– Умрет?
– Не знаю!
– Если умрет, что мы скажем потом людям?
– Скажем правду!
– Амангельды! Ты у нас курбаши, но не будь ребенком! В трюме полно каракуля, на палубе будет шесть мертвых персов и один богатый русский. Кто нам поверит? Будут бить, держать в тюрьме, а потом повесят! Лучше бы мы утонули вместе с каюком!
– Лучше бы мы не встречали Карасакала! Ты прав. Русского надо спасать, надо лечить! А мертвых – в море, только надо привязать что-нибудь тяжелое к каждому.
Палубу и трюм очистили как могли.
Парус на бизани наладить так и не сумели.
Каракозова поили пресной водой, время от времени давали водки. Каракозов пил, стонал, в забытьи ругался и на русском и на татарском, но лучше ему не становилось.
Младший из товарищей – Батыр – сидел на бизани, тихо плакал, прижавшись щекой к теплому дереву мачты. Он-то первым и увидел вышедший из-за горизонта и быстро приближающийся паровой катер.
– Амангельды! – закричал Батыр. – Большой каюк с дымом идет! В нашу сторону идет!
Определения суда обжалованы не были.
Каракозов заказал в Астраханском епархиальном соборе благодарственный молебен, был трезв и серьезен. Пожертвовал и на храм, и на сирот, и на убогих, а после молебна закатил в собственном доме званый обед, продолжавшийся трое суток…
Глава 8
– Не знаю!
– Если умрет, что мы скажем потом людям?
– Скажем правду!
– Амангельды! Ты у нас курбаши, но не будь ребенком! В трюме полно каракуля, на палубе будет шесть мертвых персов и один богатый русский. Кто нам поверит? Будут бить, держать в тюрьме, а потом повесят! Лучше бы мы утонули вместе с каюком!
– Лучше бы мы не встречали Карасакала! Ты прав. Русского надо спасать, надо лечить! А мертвых – в море, только надо привязать что-нибудь тяжелое к каждому.
Палубу и трюм очистили как могли.
Парус на бизани наладить так и не сумели.
Каракозова поили пресной водой, время от времени давали водки. Каракозов пил, стонал, в забытьи ругался и на русском и на татарском, но лучше ему не становилось.
Младший из товарищей – Батыр – сидел на бизани, тихо плакал, прижавшись щекой к теплому дереву мачты. Он-то первым и увидел вышедший из-за горизонта и быстро приближающийся паровой катер.
– Амангельды! – закричал Батыр. – Большой каюк с дымом идет! В нашу сторону идет!
* * *
Документ 13
«Выписка из вахтенного журнала
патрульно-сторожевого катера № 02
Отдельной Каспийской
Военно-Морской Флотилии.
Двадцать четвертого мая 1911 года. Шестнадцать часов пятнадцать минут. Следуя плановым маршрутом, в семнадцати морских милях к северо-западу от Гасан-кули, обнаружена терпящая бедствие от ночного сего же дня шторма двухмачтовая шхуна “Вера”, приписанная к порту Астрахань, принадлежащая акционерному обществу “Кавказ и Меркурий”, на борту которой находились:
– исполняющий обязанности капитана купец второй гильдии астраханец Каракозов Тимофей Иванович, владелец известной ватаги Каракозова, занимающейся добычей и упаковкой черной икры;
– туркмен племени гёклен Амангельды семнадцати лет из аула Кара-агач;
– туркмен племени гёклен Ашир-Клыч восемнадцати лет из аула Кара-агач;
– туркмен племени гёклен Батыр пятнадцати лет из аула Кара-агач;
– туркмен племени гёклен Бяшим пятнадцати лет из аула Кара-агач.
Записано со слов. Документов, подтверждающих личности, джигиты не предъявили.
Сам Каракозов доставлен на борт ПСК № 02 в бессознательном состоянии. Судовой врач капитан-лейтенант Малахов, осмотревший Каракозова, констатировал проникающее сквозное ранение, нанесенное узким длинным металлическим оружием типа штыка либо рапиры, в левую нижнюю часть груди с выходным отверстием в левой нижней части спины. Рана предположительно была нанесена сутки ранее. Каракозов первую помощь оказал себе самостоятельно. За час до прихода к месту происшествия ПСК № 02 рану почти профессионально обработал и перевязал туркмен по имени Амангельды. Судовой врач заново обработал рану, в том числе и внутриполостно, произвел свежую перевязку, каждые три часа делал инъекцию камфоры для предотвращения воспаления. Состояние здоровья Каракозова беспокойства не вызывает. По прибытии в порт Красноводск Каракозов был временно помещен в военно-морской госпиталь.
При осмотре шхуны обнаружены следующие повреждения, нанесенные штормом: сломана и сброшена за борт грот-мачта, сорван кливер с бизань-мачты, сорвана с талей и унесена морем двенадцатиместная шлюпка-ял, повреждены все надпалубные постройки, судно дало течь. Шхуна была взята на буксир и доставлена в порт Красноводск. За время пути силами матросов с катера и добровольным волеизъявлением к труду туркмен-джигитов поступающая в трюм шкуны вода откачивалась ручной помпой.
В каюте капитана найден промокший от морской воды судовой журнал с отметками начальника порта Красноводск: “Двухмачтовая шхуна “Вера”… вышла из порта… в 05 утра 23 мая сего года с грузом каракуля с направлением в порт Баку. Экипаж шхуны, кроме капитана, девять человек. Все – уроженцы Бакинской губернии, без паспортов”.
Осмотром судна обнаружено:
– в бизань-мачту на высоте груди человеческого роста крепко всажен штык армейской винтовки Мосина (будет передан полицейскому приставу г. Красноводска);
– в палубе обнаружены три пулевых отверстия с засевшими в дереве пулями (обстоятельство, подлежащее полицейскому исследованию, которое можно будет произвести в Красноводске);
– в правом голенище «промыслового» с отворотом сапога Каракозова обнаружен десятизарядный пистолет Маузера с одним патроном, загнанным в ствол (будет передан полицейскому приставу г. Красноводска).
По прибытии в порт Красноводска флажковым семафором на борт ПСК № 02 был приглашен Красноводский полицейский пристав, попечению которого и были переданы шкуна “Вера”, вещественные доказательства и четверо туркмен».
* * *
Документ 14
Извлечение из определения Астраханского окружного суда по делу о морском разбойном нападении на купца второй гильдии Каракозова Тимофея Ивановича, владельца ватаги Каракозова, занимающейся добычей и упаковкой черной икры; российскоподданного, православного, проживающего в Астрахани в собственном доме на Студенецкой набережной.
Двадцать первое августа 1911 года.
Определение вошло в законную силу двадцать первого числа августа месяца 1911 года в три часа пополудни.
Определение Астраханского окружного суда утверждаю. 21 августа 1911 г., г. Астрахань.
Астраханский губернатор, наказной атаман астраханского казачьего войска генерал-лейтенант Соколовский Иван Николаевич.
Председатель Астраханского окружного суда Лешинков Петр Александрович
1911 года августа девятого дня в 3 часа пополудни определение сиё объявлено в присутствии:
Прокурора Астраханского окружного суда коллежского советника юстиции первого класса Шавердова Юлиана Аполлоновича, при секретаре – коллежском регистраторе Юхновском Станиславе Витальевиче, при писаре Гершговец Яне Александровиче, потерпевшем Каракозове Тимофее Ивановиче, при адвокате потерпевшего фон Берггольд Иоахиме, адвокате Прянишникове Петре Ивановиче, причем мною было объяснено участвующим в деле лицам, в каковой срок и в каковом порядке они могут обжаловать определение, и предъявлен протокол судебного заседания.
Председатель Астраханского окружного суда
Лешинков П.А.
ОПРЕДЕЛЕНИЕ
Астраханский окружной суд под председательством судьи Лешинкова П.А. в открытом судебном заседании, в котором присутствовали:
Временные члены: полковник Перфильев Ф.Ф., купец Дулин А.С., купец Аристархов С.С., учитель реального училища Кузьмин А.С.
Дело доложено прокурором Астраханского окружного суда коллежским советником юстиции первого класса Шавердовым Ю.А.
Дело рассматривается в Астраханском окружном суде по ходатайству прокурора Красноводской судебной палаты в связи с тяжелой болезнью потерпевшего.
Исследовав материалы дела и заслушав показания свидетелей, адвоката потерпевшего фон Берггольд Иоахима, адвоката Прянишникова Петра Ивановича и речь самого потерпевшего – Каракозова Тимофея Ивановича, приняв во внимание вердикт временных членов, суд
ОПРЕДЕЛИЛ:
Дело о морском разбойном нападении на купца второй гильдии Каракозова Тимофея Ивановича прекратить на основании заявления потерпевшего.
Заявление Красноводского уездного исправника общей полиции о привлечении к уголовной ответственности Каракозова Тимофея Ивановича за убийство двух и более человек в состоянии превышения пределов необходимой обороны оставить без рассмотрения в связи с отсутствием в материалах дела доказательств события преступления.
Настоящее определение по вступлении его в законную силу, на основании ст.19 Положения об усиленной охране, представить на утверждение Астраханскому губернатору, наказному атаману астраханского казачьего войска генерал-лейтенанту Соколовскому Ивану Николаевичу.
Подписи:
Председатель Астраханского окружного суда
Лешинков П. А.
Временные члены: полковник Перфильев, купец Дулин,
купец Аристархов, учитель реального училища Кузьмин.
Секретарь – коллежский регистратор Юхновский С.В.
Гербовая печать».
* * *
Частным определением в адрес Красноводского приставства общей полиции Астраханский городской суд указал о недопустимости содержания под стражей свидетелей обвинения – туркмен племени гёклен из аула Кара-Агач Амангельды, Ашир-Клыча, Батыра и Бяшима, которые и были освобождены из-под стражи в зале суда.Определения суда обжалованы не были.
* * *
Отсутствовавший на суде редактор астраханской газеты «Востокъ» Пятницкий Николай Николаевич переговорил по телефону с адвокатом потерпевшего Иоахимом фон Берггольдом и в утреннем выпуске газеты следующего дня напечатал статью, полную сочувствия к коммерсанту, подвергнувшемуся разбойному нападению, и восторженных похвал в адрес молодых туркменских рыбаков, спасших Каракозова от неминуемой смерти.Каракозов заказал в Астраханском епархиальном соборе благодарственный молебен, был трезв и серьезен. Пожертвовал и на храм, и на сирот, и на убогих, а после молебна закатил в собственном доме званый обед, продолжавшийся трое суток…
Глава 8
1 сентября 1911 года.
Аул Кара-Агач со дня своего основания не знал подобного праздника. Две свадьбы справлялись в ауле в один день.
Весь аул прибран к большому тою – свадебному пиру. С восходом солнца улочки политы и выметены. Самый большой аульный двор в усадьбе старшины Балкан-Байрам-бая готовится принять столько гостей, сколько придет к застолью. От палящего солнца двор надежно защищен высокой беседкой, увитой виноградными лозами. От распутицы вымощен хорошо подобранной и подогнанной каменной плиткой. Сегодня от крыльца дома до ворот весь двор устлан кошмами и коврами по старому обычаю, в котором принимает участие каждая аульная семья. Теперь по этому двору в обуви ходить никто не будет. На заднем дворе режут баранов. Острый туркменский нож и ловкие руки в минуту снимают шкуры, разделывают туши, и вот уже семь больших казанов дымятся ароматами вареной и жареной баранины. Два пятиведерных тульских самовара (подарок купца Каракозова) будут поить чаем всех жаждущих.
На окраине аула – толпа любопытных, здесь готовятся к скачкам. К сожалению почтеннейшей публики, результат скачек абсолютно известен еще до начала состязания. На весь аул только два ахалтекинца, оба принадлежат Байрам-баю. Так что можно только гадать, кто из них будет первым – гнедой или рыжий. Остальные кони также всем известны, их призовые места на всех скачках всегда одни и те же. Тем не менее призы ждут победителей: ковер, халат и трехмесячная белая овечка.
Однако кто же виновники торжества? Это наши знакомые.
Амангельды высватал свою любимую Алтынсай (Золотой Месяц), уплатил требуемый калым и ждал часа, когда невесту привезут на белом верблюде, богато убранном коврами, разноцветными шерстяными кистями и медными колокольчиками. Молодой жених примет невесту не в старой глинобитной мазанке своих родителей, но в собственной новой юрте, убранной еще не топтаными цветными войлоками и коврами. В его очаге огонь впервые будет разведен молодой хозяйкой. У стен юрты – два сундука, полные добра, – от посуды до отрезов русского сукна и бархата, под потолком – доселе невиданная в ауле вещь – русская семилинейная морская масляная лампа «летучая мышь».
Второй жених – Ашир-Клыч – неожиданно для него самого был просватан к единственной дочери аульного старшины – Балкан-Байрам-бая. Красавица Гёзель для аульных женихов была недосягаемой звездой. Достойный калым, красивый сильный джигит, сирота, грамотей, музыкант, друг богатого сильного русского – какого еще мужа своей дочери надо было искать старому баю?! Туркменская пословица учит: «Хороший зять – отец невесты приобрел сына, плохой зять – потерял дочь!». Ашир-Клычу не нужно строить собственный дом. По старой туркменской традиции девушку никто не спрашивал, хочет ли она замуж за Ашир-Клыча. Но что-то в доме не слышно девичьих слез. Женская половина полна подругами-девушками, по их счастливым лицам можно без труда догадаться и о выражении лица самой невесты. Из окна во двор доносятся девичьи песни – «ляле»:
На заднем дворе дома две вместительные двухосные крытые белым брезентом рессорные английские фуры, уже запряженные четверками серых воронежских битюгов. Здоровенные молодые возницы на одно лицо – русоголовые, голубоглазые, с выгоревшими под азиатским солнцем ухоженными бородами. Это молокане – русские возницы Ост-Индийской торговой компании, по двое на фуру. В руках их общины – весь серьезный конно-гужевый извоз в Закаспии: из Асхабада через Мешхед либо через Астрабад и Тегеран в Индию, от Дели до Калькутты и обратно!
Каракозов знал, кого нанимать: серьезному товару – серьезный транспорт. Товар – каракулевые шкурки, просоленные морской водой и чуть было не сгнившие в трюме шхуны. Жители Кара-Агача отмыли пострадавший каракуль в чистой пресной воде горной речки, очистили то, что можно было очистить, заново отмочили в кислом молоке, снова отмыли, высушили на горных склонах под свежим ветерком, не давая беспощадным прямым солнечным лучам коснуться драгоценных шкурок…
Величина безвозвратной потери в двенадцать процентов вполне устроила Каракозова. Он принимал каракуль по счету, согласно своему гроссбуху, придирчиво мял в руках каждую шкурку, смотрел на просвет и рассчитывался за работу наличной российской серебряной монетой. Аул Кара-Агач разбогател в один день!
Кроме Каракозова, в доме Байрам-бая еще двое русских – чикишлярский пристав общей полиции Федотов Андрей Семенович и начальник Красноводского уездного жандармского отделения ротмистр Георгий Александрович Кудашев-старший. Оба без мундиров, в форменных штанах и в белых нательных рубахах. Сабли в ножнах на портупеях висят на стене, но табельные трехлинейные самовзводные наганы у каждого в кобурах на поясе. Дружба – дружбой… Курят, пьют чай и отчаянно режутся в шахматы «на интерес на вылет». Третий партнер – сам Балкан-Байрам-бай. Больше трех секунд на ход не дается. Партия заканчивается в несколько минут. Ставка – копейка, но сила азарта не в копейках – в эмоциях! Самый азартный – Байрам-бай, ему везет. От игры их не оторвали ни скачки, ни проводы каракозовского обоза.
Незаметно день пошел к вечеру. Вошли во двор и расположились на ковре ближе к крыльцу дома музыканты. Двое – молодой и старый – стали настраивать свои дутары, двое опробовали смычковые кеманчи, пятый на заднем дворе у очага нагревал бубен. На звуки музыки потянулись гости. Балкан-Байрам-баю, Федотову, Кудашеву и Каракозову пришлось отставить шахматы и привести себя в порядок. Гости рассаживались во дворе согласно своему положению в ауле: особо почитаемые аксакалы – на открытой террасе дома, другие – ближе к крыльцу на коврах и кошмах двора, третьи – поодаль, молодые юноши – у забора.
Амангельды и Ашир-Клыч со всей торжественностью момента были приняты на террасе в общество аульного старшины, чикишлярского ишана (муллы) и почетных русских гостей.
Между гостями ловко сновали молодые джигиты – разносили гостям пиалы, кумганы и фаянсовые чайники с зеленым чаем, мелкое сладкое печенье, колотый сахар, сушеный изюм-кишмиш.
Женщины и дети проходили на задний двор, уже прибранный и устланный циновками, где получали такое же угощение.
Федотов незаметно толкнул Кудашева в бок:
– Георгий Александрович! Я здесь уже двенадцатый год, но на свадьбе впервые! Когда невест приведут, когда венчать молодых будут, или как это по-туркменски?
– Так тебе все и покажи! Невест нужно было смотреть днем, когда их, закутанных в пять халатов, на белых верблюдах по домам женихов развозили. Мы, если помнишь, в это время в шахматы играли. Там мулла, по-туркменски ишан, в присутствии родителей и свидетелей соединил молодым руки, прочел молитву, и делу конец! Сам-то я всю жизнь в Туркестане, но на такие обряды нас не приглашают. К плову – да, к плову – можно!
– И нужно. Вот и плов несут!
С места поднялся ишан, громко нараспев прочел молитву.
– Омин! – огладил двумя руками длинную белую бороду.
– Омин! – огладили бороды собравшиеся односельчане.
– Омин! – огладил свою бороду Каракозов.
– Омин! – огладили свои бритые подбородки Федотов и Кудашев.
– Дорогие гости, соплеменники, дорогие русские друзья! – с приветственным словом к празднующим обратился Балкан-Байрам-бай. – У нас сегодня праздник и в душе, и на дастархане! Слава Всевышнему, в добрый час наши дети, дети нашего племени, нашего народа соединили свои судьбы. Пожелаем им счастья, здоровья, крепких красивых детей, всегда хорошего урожая и доброй охоты! Позвольте от нас всех поблагодарить человека, не будь которого, не состоялось бы сегодняшнее торжество, не сложились бы судьбы молодых. Этого человека вы уже знаете. Многие из вас получили из его рук серебро. Меня радует, что и мы были ему полезны. Меня радует, что наш маленький аул дал батыров, которые были способны совершить трудное, опасное, но благое дело. Радуйтесь вместе со всеми, дорогие гости. Плов гостям! Кушайте на здоровье! Бахши, музыку!
– Позвольте и мне сказать слово, – вдруг раздался сильный уверенный голос от ворот усадьбы.
Собравшиеся обернулись.
Четыре вооруженных верховых стояли в распахнутых настежь воротах.
– Прежде чем поздравить молодых батыров со вступлением в брак, хочу задать им один вопрос. Можно? – продолжил один из всадников.
Ему не ответили.
– Люди Карасакала! – пронесся меж гостями шепот.
Амангельды и Ашир-Клыч встали со своих мест и вышли на крыльцо террасы. Вслед за ними вышли на крыльцо и русские.
– Амангельды! Ашир-Клыч! – продолжил всадник. – Ответьте мне, почему нукеры не пригласили на свадьбу своего господина? Он приготовил им подарки, достойные храбрых батыров. Но не хочет являться на пир незваным. Однако вам приказ: без промедления явиться к своему сардару, чтобы он мог лично поздравить вас!
– Нам Карасакал не сардар, мы ему не нукеры! – несколько запальчиво, но твердым голосом выкрикнул Амангельды.
– Месяц назад Карасакал имел дело с голодными мальчишками. Сегодня он будет иметь дело с мужчинами. Если мы ему что-то должны, пусть придет и получит долг! – продолжил Ашир-Клыч.
– Держи, джигит, первый подарок! – в руках второго всадника появилась казачья «драгунка» Мосина.
Кудашев резко оттолкнул Амангельды левой рукой, шагнул вперед, вынимая из кобуры наган. Вспышка, выстрел от ворот. Вспышка, выстрел – второй, третий! – это пристав Федотов открыл огонь из своего нагана по нападавшим. Кудашев резко повернулся всем корпусом влево и тяжело упал. Стрелявший всадник первым же выстрелом Федотова был выбит из седла. Незваные гости повернули коней и попытались скрыться в сумраке наступившего вечера.
Аул Кара-Агач со дня своего основания не знал подобного праздника. Две свадьбы справлялись в ауле в один день.
Весь аул прибран к большому тою – свадебному пиру. С восходом солнца улочки политы и выметены. Самый большой аульный двор в усадьбе старшины Балкан-Байрам-бая готовится принять столько гостей, сколько придет к застолью. От палящего солнца двор надежно защищен высокой беседкой, увитой виноградными лозами. От распутицы вымощен хорошо подобранной и подогнанной каменной плиткой. Сегодня от крыльца дома до ворот весь двор устлан кошмами и коврами по старому обычаю, в котором принимает участие каждая аульная семья. Теперь по этому двору в обуви ходить никто не будет. На заднем дворе режут баранов. Острый туркменский нож и ловкие руки в минуту снимают шкуры, разделывают туши, и вот уже семь больших казанов дымятся ароматами вареной и жареной баранины. Два пятиведерных тульских самовара (подарок купца Каракозова) будут поить чаем всех жаждущих.
На окраине аула – толпа любопытных, здесь готовятся к скачкам. К сожалению почтеннейшей публики, результат скачек абсолютно известен еще до начала состязания. На весь аул только два ахалтекинца, оба принадлежат Байрам-баю. Так что можно только гадать, кто из них будет первым – гнедой или рыжий. Остальные кони также всем известны, их призовые места на всех скачках всегда одни и те же. Тем не менее призы ждут победителей: ковер, халат и трехмесячная белая овечка.
Однако кто же виновники торжества? Это наши знакомые.
Амангельды высватал свою любимую Алтынсай (Золотой Месяц), уплатил требуемый калым и ждал часа, когда невесту привезут на белом верблюде, богато убранном коврами, разноцветными шерстяными кистями и медными колокольчиками. Молодой жених примет невесту не в старой глинобитной мазанке своих родителей, но в собственной новой юрте, убранной еще не топтаными цветными войлоками и коврами. В его очаге огонь впервые будет разведен молодой хозяйкой. У стен юрты – два сундука, полные добра, – от посуды до отрезов русского сукна и бархата, под потолком – доселе невиданная в ауле вещь – русская семилинейная морская масляная лампа «летучая мышь».
Второй жених – Ашир-Клыч – неожиданно для него самого был просватан к единственной дочери аульного старшины – Балкан-Байрам-бая. Красавица Гёзель для аульных женихов была недосягаемой звездой. Достойный калым, красивый сильный джигит, сирота, грамотей, музыкант, друг богатого сильного русского – какого еще мужа своей дочери надо было искать старому баю?! Туркменская пословица учит: «Хороший зять – отец невесты приобрел сына, плохой зять – потерял дочь!». Ашир-Клычу не нужно строить собственный дом. По старой туркменской традиции девушку никто не спрашивал, хочет ли она замуж за Ашир-Клыча. Но что-то в доме не слышно девичьих слез. Женская половина полна подругами-девушками, по их счастливым лицам можно без труда догадаться и о выражении лица самой невесты. Из окна во двор доносятся девичьи песни – «ляле»:
В усадьбе аульного старшины Балкан-Байрам-бая уже неделю гостит Каракозов. Хозяин дома с ним в друзьях неразлучных. Каракозов называет аульного старшину просто Байрамом, а Байрам-бай его – просто Тимофеем, иногда «Карагёзом», но это в шутку, такое имя более пристало жеребцу – «Черный Глаз»! Тимофей Иванович трезв и деловит. Он прибыл в Кара-Агач не только за тем, чтобы заступиться перед баем и аульными аксакалами за неудавшихся аламанщиков, не только за тем, чтобы отблагодарить своих спасителей, сохранивших ему жизнь, корабль и груз от бесславной кончины в водах Каспия. Каракозов – до мозга костей предприниматель, и его командировка от пустынного морского побережья в предгорья Копет-Дага имеет до рубля подсчитанное экономическое обоснование.
Я к реке веду напоить коня.
Можешь, не таясь, глянуть на меня.
Но, батыр, не думай, что я – твоя.
Как голубка в небе, свободна я!
На заднем дворе дома две вместительные двухосные крытые белым брезентом рессорные английские фуры, уже запряженные четверками серых воронежских битюгов. Здоровенные молодые возницы на одно лицо – русоголовые, голубоглазые, с выгоревшими под азиатским солнцем ухоженными бородами. Это молокане – русские возницы Ост-Индийской торговой компании, по двое на фуру. В руках их общины – весь серьезный конно-гужевый извоз в Закаспии: из Асхабада через Мешхед либо через Астрабад и Тегеран в Индию, от Дели до Калькутты и обратно!
Каракозов знал, кого нанимать: серьезному товару – серьезный транспорт. Товар – каракулевые шкурки, просоленные морской водой и чуть было не сгнившие в трюме шхуны. Жители Кара-Агача отмыли пострадавший каракуль в чистой пресной воде горной речки, очистили то, что можно было очистить, заново отмочили в кислом молоке, снова отмыли, высушили на горных склонах под свежим ветерком, не давая беспощадным прямым солнечным лучам коснуться драгоценных шкурок…
Величина безвозвратной потери в двенадцать процентов вполне устроила Каракозова. Он принимал каракуль по счету, согласно своему гроссбуху, придирчиво мял в руках каждую шкурку, смотрел на просвет и рассчитывался за работу наличной российской серебряной монетой. Аул Кара-Агач разбогател в один день!
Кроме Каракозова, в доме Байрам-бая еще двое русских – чикишлярский пристав общей полиции Федотов Андрей Семенович и начальник Красноводского уездного жандармского отделения ротмистр Георгий Александрович Кудашев-старший. Оба без мундиров, в форменных штанах и в белых нательных рубахах. Сабли в ножнах на портупеях висят на стене, но табельные трехлинейные самовзводные наганы у каждого в кобурах на поясе. Дружба – дружбой… Курят, пьют чай и отчаянно режутся в шахматы «на интерес на вылет». Третий партнер – сам Балкан-Байрам-бай. Больше трех секунд на ход не дается. Партия заканчивается в несколько минут. Ставка – копейка, но сила азарта не в копейках – в эмоциях! Самый азартный – Байрам-бай, ему везет. От игры их не оторвали ни скачки, ни проводы каракозовского обоза.
Незаметно день пошел к вечеру. Вошли во двор и расположились на ковре ближе к крыльцу дома музыканты. Двое – молодой и старый – стали настраивать свои дутары, двое опробовали смычковые кеманчи, пятый на заднем дворе у очага нагревал бубен. На звуки музыки потянулись гости. Балкан-Байрам-баю, Федотову, Кудашеву и Каракозову пришлось отставить шахматы и привести себя в порядок. Гости рассаживались во дворе согласно своему положению в ауле: особо почитаемые аксакалы – на открытой террасе дома, другие – ближе к крыльцу на коврах и кошмах двора, третьи – поодаль, молодые юноши – у забора.
Амангельды и Ашир-Клыч со всей торжественностью момента были приняты на террасе в общество аульного старшины, чикишлярского ишана (муллы) и почетных русских гостей.
Между гостями ловко сновали молодые джигиты – разносили гостям пиалы, кумганы и фаянсовые чайники с зеленым чаем, мелкое сладкое печенье, колотый сахар, сушеный изюм-кишмиш.
Женщины и дети проходили на задний двор, уже прибранный и устланный циновками, где получали такое же угощение.
Федотов незаметно толкнул Кудашева в бок:
– Георгий Александрович! Я здесь уже двенадцатый год, но на свадьбе впервые! Когда невест приведут, когда венчать молодых будут, или как это по-туркменски?
– Так тебе все и покажи! Невест нужно было смотреть днем, когда их, закутанных в пять халатов, на белых верблюдах по домам женихов развозили. Мы, если помнишь, в это время в шахматы играли. Там мулла, по-туркменски ишан, в присутствии родителей и свидетелей соединил молодым руки, прочел молитву, и делу конец! Сам-то я всю жизнь в Туркестане, но на такие обряды нас не приглашают. К плову – да, к плову – можно!
– И нужно. Вот и плов несут!
С места поднялся ишан, громко нараспев прочел молитву.
– Омин! – огладил двумя руками длинную белую бороду.
– Омин! – огладили бороды собравшиеся односельчане.
– Омин! – огладил свою бороду Каракозов.
– Омин! – огладили свои бритые подбородки Федотов и Кудашев.
– Дорогие гости, соплеменники, дорогие русские друзья! – с приветственным словом к празднующим обратился Балкан-Байрам-бай. – У нас сегодня праздник и в душе, и на дастархане! Слава Всевышнему, в добрый час наши дети, дети нашего племени, нашего народа соединили свои судьбы. Пожелаем им счастья, здоровья, крепких красивых детей, всегда хорошего урожая и доброй охоты! Позвольте от нас всех поблагодарить человека, не будь которого, не состоялось бы сегодняшнее торжество, не сложились бы судьбы молодых. Этого человека вы уже знаете. Многие из вас получили из его рук серебро. Меня радует, что и мы были ему полезны. Меня радует, что наш маленький аул дал батыров, которые были способны совершить трудное, опасное, но благое дело. Радуйтесь вместе со всеми, дорогие гости. Плов гостям! Кушайте на здоровье! Бахши, музыку!
– Позвольте и мне сказать слово, – вдруг раздался сильный уверенный голос от ворот усадьбы.
Собравшиеся обернулись.
Четыре вооруженных верховых стояли в распахнутых настежь воротах.
– Прежде чем поздравить молодых батыров со вступлением в брак, хочу задать им один вопрос. Можно? – продолжил один из всадников.
Ему не ответили.
– Люди Карасакала! – пронесся меж гостями шепот.
Амангельды и Ашир-Клыч встали со своих мест и вышли на крыльцо террасы. Вслед за ними вышли на крыльцо и русские.
– Амангельды! Ашир-Клыч! – продолжил всадник. – Ответьте мне, почему нукеры не пригласили на свадьбу своего господина? Он приготовил им подарки, достойные храбрых батыров. Но не хочет являться на пир незваным. Однако вам приказ: без промедления явиться к своему сардару, чтобы он мог лично поздравить вас!
– Нам Карасакал не сардар, мы ему не нукеры! – несколько запальчиво, но твердым голосом выкрикнул Амангельды.
– Месяц назад Карасакал имел дело с голодными мальчишками. Сегодня он будет иметь дело с мужчинами. Если мы ему что-то должны, пусть придет и получит долг! – продолжил Ашир-Клыч.
– Держи, джигит, первый подарок! – в руках второго всадника появилась казачья «драгунка» Мосина.
Кудашев резко оттолкнул Амангельды левой рукой, шагнул вперед, вынимая из кобуры наган. Вспышка, выстрел от ворот. Вспышка, выстрел – второй, третий! – это пристав Федотов открыл огонь из своего нагана по нападавшим. Кудашев резко повернулся всем корпусом влево и тяжело упал. Стрелявший всадник первым же выстрелом Федотова был выбит из седла. Незваные гости повернули коней и попытались скрыться в сумраке наступившего вечера.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента