Страница:
Впервые я увидел Новый Свет в 1964 году. До этого на Черном море не бывал – пару раз отдыхал в Прибалтике, но как-то она мне не приглянулась. И вот в компании с приятелями, тоже будущими физиками, отправился поездом на юг. Что было в дороге, не запомнилось. Помню лишь, что до Судака от Феодосии добирались на такси. Весьма однообразный пейзаж – сплошные виноградники. И обязательные остановки с выходом из автомобиля – несколько метров приходилось пройти по влажной подстилке, пропитанной химическим веществом. На санитарных кордонах тогда боролись с филоксерой.
И вот проезжаем какой-то не слишком впечатляющий, пустынный Коктебель. Перевалили через Карадаг, проехали Судак, Уютное и вдруг – здрасте вам, шлагбаум! Пришлось долго объяснять сторожу, что нас в Новом Свете ждут. В итоге повезло, поскольку сторож знал фамилию наших будущих хозяев. Далее узкая дорога вдоль моря – слева пропасть, а справа огромная гора. Дорога петляет, водитель закладывает виражи то влево, то вправо, и вдруг… Вдруг после очередного поворота перед собою видим рай!
Первое впечатление было именно такое. Живописная бухта полукругом, песчаный пляж. С одной стороны бухты располагается гора Орел – если смотреть с моря, она и в самом деле напоминала клюв огромного орла. С другой стороны – гора Сокол, мы ее уже почти проехали. А между пляжем и несколькими домиками новосветского поселка – парк. Кипарисы, туи, реликтовая судакская сосна… Среди строений особенно выделялось одно – белое, как и все здания в поселке, напоминающее средневековый замок. А за поселком снова горы, уже пологие, поросшие низкорослыми деревьями. Но самое главное вовсе не в пейзаже, не в яркой растительности, в сравнении с унылым Коктебелем. Самое впечатляющее, что мы тогда увидели, – это вода! Сине-зеленая, темная вдали от берега и светлая, прозрачная там, где уже была небольшая глубина. Глянцевая, совершенно неподвижная вода – такую не увидишь даже на картинах. Казалось, что море затвердело, превратившись навсегда в стекло. Но даже такое описание ничто в сравнении с реальностью. Потому что, повторюсь, – передо мной открылся рай!
Кстати говоря, точно такое же впечатление возникло у одной путешественницы, посетившей Новый Свет еще в 70-х годах XIX века:
Так вот, компания наша была сборная, разных возрастов. «Стариков» представляли Аркан, более известный как Аркадий Арканов, тогда начинающий сатирик, и его очаровательная супруга Женя. Следующее поколение – технари Бен с Милой, Саша и Борис. И наконец, младшенькие – три будущих физика, только что закончившие первый курс МФТИ. Это ваш покорный слуга, Мишка и Александр. Последнего называю так не только для того, чтобы отличить от Саши, но и учитывая его нынешний солидный вид – как-никак, сосед по дому, мне ли не знать, как выглядит мой старинный друг. Итак, бритые наголо, в соломенных брылях, мы были зачислены в императорскую стражу. Трон римского императора достался представительному Бену, Клеопатрой числилась Наталья, бывшая пловчиха, а Борис исполнял роль придворного шута и справлялся с ней, пожалуй, ничуть не хуже, чем Иван в роли Коровьева на сцене Театра на Таганке.
Поначалу мы, стража, жили вместе со всеми в одной из башен Голицынского замка, построенного по проекту Федора Шехтеля, известного зодчего, благодаря которому немало красивых зданий в начале прошлого века появилось в Москве. Но где бы я ни жил в Новом Свете, а я как-никак отдыхал там двадцать один год, главное мое впечатление в другом. Я до сих пор прихожу в волнение, вспоминая, что спал на одной кровати с Натальей Фатеевой – замечательной актрисой, исполнительницей множества ролей в кино. Не суть важно при этом, что я временно арендовал эту кровать в 1964 году, а очаровательная актриса – двумя годами ранее. Факт остается фактом, и от этого при всем желании не уйдешь. Увы, после появления Аркана с Женей пришлось уступить место вновь прибывшим, и на ночь мы перебирались, сообщу вам по секрету, на крышу Голицынского замка. От соседей это нарушение порядка приходилось тщательно скрывать, поскольку крышу была недостаточно надежная, ее не ремонтировали с давних времен. Впрочем, возможность провалиться на головы Жени и Аркана нас, по молодости лет, не очень-то смущала.
Кстати, с Натальей Фатеевой в Новом Свете я все же повстречался. Было это года через два. Я возвращался с пляжа, шел по тропинке в гору, где была поставлена палатка, и вдруг поднимаю голову – она! Неповторимая, изумительная! Глаза словно Тихий океан… Смотрю на нее. Она смотрит на меня. Надо сказать, фигура у меня до сих пор достаточно спортивная, ну а тогда… Широк в плечах, по пояс обнажен, в шикарных «самостроках» цвета хаки с офицерским ремнем, а через плечо перекинута тельняшка. Надо еще иметь в виду, что загар ко мне очень быстро приставал. Короче, «кадр» на загляденье! А рядом с нею в эти минуты обретался некий мужичок какого-то кабинетного вида с небольшим животиком – такие лучше смотрятся в мундире или же в костюме, притом в огромном кабинете за дубовым письменным столом. Как я сообразил потом, это был космонавт Егоров. В тот год он прикатил в Новый Свет на «бьюике» в надежде наконец добиться согласия на брак от очаровательной актрисы. Возможно, я ошибаюсь, но мне показалось, что Фатеева тогда вздохнула. Потом что-то шепнула на ухо жениху. И пошли они, солнцем палимы…
Так вот о крыше Голицынского замка. Никогда больше у меня не было такой шикарной спальни! Над головой Большая Медведица во всем ее великолепии, рядом верные друзья, ну и, разумеется, ватный матрац и ватное же одеяло – по ночам все-таки бывало холодно, особенно когда дул ветер с гор. Поэтому место для ночлега мы выбирали так, чтобы от ветра закрывал один из зубцов этой будто бы средневековой башни.
Развлечений в тот первый год было немного, но зато уж самого высокого качества. Во-первых, это анекдоты от Аркана. Обычно мы на пляже ложились вокруг него, и он рассказывал нам что-то такое, что я не берусь пересказать, хотя бы потому, что содержание уже забыл, да и пересказывать это просто невозможно. В финале анекдота следовало неожиданное словцо, нередко матерное, и нам только оставалось кататься по песку, перебирая в воздухе ногами от дикого восторга. Да, в этом жанре Аркан был неподражаем!
Второе развлечение предложили мы, физтехи. Это был такой номер с якобы телепатическим внушением. Один из нас был медиумом, а другой внушал, скажем, фамилию писателя, заданную публикой. «Внушение» производилось с помощью набора быстро повторяемых фраз. Публика стонала, публика чуть ли не рвала на себе волосы, чесала в затылках, но не могла понять, как мы это делаем. Потому что в произносимых фразах не было ни малейшего намека на этого самого писателя – ни одного слова, которое могло бы подсказать его фамилию или название его произведения, там невозможно было отыскать. Не стану раскрывать секрет – мало ли, а что, если нам еще понадобится кого-то одурачить?
Ну а третье наше развлечение, как правило, сопровождало или же предшествовало опытам с той самой телепатией. Неотъемлемой принадлежностью его было окрашенное голубой краской десятилитровое ведро с надписью «Сангигиена» на боку и жестяной кружкой, намертво пристегнутой цепочкой к дужке этого ведра. Главная его ценность была в содержимом – это был сырец шампанского, который продавали в разлив в здешнем магазине. Процедура опустошения ведра происходила поздним вечером на пустынном пляже при свете луны. Кстати, как бы не подумали, будто мы были выпивохами, – если посчитать, получалось на человека аж по литру вина! Так вот уточню, что ведро наполняли не до краев, и к тому же в один прекрасный день мы обнаружили, что нашего полку нежданно прибыло. В те времена отдыхающих здесь было мало – ни тебе столовой, ни танцплощадки, ни иных удобств. Но повторюсь, нас это вполне устраивало. Я бы не возражал, если бы так осталось навсегда. Нет ничего удивительного, что утром на пляж выходили всего две компании. Это были мы и три симпатичные девицы, с которыми, познакомившись однажды, мы больше уже не расставались, по крайней мере в Новом Свете. Впрочем, встречались и потом в Москве. Я в ту пору помимо физики был увлечен кино, поэтому сразу же подыскал девчонкам прототипы. Вера, студентка театрального училища, чем-то напоминала Джульетту Мазину, правда была намного привлекательней. Наташа своею статью и формами походила на Софи Лорен, даже походка у нее была почти софи-лореновская. Ну а Лена была вылитая Марина Влади! Я не обманываю вас, это действительно было так, правда, с поправкой на то, что Лене немного не хватало, как бы это сказать, парижского лоска, что ли. Кстати, я не исключаю, что Лена с Мариной могли быть дальними родственницами… Да, чуть не забыл про взбалмошную Килю, она была четвертой, но ее я позже не встречал – она как-то не прижилась в нашей компании…
Еще одним заметным событием в тот первый год был приезд уже упомянутого Александра Микулина. Правда, он заезжал в Новый Свет всего на несколько дней, однако впечатление оставил неизгладимое. Да можно ли забыть о человеке, если он на «газике» взобрался на гору Орел? Считаю необходимым разъяснить, что под «газиком» я подразумеваю автомашину ГАЗ-69, а не какое-нибудь вьючное животное, более приспособленное для подобного занятия. Опасаюсь также, что в одном контексте с полноприводным автомобилем глагол «взбираться» кому-то покажется совершенно неприемлемым. Однако что поделать, если все было именно так – известный каскадер достиг почти самой вершины, не вылезая из кабины вездехода. Конечно, со стороны поселка гора была более пологая, чем с моря, но преодолеть уклон в 40, а то и в 50 градусов – это, я вам скажу, требует исключительного мастерства. Я был настолько восхищен спортивным подвигом Микулина, что до сих пор нахожусь под впечатлением. Видимо, поэтому не могу отказать себе в удовольствии рассказать более подробно об этом человеке и о его семье, тем более что семья вполне того заслуживает, а сам Александр состоял в приятельских отношениях с героем этой книги.
Начну с того, что и отец, и дед, и прадед каскадера – все были Александры. Последнего известного мне представителя рода вполне можно было бы назвать Александром III, поскольку прапрадеда его нарекли при рождении почему-то Федором.
Александр Федорович Микулин происходил из дворян Самарской губернии. После учебы в Симбирской гимназии он поступил в Институт Корпуса инженеров путей сообщения, где познакомился с Егором Ивановичем Жуковским, тем самым, сын которого впоследствии стал основателем российской школы воздухоплавания. Вторым браком вдовец Александр Федорович женился на юной француженке, воспитаннице Казанского института благородных девиц, Гортензии де Либан, ставшей после принятия православия Екатериной Осиповной. Она и родила Микулину впоследствии четверых детей, одним из которых стал дед того Микулина, которого я встретил в Новом Свете. Александр Федорович долгое время служил инспектором железных дорог, а в отставку вышел, уже имея чин действительного статского советника. Среди его детей наиболее известны Александр и Иосиф. Первый пошел по стопам отца, служил окружным фабричным инспектором сначала в Одессе, а затем и в Киеве, имея к началу Первой мировой войны тоже чин действительного статского советника. Знакомство отца с семьей Жуковских в какой-то степени способствовало браку Александра Александровича с дочерью Егора Ивановича Жуковского, Верой. Вот фрагмент из ее письма подруге:
В отличие от брата Александра Иосиф презирал «чернь», считая, что государство держится на силе, а не на сострадании. Перед Первой мировой войной он был начальником феодосийского гарнизона. Во время Гражданской войны двое его сыновей сражались в Добровольческой армии, а вот третий сын заветам своего родителя изменил: вступил в Красную армию и стал со временем командиром корпуса в РККА. Считается, что Владимир Иосифович внес немалый вклад в становление советской кавалерии, участвовал в создании ее Боевого устава.
Однако самым знаменитым в семье Микулиных стал Александр Александрович II, внук Александра Федоровича. Талантливый изобретатель, известный конструктор авиационных двигателей был удостоен звания Героя Социалистического Труда, стал четырежды лауреатом Сталинских премий, был награжден одиннадцатью орденами, в том числе тремя орденами Ленина. Такой карьере кто угодно мог бы позавидовать. А если посчитать, сколько раз он был женат…
Три из пяти его жен были актрисами театра. Пожалуй, сама красивая из них – Гарэн Константиновна Жуковская, актриса Театра имени Вахтангова. Вот надо же случиться такому совпадению – мать и жена Александра Александровича по странной прихоти судьбы оказались однофамилицами! Было ли между ними хотя бы дальнее родство, не стану утверждать. Известно лишь, что отец Гарэн до революции был капитаном торгового флота и служил в Одессе. История Гарэн омрачена арестом первого мужа, Николая Рабина. Пытаясь спасти от репрессий себя и маленькую дочь, Гарэн отреклась от «врага народа» и вскоре стала женой Микулина. Это было удачным выходом из положения, поскольку талантливому конструктору покровительствовал Сталин. Известно, что семья Микулиных нередко отдыхала на даче Сталина в Сухуми, где они познакомились и с Берией. Благодаря этим знакомствам Микулину удалось вызволить из тюремной «шарашки» Бориса Стечкина, специалиста по теории авиационных двигателей, будущего академика и к тому же родственника – он был двоюродным племянником Николая Егоровича Жуковского. Однако вскоре после войны счастье для Гарэн закончилось – Микулин нашел себе другую. Но поговаривают, что и она утешилась… Микулин же после отставки Маленкова впал в немилость, и тут ему на помощь пришел академик Стечкин, отплатив за помощь в трудные годы, – Микулин стал работать в его лаборатории.
В следующем браке известного конструктора и лауреата появился на свет Александр Александрович III, внешне очень похожий на отца, но, в отличие от него, ставший известным каскадером. В его активе более шестидесяти фильмов. Вот этот человек и взбирался на гору Орел. С ним Иван Дыховичный ездил на машине в Коктебель, где у Микулиных была собственная дача. Благодаря Микулину Иван приобрел первый свой автомобиль. Кстати, автомобилями увлекался и Микулин-старший. Увидев на американской выставке в Сокольниках в 1959 году Chevrolet Corvette, он добился того, чтобы этот автомобиль после закрытия выставки попал к нему. Позже на нем ездил его сын. А в 60 – 70-х годах Микулин-младший стал признанным мастером по автомобильным трюкам. Особенно неистощим он был на выдумки во время съемок фильмов «Берегись автомобиля» и «Невероятные приключения итальянцев в России», из-за чего не раз приходилось переделывать сценарий.
Должен признаться, что при изучении рода Микулиных у меня возникла странная, почти мистическая неувязка. Дело в том, что помимо самарско-киевских Микулиных я обнаружил двух Микулиных в Москве начала прошлого века – все тех же Александра Александровича и Александра Федоровича, причем последний, имея чин действительного статского советника, благополучно пребывал в должности товарища прокурора Московской судебной палаты уже после кончины киевского Александра Федоровича, случившейся в Одессе. Хотя фамилия Микулин довольно редкая, я далек от того, чтобы поверить в раздвоение сразу нескольких личностей, а тем более в переселение душ. Однако от столь талантливого рода всего можно было ожидать…
Но возвратимся в Крым. Следующий год в Новом Свете был тоже весьма примечательным. Летели мы в Симферополь вместе с «Клеопатрой», той самой бывшей пловчихой. Осенью намечалась публикация рассказов Селинджера в каком-то журнале, так вот ей удалось раздобыть через приятеля гранки рассказов «Выше стропила, плотники», «Хорошо ловится рыбка-бананка»… Пока летели, читал – те летние каникулы начинались нестандартно. А продолжение было не менее увлекательным. К нашему приезду Лена и Вера уже успели познакомиться с компанией киношников, снимавших видовой фильм о дельфинах. Для этого у горы Орел был сооружен вольер, обтянутый сеткой, в него поместили полтора десятка отловленных дельфинов. Рядом на берегу установили будку смотрителя, обязанностью которого было предупреждение несанкционированных попыток побарахтаться в вольере вместе с дельфинами. Вся прелесть того года была в том, что мне удалось на время занять место этого смотрителя. И вот по утрам – ныряние голышом в прохладную воду, вместо умывания. Потом привычное бдение на пляже или вылазка в Разбойничью бухту или на Царский пляж. А по вечерам в будке смотрителя случалось другое развлечение. Дело в том, что киношникам на промывку аппаратуры для подводных съемок полагался спирт, малая толика которого попадала в наши желудки в сопровождении консервированных керченских мидий. Однако очарование этих вечеров было совсем не в этом. Представьте себе – ночь, огромная луна, и вот дельфины парами скользят где-то под водой, потом выныривают, взлетая в воздух, и с грохотом падают в воду, разбрызгивая мириады вспыхивающих в лунном свете огненным фейерверком брызг…
Впрочем, я слегка увлекся. Однако считаю, что просто обязан был разъяснить, чем же привлек Ивана Дыховичного Новый Свет и какие замечательные люди там бывали.
В те годы у меня было немало знакомых среди театральной молодежи – ребята из Школы-студии МХАТ, из Щепкинского училища, из некоторых театров. Больше всего я общался с актером драматического Театра имени Станиславского Владимиром Скраубе. Однако он предпочитал, чтобы его называли по имени Вацлав – так, видимо, было принято в семье. Меня привлекали в нем темперамент и общительность, чего мне явно не хватало. К тому же он ухаживал за Верой, из той самой, первой новосветской компании. Да я в общем-то не возражал – чуть позже я был увлечен очаровательной студенткой из Школы-студии МХАТ. Увы, тут я не преуспел… Но возвращаюсь к Вацлаву и Вере – это был уже 1966 год.
Сидим мы как-то на пляже в Новом Свете – Вера, Лена, Вацлав и я. А мимо походкой эдакого Жан-Поля Бельмондо проходит курчавый брюнет с пышными усами. И вдруг Вацлав вскакивает и с криком бросается в его объятия. Теперь-то знаю: поцелуи при встрече и расставании – так принято у актеров, ну а тогда можно было бы и заподозрить их бог знает в чем… В общем, оказалось, что Ваня Дыховичный и Вацлав были знакомы по Щукинскому училищу. Да мало ли где еще могли встречаться молодые актеры – скажем, на капустниках в ВТО, то есть в здании Всероссийского театрального общества, что располагалось в те годы на углу улицы Горького и площади Пушкина. Можно было пообщаться там же в ресторане Дома актера, для краткости мы его называли ВТО, или на встрече старого Нового года, где и мне удалось позже побывать. Так вот Вацлав с Иваном расцеловались, а вслед за объятиями последовала разминка, своеобразный мастер-класс, нечто совершенно неожиданное для меня – они в каком-то жутком темпе воспроизводили фрагменты из спектаклей, репризы, разыгрывали забавные сценки… Весь отдых в том году был для меня насыщен вот такими же экспромтами – особенно Ваня был неисчерпаем. А потом он взялся за гитару. Вацлав в тот год привез семиструнную с собой, намереваясь с ее помощью завоевать сердце неприступной Веры.
Но прежде расскажу о том, как мы развлекались. В компании с Иваном приехал в тот год Юра, рентгенолог по профессии и давний приятель Андрея Миронова, а также Елена, юная балерина из Большого театра. Была еще одна довольно привлекательная девица, которую Ваня представлял то как племянницу заместителя министра, то как дочь директора Выставки достижений народного хозяйства. Блеф, конечно, но на часть публики производило впечатление – не исключено, что Ваня подыскивал девице жениха. Что связывало Ивана с этими людьми? Видимо, все они были хорошо знакомы по Москве – как я узнал потом, у Юры дома часто устраивались посиделки с участием артистов и поэтов.
Кстати, с Юрой мы как-то встретились случайно недалеко от моего дома на Большом Козихинском – при нем был огромный коричневатого окраса дог, почти такой же, как у Горина, только у Григория дог был черный. К счастью, и тот и другой в Новом Свете обходились без собак. Так вот, Юра направлялся на прогулку к Патриаршему пруду, я его немного проводил, а по дороге он все уговаривал меня посетить его артистический «салон» в память о чудесном нашем отдыхе в Крыму. Но каюсь, совместить эти театральные встречи с моим тогдашним увлечением физикой никак не удавалось. Хотя, возможно, причина моего отказа была совсем в другом. Оказаться в компании с Андреем Мироновым – для кого-то это недостижимая мечта всей жизни. А для меня – тяжелейшая нагрузка. К чужой компании я обычно очень долго привыкал. Кстати, что-то похожее случилось, когда несколькими годами позже меня пригласила на день рождения Екатерина, уже упомянутая мной студентка Школы-студии МХАТ, а позже – всем хорошо известная радистка Кэт из сериала про непотопляемого Штирлица. Вот от ее приглашения я был не в силах отказаться. Ну а тогда… Вот если бы Юра был юной леди с очаровательной улыбкой и голубыми лучистыми глазами!
Пожалуй, не стоит сокрушаться по поводу отсутствия особо привлекательных черт в облике Юры-рентгенолога, поскольку очаровательная юная леди в нашей компании была. Я бы не назвал ее очень красивой, однако природное изящество, непосредственность – все это в ней было. Про нее даже можно было сказать: «свой в доску парень». Уверен, она бы не обиделась.
В тот год Лена переживала… не знаю, как бы поточнее сказать – видимо, драму несостоявшейся любви. Еще и года не прошло с того осеннего дня, как в доме у Ивана отмечали его день рождения. Лена пришла туда вместе с Никитой Михалковым, а вот с кем ушла… Причина их разрыва была в том, что среди гостей оказалась и Анастасия Вертинская, с которой у Никиты был роман еще до его увлечения Еленой. Роман был недолгим – как утверждают, ухажер был слишком уж ревнив. И вот теперь они снова повстречались. Правда, Настя была вроде бы увлечена Андреем Мироновым, который на правах старого приятеля Ивана не мог не прийти на день рождения, естественно, с Настей, со своей подругой. Позже Никита вспоминал:
И вот проезжаем какой-то не слишком впечатляющий, пустынный Коктебель. Перевалили через Карадаг, проехали Судак, Уютное и вдруг – здрасте вам, шлагбаум! Пришлось долго объяснять сторожу, что нас в Новом Свете ждут. В итоге повезло, поскольку сторож знал фамилию наших будущих хозяев. Далее узкая дорога вдоль моря – слева пропасть, а справа огромная гора. Дорога петляет, водитель закладывает виражи то влево, то вправо, и вдруг… Вдруг после очередного поворота перед собою видим рай!
Первое впечатление было именно такое. Живописная бухта полукругом, песчаный пляж. С одной стороны бухты располагается гора Орел – если смотреть с моря, она и в самом деле напоминала клюв огромного орла. С другой стороны – гора Сокол, мы ее уже почти проехали. А между пляжем и несколькими домиками новосветского поселка – парк. Кипарисы, туи, реликтовая судакская сосна… Среди строений особенно выделялось одно – белое, как и все здания в поселке, напоминающее средневековый замок. А за поселком снова горы, уже пологие, поросшие низкорослыми деревьями. Но самое главное вовсе не в пейзаже, не в яркой растительности, в сравнении с унылым Коктебелем. Самое впечатляющее, что мы тогда увидели, – это вода! Сине-зеленая, темная вдали от берега и светлая, прозрачная там, где уже была небольшая глубина. Глянцевая, совершенно неподвижная вода – такую не увидишь даже на картинах. Казалось, что море затвердело, превратившись навсегда в стекло. Но даже такое описание ничто в сравнении с реальностью. Потому что, повторюсь, – передо мной открылся рай!
Кстати говоря, точно такое же впечатление возникло у одной путешественницы, посетившей Новый Свет еще в 70-х годах XIX века:
«Это замкнутое местечко точно, в самом деле – маленький рай, по своей красоте и богатству растительности и по мягкости температуры. Но оно, к сожалению, так же труднодоступно, как и рай, потому что сюда, кроме крутой тропы для пешеходов, другой дороги нет, и сообщение с остальным миром отсюда может быть производимо только морем».Однако вернусь ко времени моего появления в этой местности. Компания у нас в тот год была замечательная – может быть, потому что в Новый Свет обычно приезжали люди неординарные и не имеющие особых претензий по части городских удобств. И рестораны, и удобные клозеты, и кино – все оставалось там, далеко, в столице нашей Родины Москве. А началось увлечение этим местом среди юных представителей московского бомонда со съемок фильма «Три плюс два» за пару лет до моего первого приезда. Впрочем, спешу вас успокоить – я к бомонду никогда не принадлежал, мне это было в общем-то без надобности. И еще одно немаловажное уточнение – большого наплыва отдыхающих в это место не было в те годы, что для меня, да и для моих знакомых и друзей весьма существенно.
Так вот, компания наша была сборная, разных возрастов. «Стариков» представляли Аркан, более известный как Аркадий Арканов, тогда начинающий сатирик, и его очаровательная супруга Женя. Следующее поколение – технари Бен с Милой, Саша и Борис. И наконец, младшенькие – три будущих физика, только что закончившие первый курс МФТИ. Это ваш покорный слуга, Мишка и Александр. Последнего называю так не только для того, чтобы отличить от Саши, но и учитывая его нынешний солидный вид – как-никак, сосед по дому, мне ли не знать, как выглядит мой старинный друг. Итак, бритые наголо, в соломенных брылях, мы были зачислены в императорскую стражу. Трон римского императора достался представительному Бену, Клеопатрой числилась Наталья, бывшая пловчиха, а Борис исполнял роль придворного шута и справлялся с ней, пожалуй, ничуть не хуже, чем Иван в роли Коровьева на сцене Театра на Таганке.
Поначалу мы, стража, жили вместе со всеми в одной из башен Голицынского замка, построенного по проекту Федора Шехтеля, известного зодчего, благодаря которому немало красивых зданий в начале прошлого века появилось в Москве. Но где бы я ни жил в Новом Свете, а я как-никак отдыхал там двадцать один год, главное мое впечатление в другом. Я до сих пор прихожу в волнение, вспоминая, что спал на одной кровати с Натальей Фатеевой – замечательной актрисой, исполнительницей множества ролей в кино. Не суть важно при этом, что я временно арендовал эту кровать в 1964 году, а очаровательная актриса – двумя годами ранее. Факт остается фактом, и от этого при всем желании не уйдешь. Увы, после появления Аркана с Женей пришлось уступить место вновь прибывшим, и на ночь мы перебирались, сообщу вам по секрету, на крышу Голицынского замка. От соседей это нарушение порядка приходилось тщательно скрывать, поскольку крышу была недостаточно надежная, ее не ремонтировали с давних времен. Впрочем, возможность провалиться на головы Жени и Аркана нас, по молодости лет, не очень-то смущала.
Кстати, с Натальей Фатеевой в Новом Свете я все же повстречался. Было это года через два. Я возвращался с пляжа, шел по тропинке в гору, где была поставлена палатка, и вдруг поднимаю голову – она! Неповторимая, изумительная! Глаза словно Тихий океан… Смотрю на нее. Она смотрит на меня. Надо сказать, фигура у меня до сих пор достаточно спортивная, ну а тогда… Широк в плечах, по пояс обнажен, в шикарных «самостроках» цвета хаки с офицерским ремнем, а через плечо перекинута тельняшка. Надо еще иметь в виду, что загар ко мне очень быстро приставал. Короче, «кадр» на загляденье! А рядом с нею в эти минуты обретался некий мужичок какого-то кабинетного вида с небольшим животиком – такие лучше смотрятся в мундире или же в костюме, притом в огромном кабинете за дубовым письменным столом. Как я сообразил потом, это был космонавт Егоров. В тот год он прикатил в Новый Свет на «бьюике» в надежде наконец добиться согласия на брак от очаровательной актрисы. Возможно, я ошибаюсь, но мне показалось, что Фатеева тогда вздохнула. Потом что-то шепнула на ухо жениху. И пошли они, солнцем палимы…
Так вот о крыше Голицынского замка. Никогда больше у меня не было такой шикарной спальни! Над головой Большая Медведица во всем ее великолепии, рядом верные друзья, ну и, разумеется, ватный матрац и ватное же одеяло – по ночам все-таки бывало холодно, особенно когда дул ветер с гор. Поэтому место для ночлега мы выбирали так, чтобы от ветра закрывал один из зубцов этой будто бы средневековой башни.
Развлечений в тот первый год было немного, но зато уж самого высокого качества. Во-первых, это анекдоты от Аркана. Обычно мы на пляже ложились вокруг него, и он рассказывал нам что-то такое, что я не берусь пересказать, хотя бы потому, что содержание уже забыл, да и пересказывать это просто невозможно. В финале анекдота следовало неожиданное словцо, нередко матерное, и нам только оставалось кататься по песку, перебирая в воздухе ногами от дикого восторга. Да, в этом жанре Аркан был неподражаем!
Второе развлечение предложили мы, физтехи. Это был такой номер с якобы телепатическим внушением. Один из нас был медиумом, а другой внушал, скажем, фамилию писателя, заданную публикой. «Внушение» производилось с помощью набора быстро повторяемых фраз. Публика стонала, публика чуть ли не рвала на себе волосы, чесала в затылках, но не могла понять, как мы это делаем. Потому что в произносимых фразах не было ни малейшего намека на этого самого писателя – ни одного слова, которое могло бы подсказать его фамилию или название его произведения, там невозможно было отыскать. Не стану раскрывать секрет – мало ли, а что, если нам еще понадобится кого-то одурачить?
Ну а третье наше развлечение, как правило, сопровождало или же предшествовало опытам с той самой телепатией. Неотъемлемой принадлежностью его было окрашенное голубой краской десятилитровое ведро с надписью «Сангигиена» на боку и жестяной кружкой, намертво пристегнутой цепочкой к дужке этого ведра. Главная его ценность была в содержимом – это был сырец шампанского, который продавали в разлив в здешнем магазине. Процедура опустошения ведра происходила поздним вечером на пустынном пляже при свете луны. Кстати, как бы не подумали, будто мы были выпивохами, – если посчитать, получалось на человека аж по литру вина! Так вот уточню, что ведро наполняли не до краев, и к тому же в один прекрасный день мы обнаружили, что нашего полку нежданно прибыло. В те времена отдыхающих здесь было мало – ни тебе столовой, ни танцплощадки, ни иных удобств. Но повторюсь, нас это вполне устраивало. Я бы не возражал, если бы так осталось навсегда. Нет ничего удивительного, что утром на пляж выходили всего две компании. Это были мы и три симпатичные девицы, с которыми, познакомившись однажды, мы больше уже не расставались, по крайней мере в Новом Свете. Впрочем, встречались и потом в Москве. Я в ту пору помимо физики был увлечен кино, поэтому сразу же подыскал девчонкам прототипы. Вера, студентка театрального училища, чем-то напоминала Джульетту Мазину, правда была намного привлекательней. Наташа своею статью и формами походила на Софи Лорен, даже походка у нее была почти софи-лореновская. Ну а Лена была вылитая Марина Влади! Я не обманываю вас, это действительно было так, правда, с поправкой на то, что Лене немного не хватало, как бы это сказать, парижского лоска, что ли. Кстати, я не исключаю, что Лена с Мариной могли быть дальними родственницами… Да, чуть не забыл про взбалмошную Килю, она была четвертой, но ее я позже не встречал – она как-то не прижилась в нашей компании…
Еще одним заметным событием в тот первый год был приезд уже упомянутого Александра Микулина. Правда, он заезжал в Новый Свет всего на несколько дней, однако впечатление оставил неизгладимое. Да можно ли забыть о человеке, если он на «газике» взобрался на гору Орел? Считаю необходимым разъяснить, что под «газиком» я подразумеваю автомашину ГАЗ-69, а не какое-нибудь вьючное животное, более приспособленное для подобного занятия. Опасаюсь также, что в одном контексте с полноприводным автомобилем глагол «взбираться» кому-то покажется совершенно неприемлемым. Однако что поделать, если все было именно так – известный каскадер достиг почти самой вершины, не вылезая из кабины вездехода. Конечно, со стороны поселка гора была более пологая, чем с моря, но преодолеть уклон в 40, а то и в 50 градусов – это, я вам скажу, требует исключительного мастерства. Я был настолько восхищен спортивным подвигом Микулина, что до сих пор нахожусь под впечатлением. Видимо, поэтому не могу отказать себе в удовольствии рассказать более подробно об этом человеке и о его семье, тем более что семья вполне того заслуживает, а сам Александр состоял в приятельских отношениях с героем этой книги.
Начну с того, что и отец, и дед, и прадед каскадера – все были Александры. Последнего известного мне представителя рода вполне можно было бы назвать Александром III, поскольку прапрадеда его нарекли при рождении почему-то Федором.
Александр Федорович Микулин происходил из дворян Самарской губернии. После учебы в Симбирской гимназии он поступил в Институт Корпуса инженеров путей сообщения, где познакомился с Егором Ивановичем Жуковским, тем самым, сын которого впоследствии стал основателем российской школы воздухоплавания. Вторым браком вдовец Александр Федорович женился на юной француженке, воспитаннице Казанского института благородных девиц, Гортензии де Либан, ставшей после принятия православия Екатериной Осиповной. Она и родила Микулину впоследствии четверых детей, одним из которых стал дед того Микулина, которого я встретил в Новом Свете. Александр Федорович долгое время служил инспектором железных дорог, а в отставку вышел, уже имея чин действительного статского советника. Среди его детей наиболее известны Александр и Иосиф. Первый пошел по стопам отца, служил окружным фабричным инспектором сначала в Одессе, а затем и в Киеве, имея к началу Первой мировой войны тоже чин действительного статского советника. Знакомство отца с семьей Жуковских в какой-то степени способствовало браку Александра Александровича с дочерью Егора Ивановича Жуковского, Верой. Вот фрагмент из ее письма подруге:
«На вечере у моей подруги по гимназии Саши Кропоткиной в 1879 году я познакомилась с товарищем ее брата А.А. Микулиным. Сначала он показался мне гордым и напыщенным, но потом оказалось, что он держит высоко голову только для того, чтобы не свалилось его pince-nez».Иосиф, другой сын Александра Федоровича, выбрал военную карьеру и к началу 1906 года, имея чин генерал-квартирмейстера, служил в Одессе начальником юнкерского пехотного училища. Как раз в это время, после жестокого подавления восстания, в семье произошел разлом. Иосиф полностью поддерживал политику царского правительства. Александр же репрессии осуждал, придерживаясь либеральных взглядов. Правда, весь его либерализм сводился к необходимости заботы о неимущих и униженных. Об этом красноречиво свидетельствует фрагмент его выступления по случаю двадцатипятилетия службы на посту фабричного инспектора:
«Со времени окончания четверть века назад курса я отдал все свое время и силы нуждам трудящихся, учащихся и рабочих, вступив в состав фабричной инспекции, которая, оберегая интересы рабочего класса, как я и убедился, представляет одну из немногих отраслей службы, в которых можно получить хотя бы частичное нравственное удовлетворение. Часы моего досуга я отдавал также таким общественным организациям, в основе которых лежало умение принести пользу неимущим трудящимся…»Дочь Александра Александровича, Вера, была далека от интересов отца – ее притягивало к себе все загадочное, мистическое. Однако и это имя осталось в истории – на этот раз благодаря книге воспоминаний о Григории Распутине. Используя рекомендацию историка Нестора Котляревского, своего дяди, она проникла в дом к «всемогущему старцу» и провела много часов в беседах с ним, увлеченная исследованием тайного магнетизма Распутина.
В отличие от брата Александра Иосиф презирал «чернь», считая, что государство держится на силе, а не на сострадании. Перед Первой мировой войной он был начальником феодосийского гарнизона. Во время Гражданской войны двое его сыновей сражались в Добровольческой армии, а вот третий сын заветам своего родителя изменил: вступил в Красную армию и стал со временем командиром корпуса в РККА. Считается, что Владимир Иосифович внес немалый вклад в становление советской кавалерии, участвовал в создании ее Боевого устава.
Однако самым знаменитым в семье Микулиных стал Александр Александрович II, внук Александра Федоровича. Талантливый изобретатель, известный конструктор авиационных двигателей был удостоен звания Героя Социалистического Труда, стал четырежды лауреатом Сталинских премий, был награжден одиннадцатью орденами, в том числе тремя орденами Ленина. Такой карьере кто угодно мог бы позавидовать. А если посчитать, сколько раз он был женат…
Три из пяти его жен были актрисами театра. Пожалуй, сама красивая из них – Гарэн Константиновна Жуковская, актриса Театра имени Вахтангова. Вот надо же случиться такому совпадению – мать и жена Александра Александровича по странной прихоти судьбы оказались однофамилицами! Было ли между ними хотя бы дальнее родство, не стану утверждать. Известно лишь, что отец Гарэн до революции был капитаном торгового флота и служил в Одессе. История Гарэн омрачена арестом первого мужа, Николая Рабина. Пытаясь спасти от репрессий себя и маленькую дочь, Гарэн отреклась от «врага народа» и вскоре стала женой Микулина. Это было удачным выходом из положения, поскольку талантливому конструктору покровительствовал Сталин. Известно, что семья Микулиных нередко отдыхала на даче Сталина в Сухуми, где они познакомились и с Берией. Благодаря этим знакомствам Микулину удалось вызволить из тюремной «шарашки» Бориса Стечкина, специалиста по теории авиационных двигателей, будущего академика и к тому же родственника – он был двоюродным племянником Николая Егоровича Жуковского. Однако вскоре после войны счастье для Гарэн закончилось – Микулин нашел себе другую. Но поговаривают, что и она утешилась… Микулин же после отставки Маленкова впал в немилость, и тут ему на помощь пришел академик Стечкин, отплатив за помощь в трудные годы, – Микулин стал работать в его лаборатории.
В следующем браке известного конструктора и лауреата появился на свет Александр Александрович III, внешне очень похожий на отца, но, в отличие от него, ставший известным каскадером. В его активе более шестидесяти фильмов. Вот этот человек и взбирался на гору Орел. С ним Иван Дыховичный ездил на машине в Коктебель, где у Микулиных была собственная дача. Благодаря Микулину Иван приобрел первый свой автомобиль. Кстати, автомобилями увлекался и Микулин-старший. Увидев на американской выставке в Сокольниках в 1959 году Chevrolet Corvette, он добился того, чтобы этот автомобиль после закрытия выставки попал к нему. Позже на нем ездил его сын. А в 60 – 70-х годах Микулин-младший стал признанным мастером по автомобильным трюкам. Особенно неистощим он был на выдумки во время съемок фильмов «Берегись автомобиля» и «Невероятные приключения итальянцев в России», из-за чего не раз приходилось переделывать сценарий.
Должен признаться, что при изучении рода Микулиных у меня возникла странная, почти мистическая неувязка. Дело в том, что помимо самарско-киевских Микулиных я обнаружил двух Микулиных в Москве начала прошлого века – все тех же Александра Александровича и Александра Федоровича, причем последний, имея чин действительного статского советника, благополучно пребывал в должности товарища прокурора Московской судебной палаты уже после кончины киевского Александра Федоровича, случившейся в Одессе. Хотя фамилия Микулин довольно редкая, я далек от того, чтобы поверить в раздвоение сразу нескольких личностей, а тем более в переселение душ. Однако от столь талантливого рода всего можно было ожидать…
Но возвратимся в Крым. Следующий год в Новом Свете был тоже весьма примечательным. Летели мы в Симферополь вместе с «Клеопатрой», той самой бывшей пловчихой. Осенью намечалась публикация рассказов Селинджера в каком-то журнале, так вот ей удалось раздобыть через приятеля гранки рассказов «Выше стропила, плотники», «Хорошо ловится рыбка-бананка»… Пока летели, читал – те летние каникулы начинались нестандартно. А продолжение было не менее увлекательным. К нашему приезду Лена и Вера уже успели познакомиться с компанией киношников, снимавших видовой фильм о дельфинах. Для этого у горы Орел был сооружен вольер, обтянутый сеткой, в него поместили полтора десятка отловленных дельфинов. Рядом на берегу установили будку смотрителя, обязанностью которого было предупреждение несанкционированных попыток побарахтаться в вольере вместе с дельфинами. Вся прелесть того года была в том, что мне удалось на время занять место этого смотрителя. И вот по утрам – ныряние голышом в прохладную воду, вместо умывания. Потом привычное бдение на пляже или вылазка в Разбойничью бухту или на Царский пляж. А по вечерам в будке смотрителя случалось другое развлечение. Дело в том, что киношникам на промывку аппаратуры для подводных съемок полагался спирт, малая толика которого попадала в наши желудки в сопровождении консервированных керченских мидий. Однако очарование этих вечеров было совсем не в этом. Представьте себе – ночь, огромная луна, и вот дельфины парами скользят где-то под водой, потом выныривают, взлетая в воздух, и с грохотом падают в воду, разбрызгивая мириады вспыхивающих в лунном свете огненным фейерверком брызг…
Впрочем, я слегка увлекся. Однако считаю, что просто обязан был разъяснить, чем же привлек Ивана Дыховичного Новый Свет и какие замечательные люди там бывали.
В те годы у меня было немало знакомых среди театральной молодежи – ребята из Школы-студии МХАТ, из Щепкинского училища, из некоторых театров. Больше всего я общался с актером драматического Театра имени Станиславского Владимиром Скраубе. Однако он предпочитал, чтобы его называли по имени Вацлав – так, видимо, было принято в семье. Меня привлекали в нем темперамент и общительность, чего мне явно не хватало. К тому же он ухаживал за Верой, из той самой, первой новосветской компании. Да я в общем-то не возражал – чуть позже я был увлечен очаровательной студенткой из Школы-студии МХАТ. Увы, тут я не преуспел… Но возвращаюсь к Вацлаву и Вере – это был уже 1966 год.
Сидим мы как-то на пляже в Новом Свете – Вера, Лена, Вацлав и я. А мимо походкой эдакого Жан-Поля Бельмондо проходит курчавый брюнет с пышными усами. И вдруг Вацлав вскакивает и с криком бросается в его объятия. Теперь-то знаю: поцелуи при встрече и расставании – так принято у актеров, ну а тогда можно было бы и заподозрить их бог знает в чем… В общем, оказалось, что Ваня Дыховичный и Вацлав были знакомы по Щукинскому училищу. Да мало ли где еще могли встречаться молодые актеры – скажем, на капустниках в ВТО, то есть в здании Всероссийского театрального общества, что располагалось в те годы на углу улицы Горького и площади Пушкина. Можно было пообщаться там же в ресторане Дома актера, для краткости мы его называли ВТО, или на встрече старого Нового года, где и мне удалось позже побывать. Так вот Вацлав с Иваном расцеловались, а вслед за объятиями последовала разминка, своеобразный мастер-класс, нечто совершенно неожиданное для меня – они в каком-то жутком темпе воспроизводили фрагменты из спектаклей, репризы, разыгрывали забавные сценки… Весь отдых в том году был для меня насыщен вот такими же экспромтами – особенно Ваня был неисчерпаем. А потом он взялся за гитару. Вацлав в тот год привез семиструнную с собой, намереваясь с ее помощью завоевать сердце неприступной Веры.
Но прежде расскажу о том, как мы развлекались. В компании с Иваном приехал в тот год Юра, рентгенолог по профессии и давний приятель Андрея Миронова, а также Елена, юная балерина из Большого театра. Была еще одна довольно привлекательная девица, которую Ваня представлял то как племянницу заместителя министра, то как дочь директора Выставки достижений народного хозяйства. Блеф, конечно, но на часть публики производило впечатление – не исключено, что Ваня подыскивал девице жениха. Что связывало Ивана с этими людьми? Видимо, все они были хорошо знакомы по Москве – как я узнал потом, у Юры дома часто устраивались посиделки с участием артистов и поэтов.
Кстати, с Юрой мы как-то встретились случайно недалеко от моего дома на Большом Козихинском – при нем был огромный коричневатого окраса дог, почти такой же, как у Горина, только у Григория дог был черный. К счастью, и тот и другой в Новом Свете обходились без собак. Так вот, Юра направлялся на прогулку к Патриаршему пруду, я его немного проводил, а по дороге он все уговаривал меня посетить его артистический «салон» в память о чудесном нашем отдыхе в Крыму. Но каюсь, совместить эти театральные встречи с моим тогдашним увлечением физикой никак не удавалось. Хотя, возможно, причина моего отказа была совсем в другом. Оказаться в компании с Андреем Мироновым – для кого-то это недостижимая мечта всей жизни. А для меня – тяжелейшая нагрузка. К чужой компании я обычно очень долго привыкал. Кстати, что-то похожее случилось, когда несколькими годами позже меня пригласила на день рождения Екатерина, уже упомянутая мной студентка Школы-студии МХАТ, а позже – всем хорошо известная радистка Кэт из сериала про непотопляемого Штирлица. Вот от ее приглашения я был не в силах отказаться. Ну а тогда… Вот если бы Юра был юной леди с очаровательной улыбкой и голубыми лучистыми глазами!
Пожалуй, не стоит сокрушаться по поводу отсутствия особо привлекательных черт в облике Юры-рентгенолога, поскольку очаровательная юная леди в нашей компании была. Я бы не назвал ее очень красивой, однако природное изящество, непосредственность – все это в ней было. Про нее даже можно было сказать: «свой в доску парень». Уверен, она бы не обиделась.
В тот год Лена переживала… не знаю, как бы поточнее сказать – видимо, драму несостоявшейся любви. Еще и года не прошло с того осеннего дня, как в доме у Ивана отмечали его день рождения. Лена пришла туда вместе с Никитой Михалковым, а вот с кем ушла… Причина их разрыва была в том, что среди гостей оказалась и Анастасия Вертинская, с которой у Никиты был роман еще до его увлечения Еленой. Роман был недолгим – как утверждают, ухажер был слишком уж ревнив. И вот теперь они снова повстречались. Правда, Настя была вроде бы увлечена Андреем Мироновым, который на правах старого приятеля Ивана не мог не прийти на день рождения, естественно, с Настей, со своей подругой. Позже Никита вспоминал: