Владимир Гриньков. Баксы для Магистра

   – Да, – пробормотал Миша. – Сплошной дефицит бюджета, да и только.
   Его бы никто из окружающих не понял, если бы они, окружающие, не были бы точно такие же, как сам Миша. С ума сходили одновременно и потому понимали друг друга. А что тут непонятного? Дела плохи, а будут еще хуже.
   Миша неверной походкой направился к машине. Он еще надеялся, что этот чертов Полузверский каким-то непостижимым образом его снова обвел вокруг пальца. Но чуда не случилось. Когда Миша открыл багажник, Полузверский обнаружился именно там. Он спал и даже пускал во сне пузыри. А рядом с машиной стоял селькор Петров, как две капли воды похожий на Полузверского. Понять все происходящее было никак невозможно. Легче было пойти и утопиться.
   – Да что же это они – клонированием тут у вас размножаются, что ли? – пробормотал совершенно деморализованный Миша, с ненавистью глядя то на спящего в багажнике машины гармониста, то на селькора.
   – Женя! – затрясла меня за плечо Светлана. – Жень, выйди к нему, а не то окончательно спятит, и ты же потом будешь виноват!
   Мы с ней наблюдали за происходящим из одного из окон дома «селькора Петрова». Из соседнего окна вел съемку наш оператор.
   – Евгений Иванович! Пора бы выйти, в самом-то деле! – поддакнул он. – Они же нас и так потом живьем съедят за такие шутки!
   Я и вышел. Появился на крыльце дома с жизнерадостной улыбкой на лице и произнес короткую речь, которой мы традиционно завершали каждый свой сюжет, – что вот, мол, так уж устроена жизнь, ежесекундно с нами непосредственно что-нибудь случается, да и вокруг нас происходят самые различные события, и если они с вами действительно происходят, эти самые события, то не надо вертеть головой по сторонам в поисках скрытой камеры, думая, что вы вдруг стали героем программы «Вот так история!», а надо действовать и что-то предпринимать, потому что очень даже может быть, что как раз в вашем случае мы вовсе ни при чем и на этот раз вам предстоит выпутываться самостоятельно.
   Всю эту белиберду Миша Каратаев выслушал в полной неподвижности и с таким проникновенным выражением на лице, будто именно в эти секунды ему наконец и открылась Истина. Если бы я сейчас объявил о создании нового учения, Миша несомненно стал бы первым и самым верным моим последователем.
   Я подошел и похлопал его по плечу. Миша вздрогнул и очнулся.
   – Колодин! – пробормотал он врастяжку.
   Ну вот и произнес наш маленький первое слово. Растет карапуз на радость папе с мамой.
   – Колодин! – повторил он, будто пробуя мою фамилию на зуб. – Но как это, а?
   Он повел рукой вокруг.
   – Ведь вертолет, правда?
   – Правда, – подтвердил я его догадку.
   – А это вот? – он ткнул пальцем в направлении «селькора Петрова».
   – Братья-близнецы, – сказал я.
   Миша блаженно заулыбался и обнял меня.
   – Знаешь, Женька, – проникновенно сказал он. – Я раньше все никак понять не мог, почему люди, которых ты разыгрываешь, не убивают тебя немедленно, в первую же секунду, едва только ты появляешься в кадре. И только теперь я понял. Я на своей шкуре это испытал. Я-то уж подумал, что с ума схожу и хоть иди и топись. А вот ты появился – и топиться уже не надо. Потому что оказалось, что это всего лишь розыгрыш. И я уже счастлив, очень тебе благодарен, и вообще я тебя жутко люблю!
   На этих словах он чмокнул меня в щеку. Эк его развезло с одного-то стакана самогона! А сказал он хорошо. Мы его речь дадим в завершение нашего сюжета полностью, без изъятий.

* * *

   Вертолет прилетел за нами ближе к вечеру. Мы пьянствовали с жителями деревни и, не скупясь, раздавали автографы, столь немудреным способом выражая им свою благодарность за то, что они не мешали нам снимать этот розыгрыш и тем самым играли за нас. Миша автографы раздавал вместе со мной, потому что личностью в этих местах он оказался известной и популярной, что окончательно вернуло ему хорошее настроение. Единственное, что его печалило, – это его собственная сорвавшаяся съемка.
   – Эх, Колодин! – говорил он мне, без особого, впрочем, упрека. – Подкузьмил ты меня, елы-палы!
   И лез при этом брататься, демонстрируя всем, как крепка и по-братски трогательна дружба меж телевизионщиками. На самом-то деле он досадовал, конечно, но тщательно это скрывал. Телевизионщики – это такие люди, которые разыгрывают друг друга постоянно, но горе тому, кто, будучи разыгранным, даст слабину и продемонстрирует окружающим, насколько он уязвлен и раздосадован. Что бы там ни случилось, ты просто обязан улыбаться во все свои тридцать два зуба, а иначе – репутация слабака и постоянная отныне роль разыгрываемого, что неприятно, без сомнения.
   К вертолету нас провожали всей деревней. Часть нашей съемочной группы уехала двумя машинами, а остальные возвращались в Москву на арендованном нами вертолете. Мишу и его группу мы взяли с собой – в качестве компенсации за потраченный ими фактически впустую день. Правда, в какой-то момент сильно нетрезвый Миша решил было остаться, поскольку у него наметилась крепкая дружба с одной из прелестных здешних пейзанок и Мише явно уже грезилось о большой и светлой любви, но тут из соседней деревни на раздолбанном мотоцикле прибыл ухажер той самой пейзанки. Миша прикинул, что росту в том добром молодце никак не меньше двух метров, а такими кулаками, как у добра молодца, можно бетонные стены пробивать, даже не пользуясь перфоратором, и он благоразумно забрался в вертолет, сделав вид, что очень кстати вспомнил о неотложных делах, поджидающих его в Москве.
   Вертолет поднялся в воздух. Мы видели, как внизу улюлюкает и машет руками деревенская общественность, потом толпа осталась где-то позади, мы пролетели над деревней, дальше уже были лес и поля, я какое-то время еще поглядывал в иллюминатор, но очень скоро меня потянуло на сон, и я уже готов был погрузиться в объятия Морфея, как вдруг почувствовал, что наш вертолет стал резко снижаться. Я встрепенулся и выглянул в иллюминатор. Мы действительно снижались. Под нами было поле, а чуть в стороне, метрах в трехстах, виднелась какая-то деревня.
   Вертолет приземлился, и пилот тотчас же выключил двигатель. Гул прекратился, только свистели лопасти винта, постепенно замедлявшего бег. Все встревоженно переглядывались.
   – Что случилось? – громко спросил кто-то.
   – Аварийная посадка, – ответил пилот. – Будем разбираться.

* * *

   Случившееся не произвело ни малейшего впечатления только на администратора нашей группы Илью Демина. Он как спал, так даже и не проснулся.
   – Крепкие у него нервы, – сказала Светлана.
   – Просто он выпил больше нашего, – ответил на это Миша Каратаев.
   Его точка зрения была мне ближе, но я вмешиваться в спор двух умных людей не стал.
   Пилоты сказали, что, по всей вероятности, ничего особенного не произошло и дело только в том, что беспричинно сработал один из датчиков, но им еще требовалось время на то, чтобы досконально все проверить. Мы покинули чрево вертолета, тем более что отсидеться нам никак не удалось бы, поскольку от деревни уже примчался авангард местных жителей в лице ватаги ребятишек. Для них и сам вертолет представлял немалый интерес, но, когда появились мы, внимание малолетних аборигенов тотчас же переключилось на нас. Меня узнали первым.
   – Дядя Женя Колодин! – завопил один из пацанов.
   Толпа ребятишек прихлынула. Чумазые рожицы малолетних телезрителей лучились восторгом. Мальчишка, узнавший меня первым, повис на мне и лепетал счастливо.
   – Дядя Женя! – сказал мальчуган. – А вы помните меня?
   – Нет, – честно признался я.
   – Вы к нам в гости приходили.
   – Неужели? – удивился я безмерно.
   В этих местах я сегодня оказался впервые в жизни.
   – Приходили! – уверенно сказал пацан. – Вы – друг дяди Ильи.
   Я дрогнул и воззрился на своего малолетнего собеседника. Я-то думал, что он меня по телевизору видел и потому считает меня своим знакомым, как считают меня знакомым десятки миллионов российских телезрителей, а на самом деле оно вот как обернулось!
   – А как твою маму зовут? – спросил я, уже понимая, какой сногсшибательный фокус только что подбросила мне судьба-индейка.
   – Мария, – сказал мальчишка.
   Просто Мария! Кто бы мог подумать! Я схватил мальчишку в охапку и бросился к вертолету. Демин спал, пьяно при этом похрапывая.
   – Илья! – заорал я. – Подъем!
   Я даже отвесил ему пару тумаков, чтобы он поскорее пробудился. Демин открыл глаза. И у Ильи тотчас сделалось такое же лицо, какое несколько часов назад было у Миши Каратаева – когда я вышел к Мише и он наконец понял, что все происходящее с ним – это розыгрыш. Демин протрезвел в одно мгновение – клянусь!
   – Гришка! – выдохнул он.
   – Дядя Илья! – заскулил от счастья пацаненок и прилип к деминской груди.
   – Откуда? – бешено вращал глазами Демин. – Как он тут оказался?
   Еще бы! Демин спал и в ус не дул, а я его разбудил и преподнес такой сюрприз. Но главный сюрприз, как я подозревал, поджидал нас впереди.
   – Гриша! – ласково сказал я мальчику. – А вы все здесь, да?
   – Ага! – беспечно подтвердил он.
   – Ты понял? – сказал я Демину. – Они нашлись, Илья. Они здесь. Кто бы мог подумать, елы-палы!

* * *

   Миша Каратаев никак не мог взять в толк, что здесь происходит. Только что выяснилось, что с вертолетом ничего страшного не случилось и можно было бы лететь дальше, и вдруг какая-то Просто Мария и невероятный переполох, связанный с этой неведомой Мише женщиной. Пришлось объяснять.
   – Год назад она входила в число десяти человек, которые стояли во главе финансовой пирамиды, – сказал я. – Пирамида была не слишком многочисленная, но деньги там крутились большие, потому что вступительный взнос составлял пятьдесят тысяч долларов.
   – Ты участвовал? – спросил меня Миша.
   – Нет. Но собирался, – признался я. – Вовремя остановился, как оказалось – к счастью. Вскоре там все развалилось. Верхушка пирамиды разбежалась.
   – С деньгами?
   – Угадай с трех раз, – великодушно предложил я.
   – Понятно, – кивнул Миша, и у него в глазах появился нездоровый репортерский блеск.
   – Не советую влезать в это дело, – предостерег я Каратаева. – Когда еще была надежда спасти пирамиду, эти люди действовали очень решительно и даже не остановились перед убийствами.
   Миша посмотрел на меня недоверчиво. Но у меня были козыри.
   – Тебе нужны доказательства? – осведомился я.
   – Неплохо было бы, – кивнул Каратаев.
   – В таком случае обратись к Илье Демину.
   – Почему именно к нему?
   – Он был одним из тех, кого хотели убить.
   – Но он же жив! – по-свойски подмигнул мне Каратаев.
   – Жив, – не стал я отрицать очевидного. – Потому что вместо него по ошибке убили другого человека.
   Миша заглянул мне в глаза, вдруг осознал, что я не шучу, и уже знакомый мне репортерский блеск в его взгляде пропал.

* * *

   Препровождаемые ватагой ребятишек, мы отправились в деревню: Илья Демин, Миша Каратаев и я. Миша отправился с нами за компанию. Очень уж ему хотелось одним глазком взглянуть на подпольную миллионершу по имени Просто Мария.
   Мальчуган, тот самый Гришка, который узнал меня среди пассажиров вертолета, привел нас к дому. По вытянувшемуся вдоль улицы длинному сплошному забору можно было судить о немалых размерах огороженного участка. Похоже, что при застройке объединили два, три, а то и все четыре домовладения. Над забором возвышался добротный двухэтажный дом, на фоне которого все остальные постройки в деревне представлялись всего-навсего жалкими курятниками. Гришка толкнул калитку, и нашим взорам открылся просторный двор. Там было много разновозрастной ребятни, прямо какой-то интернат. Мы с Мишей Каратаевым еще успели перекинуться парой фраз.
   – Это дети Просто Марии, – шепнул я.
   – Родные? – непритворно ужаснулся Каратаев.
   – Приемные.
   Он хотел еще что-то уточнить, но не успел. Нас уже увидели, и вся эта гомонливая орава бросилась нам навстречу.
   – Дядя Илья! Дядя Женя! Дядя Илья! Дядя Илья! Дядя Женя! Дядя Илья! Дядя Илья!
   Один сплошной вопль, в котором слов было уже не разобрать. Они повисли на нас гроздьями, даже на Мише Каратаеве, хотя и видели его в первый раз в своей жизни. Дверь дома распахнулась, и на крыльцо, привлеченная неожиданно возникшим шумом, выбежала женщина. Я ее сразу узнал. Просто Мария. За прошедший год она нисколько не изменилась. Увидев нас, она замерла и превратилась в статую. Она испугалась, это можно было прочесть на ее лице. Я ее понимал. Год тому назад она исчезла, бежав среди ночи вместе с тремя десятками разновозрастных ребятишек, над которыми она оформила опекунство, и надеялась, наверное, что больше никогда с нами не пересечется. Но мы появились во дворе ее нового дома. Отыскали ее, как ей, наверное, представлялось. Откуда же ей было знать, что мы здесь оказались совершенно случайно.
   – Здравствуй, Мария! – сказал Илья глухим, каким-то совсем не своим, голосом.
   Ребятня вдруг умолкла, и наступила звенящая тишина. Демин стряхнул с себя облепившую его малышню и пошел к крыльцу. Мария смотрела на него с суеверным ужасом. Демин дошел до крыльца, поднялся по ступенькам и сгреб Марию в свои объятия.
   – Куда же ты подевалась тогда! – пробормотал он с упреком. – Я же чуть с ума не сошел!
   Поцеловал Марию, и тогда она заплакала.
   – А я испугалась сейчас, – говорила она сквозь слезы. – Я думала, вы с лихими мыслями сюда заявились.
   Страх ее отпускал.
   – Глупенькая! – бормотал Илья. – Да мы вообще случайно тут очутились. У нас вертолет забарахлил, мы и приземлились тут наудачу. Это судьба, Машка! Это судьба!
   Миша Каратаев смотрел на все происходящее широко раскрытыми глазами и явно ничего не понимал. Ему обещали продемонстрировать женщину-вурдалака, умыкнувшую миллионы долларов и при этом каким-то образом связанную с жестокими убийствами, а на самом деле он увидел слезливую тетку, приютившую три десятка приемных детей. Тетка плакала навзрыд и обнимала Демина, которого, судя по нашим рассказам, едва ли не она сама собиралась когда-то убить. Ну как объяснить Мише, что жизнь порой выкидывает такие коленца, что и не поверишь в правдоподобие происходящего, если сам не окажешься действующим лицом всех событий?

* * *

   Мария пригласила нас в дом, и не успели мы оглянуться, как она уже накрыла стол. Мы смотрели на расставленные по столу блюда и напитки и не делали ни малейшей попытки принять участие в предполагаемом пиршестве. Потому что и я, и Демин очень хорошо помнили, чем подобный роскошный ужин завершился для нас ровно год назад. Что-то такое нам тогда Мария подсыпала – мы после этого не просто заснули, а отключились. Хорошо еще, что все в тот раз обошлось и мы в конце концов очнулись.
   По нашим лицам все, наверное, можно было понять. Мария вдруг смешалась, и у нее был такой вид, будто она хотела бы провалиться сквозь пол, да пол оказался крепок и никак проваливаться не желал.
   – Простите меня за тогдашнее, – сказала она, пряча глаза. – Очень нехорошо получилось, испугалась я. И за себя испугалась, и за вас.
   В то, что она испугалась за себя, я поверил без труда. Год назад я, еще не зная о том, что она имеет к той чертовой пирамиде самое непосредственное отношение, имел неосторожность обмолвиться при ней, что о тайнах финансовой пирамиды нам стало известно многое и не сегодня завтра пирамида будет разрушена, а ее основатели загремят в тюрьму. Откуда же мне было знать, что это ей, Марии, я как раз и грозил тюрьмой. Вот она в тот раз и испугалась за себя, любимую. Но за нас-то почему?
   – За нас испугалась? – озвучил свое и мое удивление Демин. – С чего бы это?
   Мария судорожно вздохнула, обнаружив, что придется возвращаться к тем неприятным событиям прошедшего времени.
   – Я испугалась, – сказала она. – Что-то нужно было делать. Я не знала – что. Я хотела бежать. Вас усыпила.
   – Уморить хотела? – встопорщил усы Илья.
   Тут Мария по-настоящему испугалась и замахала руками.
   – Да что ты такое говоришь! – взмолилась она.
   И невозможно было ей не поверить.
   – Испугалась! – повторила настойчиво. – Я всего лишь хотела сбежать. Чтобы не было никаких неприятностей. Я вас усыпила, чтобы не мешали.
   – Бежать не мешали? – уточнил Илья.
   – Да. А потом черт меня дернул позвонить Магистру…
   – Ты с ним разговаривала в ту ночь?
   – Не с ним, – поправила Илью женщина, – с его секретарем. Сабадаев его фамилия. Он что-то вроде помощника, заместителя и начальника охраны Магистра в одном лице. Я ему сказала, что у меня проблемы… Что у всех нас проблемы, – тут же поправилась Мария. – Он был в шоке. Спросил, откуда у меня информация. Сказала, что от вас…
   Демин дернулся. Мария это заметила и заломила руки.
   – А что мне было делать? – сказала, некрасиво хмурясь. – Если бы я начала юлить, они бы примчались прямо туда. Понимаете?
   – Зачем примчались?
   – Им надо было знать – откуда все пошло. Откуда грозит опасность. И как с той опасностью можно справиться. Они бы все равно у меня выпытали.
   «Выпытали» – это не для красного словца было сказано. Про пытки – это надо буквально понимать. То, что я знал про Магистра и его приспешников, не оставляло никаких сомнений в том, что именно так все и было бы: они устроили бы Марии допрос с пристрастием, торопясь выведать у нее побольше подробностей, а после просто-напросто убили бы ее. Чтобы оборвать цепочку свидетелей, через которых можно выйти на самого Магистра.
   – Я сказала им, что вы уже уехали и что о происходящем внутри пирамиды знаете не только вы, а и другие люди, о которых я не знаю ничего. Я почему-то решила, что именно так надо говорить. Надо дать им понять, что дело зашло слишком далеко и поправить уже ничего невозможно.
   Не надо разыскивать нежелательных свидетелей и уничтожать их, а надо быстренько разбегаться, пока самим наручники не надели – так я продолжил ее мысль.
   – И – что? – осведомился Илья, нервно покусывая ус.
   – Я в ту ночь уехала.
   – Куда? К ним?
   – От них, – сказала Мария.
   – Боялась их, что ли?
   – Конечно, – просто ответила она.
   Значит, я не ошибался, предположив, что ее могли в тот раз убить. И нас вместе с ней. Получается, что, спасая себя, она спасла и нас.
   В окно я увидел спешащую к дому Светлану. Пробежала через двор, шаги на крыльце, распахнулась дверь:
   – Добрый вечер!
   Это хозяйке. И сразу обратилась ко мне:
   – Жень! Наш пилот уже закипает!
   – Нервничает?
   – Еще как! – кивнула Светлана. – Говорит, что уже вечер, а он ведь не военная авиация. Ему коридор воздушный закроют, и будем до утра тут куковать.
   Я посмотрел на Демина. Илья пожал плечами.
   – Полетели, – сказал он.
   Год не виделся с Марией, а оставаться не хотел. Когда-то ведь даже собирался на Марии жениться, а она вон как его напугала в тот раз – год назад.
   – Не отужинаете? – печально осведомилась Мария.
   – Некогда! – отрезал Илья.
   Она не стала настаивать, но расстроилась – это было заметно.
   Вышли из дома. Мария нас провожала до ворот.
   – А ты здесь неплохо устроилась, – оценил Илья, поведя вокруг взглядом многоопытного администратора.
   – У меня оставались кое-какие деньги, – ответила на это Мария. – Я вложила их в постройку дома.
   – Но Магистр-то подбрасывает деньжат детишкам на молочишко?
   – Я с ним не общаюсь с того самого дня, как бежала из Подмосковья.
   – Отчего же так? – удивился Илья.
   – Я боюсь его.
   – Значит, никаких контактов?
   – Никаких.
   – И он даже не знает, где ты сейчас живешь?
   – Не знает.
   – Ну надо же! – покачал головой Илья.
   Он-то думал, что Мария весь этот год так и продолжала стричь купоны, а на деле все оказалось иначе.
   За воротами мы распрощались.
   – Простите меня, – сказала Мария.
   У нее при этом был вид человека, готового улететь вместе с нами. Да только детей нельзя было бросить.
   Мы пошли к вертолету.
   – А Магистр – это кто? – спросил у меня Миша Каратаев.
   – У него вот спроси, – кивнул я на Демина.
   – Почему именно у меня? – огрызнулся Илья, явно пребывавший не в духе.
   – Я ведь даже лица этого Магистра не видел никогда, – пояснил я. – А ты жил с Марией, которая входила в ближайшее окружение Магистра.
   – Она и сама о нем ничего не знала, – пожал плечами Демин. – И лица его не видела, как и ты, и все остальные. Это не человек, а призрак какой-то. Люди приносили ему миллионы долларов, а кому отдают – даже не знали. Он вообще лично почти ни в чем не участвовал. Все вопросы решал через Сабадаева. Это его секретарь.
   – А может, его и не было, Магистра этого? – высказал предположение Миша Каратаев.
   – Был! – убежденно ответил я. – Я дважды видел его собственными глазами!

* * *

   На следующее утро я позвонил на работу Мартынову.
   – Рад тебя слышать, – сказал он, услышав мой голос в телефонной трубке. – Но только не надо мне говорить, что позвонил только потому, что соскучился. Что-то случилось?
   Почему приятно иметь дело с прокурорскими работниками – они очень трезво смотрят на вещи. Разговор всегда без каких-либо сантиментов, и можно безо всякой подготовки сразу переходить к главному.
   – Ничего не случилось, – успокоил я его. – Но мне нужна ваша консультация.
   – Когда приедешь? Сегодня?
   – Если можно.
   Пауза. Он, наверное, смотрел в свои записи.
   – Три часа – тебя устраивает?
   – Вполне.
   – Жду!
   Я ему многим обязан, этому Мартынову, он уже не раз помогал мне выпутываться из неприятных историй, и отношения у нас с ним вполне дружеские.
   Когда я в три часа зашел в его кабинет, меня уже поджидал свежезаваренный чай и печенье в казенного вида вазочке.
   – Привет! – запросто сказал мне Мартынов. – Ты нисколько не изменился с тех пор, когда я тебя видел в последний раз.
   – Еще бы! – хмыкнул я. – Видели то вы меня на прошлой неделе!
   Мартынов засмеялся и хлопнул себя ладонью по лбу:
   – А ведь точно! Непосредственно мы с тобой виделись год назад, но я же все время вижу тебя в твоей программе. В последний раз – действительно на прошлой неделе!
   Сделанное им открытие немало его позабавило. Хорошее настроение у человека. Сразу видно, что он рад встрече.
   – А я как раз по поводу дел годичной давности, – сказал я.
   И Мартынов тотчас же перестал улыбаться. Потому что «дело годичной давности» – это как раз та неприятная история, когда я совершенно случайно оказался в эпицентре событий, связанных с подпольной финансовой пирамидой, – я тогда едва не лишился головы. Начни в тот раз события разворачиваться несколько иначе – и сейчас программу «Вот так история!» вел бы кто-то другой.
   – Рассказывай, – предложил мне Мартынов, и лицо у него стало таким серьезным, будто я не сам к нему пришел, а меня принудительно доставили на допрос.
   – Рассказывать мне особенно нечего, – постарался я придать беспечности своему голосу. – Зашел к вам полюбопытствовать, чем там год назад все кончилось.
   Ведь было расследование. Прокуратура занималась этим делом. Но я до сих пор не знал, до чего в конце концов удалось докопаться.
   Но моя беспечность не могла ввести в заблуждение Мартынова.
   – Что случилось? – спросил он, строго глядя на меня.
   – Вы помните Марию?
   – Еще бы, – недобро усмехнулся Мартынов.
   – Я видел ее вчера.
   У него вытянулось лицо.
   – Где?
   – Далеко от Москвы, – не стал я конкретизировать.
   – Она жива?
   – Да.
   – С Магистром поддерживает отношения?
   – Она говорит, что не поддерживает.
   Мартынов подумал, после паузы сказал:
   – Охотно верю, что не поддерживает. Потому что в другом случае ты вряд ли увидел бы ее живой.
   Он задумчиво пробарабанил по столешнице пальцами какую-то мелодию, потом направился к сейфу и вернулся с папкой в руках. Из папки он извлек сложенный в несколько раз лист ватмана, развернул его, и я увидел вычерченную от руки схему: разноцветные кружочки образовывали самую настоящую пирамиду. Внизу их было очень много, а чем выше – тем меньше и меньше, и на самом верху красовался один-единственный круг, в который было вписано слово «МАГИСТР». Некоторые кружочки были пустые, в некоторых я видел фамилии неизвестных мне людей – это и была та самая пирамида, судя по всему.
   Я поднял глаза на Мартынова.
   – Значит, расследование действительно проводилось? – спросил я.
   – Нет.
   – Откуда же у вас эта схема?
   Проследить множество цепочек, пускай даже и с разрывами, с пробелами, но суметь их восстановить где-то доподлинно, а где-то по наитию, чтобы в конце концов замкнуть эти цепочки на таинственного Магистра, – это огромный труд. Вот что я хотел сказать.
   – Видишь ли, некоторые расследования проводятся активно, а некоторые – спустя рукава. Это – велось спустя рукава, – Мартынов прихлопнул на схеме несуществующую муху.
   Мне показалось, что я угадал в его голосе досаду. Кто-то не дал ему год назад довести это дело до конца. И он до сих пор переживал по этому поводу.
   – В общем, дело закрыли, – сказал Мартынов. – Но закрывают дела тоже по-разному. Одни закрывают сразу, росчерком пера. Другие же некоторое время еще тянутся, какие-то вялые следственные действия проводятся – и тут, пока дело не закрыли окончательно, еще можно что-либо накопать.