Визбор Юрий Иосифович. Альтернатива вершины Ключ

   – Моя невеста с косой ходит, – сказал дядя Митя.
   – С косой – это хорошо, – неожиданно рассмеялся парень, – а вот наши беременные ходят. Вот это, старик, проблема мировая!
   Парень взял журнал и вышел. Дядя Митя сел за стол, аккуратно сложил очки, воткнул их в старомодный футляр.
   – Еще чайку? – спросил он у Володи.
   – Нет, спасибо.
   – Вот так и живем. Тут, когда камень этот покачнулся, я первый драпу дал, на протезе. Не поверишь, чуть не всех обогнал, отбежал в сторонку и вдруг думаю – чего я бегу? Жизнь прожита, а жить, оказывается, охота, ясна погода!

 
   Вся команда, включая Марата, стояла на дороге перед компрессорной. С камня были уже сняты тросы и веревки, а сам камень был теперь виден из-за клетки стальной сети. Ребята стояли в тренировочных костюмах, и только Марат был при своем героическом виде, в каске, весь перепоясанный веревками. Все смотрели на дорогу, по которой шли самосвалы. Наконец показались две «Волги».
   – Едут, – сообщил Руслан.
   – Ну, – сказал Володя, – держитесь, моряки! Работу будет принимать какая-то шишка из главка. Чистый зверь, как говорят.
   – Капитан, – быстро сказал Саша, – больше ни одного дня. Если что доделать – сегодня ночью.
   Володя кивнул. Машины остановились около компрессорной. Из передней «Волги» вышел не кто иной, как Воронков. С ним была Юнна, еще какие-то люди. Улыбаясь, Воронков пошел к Володе.
   – Старые знакомые, – сказал он, пожимая руку капитану. – Как успехи?
   – Нормально, – сказал Володя.
   Воронков обошел всех, со всеми поздоровался. Пожал руку и Марату, не сказав ему ни слова. Остановился, стал смотреть на камень.
   – Когда закончили? – спросил он Юнну.
   – Вчера, – ответила Юнна.
   – Не трясло еще?
   – Слава богу, нет.
   – Жаль, а не слава богу, – сказал Воронков. Он повернулся к Володе.
   – Юнна Александровна не сможет у вас принять работу, – сказал он.
   – Это почему? – грозно спросил Саша, но Воронков даже не посмотрел в его сторону. Он говорил только с капитаном.
   – И я не могу у вас принять работу, – продолжал он. – Работу у вас примет только приличное землетрясение.
   – Мы производили расчеты, Сергей Николаевич, – сказала Юнна.
   – Расчеты – это хорошо, – с явной иронией сказал Воронков. – А что происходит у Шайхометова?
   – Леса нет, – сказала Юнна. – Железная дорога держит за горло. Отсюда все проблемы.
   – Минутку, – прервал ее Воронков, – вы, Юнна Александровна, дойдите до слова «однако». Предположим: «однако к пятому августа недостатки будут устранены».
   – Однако, – медленно сказала Юнна, – к пятому августа положение станет еще хуже.
   Воронков грозно взглянул на Ковальскую, но ничего не сказал.
   – Ладно, разберемся на месте у Шайхометова, – тяжело заключил он. Подошел к Марату.
   – Ну как? Освоился? – спросил он у сына.
   – Нормально, – солидно ответил Марат. – С энергией перебои частенько бывали.
   – Где я тебя найду вечером?
   – В общаге.
   – Володя! – возмутился Воронков. – Ну как он у тебя говорит? В общаге!
   – Не доглядел, – засмеялся Володя.
   – Это я у тебя так говорю, – сказал Марат отцу. Воронков не нашел ответа и пошел к машине. Юнна торопливо сказала Володе:
   – Как наш роман?
   – Продолжается, – улыбнулся Володя. – Завтра утром мы улетаем.
   – Мне тебе надо сообщить нечто важное. Где ты сегодня вечером?
   – Там же, у столба. С десяти.
   – С двенадцати, – сказала Юнна и села в машину.
   Когда улеглась пыль, поднятая уехавшими машинами, Володя улыбнулся, захлопал в ладоши и сказал:
   – Ну что, моряки, поздравляю!
   Все стали пожимать друг другу руки. Володя подошел к молчавшему мрачному Петру Семушину и стукнул его по плечу.
   – Ну, – сказал он, – а ты боялся.
   – Я и сейчас боюсь, – ответил Петр. – И я хочу тебе сказать, капитан, вот что: лучше поругаться на земле, чем на горе.
   – Я с тобой не ругался, Петр, – сказал Володя. – Я просто сторонник принципа единоначалия. Так меня научили на флоте.
   – А я с тобой поругался, – сказал Петр. – Мысленно, конечно. Я тебе облегчу жизнь, капитан. Ты все равно должен выбирать – идут только четверо. Я сам отказываюсь от горы.
   Володя помолчал немного. Молчали и все вокруг.
   – Когда мы с тобой последний раз ходили вместе? – спросил Володя.
   – Пять лет назад, – сказал Руслан вместо Петра, – на стену Короны.
   – Это когда гроза была, помнишь? – сказал Саша.
   – Да-да, – сказал Володя, – мы тогда связали все железо и кинули вниз на сорокаметровом конце. Помнишь?
   – А вы, дураки, – сказала Лида, – стали выталкивать из палатки Вадика Кавешникова, потому что у него было два вставных металлических зуба!
   – Он, кстати, сильно сопротивлялся! – вспомнил Володя.
   – А что ему оставалось делать? – сказал Петр и улыбнулся. – Он запрыгал, как меченый атом: «Ребята, вы что, вы серьезно? У меня двое детей, жена любит, вы что?»
   Все смеялись.
   – Да, славная была гора, – сказал Володя. – Ладно, Петр, решил так решил.
   Возникла неловкая пауза.
   – И что? Вы его выгнали? – неожиданно спросил Марат.
   – Кого? – не понял Володя.
   – С железными зубами.
   – Это была шутка, Марат. Тогда было немного страшновато – молнии били непрерывно, все железо светилось и гудело от электричества, из палатки нос страшно было высунуть. Однако нашелся один человек, который вышел на этот жуткий ливень и под эти молнии, собрал все наше железо – кошки, крючья, ледорубы, завязал все железо на длинную веревку и спустил вниз, чтобы молнии, которые очень любят бить в железо, миновали нас.
   – Это ты, Володя? – спросил Марат. – Это Петр, – ответил Володя.

 
   Ясным ветреным утром команда была уже на аэродроме – так громко называлось небольшое поле, где полоскалась под ветром полосатая «колбаса» на мачте и возле дощатого домика стоял одинокий вертолет. Отсюда, с плоскогорья, хорошо был виден город строителей – белый горох домов, спички подъемных кранов над серой ребристой ладонью плотины. Снаряжение было погружено, команда сидела на траве. Немного в стороне тоже возлежали на ветерке оба пилота. Единственный провожающий – Петр.
   Наконец на дороге, поднимавшейся к аэродрому, показалась машина. Впереди сидела женщина, все узнали Юнну. Пока машина подъезжала, Лида быстро, не глядя на Володю, сказала:
   – Одна просьба. Сейчас ты будешь прощаться со своей пассией – не убивай меня до конца.
   И, не дождавшись ответа, отошла. В машине кроме Юнны оказались Воронков и Марат. Воронков вышел и уже издали заговорил:
   – Ну что, Володя? Мы тут с товарищами обменялись – отдаю я его тебе. Но так договорились – никаких подъемов, пусть сидит внизу, занимается хозработами. И требовать с него построже! Тем более что я еще должен остаться здесь. А вообще, – Воронков сделал попытку погладить сына по голове, отчего Марат недовольно уклонился, – верный мы взяли курс на трудовое воспитание. Есть сдвиги в положительную сторону! Ну, давайте прощаться? Как говорили в наше время – от винта!
   Счастливый Марат побежал в самолет и кинул туда свой рюкзак.
   – С отцом попрощайся! – сказал Володя.
   – Пока! – сказал Марат отцу, но из вертолета не вылез.
   – Пока, сынок! – сказал Воронков. Все стали садиться. Володя подошел к Юнне.
   – У меня есть один знакомый старик, – сказала Юнна, – который говорит: «Все кончается. Сахар кончается. Работа кончается. Только погода никогда не кончается».
   – Дядя Митя, – сказал Володя.
   – Да, Бочарников. Ты долго ждал меня вчера?
   – Полтора часа.
   – Я не могла.
   – Я понял.
   – Володя, – сказала Юнна, – я думаю, что я тебя люблю. Молчи, не перебивай. Я два с половиной года жила с человеком и никак не могла из себя выжать эти слова. А тебя я вижу всего в четвертый раз… и как-то легко это говорить. Я понятия не имею, что будет дальше. Лишь бы ты был жив. Лишь бы я любила тебя. Все остальное приложится.
   – Я думаю о тебе день и ночь, – сказал Володя.
   Они помолчали. Володя обернулся: вся команда была уже в вертолете и глядела на них через окна и дверь. Он подал Юнне руку. Возле них топтался Петр, ждавший очереди попрощаться. Володя неожиданно сграбастал Петра и крепко поцеловал. Медленно закрутились винты, из выхлопных труб вертолета, как из ноздрей, вышел синий дым. Сияющий Марат ликовал за окном, Лида сидела мрачнее тучи, Воронков махал рукой.
   – Капитан, – сказал Петр, – ты там смотри, не суйся.
   – Не бойся, – сказал Володя, – мы на мокрые дела не ходим.

 
   …И открылся Ключ – вертикальная пирамида, врезанная в блеклое утреннее небо, остро заточенный карандаш, отвесные снега, исполосованные сабельными шрамами камнепадов, плоские скальные монолиты без единого пятнышка снега – не за что зацепиться даже снежинке. На крохотном зеленом пятачке, на гребне старой морены, которая некруто скатывалась к леднику, однако, виднелась белая палатка. Возле нее стояли и смотрели вслед уходившим Спартак и Марат. Уходили – Володя, Саша, Руслан, Лида. С тяжелыми рюкзаками они все более удалялись от палатки… стали почти неразличимы в серой неразберихе камней… потом вытянулись в маленькую колонну, хорошо видимую на снегу. Спартак смотрел на них в подзорную трубу, укрепленную на треноге, Марат – в бинокль. Над ними на двух мачтах тихо посвистывала на легком утреннем ветерке радиоантенна.
   – Смотри, курсант, – сказал Спартак, не отрывая глаза от трубы, – эти люди должны сделать то, что до них никто не сделал.
   Неожиданно в палатке что-то зашипело, и раздался незнакомый голос:
   «База-Ключ, я – База, как слышно, прием».
   Спартак бросился в палатку, слышно было, как он защелкал тумблерами радиостанции и высоким голосом закричал в микрофон: «База, я База-Ключ, слышу вас хорошо, в 6.00 группа вышла на восхождение!»

 
   Первым вылез на площадку Володя, за ним остальные. Площадка была довольно большая, покрытая глубоким снегом, широкая.
   – Ну вот здесь заночуем, – сказал он. Все принялись снимать рюкзаки, сматывать веревки, доставать из рюкзаков все необходимое для ночевки. Очистили кусок площадки от снега. Стали ставить палатку. Погода держалась хорошая, солнце, склонившееся к заходу, резко освещало стену, чешуя скал была неестественно черная. Вскоре все было готово: стояла палатка, на примусе кипел чай. Володя посмотрел на часы.
   – Вот что, моряки, – сказал он, – у нас еще есть полтора часа светлого времени. Давайте-ка пройдем еще метров сто – сто пятьдесят, обработаем, крючья побьем, веревки повесим.
   Так и сделали. Володя, как всегда, шел в связке с Сашей, Лида – с Русланом. Это была обычная скальная работа – били крючья, навешивали веревки, организовывали страховку. Все лезли налегке, без рюкзаков, это было приятно. На поясе у Володи, как бахрома, висели скальные крючья разнообразной формы. Каждый раз Володя перебирал их, как четки, выбирал нужный и загонял его скальным молотком в трещину. В одном месте он увидел прямо перед собой забитый старый крюк.
   – Саш! – крикнул Володя работавшему под ним Цыплакову. – Подойдешь сюда – посмотришь крюк красноярцев.
   – Титан? – спросил снизу Саша.
   – Титан, – ответил Володя.
   Так они работали без всяких происшествий, а когда спустились к своей площадке, то замерли, так и не развязавшись: палатка была пробита камнем. Все разом посмотрели наверх, но ничего опасного не увидели.
   – Это мы сбросили, – сказал Саша, – мы, когда стену обрабатывали.
   Володя ничего не ответил, подошел к палатке. Через дырку в крыше достал камень. Камень был величиной со спичечный коробок, острый.
   – Мешок пробил? – спросила Лида.
   – Нет, – сказал Володя. – Порвал. Надо зашить. Прямо в мой мешок.
   Он повертел камень в руке, не зная, как с ним поступить. Уже замахнулся, чтобы выбросить, как Лида остановила его.
   – Вов, – крикнула она, – не надо! Дай мне.
   – Зачем?
   – Дай, дай. У меня одна идея есть.
   Она взяла камень и сунула его в карман штормовки.
   Солнце уже блистало в далеких скальных воротах, как в замочной скважине, пора было устраиваться на ночь, но все стояли в какой-то нерешительности.
   – Нехорошо, – сказал Руслан, – прокол на первом километре.
   – Да, дурной знак, – согласился Саша.
   – Ну не надо, не надо! – вскипел Володя. – Знак, признак, черная кошка, пустые ведра… Поставили палатку не посмотрев. Вон там есть нависающий участок. Давайте переставим. Давайте, давайте, спать будем спокойно!

 
   Лежа в палатке, Спартак держал микрофон. Горела свеча, Марат читал, оба были в мешках.
   – База, я База-Ключ, – говорил в микрофон Спартак, – команда прошла семьсот метров. Все в порядке.
   – Понял, – ответила База, – связь кончаю. Спартак выключил станцию.
   – Спартак, – сказал Марат, – а ружье дают альпинистам?
   – Зачем?
   – Мало ли… – сказал Марат. – Вдруг ночью кто придет?
   – К нам могут прийти только двое: черный альпинист и снежный человек. Черный альпинист возьмет меня как альпиниста, а снежный человек – тебя.
   – Почему это меня? – обиделся Марат.
   – Ты помоложе. У тебя мясо нежное. Спи, курсант.
   – Спартак, а тебе жалко Лиду?
   – Слушай, мал ты еще в эти вопросы лезть! – сердито сказал Спартак.
   – А мне жалко.
   – Ты бы лучше своего отца пожалел. Стыдно. Даже у вертолета не попрощался!
   – Молодой ты еще, Спартак, – сказал Марат. – Родителей воспитывать надо. В ежовых рукавицах держать. Они от этого только лучше становятся. А отец вообще исправляться стал.
   – Большой ты педагог, – сказал Спартак, – однако завтра мы с тобой займемся вплотную английским языком. Понятно?
   – Понятно, – сказал обиженно Марат. – Это для воспитания?
   – Нет, – сказал Спартак, – просто для знания языка.

 
   Володя лез первым. Его руки от двухдневной работы были уже во многих местах сбиты и заклеены пластырем. Володя лез быстро, и эта привычная работа явно доставляла ему удовольствие. Ниже его легко, как кошка, шел по скалам Саша Цыплаков, поднимавшийся вверх без всяких видимых усилий, демонстрируя свойство скалолазов высшего класса. Саша, как главный резерв командования, держался пока в запасе, чтобы выйти вперед со свежими силами на самом ответственном участке. На «желтом поясе» и «зеркале». Следом за Сашей во главе второй связки шла Лида, а замыкал команду Руслан, быстро и ловко выбивающий крючья, забитые капитаном. Так они двигались вверх, иногда перебрасывались двумя-тремя словами, короткой шуткой, когда неожиданно услышали напряженную команду Володи: «Все в сторону! Я держу камень!»
   Это был скорее не камень, а плита. Взявшись за очередную зацепку, Володя, нагрузив ее, внезапно почувствовал, что она «живая» и готова «пойти». У него хватило реакции и быстроты для того, чтобы превратить опорное движение в удерживающее и в таком неверном положении произнести предупреждение. Плита была такова, что Володя мог ее перекинуть через себя, но прямо под ним была его команда.
   Быстрее всех ушел в сторону Саша – он, казалось, мог ходить по отвесам, как по ровному полу. Перед Лидой – немного выше – оказался нависающий камень, и она устроилась под его защиту. Хуже всех пришлось Руслану – он пытался вбить свою солидную фигуру в небольшую щель, находившуюся прямо перед ними, но сделать это было чрезвычайно трудно из-за несоответствия взаимных габаритов. Володя, дрожа от напряжения, еще раз крикнул:
   – Ну, быстрее!
   – Сейчас, сейчас! – торопливо кричал Руслан, ввинчиваясь в щель. Володя наконец отпустил плиту и попытался сам увернуться от нее. Медленно, как во сне, плита, переворачиваясь, пошла вниз, задела Руслана, послышался короткий крик, и взметнулось облачко снега. Все замерли. Однако из щели раздался смех, правда весьма напряженный, и показался сам Руслан со словами: «Попытка наезда на пешехода!» Пуховая куртка его была разорвана, разрезана, как ножом, и оттуда валил густой пух. В пуху был сам Руслан, беспрерывно отплевывавшийся.
   Все смеялись.
   – Ничего смешного! – возмущался Руслан. – Все пристроились, а Руслан на проезжей части! Лейкопластырь хоть есть – куртку заклеить?
   К Руслану спустилась Лида и, посмеиваясь, стала заклеивать на нем куртку.
   – Я ничего не почувствовал, – говорил Руслан. – Тут, когда пух поднялся, я даже не понял, что он – от меня. Думаю, откуда пух?
   Лида клеила куртку, и все посматривали наверх, где уже работали Володя и Саша. Наконец куртка была кое-как заклеена, Руслан чмокнул Лиду в щеку.
   – Спасибо, Лидок, – сказал он. – Как сама-то чувствуешь?
   – Врач обязан чувствовать себя хорошо, – ответила Лида, – даже там, где все остальные чувствуют себя плохо.
   – Я не об этом, – сказал Руслан.
   – А я об этом, – твердо ответила Лида. – И не вздумай жалеть меня. Мне не так уж плохо, как кажется.
   – Знаешь, Лида, – вздохнул Руслан, – я видел много дорожно-транспортных происшествий. И что интересно – люди, которые, можно сказать, только что были в руках у смерти, снова садятся за руль. Представляешь?
   – Ты это к чему? – спросила Лида, с насмешкой посмотрев на Руслана.
   – Статистика интересная, – смутился Руслан.
   – Готовишь меня? Готовишь. Ну да не бойся. Я в полном порядке. И моя оценка действительности, представь себе, пока адекватна самой действительности. Так что – ничего. А здесь мне вообще хорошо. Сюда, по крайней мере, не дотянется лапка нашей строительной дамы… Я злая? Предпочитаю быть доброй. Но в последнее время как-то не получается.
   Руслан сказал:
   – Я не понимаю, Лид! Я тридцать один год живу и все время думаю о любви! Что за ерунда? И все об этом думают. Все время.
   Руслан ожесточенно откашлялся и с остервенением стал выбивать очередной крюк…
   В палатке было тесно, холодно. Надо было заснуть «в темпе». Но этого как-то не получалось, да и шла вечерняя связь. Володя держал в руках радиостанцию с короткой антенной. Рядом с ним в мешке лежала Лида, и ее голова, между прочим, чуть касалась плеча капитана. Володя говорил в микрофон, вмонтированный в черный кирпич приемопередатчика.
   – …ночуем под самым «желтым поясом». Завтра возьмемся за него. Или он за нас. Разберемся. Все хорошо, все здоровы. Как у вас? Как курсант? Прием.
   – Ду ю спик инглиш? – раздался голос Марата. – Капитан, кому ты меня отдал? Я как Ванька Жуков. Помнишь? «Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный в обучение сапожнику…» Фамилию забыл…
   Было слышно, как там у них в палатке началась какая-то возня, возгласы, наконец Спартак, очевидно, победил и, несколько запыхавшись, сказал:
   – Капитан, действую только грубой физической силой. Английский учить не хочет. Знает только – Сенька бери мяч. Ну вот. А новости у нас еще такие: закат был сегодня какой-то странный – все небо малиновое. Вы видели? И еще сегодня связалась с нами станция со строительства, тебе передавали пламенный привет. Прием.
   Володя торопливо нажал клавишу передачи и сказал:
   – Ну, уже поздно, связь кончаю, до завтра.
   Он долго складывал антенну, возился, укладывая радиостанцию под голову. Все молчали. Горела, потрескивая разряженным воздухом, свеча, воск капал на чью-то каску. Все чувствовали неловкость. Все знали, кто передавал привет. Володя нерешительно кашлянул, потом сказал:
   – Ну что, моряки, гасим постоянное напряжение?
   – Когда мы вернемся, – неожиданно сказала Лида, – я вас всех приглашу к себе. Сделаю пельмени – штук восемьсот. Со сметаной. Одна пельменина будет счастливая, с копейкой внутри. И познакомлю вас с человеком, который очень давно меня любит. Накуплю зелени, вина… Он вам понравится… Когда-то он летал на Севере и знает много историй… Вот так. И устрою поминки.
   – Ладно, Лид, – сказал Саша, – завтра у нас «желтый пояс». Чего ты?
   – Ну что же вы не спросите, по кому поминки? – сказала Лида.
   Все молчали. Володя пытался скрыть раздражение, мягко сказал:
   – Лида, все всё поняли.
   – Поминки, ребята, будут по мне, – сказала Лида, – по моей…
   Она хотела сказать – любви, но не успела. В эту секунду раздался широкий повсеместный грохот, палатку подкинуло, упала свеча. Вокруг грохотало. К этому грохоту прибавился гром идущих сверху камней. Палатку бросало из стороны в сторону, как лодку, плывущую по бурному морю…

 
   …Гремело по всей округе, из домов выбегали люди. На дорогу перед зданием компрессорной падали и выкатывались обломки породы. Пошатнулся камень, висевший над зданием, напряглись стальные тросы, и вдруг загнанные по шляпку крепежные болты стали высовывать из неверного цемента свои длинные тела. Цемент крошился, по нему шли трещины. Это было землетрясение…

 
   Как ни странно, с восходителями ничего страшного не случилось. Утром они вышли к «желтому поясу». Здесь неожиданно нашлась довольно приличная площадка, и на ней собралась вся команда. Слой мягкой желтой породы начинался прямо с площадки. Володя, выбрав самый длинный крюк, при полном молчании загнал его несколькими ударами по самую шляпку. Потом почти без усилий вынул его рукой. Все посмотрели наверх. Желтые отвесы высились над головой метров на семьдесят.
   – Ну вот что, – сказал Володя, – полезу я.
   – Капитан, мы так не договаривались, – сказал Саша. – Ты понимаешь, что без единой точки страховки, без единого крюка ты будешь лететь семьдесят метров до нас и еще семьдесят метров от нас.
   – А ты? – незаинтересованно спросил Володя. По всему было видно, что он уже принял решение и готовился штурмовать стену.
   – Я не сорвусь, – зло сказал Саша.
   – Я тоже, – вяло ответил Володя. – И побереги себя для «зеркала». И вообще – что за крики? Черт пролез, а мы-то что? Ну, вперед.
   Он взялся большими длинными руками за неверные камни и медленно стал подниматься…

 
   В это же время, этим же утром у здания компрессорной, где бульдозеры чистили дорогу от упавших при ночном землетрясении камней, стояли Петр Семушин и Юнна Ковальская. Петр только что лазил к камню, спустился мрачный, подавленный тем, что пришлось ему увидеть.
   – Все, кроме трех, – говорил он. – Все выскочили. Я предупреждал. Я говорил, что нужен цемент-500.
   Юнна закурила, грубо, по-мужски кинула спичку на землю.
   – Ну почему же мне никто не доложил?… Сам ты, конечно, ничего не сможешь сделать. А где взять людей?
   – Люди нам, Юнсанна, не нужны, – сказал Петр. – Нам нужны квалифицированные альпинисты. Где их взять? Сейчас – разгар сезона, все в горах. Надо команду отзывать.
   – Акт подписан, – вздохнула Юнна, – работа принята.
   – Второй раз тряхнет – все, – сказал Петр.
   – Хорошо! – решилась Юнна. – Я тебя прошу: сейчас же свяжись с ними по радио и от имени руководства строительства попроси… даже потребуй вернуться. Я вышлю за ними наш вертолет.
   – Юнсанна! – сказал Петр. – Не надо от имени руководства. Нехорошо это. Я подпишу – Юнна и Петр.
   – А чем тебе не нравится официальная подпись?
   – Одно дело, когда их просят друзья, другое – организация. Организацию можно и отослать, а друзей… ну вот нас с вами…
   – Не важно это, – сказала Юнна. – Впрочем, как хочешь. И в том и в другом случае мы им портим спортивную жизнь.
   Петр нахмурился.
   – Портим, – сказал он. – Если не спасем…

 
   Рука Володи, ощупывая, оглаживая каждый выступ, каждую зацепку в неверной желтой породе, наконец наткнулась на что-то более твердое. «Желтый пояс» кончился. Дальше шла полоса белого мрамора, такого белого, что на него было больно смотреть. Володя достал крюк и стал вколачивать его в ближайшую трещину. Крюк шел очень медленно, трудно, и это было прекрасно. Наконец он начал под ударами скального молотка петь. Этот звук означал, что на крюк можно повесить хоть грузовик. Володя пристегнул к крюку карабин, продел туда страхующую веревку. Всё! Он почувствовал тяжелую усталость, напряжение спало.
   Внизу Руслан и Саша аплодировали капитану. Лида, стоявшая на страховке, плакала, но не могла стряхнуть слезы, потому что обе руки у нее были заняты страхующей веревкой…
   Марат валялся на спальном мешке. Рядом шипела радиостанция. В руке Марат держал учебник и, шевеля губами, разбирал ненавистные английские слова. Иногда он отрывался от этого занятия и, не меняя позы, поглядывал в подзорную трубу. В трубе было видно, как на леднике расхаживает с ледорубом в руке Спартак. Внезапно радиостанция ожила, и чей-то голос стал вызывать: «База-Ключ, я База, как слышно, прием». Марат, обрадованный таким замечательным поводом бросить занятия, тут же откликнулся. Ему сообщили, что для команды на стене Ключа есть срочное сообщение, которое он должен записать. Записывать было не на чем, и Марат стал писать на внутренней обложке учебника. Передали вот что: «Моряки! В результате землетрясения выскочили все болты, кроме трех. Камень находится в худшем положении, чем до начала работ. В любой момент, повторяем – в любой момент, он может упасть. Мы понимаем, как, некстати это произошло, но причины насчет цемента вы знаете сами. Просим вас немедленно прервать восхождение и в самый короткий срок спуститься к лагерю База-Ключ. Завтра за вами вылетает вертолет. Помощи нам ждать неоткуда. Срочно сообщите о своем решении по радио. Ваши Юнна, Петр».
   – Кто принял? – спросил оператор.
   – Курсант, – ответил Марат.
   Он захлопнул учебник с записью радиограммы, повертел его в руках, словно не знал, что с ним делать, потом сунул учебник под камень. Тут на гребне морены появился – видимый уже без всяких подзорных труб – Спартак.
   – Ну как?! – закричал он еще издали.