Страсть Ковалева к моторам выражалась еще и в том, что в теплую погоду он не представлял отдыха без лодки. Под Москвой, в Водниках, у него была скоростная плоскодонка, тоже изготовленная им самим. Ну а в Новый Свет однажды он вместе со своими друзьями привез «казанку» с лодочным мотором, ее так и оставили там. Когда был «не сезон», лодкой пользовался кто-то из местных или она стояла в эллинге. Кстати, по моему скромному разумению, машина и лодки в недолгой жизни Леньки Ковалева играли ту же роль, что и романсы в исполнении Вани Дыховичного – каждый ублажал прекрасных дам, чем мог. А, между прочим, Ленька тоже пел, однако, в отличие от Вани, его репертуар состоял из одной-единственной песни:
Кстати, Иван очень быстро освоил катание на лыжах. Да после горных лыж это просто ерунда! А вот из юных прелестниц с первого раза это никому не удавалось. Помню, как доставалось Марианне Вертинской – очень упорная была…
На этой самой лодке с подвесным мотором Иван, случалось, возил нас за продуктами или вином, но только в Судак, а не в Феодосию – туда, наверное, и бензина не хватило бы. Не точен он и в рассказе про поэтов. Да в Новом Свете поэтов сроду не бывало!.. А впрочем, вру – ненадолго заглядывал известный бард Евгений Клячкин, да изредка можно было заметить на прогулке Евтушенко. В пестрых шортах made in USA почти что до колен, он и здесь старался выделиться из унылой, малоинтересной для него толпы. Моря Евгений Евтушенко избегал и в основном уединялся в доме, построенном в начале века для супруги князя Льва Голицына. Дом был выше замка, на горе, и в нем поэт с женой снимали большую комнату с верандой. На этой веранде он писал стихи – чего еще можно ждать от известного поэта?
Я долго думал, все пытаясь понять, вот отчего самые интересные люди, посещавшие Новый Свет, неизбежно оказывались где-то близко от Ивана, как говорят в таких случаях, вовлечены в его орбиту. Речь тут не обо мне и не о поэтах. Я прежде всего имел в виду представителей столичного бомонда – в тот год это были сестры Рябинкины, известные балерины, Нина Зархи, дочь кинорежиссера, Марианна Вертинская, ее-то представлять не нужно. Круг общения Ивана со временем менялся, но неизменно среди близких ему людей оказывались те, что «на виду», завсегдатаи светской хроники – если бы в советское время она была разрешена. Но вот и гораздо позже – Мамут, Ксения Собчак… Но ведь Иван в те времена не был так известен, и роль Коровьева ему предстояло сыграть лишь через десяток лет.
Конечно, причиной популярности Ивана в то время были его обаяние и задушевное исполнение романсов. Как я уже писал, все дамы были от него в восторге. Единственным исключением была та самая «радистка Кэт». Возможно, Иван был прав, когда признавался в том, что с женщинами робок. Но тут следовало сделать оговорку – робок он был только с очень уж красивыми, а Катя была именно такой. Природное обаяние, изящество, помноженные на молодость… Да кто тут устоит? Но то ли Иван и в самом деле стушевался по причине робости, то ли испытывал некое подобие комплекса неполноценности, поскольку его, как-никак, вышибли из Школы-студии МХАТ, якобы за бездарность, а Катя училась именно там. Была и еще одна причина – глаз на нее положил конферансье из мюзик-холла. Уже немолодой, умудренный опытом, он так и заявлял: «Меня по большому счету не волнует, что с Катей будет здесь, а вот в Москве я ею займусь основательно, всерьез». Конферансье был довольно остроумен, производил впечатление влиятельного человека, однако в Москве у него так и не сбылось – этой его неудаче я по мере сил старался поспособствовать.
С мнимой робостью Ивана и той же Катей связан был еще один любопытный эпизод. Как-то, устав от ежедневных пляжных процедур и дежурных разговоров о том о сем, мы решили, что надо бы сходить позагорать на камни. Так обычно называли место на дальней оконечности горы Орел. Нужно было миновать грот Шаляпина, превращенный туристами в подобие клоаки, затем пройти по очень узкой тропе, рискуя, если очень уж не повезет, сорваться в пропасть, и вот тогда, спустившись вниз, ближе к воде, вы обретали желанное уединение. Впрочем, в тот раз любой из нас был рад присутствию знакомых лиц. А место оказалось и в самом деле замечательное – ради того, чтобы побывать здесь, стоило испытать несколько неприятных минут, когда пробирались по тропе. Теперь перед нами было только море, безбрежное водное пространство. И голубое небо над головой. Но стоило подойти к краю берега и посмотреть вниз, как открывалась такая глубина, от которой захватывало дух. Вода была настолько чистая, что можно было разглядеть мельчайшие детали на дне – камни, водоросли, плавающих рыбок. Мне показалось, что до дна было метров пять, а то и семь. Я говорю так, не вполне определенно, потому что вся эта громада воды беспрерывно колыхалась, море словно бы дышало. И, следуя движению волн, изменялась глубина – сейчас она вроде бы семь метров, а через несколько секунд вдруг все проваливается вниз, и кажется, что вот еще немного, и обнажится дно, и никакой воды уже не будет. Я не зря так подробно об этом написал, поскольку хочу передать свое ощущение перед тем, как предстояло прыгнуть с двухметрового обрыва в воду. Ни я, ни Вацлав так и не решились, ограничившись более скромной высотой. Катя довольно спокойно к этому отнеслась, а вот ее смешливая подруга Нина, тоже студентка Школы-студии МХАТ… Пока она насмешничала, я все смотрел на Ваню – уже несколько минут, как он стоял на том обрыве, глядя вниз и, видимо, испытывая те же ощущения, о которых я писал. Мы уже выбрались на берег, а Ваня все еще стоял. И вдруг он прыгнул…
На первый взгляд ничем не примечательный эпизод, и стоило ли его описывать? Но я с таким мнением не соглашусь, и вот почему. К примеру, мне моя нерешительность доставила в жизни немало грустных минут. Хотя можно сказать и так, что я был разумно острожен, а потому избежал ненужных стрессов и многих неприятностей. Во всяком случае, если уж приходилось рисковать, то рисковал осмысленно. И очень редко – по наитию… У Вани все было не так. Насколько я могу судить, риск был для него способом существования. Идти наперекор всему, возможно, не всегда при этом подчиняясь разуму. В каких-то случаях это могло быть результатом длительных раздумий, а иногда требовалось всего лишь несколько минут, как в случае с прыжком. И, забегая вперед, могу сказать, что во многих жизненных ситуациях риск этот был вполне оправдан.
Если основываться на стандартах, пришедших к нам из Древнего Рима или же из Древней Греции, необходимо признать, что Ваня не был красив. Ну, взять, к примеру, его нос. Эта выдающаяся деталь на довольно привлекательном лице со временем стала приобретать прямо-таки угрожающие размеры. И ничего с этим невозможно было сделать. Думаю, что нос – это первое, на что обращал внимание ранее незнакомый с ним человек. Даже у его отца этот орган обоняния был вполне приемлемых размеров, но тут… Ну что поделаешь, судьба! Претензии могут быть только лишь к природе, которая наградила такой внешностью. Кстати, в ту пору, когда Иван носил усы, это было менее заметно. Так, по крайней мере, мне казалось.
Когда в Новом Свете одновременно оказываются Иван, любитель быстрой езды, и Ковалев, владелец быстроходной лодки, нетрудно предсказать некий альянс. На время я даже потерял Дыховичного из виду – с утра до вечера он пропадал на причале. В те годы был популярен такой аттракцион: симпатичной девушке предлагали прокатиться на водных лыжах, долго уговаривали, объясняли, что это очень просто, надо просто держать в руках рукоятку фала. Видя такой расклад и предвкушая зрелище, к месту события собиралась публика. И вот несчастную уговорили. Она входит в воду, садится на специальный высокий табурет, надевает лыжи, а затем берет в руки этот самый фал, то есть рукоятку. В следующий момент сидящий в лодке врубает «полный газ»… И тут следует восхитительный нырок. Я не оговорился – не рывок, а именно нырок, естественно, головой вперед. Кому-то было очень весело…
Скоро выйдет из-за гор
Диверсант, бандит и вор.
У него патронов много.
Он убьет меня в упор.
За песчаную межу
Я шнурочек привяжу.
Может, этою лимонкой
Я бандита уложу…
Кстати, Иван очень быстро освоил катание на лыжах. Да после горных лыж это просто ерунда! А вот из юных прелестниц с первого раза это никому не удавалось. Помню, как доставалось Марианне Вертинской – очень упорная была…
На этой самой лодке с подвесным мотором Иван, случалось, возил нас за продуктами или вином, но только в Судак, а не в Феодосию – туда, наверное, и бензина не хватило бы. Не точен он и в рассказе про поэтов. Да в Новом Свете поэтов сроду не бывало!.. А впрочем, вру – ненадолго заглядывал известный бард Евгений Клячкин, да изредка можно было заметить на прогулке Евтушенко. В пестрых шортах made in USA почти что до колен, он и здесь старался выделиться из унылой, малоинтересной для него толпы. Моря Евгений Евтушенко избегал и в основном уединялся в доме, построенном в начале века для супруги князя Льва Голицына. Дом был выше замка, на горе, и в нем поэт с женой снимали большую комнату с верандой. На этой веранде он писал стихи – чего еще можно ждать от известного поэта?
Я долго думал, все пытаясь понять, вот отчего самые интересные люди, посещавшие Новый Свет, неизбежно оказывались где-то близко от Ивана, как говорят в таких случаях, вовлечены в его орбиту. Речь тут не обо мне и не о поэтах. Я прежде всего имел в виду представителей столичного бомонда – в тот год это были сестры Рябинкины, известные балерины, Нина Зархи, дочь кинорежиссера, Марианна Вертинская, ее-то представлять не нужно. Круг общения Ивана со временем менялся, но неизменно среди близких ему людей оказывались те, что «на виду», завсегдатаи светской хроники – если бы в советское время она была разрешена. Но вот и гораздо позже – Мамут, Ксения Собчак… Но ведь Иван в те времена не был так известен, и роль Коровьева ему предстояло сыграть лишь через десяток лет.
Конечно, причиной популярности Ивана в то время были его обаяние и задушевное исполнение романсов. Как я уже писал, все дамы были от него в восторге. Единственным исключением была та самая «радистка Кэт». Возможно, Иван был прав, когда признавался в том, что с женщинами робок. Но тут следовало сделать оговорку – робок он был только с очень уж красивыми, а Катя была именно такой. Природное обаяние, изящество, помноженные на молодость… Да кто тут устоит? Но то ли Иван и в самом деле стушевался по причине робости, то ли испытывал некое подобие комплекса неполноценности, поскольку его, как-никак, вышибли из Школы-студии МХАТ, якобы за бездарность, а Катя училась именно там. Была и еще одна причина – глаз на нее положил конферансье из мюзик-холла. Уже немолодой, умудренный опытом, он так и заявлял: «Меня по большому счету не волнует, что с Катей будет здесь, а вот в Москве я ею займусь основательно, всерьез». Конферансье был довольно остроумен, производил впечатление влиятельного человека, однако в Москве у него так и не сбылось – этой его неудаче я по мере сил старался поспособствовать.
С мнимой робостью Ивана и той же Катей связан был еще один любопытный эпизод. Как-то, устав от ежедневных пляжных процедур и дежурных разговоров о том о сем, мы решили, что надо бы сходить позагорать на камни. Так обычно называли место на дальней оконечности горы Орел. Нужно было миновать грот Шаляпина, превращенный туристами в подобие клоаки, затем пройти по очень узкой тропе, рискуя, если очень уж не повезет, сорваться в пропасть, и вот тогда, спустившись вниз, ближе к воде, вы обретали желанное уединение. Впрочем, в тот раз любой из нас был рад присутствию знакомых лиц. А место оказалось и в самом деле замечательное – ради того, чтобы побывать здесь, стоило испытать несколько неприятных минут, когда пробирались по тропе. Теперь перед нами было только море, безбрежное водное пространство. И голубое небо над головой. Но стоило подойти к краю берега и посмотреть вниз, как открывалась такая глубина, от которой захватывало дух. Вода была настолько чистая, что можно было разглядеть мельчайшие детали на дне – камни, водоросли, плавающих рыбок. Мне показалось, что до дна было метров пять, а то и семь. Я говорю так, не вполне определенно, потому что вся эта громада воды беспрерывно колыхалась, море словно бы дышало. И, следуя движению волн, изменялась глубина – сейчас она вроде бы семь метров, а через несколько секунд вдруг все проваливается вниз, и кажется, что вот еще немного, и обнажится дно, и никакой воды уже не будет. Я не зря так подробно об этом написал, поскольку хочу передать свое ощущение перед тем, как предстояло прыгнуть с двухметрового обрыва в воду. Ни я, ни Вацлав так и не решились, ограничившись более скромной высотой. Катя довольно спокойно к этому отнеслась, а вот ее смешливая подруга Нина, тоже студентка Школы-студии МХАТ… Пока она насмешничала, я все смотрел на Ваню – уже несколько минут, как он стоял на том обрыве, глядя вниз и, видимо, испытывая те же ощущения, о которых я писал. Мы уже выбрались на берег, а Ваня все еще стоял. И вдруг он прыгнул…
На первый взгляд ничем не примечательный эпизод, и стоило ли его описывать? Но я с таким мнением не соглашусь, и вот почему. К примеру, мне моя нерешительность доставила в жизни немало грустных минут. Хотя можно сказать и так, что я был разумно острожен, а потому избежал ненужных стрессов и многих неприятностей. Во всяком случае, если уж приходилось рисковать, то рисковал осмысленно. И очень редко – по наитию… У Вани все было не так. Насколько я могу судить, риск был для него способом существования. Идти наперекор всему, возможно, не всегда при этом подчиняясь разуму. В каких-то случаях это могло быть результатом длительных раздумий, а иногда требовалось всего лишь несколько минут, как в случае с прыжком. И, забегая вперед, могу сказать, что во многих жизненных ситуациях риск этот был вполне оправдан.
Если основываться на стандартах, пришедших к нам из Древнего Рима или же из Древней Греции, необходимо признать, что Ваня не был красив. Ну, взять, к примеру, его нос. Эта выдающаяся деталь на довольно привлекательном лице со временем стала приобретать прямо-таки угрожающие размеры. И ничего с этим невозможно было сделать. Думаю, что нос – это первое, на что обращал внимание ранее незнакомый с ним человек. Даже у его отца этот орган обоняния был вполне приемлемых размеров, но тут… Ну что поделаешь, судьба! Претензии могут быть только лишь к природе, которая наградила такой внешностью. Кстати, в ту пору, когда Иван носил усы, это было менее заметно. Так, по крайней мере, мне казалось.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента