Остерегайся, чтоб не окрали тебя лукавые змеи и не отравили ядом своим серчания. Он смертоносен. Никто никогда не совершит добра посредством зла, потому что сам побеждается злом. Напротив того, добром исправляется злое (Рим. 12, 21). Ты стоишь на позорище; почему и должен бороться со зверьми, подобно Апостолу в Ефесе (1 Кор. 15, 32), который хвалился, победив зверей. Ты ввергнут в бурю морскую; почему и должен претерпеть многия опасности и подвизаться против обуревания волн. Препобедив их с помощью Божиею, войдёшь в тихое пристанище о Христе Иисусе, Господе нашем».
   Батюшка Феодор за всё благодарил Господа. Любимцу Герасиму он наказывал мудрыми подвижническими наставлениями святых преподобных отцев Варсануфия и Иоанна Египетских:
   «Настрой себя благодарить Бога за всё, слыша слово Апостола: о всём благодарите (1 Сол. 5. 18). Будешь ли ты в скорбях, или в нуждах, или в утеснениях, или в болезнях и трудах телесных, – за все, постигающее тебя, благодари Бога, ибо многими скорбями подобает нам внити в царствие Божие (Деян. 14, 22). Итак, не сомневайся душою твоею и не расслабляйся ни в чём сердцем твоим; но вспоминай Апостольское слово: аще внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется по сия дни (2 Кор. 4, 16). Если не претерпишь страданий, не можешь взойти на крест и причастником быть спасительных плодов его».
   «Пока корабль в море, он бывает подвержен опасностям и буйству ветров. Когда же достигнет в тихую и мирную пристань, не страшится более опасностей, бедствий и приражения ветров, но пребывает в безопасности. Так и ты, пока пребываешь с людьми, ожидай скорбей, опасностей и приражения мысленных ветров. Когда же достигнешь в уготованное тебе пристанище безмолвия, тогда не будешь иметь страха».
   Отец Феодор был истинно стяжатель духовных сокровищ. Он стремился к вечному спасению души, ибо видел в цветении жизнь человека, его созревание, как удивительного плода, в котором святость и благодать Святого Духа сохраняется в прочной вере и чистоте благодатью Божией для будущей жизни.
   В августе 1777 года двадцатилетний Герасим Зырянов указом императрицы Екатерины II был утвержден в списке монастырских штатов.
   В Троице-Сергиевой пустыни, расположенной за чертой российской столицы, управляющие настоятели часто менялись, правда, люди эти были простые и добрые по своим личным качествам, но в основном – малоопытные в духовном руководстве братии и несведущие в хозяйственных распоряжениях. Братия пустыни, несмотря на ограниченный штат, проводила жизнь строгую и трудолюбивую. При соблюдении внешней стороны монастырского устава, что касательно времени и порядка церковных служб, общей трапезы и монастырских послушаний, не было в обители порядка в управлении внутреннем, который зависит не столько от буквального соблюдения устава, сколько от духовной опытности начальствующих в руководстве душ, им Богом вверенных. Для Герасима, приученного к правилам об откровении помыслов перед духовно опытным наставником, существовавшем в Саровской пустыни и Санаксарской обители, было странным, что в Троице-Сергиевой пустыни таких правил не было, и, конечно, во всякое время подать полезный и спасительный совет неопытному в постоянной многотрудной борьбе с невидимым и злохитрым врагом, да и просто со своими страстями, было некому. А ведь Герасим знал, что хранение совести через возможно частое откровение, или исповедание, своих помыслов и дел, вследствие всецелого предания себя руководству духовно опытного и благорассудительного старца, есть основание, залог и ходатай иноческого преуспения, как то показывают согласные свидетельства всех святых отцов-подвижников. Но сколько велико и душеспасительно это святое делание, столько же противится этому враг и супостат диавол. По словам преподобного Дорофея, «не только самое наставление ненавидит лукавый, но даже и самого голоса, произносящего оное, не сможет слышать… И сказать ли, почему? Он знает, что злодейство его обнаружится тотчас, как только станут спрашивать и говорить о полезном. И ничто он так не ненавидит и не боится, как быть узнанным, потому что тогда он уже не сможет коварствовать, как хочет».
   Ревность же Герасима к иноческой жизни не устрашилась трудностей и разнополюсных особенностей жития, встреченных на пути монашеского подвига.
   В ноябре 1777 года он был определён указом духовной консистории в число послушников Троице-Сергиевой пустыни; 24 сентября 1778 года пострижен настоятелем Сергиевой обители в рясофор и поручен на попечение братского духовника, почтенного старца Нила. С первых дней молодой подвижник предал себя старцу в полное послушание, а сам старец необычайно крепкий, суровый внешностью, строгий к себе и другим, прямой и открытый, по простоте своей полюбил послушника за его прилежность, спокойствие и беспрекословное послушание.
   Весна 1781 года выдалась на редкость ранняя, с бурным разливом, дружным цветением пригородных садов. Тёплые солнечные дни подняли настроение. Троице-Сергиева пустынь, сверкая небесной чистотой и необычайно высвечиваясь белизной, точно парила на воздухе, ласкаемая мягким переливом лучей…
   В первых числах апреля, по дороге в Соловецкий монастырь, в Троице-Сергиевой пустыни остановилась инокиня Арзамасской Алексеевской общины Марфа (Мария Петровна Протасьева), послушница настоятеля Санаксарской обители отца Феодора, после пребывания в Санкт-Петербурге, где она ходатайствовала об освобождении отца Феодора (Ушакова), так как тяжел был соловецкий климат для него, перед митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским Гавриилом. Митрополит был радетелем о монастырях и во всём, чем мог, поддерживал иночество. Встречалась она и с ближайшим поверенным митрополита – его келейником отцом Феофаном, который был любимым учеником старца Феодора (Ушакова).
   Отец Феофан, войдя в доверие митрополиту, рассказал ему о ссылке без вины в Соловки старца Феодора Санаксарского. Митрополит Гавриил обратился к императрице с ходатайством о пересмотре дела старца и о дозволении ему вернуться в Санаксар.
   Из уст Марии Протасьевой Герасим услышал, что митрополит Гавриил особое внимание обратил на Валаамскую обитель, представляющую по географически уединённому положению на Ладожском озере исключительные удобства для монашеской жизни. Для этого митрополит вызвал из Саровской пустыни старца Назария. Официально это выглядело так: «По указу члена Святейшего Синода архиепископа Новгородского и Санктпетербургского Гавриила Саровского иеромонаха Назария перевести в Петербургскую епархию и назначить настоятелем Валаамского монастыря для его подъёма и восстановления».
   При упоминании имени старца Назария сердце Герасима возгорелось желанием как можно скорее приблизиться к дорогому и родному человеку, к которому он привязался и полюбил в дебрях темниковских лесов, где батюшка Назарий пребывал отшельником. Там, в Саровской пустыни, батюшка Назарий и батюшка Варлаам, тихо отошедший ко Господу, с великой осторожностью и трепетностью вывели его на тернистую тропу иночества. И как они радовались первым его робким шагам!..
   …Частые визиты в Троице-Сергееву пустынь гостей из Петербурга, постоянные посетители, паломники, боголюбивые прихожане требовали уделения им времени, что мешало молодому послушнику всецело сосредоточиться на молитвенном делании. Валаам же притягивал его своей строгостью. Удалённый от больших суетливых и шумных городов и селений, в течение нескольких месяцев в году отрезанный от внешнего, мира, он грезился Герасиму теперь днём и ночами. Когда после большого трудового, молитвенного дня обитель засыпала тихим коротким сном, в маленькой келии послушника светилось одиноко крохотное оконце, потом и оно гасло, и только слабо мерцала неугасимая лампада перед святой иконой, именуемой «Явление Пресвятой Богородицы Преподобному Сергию». Взирая на икону Божией Матери, Герасим обращался к Ней словами молитвы преподобного Сергия Радонежского: «О Пречистая Мати Христа моего, Заступница и Крепкая Помощница роду человеческому, присно молящаяся о нас недостойных Сыну Твоему и Богу нашему! Умоли Его, да призрит на святую обитель сию, собранную в похвалу и честь святому имени Его во веки. Тебя, Матерь Сладкого мне Христа, Молитвенницу, призываю многое дерзновение к Нему стяжавшую, как общее всем упокоение и пристанище».
   Слабо высвечивала светлый лик умоляющего Пресвятую Богородицу Матерь Божию получить извещение о пути спасения. И если усмотреть исполнение слов святого Исаака Сирина: «Смиренномудрым открываются таинства», то можно было наблюдать, как Господь просвещает ум смиренного подвижника к ведению Божественных писаний. Для Герасима, от природы обладающего светлым умом и любознательностью, святая обитель – Саровская пустынь стала школой духовной жизни – «Академией монашества», где наука воспитания выстраивала в нём твёрдую линию исполнения заповедей Христовых, что он и делал с присущим ему глубоким смирением, исключительным прилежанием знакомился с Божественными и отеческими писаниями и с житием святых угодников Божиих, – весь его труд был направлен к достижению главной своей цели – спасению души.
   Презирающий свыше на смиренных сердцем Господь внял усердной молитве верного раба Своего. По судьбам Промысла Божия, в награду за безропотное претерпение и смирение, Господь исправил путь Герасима, дав ему время прийти безмятежно в истинном покаянии в то место, где Его святой воле угодно.
   Помолившись за литургией в Покров Пресвятой Богородицы первого октября 1781 года, простился Герасим со своим духовником. Расставаясь, старец напутствовал своего послушника: «Много тебе, Герасим, придётся потерпеть, но ты крепко стой, хотя до смерти, за чистоту православия. И молись, ибо в молитве прежде всего покаяние со смирением и благодарение. К молитве же Иисусовой должна быть особая подготовка – из глубины сердца вырывалось освещение! А всегда молись так:
   Иисусе Сладчайший и Дражайший, молю Тебя и умоляю: все мне прости и спаси меня.
   Иисусе Сладчайший и Дражайший, научи меня молиться, научи любить Тебя, исполнять заповеди Твои.
   Иисусе Сладчайшим и Дражайший, обогати меня смирением, кротостью, и слезами, ибо нет у меня другого пути к Тебе на небушко.
   Всегда старайся ходить перед Господом, терпеливо, постепенно отстраняя все лишнее и многозаботливое, так как в нас действуют две силы: добрая воля и сопротивление плоти. С сердцем сокрушенным и смиренным вычитывай правила Устава, родившиеся от молитвы. Устав – это молитва. Все службы выстаивай, все вычитывай – весь Устав выполняй – очищай душу и согревай сердце. Устав и чин должен быть внутренним и готовиться к нему надо, со ступени на ступень восходить, подниматься на высокое только в повседневном труде. Жизнь наша – море широкое, по нему надо плыть только в надёжной лодке – в своей лодке. Во всём надо быть очень внимательным к себе, во всех мелочах, не допускать и малейшей лжи или неискренности или лести и человекоугодия… Давать повод на подкуп, взятки – истязания и мытарства для нас греховные и ответственные – чувствовать в грехах другим – надо очень остерегаться, ибо, мы – монахи даём обет нестяжания, обет надо всегда помнить. Правда должна быть чистой. И – запомни, Герасим! Главное – смирение и любовь. Кто много любит, тому многое простится. Проявление любви к ближнему может спасти и большого грешника. Любовь покрывает всё. Люби труд свой, и дар Божий в тебе будет светиться. Обитающую в тебе благодать Святого Духа никому не показывай: скрывай и храни…»
   Согретый вниманием и лаской батюшки, Герасим стал было от всего сердца благодарить старца. Однако тот отечески погладил по голове Герасима тёплой лёгкой ладонью и сказал: «Не меня надо благодарить и любить, а Бога».
   Некоторое время он молчал, не выпуская головы Герасима от своей груди и не спеша поглаживая по волосам, как бы напутствовал: «Плыви ровно… не перегружайся… Если ты принимаешь дары – ты обязываешься принимать на себя и часть долгов этого человека… Какие это долги? Не вещественные, нет, а это – грехи. Должно молиться о прощении этих грехов, как о своих – всё с тебя взыщется. Принимать можно только в случае крайней необходимости – не иначе, никакого лишнего груза не прибавляй к своим грехам. Едва ли кто сможет одолеть и снести тяжесть груза своего и чужих ещё грехов в житейскую бурю. Безопаснее переплывают в своей лодке – не взяв чужих грехов со своими.
   А ещё скажу тебе: что не есть необходимость для мирян, то необходимо для монахов.
   По мере устроения – каждому свои требования, других не суди – но смотри только на себя.
   И чем дальше идёт человек по духовному пути, тем больше и теснее его окружают бесы, не терпящие этого пути. Бояться их не надо, но борьба чем дальше, тем сильнее, и так до конца и должна быть не на жизнь, а на смерть, во всём и во всех мелочах. Тут нужны большая осторожность и внимание, чтобы не утратить легко, что с трудом приобрёл, и не потерять душевный мир – что драгоценнее всего. И учти – пути Божии до времени не бывают ясны, но постигаются через время путём изучения слова Божия и послушания голосу Совести…»
   Благочестивый послушник Герасим, привыкший подчинять себя и всё, до него касающееся, воле Божией, склонился на наставления старца единственно лишь для того, чтобы видеть, что речёт о нем Господь (Пс. 84, 9). Его ответ принял за явное указание Промысла Божьего ко вступлению на высший путь жизни, к чему от детства стремилась чистая душа его «как елень на источники водныя» (Пс. 41, 2). Возложив надежду на Бога, испросил он у старца благословения и молитв. Старец обнял и поцеловал Герасима и, предсказав ему многое о будущем, благословив, отпустил.
   На следующий день купил он билет на пароход, и с молитвой в сердце и на устах: «Настави мя, Господи, на путь Твой, и пойду во истине Твоей», – отплыл в обитель преподобных Сергия и Германа Валаамских, чудотворцев на остров Валаам (Нево) на озере Ладожском. Так уж складывалось в характере Герасима, что он никогда не делал ничего по своей воле, а делал по воле Божией. Жил, проводя время в непрестанной молитве и заботах о тех, кто рядом с ним пребывал в скорбях.
   Когда Герасим вступил на твердь Валаама, то его охватило такое чувство, что не сразу мог ощутить своего состояния, где он находится, «на земле или на небе, а все монашествующие казались ему как Ангелы Божии».
   Такой чистый взгляд был особым действием благодати Божией, ясно указывающий путь, с верою вопрошая словами Псалмопевца: Скажи мне, Господи, путь в оньже пойду, яко к Тебе взях душу мою (Пс.142, 8). Здесь Герасиму и был возведён путь спасения, указано место, преподаны благопотребные средства и способы.
   Настоятель обители иеромонах Назарий, как человек духовного разума, заметив в Герасиме спасительную ревность к иноческой жизни, понуждения себя на все монашеские добродетели: к смирению, молчанию, горячее усердие к прохождению возлагаемых на него послушаний, и, убедившись в полной готовности Герасима к принятию и соблюдению монашеских обетов, подал прошение духовной власти о пострижении его в иночество: вчинить его в лик иноков Валаамской обители.
   С согласия Священного Синода 24 сентября 1782 года послушник Валаамского монастыря Герасим Зырянов был пострижен иеромонахом Назарием и принял иночество с именем Германа, во имя преподобного отца Германа Валаамского чудотворца, – поощряя тем молодого инока к подражанию этому дивному Христову светильнику иночества.
   Молодому иноку Герману исполнилось двадцать шесть лет.
   Древняя Валаамская обитель, сто лет пустовавшая после разорения шведами, возобновившая свою жизнь по указу царя Петра, процветала «яко крин», и слава её уже разливалась по России величественным прибежищем Господа и Его Пречистой Матери, где упокоиться мог каждый входящий своей тишиной. «Монастырь процветал святостью жизни многих великих и явных подвижников, постников, пещерников, старцев и затворников. Подвижники старцы служили духовным украшением. Они пребывали в безмолвии и вместе в непрестанной молитве, беседуя всегда мысленно с Богом. Они обладали мудрым и тонким познанием сердца человеческого, указуя всякому истинный путь, ведущий ко спасению».
   Аскетические традиции иноческого жития, породившие свои самобытные плоды, укрепились на Валааме с приходом в обитель Саровского старца Назария. Как игумен Валаамской обители, он устроил в ней монашескую жизнь по Саровским образцам, завёл три образа жития: общежительный, скитский и пустыннический, что позволяло братии восходить в духовном делании «из силы в силу».
   При старце Назарии Валаам стал уникальным монастырем, где для Русской Церкви созревали духоносные валаамские старцы, притягивающие к себе монашествующих со всех концов богохранимого Отечества, чтобы здесь, подвизавшись в умном делании насладиться «сладкой свободой и тишиной», эти святые молитвенники за всё грешное человечество, приносили свои подвиги на алтарь суда Божьего, чтобы молитвой Христовой умягчить волю Спасителя.
   По благословению отца Назария Герман поступил на послушание валаамским старцам. Назначение это было промыслительно. Сам же Герман постоянно выводил на проверку свои тайные чувства, и твёрдый, прямой до упрямства характер его, не уступая сомнительному разномыслию, упорно приближал его к единственно правильному решению – выявленное призвание к монашеской жизни подчинить воле Божией и тем увереннее идти по пути, который ему указало Проведение.
   Поступая на это высокое святое послушание, Герману открывалась возможность обрести Иисуса Христа в сердце своём: ибо «кроме сердца нашего нигде в ином месте найти Его не можно». Русский подвижник Паисий Величковский сказал словами святого: «Если в твоём доме сокровище зарыто, а ты про то не знаешь, то в таком случае с тобою точно так, как бы оного и не было».
   Уже в самом начале пути молодому монаху виделось, что постижение Царства Божиего даётся человеку с большим трудом – «Царство Небесное нудится», дорога к нему скорбная и тернистая. Господь же требует терпеливого крестоношения от всех Своих последователей: «Аще кто хощет по Мне идти, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет» (Мф. 16, 24). Иисус Христос предлагает всем выбирать жизнь или смерть, любовь к Нему или к миру, ибо любовь к миру вражда на Бога и Он любит любящих Его (Притс. 8, 17), «жить духом или пресмыкаться и умирать плотью». «Аще по плоти живёте, имате умрети, аще ли духом деяния плотские умерщвляете, живи будуте» (Рим. 8, 13). «Иже Христови суть, плоть распяша со страстьми и похотьми» (Гал. 5, 24). Вслед за Христом шли, по Его слову и примеру жили Апостолы. «Облекаются Апостолы в крестное всеоружие и предают телеса свои на раны», «Кто отлучит нас от любви Божией, – восклицает один из Апостолов, – скорбь или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?.. Никто нас не может отлучить от любви Божией» (Рим.8, 35). За Апостолами прошёл за Христом сонм мучеников. «Святые мученики препобеждают великую скорбь и болезнь телесную, так что человеческая природа изнемогает пред глубиной их страданий, возмущаемая чудесностью одного только зрелища» (Св. Исаак Сирин, сл. 91). Ни пытки, ни терзание, ни костры не могли заставить их отречься от имени Христа, – с радостью принимая мучения за имя Его, умирая с именем Сладчайшего Иисуса, они как и Апостолы жили для Христа и умирали для Него».
   С первых шагов на пути подвижничества, распиная себе мир девством и нестяжанием, послушанием и крестоношением, Герман распял себя миру и получил венец мученический – Крест, – волю, готовую на всякую скорбь. Путь Божий – ежедневный Крест…
   Руководствуясь словом Божиим и Евангельскими указаниями в Христоподражательном пути, Герман, хорошо уясняя, что «Прельстишася возомнившие упование на самих себе и возомнивший не обретати нужды в руководителе» – есть исключение для совершеннейших, идущих только под водительством Бога, по особенному Божию откровению очень редкому и нигде не отражённому – не по закону Церкви, а, значит, иметь духовного руководителя для новоначального инока, как необходимость предварительной христианской педагогики важна и полезна, решимость же производить опыты в вещах неизвестных не безопасна…
   «Как я могу разуметь, если никто не наставит меня?» – чтобы не повредить своей душе, заботясь о всеобщей благости и по своей неопытности не пойти по каким-нибудь непроходимым и уклоняющимся от истинного пути дорогами. Герман считал за великое счастье иметь величайшего учителя отца Назария. Как новоначальный инок он, подобно пчеле, собирал с учений старцев-подвижников, как с бурно цветущих цветов, духовный мёд, бережно укладывая его в своём сердце, как в улей, помня великую мудрость: «И спрашивать у других св. Антоний считал столь спасительным делом, что и потом сам – учитель всех, он обращался с вопросами к кому-либо преуспевавшему ученику своему. Так, когда он получил от императора Констанция приглашение пребыть в Константинополь, спросил ученика своего Павла Препростого: идти ему или нет? И после того как Павел сказал ему: если пойдёшь, будешь Антоний, а если нет – будешь отец Антоний, он остался».
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента