Страница:
Гипотетический славянский правитель некой Руси начала второй трети IX века мог включить в свое отправляемое в Константинополь посольство варягов в качестве проводников, если они лучше знали дорогу, или толмачей, если они лучше понимали греческий язык (хотя и с чего бы?!), но в любом случае служилые скандинавы, играя в посольстве сугубо вспомогательные роли, не определяли бы его этническое лицо. Не только самое естественное, но и единственно возможное объяснение того, что посольство кагана Руси состояло из скандинавов-свеев, заключается в том, что сам каган и его окружение, из которого он наверняка назначал послов, то есть вся русь того времени была скандинавской.
Второй аргумент – имена послов Вещего Олега, отряженных им в Константинополь для подписания мирного договора с греками, зафиксированные не где-нибудь, а прямо в ПВЛ. Вот они: Карл, Фарлоф, Вельмуд, Рулав, Стемид. Там же можно найти еще один список имен уполномоченных представителей руси, подписавших такой договор от «рода русского»: Карл, Ингельд, Фарлаф, Вельмуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву Труан, Стемид. Написание имен послов, которые сами по себе имеют колоссальную важность и которыми нам еще предстоит заняться вплотную, несколько разнится в разных списках ПВЛ, что, конечно, расширяет возможности трактовок и этимологизаций. Но, что характерно, ни в одном из вариантов этих имен нет и намека на что-то славянское, а абсолютное большинство их явно германского происхождения, причем некоторые имена – Ингельд, Фарлаф[9], Вельмуд, Рулав, Руалд, Фрелав – конкретно скандинавские. Трудно отделаться от мысли, что мы имеем дело с прямыми потомками послов русского кагана из Вертинских анналов. Единственное, на что могут рассчитывать здесь антинорманисты, это имеющееся обоснованное подозрение в подложном характере договора 907 года, с которым ПВЛ связала имена послов в Константинополь. Сомнение в его аутентичности высказывал еще первый исследователь ПВЛ А. Шахматов, работы которого стали классикой анализа русских летописей. Однако никто не подвергал сомнению договор 911 года, включенный в статью 912 года ПВЛ и содержащий в своей преамбуле приведенный выше расширенный список уполномоченных подписантов договора. Наконец, есть еще аналогичный договор Игоря, тоже донесенный до нас ПВЛ в статье 945 года. В нем, правда, появляется пара имен, выглядящих похожими на славянские, но по-прежнему абсолютное их большинство имеет очевидно германское происхождение.
Аргумент третий – русские названия днепровских порогов у Константина Багрянородного в его трактате «Об управлении империей». Этимология приведенных им русских названий явно древнескандинавская. Антинорманисты предпочитают обходить эти труднопреодолимые для плавсредств, но еще более для самих антинорманистов пороги молчанием, а вынужденно упоминая, демонстративно заключают слово «русские» в кавычки. Но эти кавычки – не более чем хорошая мина при плохой игре. Константин называл пороги по-русски без всяких кавычек и тут же давал их параллельные названия по-славянски, которые действительно этимологизируются из старославянского. То есть у Багрянородного русский язык прямо противопоставлен славянскому, и этот его русский язык – язык древнескандинавский в современной терминологии.
Понимая значение и неубиенность этого свидетельства, известный антинорманист, украинский историк и археолог М. Брайчевский, сделал отчаянную попытку этимологизировать названия днепровских порогов у Багрянородного из неких мифических «иранских языков». Увы, его дилетантские потуги у лингвистов вряд ли вызовут что-либо кроме грустной улыбки[10]. Если же говорить серьезно, то, глядя правде в глаза, невозможно не признать, что в конце первой половины X века, то есть век с лишним спустя после появления при дворе Людовика Благочестивого послов русского кагана, их потомки все еще говорили на древнескандинавском языке. Заметим кстати, что именно древнескандинавском. Во всей Скандинавии IX века в ходу был единый язык, хотя вероятно уже распадавшийся на диалекты, из которых его преемники – шведский, норвежский, датский и исландский языки – оформились не ранее XII века.
Четвертым и безусловно решающим аргументом служат имена самих «великих князей» начальной Руси, известные нам не только из ПВЛ, но и из заслуживающих доверия документальных свидетельств соседей древней Руси. Аргумент настолько важен, что достоин отдельного рассмотрения, и к этим именам нам вновь и вновь придется возвращаться.
А пока сконцентрируемся на важнейшем для истории древней Руси факте: скандинавы в начале «эпохи викингов», то есть в VIII – IX веках, нигде, включая саму Скандинавию, не создали никаких государств из ничего. Что умели делать викинги и делали повсеместно, это «накладывали лапу» на все, что «плохо лежит», но лежит уже готовенькое, в частности на существовавшие, особенно небедные, но по каким-то причинам ослабленные государственные образования. Начиналось все тривиальным грабежом, а заканчивалось либо поспешным бегством, либо, если повезет, захватом командных высот. Именно так возникли «норманнские» государства в восточной Англии (Данелаг), западной Франции (Нормандия) и южной Италии (Сицилийское королевство). Поэтому можно смело предположить, что таким же образом возникло варяжское государство Русь. Чрезвычайно интересно провести параллель, впечатляющую и показательную, между захватом Нормандии викингами норманнами и будущей Руси варягами русью.
В конце IX века норманны Хрольва Пешехода правдами и неправдами получили контроль над полуостровом Бретань, а затем, в течение X века, и всей Нейстрией[11]. Та, будучи в то время частью королевства Меровингов, и частью далеко не бедной, имела не только свою государственную территорию, но и собственную историю в прошлом независимого королевства. После подчинения норманнам Нейстрия очень быстро превратилась в Нормандию, а бывшие норманнские ярлы – в нормандских герцогов. Так уже существовавшее государство на бывшей кельтской, но романизированной территории поменяло название, приняв имя захвативших ее викингов. В этом переименованном государстве относительно малочисленная господствующая норманнская верхушка быстро потеряла родной древнескандинавский язык и перешла на местные романские наречия. Но бывшие конунги и ярлы, превратившись в герцогов и баронов, еще долго сохраняли древнегерманские имена – единственное, что отличало вознесшуюся на вершины власти пришлую элиту от задвинутой на задворки местной знати. Однако вследствие смены языка эти старые германские по происхождению имена стали произноситься на местный лад, свойственный старофранцузским диалектам Ойль: Вильхельмы превратились в Гиллемов (современное французское Гийом), Рикхарды – в Ришардов (современное французское Ришар), Хродберахты – в Родбертов (современное французское Робер), а Готфриды – в Жоффроев (современное французское Жоффруа)[12].
Почти то же самое мы видим на востоке. Почти – потому что, к сожалению, проводя параллель между процессами рождения государств в Нормандии и на Руси, мы вынуждены пропустить первый самый важный для антинорманистов, да и всех нас, этап, так как не имеем никаких данных о восточноевропейском государстве, которое прибрали к рукам варяги-русь. История Нейстрии и захват ее норманнами документированы местными анналами, благо, Франция Меровингов уже имела унаследованные от Римской империи давние традиции историографии и обширные штаты анналистов. А вот на востоке документировать аналогичное событие было некому. Поэтому относительно первого этапа приходится принять нечто нам не известное по аналогии, которая, к счастью, очень ярко прорисовывается на всех последующих этапах.
В рамках этой аналогии некое государство на бывшей готско-сарматской, но славянизированной к IX веку территории получила имя по захватившим ее скандинавам, которые, по свидетельству Вертинских анналов, были этническими свеями, но уже в то время назывались русью. Далее, как и в Нормандии, господствующая верхушка руси присвоила себе местные титулы, что подтверждается «каганом-рус» арабских авторов, он же «каган народа Рос» Вертинских анналов, и перешла на местные славянские наречия, все еще сохраняя древнегерманские имена, которые однако переиначилсь на местный восточнославянский лад. Так Хельги превратились в Эльгов / Ольгов[13] (современное великорусское Олег), а Ингвары / Ингеры – в Ингорей (современное великорусское Игорь). Как видим, за исключением неизвестного нам первого этапа далее нормандский сценарий здесь повторяется один в один.
На мой взгляд, такое повторение, такая очевидная параллель, от которой антинорманисты отмахиваются, как черт от ладана, объективно как раз льет воду на мельницу антинорманизма, заставляя обоснованно предположить существование в IX веке на Русской равнине некого государственного (предгосударственного) образования, привлекшего внимание находников-варягов. Эти варяги, прозвавшиеся русью, несомненно действовали на востоке точно так же, как и их соплеменники на западе: ничего не создавали, ничего не строили, только грабили, обирали, а при удобном случае захватывали и подчиняли. В конечном счете им удалось захватить где-то на территории будущей Руси и подчинить себе одно или даже несколько предгосударственных образований, которые скандинавская эпическая традиция называла Гардами.
Гарды Восточного пути
В древнескандинавских сагах Древняя Русь называлась Аустрвег, то есть «Восточный путь» – скандинавский эквивалент пути «из варяг в греки» наших учебников истории, – или Гардарики, то есть «державой гард»[14]. В самых ранних сагах это государство звалось просто Гардар, то есть «гарды». Вопреки расхожему мнению скандинавские «гарды» – это вовсе не города. Городов, по крайней мере городов в нашем сегодняшнем понимании, во время становления Древней Руси в Скандинавии вообще не было, поэтому не было и такого понятия в древнескандинавском языке. Позже в связи с действительно возникшей необходимостью во всех скандинавских языках для средневекового города появилось совсем иное слово общегерманского происхождения borg.
Археолог Г. Лебедев, один из российских авторитетов в истории и археологии древней Скандинавии, проводил параллель между древнескандинавским garđ и древнерусским термином «полюдье», имея в виду территориальную единицу, на которой кормится некий правитель – конунг в Скандинавии или князь на Руси, – и которую он соответственно берет под свою юридическую и военную опеку[15]. Судя по множественному числу «гарды», таких гард-полюдий на Восточном пути было несколько. По крайней мере, нам достоверно известно о двух из них: новгородском и киевском, маркированных в скандинавской эпической традиции явным формантом -garđr, – соответственно Хольмгард (Holmgardr) и Кянугард (Kænugardr) с вариантом Кенугард (Kœnugardr).
В уже упоминавшемся выше опусе «Об у правлении империей» византийский император Константин Багрянородный употребляет непосредственно славянское слово «полюдье» (πολυδια) в связи с некой местностью, которую Константин называет то Киоавом, то Киовой, и в которой обитают кормящиеся этим полюдьем архонты Руси. Не исключено, что Константин также упоминает и новгородское полюдье, когда мимоходом замечает, что Святослав «сидел в Немогарде» (Νεμογαρδας). Здесь полезно еще раз подчеркнуть, что в конце первой половины X века, когда писал свой труд Константин, Новгорода Великого еще не было, да и Киев, судя по современным оценкам независимых археологов, еще не стал столичным городом. Так что речь у Багрянородного не может идти о городах Новгороде Великом и Киеве, а, следовательно, имеются в виду именно киевское и, возможно, новгородское полюдья. Кстати, Багрянородный называет административный центр киевского полюдья, в котором обитали архонты руси, но это вовсе не Киев, а некая крепость (καστρον), которую Константин называл Самватом (Σαμβατας).
Возможно, на Восточном пути существовали другие полюдья, например, смоленское (гнездовское) и полоцкое. Наверняка какое-то полюдье руси было на верхней Волге. Археологически оно оставило следы в Тимереве, Сарском городище и других местах нынешней Ярославской области. Надо полагать, тамошняя русь ходила на кораблях в Булгар и на Каспий. Скорее всего с купцами той руси встречался в 922 году в Булгаре Ибн Фадлан, который слыхом не слыхивал ни о Киеве, ни о Днепре, но без тени сомнения помещал Русь на берегах Волги севернее Булгара.
Неизвестно, был ли у всех полюдий руси единый верховный правитель или полюдья существовали и управлялись независимо. Даже непонятно, был ли единый властитель в каждом полюдье. В частности, об архонтах киевского Константин Багрянородный говорил во множественном числе, но при этом он мог иметь в виду как множество одновременных соправителей, так и последовательно сменяющих друг друга владык. Ничего не проясняют упоминаемые во франкских документах «каган руси» и «норманнский каган», равно как и «каган-рус» у арабских географов. Обычно, очевидно по аналогии с тюркскими и хазарским каганатами, молчаливо предполагается, что титул кагана мог носить только один самый главный правитель, объединивший под своей властью все или большинство захваченных русью территориальных единиц, например, тех же полюдий, и принимать его только как качественно новый титул верховного владыки «Всея Руси». Но, как я уже однажды замечал по этому поводу[16], на самом деле ничто не мешало назваться каганом и даже послать в Константинополь посольство из своих людей кому угодно, любому никому не известному правителю сугубо «местного значения». А какому-нибудь варяжскому ярлу по имени Хакан, чтобы послать хохмы ради посольство в Византийскую или Франкскую империи, даже не нужно было прикидываться каганом. Кстати сказать, ни византийцы, ни франки посольство «русского кагана» всерьез не восприняли.
Возвращаясь к двум достоверно нам известным полюдьям руси X века, киевскому и новгородскому, хотелось бы сделать попутное замечание о происхождении их названий. До сих пор нет общепринятой этимологии для скандинавских названий Хольмгарда и Кянугарда / Кенугарда. Для Хольмгарда наиболее популярны две этимологизации: из славянского «холм» и скандинавского holm – «остров». К сожалению, обе совершенно ни при чем в случае Новгорода Великого. Поэтому в качестве альтернативы предлагалось как-то пристроить понятие острова к предтече Новгорода Рюрикову городищу, хотя достоверно не известно, было ли Рюриково Городище островом, а если выражаться более точно, островком в «рюриковы времена». Кроме того, зарождение эпической скандинавской традиции об Аустервеге-Гардарики в основном относится к XI и даже скорее XII векам, когда под Хольмгардом мог пониматься только переживавший расцвет Новгород Великий, а не маленькое уже захиревшее к тому времени Рюриково городище. И уж совсем плохи дела с Кянугардом-Кенугардом. Единственное имеющее на сегодня объяснение Кянугарда из «кияне», имея в виду жителей Киева, если в него вдуматься, парадоксально: получается, не киевляне получили свое прозвание потому, что жили в Киеве, а Киев получил свое название потому, что в нем жили киевляне! А вариант Кенугарда «кияне» и вовсе подвешивают в воздухе.
Но на самом деле, на мой взгляд, все рассмотренные и не рассмотренные здесь варианты этимологизации Хольмгарда и Кянугарда изначально бессмысленны, потому что исходят из принципиально неверной посылки. Если в соответствии с высказанным ранее постулатом названия с формантом «-гард» относятся не к городам, а к полюдьям, то и первые компоненты обоих названий следует соотносить не с городами, а с полюдьями как некими территориями и предгосударственными образованиями во главе с властителями-русью. Под этим углом зрения в качестве этимологических объяснений сразу отметаются и «холм», и «кияне». Объяснение через «остров» не исключается автоматически, особенно в контексте известного «острова русов» арабской традиции[17], но мало-мальски разумного смысла оно все равно не приобретает. Зато этот смысл Кянугард и Хольмгард могут обрести, рассматриваемые как названия не столько городов, сколько полюдий, то есть владений неких властителей руси, если допустить, что названия полюдий отражали, например, титулы или родовые имена этих властителей.
Наиболее наглядное подтверждение такое допущение находит в Кянугарде, где перед формантом «-гард» достаточно отчетливо проглядывает «каган». И этому не приходится удивляться с учетом того, что какой-то правитель руси принял титул кагана еще в первой половине IX века, что следует из текста Бертинских анналов, а Киевщина (Киоав-Киова Багрянородного) была подвластна хазарскому каганату с начала восьмого примерно до середины десятого века с небольшим перерывом на время венгерско-хазарской размолвки. К сожалению, мы не знаем, как произносили титул своего верховного правителя живые хазары. Возможное произношение титула кагана в различных тюркских языках может включать варианты ка’ан и кя’ан, причем последний из них прямо соответствует форме Кянугард. Однако скандинавская традиция помимо формы Кянугард знала и альтернативную ей форму Кенугард. Судя по чувашскому языку – единственному живому близкому родственнику хазарского, – в котором «хан» – хун, хазары тоже могли произносить слово «каган» с лабиализацией гласного, нечто вроде «кю’ун», а такое произношение должно было породить у скандинавов скорее Кенугард, чем Кянугард.
Наконец, отдельный вопрос, не могло ли после принятия Хазарией иудаизма в качестве государственной религии повлиять на хазарское произношение титула кагана еврейское ко’эн. Конечно, хазарские каганы не были потомками библейского Аарона, что обязательно для истинных коэнов, – таковых в Хазарском каганате просто неоткуда было взять, но выполняемые каганами некоторые жреческие функции кое в чем перекликались с функциями коэнов. По крайней мере, спеллинг Kœnugarđr более всего отсылает именно к ним.
Как видим, вариантов много, они очень зыбки, и все же не кажется невозможным, что название Киева в вариантах Кянугард-Кенугард – это просто-напросто скандинавская передача «полюдья каганов».
Переходя к Хольмгарду, надо иметь в виду, что в само́м древнескандинавском Holmgarđ произносилось как Хольгард (позднее Хульгард). Поскольку holm в значении «остров» толком пристроить к Новгороду Великому не удается, возникает закономерный вопрос, не является ли Holmgarđ вторичным, скандинавским «письменным» осмыслением изначального устного Holgarđ с практически тем же самым произношением? А если это так, то не идет ли речь об Ольгарде, то есть… полюдье ольгов?! Здесь может иметься в виду конкретная личность – Вещий Олег, Ольг в древнерусском тексте ПВЛ, или, что представляется более вероятным, принятый у правителей начальной руси титул «ольг»[18]. То есть Ольгард – это «полюдье ольгов» – полная новгородская аналогия киевскому «полюдью каганов».
Параллель «Каган-гарды» с «Ольг-гардой» определяется основополагающей параллелью между «ольгами» и «каганами», параллелью настолько важной, что мы будем вынуждены к ней не раз возвращаться, сознательно ища и находя ей подтверждения. А разница в названиях между ними могла проистечь из-за того, что «Каган-гарда» территориально соседствовала с хазарским каганатом и, в более широком плане, тюркоязычным в то время Северным Причерноморьем, а «Ольг-гарда» – с германоязычным скандинавским миром.
Однако мы несколько забежали вперед. Поэтому притормозим и пока условно примем только что высказанную гипотезу, согласно которой мы получаем как минимум два предгосударственных образования – полюдья, – в которых до образования единого государства древней Руси, то есть до конца X века, а вполне вероятно, что и некоторое время после, заправляли каганы и ольги руси. Значит ли это, что варяги создали эти или другие аналогичные образования? Ни в коей мере. Создавать государства, государственные структуры викинги, в том числе и те, что назывались в ПВЛ варягами-русью, просто не умели. Не имели ни опыта, ни желания – были, что называется, не по тому делу. Все это они получали в готовом виде по праву сильного, а затем либо мгновенно теряли, либо, сохранив, быстро адаптировались, приспосабливались к местным условиям подобно норманнам Хрольва в Нормандии.
В описании Ибн Фадлана, сделанном по личным впечатлениям, в первой четверти X века русь по внешнему облику не имела ничего общего со скандинавами, а порядки при дворе их «царя», то есть соответственно нашей гипотезе кагана или ольга, вообще совершенно чужды скандинавским, но действительно типичны для двора кагана хазарского. У Ибн Фадлана русь носит римские короткие плащи, турецко-украинские шаровары, а ее правитель проводит время исключительно в попойках и увеселениях на огромном столе в окружении наложниц и личной охраны, в то время как все государственные дела и защиту отечества выполняют его приближенные заместители. Как тут не вспомнить нашего славного былинного Владимира Красно Солнышко с его бесконечными пирами и полной отстраненностью от государственных дел, прижившуюся около него и охранявшую его драгоценную персону, а заодно всю Русскую землю, когорту богатырей и, наконец, отчеканенные в XI веке в Киеве монеты с легендой «Владимир на столе», как будто для иллюстрации описания Ибн Фадлана?!
Недаром в последнее время все больше историков готовы признавать, естественно, с оговорками на особенности жанра, скандинавские саги и русские былины историческими в основе своей источниками, в ряде случае даже более правдивыми, чем «летописи» наподобие ПВЛ. И это не удивительно, ибо народные сказители – не придворные «летописцы» киевских князей и не агиографы. В отличие от сочинителей ПВЛ им не нужно было, угождая сильным мира сего, придумывать «факты» и перевирать традицию, в основе которой, как правило, лежали действительные события. Проблема лишь в том, чтобы суметь извлечь из былин их реальную основу, переданную в традиционных фольклорных формах и «зашумленную» многовековой устной передачей.
Рюриковичи мы?
В кинофильме Л. Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» есть примечательный эпизод. Составляющий протокол участковый милиционер задает рутинный вопрос об имени и фамилии Ивану Грозному, волею авторов фильма оказавшемуся в нашем времени. Царь поначалу озадаченно чешет затылок, но затем, гордо вскинув бороденку, объявляет как само собой разумеющееся: «Рюриковичи мы!». Тысячу с лишним лет не подлежало сомнению, что первая династия русских владык вела свою родословную от Рюрика. Кто же он такой, чем знаменит родоначальник династии, более семисот лет правившей древней Русью и Россией и о принадлежности к которой с гордостью заявляет в фильме один из последних ее представителей? Как ни парадоксально, сам по себе Рюрик совершенно не известен мировой истории, а его славные деяния не попали ни в одни анналы. Единственный источник, удостоверяющий существование Рюрика, – это ПВЛ. Увы, слишком ненадежное, как мы уже имели возможность убедиться, удостоверение личности[19]. Но даже ПВЛ, единственная якобы знающая Рюрика, не числит за ним никаких достойных упоминания свершений.
Второй аргумент – имена послов Вещего Олега, отряженных им в Константинополь для подписания мирного договора с греками, зафиксированные не где-нибудь, а прямо в ПВЛ. Вот они: Карл, Фарлоф, Вельмуд, Рулав, Стемид. Там же можно найти еще один список имен уполномоченных представителей руси, подписавших такой договор от «рода русского»: Карл, Ингельд, Фарлаф, Вельмуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву Труан, Стемид. Написание имен послов, которые сами по себе имеют колоссальную важность и которыми нам еще предстоит заняться вплотную, несколько разнится в разных списках ПВЛ, что, конечно, расширяет возможности трактовок и этимологизаций. Но, что характерно, ни в одном из вариантов этих имен нет и намека на что-то славянское, а абсолютное большинство их явно германского происхождения, причем некоторые имена – Ингельд, Фарлаф[9], Вельмуд, Рулав, Руалд, Фрелав – конкретно скандинавские. Трудно отделаться от мысли, что мы имеем дело с прямыми потомками послов русского кагана из Вертинских анналов. Единственное, на что могут рассчитывать здесь антинорманисты, это имеющееся обоснованное подозрение в подложном характере договора 907 года, с которым ПВЛ связала имена послов в Константинополь. Сомнение в его аутентичности высказывал еще первый исследователь ПВЛ А. Шахматов, работы которого стали классикой анализа русских летописей. Однако никто не подвергал сомнению договор 911 года, включенный в статью 912 года ПВЛ и содержащий в своей преамбуле приведенный выше расширенный список уполномоченных подписантов договора. Наконец, есть еще аналогичный договор Игоря, тоже донесенный до нас ПВЛ в статье 945 года. В нем, правда, появляется пара имен, выглядящих похожими на славянские, но по-прежнему абсолютное их большинство имеет очевидно германское происхождение.
Аргумент третий – русские названия днепровских порогов у Константина Багрянородного в его трактате «Об управлении империей». Этимология приведенных им русских названий явно древнескандинавская. Антинорманисты предпочитают обходить эти труднопреодолимые для плавсредств, но еще более для самих антинорманистов пороги молчанием, а вынужденно упоминая, демонстративно заключают слово «русские» в кавычки. Но эти кавычки – не более чем хорошая мина при плохой игре. Константин называл пороги по-русски без всяких кавычек и тут же давал их параллельные названия по-славянски, которые действительно этимологизируются из старославянского. То есть у Багрянородного русский язык прямо противопоставлен славянскому, и этот его русский язык – язык древнескандинавский в современной терминологии.
Понимая значение и неубиенность этого свидетельства, известный антинорманист, украинский историк и археолог М. Брайчевский, сделал отчаянную попытку этимологизировать названия днепровских порогов у Багрянородного из неких мифических «иранских языков». Увы, его дилетантские потуги у лингвистов вряд ли вызовут что-либо кроме грустной улыбки[10]. Если же говорить серьезно, то, глядя правде в глаза, невозможно не признать, что в конце первой половины X века, то есть век с лишним спустя после появления при дворе Людовика Благочестивого послов русского кагана, их потомки все еще говорили на древнескандинавском языке. Заметим кстати, что именно древнескандинавском. Во всей Скандинавии IX века в ходу был единый язык, хотя вероятно уже распадавшийся на диалекты, из которых его преемники – шведский, норвежский, датский и исландский языки – оформились не ранее XII века.
Четвертым и безусловно решающим аргументом служат имена самих «великих князей» начальной Руси, известные нам не только из ПВЛ, но и из заслуживающих доверия документальных свидетельств соседей древней Руси. Аргумент настолько важен, что достоин отдельного рассмотрения, и к этим именам нам вновь и вновь придется возвращаться.
А пока сконцентрируемся на важнейшем для истории древней Руси факте: скандинавы в начале «эпохи викингов», то есть в VIII – IX веках, нигде, включая саму Скандинавию, не создали никаких государств из ничего. Что умели делать викинги и делали повсеместно, это «накладывали лапу» на все, что «плохо лежит», но лежит уже готовенькое, в частности на существовавшие, особенно небедные, но по каким-то причинам ослабленные государственные образования. Начиналось все тривиальным грабежом, а заканчивалось либо поспешным бегством, либо, если повезет, захватом командных высот. Именно так возникли «норманнские» государства в восточной Англии (Данелаг), западной Франции (Нормандия) и южной Италии (Сицилийское королевство). Поэтому можно смело предположить, что таким же образом возникло варяжское государство Русь. Чрезвычайно интересно провести параллель, впечатляющую и показательную, между захватом Нормандии викингами норманнами и будущей Руси варягами русью.
В конце IX века норманны Хрольва Пешехода правдами и неправдами получили контроль над полуостровом Бретань, а затем, в течение X века, и всей Нейстрией[11]. Та, будучи в то время частью королевства Меровингов, и частью далеко не бедной, имела не только свою государственную территорию, но и собственную историю в прошлом независимого королевства. После подчинения норманнам Нейстрия очень быстро превратилась в Нормандию, а бывшие норманнские ярлы – в нормандских герцогов. Так уже существовавшее государство на бывшей кельтской, но романизированной территории поменяло название, приняв имя захвативших ее викингов. В этом переименованном государстве относительно малочисленная господствующая норманнская верхушка быстро потеряла родной древнескандинавский язык и перешла на местные романские наречия. Но бывшие конунги и ярлы, превратившись в герцогов и баронов, еще долго сохраняли древнегерманские имена – единственное, что отличало вознесшуюся на вершины власти пришлую элиту от задвинутой на задворки местной знати. Однако вследствие смены языка эти старые германские по происхождению имена стали произноситься на местный лад, свойственный старофранцузским диалектам Ойль: Вильхельмы превратились в Гиллемов (современное французское Гийом), Рикхарды – в Ришардов (современное французское Ришар), Хродберахты – в Родбертов (современное французское Робер), а Готфриды – в Жоффроев (современное французское Жоффруа)[12].
Почти то же самое мы видим на востоке. Почти – потому что, к сожалению, проводя параллель между процессами рождения государств в Нормандии и на Руси, мы вынуждены пропустить первый самый важный для антинорманистов, да и всех нас, этап, так как не имеем никаких данных о восточноевропейском государстве, которое прибрали к рукам варяги-русь. История Нейстрии и захват ее норманнами документированы местными анналами, благо, Франция Меровингов уже имела унаследованные от Римской империи давние традиции историографии и обширные штаты анналистов. А вот на востоке документировать аналогичное событие было некому. Поэтому относительно первого этапа приходится принять нечто нам не известное по аналогии, которая, к счастью, очень ярко прорисовывается на всех последующих этапах.
В рамках этой аналогии некое государство на бывшей готско-сарматской, но славянизированной к IX веку территории получила имя по захватившим ее скандинавам, которые, по свидетельству Вертинских анналов, были этническими свеями, но уже в то время назывались русью. Далее, как и в Нормандии, господствующая верхушка руси присвоила себе местные титулы, что подтверждается «каганом-рус» арабских авторов, он же «каган народа Рос» Вертинских анналов, и перешла на местные славянские наречия, все еще сохраняя древнегерманские имена, которые однако переиначилсь на местный восточнославянский лад. Так Хельги превратились в Эльгов / Ольгов[13] (современное великорусское Олег), а Ингвары / Ингеры – в Ингорей (современное великорусское Игорь). Как видим, за исключением неизвестного нам первого этапа далее нормандский сценарий здесь повторяется один в один.
На мой взгляд, такое повторение, такая очевидная параллель, от которой антинорманисты отмахиваются, как черт от ладана, объективно как раз льет воду на мельницу антинорманизма, заставляя обоснованно предположить существование в IX веке на Русской равнине некого государственного (предгосударственного) образования, привлекшего внимание находников-варягов. Эти варяги, прозвавшиеся русью, несомненно действовали на востоке точно так же, как и их соплеменники на западе: ничего не создавали, ничего не строили, только грабили, обирали, а при удобном случае захватывали и подчиняли. В конечном счете им удалось захватить где-то на территории будущей Руси и подчинить себе одно или даже несколько предгосударственных образований, которые скандинавская эпическая традиция называла Гардами.
Гарды Восточного пути
Пусть не Париж, не Нью-Йорк
маленький мой городок.
Летом красив и зимой
Новгород – город мой!
«Мой Новгород»,группа «Свои ребята»
Вечорiв оксамити,
мов щастя прибiй…
Як тебе не любити,
Киеве мiй!
«Мой Киев», слова Д. Луценко
В древнескандинавских сагах Древняя Русь называлась Аустрвег, то есть «Восточный путь» – скандинавский эквивалент пути «из варяг в греки» наших учебников истории, – или Гардарики, то есть «державой гард»[14]. В самых ранних сагах это государство звалось просто Гардар, то есть «гарды». Вопреки расхожему мнению скандинавские «гарды» – это вовсе не города. Городов, по крайней мере городов в нашем сегодняшнем понимании, во время становления Древней Руси в Скандинавии вообще не было, поэтому не было и такого понятия в древнескандинавском языке. Позже в связи с действительно возникшей необходимостью во всех скандинавских языках для средневекового города появилось совсем иное слово общегерманского происхождения borg.
Археолог Г. Лебедев, один из российских авторитетов в истории и археологии древней Скандинавии, проводил параллель между древнескандинавским garđ и древнерусским термином «полюдье», имея в виду территориальную единицу, на которой кормится некий правитель – конунг в Скандинавии или князь на Руси, – и которую он соответственно берет под свою юридическую и военную опеку[15]. Судя по множественному числу «гарды», таких гард-полюдий на Восточном пути было несколько. По крайней мере, нам достоверно известно о двух из них: новгородском и киевском, маркированных в скандинавской эпической традиции явным формантом -garđr, – соответственно Хольмгард (Holmgardr) и Кянугард (Kænugardr) с вариантом Кенугард (Kœnugardr).
В уже упоминавшемся выше опусе «Об у правлении империей» византийский император Константин Багрянородный употребляет непосредственно славянское слово «полюдье» (πολυδια) в связи с некой местностью, которую Константин называет то Киоавом, то Киовой, и в которой обитают кормящиеся этим полюдьем архонты Руси. Не исключено, что Константин также упоминает и новгородское полюдье, когда мимоходом замечает, что Святослав «сидел в Немогарде» (Νεμογαρδας). Здесь полезно еще раз подчеркнуть, что в конце первой половины X века, когда писал свой труд Константин, Новгорода Великого еще не было, да и Киев, судя по современным оценкам независимых археологов, еще не стал столичным городом. Так что речь у Багрянородного не может идти о городах Новгороде Великом и Киеве, а, следовательно, имеются в виду именно киевское и, возможно, новгородское полюдья. Кстати, Багрянородный называет административный центр киевского полюдья, в котором обитали архонты руси, но это вовсе не Киев, а некая крепость (καστρον), которую Константин называл Самватом (Σαμβατας).
Возможно, на Восточном пути существовали другие полюдья, например, смоленское (гнездовское) и полоцкое. Наверняка какое-то полюдье руси было на верхней Волге. Археологически оно оставило следы в Тимереве, Сарском городище и других местах нынешней Ярославской области. Надо полагать, тамошняя русь ходила на кораблях в Булгар и на Каспий. Скорее всего с купцами той руси встречался в 922 году в Булгаре Ибн Фадлан, который слыхом не слыхивал ни о Киеве, ни о Днепре, но без тени сомнения помещал Русь на берегах Волги севернее Булгара.
Неизвестно, был ли у всех полюдий руси единый верховный правитель или полюдья существовали и управлялись независимо. Даже непонятно, был ли единый властитель в каждом полюдье. В частности, об архонтах киевского Константин Багрянородный говорил во множественном числе, но при этом он мог иметь в виду как множество одновременных соправителей, так и последовательно сменяющих друг друга владык. Ничего не проясняют упоминаемые во франкских документах «каган руси» и «норманнский каган», равно как и «каган-рус» у арабских географов. Обычно, очевидно по аналогии с тюркскими и хазарским каганатами, молчаливо предполагается, что титул кагана мог носить только один самый главный правитель, объединивший под своей властью все или большинство захваченных русью территориальных единиц, например, тех же полюдий, и принимать его только как качественно новый титул верховного владыки «Всея Руси». Но, как я уже однажды замечал по этому поводу[16], на самом деле ничто не мешало назваться каганом и даже послать в Константинополь посольство из своих людей кому угодно, любому никому не известному правителю сугубо «местного значения». А какому-нибудь варяжскому ярлу по имени Хакан, чтобы послать хохмы ради посольство в Византийскую или Франкскую империи, даже не нужно было прикидываться каганом. Кстати сказать, ни византийцы, ни франки посольство «русского кагана» всерьез не восприняли.
Возвращаясь к двум достоверно нам известным полюдьям руси X века, киевскому и новгородскому, хотелось бы сделать попутное замечание о происхождении их названий. До сих пор нет общепринятой этимологии для скандинавских названий Хольмгарда и Кянугарда / Кенугарда. Для Хольмгарда наиболее популярны две этимологизации: из славянского «холм» и скандинавского holm – «остров». К сожалению, обе совершенно ни при чем в случае Новгорода Великого. Поэтому в качестве альтернативы предлагалось как-то пристроить понятие острова к предтече Новгорода Рюрикову городищу, хотя достоверно не известно, было ли Рюриково Городище островом, а если выражаться более точно, островком в «рюриковы времена». Кроме того, зарождение эпической скандинавской традиции об Аустервеге-Гардарики в основном относится к XI и даже скорее XII векам, когда под Хольмгардом мог пониматься только переживавший расцвет Новгород Великий, а не маленькое уже захиревшее к тому времени Рюриково городище. И уж совсем плохи дела с Кянугардом-Кенугардом. Единственное имеющее на сегодня объяснение Кянугарда из «кияне», имея в виду жителей Киева, если в него вдуматься, парадоксально: получается, не киевляне получили свое прозвание потому, что жили в Киеве, а Киев получил свое название потому, что в нем жили киевляне! А вариант Кенугарда «кияне» и вовсе подвешивают в воздухе.
Но на самом деле, на мой взгляд, все рассмотренные и не рассмотренные здесь варианты этимологизации Хольмгарда и Кянугарда изначально бессмысленны, потому что исходят из принципиально неверной посылки. Если в соответствии с высказанным ранее постулатом названия с формантом «-гард» относятся не к городам, а к полюдьям, то и первые компоненты обоих названий следует соотносить не с городами, а с полюдьями как некими территориями и предгосударственными образованиями во главе с властителями-русью. Под этим углом зрения в качестве этимологических объяснений сразу отметаются и «холм», и «кияне». Объяснение через «остров» не исключается автоматически, особенно в контексте известного «острова русов» арабской традиции[17], но мало-мальски разумного смысла оно все равно не приобретает. Зато этот смысл Кянугард и Хольмгард могут обрести, рассматриваемые как названия не столько городов, сколько полюдий, то есть владений неких властителей руси, если допустить, что названия полюдий отражали, например, титулы или родовые имена этих властителей.
Наиболее наглядное подтверждение такое допущение находит в Кянугарде, где перед формантом «-гард» достаточно отчетливо проглядывает «каган». И этому не приходится удивляться с учетом того, что какой-то правитель руси принял титул кагана еще в первой половине IX века, что следует из текста Бертинских анналов, а Киевщина (Киоав-Киова Багрянородного) была подвластна хазарскому каганату с начала восьмого примерно до середины десятого века с небольшим перерывом на время венгерско-хазарской размолвки. К сожалению, мы не знаем, как произносили титул своего верховного правителя живые хазары. Возможное произношение титула кагана в различных тюркских языках может включать варианты ка’ан и кя’ан, причем последний из них прямо соответствует форме Кянугард. Однако скандинавская традиция помимо формы Кянугард знала и альтернативную ей форму Кенугард. Судя по чувашскому языку – единственному живому близкому родственнику хазарского, – в котором «хан» – хун, хазары тоже могли произносить слово «каган» с лабиализацией гласного, нечто вроде «кю’ун», а такое произношение должно было породить у скандинавов скорее Кенугард, чем Кянугард.
Наконец, отдельный вопрос, не могло ли после принятия Хазарией иудаизма в качестве государственной религии повлиять на хазарское произношение титула кагана еврейское ко’эн. Конечно, хазарские каганы не были потомками библейского Аарона, что обязательно для истинных коэнов, – таковых в Хазарском каганате просто неоткуда было взять, но выполняемые каганами некоторые жреческие функции кое в чем перекликались с функциями коэнов. По крайней мере, спеллинг Kœnugarđr более всего отсылает именно к ним.
Как видим, вариантов много, они очень зыбки, и все же не кажется невозможным, что название Киева в вариантах Кянугард-Кенугард – это просто-напросто скандинавская передача «полюдья каганов».
Переходя к Хольмгарду, надо иметь в виду, что в само́м древнескандинавском Holmgarđ произносилось как Хольгард (позднее Хульгард). Поскольку holm в значении «остров» толком пристроить к Новгороду Великому не удается, возникает закономерный вопрос, не является ли Holmgarđ вторичным, скандинавским «письменным» осмыслением изначального устного Holgarđ с практически тем же самым произношением? А если это так, то не идет ли речь об Ольгарде, то есть… полюдье ольгов?! Здесь может иметься в виду конкретная личность – Вещий Олег, Ольг в древнерусском тексте ПВЛ, или, что представляется более вероятным, принятый у правителей начальной руси титул «ольг»[18]. То есть Ольгард – это «полюдье ольгов» – полная новгородская аналогия киевскому «полюдью каганов».
Параллель «Каган-гарды» с «Ольг-гардой» определяется основополагающей параллелью между «ольгами» и «каганами», параллелью настолько важной, что мы будем вынуждены к ней не раз возвращаться, сознательно ища и находя ей подтверждения. А разница в названиях между ними могла проистечь из-за того, что «Каган-гарда» территориально соседствовала с хазарским каганатом и, в более широком плане, тюркоязычным в то время Северным Причерноморьем, а «Ольг-гарда» – с германоязычным скандинавским миром.
Однако мы несколько забежали вперед. Поэтому притормозим и пока условно примем только что высказанную гипотезу, согласно которой мы получаем как минимум два предгосударственных образования – полюдья, – в которых до образования единого государства древней Руси, то есть до конца X века, а вполне вероятно, что и некоторое время после, заправляли каганы и ольги руси. Значит ли это, что варяги создали эти или другие аналогичные образования? Ни в коей мере. Создавать государства, государственные структуры викинги, в том числе и те, что назывались в ПВЛ варягами-русью, просто не умели. Не имели ни опыта, ни желания – были, что называется, не по тому делу. Все это они получали в готовом виде по праву сильного, а затем либо мгновенно теряли, либо, сохранив, быстро адаптировались, приспосабливались к местным условиям подобно норманнам Хрольва в Нормандии.
В описании Ибн Фадлана, сделанном по личным впечатлениям, в первой четверти X века русь по внешнему облику не имела ничего общего со скандинавами, а порядки при дворе их «царя», то есть соответственно нашей гипотезе кагана или ольга, вообще совершенно чужды скандинавским, но действительно типичны для двора кагана хазарского. У Ибн Фадлана русь носит римские короткие плащи, турецко-украинские шаровары, а ее правитель проводит время исключительно в попойках и увеселениях на огромном столе в окружении наложниц и личной охраны, в то время как все государственные дела и защиту отечества выполняют его приближенные заместители. Как тут не вспомнить нашего славного былинного Владимира Красно Солнышко с его бесконечными пирами и полной отстраненностью от государственных дел, прижившуюся около него и охранявшую его драгоценную персону, а заодно всю Русскую землю, когорту богатырей и, наконец, отчеканенные в XI веке в Киеве монеты с легендой «Владимир на столе», как будто для иллюстрации описания Ибн Фадлана?!
Недаром в последнее время все больше историков готовы признавать, естественно, с оговорками на особенности жанра, скандинавские саги и русские былины историческими в основе своей источниками, в ряде случае даже более правдивыми, чем «летописи» наподобие ПВЛ. И это не удивительно, ибо народные сказители – не придворные «летописцы» киевских князей и не агиографы. В отличие от сочинителей ПВЛ им не нужно было, угождая сильным мира сего, придумывать «факты» и перевирать традицию, в основе которой, как правило, лежали действительные события. Проблема лишь в том, чтобы суметь извлечь из былин их реальную основу, переданную в традиционных фольклорных формах и «зашумленную» многовековой устной передачей.
Рюриковичи мы?
Мерз я где-то, плыл за моря.
Знаю – это было не зря.
Все что было, было не зря,
Не напрасно было!
«Разговор со счастьем»,слова Л. Дербенева.Песня из к/ф «Иван Васильевич меняет профессию»
В кинофильме Л. Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» есть примечательный эпизод. Составляющий протокол участковый милиционер задает рутинный вопрос об имени и фамилии Ивану Грозному, волею авторов фильма оказавшемуся в нашем времени. Царь поначалу озадаченно чешет затылок, но затем, гордо вскинув бороденку, объявляет как само собой разумеющееся: «Рюриковичи мы!». Тысячу с лишним лет не подлежало сомнению, что первая династия русских владык вела свою родословную от Рюрика. Кто же он такой, чем знаменит родоначальник династии, более семисот лет правившей древней Русью и Россией и о принадлежности к которой с гордостью заявляет в фильме один из последних ее представителей? Как ни парадоксально, сам по себе Рюрик совершенно не известен мировой истории, а его славные деяния не попали ни в одни анналы. Единственный источник, удостоверяющий существование Рюрика, – это ПВЛ. Увы, слишком ненадежное, как мы уже имели возможность убедиться, удостоверение личности[19]. Но даже ПВЛ, единственная якобы знающая Рюрика, не числит за ним никаких достойных упоминания свершений.