Неожиданно получилось так, что если раньше понятие «западник и либерал» лежало, в общем, вполне в рамках идеологии, то сейчас оно приобрело легкую сексуальную окраску. Дошло до того, что сексуальная ориентация уже фактически определяет политические взгляды человека – как будто представитель гей-сообщества даже при всем желании не может назвать себя патриотом или консерватором (именно консерватором, а не традиционалистом), а приверженец традиционных сексуальных взглядов не может быть либералом. Все понятия вдруг смешались и начали приобретать совершенно иной смысл – или, если угодно, попросту утратили большую часть смысла.
Сегодня в российских либеральных кругах принято наперебой цитировать известное высказывание «патриотизм – последнее прибежище негодяя», вкладывая в него явно отрицательный смысл. Однако если порассуждать на эту тему, стоит обратить внимание на то, что патриотизм назван именно последним прибежищем. Сначала негодяи бегут в другие места. И, как ни парадоксально, ассоциировать напрямую эти два понятия можно лишь в последнюю очередь – даже в соответствии с цитатой.
Что характерно, люди даже не задумываются над тем, что больших патриотов своей страны, чем, к примеру, жители Соединенных Штатов, еще надо поискать. И что один из самых патриотических лозунгов был выдвинут не кем иным, как президентом Кеннеди: «Не спрашивай, что твоя страна может сделать для тебя, – спроси себя, что ты можешь сделать для своей страны». При этом никому не придет в голову обвинить президента Кеннеди в том, что он мерзавец – по крайней мере, если не рассматривать с точки зрения морали его отношения с Мэрилин Монро, – и уж точно никому не придет в голову сказать, что США страна негодяев, потому что американцы более чем патриотичны.
Но почему-то, когда в России человек заявляет, что он патриот, слышатся саркастические замечания: «Ну да, когда родина тебя грабит, она начинает говорить о патриотизме». Хотя, опять-таки, та же Америка постоянно говорит о патриотизме, но при этом своих не грабит. То есть все время подсовываются ложные цели. Для патриархального российского большинства – бесспорно, пассивного, не желающего быть втянутым в активную политическую жизнь, – эти оскорбительные лозунги звучат крайне неточно и неправильно.
Гигантское отличие Путина от оппозиции состоит в том, что Путин говорит на языке этого патриархального большинства, понимает его, апеллирует к нему и очень четко попадает в национальный характер. Наши либералы все время пытаются пугать чужими лозунгами. Стоило случиться майдану на Украине, как они тут же вышли к столичному Замоскворецкому суду с лозунгами «Банду геть!» и «Да здравствует майдан!» – тем самым опять-таки вызывая отторжение у подавляющего большинства своих потенциальных избирателей. Потому что все время привносят в Россию чужую модель.
В идеологическом поле бороться с Путиным было бессмысленно, там оппозиция заведомо проигрывала – поскольку ее противник на это поле даже не выходил, не предлагал никакой идеологии и по большому счету ни за какую идеологию не стоял. Когда же он все-таки вышел, то вышел скорее на поле морально-этическое – и, похоже, оппозиция была к этому совсем не готова.
2013–14 годы стали годами больших потерь в общественном мнении именно потому, что морально-этические качества не были предметом дискусии оппозиции с властью. А когда власть сделала первый шаг – пусть искусственно, вынужденно, под влиянием Запада, – она вполне закономерно стала сильно выигрывать. Тем более что многие деятели оппозиции, при всем к ним уважении, в моральном плане вряд ли могут быть примерами.
В свою очередь, формулируя то, что можно назвать квазиидеологией – в терминах отношения к социальным меньшинствам, к традиционным семьям, к той или иной религии, к воспитанию детей, к преподаванию в школе определенных предметов, – власть превращает идеологию в разговор о темах, которые понятны любому, даже самому малообразованному гражданину России.
Повторим, не власть это придумала – она тут работала вторым номером. Но она гораздо чаще говорит на языке, понятном простому россиянину, чем оппозиция со всеми своими рассуждениями о свободе и либерализме, заумными теориями прибавочной стоимости, объяснениями, как нужно строить бюджет и сколько брать налогов. И неважно, кто сколько украл и кто коррупционер. Люди просто идентифицируют – свой или чужой. Критерий простой: «Ты в Бога веришь или нет?» А если ты говоришь не «церковь» а «РПЦ», или называешь Патриарха Гундяевым, включается механизм отторжения. Не играет никакой роли, кто, по большому счету, в данный момент занимает пост Патриарха. Просто сразу формируется отношение: ты – чужой. Ты свой в «Жан-Жаке», но чужой для народа.
Повестку дня сегодня диктует власть. Она креативней. Она предлагает какие-то гигантские проекты и все время их реализует. А активность в ответ на эти проекты все время очень предсказуема. Но дело в том, что построить олимпийский кластер интересно. Провести Олимпиаду интересно. Выиграть кучу медалей интересно. А попытки на этом фоне кричать «украли столько-то», «украли то и это», «посадили двух экологов», «а почему не рассказали про трагедию черкесского народа» вызывают у большинства людей одну реакцию: «Сколько можно? Да мы гордимся тем, что наши ребята взяли первое место, 13 золотых медалей!»
И получается так, что одни реально делают, а вторые все время повторяют: «Воруют, воруют, воруют…» Дальше работает простая человеческая логика: если все своровали, то на какие деньги построили? И возникает своего рода когнитивный диссонанс, когда с одной стороны за власть выступают уважаемые западные эксперты типа президента МОК, а против начинают кричать те наши, от которых, как от оппозиции, в общем-то, ждешь какой-то позитивной повестки. Спрашиваешь: «А предлагаете-то вы что?» И тебе на полном серьезе заявляют, что надо было не Олимпиаду проводить, а каждому раздать по мини-айпаду. Такое ощущение, что человек вообще не понимает, о чем говорит.
Любая страна, какой бы она ни была – демократической или антидемократической, – борется за право проведения Олимпиады отнюдь не по экономическим соображениям. Одна из задач власти – это пиар страны. Олимпиада – это блестящий пиаровский проект, и Россия его провела с большим успехом.
Заметьте, как этот проект неожиданно похоронил тему коррупции при строительстве объектов. Опять же, почему? Потому что критики, убежденные, что никто не будет всматриваться в документы, пропустили момент, когда власть научилась с ними бороться, причем их же методами. Власть стала в ответ читать антикоррупционные доклады и над ними издеваться, говоря: «Вот здесь неточно, здесь неправильно, вот этот объект включили в список, а он не имеет отношения к олимпийской инфраструктуре. А тут вы вообще о чем?» Доходит до того, что, казалось бы, либеральные СМИ, ранее дружно поддерживавшие эту тенденцию, вдруг стали задумываться: «Постойте, а может, действительно какая-то чушь написана?»
Нетщательность подготовки сводит на нет все усилия критиков. А самое главное – это неинтересно. Вот нашли дачу одного, дачу второго, дачу третьего. А дальше-то что? И так все знают, что у нас много богатых людей. Незадекларировано? Но кого этим сейчас удивишь? Можно подумать, у нас все всё декларируют.
Люди устали от этих разговоров. Сложилось определенное равновесие, в борьбе с коррупцией установился вечный пат, и общество во многом потеряло интерес к проблеме. Нет драйва, нет драмы. Это тоже нехорошо, но тем не менее коррупция сегодня – отнюдь не вопрос идеологии. Власть подходит к проблеме с практической стороны: вот есть воры, есть люди, которые не декларируют имущество и доходы, есть чиновники, которым надо прижать хвост, а есть чиновники, которым позволено больше, чем другим. А оппозиция пытается все перевести в идеологические рамки борьбы с «режимом Путина» и проигрывает. Тем более что «держи вора!» чаще всего как раз кричат персонажи с очень неоднозначной репутацией. Одно дело, когда о коррупции говорит академик Сахаров, а совсем другое – люди, сами много лет отработавшие в правительственных структурах и никогда не отличавшиеся безупречной репутацией.
Российская государственность: Механизм со смещенным центром тяжести
Зеркало для России
В поисках героя
Сегодня в российских либеральных кругах принято наперебой цитировать известное высказывание «патриотизм – последнее прибежище негодяя», вкладывая в него явно отрицательный смысл. Однако если порассуждать на эту тему, стоит обратить внимание на то, что патриотизм назван именно последним прибежищем. Сначала негодяи бегут в другие места. И, как ни парадоксально, ассоциировать напрямую эти два понятия можно лишь в последнюю очередь – даже в соответствии с цитатой.
Что характерно, люди даже не задумываются над тем, что больших патриотов своей страны, чем, к примеру, жители Соединенных Штатов, еще надо поискать. И что один из самых патриотических лозунгов был выдвинут не кем иным, как президентом Кеннеди: «Не спрашивай, что твоя страна может сделать для тебя, – спроси себя, что ты можешь сделать для своей страны». При этом никому не придет в голову обвинить президента Кеннеди в том, что он мерзавец – по крайней мере, если не рассматривать с точки зрения морали его отношения с Мэрилин Монро, – и уж точно никому не придет в голову сказать, что США страна негодяев, потому что американцы более чем патриотичны.
Но почему-то, когда в России человек заявляет, что он патриот, слышатся саркастические замечания: «Ну да, когда родина тебя грабит, она начинает говорить о патриотизме». Хотя, опять-таки, та же Америка постоянно говорит о патриотизме, но при этом своих не грабит. То есть все время подсовываются ложные цели. Для патриархального российского большинства – бесспорно, пассивного, не желающего быть втянутым в активную политическую жизнь, – эти оскорбительные лозунги звучат крайне неточно и неправильно.
Гигантское отличие Путина от оппозиции состоит в том, что Путин говорит на языке этого патриархального большинства, понимает его, апеллирует к нему и очень четко попадает в национальный характер. Наши либералы все время пытаются пугать чужими лозунгами. Стоило случиться майдану на Украине, как они тут же вышли к столичному Замоскворецкому суду с лозунгами «Банду геть!» и «Да здравствует майдан!» – тем самым опять-таки вызывая отторжение у подавляющего большинства своих потенциальных избирателей. Потому что все время привносят в Россию чужую модель.
В идеологическом поле бороться с Путиным было бессмысленно, там оппозиция заведомо проигрывала – поскольку ее противник на это поле даже не выходил, не предлагал никакой идеологии и по большому счету ни за какую идеологию не стоял. Когда же он все-таки вышел, то вышел скорее на поле морально-этическое – и, похоже, оппозиция была к этому совсем не готова.
2013–14 годы стали годами больших потерь в общественном мнении именно потому, что морально-этические качества не были предметом дискусии оппозиции с властью. А когда власть сделала первый шаг – пусть искусственно, вынужденно, под влиянием Запада, – она вполне закономерно стала сильно выигрывать. Тем более что многие деятели оппозиции, при всем к ним уважении, в моральном плане вряд ли могут быть примерами.
В свою очередь, формулируя то, что можно назвать квазиидеологией – в терминах отношения к социальным меньшинствам, к традиционным семьям, к той или иной религии, к воспитанию детей, к преподаванию в школе определенных предметов, – власть превращает идеологию в разговор о темах, которые понятны любому, даже самому малообразованному гражданину России.
Повторим, не власть это придумала – она тут работала вторым номером. Но она гораздо чаще говорит на языке, понятном простому россиянину, чем оппозиция со всеми своими рассуждениями о свободе и либерализме, заумными теориями прибавочной стоимости, объяснениями, как нужно строить бюджет и сколько брать налогов. И неважно, кто сколько украл и кто коррупционер. Люди просто идентифицируют – свой или чужой. Критерий простой: «Ты в Бога веришь или нет?» А если ты говоришь не «церковь» а «РПЦ», или называешь Патриарха Гундяевым, включается механизм отторжения. Не играет никакой роли, кто, по большому счету, в данный момент занимает пост Патриарха. Просто сразу формируется отношение: ты – чужой. Ты свой в «Жан-Жаке», но чужой для народа.
Повестку дня сегодня диктует власть. Она креативней. Она предлагает какие-то гигантские проекты и все время их реализует. А активность в ответ на эти проекты все время очень предсказуема. Но дело в том, что построить олимпийский кластер интересно. Провести Олимпиаду интересно. Выиграть кучу медалей интересно. А попытки на этом фоне кричать «украли столько-то», «украли то и это», «посадили двух экологов», «а почему не рассказали про трагедию черкесского народа» вызывают у большинства людей одну реакцию: «Сколько можно? Да мы гордимся тем, что наши ребята взяли первое место, 13 золотых медалей!»
И получается так, что одни реально делают, а вторые все время повторяют: «Воруют, воруют, воруют…» Дальше работает простая человеческая логика: если все своровали, то на какие деньги построили? И возникает своего рода когнитивный диссонанс, когда с одной стороны за власть выступают уважаемые западные эксперты типа президента МОК, а против начинают кричать те наши, от которых, как от оппозиции, в общем-то, ждешь какой-то позитивной повестки. Спрашиваешь: «А предлагаете-то вы что?» И тебе на полном серьезе заявляют, что надо было не Олимпиаду проводить, а каждому раздать по мини-айпаду. Такое ощущение, что человек вообще не понимает, о чем говорит.
Любая страна, какой бы она ни была – демократической или антидемократической, – борется за право проведения Олимпиады отнюдь не по экономическим соображениям. Одна из задач власти – это пиар страны. Олимпиада – это блестящий пиаровский проект, и Россия его провела с большим успехом.
Заметьте, как этот проект неожиданно похоронил тему коррупции при строительстве объектов. Опять же, почему? Потому что критики, убежденные, что никто не будет всматриваться в документы, пропустили момент, когда власть научилась с ними бороться, причем их же методами. Власть стала в ответ читать антикоррупционные доклады и над ними издеваться, говоря: «Вот здесь неточно, здесь неправильно, вот этот объект включили в список, а он не имеет отношения к олимпийской инфраструктуре. А тут вы вообще о чем?» Доходит до того, что, казалось бы, либеральные СМИ, ранее дружно поддерживавшие эту тенденцию, вдруг стали задумываться: «Постойте, а может, действительно какая-то чушь написана?»
Нетщательность подготовки сводит на нет все усилия критиков. А самое главное – это неинтересно. Вот нашли дачу одного, дачу второго, дачу третьего. А дальше-то что? И так все знают, что у нас много богатых людей. Незадекларировано? Но кого этим сейчас удивишь? Можно подумать, у нас все всё декларируют.
Люди устали от этих разговоров. Сложилось определенное равновесие, в борьбе с коррупцией установился вечный пат, и общество во многом потеряло интерес к проблеме. Нет драйва, нет драмы. Это тоже нехорошо, но тем не менее коррупция сегодня – отнюдь не вопрос идеологии. Власть подходит к проблеме с практической стороны: вот есть воры, есть люди, которые не декларируют имущество и доходы, есть чиновники, которым надо прижать хвост, а есть чиновники, которым позволено больше, чем другим. А оппозиция пытается все перевести в идеологические рамки борьбы с «режимом Путина» и проигрывает. Тем более что «держи вора!» чаще всего как раз кричат персонажи с очень неоднозначной репутацией. Одно дело, когда о коррупции говорит академик Сахаров, а совсем другое – люди, сами много лет отработавшие в правительственных структурах и никогда не отличавшиеся безупречной репутацией.
Российская государственность: Механизм со смещенным центром тяжести
В России так и не сложилась система государственного управления, которая не реагировала бы на смену первого лица – как это происходит во многих странах, где государственный механизм сбалансирован. Смена президента или первого министра не влечет там за собой крутого поворота на новый курс. В России же, при вождистской системе власти, любой лидер имеет практически монопольную возможность повернуть страну в любую сторону, в какую ему покажется правильным повернуть. И поворачивали – достаточно почитать школьный учебник истории.
При этом нет никаких компенсирующих механизмов – ни сдерживания, ни балансирования, ни даже объяснения этого поворота. От личных качеств и предпочтений конкретного вождя зависит все, что происходит в стране. Если вождь демократ – то и власть более-менее демократическая; если он авторитарен – власть более-менее авторитарна; если лидер националист – власть неизбежно приобретает национальную, этническую окраску; если он религиозен или, наоборот, атеист – то по всей стране очень быстро распространяется соответствующий сигнал. Отсюда существующая системная проблема с переходом власти, с выбором нового царя, президента или генсека, когда приходится зачастую идти на компромисс, искать преемника, договариваться, и все это иногда приобретает карикатурный характер.
К слову, один и тот же вождь может успеть сильно измениться за время своего пребывания в Кремле, и мы не ошибемся, если будем, например, говорить о разных обликах Владимира Путина в разные моменты его нахождения у власти. Что делать с политической системой такой страны? Хороший вопрос. Можно ли выстроить демократическую политическую систему, если в конечном итоге от нее мало что зависит? Система обслуживает лидера. Лидер, в свою очередь, реализует положение Конституции, гласящее, что источником власти в стране является народ – а народу нужен лидер.
Похоже на замкнутый круг. Может быть, задача тогда заключается не в реформе власти, а в обеспечении адекватности лидера? Ведь сила того или иного руководителя очень заметно зависит именно от его адекватности, от его возможности чувствовать политический и идеологический запрос общества на то, какой человек сегодня нужен во главе страны
Как известно, самая предсказуемая черта российской власти – это ее непредсказуемость. В мире это воспринимают очень плохо. Россия в этом смысле непонятна для большинства западного мира, да и восточного, пожалуй, тоже – в Азии предсказуемость ценится еще больше, чем в Европе. Не зря символом России стал медведь – это одно из самых непредсказуемых животных, он может быть ласковым Винни-Пухом или злым и агрессивным хищником. Поэтому мир не может просчитать действия России, да и сами россияне часто чешут в затылке, говоря: «Ну да, умом Россию не понять». И все же такова объективная реальность, с которой мы имеем дело.
Один из авторов этой книги был неприятно удивлен тем, что президент Путин, в свое время объявив о возможности войны с Украиной, вначале объяснил все Бараку Обаме, потом объяснил все Ангеле Меркель, объяснил все Франсуа Олланду, объяснил все генеральному секретарю ООН, но долго ничего не объяснял ни своим избирателям, ни Совету Федерации, куда даже не явился лично просить разрешения на ввод войск, ни тем более Думе. Со стороны ситуация выглядит совершенно ненормальной – ведь, если и надо кому объяснять, то в первую очередь российским гражданам, а потом неплохо бы и гражданам Украины разъяснить позицию России в этом вопросе.
На деле же никто не понимает, что происходит на самом верху – хотя президент, возможно, и считает, что все предельно ясно. Более того, мы видим, что в его силах повернуть ситуацию в ту или иную сторону, и никто больше не в состоянии это сделать. Почему руководителю страны в России постоянно оказывается доступен такой объем власти? Он может сам объявлять или не объявлять войны, сам подключать или не подключать армию, сам принимать решения об оккупации – или освобождении, если угодно, – соседних государств, объявлять холодную войну и т. п. То есть по закону-то не может – но на практике мы видим, что все именно так и происходит.
Этот разрыв между законом и реальностью очень интересен. Дело в том, что понятийно Путин уже все объяснил. Через средства массовой информации нам сообщили: русских бьют, фашизм наступает, власть в Киеве захватила хунта – как принято стало называть этих людей, хотя военных там не видно, – бандеровцы во власти. Другое дело, что информация сегодня и подается, и воспринимается так, как нужно конкретным людям. Это один из элементов современной войны – когда мы верим той информации, которой хотим верить, и объявляем пропагандой ту, которой верить не хотим. Но вопрос в другом. Неправильно утверждать, что власть лидера никем и ничем не контролируется. В России всегда существуют очень тонкие взаимоотношения между кумиром и толпой. Есть ожидающая толпа – народ. И есть уровень ее ожиданий.
В самом деле, антироссийская риторика на майдане звучала постоянно. Вся украинская революция была построена на жуткой антироссийской риторике. Отрицать этого нельзя. Антисемитская риторика тоже была. Партийные марши со свастиками были. Портреты Бандеры и Шухевича были. И у народа моментально просыпается историческая память: «Ах, они хотят наш флот выгнать? Из нашего русского города? Из нашего русского Крыма, который Украине отдал Хрущев? Что же это за президент, который отдаст наш Крым и наш Севастополь? Это что, повторение поражения в Крымской войне XIX века? Не бывать такому!» Путин попросту не мог не ответить на этот посыл.
Но представим, что та же самая толпа дальше заявляет: «Молодец, здорово, сейчас мы всем наваляем». И тут начинается вторая часть истории – санкции. Некоторое время эйфория продолжается, слышатся крики: «Нам наплевать на санкции, мы патриоты, все здорово». Потом вдруг бюджет перестает получать деньги. Время идет, а денег нет. Надо платить зарплаты, а зарплаты падают. Привычный образ жизни разрушается. Из страны не выедешь. Товаров нет. Услуг нет. Народ говорит: «Какая, к черту, Украина? Зачем мы туда полезли?» – и возникает дикое негодование и недовольство кумиром. Поэтому, к слову, главная способность, которая требуется от людей на самом верху, – они всегда должны уметь достать кролика из шляпы.
При этом нет никаких компенсирующих механизмов – ни сдерживания, ни балансирования, ни даже объяснения этого поворота. От личных качеств и предпочтений конкретного вождя зависит все, что происходит в стране. Если вождь демократ – то и власть более-менее демократическая; если он авторитарен – власть более-менее авторитарна; если лидер националист – власть неизбежно приобретает национальную, этническую окраску; если он религиозен или, наоборот, атеист – то по всей стране очень быстро распространяется соответствующий сигнал. Отсюда существующая системная проблема с переходом власти, с выбором нового царя, президента или генсека, когда приходится зачастую идти на компромисс, искать преемника, договариваться, и все это иногда приобретает карикатурный характер.
К слову, один и тот же вождь может успеть сильно измениться за время своего пребывания в Кремле, и мы не ошибемся, если будем, например, говорить о разных обликах Владимира Путина в разные моменты его нахождения у власти. Что делать с политической системой такой страны? Хороший вопрос. Можно ли выстроить демократическую политическую систему, если в конечном итоге от нее мало что зависит? Система обслуживает лидера. Лидер, в свою очередь, реализует положение Конституции, гласящее, что источником власти в стране является народ – а народу нужен лидер.
Похоже на замкнутый круг. Может быть, задача тогда заключается не в реформе власти, а в обеспечении адекватности лидера? Ведь сила того или иного руководителя очень заметно зависит именно от его адекватности, от его возможности чувствовать политический и идеологический запрос общества на то, какой человек сегодня нужен во главе страны
Как известно, самая предсказуемая черта российской власти – это ее непредсказуемость. В мире это воспринимают очень плохо. Россия в этом смысле непонятна для большинства западного мира, да и восточного, пожалуй, тоже – в Азии предсказуемость ценится еще больше, чем в Европе. Не зря символом России стал медведь – это одно из самых непредсказуемых животных, он может быть ласковым Винни-Пухом или злым и агрессивным хищником. Поэтому мир не может просчитать действия России, да и сами россияне часто чешут в затылке, говоря: «Ну да, умом Россию не понять». И все же такова объективная реальность, с которой мы имеем дело.
Один из авторов этой книги был неприятно удивлен тем, что президент Путин, в свое время объявив о возможности войны с Украиной, вначале объяснил все Бараку Обаме, потом объяснил все Ангеле Меркель, объяснил все Франсуа Олланду, объяснил все генеральному секретарю ООН, но долго ничего не объяснял ни своим избирателям, ни Совету Федерации, куда даже не явился лично просить разрешения на ввод войск, ни тем более Думе. Со стороны ситуация выглядит совершенно ненормальной – ведь, если и надо кому объяснять, то в первую очередь российским гражданам, а потом неплохо бы и гражданам Украины разъяснить позицию России в этом вопросе.
На деле же никто не понимает, что происходит на самом верху – хотя президент, возможно, и считает, что все предельно ясно. Более того, мы видим, что в его силах повернуть ситуацию в ту или иную сторону, и никто больше не в состоянии это сделать. Почему руководителю страны в России постоянно оказывается доступен такой объем власти? Он может сам объявлять или не объявлять войны, сам подключать или не подключать армию, сам принимать решения об оккупации – или освобождении, если угодно, – соседних государств, объявлять холодную войну и т. п. То есть по закону-то не может – но на практике мы видим, что все именно так и происходит.
Этот разрыв между законом и реальностью очень интересен. Дело в том, что понятийно Путин уже все объяснил. Через средства массовой информации нам сообщили: русских бьют, фашизм наступает, власть в Киеве захватила хунта – как принято стало называть этих людей, хотя военных там не видно, – бандеровцы во власти. Другое дело, что информация сегодня и подается, и воспринимается так, как нужно конкретным людям. Это один из элементов современной войны – когда мы верим той информации, которой хотим верить, и объявляем пропагандой ту, которой верить не хотим. Но вопрос в другом. Неправильно утверждать, что власть лидера никем и ничем не контролируется. В России всегда существуют очень тонкие взаимоотношения между кумиром и толпой. Есть ожидающая толпа – народ. И есть уровень ее ожиданий.
В самом деле, антироссийская риторика на майдане звучала постоянно. Вся украинская революция была построена на жуткой антироссийской риторике. Отрицать этого нельзя. Антисемитская риторика тоже была. Партийные марши со свастиками были. Портреты Бандеры и Шухевича были. И у народа моментально просыпается историческая память: «Ах, они хотят наш флот выгнать? Из нашего русского города? Из нашего русского Крыма, который Украине отдал Хрущев? Что же это за президент, который отдаст наш Крым и наш Севастополь? Это что, повторение поражения в Крымской войне XIX века? Не бывать такому!» Путин попросту не мог не ответить на этот посыл.
Но представим, что та же самая толпа дальше заявляет: «Молодец, здорово, сейчас мы всем наваляем». И тут начинается вторая часть истории – санкции. Некоторое время эйфория продолжается, слышатся крики: «Нам наплевать на санкции, мы патриоты, все здорово». Потом вдруг бюджет перестает получать деньги. Время идет, а денег нет. Надо платить зарплаты, а зарплаты падают. Привычный образ жизни разрушается. Из страны не выедешь. Товаров нет. Услуг нет. Народ говорит: «Какая, к черту, Украина? Зачем мы туда полезли?» – и возникает дикое негодование и недовольство кумиром. Поэтому, к слову, главная способность, которая требуется от людей на самом верху, – они всегда должны уметь достать кролика из шляпы.
Зеркало для России
В поисках героя
Рано или поздно, анализируя хитросплетения политической и общественной жизни в стране, приходишь к достаточно тревожному выводу: как бы ни мерили себя россияне, в какое бы, условно говоря, зеркало они ни смотрели, это зеркало всегда находится вовне. Своего собственного, национального зеркала у страны нет. На самом деле, нетрудно догадаться, почему так получилось – потому что нет однозначного, устоявшегося взгляда общества на собственную историю. Россия потеряла реперные точки своего исторического пути.
Попробуйте ответить на вопрос: есть ли в российской истории абсолютные герои? Люди, образы которых прошли через все передряги политических пертурбаций, преодолели крутые повороты судьбы, истории и власти и не потеряли своего значения? С высокой степенью убедительности можно назвать такими героями русских святых – Серафима Саровского, например. Однако по большому счету эти исторические фигуры просто боятся обсуждать, к тому же большинство людей мало что о них знает. Да и находятся они, если угодно, вне политического контекста, олицетворяя собой как раз-таки уход от мирской жизни.
Есть герои Великой Отечественной – но и они вызывают сегодня неоднозначную реакцию. Понятно, что за всем этим стоит определенная историческая концепция. Уже опошлен подвиг и панфиловцев, и Зои Космодемьянской, и Александра Матросова. Уже и на маршала Жукова вылили ушаты грязи – да, собственно, на всех, на кого смогли дотянуться. Уже и не ясно, кто войну-то выиграл. Уже и Красная армия – армия не победителей, а насильников. Да и Кутузова упрекают в том, что он сдал Москву, и говорят, что Багратион или Барклай де Толли были более талантливыми военачальниками, а Лев Толстой в своих книгах извратил историю Отечественной войны 1812 года, сделав Кутузова главным.
Пойдем дальше. Александр Невский? Он тоже какой-то не тот герой. Надо сказать, правда, что историки и в самом деле не усматривали в деяниях Александра Невского особого героизма. Героизация его образа произошла в конкретной ситуации – накануне Второй мировой войны, когда поступила команда снять патриотический фильм. Иосиф Сталин заложил в основу фильма определенную идеологическую концепцию, а режиссер Сергей Эйзенштейн и актер Николай Черкасов блестяще справились с задачей.
Может быть, Иван Грозный? Да что вы, помилуйте, разве можно воспринимать его как национального героя? Собственно, и Петр I – под очень большим вопросом, хотя он и повернул страну в новое цивилизационное русло. Иными словами, получается, что признаки героизма в российской истории в большинстве случаев не связаны с развитием, с реформаторством, и уж тем более не становились героями люди, которые продвинули страну вперед по пути эволюционного развития.
Можно было бы назвать героями первопроходцев, осваивавших Сибирь, – но и тут смотря для кого они герои. Ермак добавил стране территорию – чем не герой фронтира, причем по вполне американским меркам! Но если смотреть внимательнее, заметим, что Ермак был попросту бандитом. Да и присоединение земель само по себе вряд ли можно считать признаком героизма. Тот же Иван Грозный колоссально расширил территорию современной ему России. Притом те, кто с ним боролся, были не меньшими героями – но их практически никто не помнит, за исключением профессиональных историков. Остались неизвестными героями и церковники, противники Ивана Грозного, которые были им уничтожены.
Кроме того, Россия – страна многонациональная, поэтому у каждой нации по идее должны быть свои герои. И тут все вообще запутывается. Начнешь восхвалять Ивана Грозного – и запнешься о взятие Казани или Новгорода. В летописях мы читаем, что река Волхов, на которой стоит Новгород, стала красной от крови, а побоище при взятии Казани для татар является одной из самых страшных страниц истории. Для кого-то герой Алексей Ермолов, а для народов Кавказа он палач, проклятый персонаж. И наоборот, более позитивный для Кавказа деятель – Иван Паскевич.
В сфере политики общество раз за разом поляризуется по одной той же линии – диктатор или не диктатор. Наше историческое сознание всегда идеализирует диктаторов и очень не любит государственных деятелей. Все попытки поднять государственных деятелей на щит и сделать из них героев, начиная от Алексея Михайловича Тишайшего и заканчивая Михаилом Сперанским, Петром Столыпиным или, из относительно последних, Алексеем Косыгиным, обречены на провал. В памяти остаются совсем другие люди – кровопийцы и душегубы. Иван Грозный, Петр I, Иосиф Сталин. А Никита Хрущев, пришедший после Сталина и раскрепостивший страну, остался в истории анекдотом – не как автор оттепели, а как инициатор «слякоти» и человек, жестко ассоциированный с кукурузой.
Россияне гордятся своей литературой – и вообще культурой. Поэтому у нас в число предметов национальной гордости вошли писатели и прочие деятели искусств. Им прощается то, что не прощается остальным. Никого не волнует сексуальная ориентация ряда звезд балета или создателя «Русских вечеров» в Париже. Или вот абсолютно русский герой – Федор Шаляпин. Анна Павлова. Майя Плисецкая. Галина Уланова. Все это персонажи, не вызывающие никаких сомнений. Конечно, нельзя назвать их в полном смысле героями, но они по крайней мере бренды. Есть у нас и герои науки, герои освоения космоса, на которых тяжело бросить тень, сколько ни пытайся, – Королев, Циолковский, Гагарин. Но опять же это другое направление и другая тема.
И все же вернемся опять к политике. Выясняется, что был в России человек, оказавший бесспорное влияние на весь ход мировой истории, – Владимир Ленин. Единственный мыслитель, который, нравится нам это или нет, сформулировал идеологическую, мировоззренческую концепцию, которая определила развитие всего XX века и фактически в том или ином виде была доминирующей.
Что интересно, Ленина наше общественное сознание сейчас тоже выкинуло – хотя он за крайне недолгое время своего реального правления абсолютно изменил весь мир. Не будем сейчас рассуждать о знаке этих изменений – плюс или минус. Бесспорно то, что ни один российский политик никогда не производил такого глобального потрясения, как Ленин. И на Западе, как ни парадоксально, он остался знаковой фигурой, одним из главных идеологов XX века, человеком, изменившим ход развития человеческой цивилизации. А здесь его активно вычеркивают, при этом совершая большую ошибку – зачем отдавать наследние Ленина непонятно кому?
Почему это ошибка? Потому что благодаря Ленину, нравится это кому-то или нет, Запад сейчас живет так, как он живет. Ленин напугал буржуазию настолько, что она наконец осознала необходимость договариваться, создавать социальные пакеты, развивать гражданские институты. Посмотрите на количество социал-демократических партий, в разных вариантах действующих в мире, посмотрите, в скольких странах эти партии находятся у власти или находились в XX веке.
Напомним, что тот же Муссолини во многом вылупился из русской социал-демократической мысли – именно в рамках ее он получил образование и в дальнейшем уже от нее отталкивался, пытаясь, если угодно, идти по третьему пути, мимо социал-демократии Ленина и национал-социализма Гитлера. А Гитлер, в свою очередь, отталкивался от коммунистической идеи, создавая ее антипод. Так что Ленина и тут можно считать первоисточником.
Попробуйте ответить на вопрос: есть ли в российской истории абсолютные герои? Люди, образы которых прошли через все передряги политических пертурбаций, преодолели крутые повороты судьбы, истории и власти и не потеряли своего значения? С высокой степенью убедительности можно назвать такими героями русских святых – Серафима Саровского, например. Однако по большому счету эти исторические фигуры просто боятся обсуждать, к тому же большинство людей мало что о них знает. Да и находятся они, если угодно, вне политического контекста, олицетворяя собой как раз-таки уход от мирской жизни.
Есть герои Великой Отечественной – но и они вызывают сегодня неоднозначную реакцию. Понятно, что за всем этим стоит определенная историческая концепция. Уже опошлен подвиг и панфиловцев, и Зои Космодемьянской, и Александра Матросова. Уже и на маршала Жукова вылили ушаты грязи – да, собственно, на всех, на кого смогли дотянуться. Уже и не ясно, кто войну-то выиграл. Уже и Красная армия – армия не победителей, а насильников. Да и Кутузова упрекают в том, что он сдал Москву, и говорят, что Багратион или Барклай де Толли были более талантливыми военачальниками, а Лев Толстой в своих книгах извратил историю Отечественной войны 1812 года, сделав Кутузова главным.
Пойдем дальше. Александр Невский? Он тоже какой-то не тот герой. Надо сказать, правда, что историки и в самом деле не усматривали в деяниях Александра Невского особого героизма. Героизация его образа произошла в конкретной ситуации – накануне Второй мировой войны, когда поступила команда снять патриотический фильм. Иосиф Сталин заложил в основу фильма определенную идеологическую концепцию, а режиссер Сергей Эйзенштейн и актер Николай Черкасов блестяще справились с задачей.
Может быть, Иван Грозный? Да что вы, помилуйте, разве можно воспринимать его как национального героя? Собственно, и Петр I – под очень большим вопросом, хотя он и повернул страну в новое цивилизационное русло. Иными словами, получается, что признаки героизма в российской истории в большинстве случаев не связаны с развитием, с реформаторством, и уж тем более не становились героями люди, которые продвинули страну вперед по пути эволюционного развития.
Можно было бы назвать героями первопроходцев, осваивавших Сибирь, – но и тут смотря для кого они герои. Ермак добавил стране территорию – чем не герой фронтира, причем по вполне американским меркам! Но если смотреть внимательнее, заметим, что Ермак был попросту бандитом. Да и присоединение земель само по себе вряд ли можно считать признаком героизма. Тот же Иван Грозный колоссально расширил территорию современной ему России. Притом те, кто с ним боролся, были не меньшими героями – но их практически никто не помнит, за исключением профессиональных историков. Остались неизвестными героями и церковники, противники Ивана Грозного, которые были им уничтожены.
Кроме того, Россия – страна многонациональная, поэтому у каждой нации по идее должны быть свои герои. И тут все вообще запутывается. Начнешь восхвалять Ивана Грозного – и запнешься о взятие Казани или Новгорода. В летописях мы читаем, что река Волхов, на которой стоит Новгород, стала красной от крови, а побоище при взятии Казани для татар является одной из самых страшных страниц истории. Для кого-то герой Алексей Ермолов, а для народов Кавказа он палач, проклятый персонаж. И наоборот, более позитивный для Кавказа деятель – Иван Паскевич.
В сфере политики общество раз за разом поляризуется по одной той же линии – диктатор или не диктатор. Наше историческое сознание всегда идеализирует диктаторов и очень не любит государственных деятелей. Все попытки поднять государственных деятелей на щит и сделать из них героев, начиная от Алексея Михайловича Тишайшего и заканчивая Михаилом Сперанским, Петром Столыпиным или, из относительно последних, Алексеем Косыгиным, обречены на провал. В памяти остаются совсем другие люди – кровопийцы и душегубы. Иван Грозный, Петр I, Иосиф Сталин. А Никита Хрущев, пришедший после Сталина и раскрепостивший страну, остался в истории анекдотом – не как автор оттепели, а как инициатор «слякоти» и человек, жестко ассоциированный с кукурузой.
Россияне гордятся своей литературой – и вообще культурой. Поэтому у нас в число предметов национальной гордости вошли писатели и прочие деятели искусств. Им прощается то, что не прощается остальным. Никого не волнует сексуальная ориентация ряда звезд балета или создателя «Русских вечеров» в Париже. Или вот абсолютно русский герой – Федор Шаляпин. Анна Павлова. Майя Плисецкая. Галина Уланова. Все это персонажи, не вызывающие никаких сомнений. Конечно, нельзя назвать их в полном смысле героями, но они по крайней мере бренды. Есть у нас и герои науки, герои освоения космоса, на которых тяжело бросить тень, сколько ни пытайся, – Королев, Циолковский, Гагарин. Но опять же это другое направление и другая тема.
И все же вернемся опять к политике. Выясняется, что был в России человек, оказавший бесспорное влияние на весь ход мировой истории, – Владимир Ленин. Единственный мыслитель, который, нравится нам это или нет, сформулировал идеологическую, мировоззренческую концепцию, которая определила развитие всего XX века и фактически в том или ином виде была доминирующей.
Что интересно, Ленина наше общественное сознание сейчас тоже выкинуло – хотя он за крайне недолгое время своего реального правления абсолютно изменил весь мир. Не будем сейчас рассуждать о знаке этих изменений – плюс или минус. Бесспорно то, что ни один российский политик никогда не производил такого глобального потрясения, как Ленин. И на Западе, как ни парадоксально, он остался знаковой фигурой, одним из главных идеологов XX века, человеком, изменившим ход развития человеческой цивилизации. А здесь его активно вычеркивают, при этом совершая большую ошибку – зачем отдавать наследние Ленина непонятно кому?
Почему это ошибка? Потому что благодаря Ленину, нравится это кому-то или нет, Запад сейчас живет так, как он живет. Ленин напугал буржуазию настолько, что она наконец осознала необходимость договариваться, создавать социальные пакеты, развивать гражданские институты. Посмотрите на количество социал-демократических партий, в разных вариантах действующих в мире, посмотрите, в скольких странах эти партии находятся у власти или находились в XX веке.
Напомним, что тот же Муссолини во многом вылупился из русской социал-демократической мысли – именно в рамках ее он получил образование и в дальнейшем уже от нее отталкивался, пытаясь, если угодно, идти по третьему пути, мимо социал-демократии Ленина и национал-социализма Гитлера. А Гитлер, в свою очередь, отталкивался от коммунистической идеи, создавая ее антипод. Так что Ленина и тут можно считать первоисточником.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента