2. Задачами заградительного отряда считать прямую помощь комсоставу в поддержании и установлении твердой дисциплины в дивизии, приостановку бегства одержимых паникой военнослужащих, не останавливаясь перед применением оружия, ликвидацию инициаторов паники и бегства, поддержку честных и боевых элементов дивизии, не подверженных панике, но увлекаемых общим бегством.
3. Обязать работников особых отделов и политсоставов дивизий оказывать всяческую помощь командирам дивизий и заградительным отрядам в деле укрепления порядка и дисциплины дивизии.
4. Создание заградительных отрядов закончить в пятидневный срок со дня получения настоящего приказа»{169}.
Комиссия Государственного комитета обороны, находившаяся в Ленинграде, пришла к однозначному выводу: оставлять Ворошилова в качестве руководителя обороны Ленинграда нельзя. В город на Неве был направлен Жуков, который вез с собой записку Сталина, адресованную Ворошилову: «Передайте командование фронтом Жукову, а сами немедленно вылетайте в Москву».
Военно-транспортный «Дуглас», на борту которого находился Жуков, вылетел утром 10 сентября с аэродрома Кайвакса в сопровождении трех звеньев 160-го истребительного авиационного полка. Поначалу полет проходил спокойно. Однако при выходе на побережье Ладожского озера в районе Шуряги, между устьями Волхова и Свири, неожиданно впереди появились «мессершмитты». Советские истребители вступили в бой с противником. «Дуглас» резко ушел на малую высоту и увеличил скорость, продолжая лететь своим курсом. Немецкие истребители предпринимали одну попытку за другой, чтобы прорваться к «Дугласу», но группа прикрытия, умело маневрируя в непосредственной близости от него, отразила все вражеские атаки. Противник оставил в покое советские самолеты только вблизи Ленинграда. Так, благодаря мужеству и самоотверженности летчиков 160-го истребительного авиационного полка, успешно закончился перелет Жукова в город на Неве.
Приехав в Смольный, Жуков прошел в кабинет Ворошилова. Здесь за покрытым красным сукном столом сидело человек десять – проходил расширенный военный совет Ленинградского фронта, решавший вопрос об уничтожении важнейших объектов города и кораблей Балтийского флота. Характер разговора буквально взбесил Жукова. Здесь думают не о сопротивлении, а о сдаче города. Он подал записку Сталина Ворошилову. Тот молча прочитал ее и грузно опустился на стул.
Г. К. Жуков объявил присутствующим, что он назначен командующим фронтом, а начальником штаба будет генерал-лейтенант М. С. Хозин. Приказ Ставки о назначении Жукова командующим войсками Ленинградского фронта был подписан 11 сентября.
Обстановка в городе была критическая. До войны никто и не думал, что Ленинград придется оборонять с юга. А теперь город был блокирован со всех сторон. На улицах, в жилых кварталах рвались бомбы и снаряды. Немецкое командование беспрерывными обстрелами и бомбежками пыталось сломить у войск и населения волю к борьбе. В этой тяжелой ситуации требовалось не только переломить упаднические настроения командования и руководства города, но и в короткие сроки организовать имеющимися в наличии силами прочную оборону. Помощи в ближайшее время ждать не приходилось. Г. К. Жуков приказал генералу И. И. Федюнинскому, прибывшему с ним из Москвы, отправиться в 42-ю армию, где сложилась наиболее напряженная обстановка, на месте во всем разобраться и принять необходимые меры по предотвращению прорыва противника к Ленинграду через Пулковские высоты. «Штаб 42-й армии размещался в железобетонных дотах Пулковского укрепленного района, – вспоминал И. И. Федюнинский. – Отсюда до переднего края обороны было так близко, что когда я шел по траншеям к блиндажу командарма, то слышал над головой знакомое злое посвистывание пуль. Командующий армией генерал-лейтенант Иванов сидел в блиндаже, подперев голову обеими руками. Перед войной я учился вместе с Ивановым на курсах при Академии Генерального штаба. Мы были тогда в одной учебной группе. Позднее он стал заместителем командующего Киевским Особым военным округом. Я знал генерала Иванова как человека, отличавшегося завидной жизнерадостностью, очень энергичного, распорядительного, волевого. Но сейчас он сидел передо мной усталый, с небритым, осунувшимся лицом, угнетенный и подавленный. Иванов не выразил никакого удивления, увидев меня, точно мы не встречались всего несколько дней»{170}.
Генерал-лейтенант Ф. С. Иванов спросил, впрочем, без особого интереса, просто из вежливости:
– Как это вы сюда попали? Кажется, ведь командовали корпусом на Юго-Западном?
– Я приехал как заместитель командующего фронтом, чтобы ознакомиться с обстановкой. Прошу вас показать на карте, где находятся войска армии.
– Не знаю, – раздраженно сказал Иванов, – ничего не знаю…
– А связь с соединениями у вас есть?
– И связи нет. Бои сегодня были тяжелые. Кое-где пришлось отойти. Связь нарушилась.
Федюнинский вызвал начальника штаба генерал-майора Ларионова и начальника оперативного отдела, чтобы в общих чертах уяснить обстановку. После их доклада стало ясно, что оборона в полосе 42-й армии держится буквально чудом.
И нет ничего удивительного в том, что Сталин не верил в возможность удержания Ленинграда. По словам Жукова, он считал, что «видимо, пройдет еще несколько дней, и Ленинград придется считать потерянным». Не случайно 13 сентября военному совету Ленинградского фронта была направлена директива № 001931 Ставки ВГК об утверждении плана «мероприятий по уничтожению флота на случай вынужденного отвода из Ленинграда». Причем ответственность за подачу сигнала к выполнению плана была возложена на командующего Ленинградским фронтом{171}. План был разработан в наркомате ВМФ, директива подписана начальником Генштаба и наркомом ВМФ, а топить корабли должен был Жуков! Но до этого не дошло.
14 сентября Жуков по прямому проводу докладывал обстановку Шапошникову:
ЖУКОВ: Обстановка в Южном секторе фронта значительно сложнее, чем казалось Генеральному штабу. К исходу сегодняшнего дня противник, развивая прорыв тремя-четырьмя пехотными дивизиями и до двух танковых дивизий, вышел на фронт Новые Сузи, что южнее Пулково 2 километра, Финское Койрово, северная окраина Константиновка, Кауппилово, Горелово, Аннино, Капорская Ропша, Глядино и развивает наступление в северном направлении. Район Красногвардейск и дороги, идущие с Красногвардейска в Пулково, также занимаются противником. Таким образом, на этом участке фронта положение очень сложное. Это положение усугубилось тем, что у командования в районе Ленинграда не было никаких оперативных и тактических резервов. Сейчас приходится приостанавливать наступление и развитие прорыва случайными отрядами, отдельными полками и вновь формируемыми рабочими дивизиями. К исходу сегодняшнего дня мною организована на путях движения противника система артиллерийского огня, включительно до привлечения морской, зенитной и прочей артиллерии. Собираю минометы и, думаю, к утру смогу на основных направлениях подготовить плотный заградительный огонь. Для взаимодействия с пехотой, которую к исходу дня расположили на вышеуказанном рубеже, привлекаю всю авиацию фронта и Балтийского флота и, кроме того, собираю до сотни танков непосредственно на южной окраине Ленинграда. На линии Мясокомбинат, Рыбацкое, Морской порт развертываю дивизию НКВД, которую усиливаю пока 100 орудиями. Имею в виду в дальнейшем собрать еще не менее 100 орудий. Вот все по обстановке непосредственно под Ленинградом.
На фронте 8-й армии организую удар с целью выхода на Кингисеппское шоссе с тем, чтобы ударом во фланг и тыл оттянуть часть группировки его, во взаимодействии с 55 и 42-й армиями в дальнейшем ликвидировать красносельскую группу противника. Переход в наступление 55 и 42-й армий рассчитываю провести не раньше 17-го числа. Раньше не могу, так как сейчас нет сил. Думаю собрать их за счет вывода из группы Астанина 70 и 90-й дивизий. Думаю собрать дивизий пять, если удастся в течение двух ближайших дней вывести Астанина. Если не удастся вывести Астанина к этому времени, буду собирать хотя бы три дивизии. Удар на соединение с Куликом буду готовить, но провести его могу только после ликвидации красносельской группировки противника. На остальных участках фронта ничего существенного не произошло. Мною принято в Ленинградском фронте всего 268 самолетов, из них исправных только 163. Очень плохо с бомбардировщиками и штурмовиками: имеется Пе-2–6 самолетов, Ил-2–2 самолета, АР-2–2 самолета, СБ – 11 самолетов. Такое количество не обеспечит выполнения задачи. Очень прошу товарища Сталина дать хотя бы один полк Пе-2, один полк Ил-2.
ШАПОШНИКОВ: Генеральный штаб докладывал Вам с утра 12 сентября, когда прорыв только наметился. Затем на сегодняшний день, к сожалению, произошли события, повлекшие за собой перенос поля действий к Пулковским высотам. Для меня не ясно, что же делала пулеметная и артиллерийская оборона самого Красногвардейского УРа. Получается так, что как будто этого УРа и не было. Конечно, сейчас надо считаться с той обстановкой, которая сложилась на вечер 13 сентября. Считаю, что принятое Вами решение прежде всего организовать артиллерийскую завесу является единственно правильным. Ленинградский район имеет столько артиллерии, что вполне возможно создать непроходимую завесу. Что касается контратаки 8-й армии, то дивизии ее наступают разрозненно, контратаки ведутся на широком фронте, и Вы сами понимаете, что для того, чтобы остановить прорывающиеся четыре дивизии противника с танками, конечно, тоже ослаблены. Нужен все же массированный пехотный и артиллерийский удар, и я думаю, что за счет обороны на правом фланге 8-й армии и в центре сгруппировать силы для удара на ее левом фланге – на Кингиссепском шоссе, как Вы это и задумали. Не знаю, как удержится Красногвардейск, но держаться ему надо во что бы то ни стало, чтобы лишить противника путей подвоза. Сейчас, конечно, центр всего внимания должен быть направлен на ликвидацию красносельского прорыва, а затем на взаимодействие с Куликом. Астанин, по-моему, обойдя Вырицу с востока, может уже выходить под прикрытием 90-й дивизии на свободное поле, а не вести изнуряющий бой за захват Вырицы. Накапливать резервы под Ленинградом необходимо, и я думаю, что в тылах фронта и разных узлах можно еще найти и людей, и оружие. Ставка просит Вас ориентировать ее чаще по проводу и по радио о событиях на фронте. Вашу просьбу об усилении бомбардировочной авиацией незамедлительно доложу товарищу Сталину.
ЖУКОВ: Все ясно, прошу только иметь в виду, как я уже Вам доложил, что район Красногвардейска до реки Ижора и все пути, идущие через Красногвардейск на север, сданы противнику еще вчера, о чем, как мне известно, командованию доносилось. На Красногвардейском УРе уровские части и гвардейские части серьезно не дрались, так как противник, прорвавшись перелесками, обошел части с фланга и с тыла, и под воздействием обхода противника 3-я дивизия полностью разбежалась. 2-я дивизия разбежалась частично. И вот в эту зияющую дыру устремился противник. Сейчас приходится принимать пожарные меры и наводить должный порядок в частях. Части 42-й армии дерутся исключительно плохо, и, видимо, настоящей борьбы и расправы с трусами и паникерами в этой армии не было. Думаю, в ближайшие дни наведем порядок и заставим драться, как полагается. Если придется, не остановимся ни перед какими мерами. Прошу Вас подкрепить товарища Кулика двумя-тремя дивизиями, чтоб он мог нанести мощный удар. Это будет самая лучшая помощь фронту в создавшейся обстановке.
Организуя в эти дни оборону Ленинграда, особую надежду Георгий Константинович возлагал на 54-ю отдельную армию, которой командовал Маршал Советского Союза Г. И. Кулик. Она по приказу Ставки ВГК должна была деблокировать город с востока. В ночь на 15 сентября Жуков связывается с Куликом и настойчиво просит его немедля развернуть наступление. Но у командующего 54-й отдельной армией свои проблемы: противник сосредоточил напротив его правого фланга крупную группировку и перешел в наступление. Поэтому ему понадобится время, чтобы отбить его и сконцентрировать свои силы. После этого разговор приобрел нелицеприятный характер.
– Ясно, что вы прежде всего заботитесь о благополучии 54-й армии и, видимо, вас недостаточно беспокоит создавшаяся обстановка под Ленинградом, – сказал Жуков. – Вы должны понять, что мне приходится прямо с заводов бросать людей навстречу атакующему противнику, не ожидая отработки взаимодействия на местности. Понял, что рассчитывать на активный маневр с вашей стороны не могу. Буду решать задачу сам. Должен заметить, что меня поражает отсутствие взаимодействия между вашей группировкой и фронтом. По-моему, на вашем месте Суворов поступил бы иначе. Извините за прямоту, но мне не до дипломатии. Желаю всего лучшего!
Впоследствии Георгий Константинович отмечал, что Кулик ошибался: действия противника были не более чем попыткой боем разведать оборону советских войск. Он явно не представлял себе или не хотел понять крайнего напряжения обстановки под Ленинградом.
16 сентября на Кулика попытался воздействовать Сталин:
– Мы считаем, что Вам необходимо оставить заслон со стороны Шлиссельбурга, главными своими силами ударить в направлении станции Мга, прикрывшись одновременно на своем левом фланге со стороны Шапки, Сологубовка, и затем не задерживать подготовку к наступлению, а вести его решительно, дабы открыть сообщение с Жуковым. В своем разговоре с Вами 15 сентября Жуков обрисовал Вам его положение, и поэтому Вашу операцию затягивать нельзя.
Несмотря на указания Сталина, войска 54-й отдельной армии перешли в наступление только через несколько дней.
А пока велись эти переговоры, обстановка вокруг Ленинграда вновь резко обострилась. Противник прорвался к Финскому заливу, отрезав войска 8-й армии от основных сил Ленинградского фронта. Западнее города образовался ораниенбаумский плацдарм. На следующий день немецкие войска захватили Павловск и ворвались в г. Пушкин. Жуков вынужден был пойти на крайние меры и издать 17 сентября приказ военным советам 42 и 55-й армий: «Учитывая особо важное значение в обороне южной части Ленинграда рубежа: Лигово, Кискино, Верх. Койрово, Пулковских высот, района Московская Славянка, Шушары, Колпино, военный совет Ленинградского фронта приказывает объявить всему командному, политическому и рядовому составу, обороняющему указанный рубеж, что за оставление без письменного приказа военного совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу»{172}.
Одновременно Жуков и Жданов докладывают Сталину:
«В течение 17.9.41 шли упорные бои на всем фронте, южнее Ленинграда. Особенно ожесточенные бои шли в районе Разбегай, Стрельна, Урицк. Здесь противник в дополнение к пяти ранее наступавшим дивизиям ввел в бой еще одну пехотную дивизию (58 пд). В результате левый фланг 8 А был оттеснен противником к Стрельне. Правофланговые части 42 А оставили было Урицк, но потом контратакой вновь овладели этим пунктом. Продолжается очистка от мелких групп противника района Иваново, Сосновая Поляна.
Противник также вел настойчивые атаки в направлении Пушкин, где дополнительно к ранее наступавшим четырем пехотным и одной танковой дивизиям ввел в бой еще одну танковую дивизию.
В результате ожесточенных боев части 55-й армии были потеснены и к концу дня вели бои в северо-восточной части Пушкина и вдоль шоссе на Путролово.
Авиация противника действовала главным образом на поле боя, особенно активно на фронте 55-й армии, где участвовало до 200 самолетов. Произведены также три авианалета на правый берег р. Нева в районе Пороги. Наша авиация штурмовала и бомбила скопления войск противника и подходящие его колонны.
Войскам фронта на 18.9.1 поставлены задачи: 8-й армии – силами не менее пяти дивизий нанести удар с рубежа Хавони, Павкуля на Красное Село; 42-й армии – упорно оборонять занимаемый рубеж; 55-й армии – восстановить утраченное положение»{173}.
Военный совет Ленинградского фронта, реализуя директиву Ставки ВГК № 001919, принял 18 сентября постановление № 00274 «Об усилении борьбы с дезертирством и проникновением вражеских элементов на территорию г. Ленинграда». В этом документе, подписанном командующим войсками Ленинградского фронта генералом армии Г. К. Жуковым, членами военного совета фронта 1-м секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) А. А. Ждановым и 2-м секретарем А. А. Кузнецовым, в частности, предписывалось: «…5. Начальнику ОВТ (Охрана войскового тыла. – Авт.) Ленинградского фронта генерал-лейтенанту тов. Степанову организовать для сосредоточения и проверки всех военнослужащих, задержанных без документов, четыре заградительных отряда. Начальнику тыла Ленинградского фронта генерал-лейтенанту тов. Мордвинову организовать при этих заградительных отрядах питательные пункты»{174}.
О том, как выполнялось это указание, можно судить из справки, представленной начальником штаба Охраны войскового тыла Ленинградского фронта полковником Дреевым 21 декабря военному совету фронта:
«С начала военных действий по 19.XII 1941 г. частями и органами ОВТ ЛФ, городской, областной милицией, ж. д. милицией ДТО Октябрьской и Ленинградской железных дорог в тылу Ленинградского и ранее Северного фронта:
Задержано дезертиров и подозреваемых в дезертирстве – 78 196 чел.
В том числе:
Уклонившихся от призыва и мобилизации – 4733 чел.
1. Военнослужащих, задержанных в тылу фронта без документов, с неоформленными документами, самовольно отлучившихся из части и пр. – 49 717 чел.
2. Арестовано непосредственно после фильтрации – 3327 чел.
3. Направлено в военкоматы и воинские части – 61 583 чел.
4. Выявлено во время предварительного расследования шпионов – 246 чел. ПРИМЕЧАНИЕ: Основная масса задержанных падает на август, сентябрь и начало октября с. г., т. е. в период отхода наших частей»{175}.
С выходом противника к поселку Володарского и Урицку левый фланг его ударной группировки оказался растянутым. Учитывая это, Жуков решил силами 8-й армии нанести контрудар во вражеский фланг. Однако, осуществив перегруппировку, противник 20 сентября силами до четырех дивизий начал ответное наступление. Ему удалось не только остановить продвижение войск 8-й армии, но и оттеснить ее.
Жуков реагировал быстро и жестко. 22 сентября он телеграфирует военному совету 8-й армии:
«Если 8-я армия допустит захват немцами Петергофа, немцы нам разгромят Кронштадт. 8-я армия своими действиями не только подводит Ленинградский фронт, но играет предательскую роль. В то время как 23, 42, 55 А блестяще отражают все атаки немцев, нанося им громаднейшие потери, 8-я армия, имея против себя 3–4 тысячи немцев с 10–20 танками, позорно разбегается при первом выстреле. Военный совет бездействует, настроен больше на эвакуацию, а не на упорный бой. Такой военный совет вполне заслужил суровой кары, вплоть до расстрела.
Я требую: Щербакову, Чухнову, Королеву выехать в 2 дно (дивизия народного ополчения. – Авт.), 11 сд, 10 сд и лично вести их в бой. Шевалдину и Королеву предупредить командиров всех степеней, что они за самовольное оставление Петергофа будут расстреляны, как трусы и изменники. Всем объявить – НИ ОДНОГО ШАГУ НАЗАД»{176}.
Сталин поддержал все предложения Жукова по укреплению командного состава: командующий 8-й армией В. И. Щербаков и член военного совета И. Ф. Чухнов были отстранены от должности, а на их место назначены Т. И. Шевалдин и А. Д. Окороков; генерал-лейтенант Ф. С. Иванов, как неспособный руководить 42-й армией, был заменен генерал-майором И. И. Федюнинским; 10-ю стрелковую дивизию возглавил генерал-майор М. П. Духанов. Его предшественник генерал-майор Фадеев за пьянство и разложение дивизии был от должности отстранен, арестован и предан суду военного трибунала. Начальник тыла фронта генерал-лейтенант Мордвинов, как не соответствующий занимаемой должности и неспособный обеспечить работу управления тыла фронта, был от должности освобожден и зачислен в распоряжение военного совета фронта.
Война порождает явления, которые часто стоят вне сферы человеческого осмысления. Жестокость – одно из них.
21 сентября военному совету Ленинградского фронта было направлено указание Сталина за № 002204:
«Говорят, что немецкие мерзавцы, идя на Ленинград, посылают вперед своих войск делегатов от занятых ими районов – стариков, старух, женщин и детей – с просьбой к большевикам сдать Ленинград и установить мир. Говорят, что среди ленинградских большевиков нашлись люди, которые не считают возможным применить оружие к такого рода делегатам. Я считаю, что если такие люди имеются среди большевиков, то их надо уничтожить в первую очередь, ибо они опаснее немецких фашистов.
Мой совет: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам. Война неумолима, и она приносит поражение в первую очередь тем, кто проявил слабость и допустил колебания. Если кто-либо в наших рядах допустит колебания, тот будет основным виновником падения Ленинграда. Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, кто бы они ни были, косите врагов, все равно являются ли они вольными или невольными врагами. Никакой пощады ни немецким мерзавцам, ни их делегатам, кто бы они ни были»{177}.
Сталин был также недоволен действиями маршала Кулика. 24 сентября Жуков получил директиву Ставки ВГК за № 002285: «Тов. Кулик, как видно, не справляется с выполнением поставленной перед ним задачи и не выполняет приказов о решительном наступлении. Имея в виду общую задачу 54-й армии с Ленинградским фронтом по обороне Ленинграда, представляется выгодным 54-ю армию подчинить Вам. Кого можете выставить кандидатом на 54-ю армию? Не подойдет ли на эту должность Хозин? Рассматривается возможность выделения левофланговой группы дивизий 54-й армии в особую опергруппу с подчинением Ставке. Ответ ожидается срочно»{178}.
26 сентября директивой Ставки ВГК № 002357 войска 54-й армии были включены в состав Ленинградского фронта, Кулик отозван в распоряжение Ставки, а командующим армией назначен начальник штаба фронта генерал-лейтенант М. С. Хозин.
Твердость и целеустремленность Жукова, использование самых решительных, а порой и жестоких, мер воздействия на укрепление порядка, организованности, дисциплины возымели свое действие. В войсках стала появляться уверенность в успехе, и они со все возрастающим упорством сражались на занимаемых позициях, переходя в контратаки при любом удобном случае, как того требовал Жуков. В конце концов противник выдохся, фронт стабилизировался. Командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал В. фон Лееб доложил главнокомандующему Сухопутными войсками вермахта генерал-фельдмаршалу В. Браухичу, что оставшимися силами продолжать наступление на Ленинград он не может. Войска противника от стратегического наступления перешли к длительной позиционной осаде, пытаясь задушить Ленинград в тисках полной блокады. Отрезанным от Большой земли войскам и населению города предстояла долгая борьба за выживание.
5 октября Сталин вызвал Жукова к прямому проводу и задал ему вопрос:
– Не можете ли сесть на самолет и прибыть в Москву? Ввиду осложнения на левом крыле Резервного фронта в районе Юхнова Ставка хотела бы с Вами посоветоваться о необходимых мерах. За себя оставьте кого-либо, может быть, Хозина оставите?..
– Прошу разрешения вылететь завтра утром на рассвете.
– Хорошо, завтра днем ждем Вас в Москве.
– Слушаю. Буду.
«Чудо под Москвой»
3. Обязать работников особых отделов и политсоставов дивизий оказывать всяческую помощь командирам дивизий и заградительным отрядам в деле укрепления порядка и дисциплины дивизии.
4. Создание заградительных отрядов закончить в пятидневный срок со дня получения настоящего приказа»{169}.
Комиссия Государственного комитета обороны, находившаяся в Ленинграде, пришла к однозначному выводу: оставлять Ворошилова в качестве руководителя обороны Ленинграда нельзя. В город на Неве был направлен Жуков, который вез с собой записку Сталина, адресованную Ворошилову: «Передайте командование фронтом Жукову, а сами немедленно вылетайте в Москву».
Военно-транспортный «Дуглас», на борту которого находился Жуков, вылетел утром 10 сентября с аэродрома Кайвакса в сопровождении трех звеньев 160-го истребительного авиационного полка. Поначалу полет проходил спокойно. Однако при выходе на побережье Ладожского озера в районе Шуряги, между устьями Волхова и Свири, неожиданно впереди появились «мессершмитты». Советские истребители вступили в бой с противником. «Дуглас» резко ушел на малую высоту и увеличил скорость, продолжая лететь своим курсом. Немецкие истребители предпринимали одну попытку за другой, чтобы прорваться к «Дугласу», но группа прикрытия, умело маневрируя в непосредственной близости от него, отразила все вражеские атаки. Противник оставил в покое советские самолеты только вблизи Ленинграда. Так, благодаря мужеству и самоотверженности летчиков 160-го истребительного авиационного полка, успешно закончился перелет Жукова в город на Неве.
Приехав в Смольный, Жуков прошел в кабинет Ворошилова. Здесь за покрытым красным сукном столом сидело человек десять – проходил расширенный военный совет Ленинградского фронта, решавший вопрос об уничтожении важнейших объектов города и кораблей Балтийского флота. Характер разговора буквально взбесил Жукова. Здесь думают не о сопротивлении, а о сдаче города. Он подал записку Сталина Ворошилову. Тот молча прочитал ее и грузно опустился на стул.
Г. К. Жуков объявил присутствующим, что он назначен командующим фронтом, а начальником штаба будет генерал-лейтенант М. С. Хозин. Приказ Ставки о назначении Жукова командующим войсками Ленинградского фронта был подписан 11 сентября.
Обстановка в городе была критическая. До войны никто и не думал, что Ленинград придется оборонять с юга. А теперь город был блокирован со всех сторон. На улицах, в жилых кварталах рвались бомбы и снаряды. Немецкое командование беспрерывными обстрелами и бомбежками пыталось сломить у войск и населения волю к борьбе. В этой тяжелой ситуации требовалось не только переломить упаднические настроения командования и руководства города, но и в короткие сроки организовать имеющимися в наличии силами прочную оборону. Помощи в ближайшее время ждать не приходилось. Г. К. Жуков приказал генералу И. И. Федюнинскому, прибывшему с ним из Москвы, отправиться в 42-ю армию, где сложилась наиболее напряженная обстановка, на месте во всем разобраться и принять необходимые меры по предотвращению прорыва противника к Ленинграду через Пулковские высоты. «Штаб 42-й армии размещался в железобетонных дотах Пулковского укрепленного района, – вспоминал И. И. Федюнинский. – Отсюда до переднего края обороны было так близко, что когда я шел по траншеям к блиндажу командарма, то слышал над головой знакомое злое посвистывание пуль. Командующий армией генерал-лейтенант Иванов сидел в блиндаже, подперев голову обеими руками. Перед войной я учился вместе с Ивановым на курсах при Академии Генерального штаба. Мы были тогда в одной учебной группе. Позднее он стал заместителем командующего Киевским Особым военным округом. Я знал генерала Иванова как человека, отличавшегося завидной жизнерадостностью, очень энергичного, распорядительного, волевого. Но сейчас он сидел передо мной усталый, с небритым, осунувшимся лицом, угнетенный и подавленный. Иванов не выразил никакого удивления, увидев меня, точно мы не встречались всего несколько дней»{170}.
Генерал-лейтенант Ф. С. Иванов спросил, впрочем, без особого интереса, просто из вежливости:
– Как это вы сюда попали? Кажется, ведь командовали корпусом на Юго-Западном?
– Я приехал как заместитель командующего фронтом, чтобы ознакомиться с обстановкой. Прошу вас показать на карте, где находятся войска армии.
– Не знаю, – раздраженно сказал Иванов, – ничего не знаю…
– А связь с соединениями у вас есть?
– И связи нет. Бои сегодня были тяжелые. Кое-где пришлось отойти. Связь нарушилась.
Федюнинский вызвал начальника штаба генерал-майора Ларионова и начальника оперативного отдела, чтобы в общих чертах уяснить обстановку. После их доклада стало ясно, что оборона в полосе 42-й армии держится буквально чудом.
И нет ничего удивительного в том, что Сталин не верил в возможность удержания Ленинграда. По словам Жукова, он считал, что «видимо, пройдет еще несколько дней, и Ленинград придется считать потерянным». Не случайно 13 сентября военному совету Ленинградского фронта была направлена директива № 001931 Ставки ВГК об утверждении плана «мероприятий по уничтожению флота на случай вынужденного отвода из Ленинграда». Причем ответственность за подачу сигнала к выполнению плана была возложена на командующего Ленинградским фронтом{171}. План был разработан в наркомате ВМФ, директива подписана начальником Генштаба и наркомом ВМФ, а топить корабли должен был Жуков! Но до этого не дошло.
14 сентября Жуков по прямому проводу докладывал обстановку Шапошникову:
ЖУКОВ: Обстановка в Южном секторе фронта значительно сложнее, чем казалось Генеральному штабу. К исходу сегодняшнего дня противник, развивая прорыв тремя-четырьмя пехотными дивизиями и до двух танковых дивизий, вышел на фронт Новые Сузи, что южнее Пулково 2 километра, Финское Койрово, северная окраина Константиновка, Кауппилово, Горелово, Аннино, Капорская Ропша, Глядино и развивает наступление в северном направлении. Район Красногвардейск и дороги, идущие с Красногвардейска в Пулково, также занимаются противником. Таким образом, на этом участке фронта положение очень сложное. Это положение усугубилось тем, что у командования в районе Ленинграда не было никаких оперативных и тактических резервов. Сейчас приходится приостанавливать наступление и развитие прорыва случайными отрядами, отдельными полками и вновь формируемыми рабочими дивизиями. К исходу сегодняшнего дня мною организована на путях движения противника система артиллерийского огня, включительно до привлечения морской, зенитной и прочей артиллерии. Собираю минометы и, думаю, к утру смогу на основных направлениях подготовить плотный заградительный огонь. Для взаимодействия с пехотой, которую к исходу дня расположили на вышеуказанном рубеже, привлекаю всю авиацию фронта и Балтийского флота и, кроме того, собираю до сотни танков непосредственно на южной окраине Ленинграда. На линии Мясокомбинат, Рыбацкое, Морской порт развертываю дивизию НКВД, которую усиливаю пока 100 орудиями. Имею в виду в дальнейшем собрать еще не менее 100 орудий. Вот все по обстановке непосредственно под Ленинградом.
На фронте 8-й армии организую удар с целью выхода на Кингисеппское шоссе с тем, чтобы ударом во фланг и тыл оттянуть часть группировки его, во взаимодействии с 55 и 42-й армиями в дальнейшем ликвидировать красносельскую группу противника. Переход в наступление 55 и 42-й армий рассчитываю провести не раньше 17-го числа. Раньше не могу, так как сейчас нет сил. Думаю собрать их за счет вывода из группы Астанина 70 и 90-й дивизий. Думаю собрать дивизий пять, если удастся в течение двух ближайших дней вывести Астанина. Если не удастся вывести Астанина к этому времени, буду собирать хотя бы три дивизии. Удар на соединение с Куликом буду готовить, но провести его могу только после ликвидации красносельской группировки противника. На остальных участках фронта ничего существенного не произошло. Мною принято в Ленинградском фронте всего 268 самолетов, из них исправных только 163. Очень плохо с бомбардировщиками и штурмовиками: имеется Пе-2–6 самолетов, Ил-2–2 самолета, АР-2–2 самолета, СБ – 11 самолетов. Такое количество не обеспечит выполнения задачи. Очень прошу товарища Сталина дать хотя бы один полк Пе-2, один полк Ил-2.
ШАПОШНИКОВ: Генеральный штаб докладывал Вам с утра 12 сентября, когда прорыв только наметился. Затем на сегодняшний день, к сожалению, произошли события, повлекшие за собой перенос поля действий к Пулковским высотам. Для меня не ясно, что же делала пулеметная и артиллерийская оборона самого Красногвардейского УРа. Получается так, что как будто этого УРа и не было. Конечно, сейчас надо считаться с той обстановкой, которая сложилась на вечер 13 сентября. Считаю, что принятое Вами решение прежде всего организовать артиллерийскую завесу является единственно правильным. Ленинградский район имеет столько артиллерии, что вполне возможно создать непроходимую завесу. Что касается контратаки 8-й армии, то дивизии ее наступают разрозненно, контратаки ведутся на широком фронте, и Вы сами понимаете, что для того, чтобы остановить прорывающиеся четыре дивизии противника с танками, конечно, тоже ослаблены. Нужен все же массированный пехотный и артиллерийский удар, и я думаю, что за счет обороны на правом фланге 8-й армии и в центре сгруппировать силы для удара на ее левом фланге – на Кингиссепском шоссе, как Вы это и задумали. Не знаю, как удержится Красногвардейск, но держаться ему надо во что бы то ни стало, чтобы лишить противника путей подвоза. Сейчас, конечно, центр всего внимания должен быть направлен на ликвидацию красносельского прорыва, а затем на взаимодействие с Куликом. Астанин, по-моему, обойдя Вырицу с востока, может уже выходить под прикрытием 90-й дивизии на свободное поле, а не вести изнуряющий бой за захват Вырицы. Накапливать резервы под Ленинградом необходимо, и я думаю, что в тылах фронта и разных узлах можно еще найти и людей, и оружие. Ставка просит Вас ориентировать ее чаще по проводу и по радио о событиях на фронте. Вашу просьбу об усилении бомбардировочной авиацией незамедлительно доложу товарищу Сталину.
ЖУКОВ: Все ясно, прошу только иметь в виду, как я уже Вам доложил, что район Красногвардейска до реки Ижора и все пути, идущие через Красногвардейск на север, сданы противнику еще вчера, о чем, как мне известно, командованию доносилось. На Красногвардейском УРе уровские части и гвардейские части серьезно не дрались, так как противник, прорвавшись перелесками, обошел части с фланга и с тыла, и под воздействием обхода противника 3-я дивизия полностью разбежалась. 2-я дивизия разбежалась частично. И вот в эту зияющую дыру устремился противник. Сейчас приходится принимать пожарные меры и наводить должный порядок в частях. Части 42-й армии дерутся исключительно плохо, и, видимо, настоящей борьбы и расправы с трусами и паникерами в этой армии не было. Думаю, в ближайшие дни наведем порядок и заставим драться, как полагается. Если придется, не остановимся ни перед какими мерами. Прошу Вас подкрепить товарища Кулика двумя-тремя дивизиями, чтоб он мог нанести мощный удар. Это будет самая лучшая помощь фронту в создавшейся обстановке.
Организуя в эти дни оборону Ленинграда, особую надежду Георгий Константинович возлагал на 54-ю отдельную армию, которой командовал Маршал Советского Союза Г. И. Кулик. Она по приказу Ставки ВГК должна была деблокировать город с востока. В ночь на 15 сентября Жуков связывается с Куликом и настойчиво просит его немедля развернуть наступление. Но у командующего 54-й отдельной армией свои проблемы: противник сосредоточил напротив его правого фланга крупную группировку и перешел в наступление. Поэтому ему понадобится время, чтобы отбить его и сконцентрировать свои силы. После этого разговор приобрел нелицеприятный характер.
– Ясно, что вы прежде всего заботитесь о благополучии 54-й армии и, видимо, вас недостаточно беспокоит создавшаяся обстановка под Ленинградом, – сказал Жуков. – Вы должны понять, что мне приходится прямо с заводов бросать людей навстречу атакующему противнику, не ожидая отработки взаимодействия на местности. Понял, что рассчитывать на активный маневр с вашей стороны не могу. Буду решать задачу сам. Должен заметить, что меня поражает отсутствие взаимодействия между вашей группировкой и фронтом. По-моему, на вашем месте Суворов поступил бы иначе. Извините за прямоту, но мне не до дипломатии. Желаю всего лучшего!
Впоследствии Георгий Константинович отмечал, что Кулик ошибался: действия противника были не более чем попыткой боем разведать оборону советских войск. Он явно не представлял себе или не хотел понять крайнего напряжения обстановки под Ленинградом.
16 сентября на Кулика попытался воздействовать Сталин:
– Мы считаем, что Вам необходимо оставить заслон со стороны Шлиссельбурга, главными своими силами ударить в направлении станции Мга, прикрывшись одновременно на своем левом фланге со стороны Шапки, Сологубовка, и затем не задерживать подготовку к наступлению, а вести его решительно, дабы открыть сообщение с Жуковым. В своем разговоре с Вами 15 сентября Жуков обрисовал Вам его положение, и поэтому Вашу операцию затягивать нельзя.
Несмотря на указания Сталина, войска 54-й отдельной армии перешли в наступление только через несколько дней.
А пока велись эти переговоры, обстановка вокруг Ленинграда вновь резко обострилась. Противник прорвался к Финскому заливу, отрезав войска 8-й армии от основных сил Ленинградского фронта. Западнее города образовался ораниенбаумский плацдарм. На следующий день немецкие войска захватили Павловск и ворвались в г. Пушкин. Жуков вынужден был пойти на крайние меры и издать 17 сентября приказ военным советам 42 и 55-й армий: «Учитывая особо важное значение в обороне южной части Ленинграда рубежа: Лигово, Кискино, Верх. Койрово, Пулковских высот, района Московская Славянка, Шушары, Колпино, военный совет Ленинградского фронта приказывает объявить всему командному, политическому и рядовому составу, обороняющему указанный рубеж, что за оставление без письменного приказа военного совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу»{172}.
Одновременно Жуков и Жданов докладывают Сталину:
«В течение 17.9.41 шли упорные бои на всем фронте, южнее Ленинграда. Особенно ожесточенные бои шли в районе Разбегай, Стрельна, Урицк. Здесь противник в дополнение к пяти ранее наступавшим дивизиям ввел в бой еще одну пехотную дивизию (58 пд). В результате левый фланг 8 А был оттеснен противником к Стрельне. Правофланговые части 42 А оставили было Урицк, но потом контратакой вновь овладели этим пунктом. Продолжается очистка от мелких групп противника района Иваново, Сосновая Поляна.
Противник также вел настойчивые атаки в направлении Пушкин, где дополнительно к ранее наступавшим четырем пехотным и одной танковой дивизиям ввел в бой еще одну танковую дивизию.
В результате ожесточенных боев части 55-й армии были потеснены и к концу дня вели бои в северо-восточной части Пушкина и вдоль шоссе на Путролово.
Авиация противника действовала главным образом на поле боя, особенно активно на фронте 55-й армии, где участвовало до 200 самолетов. Произведены также три авианалета на правый берег р. Нева в районе Пороги. Наша авиация штурмовала и бомбила скопления войск противника и подходящие его колонны.
Войскам фронта на 18.9.1 поставлены задачи: 8-й армии – силами не менее пяти дивизий нанести удар с рубежа Хавони, Павкуля на Красное Село; 42-й армии – упорно оборонять занимаемый рубеж; 55-й армии – восстановить утраченное положение»{173}.
Военный совет Ленинградского фронта, реализуя директиву Ставки ВГК № 001919, принял 18 сентября постановление № 00274 «Об усилении борьбы с дезертирством и проникновением вражеских элементов на территорию г. Ленинграда». В этом документе, подписанном командующим войсками Ленинградского фронта генералом армии Г. К. Жуковым, членами военного совета фронта 1-м секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) А. А. Ждановым и 2-м секретарем А. А. Кузнецовым, в частности, предписывалось: «…5. Начальнику ОВТ (Охрана войскового тыла. – Авт.) Ленинградского фронта генерал-лейтенанту тов. Степанову организовать для сосредоточения и проверки всех военнослужащих, задержанных без документов, четыре заградительных отряда. Начальнику тыла Ленинградского фронта генерал-лейтенанту тов. Мордвинову организовать при этих заградительных отрядах питательные пункты»{174}.
О том, как выполнялось это указание, можно судить из справки, представленной начальником штаба Охраны войскового тыла Ленинградского фронта полковником Дреевым 21 декабря военному совету фронта:
«С начала военных действий по 19.XII 1941 г. частями и органами ОВТ ЛФ, городской, областной милицией, ж. д. милицией ДТО Октябрьской и Ленинградской железных дорог в тылу Ленинградского и ранее Северного фронта:
Задержано дезертиров и подозреваемых в дезертирстве – 78 196 чел.
В том числе:
Уклонившихся от призыва и мобилизации – 4733 чел.
1. Военнослужащих, задержанных в тылу фронта без документов, с неоформленными документами, самовольно отлучившихся из части и пр. – 49 717 чел.
2. Арестовано непосредственно после фильтрации – 3327 чел.
3. Направлено в военкоматы и воинские части – 61 583 чел.
4. Выявлено во время предварительного расследования шпионов – 246 чел. ПРИМЕЧАНИЕ: Основная масса задержанных падает на август, сентябрь и начало октября с. г., т. е. в период отхода наших частей»{175}.
С выходом противника к поселку Володарского и Урицку левый фланг его ударной группировки оказался растянутым. Учитывая это, Жуков решил силами 8-й армии нанести контрудар во вражеский фланг. Однако, осуществив перегруппировку, противник 20 сентября силами до четырех дивизий начал ответное наступление. Ему удалось не только остановить продвижение войск 8-й армии, но и оттеснить ее.
Жуков реагировал быстро и жестко. 22 сентября он телеграфирует военному совету 8-й армии:
«Если 8-я армия допустит захват немцами Петергофа, немцы нам разгромят Кронштадт. 8-я армия своими действиями не только подводит Ленинградский фронт, но играет предательскую роль. В то время как 23, 42, 55 А блестяще отражают все атаки немцев, нанося им громаднейшие потери, 8-я армия, имея против себя 3–4 тысячи немцев с 10–20 танками, позорно разбегается при первом выстреле. Военный совет бездействует, настроен больше на эвакуацию, а не на упорный бой. Такой военный совет вполне заслужил суровой кары, вплоть до расстрела.
Я требую: Щербакову, Чухнову, Королеву выехать в 2 дно (дивизия народного ополчения. – Авт.), 11 сд, 10 сд и лично вести их в бой. Шевалдину и Королеву предупредить командиров всех степеней, что они за самовольное оставление Петергофа будут расстреляны, как трусы и изменники. Всем объявить – НИ ОДНОГО ШАГУ НАЗАД»{176}.
Сталин поддержал все предложения Жукова по укреплению командного состава: командующий 8-й армией В. И. Щербаков и член военного совета И. Ф. Чухнов были отстранены от должности, а на их место назначены Т. И. Шевалдин и А. Д. Окороков; генерал-лейтенант Ф. С. Иванов, как неспособный руководить 42-й армией, был заменен генерал-майором И. И. Федюнинским; 10-ю стрелковую дивизию возглавил генерал-майор М. П. Духанов. Его предшественник генерал-майор Фадеев за пьянство и разложение дивизии был от должности отстранен, арестован и предан суду военного трибунала. Начальник тыла фронта генерал-лейтенант Мордвинов, как не соответствующий занимаемой должности и неспособный обеспечить работу управления тыла фронта, был от должности освобожден и зачислен в распоряжение военного совета фронта.
Война порождает явления, которые часто стоят вне сферы человеческого осмысления. Жестокость – одно из них.
21 сентября военному совету Ленинградского фронта было направлено указание Сталина за № 002204:
«Говорят, что немецкие мерзавцы, идя на Ленинград, посылают вперед своих войск делегатов от занятых ими районов – стариков, старух, женщин и детей – с просьбой к большевикам сдать Ленинград и установить мир. Говорят, что среди ленинградских большевиков нашлись люди, которые не считают возможным применить оружие к такого рода делегатам. Я считаю, что если такие люди имеются среди большевиков, то их надо уничтожить в первую очередь, ибо они опаснее немецких фашистов.
Мой совет: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам. Война неумолима, и она приносит поражение в первую очередь тем, кто проявил слабость и допустил колебания. Если кто-либо в наших рядах допустит колебания, тот будет основным виновником падения Ленинграда. Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, кто бы они ни были, косите врагов, все равно являются ли они вольными или невольными врагами. Никакой пощады ни немецким мерзавцам, ни их делегатам, кто бы они ни были»{177}.
Сталин был также недоволен действиями маршала Кулика. 24 сентября Жуков получил директиву Ставки ВГК за № 002285: «Тов. Кулик, как видно, не справляется с выполнением поставленной перед ним задачи и не выполняет приказов о решительном наступлении. Имея в виду общую задачу 54-й армии с Ленинградским фронтом по обороне Ленинграда, представляется выгодным 54-ю армию подчинить Вам. Кого можете выставить кандидатом на 54-ю армию? Не подойдет ли на эту должность Хозин? Рассматривается возможность выделения левофланговой группы дивизий 54-й армии в особую опергруппу с подчинением Ставке. Ответ ожидается срочно»{178}.
26 сентября директивой Ставки ВГК № 002357 войска 54-й армии были включены в состав Ленинградского фронта, Кулик отозван в распоряжение Ставки, а командующим армией назначен начальник штаба фронта генерал-лейтенант М. С. Хозин.
Твердость и целеустремленность Жукова, использование самых решительных, а порой и жестоких, мер воздействия на укрепление порядка, организованности, дисциплины возымели свое действие. В войсках стала появляться уверенность в успехе, и они со все возрастающим упорством сражались на занимаемых позициях, переходя в контратаки при любом удобном случае, как того требовал Жуков. В конце концов противник выдохся, фронт стабилизировался. Командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал В. фон Лееб доложил главнокомандующему Сухопутными войсками вермахта генерал-фельдмаршалу В. Браухичу, что оставшимися силами продолжать наступление на Ленинград он не может. Войска противника от стратегического наступления перешли к длительной позиционной осаде, пытаясь задушить Ленинград в тисках полной блокады. Отрезанным от Большой земли войскам и населению города предстояла долгая борьба за выживание.
5 октября Сталин вызвал Жукова к прямому проводу и задал ему вопрос:
– Не можете ли сесть на самолет и прибыть в Москву? Ввиду осложнения на левом крыле Резервного фронта в районе Юхнова Ставка хотела бы с Вами посоветоваться о необходимых мерах. За себя оставьте кого-либо, может быть, Хозина оставите?..
– Прошу разрешения вылететь завтра утром на рассвете.
– Хорошо, завтра днем ждем Вас в Москве.
– Слушаю. Буду.
«Чудо под Москвой»
Вторые сутки командующий разъезжал в районе боевых действий и искал свои войска – такого случая не было, может быть, во всей истории войн. Командующий фронтом, заместитель наркома обороны, член Ставки ВГК генерал армии Жуков искал командующего фронтом, заместителя наркома обороны, члена Ставки ВГК, своего бывшего начальника, маршала Буденного. А он в это время находился в Малоярославце, в здании райисполкома. Семен Михайлович не знал, где находится его штаб, не имел уже более двух суток связи с командующим Западным фронтом, Коневым, считал, что фронта обороны не существует. Маршал понимал, что время лихих кавалерийских атак периода Гражданской войны кануло в Лету. Все изменилось: характер войны, вооружение, боевая техника, способы ведения военных действий. Для умелого руководства войсками в новых условиях нужны командиры «тактически и оперативно грамотные», волевые, инициативные, решительные, жесткие, авторитетные. Буденный хорошо знал Георгия Константиновича: сам же подписывал ему аттестацию в 1931 г. С тех пор минуло десять лет, но Жуков почти не изменился.
Утром 8 октября 1941 г. Жуков с большим трудом разыскал, наконец, штаб Резервного фронта. Ознакомившись с обстановкой, он приказал начальнику штаба генералу А. Ф. Анисимову наладить связь, добыть сведения о противнике, перекрыть артиллерией все дороги, ведущие к Москве, западнее Вереи, Боровска, Медыни, Калуги. После этого Георгий Константинович направился в Малоярославец, где в здании райисполкома нашел Буденного. По словам Семена Михайловича, 24 и 32-я армии разбиты, а фронта обороны не существует. Неизвестно, в чьих руках Юхнов. Жуков пришел к выводу – развал полный. Он не стал церемониться.
Утром 8 октября 1941 г. Жуков с большим трудом разыскал, наконец, штаб Резервного фронта. Ознакомившись с обстановкой, он приказал начальнику штаба генералу А. Ф. Анисимову наладить связь, добыть сведения о противнике, перекрыть артиллерией все дороги, ведущие к Москве, западнее Вереи, Боровска, Медыни, Калуги. После этого Георгий Константинович направился в Малоярославец, где в здании райисполкома нашел Буденного. По словам Семена Михайловича, 24 и 32-я армии разбиты, а фронта обороны не существует. Неизвестно, в чьих руках Юхнов. Жуков пришел к выводу – развал полный. Он не стал церемониться.