От начала до конца это была ложь, направленная на подрыв основ государственного строя в Российской империи. На самом деле почти все члены Императорской фамилии и представители многих королевских дворов Европы собрались в эти печальные дни в Ливадии, а позднее в Петербурге. Великий князь Георгий Александрович, средний сын Александра III, записал в день кончины отца в своем дневнике: «О Боже! Какой ужасный день пришлось пережить нам всем. Мы потеряли нашего дорогого возлюбленного Папа. Это просто ужасно, ужасно. Около 9 часов нас позвали наверх. Бедный Папа был страшно слаб, так как не спал всю ночь и сидел в кресле в спальне; он с трудом дышал, и ему все время давали вдыхать кислород. Скоро собралось все семейство, а также тетя Мари, только что приехавшая. Пришел Янышев, причастил Папа Св. Тайн и читал молитвы. Затем отец Иоанн также пришел молиться, после чего Папа стало как будто немного легче. Мы все время оставались в комнате и выходили только немного покушать. В третьем часу бедному Папа стало хуже, и около 3 часов он тихо и спокойно скончался; казалось, что он уснул. Эта была чудная смерть, но Боже, как это было всем нам тяжело. Трогательно было видеть, как все люди плакали, прощаясь с Папа. Бедную Мама с трудом удалось увести из комнаты, но все-таки она была удивительно спокойна. Бедному Ники должно быть всего тяжелее. В ½ 5 ч. пошли к присяге, которая произошла на площадке у церкви. Потом пошли к Мама, с которой сделался обморок у постели Папа… Затем была панихида; все ревели навзрыд. Кто мог ожидать, что Россию постигнет такое горе. Вчера еще утром бедному Папа было лучше… Да, этого дня я никогда не забуду! Прощай, дорогой Папа, навеки! Я до последней минуты не терял надежды: мне просто казалось невозможным, чтобы Бог взял его от нас, но, видно, Он нашел, что Папа сделал довольно добра, и за его праведную жизнь взял его к Себе. Видит ли бедный Папа, как все его любили и оплакивают?»[103].
Великая княгиня Ксения Александровна, старшая дочь Александра III, записала печальные строки в дневнике:
«20 окт[ября]. Четверг. – Ливадия.
Господь взял нашего ангела, дорогого, незабвенного чудного Папа! Господи, как тяжело, невыносимо тяжело! Не верится. В ½ 9-го [часа] Мама послала за мной; Папа сидел в кресле. Он ночью совсем не спал, и силы его совсем покинули! Он говорил со всеми нами; был такой дивный! Около 11 ч. он захотел приобщиться. В это время все семейство пришло; т. Мари приехала также. – Позже пришел отец Иоанн, который помазал все тело Папа елеем, и потом молился с нами! Было тяжело, но так трогательно. – Папа почувствовал облегчение после его посещения. Затем он попросил о. Иоанна отдохнуть и придти позже. (Он ему все время говорил: “Вы святой человек, вы праведный, Господь вас любит и принимает все ваши молитвы и что русский народ вас боготворит” и т. д.). Мы по очереди выходили в другую комнату, чтобы поесть, хотя было не до пищи, остальное время просидели около Папа. Терли ему руки, делали массаж ног. Когда отец Иоанн вернулся, Папа был уже гораздо слабее, но еще говорил, и потом становился все слабее и слабее и конец был такой чудный! Так тихо, спокойно и незаметно он отошел от нас!!
Господи! помоги дорогой Мама, Ники и нам всем перенести этот ужасный удар, и покорно нести крест свой!
Затем пустили всех людей к Папа! Мама все стояла на коленях и держала его кругом шеи. Нам с трудом удалось уговорить ее уйти в другую комнату, чтобы можно было положить Папа на постель и все прибрать. Когда все было кончено, Мама и я вышли к нему. Какое дивное, ангельское выражение было на его лице и чудная улыбка. С Мама вдруг сделался обморок. Она стояла на коленях и вдруг упала и ее страшно рвало. Братья подняли ее и положили на кушетку в уборной. Мы все оставались у нее все время, страшно перепугались. Наконец, она пришла в себя и скоро заснула и проспала до ¼ 10-го [часа]. В ½ 10-го была панихида! Мы все оставались с Мама в уборной. Что за грусть ужаснейшая! – Потом уговорили Мама немного поесть, в 11¾ [ч.] разошлись»[104].
Пятнадцатилетний младший сын Михаил также сделал в своем дневнике, но более лаконичную запись:
«20 октября / 1 ноября. Четверг. – Ливадия.
Погода пасмурная и свежая.
Сегодня в 2¼ ч. бедный, дорогой Папа скончался. С самого утра он чувствовал большую слабость. Папа совсем спокойно скончался. Мы все с самого утра были с ним в комнате. В 8 ч. мы обедали в нижней комнате. В 9½ ч. была панихида.
21 октября / 2 ноября. Пятница. – Ливадия.
В 10 ч. мы пошли в церковь, где была служба по случаю восшествия Ники на престол, и миропомазание Alix. После службы Мама, Ксения, Беби и я завтракали в гостиной комнате, а другие в нижней. В 2 ч. была панихида. Потом Old Man, Беби, Siocha и я пошли гулять, были у моря. Погода холодная и ветреная. Были громадные волны. Волны около ванны бросались через дорогу»[105].
Драматизм событий передают следующие строки письма великой княгини Елизаветы Федоровны к королеве Виктории от 24 октября 1894 года: «Моя дорогая Бабушка, самое сердечное спасибо за Ваши ласковые строки. Я не могла писать до этого времени. Мы были в таком волнении. То было хуже, то лучше, и, наконец, это ужасное горе…
Как Вы знаете, это был день моего рождения. Он провел такую тяжелую ночь и был ужасно слабым. Мы пришли рано. Минни (императрица Мария Федоровна) позвала нас туда. Только подумайте, он позвал меня, чтобы поздравить меня и Сергея, и потом поцеловал нас всех одного за другим. Он говорил ясно и сознавал все. Но мы заметили уже знак смерти в его глазах. Его дети и Минни стояли на коленях вокруг него, и Аликс, конечно, тоже, которая была, как маленький ангел утешения в продолжение всего того времени, а также и теперь.
Потом мы оставались в соседней комнате. Дверь была широко открыта, и можно было видеть заднюю часть его головы. Он сидел в кресле. Лежать в постели было для него мукой с его ослабевающим сердцем и водой, от которой он так опух. Да, он помолился за меня.
Был вызван священник, его личный духовник, и мы все встали на колени. Он попросил причастить его Святых Тайн, после чего он отдыхал, а затем попросил другого священника, которого вся страна очень почитает. Тогда двери закрыли, но дети сказали мне, что когда этот священник положил свою руку на его голову, он сказал: “Я чувствую себя так хорошо” – и все это время хотел, чтобы тот священник был рядом. Потом этот батюшка помазал его святым елеем. Тогда Саша отпустил его отдохнуть и попросил прийти опять, что тот священник и сделал. Они разговаривали друг с другом и с другими… Внезапно доктора сказали нам, что пульс становится сильнее, но через несколько минут его пульс стал ослабевать. Двери открыли, и мы опустились на колени, чтобы услышать его последний тихий вздох. Никакой агонии не было, и эта чистая душа отлетела на небо. О, когда умирают так, то чувствуешь присутствие Господа и то, что из этого мира он призван к настоящей жизни. Если бы Вы знали, какое спокойствие и тишину это дало нашим душам, а в то же время наши сердца разрывались от горя! Пусть Господь благословит его. Никогда Он не имел более верного, более благородного слуги. Бедная дорогая Минни здорова и так полна христианского смирения. Она, Ники и я причастились Святых Тайн на следующий день вместе с Аликс после ее обращения в православие, которое было таким прекрасным и трогательным. Она прочитала все превосходно и была очень спокойной… В четверг все едем в Севастополь морем, потом в Москву… и в понедельник – в Петербург. Похороны, я думаю, будут через несколько дней, так как весь народ захочет увидеть его еще раз. Аликс, конечно, находится вместе со своими будущими свекровью и мужем. В Петербурге Эрни и она будут жить с нами в нашем доме и вскоре после этого состоится свадьба. Эта свадьба будет семейной, как и свадьба Мама. Это не только их желание, но желание всей семьи и всей России. Они смотрят на это как на свой долг и обязанность начать эту новую и трудную совместную жизнь, благословенную священным Таинством брака. Это будет скоро, вероятно, 14/26 числа. Это последние дни, когда могут венчать, так как начинается Рождественский пост и потом можно только в новом году. Минни, вероятно, уедет сразу после этого, чтобы быть с Георгием (великий князь Георгий Александрович болел туберкулезом. – В.Х.), и не останется в своем старом доме, где жизнь без него может убить ее. Я так беспокоюсь, чтобы она не заболела. Она такая тоненькая, как маленький ребенок. Она ухаживала за ним днем и ночью все эти месяцы без отдыха, переживая в своем сердце…
Нежно целую. Я должна кончать, но скоро напишу еще…
Господь да благословит Вас.
Всегда Ваша послушная и любящая…
Элла»[106].
Цесаревич Николай Александрович, т. е. новый император Николай II, с горечью и печалью 20 октября 1894 года записал в дневнике: «Боже мой, Боже мой, что за день! Господь отозвал к себе нашего обожаемого дорогого горячо любимого Папа. Голова кругом идет, верить не хочется – кажется до того неправдоподобной ужасная действительность. Все утро мы провели наверху около него! Дыхание его было затруднено, требовалось все время давать ему вдыхать кислород. Около половины 3 он причастился Св. Тайн; вскоре начались легкие судороги… и конец быстро настал! О. Иоанн больше часу стоял у его изголовья и держал голову. Это была смерть святого! Господи, помоги нам в эти тяжелые дни! Бедная дорогая Мама!.. Вечером в 9½ была панихида – в той же спальне! Чувствовал себя как убитый. У дорогой Аликс опять заболели ноги! Вечером исповедался»[107].
«Кто-то выразился тогда: “Прозевали Государя!” – вспоминал осенью 1894 года граф С.Д. Шереметев, – и спохватились, когда было уже поздно, когда болезнь, начавшаяся после Борков, стала выражаться резче и зловеще. Не будь этой болезни, колесо истории повернулось бы иначе, оно избавило бы нас от осложнений “дальневосточных” и приступило бы к работе внутренней очистки. И эта работа была бы свободная, не вынужденная, не навязываемая, а сознательная, спокойная и обстоятельная, сообразуемая с важностью внутреннего обновления на началах русских, исторических, законосовещательных, творческих. “Удерживающего” не стало»[108].
Царствование императора Александра III для России было периодом успокоения и стабильности. Его скоропостижная кончина вселяла во многие души тревогу за будущность Российской империи и каждого ее верноподданного. Это чувство общего смятения достаточно точно передают следующие строки великого князя Александра Михайловича: «Люди умирают ежеминутно, и мы не должны были бы придавать особого значения смерти тех, кого мы любим. Но, тем не менее, смерть императора Александра III окончательно решила судьбу России. Каждый в толпе присутствовавших при кончине Александра III родственников, врачей, придворных и прислуги, собравшихся вокруг его бездыханного тела, сознавал, что наша страна потеряла в лице Государя ту опору, которая препятствовала России свалиться в пропасть. Никто не понимал этого лучше самого Ники. В эту минуту в первый и в последний раз в моей жизни я увидел слезы на его голубых глазах. Он взял меня под руку и повел вниз в свою комнату. Мы обнялись и плакали вместе. Он не мог собраться с мыслями. Он сознавал, что он сделался императором, и это страшное бремя власти давило его.
– Сандро, что я буду делать! – патетически воскликнул он. – Что будет теперь с Россией? Я еще не подготовлен быть царем! Я не могу управлять империей. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами. Помоги мне, Сандро!
Помочь ему? Мне, который в вопросах государственного управления знал меньше, чем он! Я мог дать ему совет в области дел военного флота, но в остальном…
Я старался успокоить его и перечислял имена людей, на которых Николай II мог положиться, хотя и сознавал в глубине души, что его отчаяние имело полное основание…»[109].
Это была сиюминутная слабость, вырвавшаяся из-под контроля Николая II, доверенная близкому родственнику и другу детства, искренне разделявшему вместе с ним общую невосполнимую утрату и скорбь. Вскоре молодой император, повинуясь чувству долга, взял себя в руки и никто не мог догадаться по его лицу, что творилось в его душе.
Уже через полтора часа после смерти Александра III в маленькой ливадийской церкви новому императору Николаю II стали присягать лица императорской свиты и другие должностные чины. Многим из присутствовавших здесь монарших родственников эта официальная церемония напоминала известную и знаменитую фразу французских герольдов: «Король умер! Да здравствует король!».
На 1894 год Императорская фамилия Дома Романовых насчитывала 53 человека, краткие сведения о которых размещались в «Придворном календаре» за каждый год.
Многие из Августейших особ в Российской империи и во всем мире с тревогой всматривались в облик молодого императора Николая II, стараясь понять, что скрывается за внешностью симпатичного на вид юноши в полковничьих погонах, какие перемены наступят в жизни огромной державы, как смена Государя-самодержца скажется на жизни каждого из его подданных. Нередко со сменой монарха в России наступала другая эпоха.
Первые минуты после смерти Царя-Миротворца Александра III отразил в своих рукописных воспоминаниях очевидец событий В.Ф. Джунковский: «Наконец отворилась дверь, вышел гр[аф] Воронцов, вскоре вернулся с бумагой. Минуты через две Воронцов опять вышел. – Цесаревич подписал манифест о вступлении на престол. /…/ Бедный Цесаревич не мог даже выплакаться у тела отца. Он сделался Монархом, от него все ждали распоряжений. Когда я выходил, вошел Цесаревич, т. е. новый Государь, бледный, ни кровинки на лице, видно было, как ему трудно было брать [бремя власти] на себя, чтобы казаться спокойным.
В 4½ часа была присяга новому царю. Присягали в церкви в Ливадии, сначала все великие князья на верность Императорскому Дому, затем мы, простые смертные. Певчие впервые пропели “Спаси Господи” новому Государю, раздались салюты, и штандарт в знак траура спущен был до половины…
На другой день состоялось миропомазание невесты Государя и присоединение ее к Православию.
Присутствовали только члены царской семьи. В 11¼ ч. все были приглашены к молебну по случаю восшествия на престол Николая II. Все были в парадной форме, без траура; дамы в белых платьях. Состоялся выход в церковь. Вся царская семья была налицо, даже вдовствующая императрица. Государь в последний раз одел парадную зимнюю свитскую форму. После молебствия диакон возгласил многолетие императору Николаю II, раздался салют, все Высочайшие особы прикладывались к Кресту, после чего подходили к [вдовствующей] императрице Марии Федоровне, принцессе Алисе и Государю. У многих на глазах были слезы, молебен был грустный»[110].
В день смерти Александра III, т. е. 20 октября 1894 года, было обнародовано о восшествии на Российский престол цесаревича, великого князя Николая Александровича. Государь император Николай II, выражая беспредельную скорбь о невозвратимой утрате, вместе с тем возвестил, что отныне он, проникшись заветами усопшего родителя своего, приемлет «священный обет пред лицом Всевышнего всегда иметь единою целью мирное преуспеяние, могущество и славу дорогой России и устроение счастья всех Наших верноподданных»[111].
На следующий день принцесса Алиса Гессенская приняла православие[112], о чем молодой Государь записал в дневнике: «И в глубокой печали Господь дает нам тихую и светлую радость: в 10 час[ов] в присутствии только семейства моя милая дорогая Аликс была миропомазана, и после обедни мы причастились вместе с нею, дорогой Мама и Эллой. Аликс поразительно хорошо и внятно прочла свои ответы и молитвы! После завтрака была отслужена панихида, в 9 ч. вечера – другая…»[113].
Принцесса Алиса по православному обряду была наречена Александрой, в честь Святой мученицы царицы Александры, и получила традиционное отчество Федоровна, так как икона Феодоровской Божией Матери покровительствовала Императорскому Дому Романовых.
Великая княгиня Ксения Александровна записала в дневнике:
«21 окт[ября]. Пятница. – Ливадия.
Встали в ¼ 9-го [часа]. – Ужаснейший кошмар! – Как только оделись, пошли к Мама. Она спала недурно, слава Богу. – В 10 ч. отправились в церковь. Сначала было миропомазание Alix. Она замечательно хорошо читала и выговор отличный. После этого обедня. Мама, Ники, Alix и Ella приобщались Св. Тайн. – Бедный Папа все говорил, что он так желал бы приобщиться с ними в день миропомазания! После этого молебен. (До этого Янышев прочел манифест!) Ох! Как было грустно и тяжело, а в особенности для дорогой Мама! – Вернувшись, завтракали. Миша, Беби и я у Мама. – Потом сидели у Папа в кабинете. – В 2 ч. панихида. К несчастью, тело начинает портиться, и даже запах начался! Днем посидели немного, были у моря. Громадный прибой, хватал до дороги и иногда через стенку. Ветер адский. Холод. 6'. – Чай пили вернувшись. Потом сидела с Мама в уборной. Отвечали на телеграммы. Писала внизу. Обедали в 8 ч. с Мама у нее в кабинете. В 9 ч. панихида. – Сейчас же после принесли его тело вниз в б[ольшую] комнату. Запах стал еще хуже. – Пили чай. Легли в 12 ч.»[114].
В тот же день, т. е. 21 октября 1894 г., второй сын покойного императора Александра III – великий князь Георгий Александрович был объявлен цесаревичем и наследником престола.
Великий князь Георгий Александрович записал в дневнике:
«21 октября. Пятница. – Ливадия.
Стало еще холоднее: было всего 5' и дул настоящий шторм. Встал около 9 часов и выпивши кофе пошел к Мама; затем приложиться к Папа; у него бедного такой спокойный и чудный взгляд остался. В 10 часов пошли в церковь, где произошло миропомазание Аликс и присоединении ее к православию; она великолепно читала по-русски. Потом была обедня, во время которой Мама, Ники, Аликс и Элла приобщались. Затем читался манифест и был молебен. Вернувшись домой завтракали. В 2 часа была панихида; просто не верится, что Папа нет в живых. В 3 [ч.] Ксения, Сандро, Минни (греческая принцесса Мария. – В.Х.) и я пошли к морю; прибой был огромный и доходил до самой дороги. Вернувшись, пили у Мама чай, после чего я разбирал прошения и читал. Обедали у Мама в кабинете. В 9 часов была опять панихида, а затем сидели с Мама до ½ 12 [часа]»[115].
Великий князь Константин Константинович вернулся в Россию уже после кончины императора Александра III. Он очень сожалел, что не успел застать его в живых. В свой дневник он, кроме поденной записи, сделал вклейку вырезки из столичной газеты «Правительственный Вестник» с печальными сообщениями:
«Ливадия, 21-го октября.
Кончина Государя Императора Александра Александровича была праведная, как праведна была жизнь Его, исполненная веры, любви и смирения. Несколько дней Он уже чувствовал приближение смерти и готовился к ней, как верующий христианин, не оставляя забот о делах правления. Два раза, 9-го и 17-го октября, Государь приобщался Св. Тайн. Не спав всю ночь, рано утром, 20-го числа, в Бозе почивший Император сказал уже Императрице: “Чувствую конец, будь покойна, Я совершенно покоен”, и, собрав всю Семью около Себя, пригласил духовника и приобщился с великим умилением, произнеся вслух ясным для всех голосом молитву пред причащением, сидя в креслах. Государь все время не терял ни на минуту сознания. После обедни Он послал за о. Иоанном Сергиевым и вместе с ним молился; потом, чрез полчаса, призвал его снова, и о. Иоанн, вновь напутствовал Его молитвою и помазанием Св. елея, приобщил Св. Тайн и оставался при Нем до самой кончины. В два часа пополудни усилился у Государя пульс, и взор Его как бы оживился, но уже чрез четверть часа, закрыв глаза и, откинув голову, Он предал дух Всевышнему Богу, завещав народу Своему благословение мира и завет доброй жизни.
Придворные известия.
От Двора Его Императорского Величества объявляется: госпожам, камер-фрейлинам, гофмейстеринам, фрейлинам, господам придворным кавалерам и всем, ко Двору приезд имеющим.
По случаю кончины блаженные и вечные славы достойные памяти Государя Императора Александра Александровича съезжаться, 22-го сего октября, в 12 ½ часов дня, к панихиде в Исаакиевский собор, всем знатным обоего пола особам, а также гвардии, армии и флота генералам, штаб– и обер-офицерам.
Кавалерам быть в обыкновенной форме и лентах и всем в глубоком трауре.
От Двора Его Императорского Величества объявляется.
В Большой церкви Зимнего Дворца будут совершаться панихиды по в Бозе почившем Императоре Александре III, 22-го сего октября, в 9 часов вечера, а с 23-го октября ежедневно поутру в 12 часов и вечером в 9 часов.
Кавалерам следует быть в обыкновенной форме и лентах и всем в глубоком трауре»[116].
Все эти дни шли панихиды, и только 7 ноября 1894 года состоялось погребение императора Александра III в Петропавловской крепости.
В заключение стоит отметить, что Николай Александрович, еще будучи цесаревичем, дослужился до чина гвардейского полковника. Когда он стал императором Николаем II, т. е. верховным главнокомандующим вооруженными силами Российской империи, то он остался в прежнем чине до самой смерти.
В частности, бывший царский военный министр В.А. Сухомлинов (1848–1926) в своих эмигрантских воспоминаниях отмечал этот факт: «При вступлении на престол Николая Александровича, старшего из Михайловичей, великого князя Николая Михайловича, не было в Петербурге. Когда он вернулся в столицу и являлся Его Величеству, то Государь, в силу прежних дружеских отношений, встретил его ласково, приветливо и “дернула меня нелегкая”, как он сам рассказывал мне затем, спросить Государя: “А когда же ты сделаешь себя генералом?”
Государь сразу же изменился и недовольным тоном ответил ему: “Русскому царю чины не нужны. В Бозе почивший отец мой дал мне чин, который я и сохраню на Престоле”»[117].
Ходынская катастрофа 1896 года в Москве
Великая княгиня Ксения Александровна, старшая дочь Александра III, записала печальные строки в дневнике:
«20 окт[ября]. Четверг. – Ливадия.
Господь взял нашего ангела, дорогого, незабвенного чудного Папа! Господи, как тяжело, невыносимо тяжело! Не верится. В ½ 9-го [часа] Мама послала за мной; Папа сидел в кресле. Он ночью совсем не спал, и силы его совсем покинули! Он говорил со всеми нами; был такой дивный! Около 11 ч. он захотел приобщиться. В это время все семейство пришло; т. Мари приехала также. – Позже пришел отец Иоанн, который помазал все тело Папа елеем, и потом молился с нами! Было тяжело, но так трогательно. – Папа почувствовал облегчение после его посещения. Затем он попросил о. Иоанна отдохнуть и придти позже. (Он ему все время говорил: “Вы святой человек, вы праведный, Господь вас любит и принимает все ваши молитвы и что русский народ вас боготворит” и т. д.). Мы по очереди выходили в другую комнату, чтобы поесть, хотя было не до пищи, остальное время просидели около Папа. Терли ему руки, делали массаж ног. Когда отец Иоанн вернулся, Папа был уже гораздо слабее, но еще говорил, и потом становился все слабее и слабее и конец был такой чудный! Так тихо, спокойно и незаметно он отошел от нас!!
Господи! помоги дорогой Мама, Ники и нам всем перенести этот ужасный удар, и покорно нести крест свой!
Затем пустили всех людей к Папа! Мама все стояла на коленях и держала его кругом шеи. Нам с трудом удалось уговорить ее уйти в другую комнату, чтобы можно было положить Папа на постель и все прибрать. Когда все было кончено, Мама и я вышли к нему. Какое дивное, ангельское выражение было на его лице и чудная улыбка. С Мама вдруг сделался обморок. Она стояла на коленях и вдруг упала и ее страшно рвало. Братья подняли ее и положили на кушетку в уборной. Мы все оставались у нее все время, страшно перепугались. Наконец, она пришла в себя и скоро заснула и проспала до ¼ 10-го [часа]. В ½ 10-го была панихида! Мы все оставались с Мама в уборной. Что за грусть ужаснейшая! – Потом уговорили Мама немного поесть, в 11¾ [ч.] разошлись»[104].
Пятнадцатилетний младший сын Михаил также сделал в своем дневнике, но более лаконичную запись:
«20 октября / 1 ноября. Четверг. – Ливадия.
Погода пасмурная и свежая.
Сегодня в 2¼ ч. бедный, дорогой Папа скончался. С самого утра он чувствовал большую слабость. Папа совсем спокойно скончался. Мы все с самого утра были с ним в комнате. В 8 ч. мы обедали в нижней комнате. В 9½ ч. была панихида.
21 октября / 2 ноября. Пятница. – Ливадия.
В 10 ч. мы пошли в церковь, где была служба по случаю восшествия Ники на престол, и миропомазание Alix. После службы Мама, Ксения, Беби и я завтракали в гостиной комнате, а другие в нижней. В 2 ч. была панихида. Потом Old Man, Беби, Siocha и я пошли гулять, были у моря. Погода холодная и ветреная. Были громадные волны. Волны около ванны бросались через дорогу»[105].
Драматизм событий передают следующие строки письма великой княгини Елизаветы Федоровны к королеве Виктории от 24 октября 1894 года: «Моя дорогая Бабушка, самое сердечное спасибо за Ваши ласковые строки. Я не могла писать до этого времени. Мы были в таком волнении. То было хуже, то лучше, и, наконец, это ужасное горе…
Как Вы знаете, это был день моего рождения. Он провел такую тяжелую ночь и был ужасно слабым. Мы пришли рано. Минни (императрица Мария Федоровна) позвала нас туда. Только подумайте, он позвал меня, чтобы поздравить меня и Сергея, и потом поцеловал нас всех одного за другим. Он говорил ясно и сознавал все. Но мы заметили уже знак смерти в его глазах. Его дети и Минни стояли на коленях вокруг него, и Аликс, конечно, тоже, которая была, как маленький ангел утешения в продолжение всего того времени, а также и теперь.
Потом мы оставались в соседней комнате. Дверь была широко открыта, и можно было видеть заднюю часть его головы. Он сидел в кресле. Лежать в постели было для него мукой с его ослабевающим сердцем и водой, от которой он так опух. Да, он помолился за меня.
Был вызван священник, его личный духовник, и мы все встали на колени. Он попросил причастить его Святых Тайн, после чего он отдыхал, а затем попросил другого священника, которого вся страна очень почитает. Тогда двери закрыли, но дети сказали мне, что когда этот священник положил свою руку на его голову, он сказал: “Я чувствую себя так хорошо” – и все это время хотел, чтобы тот священник был рядом. Потом этот батюшка помазал его святым елеем. Тогда Саша отпустил его отдохнуть и попросил прийти опять, что тот священник и сделал. Они разговаривали друг с другом и с другими… Внезапно доктора сказали нам, что пульс становится сильнее, но через несколько минут его пульс стал ослабевать. Двери открыли, и мы опустились на колени, чтобы услышать его последний тихий вздох. Никакой агонии не было, и эта чистая душа отлетела на небо. О, когда умирают так, то чувствуешь присутствие Господа и то, что из этого мира он призван к настоящей жизни. Если бы Вы знали, какое спокойствие и тишину это дало нашим душам, а в то же время наши сердца разрывались от горя! Пусть Господь благословит его. Никогда Он не имел более верного, более благородного слуги. Бедная дорогая Минни здорова и так полна христианского смирения. Она, Ники и я причастились Святых Тайн на следующий день вместе с Аликс после ее обращения в православие, которое было таким прекрасным и трогательным. Она прочитала все превосходно и была очень спокойной… В четверг все едем в Севастополь морем, потом в Москву… и в понедельник – в Петербург. Похороны, я думаю, будут через несколько дней, так как весь народ захочет увидеть его еще раз. Аликс, конечно, находится вместе со своими будущими свекровью и мужем. В Петербурге Эрни и она будут жить с нами в нашем доме и вскоре после этого состоится свадьба. Эта свадьба будет семейной, как и свадьба Мама. Это не только их желание, но желание всей семьи и всей России. Они смотрят на это как на свой долг и обязанность начать эту новую и трудную совместную жизнь, благословенную священным Таинством брака. Это будет скоро, вероятно, 14/26 числа. Это последние дни, когда могут венчать, так как начинается Рождественский пост и потом можно только в новом году. Минни, вероятно, уедет сразу после этого, чтобы быть с Георгием (великий князь Георгий Александрович болел туберкулезом. – В.Х.), и не останется в своем старом доме, где жизнь без него может убить ее. Я так беспокоюсь, чтобы она не заболела. Она такая тоненькая, как маленький ребенок. Она ухаживала за ним днем и ночью все эти месяцы без отдыха, переживая в своем сердце…
Нежно целую. Я должна кончать, но скоро напишу еще…
Господь да благословит Вас.
Всегда Ваша послушная и любящая…
Элла»[106].
Цесаревич Николай Александрович, т. е. новый император Николай II, с горечью и печалью 20 октября 1894 года записал в дневнике: «Боже мой, Боже мой, что за день! Господь отозвал к себе нашего обожаемого дорогого горячо любимого Папа. Голова кругом идет, верить не хочется – кажется до того неправдоподобной ужасная действительность. Все утро мы провели наверху около него! Дыхание его было затруднено, требовалось все время давать ему вдыхать кислород. Около половины 3 он причастился Св. Тайн; вскоре начались легкие судороги… и конец быстро настал! О. Иоанн больше часу стоял у его изголовья и держал голову. Это была смерть святого! Господи, помоги нам в эти тяжелые дни! Бедная дорогая Мама!.. Вечером в 9½ была панихида – в той же спальне! Чувствовал себя как убитый. У дорогой Аликс опять заболели ноги! Вечером исповедался»[107].
«Кто-то выразился тогда: “Прозевали Государя!” – вспоминал осенью 1894 года граф С.Д. Шереметев, – и спохватились, когда было уже поздно, когда болезнь, начавшаяся после Борков, стала выражаться резче и зловеще. Не будь этой болезни, колесо истории повернулось бы иначе, оно избавило бы нас от осложнений “дальневосточных” и приступило бы к работе внутренней очистки. И эта работа была бы свободная, не вынужденная, не навязываемая, а сознательная, спокойная и обстоятельная, сообразуемая с важностью внутреннего обновления на началах русских, исторических, законосовещательных, творческих. “Удерживающего” не стало»[108].
Царствование императора Александра III для России было периодом успокоения и стабильности. Его скоропостижная кончина вселяла во многие души тревогу за будущность Российской империи и каждого ее верноподданного. Это чувство общего смятения достаточно точно передают следующие строки великого князя Александра Михайловича: «Люди умирают ежеминутно, и мы не должны были бы придавать особого значения смерти тех, кого мы любим. Но, тем не менее, смерть императора Александра III окончательно решила судьбу России. Каждый в толпе присутствовавших при кончине Александра III родственников, врачей, придворных и прислуги, собравшихся вокруг его бездыханного тела, сознавал, что наша страна потеряла в лице Государя ту опору, которая препятствовала России свалиться в пропасть. Никто не понимал этого лучше самого Ники. В эту минуту в первый и в последний раз в моей жизни я увидел слезы на его голубых глазах. Он взял меня под руку и повел вниз в свою комнату. Мы обнялись и плакали вместе. Он не мог собраться с мыслями. Он сознавал, что он сделался императором, и это страшное бремя власти давило его.
– Сандро, что я буду делать! – патетически воскликнул он. – Что будет теперь с Россией? Я еще не подготовлен быть царем! Я не могу управлять империей. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами. Помоги мне, Сандро!
Помочь ему? Мне, который в вопросах государственного управления знал меньше, чем он! Я мог дать ему совет в области дел военного флота, но в остальном…
Я старался успокоить его и перечислял имена людей, на которых Николай II мог положиться, хотя и сознавал в глубине души, что его отчаяние имело полное основание…»[109].
Это была сиюминутная слабость, вырвавшаяся из-под контроля Николая II, доверенная близкому родственнику и другу детства, искренне разделявшему вместе с ним общую невосполнимую утрату и скорбь. Вскоре молодой император, повинуясь чувству долга, взял себя в руки и никто не мог догадаться по его лицу, что творилось в его душе.
Уже через полтора часа после смерти Александра III в маленькой ливадийской церкви новому императору Николаю II стали присягать лица императорской свиты и другие должностные чины. Многим из присутствовавших здесь монарших родственников эта официальная церемония напоминала известную и знаменитую фразу французских герольдов: «Король умер! Да здравствует король!».
На 1894 год Императорская фамилия Дома Романовых насчитывала 53 человека, краткие сведения о которых размещались в «Придворном календаре» за каждый год.
Многие из Августейших особ в Российской империи и во всем мире с тревогой всматривались в облик молодого императора Николая II, стараясь понять, что скрывается за внешностью симпатичного на вид юноши в полковничьих погонах, какие перемены наступят в жизни огромной державы, как смена Государя-самодержца скажется на жизни каждого из его подданных. Нередко со сменой монарха в России наступала другая эпоха.
Первые минуты после смерти Царя-Миротворца Александра III отразил в своих рукописных воспоминаниях очевидец событий В.Ф. Джунковский: «Наконец отворилась дверь, вышел гр[аф] Воронцов, вскоре вернулся с бумагой. Минуты через две Воронцов опять вышел. – Цесаревич подписал манифест о вступлении на престол. /…/ Бедный Цесаревич не мог даже выплакаться у тела отца. Он сделался Монархом, от него все ждали распоряжений. Когда я выходил, вошел Цесаревич, т. е. новый Государь, бледный, ни кровинки на лице, видно было, как ему трудно было брать [бремя власти] на себя, чтобы казаться спокойным.
В 4½ часа была присяга новому царю. Присягали в церкви в Ливадии, сначала все великие князья на верность Императорскому Дому, затем мы, простые смертные. Певчие впервые пропели “Спаси Господи” новому Государю, раздались салюты, и штандарт в знак траура спущен был до половины…
На другой день состоялось миропомазание невесты Государя и присоединение ее к Православию.
Присутствовали только члены царской семьи. В 11¼ ч. все были приглашены к молебну по случаю восшествия на престол Николая II. Все были в парадной форме, без траура; дамы в белых платьях. Состоялся выход в церковь. Вся царская семья была налицо, даже вдовствующая императрица. Государь в последний раз одел парадную зимнюю свитскую форму. После молебствия диакон возгласил многолетие императору Николаю II, раздался салют, все Высочайшие особы прикладывались к Кресту, после чего подходили к [вдовствующей] императрице Марии Федоровне, принцессе Алисе и Государю. У многих на глазах были слезы, молебен был грустный»[110].
В день смерти Александра III, т. е. 20 октября 1894 года, было обнародовано о восшествии на Российский престол цесаревича, великого князя Николая Александровича. Государь император Николай II, выражая беспредельную скорбь о невозвратимой утрате, вместе с тем возвестил, что отныне он, проникшись заветами усопшего родителя своего, приемлет «священный обет пред лицом Всевышнего всегда иметь единою целью мирное преуспеяние, могущество и славу дорогой России и устроение счастья всех Наших верноподданных»[111].
На следующий день принцесса Алиса Гессенская приняла православие[112], о чем молодой Государь записал в дневнике: «И в глубокой печали Господь дает нам тихую и светлую радость: в 10 час[ов] в присутствии только семейства моя милая дорогая Аликс была миропомазана, и после обедни мы причастились вместе с нею, дорогой Мама и Эллой. Аликс поразительно хорошо и внятно прочла свои ответы и молитвы! После завтрака была отслужена панихида, в 9 ч. вечера – другая…»[113].
Принцесса Алиса по православному обряду была наречена Александрой, в честь Святой мученицы царицы Александры, и получила традиционное отчество Федоровна, так как икона Феодоровской Божией Матери покровительствовала Императорскому Дому Романовых.
Великая княгиня Ксения Александровна записала в дневнике:
«21 окт[ября]. Пятница. – Ливадия.
Встали в ¼ 9-го [часа]. – Ужаснейший кошмар! – Как только оделись, пошли к Мама. Она спала недурно, слава Богу. – В 10 ч. отправились в церковь. Сначала было миропомазание Alix. Она замечательно хорошо читала и выговор отличный. После этого обедня. Мама, Ники, Alix и Ella приобщались Св. Тайн. – Бедный Папа все говорил, что он так желал бы приобщиться с ними в день миропомазания! После этого молебен. (До этого Янышев прочел манифест!) Ох! Как было грустно и тяжело, а в особенности для дорогой Мама! – Вернувшись, завтракали. Миша, Беби и я у Мама. – Потом сидели у Папа в кабинете. – В 2 ч. панихида. К несчастью, тело начинает портиться, и даже запах начался! Днем посидели немного, были у моря. Громадный прибой, хватал до дороги и иногда через стенку. Ветер адский. Холод. 6'. – Чай пили вернувшись. Потом сидела с Мама в уборной. Отвечали на телеграммы. Писала внизу. Обедали в 8 ч. с Мама у нее в кабинете. В 9 ч. панихида. – Сейчас же после принесли его тело вниз в б[ольшую] комнату. Запах стал еще хуже. – Пили чай. Легли в 12 ч.»[114].
В тот же день, т. е. 21 октября 1894 г., второй сын покойного императора Александра III – великий князь Георгий Александрович был объявлен цесаревичем и наследником престола.
Великий князь Георгий Александрович записал в дневнике:
«21 октября. Пятница. – Ливадия.
Стало еще холоднее: было всего 5' и дул настоящий шторм. Встал около 9 часов и выпивши кофе пошел к Мама; затем приложиться к Папа; у него бедного такой спокойный и чудный взгляд остался. В 10 часов пошли в церковь, где произошло миропомазание Аликс и присоединении ее к православию; она великолепно читала по-русски. Потом была обедня, во время которой Мама, Ники, Аликс и Элла приобщались. Затем читался манифест и был молебен. Вернувшись домой завтракали. В 2 часа была панихида; просто не верится, что Папа нет в живых. В 3 [ч.] Ксения, Сандро, Минни (греческая принцесса Мария. – В.Х.) и я пошли к морю; прибой был огромный и доходил до самой дороги. Вернувшись, пили у Мама чай, после чего я разбирал прошения и читал. Обедали у Мама в кабинете. В 9 часов была опять панихида, а затем сидели с Мама до ½ 12 [часа]»[115].
Великий князь Константин Константинович вернулся в Россию уже после кончины императора Александра III. Он очень сожалел, что не успел застать его в живых. В свой дневник он, кроме поденной записи, сделал вклейку вырезки из столичной газеты «Правительственный Вестник» с печальными сообщениями:
«Ливадия, 21-го октября.
Кончина Государя Императора Александра Александровича была праведная, как праведна была жизнь Его, исполненная веры, любви и смирения. Несколько дней Он уже чувствовал приближение смерти и готовился к ней, как верующий христианин, не оставляя забот о делах правления. Два раза, 9-го и 17-го октября, Государь приобщался Св. Тайн. Не спав всю ночь, рано утром, 20-го числа, в Бозе почивший Император сказал уже Императрице: “Чувствую конец, будь покойна, Я совершенно покоен”, и, собрав всю Семью около Себя, пригласил духовника и приобщился с великим умилением, произнеся вслух ясным для всех голосом молитву пред причащением, сидя в креслах. Государь все время не терял ни на минуту сознания. После обедни Он послал за о. Иоанном Сергиевым и вместе с ним молился; потом, чрез полчаса, призвал его снова, и о. Иоанн, вновь напутствовал Его молитвою и помазанием Св. елея, приобщил Св. Тайн и оставался при Нем до самой кончины. В два часа пополудни усилился у Государя пульс, и взор Его как бы оживился, но уже чрез четверть часа, закрыв глаза и, откинув голову, Он предал дух Всевышнему Богу, завещав народу Своему благословение мира и завет доброй жизни.
Придворные известия.
От Двора Его Императорского Величества объявляется: госпожам, камер-фрейлинам, гофмейстеринам, фрейлинам, господам придворным кавалерам и всем, ко Двору приезд имеющим.
По случаю кончины блаженные и вечные славы достойные памяти Государя Императора Александра Александровича съезжаться, 22-го сего октября, в 12 ½ часов дня, к панихиде в Исаакиевский собор, всем знатным обоего пола особам, а также гвардии, армии и флота генералам, штаб– и обер-офицерам.
Кавалерам быть в обыкновенной форме и лентах и всем в глубоком трауре.
От Двора Его Императорского Величества объявляется.
В Большой церкви Зимнего Дворца будут совершаться панихиды по в Бозе почившем Императоре Александре III, 22-го сего октября, в 9 часов вечера, а с 23-го октября ежедневно поутру в 12 часов и вечером в 9 часов.
Кавалерам следует быть в обыкновенной форме и лентах и всем в глубоком трауре»[116].
Все эти дни шли панихиды, и только 7 ноября 1894 года состоялось погребение императора Александра III в Петропавловской крепости.
В заключение стоит отметить, что Николай Александрович, еще будучи цесаревичем, дослужился до чина гвардейского полковника. Когда он стал императором Николаем II, т. е. верховным главнокомандующим вооруженными силами Российской империи, то он остался в прежнем чине до самой смерти.
В частности, бывший царский военный министр В.А. Сухомлинов (1848–1926) в своих эмигрантских воспоминаниях отмечал этот факт: «При вступлении на престол Николая Александровича, старшего из Михайловичей, великого князя Николая Михайловича, не было в Петербурге. Когда он вернулся в столицу и являлся Его Величеству, то Государь, в силу прежних дружеских отношений, встретил его ласково, приветливо и “дернула меня нелегкая”, как он сам рассказывал мне затем, спросить Государя: “А когда же ты сделаешь себя генералом?”
Государь сразу же изменился и недовольным тоном ответил ему: “Русскому царю чины не нужны. В Бозе почивший отец мой дал мне чин, который я и сохраню на Престоле”»[117].
Ходынская катастрофа 1896 года в Москве
Во многом в популярных исторических книгах были искажены события Ходынской катастрофы во время коронации (в мае 1896 года) в Москве императора Николая II. Особенно в этом преуспели в советские времена, доказывая, что прежде существовавший «самодержавный строй» был испокон веков антинароден и, кроме дикой эксплуатации крестьянства и пролетариата, для блага России ничего не нес. Всячески искажался истинный образ царской четы, чтобы посеять ненависть, вытравить из памяти и сознания народа положительные моменты достойной жизни в Российской империи, которая ненамного отличалась в то время от других цивилизованных стран мира, а по ряду позиций их превосходила. К сочинению непристойных пасквилей на царскую семью и к мистификации исторической действительности был привлечен даже известный и талантливый писатель Алексей Толстой (например, «Заговор императрицы» и подложный «Дневник Анны Вырубовой»). Позднее в этом преуспели и многие другие, включая популярного в советском обществе писателя Валентина Пикуля, «исторические» романы которого порой не имели ничего общего с реальными событиями. Однако они экранизировались (например, фильм «Агония»), выходили в широкий прокат в кинотеатрах и деформировали не только реальные события истории Российской империи, но и психологию рядовых граждан по отношению к прошлому нашей страны.
Существует устоявшийся миф (с подачи воспоминаний отправленного в отставку графа С.Ю. Витте), что якобы царская чета во время Ходынской катастрофы веселилась и до упада танцевала на устроенном торжественном приеме во французском посольстве. Обратимся к архивным документам и личным бумагам Императорской фамилии, чтобы представить реальную картину тех трагичных событий.
В самом деле какой-то злой рок, казалось, отметил судьбу Николая II скорбной печатью. Шла молва, что в день крестин Августейшего новорожденного, в то время, когда шествие направлялось из храма под торжественный перезвон колоколов, орден Св. Андрея Первозванного, жалуемый при рождении каждому великому князю, вдруг неожиданно сорвался с подушечки, которую нес церемониймейстер, и с шумом упал на пол. «Недоброе, худое предзнаменование», – роптали между собой суеверные люди. В действительности, как утверждают исторические документы, такого происшествия не было. Однако эта мысль невольно возникала вновь, когда впоследствии царствование Николая II, начавшись страшной Ходынской катастрофой в дни коронования императора в Москве, было отмечено печатью многих трагических вех истории российской: памятное всем Кровавое воскресенье 9 января в Петербурге, неудачная Русско-японская война, революционные события 1905–1907 гг., жестокая бойня Первой мировой войны, всепожирающее пламя революции 1917 года и начавшейся гражданской междоусобицы. Предчувствие рока постепенно проникло в сознание императора, и он знал, что «Господь ведет его по пути Иова», надо только претерпеть, а там дальше… Божья воля.
Иногда, в некоторых ситуациях, император Николай II не упускал случая, чтобы напомнить своим собеседникам о том, что день его рождения приходится на день чествования Св. Иова Многострадального, его небесного покровителя.
Несправедливые критики императора Николая II часто обвиняют его во всех земных грехах, всячески подчеркивая его моральное «ничтожество». Обычно в этом ряду в первую очередь отмечается Ходынская катастрофа в дни коронации императора.
Существует устоявшийся миф (с подачи воспоминаний отправленного в отставку графа С.Ю. Витте), что якобы царская чета во время Ходынской катастрофы веселилась и до упада танцевала на устроенном торжественном приеме во французском посольстве. Обратимся к архивным документам и личным бумагам Императорской фамилии, чтобы представить реальную картину тех трагичных событий.
В самом деле какой-то злой рок, казалось, отметил судьбу Николая II скорбной печатью. Шла молва, что в день крестин Августейшего новорожденного, в то время, когда шествие направлялось из храма под торжественный перезвон колоколов, орден Св. Андрея Первозванного, жалуемый при рождении каждому великому князю, вдруг неожиданно сорвался с подушечки, которую нес церемониймейстер, и с шумом упал на пол. «Недоброе, худое предзнаменование», – роптали между собой суеверные люди. В действительности, как утверждают исторические документы, такого происшествия не было. Однако эта мысль невольно возникала вновь, когда впоследствии царствование Николая II, начавшись страшной Ходынской катастрофой в дни коронования императора в Москве, было отмечено печатью многих трагических вех истории российской: памятное всем Кровавое воскресенье 9 января в Петербурге, неудачная Русско-японская война, революционные события 1905–1907 гг., жестокая бойня Первой мировой войны, всепожирающее пламя революции 1917 года и начавшейся гражданской междоусобицы. Предчувствие рока постепенно проникло в сознание императора, и он знал, что «Господь ведет его по пути Иова», надо только претерпеть, а там дальше… Божья воля.
Иногда, в некоторых ситуациях, император Николай II не упускал случая, чтобы напомнить своим собеседникам о том, что день его рождения приходится на день чествования Св. Иова Многострадального, его небесного покровителя.
Несправедливые критики императора Николая II часто обвиняют его во всех земных грехах, всячески подчеркивая его моральное «ничтожество». Обычно в этом ряду в первую очередь отмечается Ходынская катастрофа в дни коронации императора.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента