* * *
   Китайгородцев осмелился нарушить запрет хозяйки, по крайней мере в той его части, которая предписывала ему «не бродить по дому». Он прошелся по тем немногочисленным комнатам первого этажа, которые не были заперты. Пункт из длинного перечня обязательных действий, выполняемых телохранителем: изучить и запомнить месторасположение комнат, а также отметить особенности каждой из них, в том числе те особенности, которые могут представлять опасность.
   Здесь давно никто не жил. Или даже вовсе никогда не жил. Везде стояла мебель, но ею не пользовались, это заметно. Пыль легла толстым слоем. Нигде не видно ни единого предмета, какого-нибудь пустячка, забытого случайно. Расческа, старая газета, оставленная в кресле, монета на столе, книга, которую не удосужились поставить обратно на полку – ничего такого, что могло бы выдать присутствие людей.
   Все комнаты выглядели старомодно. Даже светильники смотрелись так, будто в них не электрические лампочки, а стеариновые свечи. Здесь могло бы быть уютно, если бы теплилась жизнь. Но жизни не было.
* * *
   За целый день Китайгородцев так никого и не увидел. Он даже не мог сказать наверняка, есть кто-нибудь в доме или Наталья Андреевна с Михаилом отлучились, не предупредив о том своего нежеланного охранителя.
   Китайгородцев сел в кресло в зале первого этажа, рассчитывая во что бы то ни стало увидеться с кем-нибудь из обитателей дома. Он не привык быть предоставленным самому себе. Не мог действовать без контакта с теми, кого ему поручили опекать.
   Была вторая половина дня. За окнами темнело. Нигде в доме не зажигали света. Китайгородцев, устраиваясь в кресле поудобнее, вытянул раненую ногу. Он готов был ждать до глубокой ночи. В полной тишине, в сгущающемся сумраке он задремал.
* * *
   Разбудил Китайгородцева телефонный звонок. Мобильник в кармане завибрировал, Китайгородцев встрепенулся. В доме было темно. Лишь угадывались силуэты окон, за которыми воцарялась ночь.
   Это был Хамза.
   – Толик, привет! Как служба на новом месте?
   Про службу – это звучало как издевка.
   Китайгородцев поведал о полном отсутствии событий в течение сегодняшнего дня. О наложенном хозяйкой запрете на перемещение по дому. О том, что он вообще не уверен, здесь находятся его подопечные или уехали куда-то.
   – Ладно, осматривайся там пока, – сказал Хамза.
   Стерпится, мол, слюбится. А не слюбится – тогда уж будем думать, что делать дальше.
* * *
   Утро встретило Китайгородцева ярким солнечным светом. Он открыл глаза и обнаружил богатый красками мир. Серость растворилась, окружающие предметы обрели цвет. Дом уже не выглядел таким недружелюбным, как накануне. Китайгородцев принял душ, потом позавтракал, завершив свой завтрак чашкой крепкого кофе – все было очень похоже на его прежнюю жизнь, ту самую, которой он жил до приезда в этот странный дом.
   Ободренный Китайгородцев готов был действовать. Сначала он попытался привлечь внимание кого-нибудь из обитателей дома. Встал у подножия лестницы, ведущей на второй этаж, и несколько раз позвал по имени жильцов. Никто не откликнулся. Тогда Китайгородцев решительно пошел вверх по лестнице, опираясь на палку. Наверху царила все та же кладбищенская тишина. Дверей на галерее второго этажа было множество, но те, к которым выводила лестница, выглядели краше других: настоящий парадный вход. Китайгородцев толкнул обе створки одновременно, они открылись. Здесь начиналась анфилада. В первом зале стены были увешаны картинами. Пейзажи и портреты. С одного из портретов, едва ли не самого крупного в коллекции, на Китайгородцева надменно смотрел Стас Георгиевич Лисицын. Если бы Китайгородцев не видел Лисицына два дня назад приехавшим на «Бентли», он мог бы подумать, что изображенный на портрете человек жил в семнадцатом или восемнадцатом веке – именно так одевались тогда аристократы и такими их изображали в ту пору художники. Дворянин на службе короля. Холодный и циничный взгляд царедворца. Таким, очевидно, Лисицын себя видел. Вот и дом он выстроил в соответствующем стиле. Просто ему не посчастливилось родиться в ту эпоху. Промахнулся во времени лет на триста.
   У Китайгородцева было чувство, будто он подсмотрел что-то такое в чужой жизни, чего ему видеть не полагалось. Он не хотел, чтобы его здесь обнаружили, и вернулся на галерею, уже раздумывая, не спуститься ли ему на первый этаж. Но все-таки многочисленные двери галереи его влекли. Он заковылял вдоль них, стараясь не производить шума, и открывал одну за другой – тут не оказалось ни одной, которая была бы заперта на ключ. Возможно, осторожность и уберегла его от скандала. Бесшумно приоткрыв очередную дверь, Китайгородцев неожиданно увидел незнакомого человека. Мужчина в летах сидел за столом в глубокой задумчивости и даже не повернул головы, когда открылась дверь, а в следующую секунду Китайгородцев дверь уже закрыл и заковылял по направлению к лестнице, на ходу соображая, что ответить, если его сейчас окликнут.
   Спустился вниз и скрылся в своей комнате.
   Так их не двое в этом доме – жильцов? Вот так новость! И почему от Китайгородцева утаили?
* * *
   Днем Китайгородцев изучал окрестности. Опавшая листва после недавних дождей лежала в лесу мокрым ковром. Ступалось мягко, очень хорошо для раненой ноги.
   В лесу он наткнулся на остовы снесенных домиков. Следы уже не были явными, все заросло травой, но безошибочно определялось, где стояли дома, а где пролегали дорожки. Территория не была захламлена. Новый хозяин, по-видимому, потратил немало сил на то, чтобы очистить свой лес.
   Возвращаясь к дому, Китайгородцев сделал крюк, чтобы попасть на ведущую к шоссе дорогу. Но до дороги он не дошел. Оставалось пройти метров сто, когда Китайгородцев увидел насторожившую его картину: здесь опавшая листва была примята так, будто кто-то неведомый устроил лежку. Лес заканчивался, дальше был изумительный изумрудный газон, а за газоном – дом. Отсюда все видно, как на ладони. Дом. Крыльцо со множеством ступеней. У крыльца машина. Михаил откуда-то вернулся.
* * *
   Из огромного багажника импортного внедорожника Михаил выгружал пакеты с продуктами. В багажнике пакеты вроде бы занимали не слишком много места, но когда Михаил их оттуда извлек – гора пакетов стала выглядеть внушительно.
   – Добрый день, – вежливо поприветствовал Китайгородцев.
   – Здравствуй, – коротко ответил Михаил, окинув собеседника своим пронзительным взглядом.
   Держал дистанцию. Не подпускал.
   Китайгородцев даже не стал предлагать свою помощь, понимая, что нарвется на отказ. Но о делах заговорил.
   – Я хотел у вас спросить, – произнес он. – Наверняка существует план дома. Мне бы взглянуть.
   Но и тут фиаско полное.
   – Нету плана, – сказал Михаил. – Нету дома. И никого тут нет. Все, что ты видишь, – повел рукой вокруг, – тебе привиделось.
   Пошутил недобро так. С вызовом.
* * *
   Ближе к вечеру Китайгородцев выскользнул из дома, никому ничего не сказав. Он обошел дом и углубился в лес там, где был пруд. Когда от дома его уже нельзя было увидеть, он сменил направление движения, по большой дуге огибая дом и лужайку с изумрудной травой, и минут через тридцать пути вышел к обнаруженной им утром лежке, где еще недавно прятался неизвестный наблюдатель. До лежки Китайгородцев не дошел метров тридцати, лег за кустом и затаился, превратившись в ничем не примечательную кочку.
   Ночь пришла по-осеннему рано. Дом потонул во тьме – ни огонька. Свою руку вытянешь – не увидишь кончиков пальцев. Китайгородцев не смотрел, а вслушивался. Если тот, кто подглядывает, придет этой ночью, его появление можно будет обнаружить лишь по звуку.
   Но никто не пришел. Китайгородцев пролежал в засаде до утра и с первыми лучами несмелого осеннего солнца обнаружил, что лежка пуста. Он продрог и устал. Но он готов был повторить все с самого начала. Уже следующей ночью.
* * *
   Днем Михаил мел листья на площадке перед домом. Махал метлой, будто заправский дворник. По всему видно, что дело для него привычное.
   Китайгородцев сел на ступенях крыльца, палку свою инвалидскую положил рядом, молча наблюдал за Михаилом, которому такой присмотр явно был не по душе, но тот терпел, делая вид, что не замечает Китайгородцева. Завершил свою работу, хотел уйти, но Китайгородцев спросил у него:
   – Тут жилье какое есть поблизости?
   – Тебе зачем? – недружелюбно уточнил Михаил.
   – Вообще интересуюсь.
   – На двадцать верст вокруг нет никого.
   – Почему такая глухомань?
   – Тут был лесхоз. Никто не селился. Одна база отдыха.
   – Да, я знаю. А вообще люди тут бывают?
   – Какие люди?
   – Посторонние.
   – Это кто? – спросил Михаил и посмотрел внимательно.
   – Откуда же мне знать? – пожал плечами Китайгородцев. – Может, грибники. А может, и охотники. Вот бывало такое, что выйдет из леса кто-то чужой…
   – Ты об чем вообще интересуешься? – прищурил глаз Михаил.
   Неужто он какую-то опасность уловил лично для себя?
   Китайгородцев не сразу нашелся что ответить.
   – Я же тебе говорил: нет здесь никого, – сказал Михаил внушительно. – Одна только видимость.
   А взгляд у него был лживый. Он знал больше, чем говорил. Никаких сомнений.
* * *
   Погода испортилась к ночи. Очень быстро, за какие-то минуты, потемнело, и хлынул дождь. Китайгородцев понял, что этой ночью ему в засаде не сидеть. Он смотрел в окно, за которым почти ничего не было видно. Дождь был сильный. Потоки воды стекали по оконному стеклу. Чтобы лучше видеть, как бушует снаружи непогода, Китайгородцев погасил в комнате свет и вернулся к окну.
   За стеклом стоял человек. Китайгородцев отчетливо видел его силуэт в призрачном сумраке позднего вечера. Силясь рассмотреть, кто это такой, Китайгородцев подался вперед, прилип к холодному стеклу, и человек вдруг пошел к нему. Он не шел, а брел странной походкой и буквально вынырнул из сплошной стены дождя. Когда он оказался совсем близко и их с Китайгородцевым разделяло лишь двойное стекло в оконной раме, Китайгородцев его узнал. Он попытался открыть окно, но не было ни ручек, ни запоров, это окно, похоже, задраили наглухо, и Китайгородцев жестами показал своему визави, что тот должен оставаться на месте. Он боялся, что человек этот его не дождется, уйдет, поэтому бросился прочь из комнаты настолько быстро, насколько ему позволяла раненая нога. Проковылял по коридору, громыхая палкой, потом через привычно темный зал, отпер входную дверь и вывалился наружу, под дождь, который в одно мгновение вымочил его до нитки. На ступенях он не осторожничал, а зря. Упал, поскользнувшись, и потом искал в темноте свою палку, без которой он был не ходок. Нашел палку, побрел за угол дома, боясь, что не успеет, что человек исчезнет так же внезапно, как появился. Идти было далеко. Китайгородцев спешил.
   Он опоздал. Всматривался в осенний мрак, еще надеясь кого-то увидеть, но уже знал, что там, впереди, никого нет.
   Китайгородцев сейчас не мог сказать с уверенностью, какое из окон его, но где-то здесь тот человек стоял. А теперь его не было. Китайгородцев крутанулся на месте, силясь разглядеть в залившей местность тьме знакомый силуэт, но ничего не увидел. Склонился низко над землей в поисках следов. Темно. Вспомнил о мобильнике. Достал из кармана телефон, нажал на кнопку, экран засветился, едва-едва пробивая светом сырую тьму. Но лучше с таким светом, чем без никакого. Китайгородцев ползал по мокрой от дождя земле, отыскивая следы, но ничего не находил. К соседнему окну. Ага, вот! Неотчетливые, правда, следы, только угадываются.
   Погас экран мобильника. Китайгородцев чертыхнулся. Снова нажал кнопку, экран ожил.
   Китайгородцев пытался определить, куда ведут следы. Но дождь лил как из ведра. Экран периодически гас. Да и следы где-то потерялись. Не было следов.
   Китайгородцев бросился обратно в дом. Ковылял с таким энтузиазмом, будто от его расторопности зависела его жизнь. Или пан, или голова в кустах, как порой говаривал Хамза.
   В дом вошел, закричал:
   – Михаил! Михаил!!!
   Стал подниматься вверх по лестнице, наплевав на недавние запреты.
   – Михаил!!!
   На втором этаже было так же темно, как и внизу.
   – Михаил!!!
   Наугад вышел к дверям, к тем самым, за которыми начиналась анфилада комнат. Толкнул створки. Они не поддались. Заколотил в дверь кулаками.
   – Михаил!!!
   А какая дверь вообще? Он вряд ли сейчас вспомнит. Но надо попробовать найти ту комнату, где он видел человека за столом.
   Нажал на кнопку, засветился экран мобильника.
   Это там, на галерее. Какая же была по счету дверь?
   Он не успел стронуться с места, потому что за его спиной щелкнул замок. Приоткрылась створка двери. Это был Михаил. Даже свет мобильника не помогал как следует разглядеть его в темноте.
   – Я видел человека! – выпалил Китайгородцев. – Здесь, рядом с домом!
   – Какого человека?
   Китайгородцев не успел ответить, потому что экран мобильника погас. Нажал на кнопку. Снова слабое свечение.
   – Здесь был человек! – сказал Китайгородцев.
   – Что за чепуха?
   Михаил отвечал из темноты – почти неразличимый. Только глаза блестели. Но и сам он какой-то был такой… Блестящий.
   Экран мобильника погас через секунду после того, как Китайгородцев приблизил его вплотную к Михаилу. Секунду было темно, потом экран засветился снова… Да, ошибки не было. Мокрая одежда на Михаиле. Промок до нитки. Совсем как Китайгородцев.
   Он тоже был там, под дождем?
   Конечно, он ничего не скажет. Бесполезно спрашивать.
* * *
   Китайгородцев решил, что утром он позвонит Хамзе, чтобы доложить ему о происшедшем, но не успел. Потому что утром приехал Стас Георгиевич Лисицын.
   Китайгородцев завтракал в привычном одиночестве, как вдруг в кухне появился один из лисицынских охранников, качок с бычьей шеей, и безо всяких «Здрасте!» с порога буркнул хмуро:
   – Хозяин ждет!
   Не хозяйское это дело – ждать. Китайгородцев оставил свой завтрак.
   Лисицын сидел на диване в одной из комнат первого этажа. Ногу закинул на ногу, несколько верхних пуговиц своей просторной белоснежной рубашки расстегнул, оголив загорелую грудь – ему бы еще чубук в руки, и он совсем стал бы похож на помещика в беззаботное утро выходного дня.
   Поздоровались. Лисицын смотрел испытующе.
   – Ознакомился с обстановкой? – спросил он. – Картина более-менее ясна?
   Ожидал, наверное, что Китайгородцев ему сейчас доложит, как он службу несет. А докладывать было не о чем.
   – Я здесь не работаю, – сказал Китайгородцев.
   Лисицын приподнял бровь, удивившись такому ответу.
   – Мне запретили перемещаться по дому, – доложил Китайгородцев. – На второй этаж доступ и вовсе закрыт. Мне даже план дома не предоставили.
   – А ты просил?
   – Просил.
   – Зачем? – спросил Лисицын и посмотрел внимательно.
   – Мне этот дом охранять. А я даже не представляю себе, где здесь что. Моя работа в том и заключается, чтобы все знать и все предусмотреть. Любые опасности, которые угрожают…
   – А они угрожают? – живо откликнулся Лисицын. – Они есть, эти опасности?
   – Сколько угодно! В доме сумрак даже днем, а лампы не зажигаются никогда. Дежурное освещение вообще отсутствует. Комнат множество, выключатели расположены в самых неожиданных местах, и при этом все они – без подсветки. Я нигде не увидел огнетушителей. На лестнице, которая ведет на второй этаж, не положили ковровую дорожку, там скользкие ступени, а вашей маме, извиняюсь, сколько лет? В доме нет сигнализации, ни одно окно не защищено, входная дверь порой остается открытой, нет даже примитивной системы видеонаблюдения за территорией, сама территория не освещена…
   – Шпаришь, как по написанному. Вас этому где-то учат?
   – Учат.
   – Хорошо, я вижу, ты учился, – оценил Лисицын. Он не заинтересовался и заскучал.
   – И это еще не все, – сказал Китайгородцев. – Я подозреваю, что за домом следят.
   – Кто?! – встрепенулся собеседник.
   Проняло его, наконец.
   – Я пока не знаю, – ответил Китайгородцев. – Но там, за лужайкой, в ста метрах от дороги, я обнаружил лежку.
   – Что ты обнаружил? – не сразу сообразил Лисицын.
   – Лежка – это место такое, которое предназначено для наблюдения за объектом, для прицельной стрельбы, для подрыва, наконец.
   – И что – ты такое обнаружил?
   – Да.
   Лисицын засмеялся.
   – Ты говорил кому-нибудь?
   – Нет, – ответил Китайгородцев.
   – И не говори!
   Лисицын покачал головой.
   – Я тебя недооценил, – сказал он. – Смотрю: с палочкой такой, хромает, лампочки вверните, говорит… Ну, чисто завхоз. А ты тут кое-что углядел, я вижу. Это мои люди за домом присматривали, – он понизил голос. – Негласно, так сказать. Чтобы никто не знал.
   Он не стал объяснять – зачем. А Китайгородцев не спросил. Не положено потому что спрашивать, если что-то напрямую к делу не относится.
   – Теперь не будут, – пообещал Лисицын. – Раз ты здесь.
   Произнес вроде бы шутливо, но что-то его тревожило, что-то держало в напряжении, Китайгородцев это чувствовал.
   – И еще одна история, – сказал Китайгородцев. – Вчерашней ночью. Для меня тут много непонятного. Мне говорили, что жильцов тут двое: ваша мама и еще Михаил, родственник. А я еще здесь видел человека.
   – Когда?! – вскинулся Лисицын.
   – Этой ночью. И накануне – тоже. Пожилой такой. Можно сказать, что старик.
   – Старик?
   – Ну да. Лет за шестьдесят ему, наверное. Или даже больше.
   – Где ты его видел? В доме? – спросил недоверчиво Лисицын.
   – И в доме – тоже.
   – Но ты уверен? Ты не ошибся?
   – Ошибиться тут невозможно.
   – Хорошо, расскажи о том, как ты его увидел, – попросил Лисицын, явно все еще не веря собеседнику.
   Что-то Китайгородцев тут напутал, мол. Не может такого быть. Чепуха какая-то, не иначе.
   – Это там, на втором этаже, – сказал Китайгородцев. – Я заглянул в одну из комнат. Случайно. Этот человек сидел там. За столом. Я его прежде не видел.
   – И что же он тебе сказал?
   – Ничего. Я закрыл дверь и ушел.
   Лисицын опять засмеялся. Что-то смешное в этой истории он обнаружил.
   – Сегодня ночью я увидел его снова, – невозмутимо продолжал Китайгородцев.
   – Где? – осведомился Лисицын, не утеряв былой веселости.
   – На улице.
   – Неужели? – изобразил изумление Лисицын.
   – Я стоял у окна и вдруг увидел его. Был дождь, сильный дождь, а этот человек почему-то оказался без зонта. Странно, – оценил Китайгородцев. – И выглядел он тоже странно.
   – Почему?
   – Не знаю. Трудно объяснить.
   – Но это точно был он? – осведомился Лисицын.
   – Кто?
   – Это тот человек, которого ты видел в доме?
   – Да! – уверенно ответил Китайгородцев.
   – Может, ты плохо рассмотрел? Может, это вовсе не человек, а какой-нибудь призрак?
   Китайгородцев обиделся бы, если бы было можно.
   – Расстояние какое было? – спросил Лисицын.
   – Несколько метров. Сначала. А потом он подошел к окну. Совсем близко.
   – Подошел? – переспросил Лисицын.
   И только сейчас Китайгородцев заподозрил, что изумление собеседника – не наигранное.
   – Он подошел? И ты видел его близко? – уточнил Лисицын.
   – Да.
   – И это действительно был тот самый человек?
   – Да, это был он.
   – Хорошо, – пробормотал Лисицын. – Иди за мной.
   Он поднялся с дивана и направился к выходу из комнаты. Его охранник, дежуривший за дверью, вознамерился было увязаться за ними, но был остановлен нервным жестом хозяина.
   Лисицын и Китайгородцев поднялись на второй этаж, прошли по галерее, Лисицын остановился перед одной из дверей, и теперь Китайгородцев вспомнил: точно, та самая комната.
   – Здесь? – почти беззвучно спросил Лисицын.
   Китайгородцев молча кивнул в ответ. Лисицын распахнул дверь.
   Тот человек и сегодня был здесь. Снова сидел за столом с задумчивым видом.
   – Здравствуй, папа! – поприветствовал его Лисицын, прошел в комнату, сел на стоящий у стола свободный стул, произведя при этом некоторый шум. – Тебя сегодня ночью видели.
   Старик и бровью не повел.
   Лисицын требовательно посмотрел на Китайгородцева, словно приглашал войти. Китайгородцев переступил через порог. Он был так сильно озадачен, что забыл поприветствовать пожилого человека. Человека?!
   Китайгородцев с нарастающим изумлением всматривался в неправдоподобно розовощекое лицо. Если бы не льющийся из окна за спиной сидящего свет, Китайгородцев, возможно, догадался бы раньше.
   – Это восковая фигура, – сказал Лисицын. – Точная копия моего покойного отца, генерала Лисицына. – Он вздохнул и скорбно посмотрел на Китайгородцева.
   Китайгородцев приблизился, он уже видел, что перед ним действительно не живой человек, и это было столь невероятно, что не мог поверить собственным глазам.
   – Такая вот история, – сказал Лисицын.
   Что теперь, мол, скажешь?
   Но Китайгородцев сейчас видел лицо генерала близко, на расстоянии вытянутой руки, как прошлой ночью, и он уверенно мог утверждать: одно и то же лицо.
   – Это он! – пробормотал Китайгородцев. – Я видел его этой ночью!
   – Ты понимаешь, что говоришь?! – осерчал Лисицын. – Как такое может быть? Ты мне объясни!
   – У меня нет объяснения. Я просто его видел. Так близко, что ошибиться невозможно. Он подошел к окну. Смотрел на меня. Потом ушел.
   – Куда?
   – Не знаю.
* * *
   Следов, разумеется, не было.
   – Шел сильный дождь, – сказал Китайгородцев. – Все смыло.
   Лисицын стоял рядом, набросив на плечи пальто. Зябко передернул плечами, повел взглядом вокруг. Лужи до сих пор не высохли.
   – А может, их и вовсе не было, следов? – спросил он со вздохом.
   – Были. Я видел. Ну, не то, чтобы отчетливо. Угадывал! – подыскал нужное слово Китайгородцев.
   – Угадывал, – повторил за ним Лисицын.
   Прошелся вдоль стены, невнимательно глядя себе под ноги и явно не рассчитывая что-либо там обнаружить. Ничего и не было.
   – И ты вот тут бегал, да? – нервно повел рукой Лисицын. – Под дождем… С палочкой своей… Да?
   Он хмуро глянул на собеседника.
   – Да, – подтвердил Китайгородцев.
   – Мне все никак не верится, – сказал с досадой Лисицын. – Вроде ты серьезный человек. В охране служишь. Пистолет у тебя есть?
   – Есть. – Китайгородцев сдвинул полу куртки, обнажая плечевую кобуру, из которой торчала рукоятка пистолета.
   – Газовый? – поинтересовался Лисицын.
   – Нет, настоящий.
   – Вот видишь – настоящий, – сказал Лисицын. – Значит, ты не псих. Нормальный парень. Должны были тебя проверить, прежде чем дать в руки пистолет. И вот ты нормальный вроде, а сам мне про призраков рассказываешь. И я в затруднении: как тебя понимать?
   Китайгородцев хмурился.
   – Тут обижаться не надо, – посоветовал Лисицын. – Тут надо объяснять – к чему ты мне историю про призраков рассказываешь?
   – Это был не призрак, – сказал Китайгородцев. – Это был человек. Я его видел – вот как вас сейчас!
   – И он был один в один как тот, из воска, что наверху, – подсказал собеседник.
   Если бы он не психовал, в голосе проявилась бы насмешливость. А так – раздражение одно. Но Китайгородцев не дрогнул.
   – Да, один в один, – подтвердил он.
   – Генерала Лисицына уж десять лет как нет! – сказал Стас Георгиевич, темнея лицом. – Я его хоронил! – выкрикнул он. – Мать моя хоронила! Михаил там тоже был! И с нами еще человек сто были на похоронах и поминках! Он умер! Его нет! И не мог он под окно к тебе прийти, ты это понимаешь?!
   – А вот, кстати, Михаил, – вспомнилось Китайгородцеву. – Я его видел после того.
   – После чего?
   – После того, как этот человек исчез, – показал Китайгородцев куда-то себе под ноги. – Я видел Михаила в доме, и он был такой мокрый – хоть одежду на нем выжимай.
   – Он тоже был на улице?
   – Получается, что да.
   – Может, это его ты и видел в окно?
   – Нет-нет! – уверенно сказал Китайгородцев. – Точно – не его.
   – Ты сказал ему, что видел кого-то за окном?
   – Да.
   – А он что?
   – Сказал, что это чепуха.
   – Значит, все-таки чепуха? – испытующе глянул Лисицын.
   И Китайгородцев понял, что собеседник ждет от него оценки: насколько искренен был Михаил. Он замялся.
   – Можешь говорить как есть, – сказал Лисицын, обо всем догадавшись. – Я этого хмыря не уважаю, хоть он мне и родственник.
   – Мне показалось, что Михаил решил меня не посвящать во что-то, – дипломатично сформулировал свой ответ Китайгородцев.
   Лисицын закивал часто-часто, будто другого он и не ожидал. Задумался. Взгляд его блуждал, ни за что не цепляясь, пока не наткнулся на мрачный, темного кирпича, дом.
   – Вообще тут много странностей случается, в этом доме, – вдруг сказал Лисицын. – Непростой в смысле дом. Нехороший.
* * *
   Часа в два дня Китайгородцева пригласили отобедать. Про обед – это он не сразу понял. За ним пришел один из охранников Лисицына и произнес уже слышанное:
   – Хозяин ждет!