Владимир Рудольфович Соловьев. Русский вираж. Куда идет Россия?

   При этом совершенно очевидно, что, получив эти места, они с ними легко не расстанутся. И страна продолжает оставаться страной полупрофессионалов и непрофессионалов, глубоко уверенных в своей правоте. Говорить с ними бессмысленно. В результате даже при желании набрать квалифицированные кадры в стране, где отсутствует культура роста кадров, становится крайне сложно. Именно поэтому государство вдруг решило применить довольно забавный подход – отправлять молодых людей на оплаченную учебу за границей, лишь бы возвращались, как в петровские времена.
   Россия сейчас встала на грань масштабных реформ – фактически их можно сравнивать с реформами Петра I или Александра II. И в этом заключается один из вызовов Путину – ему необходимо подняться на высоту, которой раньше не было.

Страна вождей

Вождизм в политической культуре России

   Вождизм – это вечное ограничение российской политической культуры. Что вообще означает это слово – вождизм? Это значит, что, нравится кому-то или нет, но все выстраивается по знаменитой формуле Николая I: «Мне нужны не умники, а верноподданные». Поэтому в том или ином виде оказывается, что у тебя не единомышленники, а те, кто так или иначе тебе близок. И неважно, о ком идет речь.
   Люди, которые окружают любого политического лидера, хоть оппозиционного, хоть нет, – это всегда кружок обожателей. В этом плане у человека, который добирается до власти, просто больше возможностей, потому что тут можно говорить об обожании расширенном – не только человека, но и той ауры власти, которая от него исходит.
   Вывод из этого получается парадоксальный. В России – и это надо четко понимать – нет, не было и не будет партии власти. Все дело в том, что у партии власти, как бы она ни называлась, нет идеологии. Это всегда фактически становой хребет чиновничества под разными названиями. Любая партия, занявшая большинство на выборах, автоматически станет точно такой же «партией власти». Потому что власть в России, во-первых, всегда чиновничья, а во-вторых, она всегда, если угодно, строится на верности не политическому курсу и идеологии, а лидеру.
   Принято считать, что власть к тому же носит сакральный характер в глазах народа, однако с этим можно поспорить, особенно на примерах последнего времени. Классическая русская поговорка «любит царь, да не любит псарь» работает всегда. Какая бы партия ни была у руля, отношение к ней народа всегда будет отношением Рабиновича к советской власти: «Как к родной жене – немножко люблю, немножко боюсь, немножко хочу другую». Поэтому люди всегда будут критиковать, всегда будут считать, что все плохо, потому что начальник не в курсе – а дальше уже можно подставить любой уровень начальства, от директора ДЕЗа или главы райкома в советское время до царя, президента, генсека, кого угодно. Но это все та же вечная вера не в институты, а в людей, которые эти институты возглавляют. Добежать до последней двери, до самого главного начальника – а там, в точности по Маяковскому, бухнуться на колени и, запыхавшись, просить, «чтоб обязательно была звезда».
   Вообще, идеальный президент для России – это Дед Мороз. Объяснить его поведение, волю, мотивы невозможно. Он может одарить, может наказать, может потребовать, чтобы ты прочитал стишок, встав на табуреточку. И ты встаешь на табуреточку и, глупо улыбаясь, обязательно о чем-нибудь просишь. И весь ужас в том, что люди, которые вроде и не собирались ни о чем просить, внезапно начинают судорожно подбирать варианты.
   Накануне выборов 2012 года, во время прямой линии с народом Владимир Путин, отвечая на какой-то вопрос, сказал, что в России сложился «режим Путина». Такой ответ опять-таки замечательно укладывается в концепцию вождистской системы власти – действительно, сложился персональный «режим», хотя есть и разнообразные другие факторы, влияющие на ситуацию. Одновременно это подразумевает отсутствие системного долгосрочного прогноза, не связанного с личным пониманием ситуации. А ведь всегда нужен «адвокат дьявола», кто-то, кто выступает против.
   Путин – спортсмен по духу, он смолоду занимался единоборствами, и по большому счету должен понимать, что спортсмену необходим тренер, который его ругает. Нельзя, чтобы тренер, помощник или массажист постоянно хвалил чемпиона: «Какой ты молодец, ты достиг всего, опять ты сделал все замечательно». Это прямая дорога к проигрышу. Обязательно должен быть кто-то, кто будет его регулярно ругать: «Здесь ты работал не в полную силу, здесь ты недотянул, а вот здесь в принципе нормально, но можно было постараться сделать лучше».
   Системный порок российской элиты в том, что она не имеет собственного мнения. В Америке, если ты чиновник – ты, разумеется, поддерживаешь президента. Но огромная часть американского истеблишмента постоянно критикует Барака Обаму: «Ты неправ, ты слабый, ты неправильно сделал то или это». Что делает российская элита? Она пытается быть святее Путина. Российская элита говорит: «Национал-предатели? Сейчас составим списки, всех поймаем. Крым? Нельзя останавливаться! Танки, срочно танки, и сапог в Индийский океан. Что сказал этот человек? Да он скрытый атлантист! С такими надо бороться! Путин называет себя президентом? Да разве он президент? Он венценосец!» Это постоянные страстные попытки зализать, к которым сам Путин относится в высшей степени неприязненно. Надо отдать ему должное – он моментально пресекает славословия в свой адрес. Любая публичная попытка построить культ Путина воспринимается им негативно.
   В то же время Путину присуща своего рода «болезнь разведчика». Ему кажется, что кто-то может попытаться им манипулировать. Когда появляется человек, высказывающий свою точку зрения, Путин всегда думает – заплатили ему или нет, есть ли коммерческий или какой-то еще интерес. И значительная часть российской элиты, забегая дорогу самому Путину, торопится сообщить: «Владимир Владимирович, не обращайте внимания, это все проплачено, это или западные пропагандисты, или внутренние предатели, олигархи, пятая колонна. Они возражают не потому, что несогласны – они на самом деле согласны, они тоже так считают, просто им заплатили».
   В результате, перед тем как тебя выслушать, Путин начинает гадать, кому это выгодно и стоит ли тебя вообще слушать. А это очень сильно мешает реальной интеллектуальной дискуссии. Кроме того, Путину всегда кажется, что есть простые ответы. Но в интеллектуальных сферах простые ответы редко являются правильными.
   Обоснованная конструктивная критика нужна любому человеку, а лидеру в особенности. Как только ему со всех сторон начинают рассказывать о его величии – дела гарантированно пойдут не так. Иными словами, самая большая опасность лидерских режимов в том, что наличие «адвоката дьявола» не подразумевается. Путину как лидеру оппозиция не нужна – но, опять-таки как лидеру, она ему необходима. Этот парадокс характерен для всей российской политической истории, и еще ни разу он не был решен.
   Кто-то из русских императоров – возможно, тот же Николай I, – когда его спросили, кто в Российской империи самый влиятельный чиновник, ответил: «Только тот, кто говорит со мной, и только в тот момент, пока он со мной говорит». Вот и все влияние. И как в таких условиях может вырасти оппозиция?
   В России после Петра I во главе церкви встал царь, поэтому любой человек, выступающий против царя, обвинялся еще и в богохульстве. Собственно, еще Иван Грозный говорил, что всякая власть от Бога. И наоборот, Лев Толстой, выступавший за реформирование церкви, обвинялся в государственном преступлении. Иными словами, нельзя было быть «за царя и против церкви», как и «за церковь и против царя», – ты неизбежно попадал в эти тиски. Отсюда и отношение к инакомыслящим в России – ты либо государственный преступник, либо сумасшедший.
   Однако в чем основная проблема сегодняшней оппозиции? Она выступает только «против» кого-то или чего-то, а не «за». Ей надо бы выступать за народ, но проблема в том, что у нас – оппозиция «Жан-Жака», она не слышит народ, не понимает его чаяний, не является его составной частью. И чтобы выдвинуть нового лидера, ей надо прежде всего понять, какой лидер сейчас востребован.
   Не случайно, если мы посмотрим на имеющихся оппозиционных лидеров, то заметим, что все они строят свой образ на антитезе Путину. Раз Путин невысок, то его оппонент должен быть большого роста. Но по сути это политтехнологические лидеры, а не народные. Нельзя войти дважды в одну реку. Путин попытался это сделать, создав себе преемника – Медведева. И нельзя, как мы уже говорили, назвать эту попытку успешной.
   Политический опыт Путина по большому счету ограничен – он знает, как он сам пришел к власти, поэтому считает назначение преемника при уходящем в отставку президенте эффективным методом. И в глазах Путина Медведев был достаточно успешен – на тот момент он показал себя весьма эффективным менеджером по сравнению с другими конкурентами. Как говорили люди из правительства, когда надо было решить проблему, Медведев ее решал, а Сергей Иванов собирал совещание о разработке метода решения проблемы.
   Вероятно, Путин и сейчас относится к Медведеву как к наиболее доверенному человеку – тот по крайней мере выполнил все условия и передал власть обратно. Но очевидное желание Медведева вернуться во власть может сильно ударить по его реальной политической карьере, поэтому для него было бы гораздо выгоднее сконцентрироваться непосредственно на своих премьерских обязанностях. Реальные успехи на посту премьера значат гораздо больше для дальнейшей политической карьеры, чем любые разговоры на эту тему.
   Сегодня в политической обойме появились новые люди – например, Дмитрий Рогозин, который выглядит достаточно успешным вице-премьером. В любом случае можно сказать, что Рогозин, получив гигантский финансовый ресурс, действительно способствовал очевидному оживлению военно-промышленного комплекса, вплоть до того, что вызываются из глубокого резерва пенсионеры, которым говорят: «Платим любые деньги, только приходите обратно на заводы и учите эту молодую гопоту работать», – потому что заказы есть, а рабочих рук нет. И это, в общем, лучший вариант из возможных. В условиях вероятного падения экономики именно военно-промышленный комплекс может оказаться тем самым локомотивом, который протащит Россию через тяжелые времена, – как это и было уже дважды в XX веке.
   Что касается оппозиции, то она никогда не совпадает с мейнстримом и, как правило, строит себя по западной модели: люди там поучились, почувствовали себя практически европейцами, а теперь приехали в Россию и внедряют то, что успели узнать. Дальше начинаются совершенно анекдотичные для любого политтехнолога вещи. Избирательные кампании выглядят абсолютной калькой даже не с американских избирательных кампаний, а с сериалов об американских избирательных кампаниях. Обама закатал рукава? Мы тоже закатываем рукава! Обама сфотографировался с женой? Мы тоже фотографируемся с женой! Обама, кажется, расходится с Мишель? Мы, кажется, тоже расходимся с женами! А, Обама еще не развелся? Ну тогда и мы спешить не будем. Даже лозунги выглядят переводами.
   Второе направление оппозиционеров – ультранационалисты. Они любят говорить о предательстве национальных интересов, заявляют, что они другие, и выступают от имени русского народа. Тут они начинают путаться: «Мы русские… нет, не так, мы славяне! Христиане! Нет, это еврейское что-то… мы… мы в Перуна нашего веруем!» – и моментально таким образом маргинализируются. Просто в силу того, что у каждого человека, по крайней мере в России, если как следует покопаться в родословной, можно отыскать бешеный набор кровей. И люди реагируют с недоумением: «Стоп, минуточку, давайте все-таки без идиотизма!»
   Получается, что мейнстрим представлен властью. Поэтому, как бы себя ни называла партия власти, она фактически является самой консервативной. А кроме того, она до смешного соединяет в себе и левые силы – потому что надо заботиться о социальном обеспечении; и крайне правые – сообразно тем реформам в экономике, которые пытаются осуществлять; и олигархические – в силу того, как разделена российская экономика.
   Ведь что такое в России власть? Это мандат на реальные действия. Исходя из этого, партия власти представляет собой разнообразнейший коктейль – в ней одной представлены самые разные политико-экономические течения и направления. По большому счету, идя во власть, человек может для себя выбирать среди такого разброса политических взглядов, оставаясь при этом в той же самой партии или команде, что в американских реалиях он метался бы от самого крайнего демократа до самого крайнего консерватора.
   Оппозиции крайне необходимо вырваться за флажки. Вариант первый – войти во власть. Вариант второй и гораздо более важный – выйти из «Жан-Жака». Вся оппозиция по большому счету столичная. Один из авторов этой книги в свое время назвал их «Виртуозы Москвы» – впрочем, на виртуозов они, честно говоря, не тянут, хотя одеты не хуже. Так что оппозиции неплохо было бы приобрести наконец российские корни, выйти за пределы столицы.
   Кроме того, пора бы уже понять, что глобальному традиционалистскому русскому мышлению претит постоянный мат от политиков, и неважно, что мы говорим друг другу дома или в дружеской компании. Традиционалистскому русскому мышлению претит ругань со сцены. Заливистое хулиганство арт-формы отталкивает от политиков, а не привлекает к ним, маргинализует их избирателей. Напротив, если бы Александр Проханов был лет на 40 моложе, он сейчас наверняка стал бы одним из самых востребованных политиков в России.
   Пора понять и то, что нельзя постоянно рассказывать о том, как все плохо. Как бы плохо ни отзывались россияне, допустим, о полиции, им в большинстве случаев не нравится, когда постоянно кроют матом правоохранительную систему. Потому что куда в конечном итоге люди идут, когда их грабят? Они идут в полицию. И когда полицию день за днем поливают грязью, это в конце концов вызывает раздражение. И то же самое будет справедливо для всего остального.
   Серьезным, востребованным политиком мог бы стать Владимир Рыжков – он в свое время поднялся во власти довольно высоко, был вторым человеком в партии «Наш дом – Россия». Система прожевала его и выплюнула, когда он потерял темп. А вспомните, как блестяще начинал Борис Немцов – как он сам говорит, «я в детстве был губернатором», притом одним из самых успешных. Но беда наших оппозиционных политиков в том, что они все не умеют переживать падение, потому что в российской культуре политическое падение – это плохо.
   Вот еще интересный момент. Посмотрите на людей, которые называют себя внесистемной оппозицией. Разве есть среди них кто-то по-настоящему внесистемный? Владимир Рыжков был в системе. Борис Немцов был в системе. Михаил Касьянов был в системе. Алексей Кудрин был в системе. Илья Яшин был в системе – в партии «Яблоко». Алексей Навальный был в системе. Маша Гайдар была в системе. Проблема в том, что они ничего не добились. Хотя по отношению к Рыжкову, Немцову и Касьянову это утверждение несправедливо: в свое время они добились много чего, другое дело, что не смогли это удержать.
   В России так часто бывает – можно обладать большим потенциалом, но его очень легко растерять. Одна ошибка может привести к тому, что все рухнет. И главная ошибка – когда ты вдруг начинаешь ощущать себя оппозиционером, в течение многих лет находясь у власти. Это, к слову, очень хорошо понимал Егор Гайдар. Заметьте – он никогда не уходил в прямую оппозицию. Фактически он всегда оставался близким к власти – консультировал правительство, например. Он мог что-то критиковать, но в политику больше уже никогда не лез.
   Что же получается? А получается, что бросаться бороться против лидерской модели власти со стороны бесперспективно, потому что если народ хочет лидера – то он хочет лидера. А лидер должен слышать народ, и все идеологические размышления и предложения о реформе власти отступают на второй план. Нужен лидер, который сможет бросить вызов Владимиру Путину. Демократическая оппозиция на это не пойдет – для начала, они никогда не договорятся по поводу лидера. Они будут говорить о системных реформах, честных выборах, местных советах, прозрачных бюджетах – но не о лидерстве. Среди них не проводится отбор на «Мистера лидер России 2015–2016». А раз такого отбора нет, значит, оппозиция так и не будет способна бороться с лидерской моделью власти, потому что в России сильного лидера может заменить только сильный лидер.
   Кроме того, чтобы успешно пройти через горнило выборов, необходимо быть народным. Такие народные политики в России были – но ни в коем случае нельзя пытаться копировать их, двигаться по их пути. Возьмем Путина – он прошел свой путь, и всё, точка. Следующий должен идти другой дорогой. Любая попытка стать вторым Путиным будет неминуемо проиграна. Следует искать собственную альтернативу.
   Унас был путь генерала Лебедя – который не прошел его до конца, однако из всех независимых политиков стоял ближе всех к президентству. Александр Лебедь был в оппозиции и не дошел до вершины власти лишь потому, что пошел на сговор с ней – занял место в Совбезе и кончился как политик, разменяв все за губернаторство. При этом он выглядел абсолютно народным – генерал с мощным голосом, герой, сумевший развести противоборствующие стороны в Приднестровье, – очень цельный и сильный образ.
   Вообще есть ощущение, что новое поколение российских политиков придет из военных, которые прошли Чечню или иные горячие точки. В глазах народа это люди, которые имеют право говорить. Сейчас в политике есть несколько молодых ребят, которые не особо на виду, но при этом у них есть прошлое. Многие из них сейчас показывают себя на губернаторских должностях – например, губернатор Московской области Андрей Воробьев, который воевал в дивизии им. Дзержинского и прошел все горячие точки позднесоветского периода. Депутат Госдумы Игорь Баринов – «альфовец», ранен в Чечне, вся грудь в орденах. Депутат Мосгордумы Андрей Метельский – воевал в Афганистане, имеет награды.
   Все они уже так или иначе находятся во власти – иными словами, не надо придумывать лишних условий вроде того, что новый лидер должен обязательно появиться ниоткуда, как это было в случае с Путиным. Политики, которые могут быть востребованы временем, появляются из самых разных кругов, в данном же случае речь идет о типе людей, прошлое которых дает им определенные преимущества. В России президент, помимо всего прочего, еще и Верховный главнокомандующий – и в момент выбора этот фактор может сыграть очень важную роль.
   Можно ли считать построенную Путиным систему государственного управления российским национальным феноменом? Если посмотреть на историю России, то при всех пертурбациях, политических реформах, революциях и контрреволюциях рано или поздно страна приходила к вождистской – или лидерской, смотря как это называть, – модели. Все время ищется вождь. И от качеств вождя в значительной степени зависит не только эффективность государственной машины, но и ее политические характеристики.
   В этом смысле Путин, конечно, продолжает все вождистские тенденции, заложенные в российской политической культуре и историческом опыте. И есть основания полагать, что, даже будь у него желание разрушить эту модель – оно окажется невыполнимым. Мало того, само это разрушение тоже было бы проявлением вождизма.
   Как ни странно, столь недемократическая система власти в России складывается в результате определенных демократических посылов. Часто говорят: да, народ такой, он хочет именно этого. С точки зрения либерала это неправильно – как и отношение ко многим идеям или отношение к меньшинствам. С другой стороны, неправильно, чтобы меньшинства навязывали свою волю большинству. Как ни крути, большинство есть большинство – это основа демократии; а большинство в России всегда приводит страну к вождистской модели. И даже если суперлиберальное меньшинство захочет радикальных перемен, вряд ли общественное мнение и политическая культура России позволят это сделать.
   Кроме того, нетрудно заметить, что все попытки оппозиции прийти к власти базируются тоже на вождистской модели – просто с другим вождем. Российская оппозиция на своем уровне повторяет сложившуюся во властных эшелонах схему, а уровень атомизированности политических сил доходит уже до совсем неприличного. Последний яркий пример – разборки внутри «РПР-Парнас», где количество членов партии примерно равно количеству лидеров. При этом уровень взаимных обид там зашкаливает, люди не способны друг с другом договориться и выталкивают, как кукушата, одного из создателей партии, человека, который ее зарегистрировал, – Владимира Рыжкова, на деле самого избираемого из них политика.
   Приходится признать, что это особенность российской политической культуры. Может быть либо один лидер, либо ничего. Многие соратники того же Навального отзываются о нем как об абсолютном социопате, способном воспринимать лишь восхищение и восторг и не допускающем по отношению к себе никакого критического анализа, не говоря уже о конкуренции – есть только он, солнцеподобный и луноликий.
   Что в этом плане удивительно – сравнивая оппозицию и власть, замечаешь, что люди-то во власти гораздо более яркие. Путину удалось собрать довольно мощную команду. Казалось бы, в оппозиции таких должно быть не меньше, но посмотрите на любую партию – там нет обоймы ярких личностей. А глядя на условную партию власти, мы видим сразу целую плеяду харизматичных деятелей – взять хотя бы Сергея Лаврова или Сергея Шойгу. Яркие там даже антигерои.

Зачем нужна идеология

   В Конституции РФ установлен запрет на государственную идеологию. С точки зрения здравого смысла это перегиб – нельзя объявлять монополию на идеологию, как это было в советские времена, но впадать в другую крайность и вообще запрещать идеологию бессмысленно – это все равно что вводить запрет на нормальную жизнь. Такой запрет абсурден по самой примитивной логике. Но вот что получается: Путин пришел к власти в 2000 году, после того как побывал на различных административных должностях, нигде не сформулировав свою идеологию, пришел как сугубый практик, тактик, способный повести за собой народ хлесткими фразами вроде «замочим в сортире». Но в плане идей он не предложил России ничего.
   Путин всегда отвечал на существующие вызовы, а не рисовал дорогу в будущее. Иногда он пытался это делать – потому что определенный социальный запрос на образ будущего есть, и предвыборные статьи Путина как раз были посвящены тому, как он видит развитие России. Там он попытался изложить некую программу, но по большому счету это никого не интересовало. Всех интересовали его лидерские качества.
   Один из авторов этой книги долго критиковал российских оппозиционеров за идейную и идеологическую пустоту, считая, что им следует сосредоточиться на разработке альтернативной концепции власти, но со временем пришел к мысли, что если у власти нет идеологии, то ожидать идеологии от оппозиции тоже по большому счету не нужно. Бороться с властью нужно на том же поле, на каком власть выигрывает у оппозиции, – а это не идеология. В России, с одной стороны, запрещена официальная идеология, а с другой – существует такое разнообразие взглядов, от ультранационалистических до ультралиберальных, что ни власть, ни оппозиция, видимо, не сумеют сегодня получить большинство на идеологическом фронте.
   Вдруг стало ясно, что Конституция 1993 года абсолютно не соответствует требованиям сегодняшнего дня. Например, статья 31 о свободе собраний замечательно работает только в том случае, если собираются сторонники власти. При этом либералы приходят в ужас, когда проводится «Русский марш», а националисты точно так же приходят в ужас от одной мысли о возможности проведения, условно говоря, исламского марша.
   И в то же время оказывается, что жителей Москвы, например, очень сильно достали уже все марши, какие только возможны. Москвичи говорят: «Ребята, хотите ходить – ходите где-нибудь подальше, потому что нам надо ездить на работу, нам надо, чтобы ходил общественный транспорт и могла проехать скорая помощь, а вы сильно затрудняете жизнь 15-миллионного города, пытаясь ради собственных претензий вывести на улицы несколько пусть даже десятков тысяч человек, которые еще и приезжают черт знает откуда. Это, конечно, замечательно, но не могли бы вы нас оставить в покое?»
   В то же время России сильно мешает отсутствие понимания базовых установок в обществе. Именно поэтому страна каждый раз ходит по кругу. И в этом плане Путин интересен как раз тем, что является лидером, который формулирует неполитические задачи.
   Путин сейчас воспринимается как лидер консервативного образа мышления. Российские либералы, подбросив повестку дня, раскололи общество на антилибералов и пролибералов. При этом они нарисовали самый неудачный из возможных для себя сценариев, когда проассоциировали себя с теми свободами, которые принципиально противоречат российской патриархальной традиции. Пресловутые гей-браки, гей-парады, усыновление детей гомосексуалистами – весь этот набор вдруг стал темой политических дискуссий, когда в конечном итоге ты определяешь, свой человек или чужой, по вопросу «Ты за гей-парады или против?»