Поразительное сходство древнерусской и саксонской легенд о призвании коренится глубоко в общих эпических и даже мифоэпических основах, сформировавшихся в эпоху Великого переселения народов. У Видукинда был предшественник, первый англосаксонский историк Беда Досточтимый, писавший в VIII веке «Англо-саксонскую хронику». Он и рассказывает тот вариант легенды о призвании уже англов и родственных им саксов, в которой их предводители напрямую – генеалогическими связями – соединяются с мифологическими существами. Бритты сначала (в 443 г.) обратились за помощью к римлянам, но те были заняты войной с гуннами Аттилы, и тогда бритты призвали англов и саксов, возглавляемых двумя вождями – братьями Хенгестом и Хорсой. Те прибыли в Британию с войском на трех кораблях. Беде были известны их предки, и первым среди них был Водан, к которому возводят свой род англо-саксонские короли. Для христианского клирика Беды Водан был, конечно, простым смертным – предком королевского рода, но мы знаем, что его имя – это имя верховного бога германцев Вотана-Одина.
   Не менее мифологическими оказываются имена братьев – предводителей англов и саксов, – имя Хенгест означает «Жеребец», Хорса – «Конь». Читатель уже не должен удивляться этой зооморфной символике имен – ведь мы уже говорили о том германском племени, которое почитало божественных близнецов под именем «Олени». Олени и кони играли огромную роль в мифах германо-скандинавских народов. Олень вообще воплощал весь земной мир; в представлении германцев осью этого мира было огромное мировое дерево, о котором еще пойдет речь ниже; его вершина достигала небес, а у ствола стояли олени – символы земли. Кони были транспортным средством не только для людей – они были запряжены в колесницы Солнца и Луны; изображение солнечной колесницы с конем, везущим солнечный диск, было найдено археологами в Трундхольме (Дания). Чудесный «сдвоенный» конь о восьми ногах принадлежал и самому Одину, на нем он мог проникать во все миры, вплоть до преисподней. Поэтому конские имена Хенгеста и Хорсы как раз подходили для вождей в переселенческом сказании.
   Удивительные памятники, созданные в эпоху Великого переселения, как бы служат иллюстрацией к этим сказаниям. Это надгробные или памятные камни – стелы, обнаруженные на том самом острове Готланд, который считается «прародиной народов». Изображения на этих стелах обнаруживают знакомство готландских мастеров с римской традицией надгробий: римляне изображали на своих памятниках символы луны и солнца; такие же розетки, символы светил, мы видим на готландских камнях. Но под светилами видим симметричные изображения коней и оленей – символов земного мира, а также симметричные парные фигурки воинов и всадников. Это и есть германские Диоскуры – божественные близнецы, которые оказываются одновременно потомками небесных богов и предками земных вождей. Но в отличие от античных божественных близнецов, не желавших расстаться и после смерти, на готландских камнях воины явно сражаются друг с другом. Это не случайно – ведь близнецы воплощали дуализм всего мира, борьбу противоположностей, жизнь и смерть, небо и землю, день и ночь и т. д.; к примеру, в Исландии были популярны игры, напоминающие об именах Хенгеста и Хорсы: устраивали бой двух жеребцов, один из которых воплощал лето, другой – зиму.
   Но в эпоху Великого переселения бой божественных близнецов напоминал не только о «календарном» поединке двух сезонов и т. п. Младший современник англо-саксонского хрониста Беды Павел Диакон, происходивший из знатного рода лангобардов, германского народа, и переселившегося в VI веке на север Италии, написал историю своего народа. Эта история началась с битвы, которую небольшое племя, обитавшее тогда на северном острове (как и готы) и звавшееся винилы, выиграло у более сильных врагов – знаменитых вандалов, устрашавших самый Рим. Обоими народами управляли два брата, оба народа молили о победе Одина (которого Павел Диакон именует Годан или Гводан). Победу обеспечило женское хитроумие (здесь опять нельзя не вспомнить о почитании германцами женщин как провидиц). Один пообещал вандальским вождям, что дарует победу тем, кого раньше увидит при восходе солнца. Мать же винильских предводителей мудрая Гамбара обратилась за помощью к жене Одина, которую историк именует Фрея (мотив соперничества Одина и его жены из-за своих любимцев характерен для германо-скандинавских мифов). Та посоветовала винильским женам появиться на восходе с распущенными волосами, обвив их вокруг подбородка. Это зрелище и подивило Одина, который спросил: «Что это за лангобарды (длиннобородые)?» Фрея поймала мужа на слове, сказав: «Ты даровал им имя, даруй и победу!» Победители, наделенные новым именем, подчиняют себе три земли на Европейском континенте (знакомый нам мотив деления земли или народа на три части), пока не переселяются в Италию. Лангобардский король Автари, завоеватель Италии, хоть и был христианином, помнил о том, кому его народ обязан победами. Достигнув оконечности Апеннинского полуострова, он подъехал к тому месту, где высился некий каменный столп, король коснулся столпа концом своего копья и сказал, что до этих пределов будет простираться земля лангобардов. Прикосновение копья было посвящением богу войны и победы – Одину-Водану.
   Потомки Одина – братья Хенгест и Хорса – в «Англосаксонской хронике» призваны участвовать в настоящих сражениях, и Хорса гибнет в одном из боев, оставляя престол своему брату. В «Саге об Инглингах» – потомках Фрейра – рассказывается, как два брата – конунга свеев – соперничали из-за того, кто лучший наездник; поссорившись, они убили друг друга конскими удилами. Еще более загадочна судьба братьев Рюрика, они умирают сразу после призвания. Мы знаем, что средневековые правители стремились к единовластию и всеми способами хотели избавиться от соперников; распри между братьями, принадлежавшими к одному королевскому или княжескому роду, становятся обычными в средневековую эпоху – время становления государств. Эти распри между членами одного рода и родами богов становятся центральными сюжетами эпоса и мифологии средневековой эпохи, которые сохранила скандинавская, точнее – древнеисландская традиция.

Миф и средневековая культура. Почему скандинавы сохранили свои языческие мифы

   Последним этапом – эпилогом эпохи Великого переселения народов, формирования германских народов и государств, – стал век викингов. В VI–VIII веках в Северной Европе – Скандинавии, которая считалась у древних авторов то далеким островом, то тем центром, откуда как из «утробы» выходили к границам Рима все новые народы, стали складываться собственные государства; погребальные памятники их правителей, огромные курганы, до сих пор носят имена первых легендарных конунгов. Это была «передышка» в эпохе бесконечных миграций и связанных с ними войн. Но «передышка» кончилась на рубеже VIII и IX веков, когда накопившиеся в Скандинавии силы обрушились на Европейский континент.
   Нашествие «северных людей» (норманнов, как их звали на Западе) привело в ужас даже привычных к войнам жителей германских королевств. «Боже, спаси нас от неистовства норманнов», – молили за недавно обращенных в христианство жителей разоряемых городов и аббатств клирики. Этот ужас можно понять: в поход отправлялись уже не мигрировавшие племена с женами и детьми, а боевые дружины, и шли они не по трудно проходимым дорогам, а внезапно появлялись на своих кораблях. Эти дружины уже не называли себя «племенными» именами, они именовали себя викингами, участниками «вика» – морского похода на Западе, русью – «гребцами» – на Востоке (ведь по рекам Восточной Европы нельзя было ходить на больших морских кораблях). Корабли скандинавов устремились не только к ближним Лондону и Парижу, но и к Киеву и Бердаа (в Азербайджане) и, конечно, к Риму и Константинополю – заветным целям всех «варваров», начиная с эпохи Великого переселения.
   Настал черед для недавно просвещенных христианских писателей англо-саксонских и франкских королевств описывать страшные обычаи норманнов, как некогда античные авторы описывали обычаи германских варваров. Франкский хронист начала XI века Дудон так объяснял причины нашествий варваров, в том числе норманнов: «Эти народы возбуждаются горячительным излишеством и, растлевая как можно больше женщин <…>, производят бесчисленное множество детей в браках, так постыдно заключенных. Когда это потомство вырастает, оно заводит споры из-за имущества с отцами, дедами и между собой, так как численность его очень велика, а земля, ими занимаемая, не может их пропитать. Тогда это множество юношей бросает жребий, кто из них, по древнему обычаю, должен быть изгнан в чужие края, чтобы мечом завоевать себе новые страны. Так поступали <…> готы, обезлюдив почти всю Европу <…>. Следуя в свои изгнания и выселения, они сначала совершали жертвоприношения в честь своего бога Тора. Ему жертвуют не скот или какое-нибудь животное, не дары отца Вакха (римский бог плодородия и виноделия) или Цереры (римская богиня плодородия), но человеческую кровь, считая ее наиболее действенной из всех жертвуемых вещей. Поэтому жрец по жребию назначает людей для жертвы; они оглушаются одним ударом бычьим ярмом по голове; особым приемом у каждого, на которого пал жребий, выбивают мозг, сваливают на землю и, перевернув его, отыскивают сердечную железу, то есть вену. Извлекши из него всю кровь, они, согласно своему обычаю, смазывают ею свои головы и быстро развертывают паруса своих судов на ветру; считая, что таким путем они укротили ветер, они стремительно садятся на весла».
   Так, продолжает хронист, «возбуждается мужество юношей на истребление народов. Отечество освобождается от излишка жителей, а чужие страны страдают, безобразно наводненные многочисленным врагом <…>. Они едут вдоль морских берегов, собирая добычу с земель. В одной стране они грабят, в другой сбывают». У Дудона еще сохраняется мотив переселенческого сказания, когда по жребию часть жителей (как правило – треть) должна покинуть страну. Но описание грабежей и торговли как источников обогащения соответствует исторической действительности: сотни тысяч серебряных монет, огромное количество кладов с серебряными украшениями скопились в Скандинавии эпохи викингов, эту эпоху называют даже «серебряным веком». В отличие от своих варварских предшественников, викинги уже понаторели в торговле – они могли прикидываться даже христианами, чтобы проникать на рынки Багдада или Константинополя. Но обычаи викингов, с точки зрения христиан, оставались варварскими.
   Не следует преувеличивать, вслед за европейским хронистом, дикость норманнов. Обвинения некрещеных варваров – «поганых» – в неупорядоченной брачной жизни и оргиях были свойственны всем христианским авторам. Знакомый нам летописец Нестор сходным образом описывал обычаи язычников-славян, собиравшихся «на бесовские игрища». Тот же Нестор рассказал и об обычае кровавых жертвоприношений в Киеве, где обосновались князья скандинавского – варяжского – происхождения. Правда, правнук легендарного Рюрика князь Владимир носил уже славянское имя, а его дружинники поклонялись славянскому громовержцу Перуну. Но жертвы по случаю военных побед приносились по жребию, и жребий должен был пасть на юношей или дев – сыновей и дочерей киевлян. В 983 г. в Киеве случилось так, что жребий пал на сына знатного варяга, вернувшегося в столицу Руси из Константинополя: оба варяга приняли там крещение, и отец отказался выдать сына на заклание языческим богам – «бесам». Разъяренные язычники расправились с варягами, и те стали первыми христианскими мучениками на Руси…
   Действительно, христианская цивилизация проникала в среду викингов и завладевала в первую очередь душами и мыслями тех, кто более всего нуждался в едином Боге и едином законе – правителей, конунгов (как именовали своих властителей скандинавы) и князей, а также их дружинников. Уже упоминавшийся норвежский конунг Олав Трюггвасон стремился крестить не только Норвегию – в саге о нем говорится, что именно он уговорил князя Владимира принять крещение, когда вернулся из Константинополя на Русь. Конечно, родоплеменная знать всячески противилась попыткам низвергнуть языческих богов – ведь они считались предками аристократических родов. Но сила и даже сочувствие народа были на стороне новых правителей, а не старой знати.
   Недовольные политикой правителей скандинавы бежали из тех стран, где новый закон изменял старые племенные обычаи. Местом такого убежища с IX века стал остров Исландия. Переселенцы там жили хуторами, без конунга, опираясь на старые племенные обычаи. Все важнейшие дела решались на регулярно проводившемся народном собрании – альтинге, где мудрые люди, помнившие все неписаные законы – законоговорители – решали тяжбы между исландцами. Родовитые исландцы выполняли функции жрецов – годи – прямо на своих усадьбах, где располагались и святилища. Исландцам удалось на время бежать от власти конунга, но не удалось бежать от традиционных в племенном обществе родовых распрей. Убийство во время распрей каралось в Исландии самым страшным, по племенных понятиям, наказанием – изгнанием; изгой оказывался вне закона, его мог убить первый встречный. Но и это не останавливало своевольных исландцев – распри множились, родоплеменному строю приходил конец. И морские просторы уже не могли оградить остров от власти конунга. В 1000 г. конунг Олав Трюггвасон явился в Исландию и потребовал, чтобы островитяне приняли крещение. Тогда собрался альтинг и принял мудрое решение: чтобы избежать кровопролития, все должны принять христианство, но на хуторах можно отправлять прежние языческие культы. Конечно, язычество не долго сохранялось в Исландии. Но необычная для средневекового мира веротерпимость исландцев привела к тому, что достижения христианской цивилизации, в первую очередь – письменность, были использованы самым удивительным образом. Исландцы-христиане записали свои языческие песни и саги, мифы и эпос. Другие народы, не имевшие письменности до принятия христианства – как греки и римляне, – как правило, не делали этого, ибо для их христианских писателей языческие боги уже стали бесами – нечистой силой. Лишь у другого островного народа – ирландцев – был записан их мифологический эпос.
   Но дело, конечно, было не только в веротерпимости исландцев. Они не могли забыть свои родовые традиции; исландские саги – это истории родов и родовых распрей. Помимо собственно саг об исландцах или родовых саг, а также королевских саг о деяниях конунгов, в Исландии сохранились многие саги о древних временах, или, как их еще именовали, «лживые саги»; дело, конечно, было не во лжи, а в том различии, которое всегда проводили между «серьезной» и развлекательной литературой, в фольклоре – между мифом или эпосом и сказкой. Но и в родовых сагах об исландцах происходило много чудесного. Родоплеменная память, как мы видели, уходила корнями в мифическое прошлое, в эпоху, когда языческие боги и герои создавали те традиции и культы, которым следовали их потомки и почитатели.
   Для исландцев их древние песни были тем же, чем для христианского мира стали Илиада и Одиссея Гомера, Энеида Вергилия. Христианские писатели искали для своих народов славных предков, они не хотели происходить от «варваров». Этому научили их римляне, которые и сами некогда считались «варварами», ибо не принадлежали к «настоящей» греческой культуре. Но римские авторы возвели происхождение своего народа к троянскому герою Энею, спасшемуся после падения Трои, – и это уравнивало их с греками. С тех пор многие средневековые европейские авторы стали возводить свои народы к беженцам из Трои. Среди них оказался и самый знаменитый исландский писатель Снорри Стурлусон.

Снорри Стурлусон

   Ученый исландец, живший в XIII веке и записавший многие древние мифы, был наследником латинской ученой традиции и, конечно, относился к прошлому своего народа с еще большим интересом, чем Тацит к варварам-германцам. Его самое большое сочинение – собрание саг о норвежских конунгах, определивших исторические судьбы Исландии. Однако Снорри не замыкался на этих судьбах и даже на истории норвежских королей, для него это была уже часть всемирной истории. Само собрание саг принято называть по первым словам «Саги об Инглингах», первых скандинавских конунгах, – Хеймскрингла – «Круг земной»: Снорри раскрывал в начале своей Истории свои представления о мире.
   «Круг земной» – представление о том, что земля – это диск суши, омываемый Мировым океаном, было свойственно и античной, и германо-скандинавской языческой и христианской традиции – библейский пророк Исайя говорил о том, что Бог – Тот, Который восседает над кругом земли (Исайя 40, 22). Этот круг, по Снорри, изрезан морями, и залив Мирового океана, который образуют Средиземное и Черное моря, делят весь мир на три континента. На Востоке лежит Азия, на западе – Европа, которая называется также Энеей (в честь того самого героя, что спасся из Трои), на юге – Страна Черных Людей. Далее Снорри говорит о стране, название которой до сих пор порождает множество догадок: «К северу от Черного моря расположена Великая, или Холодная Швеция». К северу от Черного моря во времена Снорри располагалась Древняя Русь. Историки думали, что Русь зовется Великой Швецией потому, что была некогда колонизована варяжской русью – выходцами их Швеции (недаром саму Швецию финны называют Руотси). В действительности, древнеисландское название Свитьод – Швеция – было созвучно названию страны Скифия, расположенной в Северном Причерноморье. Но для Снорри Великая Швеция – это полумифическая страна, край обитаемого мира: «Там есть великаны и карлики, и черные люди, и много разных удивительных народов». Народы-монстры, а также удивительные звери и драконы живут только на краю земли. На этом краю заселенной земли течет река Танаис – так античные авторы именовали Дон. Но Снорри дает этой реке другое название, которым она якобы именовалась в древности – «Танаквисль или Ванаквисль. Она впадает в Черное море. Местность у ее устья называлась тогда Страной Ванов, или Жилищем Ванов». Читатель помнит, что ваны – это один из родов скандинавских богов. Далее речь идет о другом роде – об асах.
 
   Древний хутор в Исландии, где вырос самый знаменитый исландский писатель Снорри Стурлусон
 
   Самый древний сохранившийся манускрипт из обширного цикла саг о норвежских королях «Круг земной», составленного Снорри Стурлусоном. 1260 г.
 
 
   Такие бляшки украшали шлемы скандинавских воинов. На этих пластинах VIII века из Швеции изображена процессия воинов и борьба с чудовищами
 
   Нападение викингов. Страница из франкского манускрипта. Около 1100 года
 
   «Страна в Азии к востоку от Танаквисля называется Страной Асов, или Жилищем Асов, а столица страны называлась Асгард». Легко догадаться, почему Снорри поместил Страну Асов в Азию, – ведь наименования этого континента и рода богов звучат почти одинаково. Но исландский средневековый ученый пошел в своих изысканиях еще дальше. Снорри был не только историком, но и поэтом, скальдом, – он составил учебник поэтического мастерства и собрание мифов, которое получило в науке название «Младшая Эдда». В Прологе к этому собранию он также описывают всю землю, и в Азии, вблизи «центра мира», Снорри помещает легендарную Трою. У «верховного конунга» Трои Приама был внук по имени Трор. «Мы зовем его Тором», – пишет Снорри; так он сближает имя скандинавского громовержца с названием знаменитого города античного эпоса. «Двенадцати зим от роду» Тор стал так силен, что мог поднять с земли сразу десять медвежьих шкур, – реалии Северной Европы просматриваются сквозь троянскую историю в изложении Снорри. Тор не был образцом благородства, ибо убил своего воспитателя – правителя Фракии (ныне это территория Болгарии) – и завладел его землей. «Потом он много странствовал, объездил полсвета и один победил всех берсерков (так звали воинов, впадавших в боевую ярость, чем они напоминали разъяренных медведей), всех великанов, самого большого дракона и многих зверей». Эти подвиги Тора действительно напоминают те деяния, описанные в древних песнях «Старшей Эдды», о которых еще пойдет речь, но одновременно и подвиги Геркулеса, с ним сравнивали германского громовержца римские авторы. Где-то на севере Тор повстречал, и женился на ней, знаменитую прорицательницу Сивиллу; скандинавы считали женой Тора Сив – златовласую богиню, – и ученый Снорри отождествил ее по сходству имен с античной Сивиллой. Далее приводится длинный перечень потомков Тора и Сив – такие перечни приводятся и в родовых исландских сагах, – и последним их потомком назван Воден, или Один, а жена его именуется Фригидой, или Фригг. Снорри не был одинок в таких ученых построениях: его скандинавские коллеги – книжники – возводили род Одина через Приама к самому библейскому праотцу Адаму.
   Одину, прославленному мудростью и «всеми совершенствами», было пророчество, что он наиболее прославится на севере. Тогда он собрал множество людей и сокровищ и отправился на север. Повсюду их принимали скорее за богов, чем за людей, пишет Снорри. Вообще те мифы, что рассказывали асы, – это переиначенная троянская история; все эти чудеса рассказывались для того, чтобы люди верили, будто асы – настоящие боги, говорится дальше в «Младшей Эдде». Даже грядущая гибель богов во вселенском пожаре – это не что иное, как пожар Трои.
   Сначала Один обосновался на севере в Стране Саксов и оставил управлять там троих своих сыновей (мотив переселенческого сказания). От них произошел королевский род Вёльсунгов – героев германского эпоса. Далее Один достиг страны Рейдготланд, ее название связано с готами, но Снорри отождествляет ее с Данией – Ютландией. От потомков Одина ведет свое происхождение род датских конунгов Скьёльдунгов. Наконец, Один достиг Швеции. Когда тамошний конунг Гюльви узнал, что в его землю пришли люди из Азии, называвшиеся асами, он уступил им власть. Ведь повсюду, где появлялись эти люди, «наступали времена изобилия и мира», поэтому их и принимали за богов.
   Один обосновался в Сигтуне (раннесредневековой столице Швеции), поставил там двенадцать правителей и воссоздал те же законы, что были и в Трое. Его сын Ингви стал конунгом в Швеции, и от него происходят Инглинги.
   Вернемся теперь от пролога к «Младшей Эдде» к началу «Саги об Инглингах». Один именуется там правителем Асгарда – там было большое капище и двенадцать жрецов-диев (здесь сохранилось индоевропейское наименование божества), которые должны были совершать жертвоприношения и судить народ. Значит, Асгард у Снорри – это то же, что Троя, и предки германцев (их королей) вышли из того же города, что и предки римлян. Но дальнейшая история отличается от той, что изложена в прологе к «Младшей Эдде». Один много странствовал и везде ему сопутствовала удача. В Асгарде же оставались править два его брата – Вили и Ве. Однажды Один отсутствовал так долго, что братья-соправители присвоили себе не только его власть, но и жену Фригг. Однако Один вернулся и возвратил жену.
   Затем Один пошел войной против ванов, но те не были застигнуты врасплох, и победа клонилась то на ту, то на другую сторону. Наконец, асы и ваны договорились о мире и обменялись заложниками – так к асам попали Ньёрд и его дети Фрейр и Фрейя, а к ванам – асы Хёнир и Мимир. Но об этом еще пойдет речь в главе 4. В Асгарде же, рассказывает Снорри, Один сделал ванов-заложников жрецами-диями.
   Далее реальная история вторгается в повествование Снорри. У Одина были большие владения, но римляне уже стали покорять весь мир, и многие правители бежали из своих стран. Один был провидцем и колдуном, поэтому он оставил Вили и Ве в Асгарде, а сам со всеми диями и множеством другого народа отправился на запад, в Гардарики (так – Страной Гардов – скандинавы называли Русь), а потом в Страну Саксов и дальше к морю, где поселился на острове, называемом Островом Одина. Действительно, на острове Фюн в Дании до сих пор есть город Оденсе, который возник на месте, где было в языческие времена святилище Одина. Снорри знал географию Скандинавии и по ней восстанавливал маршрут Одина. Дальше Один двинулся в Швецию, и там асы вступили в состязание с конунгом Гюльви в своих магических искусствах и хитростях. Конунг понял, что ему не совладать с асами, и Один раздал своим диям шведские земли. Здесь ученый исландец совершает, на первый взгляд, промах в своих построениях, ибо среди диев он упоминает Ньёрда, Фрейра, Хеймдалля, Бальдра и… Тора, которого прежде объявил далеким предком Одина.
   В действительности, в мифологии все непросто и неоднозначно – представления о старших и младших поколениях богов менялись, и Один стал главой пантеона и отцом всех богов не сразу. Мы помним, что у других индоевропейских народов – греков, римлян, славян – главой пантеона и отцом богов был как раз громовержец. Но для христианина Снорри эта история богов – не главное. Главное для него – показать читателям, что Один был не богом, а смертным человеком, пусть даже и предком королевских династий. Таким его изображали англо-саксонский хронист Беда и другие историки германских народов. Перед смертью сам Один сказал, что отправляется в Жилище Богов, Асгард, и велел сжечь себя на костре. Шведы верили, что он будет жить там вечно. Ему наследовал Ньёрд, а потом Ингви-Фрейр – они были погребены под курганами.