Владимир Корн. Золото вайхов

Владимир Корн
Золото вайхов

Глава 1
Разрешите представиться

   Вставать было лень. Чтобы хоть как-то отсрочить тягостный миг, я оглядел комнату. Два окна, стол, стул, что-то вроде сундука и скрипучая кровать подо мной. Убогое зрелище, что и говорить. Но из всех комнат, рассчитанных на одного постояльца, только эта оказалась свободной.
   Когда путешествуешь в одиночку, на такие вещи обращаешь особое внимание.
   Ничего, десять дней пути – и я буду дома. Всего десять дней. Скорости здесь другие и жизнь другая. Более неспешная, что ли.
   Дом, милый дом. Наконец-то он у меня появился. В чужой стране, в чужом мире. Но это мой дом. Первый, хотя мне уже скоро тридцать два.
   Дом добротный, каменный, о двух этажах. Еще не особняк, но уже и не хибара. С небольшим двориком – и это почти в центре города! И не просто города, а столицы. Есть повариха и садовник, он же конюх.
   Я нашел эту пожилую супружескую пару, когда они, обнявшись, сидели и глядели на пепелище родного дома. И такая тоска была у них в глазах… Понятное дело – ни жилища, ни родственников. Так что мое предложение было принято ими после недолгих уговоров. Хорошие люди. Мне даже пришлось их уговаривать – в такой-то ситуации!
   Вообще, здесь, в этом мире, я уже почти три года. Как сюда попал – как-нибудь после расскажу, под настроение.
   Дом да дворянский титул – вот пока и все мои приобретения. С титулом забавная история вышла. Но об этом тоже потом. Вставать пора.
   У меня и шпага есть – не из кочерги делана. Сталь синевой отдает, а как звучит при ударе! Еще есть конь аргхальской породы. Статный, выносливый, с длинными сухими ногами и маленькой головой – скакун, одним словом. Вороном зову, по масти. А еще есть огромное желание многого добиться в этом мире, коль скоро в родном мире мне это не удалось.
   Так… Штаны, рубашка, сапоги, камзол, шляпа, шпага… Мушкетер, блин!
   Спустившись на первый этаж, я заказал у трактирщика плотный завтрак с обязательной глазуньей. До вечера остановок не планировалось.
   Публика в зале – ничего интересного. Разве что два типа в самом углу кого-то мне напоминают. Ну да бог с ними.
   Застоявшийся Ворон нетерпеливо грыз удила. Даже посыпанной солью горбушке не так обрадовался, как седлу. Эх, молодость, молодость… Все вам дома не сидится.
   Городок уже проснулся. В этом мире встают с первыми лучами солнца – электричества еще не изобрели. Значит, быть мне Эдисоном вкупе с Кулибиным. Можно даже на Николу Теслу замахнуться. Но сначала экономическая составляющая.
   Вообще, путешествовать в одиночку в этих краях – верх безрассудства. Дороги неспокойны, недавняя засуха оставила многих без урожая, кроме того, как будут писать через много лет в газетах, произошел массовый падеж скота. Цены на продукты взлетели до немыслимых высот. И это в краю, традиционно считающемся житницей Империи.
   А кушать хочется. Крестьяне, да и не только они, балуются грабежом на имперском тракте. Да что там балуются – выжить они хотят! Поди объясни голодным детям, что в доме есть нечего.
   До бунта дело не дошло: власти вовремя прониклись ситуацией и отправили обозы с зерном и мукой в пострадавшую от засухи местность. С одним из них я и прибыл в Гойнт в сопровождении своего слуги Бробира, с которым расстался буквально на днях.
   Имперские егеря тоже делают все что могут, виселицы у дорог не пустуют. Когда-нибудь все войдет в колею, а пока…
   Ничего, самый опасный участок, Тейские степи, я уже преодолел, рассчитывая в основном на резвость и выносливость своего скакуна.
   В Гойнте, небольшом городке недалеко от Сверендера, центра провинции Тосвер, я разыскивал одного человека, пообещавшего устроить встречу со своим знакомым, который в свою очередь мог свести меня с тем, кто был мне нужен. Вот так, не больше и не меньше.
   Что самое интересное, тот, кто действительно был мне интересен, тоже проживал в столице Империи, Дрондере.
   Цепочка разорвалась в самом начале, в Гойнте. Даже не знаю, печалиться мне по этому поводу или же, наоборот, радоваться. Слишком уж припахивало от этого дела, а я не могу позволить себе быть неразборчивым сразу по нескольким причинам. И самая главная из них та, что, если занимаешься подобными делами, начинаешь припахивать сам. Сначала едва уловимо, затем все больше и больше, и, наконец, уже ощутимо смердишь.
   С Бробиром, своим последним слугой, я расстался не полюбовно, от души пнув подошвой сапога в пятую его точку, после того как он в очередной раз присвоил себе часть моих денег. Кстати, он уже третий слуга за время моего недолгого дворянства, и со всеми ими мне пришлось по разным причинам расстаться. Не держатся они у меня, видимо, потому, что я от них слишком многого требую: воровать в меру, держаться все время под рукой и хотя бы иногда просыпаться раньше хозяина.
   Наверное, и на обратном пути мне следовало примкнуть к какому-нибудь обозу, следовавшему по Сверендерскому тракту в сторону столицы, но обстоятельства, обстоятельства…
   Миновав городскую окраину, я пустил Ворона легкой рысью, наиболее экономичным и комфортабельным в данной ситуации аллюром.
   Имперский тракт, крытый каменными плитами, то и дело нырял в тень от растущих по краям деревьев, среди которых изредка попадались такие родные березы. Их было мало, и назывались они совсем по-другому, но один их вид вызывал в памяти воспоминания о далекой родине.
   Так уж случилось, что я родился на берегу самого курортного моря страны. Затем меня, еще совсем маленького, увезли во глубину сибирских руд. Отец был романтиком, да и время было такое.
   И самое мое первое детское воспоминание связано со стуком колес на стыках рельсов и мелькающими за окном вагона пейзажами нашей необъятной родины.
   Другое, что я запомнил из раннего детства, был жуткий мороз, под шестьдесят градусов, как выяснилось уже потом, когда немного повзрослел. Меня не выпускали на улицу, и я развлекал себя тем, что оттаивал глазок на замерзшем стекле. Через него было видно, как мужик в расстегнутом полушубке, надетом на голое тело, и без шапки, скручивал железный трос, укладывая его на свой трактор. У каждого они свои, первые детские воспоминания.
   Потом я немного подрос, и мы переехали в большой город, в теплую светлую квартиру, где по утрам зимой не надо было пробивать кружкой лед в ведре с водой. Мама почему-то увидела во мне великого скрипача, чуть ли не Паганини, и отдала в музыкальную школу по классу скрипки. Отец больше заботился о физическом воспитании и отвел меня в спортивную секцию. Причем выбрал достаточно экзотический вид спорта – фехтование.
   Затем, когда я подрос и мнение родителей перестало быть решающим фактором, скрипку сменила гитара, а фехтование – бокс. Все крутые парни в нашем дворе умели бренчать на гитаре и хорошо драться, именно они имели наибольший успех у девчонок. Так что мой выбор был осознанным…
   Потом я умудрился получить образование, которое перестало быть нужным сразу же после того, как отработал по специальности положенное число лет. А потом меня изрядно помотало по свету… В конце концов я пришел к выводу, что лучше умереть от скуки, чем от приключений. Другое дело, что приключения ищут меня сами и находят довольно успешно.
   День уже близился к полудню, и мне все чаще приходила в голову мысль, что не мешало бы подкрепиться парочкой захваченных в дорогу чудных, запеченных в печи цыплят, когда мое внимание привлекли выстрелы, раздавшиеся совсем близко, сразу за поворотом дороги.
   В этом мире огнестрельное оружие уже давно завоевало прочные позиции. Ружья и пистолеты имели кремневые замки ударного типа, но попадались еще и колесцовые. Я тоже имел на вооружении пистолет в седельной кобуре, но отношения у меня с ним были довольно сложные. Слишком уж к другому оружию я привык.
   Направив рывком поводьев коня в густой подлесок, я осторожно приблизился, ориентируясь на шум продолжавшейся схватки.
   Вообще-то места здесь относительно спокойные, это не окраины Империи, но нарваться на неприятность можно где угодно, это уж как повезет.
   Между тем звуки боя нарастали. Снова хлопнул выстрел, потом раздались чей-то протяжный вой, проклятия, звон металла и короткий вскрик. Наконец в просвете деревьев я увидел следующую картину. Сразу за поворотом дорога устремлялась под уклон, к небольшой речушке с перекинутым через нее добротным каменным мостом. Возле него все и происходило.
   С первого взгляда можно было понять, что здесь случилось нападение на карету, отмеченную гербом. Сам герб оттуда, где я находился, разобрать было невозможно, но что не имперский, это однозначно. У того уж очень характерные очертания, захочешь – не спутаешь. Так же как ни с кем не спутаешь разбойников – слишком колоритные личности, таких через пару веков в театрах играть будут, тщательно гримируясь.
   К тому моменту как я подъехал, все уже закончилось победой напавших на карету разбойников. Что и немудрено: бандитов было как минимум в два раза больше. Возле кареты, запряженной четверкой лошадей гнедой масти, лежали два трупа. Одно тело принадлежало мужчине в годах с обнаженной шпагой в руке. Другое – юноше, совсем мальчишке. Чуть поодаль имелось еще два, по всей вероятности, это были слуги, сопровождающие карету.
   Ах да, вот еще и кучер – тоже мертвый.
   Бандиты потеряли как минимум троих. И подранки есть – один стоит на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону.
   Живых бандитов осталось пять человек. Ага, теперь точно пять: того, что раскачивался, свои же вылечили одним взмахом кинжала. Теперь у него совсем ничего не болит.
   От меня до моста совсем близко, даже обрывки фраз долетают, правда не очень разборчиво.
   Засуетились бандиты. И действительно, что-то они слишком медлят – в любой момент на них может кто-нибудь наткнуться. Все-таки это имперский тракт, пусть и не с самым оживленным движением. Один из разбойников полез на козлы кареты, уселся поудобнее, разбирая поводья. Наконец тронулся с места.
   Остальные осматривают тела погибших в поисках наживы. Что характерно, со своих начали.
   Ну что ж, пора и мне определяться. Либо я тихо и мирно провожаю их взглядом, либо…
   Их пятеро. А меня – всего один. И мне все это не слишком надо. Но…
   Когда один из бандитов, долговязый такой, заглянул в карету, в ней явно кто-то находился. И, по-моему, женщина. И, по-видимому, совсем молодая.
   Затем выяснилось, что это действительно так.
   Но дело даже не в этом.
   Когда бандит открыл дверцу, он громко, со смехом заявил, чтобы леди подождала немного, совсем чуть-чуть. Потом он наглядно покажет ей, чем отличается настоящий мужчина от ненастоящего, пусть даже и благородных кровей. Да и остальные ему помогут. От нее, мол, не убудет. Если же и убудет, то совсем немного – не век же ей в девицах ходить. И в уговоре насчет этого ничего сказано не было, главное – живой довезти. А кто ж от этого умирает? Громко так сказал, чтобы все свои услышали. И «свои» ответили ему одобрительным смехом.
   Так не должно быть, честное слово. Но их целых пять. А я по-прежнему один.
   Мне вспомнился Горднер – именно его я называю своим учителем – и наш разговор, когда мы больше недели ждали проклятых вирейцев в забытой Создателем деревушке.
   – Ты думаешь, оттого что мы от скуки каждый день звеним этими железяками, ты становишься воином?
   Я пожал плечами: трудно отвечать на вопрос, когда смысл его не совсем понятен.
   – Ты отказался от приличных денег, предпочтя вместо этого получить баронство. Почему?
   Я вновь пожал плечами. Вопрос на этот раз понятен, но на него трудно ответить. Как объяснить, что мне приходится опускать взгляд перед всяким ничтожеством только потому, что у него, в отличие от меня, на боку висит длинная заостренная железяка, как учитель только что назвал шпагу.
   – Можешь не отвечать на этот вопрос. Мне и так все ясно. А видел ты, как валяются в ногах императора все эти герцоги и графы, вымаливая себе прощение? Да-да, я видел это собственными глазами, – ответил он на мой невысказанный вопрос.
   – Я не стану так делать, что бы ни произошло! – По крайней мере, сам я верил в свои слова.
   – Вот потому-то ты мне, наверное, и интересен, – задумчиво произнес Горднер. – Теперь слушай внимательно и запоминай на всю жизнь – не знаю, сколько там у тебя ее осталось. Воином ты станешь в тот же момент, как только поймешь, что умер еще вчера… – И он замолчал, уставившись на меня тем самым взглядом, который трудно, почти невозможно выдержать.
   Я же смотрел на его пояс, пытаясь обнаружить там катану. Слишком по-самурайски он рассуждал, прямо кодекс Бусидо зачитывал.
   Нет, катана отсутствовала напрочь. Была только шпага, ножны с дагой и пистолет с колесцовым замком. Горднер предпочитал именно такие.
   – Каждый день ты должен думать, что умер накануне, – продолжил он. – А если ты умер еще вчера, тебе нет смысла бояться смерти сегодня. Любой из нас представляет собой то, что о себе думает и в чем не сомневается. Ты воин, хороший воин, но только уже мертвый. По-настоящему же ты умрешь в тот самый миг, когда засомневаешься в этом. Иди и подумай…
   Я до сих пор думаю, Горднер. И если бы хоть раз засомневался…
   Карета уже преодолела мост, когда я шенкелями послал Ворона вперед.
   Момент самый удобный: только один из них успел усесться верхом, поторапливая остальных, отмывающих в речной воде руки от крови.
   Вот к нему-то я и направился, разгоняя коня. Он среди них главный, этот человек в шляпе с широкими обвисшими полями и с коротким артиллерийским палашом.
   Лошади аргхальской породы славятся еще и тем, что могут так взять с места в карьер, как другим скакунам даже и не снилось.
   Разделяющее нас расстояние мы с Вороном преодолели буквально за несколько мгновений. Главарь среагировал похвально быстро, судорожно схватившись правой рукой за эфес клинка. Когда мы с ним поравнялись, он уже был готов к отражению моей атаки. Но секундой раньше я направил движение Ворона чуть в сторону, даже не пытаясь замедлить его бег.
   Весь расчет был на то, что длина шпаги значительно превышает длину его палаша. Расчет полностью оправдался. Проносясь мимо, я сделал выпад, наклонившись в его сторону и целясь в горло. Цель не очень удобная из-за своих размеров, но если попадешь – эффект потрясающий.
   Я попал точно в цель, резко подав локоть вперед, чтобы не остаться без оружия. Такое бывает, если лезвие слишком углубится и застрянет в теле врага. Клинок выдержал, не сломался, хотя удар получился знатный. Уже на середине моста придержал Ворона, разворачиваясь.
   Мой противник сползал с лошади, держась обеими руками за развороченное горло и пуская кровавые пузыри. Неэстетично как-то получилось. Ну да ладно. Осталось еще три бандита здесь и один на козлах кареты, но она уже далеко, почти в конце подъема.
   А тут остальные, все трое. Ну что ж, это уже терпимо.
   Как же мне все-таки повезло, что я нарвался на обычную банду «романтиков с большой дороги». Будь они чуть серьезней – раскатали бы меня тонким слоем и ноги вытерли. Взять, например, вот этого бородача, что с коротким прямым тесаком. Ну видно же, что человек больше к вилам привык и, будь они у него в руках, мне со своей шпагой куда как плохо пришлось бы. Да чего там – совсем кисло. А так даже смешно смотреть на его потуги.
   Мой учитель фехтования, тот, которого я считаю лучшим из всех, с которыми мне посчастливилось встретиться, Эрих Горднер, делал ставку на скорость.
   «Скорость и еще раз скорость», – была его любимая фраза. Отличный учитель и настоящий мастер. Жаль, что он смог уделить мне только три месяца. Всего три месяца. А потом наши пути разошлись – так сложились обстоятельства.
   Направив коня по дуге, чтобы не слишком приближаться к бандитам, я переложил пистолет в правую руку, поменяв его со шпагой. Маловато еще опыта, чтобы стрелять с левой, да еще из допотопного оружия…
   Мой выстрел попал в ногу того самого бородача, хотя, врать не стану, целился я в грудь. Бандит с воем упал на землю – больно, наверное.
   Вот теперь мне необходимо спешиться: все-таки на земле я чувствую себя более уверенно, чем верхом. Я и на лошадь-то сел только три года назад, когда попал сюда. Было, конечно, раньше несколько конных прогулок, я даже знал, что на лошадь надо садиться с левой стороны. И на этом все.
   Соскользнув с Ворона и хлопком ладони по крупу отправив его погулять, я застыл, ожидая, что же предпримут оставшиеся разбойники.
   Бородача можно не принимать в расчет. Хоть пуля и попала ему в ногу, но слишком уж много крови, – вероятно, перебита бедренная артерия. А это все, абзац.
   Оставшиеся двое тоже явно не бывали в солдатах.
   Тот, что слева, с кавалерийской саблей, слегка изогнутой, как и положено. Он что, рубиться со мной собрался? Вон как эфес обхватил – большой палец остальные прижимает. Но у меня же шпага, сударь, тебе же так неудобно будет, ты уж поверь мне на слово!
   Сделав шаг навстречу, я выполнил длинный скользящий выпад. Укол! Шпага вошла неглубоко, буквально сантиметра три, не более. Но эти три сантиметра оказались в ямке между ключицами. Так, теперь резко уходим влево. Пока он еще не упал, послужит препятствием для оставшегося оппонента. Еще нужно шпагу немного провернуть, чтобы рана расширилась насколько возможно.
   Горднер успел лишь поверхностно ознакомить меня с великим искусством фехтования, возведенным в Империи чуть ли не в ранг религии. Несколько основных позиций, ударов и уколов. Все это было и знакомо, и очень отличалось от того, чему меня когда-то учили.
   Еще он указал мне путь, по которому нужно двигаться.
   – Великие мастера, – говорил он, – пользуются базовыми приемами, но отточенными до совершенства. Изучив со временем огромное количество приемов и комбинаций, они возвращаются к тому, с чего начинали.
   Нечто подобное, будучи еще на Земле, я слышал о боевых искусствах Востока. Любое базовое движение универсально, будь то защита или нападение. Все остальное – это вариации на тему. И я склонен ему верить.
   Очень интересна методика работы над скоростью, которую он мне предложил. Полностью она изложена в такой фразе: «Хочешь научиться делать что-то быстро – научись делать это медленно. Очень медленно. Очень, очень медленно. Когда самый простой выпад со шпагой будет занимать у тебя несколько минут, ты сможешь сделать этот же выпад быстро. Очень быстро. Очень, очень быстро».
   И третье: состояние. Необходимо войти в состояние холодного гнева. Не ярости, но именно гнева, когда по венам хлещет адреналин, все вокруг замедляется, ты чувствуешь способность порвать весь мир голыми руками, но голова остается ясной. Вызвать в себе это состояние достаточно просто – труднее удержаться в нем хоть какое-то время. Правда, это умение тренируется – ну как задержка дыхания, например…
   Так. Теперь последний, может быть, даже самый серьезный противник.
   Долговязый, со шрамом через всю левую щеку, вздымающим верхнюю губу так, что видны крупные желтые зубы. У него маленькие бегающие глаза мутного цвета, низкий лоб и выдвинутая далеко вперед нижняя челюсть. Отвратный тип, чего там говорить.
   Спрашивается, чего же пистолеты никто из них не стал перезаряжать? Не так уж много времени это занимает. Насколько мой противник чувствовал бы себя комфортней, будь у него сейчас пистолет не за поясом, а в руке…
   Рывком перемещаюсь вправо и задействую подсветку. Солнышко теперь у меня за спиной – совсем маленькое, но преимущество. А ведь ты меня боишься – вон как глазки по сторонам забегали. Нет, убежать не получится, и помощи ждать неоткуда. Главный ваш там, где ему уже давно следовало быть, а остальным самим помощь нужна.
   Последний напал, я в ответ поочередно уколол его в грудь и в колено. В колено попал. Славненько. Опять атакуем тем же манером, но добавляем еще третий удар – снова в грудь. Вот теперь попал как надо. Туше.
   Все это хорошо и отлично – великие методики, мудрые учителя… Но достигнуть прогресса можно только практикой. А вот как раз ее у меня столько, что я с огромной радостью поделился бы с кем угодно, причем абсолютно бесплатно. Чуть ли не с первого дня пребывания в этом мире мне только и приходилось практиковаться. Вся эта практика заключалась в том, что я пытался выжить. К счастью, это у меня получилось.
   «Да, – уже верхом на лошади подумал я, в последний раз оглядывая место нашей схватки. – Ты мужаешь, и это становится заметным. Мог ли ты представить себе всего три года назад, что способен на такое? Да что там три – даже пару лет, когда ты уже считал, что стал настоящим бойцом. А сейчас ты просто не можешь позволить себе этим гордиться. Подумаешь, разогнал кучку бывших крестьян, возомнивших себя воинами…»
   Карету я догнал быстро.
   Несомненно, взявший на себя обязанности кучера разбойник ждал подельников, поскольку ехал медленно и все время оглядывался. К нему я решил применить ту же тактику, что и к главарю, и это чуть не стоило мне жизни.
   Когда я поравнялся с каретой, опять рассчитывая на длину своей шпаги, он направил на меня взведенный пистолет. Я отчетливо увидел черный зрачок ствола, наведенного мне точно в лоб, и с ужасом понял, что уже ничего не успеваю сделать.
   Спас меня небольшой камень или выбоина: карету заметно тряхнуло, сбивая верный прицел. Почти у самого лица громыхнуло, обдав кислым запахом сгоревшего пороха и отбрасывая назад.
   «Цел как будто, – пронеслось в голове. – Тольку щеку опалило».
   Кучер зло ощерился, доставая второй пистолет. Ну уж нет, ведь второй раз он и попасть может!
   Я с потягом ударил его по правой руке, промахнулся, но все равно вышло здорово: клинок шпаги попал по левому плечу, перерубив ключицу. Уже рефлекторно он нажал на спуск, угодив в одну из лошадей, запряженных в карету. Этим все и закончилось.
   Бедная лошадка рухнула, резко затормозив бег остальных. Возница, не удержавшись, полетел вперед, на дышло упряжи, а уж затем на землю.
   Карета остановилась, и я извлек из-под нее стрелка, потянув его за ноги. Разбойник был без сознания, крепко приложившись по дороге к земле головой. Это хорошо, живой ты нам дороже, языком будешь.
   Связав бандиту руки его собственным поясом, я открыл дверцу кареты. Первое, что увидел, было направленное мне в лицо дуло небольшого дорожного пистолета – такого, знаете, со складывающимся спусковым крючком. И потом – бледное лицо девушки, державшей пистолет дрожащими руками. Ну на поцелуй я и рассчитывал. Слава богу, что все обошлось и она смогла удержаться от выстрела.
   Кстати, спасенная мною девушка оказалась весьма недурна собой, прямо по закону жанра.
   – Леди, поверьте, все уже закончилось, – обратился я к ней. – Вам больше ничего не угрожает. Слово дворянина. Вы ведь из рода Вандереров?
   Герб на карете принадлежал Вандерерам, роду древнему и достаточно влиятельному. Вообще, геральдике местная знать придавала огромное значение. Какой-нибудь захудалый дворянин из окраинной провинции мог быть полным невежей абсолютно во всем, но что касается геральдики… Любой из них мог часами рассуждать о своих и чужих родословных, гербах, степенях родства et cetera.
   Мне в свое время удалось вдолбить себе в голову информацию о наиболее известных и значимых семействах. Десятка полтора, не более, хотя только в Империи их насчитывалось не менее двух сотен. Но как раз Вандереры входили в список известных мне родов. Вспомнилось даже что-то об их притязаниях на трон.
   Вместо ответа она присела на порог кареты и горько разрыдалась. Обычно женские слезы не вызывают во мне жалости, но сейчас был совсем не тот случай.
   Я пристроился рядом и обнял ее за плечи. Она уткнулась лицом мне в грудь и продолжила свое мокрое дело. Через некоторое время до нее наконец что-то дошло – и она резко отстранилась.
   – Кто вы, сударь? – спросила она, с опаской всматриваясь в мое лицо.
   Заодно уж представлюсь и вам:
   – Барон Артуа де Койн, миледи, к вашим услугам.
   А что? Имя как имя, по-моему, вполне прилично звучит. Я его сам и придумал, когда получал это самое дворянство. Мое земное имя тут не каждый герольд выговорит, даже если по слогам. Дворянские же сословия вполне соответствуют земным, здесь вообще очень много общего.
   Но об этом потом, сейчас нужно решать, что делать дальше.
   – Элоиза Вандерер, дочь герцога Вандерера, – представилась девушка, забавно склонив голову набок. – Вы точно не принадлежите к числу этих негодяев?
   Спросила так, будто я могу принадлежать к числу других негодяев.
   – Успокойтесь, леди. Теперь все будет хорошо, уверяю вас. Успокойтесь и постарайтесь объяснить, что здесь произошло.
   «Умно-то как, – пронеслось в голове. – Ты же сам знаешь об этом больше нее, практически на глазах все произошло. Лучше давай поторапливайся, – возможно, у них сообщники есть».
   Так и не пришедшего в себя разбойника я затащил в карету.
   Пусть герцог сам разбирается – то ли это случайное нападение, спровоцированное слишком малым количеством людей в свите, то ли запланированное действие его возможных недоброжелателей. Хотя, если судить по подслушанным мною обрывкам разговора, это заказ… Все равно, пусть герцог сам разбирается.
   Девушка наотрез отказалась садиться в карету. Так мы и поехали – я на облучке, вместо кучера, а Элоиза рядом со мной. Девушка еще вздрагивала, вспоминая пережитое. Шум схватки, гибель близких людей, кровь повсюду. Сзади, на подоле ее платья, осталось несколько пятен крови. Хорошо, что она еще не обратила на них внимания, – не обошлось бы без истерики.