Виталий Еремин
Сукино болото

Пролог

Астрахань, 7 апреля 2005 года, четверг
   Они шли по длинному, тускло освещенному подземному коридору, Анна Ланцева и двое мужчин в штатском, опер уголовного розыска и наркополицейский. От волнения у женщины подгибались ноги, но со стороны походка ее выглядела легкой и решительной.
   Анна – наша главная героиня. Ей за тридцать. Каштановые волосы, серые глаза, изящная фигура. Тип современной деловой женщины.
   Все трое остановились перед дверью с табличкой «МОРГ», где их поджидал работник этого заведения.
   Патологоанатом предложил тюбик со специальной мазью, отбивающей запах разложившейся плоти.
   – Он пролежал в парке два дня, на солнцепеке, – сказал опер, имея в виду человека, лежавшего на столе под белой простыней.
   Но Анна жестом отказалась от мази.
   Опер и наркополицейский смазали каждый себе основание носа. Патологоанатом подвел их к столу, где лежало то, что осталось от Андрея Ланцева.
   – Он умер от отека легких. В крови обнаружена перекись водорода, – сказал патологоанатом. – Скорее всего, ему сделали инъекцию.
   Опер удивленно поднял брови:
   – Это что-то новенькое. Раньше для того чтобы вызвать отек легких, использовали бензин.
   – Вероятно, перекись водорода действует быстрее, – сказал патологоанатом. – Тут действовал специалист.
   – Я не вижу никаких следов борьбы, – сказала Анна.
   – У него сломаны руки, – патологоанатом выждал еще минуту и набросил простыню на мертвого Ланцева.
   Выйдя из мертвецкой, мужчины закурили. Анна тоже взяла сигарету.
   Наркополицейский сказал ей тоном старого знакомого:
   – Езжай в Поволжск. Там есть место в редакции. И там вкус у овощей совсем как в Таджикистане. Только никому не говори, чьей женой ты была. И Максиму накажи.
Поволжск, 1 июня 2005 года, среда
   Анна сидела в приемной мэра. Рядом с ней директор информагентства Кодацкий, по виду очень скользкий тип. Из кабинета мэра вышли посетители.
   Кодацкий пропустил Ланцеву в кабинет. За столом мэр Лещев, губастый мужик с грубым лицом, и его помощник по безопасности Царьков, носатый малый с выпуклыми глазами.
   Мэр предложил сесть, откровенно, глазами бабника рассматривая Анну.
   – Вот, Анна Сергеевна Ланцева, – представил ее Кодацкий. – Приехала из Душанбе, работала в пресс-службе президента Таджикистана, окончила журфак в Ленинграде.
   – Ценный кадр? – спросил мэр.
   – Думаю, не подведет, – ответил Кодацкий. – Но я уже предупредил: большой зарплаты мы дать не можем.
   – Лошади и журналисты должны быть сыты, но не закормлены, – отозвалась Анна.
   – Причина переезда? – спросил Царьков.
   – Сын, – коротко объяснила Анна. – Ему уже десять лет. У него там нет будущего.
   Лещев сказал, указывая глазами на Царькова:
   – Это мой помощник по безопасности. А вы что же, одна?
   – Одна, – сказала Анна. – Муж погиб. Он служил в 2001-й дивизии.
   – Понятно, – с интонацией патриота сказал Лещев. – Тогда мы тем более должны вас взять.
Москва, 3 октября 2005 года, понедельник
   Беседа шла в Высшей школе милиции. В кабинете были двое: осанистый генерал и не менее осанистый большой чин из Наркоконтроля, работавший раньше в милиции.
   – Как тебе на новом месте? – спросил генерал, начальник школы.
   Чин из Наркоконтроля подавил тяжелый вздох:
   – Как на сковородке. Создается впечатление, что америкосы специально превращают Афган в сплошную маковую плантацию.
   Генерал встал из-за стола, прошелся по кабинету:
   – Западное мышление похоже на многоходовые шахматные комбинации.
   – Я по поводу комбинации и приехал, – сказал чин. – Мне нужен один твой парнишка из Поволжска. Второкурсник. Есть работа под прикрытием.
   Генерал усмехнулся:
   – Даже не спрашиваю, на кого ты глаз положил. Какой из второкурсника агент?
   Чин старался говорить убедительно:
   – В Поволжск наркота идет тоннами. Перерабатывается, фасуется и – дальше по всей стране. Такого наркокартеля у нас еще не было. В годы войны в тыл забрасывались недоучившиеся агенты. Доучивались в деле. А сейчас – та же война, только необъявленная, и ведется другим оружием.
   Генерал подошел к огромному окну и сказал после раздумья:
   – Ладно, убедил.
Москва, 18 ноября 2005 года, пятница
   Два лощеных типа в безукоризненных костюмах сидели за журнальным столиком, попивая кофе с коньяком.
   – Рулевой – валенок, – говорил тот, кто был главней. – До него никак не доходит, что у нас все централизовано. Отстегивает, но это – как подачки. Ты не представляешь, какой у него оборот.
   – Почему не представляю, – отозвался его собеседник. – Он только в Китае закупил 9 тонн метаквалона и 3 тонны димедрола. По накладным груз проходил как тальк для завода резиновых изделий. Там же закупил оборудование для таблетирования. В перспективе может выпускать таблетки мандракса весом около полуграмма. Предлагаешь послать Пичугина? Открыто? Или на разведку?
   – Конечно, открыто. Пусть Рулевой сразу почувствует, что он у нас под колпаком.
   Царьков был не только помощником по безопасности, но и крупным предпринимателем, владел сетью аптек. По утрам он обсуждал дела со своим управляющим Корытиным, мрачным малым с глубоко посаженными медвежьими глазками.
   – Приехал некто Пичугин, – докладывал Корытин. – Говорит, отсидеться надо.
   – Что у нас на него? Он, кажется, ликвидатор? – припомнил Царьков.
   – Может убивать голыми руками. Хотя по виду – соплей перешибешь.
   – Посели его на рыбацкой базе. И чтобы в город – ни ногой.
   – Думаешь, у него в отношении нас какие-то санкции?
   – Ничего нельзя исключать.

Глава первая

8 апреля 2006 года, суббота, после обеда
   Юра Клюев осторожно выглянул в окно. Его мучитель плюгавый Свищ и другие грифы караулили возле выхода из школьного двора. Фиг проскочишь. Нет, можно, конечно, подойти к замдиректора по безопасности. Он здесь, в вестибюле, треплется с вахтером. Но пацанячьи разборки не в его компетенции. И вообще жаловаться, даже если тебя совсем загнобили, нехорошо.
   – Ты чего? – спросил зам по безопасности, отставной вояка с деловым лицом бездельника. – Какие-то проблемы?
   Не отвечая, Юра закинул ранец за спину и побрел к дверям.
   Грифы понимали, что денег они на этот раз из него не вышибут. Но они просто обязаны были действовать по понятиям. Не платишь – отвечай. Порядок надо соблюдать.
   – До чего ж ты, Клюв, жадный, – укоризненно сказал Свищ. – Ну, денег нет, а чай, сахар? Ты что, чай без сахара пьешь?
   – По-моему, я приносил деньги, – с достоинством ответил Юра.
   Однажды он принес столько, что они ошалели. Двенадцать тысяч. Все, что мать скопила на ремонт квартиры. Думал, разом отошьется. Но вышло наоборот.
   Грифы решили, что у его матери денег куры не клюют. Дуралей, он только разжег у них аппетит.
   – Отойдем, пообщаемся, – Свищ стрельнул глазами по сторонам. Вдруг кто-то обратит внимание.
   Зашли в дальний угол школьного двора, где росли большие кусты шиповника.
   – Ну, что, Клюв, если не понимаешь человеческого языка, будем тебя опускать.
   Они поставили его на колени и помочились по очереди. Это означало, что он теперь опущенный и его теперь будут долбать каждый день, проходу не дадут. Любой пацан может всячески обзывать его и бить, а он не смеет в ответ даже слова сказать.
   Юра сидел в кустах шиповника, пока на нем не высохла одежда.
 
   Лифт не работал. Юра поплелся на свой девятый этаж, открыл квартиру, зашел в кухоньку, где стоял старенький компьютер, сел перед ним.
   Ну, вот и все. То, чего он боялся, произошло. Теперь осталось сделать то, что он давно собирался сделать, если это произойдет.
   Юра включил компьютер, вошел в Word и настучал на клавиатуре: «Мам, я умер из-за того, что у меня вымогали деньги. Прости за те 12 тысяч. Во всем виноваты грифы, они довели меня до этого. Мам, ты не плачь. Пока».
   Он вышел на балкон и перелез через перила. Его увидели снизу. Кто-то из взрослых крикнул:
   – Эй, пацан, ты чего задумал?
   Он не отвечал – не хотел ничего слышать. Ему все надоело – он устал. Ему хотелось, чтобы все кончилось. Конечно, ему было страшно. Он дрожал всем телом. Но он сказал себе, что надо немного потерпеть. Несколько секунд, и все кончится.
   Он сцепил на груди пальцы, это у него получилось непроизвольно, и шагнул с балкона, как парашютист из самолета. Он падал со стоном, будто знал, что за мгновение перед смертью ему будет очень больно. Он упал ничком, у него были сломаны шейные позвонки. Когда люди сбежались, он уже не дышал, только по телу его пробегала дрожь.
11 апреля 2006 года, вторник, после обеда
   Анна Ланцева приехала во двор, где жил Юра, на другой день после его похорон. Вышла из своего старенького опеля, огляделась. Современные девятиэтажные жилые дома. Асфальтированные дорожки, детский городок. Хороший микрорайон. Отчего же у него такая дурная слава?
   Звали микрорайон Сукиным болотом. Раньше здесь стояли очистные сооружения. Перед строительством сюда два года завозили самосвалами грунт и гравий. Не ставить же новые дома на отходах человеческой жизнедеятельности.
   Теперь здесь жили выходцы из некогда элитного района, служащие и рабочие завода, строившего в советское время ракеты, прозванные на Западе «Сатаной». Чтобы свести концы с концами, продали просторные квартиры и переселились с потерей жилплощади в этот микрорайон.
   Мучить Юрину маму вопросами было неловко. Но работа есть работа.
   – Вас что-то настораживало в поведении сына?
   Женщина глубоко вздохнула, собирая силы для разговора:
   – Бросил изостудию, ушел из баскетбольной секции. Значит, стало не нужно. Иногда видела его с ребятами постарше. Объяснял, будто это братья его девочки, с которой он дружил. Я видела, что он привирает, но не понимала, для чего. А на днях друг предложил ему записаться в «школу выживания» в ДЮЦе. Юра тогда как-то странно усмехнулся: «Это как раз то, что мне нужно».
   Они заканчивали разговор, когда пришел сосед по лестничной площадке, Станислав Викторович Томилин, мужчина лет сорока пяти с грустным, доброжелательным взглядом.
   – Я вас узнал, – сказал он Анне, давая понять, что видел ее по телевизору. – Как бы нам поговорить? У меня тоже проблемы с сыном. У Вани скоро выпускные экзамены. Потом, бог даст, институт. Но вы в курсе? Пирамиду поборов усовершенствовали: теперь она охватывает и студентов. Понимаете, за право жить в своем доме, учиться в школе или институте ребятам приходится платить. Идут за знаниями, а получают понятия. Деньги, чай, сахар, другие продукты собирают якобы для кого-то из осужденных поволжских авторитетов. В каждой школе этим занимается свой «смотрящий». «Смотрящего» ставит «рулевой» – тот, кто смотрит за районом. Говорят, есть рулевой всего Поволжска. Его еще называют ночным мэром.
   Томилин взглянул на часы и подошел к окну, будто ожидал что-то там увидеть.
   – Ну, вот, толпа в сборе. Давайте сделаем так. Пойдем к нам, и Ваня сам все объяснит.
 
   – У вас нет, случаем, бинокля? – спросила Ланцева.
   Ваня принес отцовский бинокль, большой, тяжелый, мощный. Лица пацанов приблизились на расстояние вытянутой руки. Шрамы на головах, перебитые носы, выбитые зубы, татуировки. У каждого модная прическа – коротко стриженный газон. Обычный для группировщиков прикид – черные куртки, на ногах «гробы» – черные ботинки с квадратными носами.
   Ланцева разглядывала грифов, а Ваня – ее. Он видел эту женщину на экране телевизора. Гораздо симпатичнее телеведущих местной программы, хотя те моложе. Каштановые волосы до плеч, умные серые глаза, никакой краски. Ваня уважал женщин, не пользующихся косметикой, считал их честнее.
   – В первых рядах – бригадиры, – словно экскурсовод, пояснял он. – За ними – молодые. Дальше – сопли, их еще мясом называют. В смысле, пушечное мясо: сами лезут в драки, хотят отличиться.
   Пацаны лузгали семечки, сплевывая себе под ноги. Бригадиры и молодые пили пиво. Не допив до дна, передавали бутылки соплям. Те прикладывались, гордые, что им оказана такая честь. Стоявший на земле посредине толпы магнитофон гнал репертуар ансамбля «Руки вверх». Чуть в стороне, ближе к подъезду, дымила сигаретами стайка раскрашенных девчонок.
   – Братанки, – обронил Ваня.
   – Девочки тоже себя грифами называют? – спросила Анна.
   Ваня молча кивнул.
   – А где Гришка Федоров, что-то о нем не слышно? – спросил Станислав Викторович, имея в виду первого предводителя грифов.
   – Гриф пропал, папа.
   Гриша Федоров исчез, а его место занял Сережка Радаев. Но тогда группировщики еще не делили асфальт и уличные бои не были еще такими жестокими. А они, Томилины, жили в спокойном районе города.
   – Господи, почему мы не евреи? Уехала бы, не задумываясь, – подала голос из кухни Евдокия Тимофеевна Томилина.
   – Дуняша, до чего ж непатриотично высказываешься! – упрекнул жену Станислав Викторович. – Кому мы там нужны?
   – А мы и здесь никому не нужны, – отозвалась Евдокия Тимофеевна.
   Анна продолжала разговор с Ваней:
   – Ваня, откуда это безрассудство? Пацаны идут на бой со штырями, ножами, кастетами. Даже с самопалами и обрезами. Неужели не страшно?
   – Никто не говорит «на бой». Говорят: «на баклан», – поправил Ваня, не дав конкретного ответа.
   – Что привлекает ребят в толпе?
   – Считается, что там настоящая дружба. Не то что в школе.
   – Пацаны верят в любовь?
   – В любовь? – Ваня усмехнулся. – А как же, любовь у пацанов практически ежедневно. С этим проблем нет.
   – Родители догадываются? Или ничего не знают про толпы?
   – Если б узнали, толпы бы зашатались. Многие пацаны боятся и уважают родителей. За них всегда первый тост. Может, хватит?
   – Ванечка, последний вопрос, – сказала Ланцева. – Ты как-то странно отреагировал, когда я заговорила о любви.
   – Нельзя в это верить. Если предъявишь за свою девчонку… Короче, за это можно слететь с пацанов. Любовь презирается, – с горечью произнес Ваня.
   «Наверно, его начали преследовать из-за девочки», – подумала Анна.
   – Итак, пацан – это звание. А ты в толпе кто? Статус у тебя какой?
   Тонкое лицо паренька покрылось красными пятнами.
   – Про меня говорят, что я – «глота непонятное». Не тяну на пацана.
   – Тебя за это как-то наказывают?
   – Наказывали. Я устоял, – скупо ответил Ваня.
 
   Во двор с форсом, бухая музыкой, вкатил новенький «жигуленок» десятой модели. Чеснок (Руслан Чесноков) подрулил к толпе и лениво вышел из машины. Бригадиры и молодые потянулись к нему. Он поздоровался с каждым за руку. Сопли смотрели на него, как на бога, не решаясь подойти. Руслан в самом деле был похож на греческого бога, каким его рисуют в учебниках истории. Короткие курчавые волосы, прямой нос в одну линию со лбом, большие глаза и слегка вывернутые губы.
   Чеснок сам подошел к соплям, спросил о жизни, а потом сказал что-то вроде напутствия:
   – Ну, что, идете к успеху. Скоро станете настоящими экстремалами. Проведем в ближайшее время еще одну акцию, и весь город будет наш.
   От стоявших возле подъезда стайки братанок отделилась девчонка лет семнадцати, это была Ленка по прозвищу Зажигалка. Она подошла к соплям и, посмеиваясь, выступила:
   – Поздравляю! Вы овладели ненормативной лексикой. Вас уже не мучают угрызения совести. Вы не тратите деньги на книги. Гораздо меньше уходит денег на стрижку. Учителя уже не требуют прилежной учебы. Соседи уже не просят сделать потише музыку. Прогулка по городу давно уже превратилась для вас в охоту. Вы мечтали стать суперменами, и вы станете ими. Руслан сделает из вас людей.
   Толпа понимала, что Зажигалка издевается, мстит за Ваньку Томилина. Одно слово Руслана – и братанки сделали бы из нее котлету. Но все знали: Руслан любит Зажигалку. Вот и сейчас он слушал ее не перебивая, с искрой в глазах.
   – А бабы когда будут? – спросил Свищ.
   – Между прочим, все мы дрочим, – сострили в толпе просто так, для фольклора.
   – Тебе сколько? – спросил Чеснок.
   – Ему сегодня четырнадцать исполнилось, – нестройным хором подсказали сопли.
   – Пора, – сказал Чеснок, посматривая на Ленку. – Пора предаться пороку. А триумфальный крик освоил?
   Свищ состроил страшную гримасу и заорал:
   – Уроем гадов!
   – Не надо так орать, а то я испугаюсь. А девиз знаешь?
   – На все насрать!
   – А в бою какой девиз?
   – Прикрой спину ближнего, и будешь прикрыт сам.
   Чеснок положил тяжелую руку на хрупкое плечо пацана:
   – Свищ, ты настоящий пацанюра. Будет тебе баба.
   Чеснок нашел глазами Шурупа и Пикинеса. Те по взгляду поняли, что требуется. Появились бутылки с вином и пластиковые стаканчики. Налили не только Свищу, но и другим соплям.
   – Ну, что, мордобойцы, первый тост у нас за кого? – спросил Чеснок.
   – За родителей, – сказали сопли.
   Чеснок кивком головы показал, что теперь можно выпить. Выпили.
   – А второй тост за кого?
   – За пацанов, – сказали сопли.
   Снова выпили.
   – Ну, хватит, – сказал Руслан. – Не люблю пьяных. Но третий тост вообще-то знаете?
   – За адреналин!
   – Правильно. Адреналин не должен выскочить ни в коем разе. Кто там у нас поднимет рейтинг Свищу? Цуца, ну-ка топай сюда!
   От братанок отделилась пятнадцатилетняя Цуца, белесая, кривоногая, с грудями четвертого размера, считавшаяся лучшей крестной для соплей, мечтавших поскорее стать мужчинами. Цуца выполняла свою роль дисциплинированно и почти жертвенно. Она была тайно влюблена в Руслана, но понимала, что здесь ей ничего не светит.
   Она подошла и корыстно поинтересовалась:
   – А вещество будет?
   Шуруп сунул ей что-то в руку.
   Цуца обхватила Свища за шею и повела в подъезд, где в подвале, в заброшенной комнате сантехников, были все условия для крестин: старая, прожженная окурками софа и ржавая водопроводная вода.
   Толпа заулюлюкала им вслед.
   – Эй, Свищ, – крикнул Пикинес, – помни: лучше траха только сос..
 
   – Потрясающе! – воскликнула Анна. – А что ей дали? Не наркотик, случаем?
   Ваня молчал.
   – Я же вам сказал: положение очень серьезное, – озабоченно проговорил Станислав Викторович.
 
   Чеснок отозвал в сторонку своего врага-друга Славку Барминова. Угостил сигаретой и доверительно сообщил, что завтра на окраине Сукина болота состоится рубка с кузинскими. Славка слушал, самолюбиво раздувая и без того широкие ноздри. Ни фига себе заявочки! Он все-таки основной у бармалеев. Почему не сказать, из-за чего вдруг бой? Почему его не позвали на стрелу с Кузей?
   – Так получилось, – примирительно произнес Чеснок. – Кузя неожиданно наехал. Нельзя было оставлять без ответки.
   Он мог бы ничего не объяснять. После того как грифы окончательно поработили бармалеев, он мог просто приказать, и пусть бы Славка попробовал ослушаться. Но Рулевой велел не наглеть. А слово Рулевого для Руслана было законом.
   Славка не верил: Кузя не мог наехать. Бой ему ни к чему. У него пацанов вдвое меньше. Рубка для него – самоубийство. Просто грифы хотят окончательно раздавить последнего более или менее серьезного конкурента.
   – После боя заберешь мою тачку, – посулил Чеснок.
   Это был широкий жест. Руслан откатался на машине всего месяц. Славка не верил ушам. Значит, он очень нужен. Что ж, тогда он поднимет ставки.
   – Тачка – это хорошо, но мало. Давай так: ты отстанешь от Зажигалки.
   Ленка-Зажигалка была девочка что надо. Именно девочка, тут есть тонкость, а не девчонка. То есть не стопроцентно уличная. Но ее всеми правдами и неправдами пытались втянуть в толпу, сделать братанкой, особенно не обижая и не притесняя.
   – Много хочешь, Бармалей, – с угрозой в голосе проговорил Руслан. – Соглашайся на тачку, пока я не передумал. А насчет Ленки… Пусть сама решит, с кем ей быть.
   Славка усмехнулся:
   – Так ведь ты сам говорил, что баба – никто.
   Глаза у Чеснока сузились:
   – Бармалей, не приводи меня в аффект.
   – Ладно, – сдался Славка.
   Они обговорили детали. Кузя – автор крученый, наверняка устроит засаду. Но тут уж кто раньше и кто больше спрячет своих ребят. Короче, пусть Славкины бармалеи не дрейфят. Может, только первые пять-десять минут боя придется туго. А потом подоспеют самые отборные грифы.
   – Кузя не выиграет ни при каких раскладах, – твердо пообещал Чеснок, по скулам его забегали желваки.
 
   Он хотел еще что-то сказать, но его отвлек въехавший во двор мотоциклист. Множество хромированных деталей и дуг указывали на то, что отечественный мотоцикл должен был выглядеть, как крутой «Харлей». Ездок остановился у подъезда, где жили Томилины, и снял огромный шлем. Это был Олег Лещев, сын мэра города. Красивый, статный парень, он картинным движением вынул из кармана мобильник и позвонил. Но Даша Томилина уже увидела его в окно.
   – Смени походку, трусики жуешь! – посоветовал ей Шуруп, когда она вышла из подъезда.
   – Эй, – одернул его Олег, – фильтруй базар, ага?
   Шуруп только того и ждал.
   – А, Лещ! Фигли ты тут права качаешь? Езжай на свой асвальт, там клювом щелкай. (Как многие сегодня, он произносил слово «асфальт»» именно так.)
   Все знали, что сын мэра живет с папой в элитном жилом комплексе «Калина» с видом на Волгу.
   Олег не поддавался на провокацию, сделал вид, что не слышит.
   – У него свои понятия, – поддержал кореша Пикинес. – Лучше быть живым трусом, чем мертвым героем. Я правильно говорю, Лещ?
   До сих пор Олега не задирали, и он от этого страдал. Стыдно, можно сказать, позорно, когда других бьют, а тебя не трогают. Ему это надоело. Он не раздумывая пошел к толпе. Даша попробовала его остановить, но парень был настроен решительно. Он был высок, накачан и уверен в себе.
   – Ты, что ли, герой? – обратился он к Пикинесу. – Ну, давай!
   Пикинес был для своих семнадцати лет крепкий молодой бизон с большим опытом уличных драк. Оттого нос проломлен и приплюснут. Он подошел к Олегу борцовской походкой вразвалочку и прорычал:
   – Мне по фиг, что ты сынок шишки. Щас ты у меня будешь искать пятый угол.
   Олег принял боевую стойку. Сразу стало ясно: парень занимается карате.
   – Ну, что, жентльмен хренов, давай! – снова прорычал Пикинес. – Или тебе про трусики повторить? Мы тут любим размножаться в коллективе. Давай, присоединяйся со своей умной машей. Бомбардир для нее всегда найдется.
   Олег в высоком прыжке нанес удар ногой по носу-пуговке Пикинеса. Получилась увесистая оплеуха. Толпа заорала, подбадривая своего пацана. Пикинес бросился в атаку, но его руки только рассекали воздух. Олег уворачивался легко и красиво. Пикинес совсем рассвирепел и пошел на рожон, но тут же нарвался на удар в подбородок.
   Толпа накалялась:
   – Пикинес, урой его!
   Урыть не получалось. Олег забавлялся с Пикинесом, как с боксерской грушей. Спокойно наблюдать это издевательство было невыносимо. Толпа уже готова была наброситься на Олега. Помешал джип с темными стеклами. Дверца открылась, показался молодой мужик, негромко сказал:
   – А ну, стоять!
   Толпа растерянно смотрела на Руслана. Ждала его реакции. Увидев мужика, Чеснок заулыбался и пошел навстречу. Подойдя, протянул руку. Но мужик руки не принял. Сказал что-то. Чеснок неожиданно сник. Сделал пацанам знак. Мол, снимаемся и исчезаем.
   Толпа повалила со двора.
   – Погодите, ведь это Царьков! – воскликнула Анна, глядя в бинокль. – Ну, точно он!
   Царьков был помощником мэра Лещева по безопасности. И вдобавок к тому местным олигархом. Хотя можно было бы сказать и в обратном порядке. Результат был бы тот же – Царькова знал весь Поволжск.
 
   Ланцева предложила осмотреть подвал. В комнатке, где Цуца посвятила Свища в мужчины, интерес представляла бумажка, которой расплатились с братанкой. Бумажка, оказавшаяся пакетиком, лежала на тумбочке, рядом с закопченной ложкой.
   Анна оглядывала комнатку: где-то должен быть и шприц.
   Шприц нашел Ваня, под тахтой. Теперь все сходилось. Все-таки Макаров не совсем прав, утверждая, что в городе появляются только легкие наркотики, типа травки. Эх, Левка, Левка…
   Анна инстинктивно оглянулась на дверь. Ей показалось, что сейчас кто-то войдет. Нужно быстро уходить. Тайный притон наркоманов не будет долго пустым.
   Они увлеклись и не заметили, что за ними наблюдает Свищ. Цуца поделилась с ним веществом. После сладкого свидания малец задремал в нише, под грудой замусоленной спецодежды сантехников.
 
   Прощаясь с Ланцевой, Ваня попросил свести его с наркополицейским, которому можно верить.
   Это была очень странная просьба. Парнишка сам предлагал себя в осведомители и нисколько не стеснялся.
   – Это опасно, – предупредила Анна.
   – Нам надо. Мне и еще одному парню, Олегу Лещеву. Нам эти грифы вот где, – Ваня провел по горлу ребром ладони. – Мы хотим поступать на юрфак.
   Теперь понятно. Ребята хотят, чтобы при поступлении им зачли добровольную помощь правоохранительным органам. Только сохранилась ли эта льгота с советских времен? Едва ли.
   Анна пообещала: конечно, она сведет их с надежным наркополицейским. Однако не проще ли просто лучше подготовиться к поступлению в вуз?
   Ваня усмехнулся:
   – Сегодня поступает не тот, кто хорошо сдает экзамены. Мне нечего дать, а Олег принципиально не хочет давать.
11 апреля 2006 года, вторник, вечер
   Наркополицейский Лев Макаров был холост, питался на работе. Подогревал в микроволновке все, что покупал в ближайшем супермаркете. Сегодня на ужин был винегрет, кусок вареной колбасы и пол-литра кефира.