сбивают расценки зарплат для наших людей. В связи с этим работодателю дешевле нанять иностранца, хотя и качество работ заметно хуже».Расхожей претензией и к гастарбайтерам, и к высококвалифицированным специалистам, и тем более к руководителям иностранных компаний является реальное или мнимое навязывание ими своей культуры и своего образа жизни.
«С привлечением иностранной рабочей силы в России растет уровень преступности, а как следствие, особенно национализма».
«Компетентность важнее, чем происхождение, национальность и цвет кожи».
«В некоторых сферах деятельности у нас пока нет хороших специалистов, и тут на выручку приходят иностранцы. Но со временем мы должны перенимать их опыт и обходиться без них».
«С одной стороны, они несут пользу, не пьют, трудолюбивы. С другой, гастарбайтеры посодействовали снижению уровня зарплат в тех сферах, в которых они в основном работают».
«Все зависит от типа работы. Если устраивать иностранца с высокой квалификацией, то это определенно хорошо, а разнорабочими плохо, так как они делают руководителей этих организаций царьками».
«Кто-то нам необходим, как киргизы и узбеки, убирающие улицы, и вообще люди, не влияющие на политику страны, я думаю, что просто хотят здесь работать, и в этом нет ничего плохого, это мировая практика».
«Вводят иностранцы дурацкие правила в своих фирмах».
(Из комментариев к опросу об иностранцах в России на сайте «SuperJob»)
Если же оставить в стороне гастарбайтеров и говорить все же о западном влиянии в широком смысле этого слова, то иностранцы приходят сейчас в Россию уже не столько для того, чтобы консультировать, сколько чтобы открывать свои бизнесы. И в какой-то мере они действительно представляют культурный и социальный вызов привычной жизни местного населения, причем не только в России, но и в любой другой стране. И если взять, к примеру, все тот же Китай, с которым Россию любят сравнивать, то там большая часть населения открыто заявляет – все, что идет от иностранцев, порочно и злонамеренно. Но при этом Китай – мировой лидер по объему привлечения прямых иностранных инвестиций, что является одним из главных факторов его феноменального экономического подъема. В России отношение к американизированной западной культуре куда более мягкое, и возможно в этом есть заслуга и Бирона, и ему подобных иностранцев, благодаря которым в России давно привыкли к периодическим виткам сильного западного влияния.
К тому же, хоть культура и традиции многих западных компаний могут сильно отличаться от того, что делается в русских компаниях, многие русские говорят, что предпочитают работать в западной фирме, потому что там все ясно, все прозрачно, зачастую выше зарплата.
Состоится ли российская модернизация без помощи иностранцев?Модернизация в России сейчас – популярный термин, президент Медведев только и говорит про модернизацию. Иностранные специалисты, работавшие в России и извлекшие уроки из прошлых ошибок, готовы помочь в осуществлении модернизации, и главный их совет – России нет смысла изобретать колесо. Мир полон идеями и удачными находками, которые надо только повторить. И большая часть того, что президент сейчас именует инновациями, на самом деле обычная имитация, и это правильно – лучше имитировать то, что успешно внедрялось в других странах, чем совершать новые собственные ошибки и искать особые пути. Очень многое можно почерпнуть в опыте зарубежного законодательства, социального жилищного строительства, пенсионного обеспечения и многого другого.
• Да, состоится – 19,7 %
• Нет, не состоится – 80,3 %
(По результатам опроса слушателей радио «Эхо Москвы»)
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента