Ф. Лейтон. Еврейский квартал Дамаска
Мы должники не только европейской культуры, но и того, что создавалось веками на землях России и Евразии. К нашим услугам великий русский язык, который давно уже стал важнейшим посредником в наших связях с Востоком. Мыслители XIX–XX вв., говоря о путях России, о роли ее истории, культуры и веры, отмечали особо значение русского языка. Русский язык – это наше величайшее сокровище… Язык – наш космос: он необъятен. «Повелитель многих языков, язык российский не токмо обширностию мест, где он господствует, но купно и собственным своим пространством и довольствием велик перед всеми в Европе» (М.В. Ломоносов). А.С. Пушкин, говоря о заслугах М.В. Ломоносова, особо выделил его вклад: «Он понял истинный источник русского языка и красоты оного – вот его главная заслуга». Порой мы еще не умеем, не научились должным образом говорить и писать по-русски. А это так нужно и так важно не только в отношении тех народов, которые составляют во многом мощь и славу евразийского пространства (и идут с нами вместе), но и в отношении нас же самих. Не зная языка, как разобраться в хитросплетениях русской и всемирной истории?
Правда, иные тут же сошлются на А.С. Пушкина. С присущей ему иронией в неоконченной «Истории села Горюхина» он ставил под сомнение некоторые истины официальной историографии, говоря: «Мне ли рыться в летописях и добираться до сокровенного смысла обветшалого языка?» Но что же делать, если более нет ни пушкиных, ни карамзиных! И сегодня мы вынуждены разбираться в сложном нагромождении сведений, порой не очень достоверных, отрывочных, мифологичных и ничуть не менее «темных», нежели римская история. Хотелось бы верить, что нам достанет трудолюбия и порядочности для формирования объективной картины мира и честного взгляда на историю! «Комплекс источников по нашей истории, в том числе и древней, не настолько богат, как в ряде европейских стран. Поэтому отделить правду от вымысла зачастую трудно, можно сослаться, например, на так называемую скептическую школу второй четверти XIX века, историки этой школы подвергали сомнению все события древней русской истории и приводили аргументы. Их позже обвинили в гиперкритике источников. Наверно, так оно и было», – говорит декан исторического ф-та СПГУ. Но приписываемые М.Н. Покровскому слова «История – политика, опрокинутая в прошлое» во многом верны и сегодня. «Гиперкритика» в истории правит бал. Скажем, в недавно вышедшей книге В.В. Макаренко «Потерянная Русь. По следам утраченной истории» (2008) утверждаются «истины» спорные, если не сказать более – весьма сомнительные. Утверждается, что наш первый Новгород был основан в Русской Палестине в 2396 г. до н. э. Его посещал апостол Андрей, тут с проповедью к русам обращался апостол Павел, «учитель Руси». «Здесь, и только здесь имели место все события нашей летописной истории, завершающейся уходом последних русских князей с Ближнего Востока на север после стояния на Угре. Представление о русской истории сохранилось в летописях и других исторических и литературных источниках, как наших, так и зарубежных, но они искажаются. Многие деяния, слава и величие русских князей приписываются другим народам и лицам. В результате наша история представляется в ложном свете. Это препятствует формированию национального самосознания и обретению страной своего законного места в мире». Пытаясь возразить автору, критик отвечает: «…в результате у вас получилась совершенно неожиданная картина. Может даже показаться, что вы эпатируете. Получается, что первый славянский Новгород наши предки поставили в Палестине в середине третьего тысячелетия до нашей эры, что Европа начиналась к западу от Евфрата, Троя находилась в ныне иранской провинции Хузистан, которая к тому же оказывается еще и Хазарией. Рим располагался в нынешнем Судане, а Италия охватывала Верхний и Нижний Египет…» Как видите, история ныне – самая политизированная наука. Задача науки не в том, чтобы на место одной лжи явилась другая. Не надо искать кошку там, где ее нет. Обращаясь к книгам, будьте мудры, как змии, и чисты, как ангелы.
Соловки – монастырь
Споры идут и вокруг роли Севера в судьбах народов. По мнению исследователей, россияне обитают на территориях, где некогда и находилась легендарная Гиперборея. В пору массовых арийских и даже доарийских миграций их предки в составе этнолингвистической и социокультурной общности могли на много веков и даже тысячелетий покинуть полярные, заполярные и приполярные просторы Евразии, дабы затем вернуться сюда, но уже в ином обличье. М.В. Ломоносов связывал происхождение славян с финнами. Но в I тысячелетии н. э., на рубеже старой и новой эры, отнюдь не угро-финны («…и финн, и ныне дикой/Тунгус, и друг степей калмык») доминировали в центральной и северо-западной России, а различные славянские племена, расселившиеся от Черного и Азовского морей до Ладожского, Онежского озер и далее на Север, включая, естественно, практически все Верхневолжье и Приокский регион. Но и тут виден свой геополитический расчет. Ведь если докажут обоснованность концепции, что север России был центром расселения большинства племен Европы и Азии, это может изменить взгляд не только на русскую историю, но и, возможно, ход мировой истории. В 80-х гг. XIX в. ректор Бостонского университета У. Уоррен, проследив в мифах разных народов место, где в древности располагался рай, пришел к убеждению, что этой точкой, вероятнее всего, был Северный полюс («Найденный рай.
Карта Азии; к северу от нее – побережье Гипербореи
Колыбель человечества на Северном полюсе»). Ученые древности также писали о существовании далеко на севере таинственной Гипербореи. Эта загадочная страна, по их мнению, и дала мощный толчок развитию греческой и европейской цивилизациям. Члены одной из последних экспедиций считают, что много тысяч лет назад именно на территории Архангельской области, Республики Карелия обитали гиперборейцы. Насколько обоснована такая версия? «Вся Прибалтика и далее по балтийскому побережью на Запад – вплоть до территории современной Дании – также представляла собой исконную вотчину славянства», – пишет В. Демин. То, от чего ранее принято было отмахиваться, как от мифа или сказки, ныне стало восприниматься серьезнее. Как высокую степень вероятности ученые (среди них есть мировые светила) рассматривают возможность смены полюсов, или, точнее, магнитных полюсов Земли. Но ведь такая смена могла иметь место и в далеком прошлом?! Если же прародиной цивилизаций был Крайний Север, это придает иную ретроспективу развитию Земли. Иной – и, пожалуй, это главное – представляется перспектива развития народов мира, прежде всего России, владыки богатейшего Севера.
Сказочная Гиперборея
Пирамиды возводили не только в Египте, Мексике и Китае, но и на территории Русского Севера. Правда, эти наши пирамиды были земляные, высотой до 50 метров, но и их грани точно ориентированы по странам света. Экспедиция Русского географического общества выбрала целью путешествия острова Соловецкого и Ку-зовского архипелагов. И если раньше на Русском Севере ученые находили лишь единичные рукотворные каменные изваяния – мегалиты, на сей раз, в 2003 г., их взору предстали целые сакральные города. Огромные стелы явно завезены с материка. В камнях выбиты чаши, возможно, для жертвоприношений. Во время последней экспедиции современным исследователям Русского Севера удалось поднять каменный трон, весом около 15 тонн.
Исход гиперборейцев
И эти деяния рук человеческих, как считает глава комиссии научного туризма Русского географического общества, не могут не вызывать изумления. Одно ясно: наше прошлое слабо изучено, или, как говаривал Н.В. Гоголь, очень велико незнание России посреди самой России. «Человек – это истина мира, венец. Знает это не каждый, а только мудрец», – писал персидский поэт Омар Хайям. Сегодня нет нужды провозглашать лозунг «свет с Востока» и отшатываться от Европы, словно от больной проказой. Но не следует и слепо бросаться в объятия иных «пророков», помня уникальное место великой России в венке мироздания. Вспомним завет Хайяма:
Чтоб мудро жизнь прожить,
знать надобно немало,
Два важных правила запомни
для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе
с кем попало…
ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ ДРЕВНЕРУССКОГО ГОСУДАРСТВА
«История – в некотором смысле священная Книга народов: главная, необходимая, зерцало их бытия и деятельности, скрижаль откровений и правил, завет предков к потомству, дополнение, изъяснение настоящего и пример будущего. Правители, законодатели действуют по указаниям истории и смотрят на ее листы, как мореплаватели на чертежи морей» (Н.М. Карамзин). Сведения о происхождении славян скупы и отрывочны. Прародиной славян считают пространство между Западной Двиной на севере, Одером на западе, Днепром на востоке и Дунаем на юге. Поляки называют древнюю славянскую землю – междуречье Вислы и Одера. Каждый старается приблизить прародину ближе к своим пенатам. Споры не утихают и продолжаются по сей день. Мы принадлежим к большой группе племен, из которых, собственно, и вышли славяне, германцы, балты и др. Миграция племен, этногенез, постоянные контакты на протяжении тысячелетий всех нас сделали близкими или дальними родственниками. Историки отмечают: «Расселяясь по столь обширному пространству, восточные славяне сталкивались, входили в те или иные отношения с народами, которые населяли Восточную Европу до них или пришли сюда в это же время. Военные столкновения сменялись периодами мирных отношений, шли ассимиляционные процессы: славяне как бы втягивали в себя эти народы, но менялись и сами, приобретая новые навыки, новые элементы материальной культуры. Синтез, взаимодействие культур – важнейшее явление времени расселения славян по Русской равнине, прекрасно иллюстрируемое данными археологических раскопок». Родство обязывает славян ко многому.
Карта расселения славянских племен. Древняя Русь в XII веке
Русский человек создан природой, ее пространствами. Такому человеку самой судьбой предначертано быть первопроходцем, богатырем-воином, изобретателем или ученым, поэтом, художником или отшельником-монахом. Природа Руси ставит перед человеком нелегкий выбор: или соответствуй ее масштабам, размаху, мощи, бескрайним просторам и суровому климату – и побеждай, или оставайся хлюпиком, существом оранжерейным и слабым – и тогда погибай. Д.С. Лихачев заметил: «Природа по-своему социальна». «Социальность» ее еще и в том, что она не потерпит рядом собой человека безвольного и ленивого, тем более социального паразита. Она искоренит его как род. Крестьянин много веков пахал землю и тем задавал ей определенные габариты. Он клал меру своей пашне, проходя по ней с плугом. Рубежи в русской природе соразмерны труду человека и лошади, его способности пройти с лошадью за сохой или плугом, прежде чем повернуть назад, а потом снова вперед. Приглаживая землю, человек убирал в ней все резкие грани, бугры, камни. Русская природа мягкая, она ухожена крестьянином по-своему. Хождения крестьянина за плугом, сохой, бороной не только создали «поло-сыньки» ржи, но ровняли границы леса, формировали его опушки, создавали плавные переходы от леса к полю, от поля к реке или озеру. Русский пейзаж, в основном, формировался усилиями двух великих культур: культуры человека, смягчающего резкости природы, и культуры природы, в свою очередь, смягчавшей все нарушения равновесия, которые невольно вносил в нее человек. Ландшафт создавался, с одной стороны, природой, готовой освоить и прикрыть все, что так или иначе нарушил человек, и с другой – человеком, мягчившим землю своим трудом и смягчавшим пейзаж. Обе культуры как бы поправляли друг друга и создавали ее человечность и приволье. Но настанет время, когда природа, возможно, уже не захочет прикрывать грехи и преступления «новых варваров» – и тогда она, несомненно, предъявит нашему поколению суровый счет! Нужно ценить то, чем нас щедро наградила природа! Мы этого еще не умеем.
Д.С. Лихачев
«Природа Восточно-Европейской равнины кроткая, без высоких гор, но и не бессильно плоская, с сетью рек, готовых быть «путями сообщения», и с небом, не заслоненным густыми лесами, с покатыми холмами и бесконечными, плавно обтекающими все возвышенности дорогами». Приволье тут быстро переходит в вольницу. Древние говорили, что природа – кузнец народов. Она выковывает их характер, волю, внутренний стержень. О том писали Ксенофан, Гиппократ, Геродот, Гекатей Милетский, Страбон и др. Это так. Но, помимо просторов, есть еще одно свойство Русской земли, которое не может не волновать наши сердца. Это ее дивная красота. Автор «Слова о погибели Русской земли» писал в XIII в.: «О светло светлая и прекрасно украшенная земля Русская и многой красотой наполнена: озерами многими, реками и колодцами местночтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами частыми, полями дивными, зверями различными, птицами бесчисленными, городами великими, селами дивными, садами возделанными, домами церковными, князьями грозными, боярами достойными, вельможами многими. Всем ты наполнена, Русская земля». В окружении сей шири, красоты и привольности, средь этой «лепоты» рос и мужал наш великий народ. Культурно-исторический тип русских сложился, конечно, не сразу. В начале XIV в. еще трудно говорить о России как о единой стране. Народы обустраивались, вступали во взаимодействие с соседними племенами, сражались за земли, в случае крайней опасности мигрировали. Процесс этот занял не одно тысячелетие. И сегодня он еще не завершился, обретая новые векторы, направления развития.
Земля Русская
Как известно, первые прото-государства возникли в Шумере, Древнем Египте, Китае и Греции. Обычно они зарождались вокруг храмов, где и вырастал акрополь (от гр. «akra polis» – «верхний город») – городская крепость стран Древнего мира. В Древней Греции – это находящаяся на возвышенном месте укрепленная часть города, которая служила и храмом, и крепостью одновременно. Тут собирался народ для принятия важнейших решений государства. Тут функционировали органы власти. Греки называли свое сообщество «номом». Государство возникло как инструмент управления жизнью сообщества, подчиняющегося своду неких правил и законов. Скажем, Древневавилонское царство вело отсчет от Хам-мурапи, создавшего свод законов в виде базальтового столба.
Славяне
Знаменательно, что в хронике царства уже второй год его правления отмечен как тот, «в который была установлена правда». Государства могут быть различны по размерам, по форме устройства и управления, по характеру и содержанию власти, по уровню развития культуры, науки, образования, духовности, богатства граждан, наконец, по конфессиональной ориентации. С начала существования люди стремились к единению сил, ибо это помогало выжить. Скажем, Ш. Монтескье определил государство как «соединение всех отдельных сил» (политическое состояние) и «воль» (гражданское состояние). Т. Гоббс в «Левиафане» писал: необходимость самосохранения и стремление добиться соблюдения неких общих законов вынуждают людей прибегать к услугам государства. «В самом деле, если бы мы могли предположить, что большая масса людей согласна соблюдать правила справедливости и другие естественные законы при отсутствии общей власти, держащей их в страхе, то мы с таким же основанием могли бы предположить то же самое и относительно всего человеческого рода, и тогда не существовало бы да и не было бы никакой необходимости в существовании гражданского правления или государства, ибо тогда существовал бы мир без подчинения». Английский философ рассматривал государство в качестве «смертного бога», находящегося под владычеством «бессмертного бога». Часто при характеристике типа государства выделяют его географию и размер. Даже не искушенный в политике человек знает: управлять малым пространством и числом гораздо легче, нежели большим. Сложность управления заключается не в размерах той или иной территории, а в существенном различии условий обитания, культуры и развития регионов, областей, а также проживающих там народностей.
Русичи (IX–X вв.)
В этой связи показателен пример античной Греции. Известно, что греческие государства не велики по размерам. Ар-голида и Лакония имели по 4–5 миль в ширину и по 8—10 миль в длину. Территории Коринфа или Мегары вряд ли превысили бы размеры предместья городов Парижа или Москвы. На островах, в колониях государство обычно состояло из города и небольшого числа земель, расположенных в округе. В том была своя прелесть и своя крепость, ибо все было рядом. Малая и большая родина у граждан сливались в одно целое. Так было с Афинами, Спартой, Фивами и др., которые являлись, по сути, городами-полисами.
Акрополь в Афинах
У французского исследователя П. Гиро читаем: «Даже величайшие греческие умы не могли допустить, чтобы эллинское государство имело обширные размеры. Когда Платон пытался мысленно создать идеальную прочную республику, он прежде всего заявил, что в ней не должно было находиться более 5040 семейств. Если территория, писал Платон, достаточна для прокормления этого числа жителей, она достаточно велика, и не следует ее увеличивать (Законы, V). Того же мнения придерживался и Аристотель: «Государству, население которого слишком многочисленно, трудно хорошо управляться, если только это не представляет полной невозможности. По крайней мере мы не видим, чтобы какое-нибудь из государств, система правления которого считается хорошей, позволяло своему населению безгранично увеличиваться». Однако весь характер исторического развития государств, по крайней мере в ранней или даже поздней фазах их развития, свидетельствовал о совсем обратном стремлении – желании максимально расшириться за счет других! К тому же, даже карликовые по нынешним понятиям государства не смогли уберечься от бесчисленных пороков и слабостей в управлении. Скажем, если риторика Древней Греции была демократической, то в практическом плане полисы представляли собой нередко деспотические и авторитарные конструкции… Поэтому перед философами древности встала задача невероятно трудная, почти недостижимая – обосновать пути построения разумного, так сказать, «идеального правления». Классическое определение мечты о государстве нового типа встречаем у Платона: «Вы согласны, что относительно государства и его устройства мы высказали совсем не пустые пожелания? Конечно, все это трудно, однако как-то возможно, притом не иначе, чем было сказано: когда властителями в государстве станут подлинные философы, будет ли их несколько или хотя бы один, нынешними почестями они пренебрегут, считая их низменными и ничего не стоящими, и будут высоко ценить порядочность и ту честь, что с нею связана, но самым великим и необходимым будут считать справедливость; служа ей и умножая ее, устроят они свое государство». Как ни странно, но это определение сохраняет свою актуальность и по сегодняшний день.
Афинская школа
Если такая задача была трудна для малых полисов-государств, в несколько тысяч человек, то нужно ли доказывать, что трудности и проблемы куда большего масштаба должны были возникнуть (и возникали) перед формировавшимися на просторах Евразии огромными империями, с сотнями миллионов граждан, в том числе и государством-континентом – Россией. Возможность самой идеи создания единого государственного организма на столь огромном пространстве казалась просто немыслимой, невероятной. Видимо, для этого нужны были особые условия и еще в большей степени люди, которые смогли бы выполнить эту титаническую работу. Как создавалось Древнерусское государство? Что собой представляло? Конкретная информация о самых ранних этапах праславянс-кой истории у западных и восточных авторов отсутствует. Есть лишь краткие и отрывочные данные в сочинениях Плиния, Тацита, Иордана, Птолемея и др. А то, что можно найти у византийских авторов (Прокопий Кесарийский, Агафий, Менандр Протиктор, Маврикий и др.), относится, во-первых, к эпохе Средневековья и, во-вторых, касается, в основном, славян Балканского полуострова и районов Дуная. Традиционным и ритуализованным занятием предков-славян являлось земледелие (наряду со скотоводством). «Поляне» – это жители поля, пашни, то же у поляков «лях» – житель ляды, нови. В Повести временных лет поляне противопоставлены как «смысленые мужи» древлянам и другим племенам, живущим в лесах «звериньским образом». Для славянской традиции характерно представление о высоком статусе земледельческого труда в сравнении с военными или даже магическими функциями высшей власти – князя (хотя статус воина ценился довольно-таки высоко). В «Чешской хронике» говорится о призвании на княжение Пшемысла-пахаря, да и известная польская династия Пястов вела свое происхождение из земледельцев.
Станцы Рафаэля
Наконец, известный пример: былинный герой Ми-кула Селянинович оказывается сильнее не только князя-волхва и его дружины, но и великана Святогора. Историк К. Бестужев-Рюмин (1829–1897) писал: «Таким образом, история не знает славян в быту кочевом, а застает их оседлыми и земледельцами. Славяне – народ по преимуществу земледельческий. Мы видели, что главные боги славянские только у балтийских славян получили характер воинственный. В преданиях славянских народов важную роль играет таинственный пахарь, вроде чешского Премысла, у которого быки уходят в гору, – нашего Микулы Селяни-новича, которого соху не могут вытащить богатыри. Сами немцы, до того ненавидевшие славян, что называли их собаками, обратились за поучением в земледелии к славянам: Бонифаций Вильфрид, апостол Германии, который называл славян народом «мерзейшим и самым худшим», призвал славянских колонистов и поселил их в окрестности Фульды, Вюрцбурга, Бам-берга, Байрута, где были вырублены ими дремучие леса и обращены в плодоносные поля; эти поселения долго назывались Вендскими и сохранили свою народность до XV века. Слово «плуг» (plug), по мнению Грима, могло быть заимствовано у славян. Земледелие было главным занятием и славян русских.» Такова оценка прошлого славян К. Бестужева-Рюмина, близкого к славянофилам.
Пахарь Микула Селянинович
Что до оценки культуры, быта скифов и русов, то и тут существуют споры и разночтения. Одни представители ученого мира относили наших предков к отсталым кочевым народам, называя людьми без правления, что живут «подобно зверям и птицам» (М.М. Щербатов). М. Покровский характеризует славян как народ земледельческий, стоящий на невысокой ступени культуры. «Если мы от аналогий и косвенных указаний лингвистики, – писал он, – обратимся к древнейшим письменным свидетельствам о восточных славянах, к древнейшим текстам, мы найдем в них полное подтверждение приведенной выше характеристики этих славян как народа земледельческого, но стоящего в то же время на очень невысокой ступени культуры». Иные же с большим основанием полагали, что «руссы жили в обществе, имели города, правление, промыслы, торговлю, сообщение с соседними народами, письмо и законы», – утверждал русский историк XVIII века И.Н. Болтин. Вступать в спор относительно различных концепций истории нет смысла. Пришлось бы выбирать между всемирно-исторической и культурно-исторической концепциями. Первая трактует историю народов как единый процесс прогрессивного развития, куда включены так или иначе все (это своего рода «глобалисты»). Вторая отстаивает тот тезис, что у каждого народа своя судьба и свой путь в истории. Основное отличие культурно-исторической школы от всемирно-исторической составляет постулат: каждая культурная область имеет свой путь развития, следовательно, строго говоря, нельзя и говорить об «отставании» или тем более «застойности» неевропейских народов, можно отметить лишь их своеобразие. Крупнейшими представителями культурно-исторической школы в XIX в. были Ф. Ратцель, Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев, в XX в. – О. Шпенглер и А.Тойнби. Жизнь сегодня заставляет народы прокладывать единую всеобщую дорогу, где мировые процессы могут соседствовать с процессом сохранения и сбережения своего культурного своеобразия и свобод. А потому целесообразнее принять за основу нашей рабочей схемы смешанную модель истории. Каждый народ идет своим путем, прибегая в ряде случаев к подражаниям и заимствованиям. Естественно, пути его усеяны терниями, сражениями, битвами – как с чужими, так и со своими.
Русский человек создан природой, ее пространствами. Такому человеку самой судьбой предначертано быть первопроходцем, богатырем-воином, изобретателем или ученым, поэтом, художником или отшельником-монахом. Природа Руси ставит перед человеком нелегкий выбор: или соответствуй ее масштабам, размаху, мощи, бескрайним просторам и суровому климату – и побеждай, или оставайся хлюпиком, существом оранжерейным и слабым – и тогда погибай. Д.С. Лихачев заметил: «Природа по-своему социальна». «Социальность» ее еще и в том, что она не потерпит рядом собой человека безвольного и ленивого, тем более социального паразита. Она искоренит его как род. Крестьянин много веков пахал землю и тем задавал ей определенные габариты. Он клал меру своей пашне, проходя по ней с плугом. Рубежи в русской природе соразмерны труду человека и лошади, его способности пройти с лошадью за сохой или плугом, прежде чем повернуть назад, а потом снова вперед. Приглаживая землю, человек убирал в ней все резкие грани, бугры, камни. Русская природа мягкая, она ухожена крестьянином по-своему. Хождения крестьянина за плугом, сохой, бороной не только создали «поло-сыньки» ржи, но ровняли границы леса, формировали его опушки, создавали плавные переходы от леса к полю, от поля к реке или озеру. Русский пейзаж, в основном, формировался усилиями двух великих культур: культуры человека, смягчающего резкости природы, и культуры природы, в свою очередь, смягчавшей все нарушения равновесия, которые невольно вносил в нее человек. Ландшафт создавался, с одной стороны, природой, готовой освоить и прикрыть все, что так или иначе нарушил человек, и с другой – человеком, мягчившим землю своим трудом и смягчавшим пейзаж. Обе культуры как бы поправляли друг друга и создавали ее человечность и приволье. Но настанет время, когда природа, возможно, уже не захочет прикрывать грехи и преступления «новых варваров» – и тогда она, несомненно, предъявит нашему поколению суровый счет! Нужно ценить то, чем нас щедро наградила природа! Мы этого еще не умеем.
«Природа Восточно-Европейской равнины кроткая, без высоких гор, но и не бессильно плоская, с сетью рек, готовых быть «путями сообщения», и с небом, не заслоненным густыми лесами, с покатыми холмами и бесконечными, плавно обтекающими все возвышенности дорогами». Приволье тут быстро переходит в вольницу. Древние говорили, что природа – кузнец народов. Она выковывает их характер, волю, внутренний стержень. О том писали Ксенофан, Гиппократ, Геродот, Гекатей Милетский, Страбон и др. Это так. Но, помимо просторов, есть еще одно свойство Русской земли, которое не может не волновать наши сердца. Это ее дивная красота. Автор «Слова о погибели Русской земли» писал в XIII в.: «О светло светлая и прекрасно украшенная земля Русская и многой красотой наполнена: озерами многими, реками и колодцами местночтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами частыми, полями дивными, зверями различными, птицами бесчисленными, городами великими, селами дивными, садами возделанными, домами церковными, князьями грозными, боярами достойными, вельможами многими. Всем ты наполнена, Русская земля». В окружении сей шири, красоты и привольности, средь этой «лепоты» рос и мужал наш великий народ. Культурно-исторический тип русских сложился, конечно, не сразу. В начале XIV в. еще трудно говорить о России как о единой стране. Народы обустраивались, вступали во взаимодействие с соседними племенами, сражались за земли, в случае крайней опасности мигрировали. Процесс этот занял не одно тысячелетие. И сегодня он еще не завершился, обретая новые векторы, направления развития.
Как известно, первые прото-государства возникли в Шумере, Древнем Египте, Китае и Греции. Обычно они зарождались вокруг храмов, где и вырастал акрополь (от гр. «akra polis» – «верхний город») – городская крепость стран Древнего мира. В Древней Греции – это находящаяся на возвышенном месте укрепленная часть города, которая служила и храмом, и крепостью одновременно. Тут собирался народ для принятия важнейших решений государства. Тут функционировали органы власти. Греки называли свое сообщество «номом». Государство возникло как инструмент управления жизнью сообщества, подчиняющегося своду неких правил и законов. Скажем, Древневавилонское царство вело отсчет от Хам-мурапи, создавшего свод законов в виде базальтового столба.
Знаменательно, что в хронике царства уже второй год его правления отмечен как тот, «в который была установлена правда». Государства могут быть различны по размерам, по форме устройства и управления, по характеру и содержанию власти, по уровню развития культуры, науки, образования, духовности, богатства граждан, наконец, по конфессиональной ориентации. С начала существования люди стремились к единению сил, ибо это помогало выжить. Скажем, Ш. Монтескье определил государство как «соединение всех отдельных сил» (политическое состояние) и «воль» (гражданское состояние). Т. Гоббс в «Левиафане» писал: необходимость самосохранения и стремление добиться соблюдения неких общих законов вынуждают людей прибегать к услугам государства. «В самом деле, если бы мы могли предположить, что большая масса людей согласна соблюдать правила справедливости и другие естественные законы при отсутствии общей власти, держащей их в страхе, то мы с таким же основанием могли бы предположить то же самое и относительно всего человеческого рода, и тогда не существовало бы да и не было бы никакой необходимости в существовании гражданского правления или государства, ибо тогда существовал бы мир без подчинения». Английский философ рассматривал государство в качестве «смертного бога», находящегося под владычеством «бессмертного бога». Часто при характеристике типа государства выделяют его географию и размер. Даже не искушенный в политике человек знает: управлять малым пространством и числом гораздо легче, нежели большим. Сложность управления заключается не в размерах той или иной территории, а в существенном различии условий обитания, культуры и развития регионов, областей, а также проживающих там народностей.
В этой связи показателен пример античной Греции. Известно, что греческие государства не велики по размерам. Ар-голида и Лакония имели по 4–5 миль в ширину и по 8—10 миль в длину. Территории Коринфа или Мегары вряд ли превысили бы размеры предместья городов Парижа или Москвы. На островах, в колониях государство обычно состояло из города и небольшого числа земель, расположенных в округе. В том была своя прелесть и своя крепость, ибо все было рядом. Малая и большая родина у граждан сливались в одно целое. Так было с Афинами, Спартой, Фивами и др., которые являлись, по сути, городами-полисами.
У французского исследователя П. Гиро читаем: «Даже величайшие греческие умы не могли допустить, чтобы эллинское государство имело обширные размеры. Когда Платон пытался мысленно создать идеальную прочную республику, он прежде всего заявил, что в ней не должно было находиться более 5040 семейств. Если территория, писал Платон, достаточна для прокормления этого числа жителей, она достаточно велика, и не следует ее увеличивать (Законы, V). Того же мнения придерживался и Аристотель: «Государству, население которого слишком многочисленно, трудно хорошо управляться, если только это не представляет полной невозможности. По крайней мере мы не видим, чтобы какое-нибудь из государств, система правления которого считается хорошей, позволяло своему населению безгранично увеличиваться». Однако весь характер исторического развития государств, по крайней мере в ранней или даже поздней фазах их развития, свидетельствовал о совсем обратном стремлении – желании максимально расшириться за счет других! К тому же, даже карликовые по нынешним понятиям государства не смогли уберечься от бесчисленных пороков и слабостей в управлении. Скажем, если риторика Древней Греции была демократической, то в практическом плане полисы представляли собой нередко деспотические и авторитарные конструкции… Поэтому перед философами древности встала задача невероятно трудная, почти недостижимая – обосновать пути построения разумного, так сказать, «идеального правления». Классическое определение мечты о государстве нового типа встречаем у Платона: «Вы согласны, что относительно государства и его устройства мы высказали совсем не пустые пожелания? Конечно, все это трудно, однако как-то возможно, притом не иначе, чем было сказано: когда властителями в государстве станут подлинные философы, будет ли их несколько или хотя бы один, нынешними почестями они пренебрегут, считая их низменными и ничего не стоящими, и будут высоко ценить порядочность и ту честь, что с нею связана, но самым великим и необходимым будут считать справедливость; служа ей и умножая ее, устроят они свое государство». Как ни странно, но это определение сохраняет свою актуальность и по сегодняшний день.
Если такая задача была трудна для малых полисов-государств, в несколько тысяч человек, то нужно ли доказывать, что трудности и проблемы куда большего масштаба должны были возникнуть (и возникали) перед формировавшимися на просторах Евразии огромными империями, с сотнями миллионов граждан, в том числе и государством-континентом – Россией. Возможность самой идеи создания единого государственного организма на столь огромном пространстве казалась просто немыслимой, невероятной. Видимо, для этого нужны были особые условия и еще в большей степени люди, которые смогли бы выполнить эту титаническую работу. Как создавалось Древнерусское государство? Что собой представляло? Конкретная информация о самых ранних этапах праславянс-кой истории у западных и восточных авторов отсутствует. Есть лишь краткие и отрывочные данные в сочинениях Плиния, Тацита, Иордана, Птолемея и др. А то, что можно найти у византийских авторов (Прокопий Кесарийский, Агафий, Менандр Протиктор, Маврикий и др.), относится, во-первых, к эпохе Средневековья и, во-вторых, касается, в основном, славян Балканского полуострова и районов Дуная. Традиционным и ритуализованным занятием предков-славян являлось земледелие (наряду со скотоводством). «Поляне» – это жители поля, пашни, то же у поляков «лях» – житель ляды, нови. В Повести временных лет поляне противопоставлены как «смысленые мужи» древлянам и другим племенам, живущим в лесах «звериньским образом». Для славянской традиции характерно представление о высоком статусе земледельческого труда в сравнении с военными или даже магическими функциями высшей власти – князя (хотя статус воина ценился довольно-таки высоко). В «Чешской хронике» говорится о призвании на княжение Пшемысла-пахаря, да и известная польская династия Пястов вела свое происхождение из земледельцев.
Наконец, известный пример: былинный герой Ми-кула Селянинович оказывается сильнее не только князя-волхва и его дружины, но и великана Святогора. Историк К. Бестужев-Рюмин (1829–1897) писал: «Таким образом, история не знает славян в быту кочевом, а застает их оседлыми и земледельцами. Славяне – народ по преимуществу земледельческий. Мы видели, что главные боги славянские только у балтийских славян получили характер воинственный. В преданиях славянских народов важную роль играет таинственный пахарь, вроде чешского Премысла, у которого быки уходят в гору, – нашего Микулы Селяни-новича, которого соху не могут вытащить богатыри. Сами немцы, до того ненавидевшие славян, что называли их собаками, обратились за поучением в земледелии к славянам: Бонифаций Вильфрид, апостол Германии, который называл славян народом «мерзейшим и самым худшим», призвал славянских колонистов и поселил их в окрестности Фульды, Вюрцбурга, Бам-берга, Байрута, где были вырублены ими дремучие леса и обращены в плодоносные поля; эти поселения долго назывались Вендскими и сохранили свою народность до XV века. Слово «плуг» (plug), по мнению Грима, могло быть заимствовано у славян. Земледелие было главным занятием и славян русских.» Такова оценка прошлого славян К. Бестужева-Рюмина, близкого к славянофилам.
Что до оценки культуры, быта скифов и русов, то и тут существуют споры и разночтения. Одни представители ученого мира относили наших предков к отсталым кочевым народам, называя людьми без правления, что живут «подобно зверям и птицам» (М.М. Щербатов). М. Покровский характеризует славян как народ земледельческий, стоящий на невысокой ступени культуры. «Если мы от аналогий и косвенных указаний лингвистики, – писал он, – обратимся к древнейшим письменным свидетельствам о восточных славянах, к древнейшим текстам, мы найдем в них полное подтверждение приведенной выше характеристики этих славян как народа земледельческого, но стоящего в то же время на очень невысокой ступени культуры». Иные же с большим основанием полагали, что «руссы жили в обществе, имели города, правление, промыслы, торговлю, сообщение с соседними народами, письмо и законы», – утверждал русский историк XVIII века И.Н. Болтин. Вступать в спор относительно различных концепций истории нет смысла. Пришлось бы выбирать между всемирно-исторической и культурно-исторической концепциями. Первая трактует историю народов как единый процесс прогрессивного развития, куда включены так или иначе все (это своего рода «глобалисты»). Вторая отстаивает тот тезис, что у каждого народа своя судьба и свой путь в истории. Основное отличие культурно-исторической школы от всемирно-исторической составляет постулат: каждая культурная область имеет свой путь развития, следовательно, строго говоря, нельзя и говорить об «отставании» или тем более «застойности» неевропейских народов, можно отметить лишь их своеобразие. Крупнейшими представителями культурно-исторической школы в XIX в. были Ф. Ратцель, Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев, в XX в. – О. Шпенглер и А.Тойнби. Жизнь сегодня заставляет народы прокладывать единую всеобщую дорогу, где мировые процессы могут соседствовать с процессом сохранения и сбережения своего культурного своеобразия и свобод. А потому целесообразнее принять за основу нашей рабочей схемы смешанную модель истории. Каждый народ идет своим путем, прибегая в ряде случаев к подражаниям и заимствованиям. Естественно, пути его усеяны терниями, сражениями, битвами – как с чужими, так и со своими.