Владимир Гриньков. На вершине власти

   – А почему бы и нет? У меня достаточно врагов. Более чем достаточно для одного человека.

23

   Двое охранников за окном фотографировали друг друга на фоне клумбы. Щелчок затвора – и через несколько мгновений из щели выползает готовый снимок. Шеф отвернулся от окна, спросил:
   – Напомните мне, полковник, как эта машинка называется?
   – «Полароид», – сказал Гареев и умолк, ожидая.
   – Отличная штука, – заметил Шеф.
   Гареев торопливо кивнул, давая понять, что и он думает так же.
   – Итак, обстановка в Хедаре близка к нормальной, – вернулся к прерванной беседе Шеф. – Народ вылазку противников режима не поддержал.
   – Это так, – подтвердил полковник. – Я объехал центр – в столице совершенно спокойно. Агентурные данные свидетельствуют о том же.
   Шеф уже успел связаться с Москвой и доложить о случившемся Генеральному, который попросил его задержаться в Джебрае, чтобы на месте оказать оперативную помощь Фархаду.
   – Есть у тебя соображения насчет того, как обеспечить безопасность президента? – спросил он у Гареева и поднял тяжелые веки, ожидая ответа.
   Полковник оказался начеку.
   – Во-первых, действительно необходимо помочь ему с техникой. Северяне стягивают крупные силы…
   – Об этом я знаю, – перебил его Шеф. – Здесь, в Хедаре – что необходимо в первую очередь?
   – Натаскать людей из личной охраны, можно взять с десяток в Союз, чтобы прошли серьезную подготовку. Среди них ничтожно мало профессионалов.
   – Это раз! – Шеф загнул палец, обтянутый старчески желтой кожей.
   – Перестроить систему обороны дворца, в том числе и на случай нападения с воздуха.
   – Два!
   – Всерьез взяться за их службу национальной безопасности – она у Фархада не тянет.
   Шеф на это ничего не ответил, напряженно всматривался за окно. Гареев испытывал непреодолимое желание взглянуть, что могло там так заинтересовать Шефа, но не посмел, остался на месте, в глубоком кресле.
   – Что это там такое? – спросил наконец Шеф, и только тогда Гареев шагнул к окну.
   У соседнего строения стоял посольский автобус. Какие-то люди таскали в подъезд тураньи головы, увенчанные спирально изогнутыми рогами.
   – Сувениры, товарищ председатель. – Гареев отчего-то смутился. – Специально подготовлены к приезду делегации.
   Внезапно он углядел Хомутова, топтавшегося у автобуса, и смутился еще больше – так некстати появился здесь этот человек. Словно упрек полковнику в расхлябанности и медлительности. Давно следовало убрать его из посольства… Чертовщина! И едва он об этом подумал, как Шеф ткнул пальцем в сторону автобуса и осведомился:
   – А этот человек у автобуса – кто он?
   Гареев, чувствуя, как стремительно уменьшается в размерах на глазах у Шефа, пробормотал:
   – Работник посольства. Фамилия – Хомутов.
   Он хотел было добавить, что не сидел сложа руки, сигнализировал руководству, можно проверить, – но на это ему уже не хватило духу. Шеф сказал, не глядя на Гареева:
   – Приведи-ка его сюда.
   Тут Гареев понял, что погиб окончательно. Пересек улицу на непослушных ногах, окликнул Хомутова, спросил свистящим шепотом, прежде чем проводить в гостевой особняк:
   – Ты как здесь, мать твою, оказался?
   – Рога привез.
   – «Рога»! – Гареев снова выругался. – Знаешь кто тебя вызывает? Председатель Комитета, член Политбюро!
   Выговорил – и увидел, как посерело лицо Хомутова. Подтолкнул к двери:
   – Давай живее!
   Шеф уже восседал в кресле, лицом к двери, и когда Хомутов переступил порог, поздоровался первым, слегка наклонив голову, тронутую желтоватой сединой. Сесть ему не предложили, и Хомутов остался стоять, а позади него – Гареев.
   – Как ваша фамилия, – спросил Шеф.
   – Хомутов.
   – А имя-отчество?
   – Павел Иванович.
   – В чьем хозяйстве работаете?
   – Я переводчик.
   – Переводчик? – брови Шефа приподнялись. – Какие же языки, позвольте полюбопытствовать?
   – Джебрайский. Кроме того, знаю северное наречие. Английский – хуже.
   Шеф поднялся из кресла и медленно обошел Хомутова.
   – А в Союзе где работали?
   – Преподавал в вузе.
   – Семья?
   – У него нет семьи! – поспешно сказал Гареев из-за спины Хомутова.
   – Жены нет, понимаю, – протянул Шеф. – А родители?
   – Нету. Умерли они оба.
   Шеф вопросительно посмотрел на Гареева, тот побагровел, попытался что-то сказать, но раскашлялся. Шеф сложил губы в трубку, отвернулся и с минуту изучал гравюру на стене. Автобус уехал. В пустом дворе остались только охранники – не те, что прежде, другие. Шеф шагнул к окну, открыл, позвал:
   – Быстрецов! Иди сюда! Да не к окну – в дом.
   Когда охранник с фотоаппаратом вошел, он указал на Хомутова:
   – Сними-ка этого молодца с разных точек. Аппарат у тебя любопытный, посмотрим, что за качество.
   Фотографии были готовы в три минуты. Разложив их на столе, под лампой, Шеф долго молча их рассматривал, потом сказал, не поднимая головы:
   – Вы, Павел Иванович, подождите на улице. Гареев, подойдите.
   Когда они остались вдвоем, он спросил, кивнув на снимки:
   – Не узнаешь?
   Полковник пригляделся. Не вполне понимая, что именно от него требуется, покачал головой. Тогда Шеф на одном из снимков черным фломастером пририсовал Хомутову усы.
   – А теперь?
   Что-то знакомое почудилось Гарееву, но он все еще колебался.
   Шеф развернул столичную газету, положил ее рядом со снимком. С портрета на газетной полосе на Гареева смотрел… Да-да, именно Хомутов смотрел на него с нечеткого клише, такой же, как на полароидовском отпечатке, где Шеф собственноручно пририсовал переводчику лихие усы.
   – Ну, похож? – спросил Шеф и себе же ответил: – Поразительно! Вылитый товарищ президент!
   И только сейчас Гареев сообразил, что вовсе не о Хомутове шла речь в газете.

24

   Джереми Вуд был тем человеком, который разработал план убийства Фиделя Кастро с помощью отравленных сигар. Кубинец любил сигары, это было известно, и нередко ему преподносили их в подарок – во время визитов. Джереми Вуд предложил опылить табачные листья тетродотоксином – и вручить готовые сигары через какого-либо из многочисленных гостей Фиделя, даже не подозревающих о том, что таится в благоуханном ящичке. Дело зашло уже довольно далеко, когда разразился скандал: план операции из-за утечки информации был обнародован, в конгрессе были назначены слушания по вопросу о несанкционированных операциях ЦРУ, и Вуда поспешно сплавили в аналитический отдел, от греха подальше.
   Буря пронеслась верхами, полетели некоторые головы, но Вуд уцелел, его даже не вызвали для дачи показаний в конгресс – и он уже решил было, что так и завершит свою карьеру на незаметной должности в аналитическом отделе, как вдруг о нем вспомнили. Джереми вызвали к высокопоставленной персоне, и спросили, что ему известно о Джебрае и его президенте Фархаде.
   Вуд с самого начала принял решение отказаться от участия в операции, потому что история эта чересчур напоминала ту, давнюю, кубинскую, но ему дали понять, что ныне ситуация совершенно иная, у них есть поддержка на самом верху. Джереми, разумеется, не поверил, потому что знал, как все это будет происходить – без проблем, но только до той минуты, пока не случится какая-то осечка. Тотчас обнаружится, что ни в Белом доме, ни в конгрессе никто ни о чем не ведал, что ЦРУ снова вышло из-под контроля, и разразится гроза. Но отказаться ему не удалось, и уже через неделю он возглавлял группу, целью которой было устранение президента Фархада.
   В день, когда информационные агентства сообщили о неудавшемся покушении на президента Джебрая, Вуд понял, что история с сигарами повторяется. Ему не пришлось долго маяться в неизвестности – позвонил помощник директора ЦРУ и сообщил, что его вызывает глава ведомства.
   Шеф был мрачнее тучи, и с порога язвительно осведомился:
   – Так, значит, это твоя специальная террористическая группа?
   – Мальчики были неплохо подготовлены.
   – Они даже стрелять не обучены! – раздраженно бросил шеф. – Промахнулись меньше чем с двухсот футов!
   – От осечки никто не застрахован, – негромко, но твердо парировал Вуд.
   – У них не будет возможности повторить попытку!
   – Будет, – пообещал Вуд. – Мы владеем ситуацией. В группу внедрен наш человек. Он сообщил, что идет работа по подготовке повторного покушения.
   – И как долго придется его ждать?
   – Считанные недели, поверьте мне.
   Шеф вздохнул.
   – Если из этой истории будут торчать наши уши – тебе, Джереми, несдобровать, – посулил он.
   – Я догадываюсь, – ответил Вуд.
   Он говорил совершенно искренне, потому что с самого начала не был склонен обольщаться – в случае неудачи его сдадут первым и тогда припомнят все: и Фархада, и Кастро с его чертовыми сигарами.

25

   Уланов вырвался в посольский городок всего на пару часов. Наудачу забежал к Хомутову и обнаружил, что тот сидит дома.
   – Завидую, – буркнул Уланов. – Валяешься тут в тепле и буржуазном комфорте, а мы уже вторые сутки при машинах как собаки.
   Хомутов пожал плечами с видимым безразличием.
   – Что-то случилось? – сообразил Уланов.
   – Ничего особенного. Просто теперь меня точно отсюда вышибут.
   – Гареев?
   – Официально не объявляли, но вчера вечером меня вызывали к высокому гостю.
   – К Шефу? – разинул рот Уланов. – Ничего себе!
   – Вот так. Не каждым работником посольства Председатель КГБ лично занимается.
   – И что же теперь?
   – Домой вернусь. У меня там жилье как-никак. Устроюсь на работу. Буду жить, а что?
   – А… а Люда? – Уланов запнулся, увидев, как изменился в лице Хомутов.
   – Что – Люда?
   – Она остается?
   – А куда же ей деваться? – Хомутову больше не удавалось казаться небрежно-равнодушным. – Ничего у нас не получилось, Дима. Сам я, дурак, виноват. Тут еще вся эта муть навалилась – я и не сдержался. Ну, да что там теперь… Поговорить хотел – не вышло. Я ей напишу, ты передашь при случае, ладно?
   Уланов кивнул.
   – И еще. Книги свои забери – те, что у меня лежат. Думаю, отправят меня спешно.
   – Не до них сейчас. У меня час остался. Потом.
   И опять переключился:
   – Ты был на площади, когда в Фархада стреляли?
   – Нет. Онуфриев был. Говорит, граната в машину угодила – одни воспоминания остались.
   – Крепко испугались, – сказал Уланов. – Фархад теперь злость срывает. Сегодня наших на север перебрасывают.
   – Зачем?
   – Как зачем? Воевать.

26

   Идея с двойником Шефу нравилась все больше. Этим приемом достигалось сразу несколько целей: Фархад становился почти ручным, влияние на него возрастало безмерно, к тому же через человека, который станет двойником президента, можно получить доступ к информации, о которой пока остается только мечтать. Именно поэтому идею необходимо воплотить немедленно, пока Фархад находится под впечатлением событий на площади и его легко убедить в целесообразности такого шага.
   Утром, при встрече, Шеф выложил на стол перед Фархадом несколько фотографий.
   – Полюбуйтесь, – сказал он. – Любопытное лицо. Я решил продолжить наш разговор о двойнике.
   Президент, несколько удивленный, не касаясь снимков, поднял глаза на собеседника. В его взгляде читалось колебание.
   – У вас вызывает сомнение степень сходства? – Шеф извлек еще одну фотографию – ту, где лицо Хомутова украшали усы. – А если вот так?
   Фархад покачал головой.
   – Совершенно не похож, – проговорил он.
   Тогда Шеф выложил главный козырь – газету с портретом самого Фархада. Впрочем, теперь, при дневном свете, он и сам видел, что различия довольно заметны. Вечером это не так бросалось в глаза.
   – Что ж, действительно похож, – Фархад сделал паузу. – Но в газете портрет отретуширован – вам это, должно быть, знакомо.
   – Точно так же можно подретушировать не только снимок, но и лицо, – вкрадчиво подсказал Шеф.
   – Что вы имеете в виду?
   – Маленькая пластическая операция, товарищ Фархад. Различий, как вы сами отметили, не так много. Чуть сузить разрез глаз, убрать складочку – это нетрудно. И у вас появится двойник. Плюс еще и в том, что его подготовка не займет много времени. Этот человек работает переводчиком в нашем посольстве, безупречно владеет языком, знаком с местной спецификой.
   – Я бы хотел взглянуть на этого человека, – сказал президент. – Это возможно?
   – Вполне.
   Понадобилось полчаса, чтобы разыскать Хомутова и доставить его во дворец. Его не провели в само здание, а оставили на подстриженной лужайке у левого крыла, предложив немного подождать здесь. Фархад разглядывал прохаживающегося среди цветников переводчика из окна первого этажа, укрывшись за жалюзи. Стоя рядом, московский гость не столько смотрел на Хомутова, сколько отслеживал реакцию президента. Однако на смуглом лице Фархада ничего нельзя было сейчас прочесть.
   – Удастся ли нам сохранить конфиденциальность? – неожиданно спросил президент.
   – Да, я более чем уверен.
   – Кто будет знать о существовании двойника?
   – С нашей стороны – я, полковник Гареев, врач, который проведет косметическую операцию…
   – Врач будет из Джебрая! – перебил Фархад. – Из Хедарского медицинского центра.
   – Что ж, – согласился Шеф. – Как вам будет угодно. Кроме того, будет проинформирован наш советский посол. Это то, что касается Хедара. В Москве же, где я, естественно, доложу этот вопрос в высшей инстанции, в курсе будут все члены Политбюро, а также несколько сотрудников аппарата КГБ, связанные с осуществлением такого рода операций.
   – А нельзя ли еще более сузить круг посвященных? Скажем – я, вы и сам двойник. Я опасаюсь утечки информации.